Текст книги "Лепестки на ветру"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Нет, Люсьен в курсе того заговора. Похоже, тут совсем другое. Что особенно тревожно, заговорщики – в числе самой делегации, а это не только усиливает риск дезинформации, но и приближает их к жертвам.
Рейф достал из кармана скрепленный печатью свиток и подал его Марго.
– Здесь Люсьен разъясняет свою позицию. Марго протянула руку к свитку, и он словно растворился в воздухе.
– Ты его прочел? – спросила она.
– Конечно, нет. Он же адресован тебе, – ответил Рейф, удивленно приподняв бровь.
– Ты никогда не станешь шпионом! – презрительно бросила Марго.
– Совершенно верно, – мягко парировал Рейф, однако искорка гнева уже проглядывала в его глазах. – Я никогда не достигну твоего таланта лжи и предательства.
Марго резко выпрямилась, обидные слова готовы были сорваться с ее уст, но она сдержалась. Маленькая ножка взмыла вверх, и бархатная туфелька упала на пол. Воспоминания о событиях двенадцатилетней давности встали перед ней как наяву. Нет, она не даст волю гневу, прошлое ушло, и обиды исчезли вместе с ним.
– Конечно, нет, – сказала Марго. – Твоя небесная покровительница одарила тебя другими талантами – упрямством и самонадеянностью.
Их взгляды встретились: эти двое, разозленные, разгоряченные, готовы были умереть, но не уступить.
И тем не менее Рейф уступил. Наверное, потому, что в благополучном исходе встречи он был заинтересован больше.
– Ты, как всегда, права, – сказал Рейф, наступая на горло собственной гордости. – Я никогда и не претендовал на исключительные душевные качества. Однако вернемся к делу. Как по-твоему, Люсьен прав или все это только домыслы?
Марго даже обрадовалась такому повороту. Готовые хлынуть через край эмоции улеглись.
– Ничего конкретного сказать не могу, но, кое-что странное наблюдается: например, радикалы как-то присмирели. Едва ли они, принимая во внимание, что большую часть партии составляет молодежь, готовы так легко расстаться со своими революционными идеалами. Кстати, ты что, хорошо знаком с лордом Стрэтмором? – спросила она с любопытством.
– Очень хорошо, можно сказать, мы близкие люди. Помнишь, ты любила подшучивать над моим членством в «Падших ангелах»? Так вот, Люсьен – тоже один из нас. Я немного старше моих друзей, поэтому окончил Оксфорд годом раньше, чем они. Тогда, в Лондоне, ты и не встретилась с остальными – они еще учились в университете.
Марго встречалась с лордом Стрэтмором всего дважды, хотя работала на него несколько лет, и эти встречи произвели на нее сильное впечатление. Странно было узнать, что лорд Стрэтмор и Рейф – близкие друзья. Мир тесен, не зря говорят.
– Насколько я помню, вы придумали себе такое название из-за странного несоответствия ангельской внешности всех четверых поистине сатанинским деяниям.
Надежда смутить Рейфа провалилась. В ответ он лишь улыбнулся.
– Юности свойственно впадать в крайности. И в том и в другом случае налицо явное преувеличение.
Марго с силой сжала веер. Может, относительно поступков он и прав, но насчет внешности – никакого преувеличения. И в двадцать один Рейф был поразительно хорош собой, но сейчас от природы великолепный стан налился силой, лицо стало более волевым, осанка приобрела властность. Унаследовав от матери-итальянки черный цвет волос и смуглую кожу, глазами он пошел в отца. Как могла она позабыть этот впечатляющий контраст смуглого лица и ясных прозрачно-серых глаз!
Марго понадеялась на то, что с годами выработала в себе иммунитет против его обаяния, но, увы, надежды не сбылись. И что хуже всего, теперь она уже не была невинной девушкой, она была женщиной, кое-что понимавшей и в страсти, и в томлении… Дай Бог им больше никогда не видеться, подумала Марго, вставая. Она была перед ним безоружной.
– Я готова приступить к работе немедленно, – сказала Марго. – Если что-нибудь узнаю, сообщу доверенному лицу в британской делегации. А теперь, извини, мне нужно кое с кем поговорить.
Рейф тоже встал.
– Да, еще кое-что, – осторожно заговорил он. – Люсьен хочет, чтобы ты работала со мной, а не с одним из членов делегации.
– Что?! – воскликнула Марго. – В такой критический момент он подсовывает мне любителя? Сейчас, когда конспирация важна как никогда! Рискуя оскорбить ваше достоинство, позволю себе заметить, что ты будешь только мешать делу.
Рейф поджал губы, но голосом не выдал своего настроения.
– Люсьен подозревает, что кто-то в нашей делегации страдает или неосторожностью, или еще большим грехом. Именно поэтому он хочет, чтобы мы работали вместе, в обход официальных каналов. Если подозрения подтвердятся, я пойду прямиком к Веллингтону или к Кэстлри.
– Как это мило со стороны Стрэтмора, что он хоть им доверяет, – с сарказмом заметила Марго. – И тем не менее я предпочитаю прежний канал.
– Не в моих полномочиях тебя принуждать, – мягко заметил Рейф, – но положа руку на сердце неужели ты не можешь преодолеть отвращение к моей персоне и согласиться работать со мной? Поверь, это ненадолго.
Она посмотрела на него так, будто с трудом подавляла в себе желание запустить ему в голову бутылку. Может быть, хотя бы это разрушит стену его прохладного равнодушия? К несчастью, кроме личной неприязни, других причин отказаться работать с ним у нее не было. К тому же Марго была многим ему обязана. Так что скрепя сердце пришлось согласиться.
– Хорошо, я дам тебе знать, как только что-нибудь выясню.
– Позволь оставить тебе мои координаты. Марго усмехнулась.
– В этом нет необходимости. Я уже знаю, в каком номере отеля ты живешь, и имена горничной и слуги. Знаю даже, сколько багажа ты привез с собой.
Увидев наконец на лице герцога Кэндовера удивление, она, перед тем как уйти, самым сладким голосом добавила:
– Помни, информация – моя профессия. Итак, последнее слово все же осталось за ней, и это приятно.
Глава 3
Расставшись с Марго, Рейф испустил долгий облегченный вздох. Годами он лелеял воспоминания о девушке, которую любил и потерял, гадая, что же могло с ней произойти. Сейчас, когда ностальгия исчезла, он чувствовал себя так, будто потерял почву под ногами. Та, которую он оплакивал, оказывается, преуспевает, более того, хрупкая невинная девушка превратилась в женщину, дерзкую до наглости и пугающе опытную.
Допив вино, Рейф поставил пустой бокал на буфет. Пусть внешне это Марго Эштон, но та, которую он встретил сегодня, была все же другой. Новая Марго, или Мегги, оказалась жестче прежней и куда более непредсказуемой. Той, которую он любил, больше не существовало, и Рейф вовсе не был уверен в том, что нынешняя Мегги, холодная, язвительная, ему нравилась. Она вела себя так, будто он, Рейф, был для нее всего лишь человеком, предавшим ее много лет назад, и не более того.
Герцог со вздохом поднялся. В мире не существует абсолютной истины, и правда тоже бывает разной, смотря как посмотреть. Может быть, в ее памяти прошлый инцидент отпечатался не так, как в его. Но сейчас это уже не имело значения. Только юность может безоглядно бросаться в полымя любви, а Рейф, он знал это за собой, больше не способен на подобные безрассудства.
Существовало лишь одно «но»: ни одну из женщин не хотел он так, как Марго. Она снилась ему, манила, а наяву оказалась еще прельстительнее. Кэндоверу стоило больших усилий сдержать себя и не показать своих чувств, даже когда Марго бросала ему в лицо обвинения.
Шагая по коридору, Рейф напомнил себе, что его послали в Париж не затем, чтобы крутить романы и сводить личные счеты с неверной возлюбленной, каким бы ни было искушение. Сейчас на первом месте стоят интересы его страны. Сегодня он был в ответе за мир в родной Англии и за жизнь людей, которые призваны этот мир установить. Цель стоила того, чтобы не жалеть сил.
Перед очередным рандеву Мегги, заскочив в темный закуток коридора, бессильно оперлась о стену и закрыла глаза. Ей требовалось собраться с силами. Мысленно она произнесла самые смачные из ругательств на всех пяти языках, которыми владела в совершенстве.
Будь проклят Роберт за то, что втянул ее в историю с герцогом Кэндовером, будь проклят Рейф Уайтборн и за свою дьявольскую холодность, и за прожегший душу поцелуй, злосчастный поцелуй, поставивший ее перед печальным фактом: та Марго не умерла, как была уверена Мегги, а все еще жила в ней. И больше всех будь проклята она сама за то, что вопреки здравому смыслу испытывала странное возбуждение от мысли, что они вновь начнут встречаться.
Тщетно Мегги напоминала себе, что поцелуи давно перестали что-то значить для Рейфа Уайтборна. Сколько женщин он познал за последние годы? Сотни? Тысячи?
Вот почему он столь искусен в поцелуях…
Эта мысль усилила ее ярость. Пришлось произнести полный набор русских ругательств, чтобы немного разрядиться. Следующее рандеву должно было проходить в одной из комнат, как две капли воды похожей на ту, которую она сейчас покинула. Мегги вошла без стука. Роберт ждал ее, развалившись на софе с бокалом вина в руке. Со стороны он мог показаться любовником, нетерпеливо поджидающим свою даму. И это в определенной степени соответствовало истине.
Он хотел было встать, но Мегги махнула рукой, давая понять, что церемонность неуместна. Подойдя к софе, она села рядом. В его присутствии Мегги было уютно всегда.
Взглянув на даму, Роберт со свойственной ему проницательностью тут же все прочел в ее глазах.
– Могу я полюбопытствовать, как прошел поединок с герцогом?
– Вы с ним победили, – вздохнула Мегги. – Я останусь в Париже до окончания конференции, сколько бы она ни продлилась.
Роберт удивленно присвистнул:
– И как Кэндоверу это удалось? Наверное, у него есть в запасе какой-то необыкновенный метод уговоров. Надо при встрече выведать секрет.
– Не пытайся, дружок. У тебя ничего не выйдет, – улыбнулась Мегги. – Едва ли его методикой сможет воспользоваться кто-то другой. – И тут же серьезно добавила:
– Когда мой отец и Вилли были убиты, Рейф случайно оказался во Франции. Он переправил их тела в Англию. Выходит, вот уже двенадцать лет они мирно спят в нашем фамильном склепе.
Роберт прищурился. Конечно, ее решение остаться его порадовало, но последнее сообщение вызвало целый сонм разнообразных вопросов. Насколько близко она знает герцога и какие в этой связи могут возникнуть затруднения в осуществлении его собственных планов? Оставив эти мысли при себе, Роберт спросил лишь:
– Может ли случиться, что он солгал, чтобы уговорить тебя остаться?
Мегги непроизвольно напряглась. Вопрос Роберта задел ее за живое: на слово Рейфа всегда можно было положиться. Не задумываясь ни секунды, она ответила:
– Нет, он настоящий английский джентльмен и органически не переносит лжи.
Роберт усмехнулся, в глазах его мелькнул огонек.
– Неужели мне так и не удалось внушить тебе, что не все англичане – джентльмены?
– Ты, Роберт, существо особого рода. То, что тебя произвели на свет в Англии, скорее чистая случайность, – со смехом ответила Мегги. При всем его стремлении убедить Мегги в обратном Роберт оставался в ее глазах истинным джентльменом, джентльменом в куда большей степени, чем Рейф Уайтборн.
За годы совместной работы Марго не раз задавалась вопросом, кто же на самом деле ее любовник и партнер. Она подозревала, что Роберт происходит из знатной семьи, он наверняка получил блестящее образование, но по каким-то причинам не был принят в политических кругах. Видимо, этим объяснялось его нежелание возвращаться на родину. Однако ей ни разу не пришло в голову расспросить Роберта обо всем, чтобы получить подтверждение своим догадкам, а Роберт не заводил об этом разговора. Так что, несмотря на их многолетнюю близость, некоторые вещи никогда ими не обсуждались.
– Кстати, вынуждена тебя огорчить: я так и не смогла претворить в жизнь твой план, герцог оказался глух к моим чарам, – добавила Мегги, криво усмехнувшись. – Боюсь, дело не в моей внешности. Результат оказался бы тем же, будь я прекрасна, как Елена Троянская, или безобразна, как мадам де Сталь. Благородный герцог презирает шепот похоти, по крайней мере тогда, когда речь идет о деле государственной важности.
Все так, ведь его поцелуй был всего лишь попыткой выяснить, кто же на самом деле Мегги.
– Скорее всего он просто прекрасно владеет собой. Что касается меня, то, видя тебя в этом наряде, я готов сию же минуту запереть дверь и долго целоваться с тобой.
Мегги посмотрела куда-то в сторону, не желая поддерживать игру. Словно не понимая его намека, она сказала:
– Ты мне напомнил, что перед возвращением в Англию мне необходимо перетрясти свой гардероб. Оставлю только платье под самую шейку. Мне порядком надоело, что мужчины, вместо того чтобы смотреть мне в лицо, утыкаются взглядом в грудь.
Роберт понял, что сейчас Мегги не в настроении шутить, и серьезно спросил:
– Как ты думаешь, почему Кэндовер пошел на этот необычный поступок: привез тело твоего отца в Англию? Наверняка ему пришлось преодолеть множество препятствий.
– Догадываюсь, как ему было нелегко, – ответила Мегги, не решаясь посвятить в историю своих отношений с герцогом даже Роберта. – Они дружили с моим отцом, – пояснила она, и это было правдой, хотя и не всей. Предупреждая дальнейшие расспросы Роберта, быстро продолжила:
– Могу тебя обрадовать, ко всем прочим бедам на нашу голову свалилась еще и эта: Кэндовер прибыл с заданием, приступить к выполнению которого мы с тобой должны немедленно. – И она рассказала о возможной подготовке заговора в дипломатических кругах Парижской конференции. В подтверждение своих слов Мегги достала свиток с печатью от лорда Стрэтмора, и они прочли сообщение вместе с Робертом.
– Если Стрэтмор прав, – мрачно заметил Роберт, – дело принимает серьезный оборот. Здесь зрели и другие заговоры, но, как правило, люди, принимавшие в них участие, не были слишком опасными, да и зарождались эти заговорчики в кругах, далеких от сильных мира сего. Сейчас, похоже, случай не тот.
– Мне кажется, – задумчиво протянула Мегги, – я уже знаю, кто может быть к нему причастен, даже могу назвать имена.
– И у меня есть догадки, но мы не имеем права давать непроверенную информацию. Пока не соберем бесспорные доказательства виновности того или иного, этот человек в глазах всех остальных должен быть чист, пусть даже у нас не останется на его счет никаких сомнений.
– Если бы мы с тобой смогли поделиться сведениями друг с другом, круг подозреваемых сузился бы.
– Или, наоборот, расширился. Нам остается только приступить к работе, стараясь сделать все от нас зависящее. – Роберт еще раз пробежал глазами письмо. – Ты нарушила приказ, – заключил он. – Там сказано, что ты не имеешь права делиться полученными сведениями ни с кем из членов британской делегации, кроме как лично с Веллингтоном. А что, если «слабым звеном», по словам Стрэтмора, окажусь я?
– Чепуха. Он имел в виду кадровый состав дипломатического корпуса, никак не тебя. Ты работаешь со Стрэтмором дольше, чем я.
Роберт встал и покачал головой с шутливой укоризной.
– Вижу, все мои уроки пропали даром. Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не доверяла никому, даже мне?
– Если тебе нельзя доверять, то кому же можно? Роберт легонько чмокнул ее в щеку.
– Себе, радость моя. Я уйду первым. Надеюсь, до завтрашнего вечера мы сможем обменяться полученными сведениями? Ты не против, если я к тебе зайду?
Марго согласно кивнула, наблюдая за тем, как меняется его лицо. Вновь Роберт надевал маску эдакого простачка – мелкой дипломатической сошки. Среди дипломатов было полно молодых офицеров из знатных семей, обязанных своему назначению не особым достоинствам, а скорее семейным связям. Роберт выглядел одним из них – вполне бесполезным и слишком красивым, чтобы уметь шевелить мозгами. Впечатление было обманчивым: Роберт обладал умом острым, словно сарацинский стальной клинок, и столь же твердым и блестящим. Именно он научил Мегги анализировать факты, отбирая из потока информации лишь ту, что имела вес, научил ее заметать следы, избегая чьих-то подозрений.
И все же этот умный, проницательный человек ошибался. «Нет, – думала Мегги, возвращаясь в зал, – сейчас я уже не могу больше себе доверять». Контроль над эмоциями был потерян, и это чертовски огорчало ее.
Внизу в зале шумел бал. Все то же мельтешение разнообразных костюмов, от которого рябило в глазах; разноязыкая речь сливалась в равномерный гул, слишком монотонный, чтобы заметить отдельные реплики. Едва ли что-то или кто-то на этом балу смог бы увлечь Рейфа настолько, чтобы он предпочел праздничной суете спокойное уединение, и герцог потихоньку стал прокладывать себе путь к выходу. Зал был набит битком, и, наверное, поэтому герцог не заметил, как лицом к лицу столкнулся с Оливером Нортвудом. Рейфу пришлось взять себя в руки, чтобы не выдать своего удивления. Вот дьявол! Только его здесь недоставало!
Однако Оливер, похоже, совершенно не разделял неприязни Рейфа. С самым радостным видом он воскликнул:
– Кэндовер! Как здорово! Не думал застать тебя в Париже. Хотя тут нет ничего удивительного, сейчас весь лондонский свет сюда рванул. Уж слишком долго вынуждены были мы, англичане, сидеть взаперти у себя на острове[6].
Оливер от души рассмеялся собственному остроумию и протянул Рейфу руку, которую тот несколько неохотно пожал.
Оливер Нортвуд, полноватый блондин среднего роста, младший из сыновей лорда Нортвуда, представлял собой типичный, даже несколько карикатурный образ деревенского славного малого. В свой первый год в Лондоне без друзей, которые в то время еще доучивались в Оксфорде, Рейф вращался в тех же кругах, что и Оливер Нортвуд. Молодые люди не стали близкими друзьями, оставаясь добрыми приятелями до тех пор, пока Нортвуд не сыграл зловещую роль в расторжении помолвки Кэндовера. Рейф понимал, что винить в собственных сердечных неудачах другого мужчину неразумно, но все же сознательно избегал с ним встречи.
К несчастью, Рейф никак не мог найти повод для внезапного ухода. Ему ничего не оставалось делать, кроме как, призвав на помощь все свое терпение, продолжить начатый Оливером разговор.
– Добрый вечер, Нортвуд, – вежливо поздоровался Рейф. – Ты давно в Париже?
– С июля. Я – член британской делегации. Мой папаша решил, что мне пора приобрести кое-какой дипломатический опыт, – вздохнув, сообщил Нортвуд. – Хочет усадить меня в парламентское кресло. Знаешь это маниакальное желание стариков занять детей чем-нибудь полезным.
Увы, британская делегация была слишком мала, чтобы избежать возможности сталкиваться с этим человеком достаточно часто. Что ж, Рейфу оставалось только покориться судьбе.
– Ты здесь с женой? – поддержал он светскую беседу.
На лице Нортвуда появилась глумливая гримаса. Глаза его внезапно забегали, беспокойно шаря по залу.
– Ах, вот она где! – прошипел он. – Такая общительная особа, как Синди, едва ли упустит возможность… приобрести новых знакомых.
Проследив за взглядом Оливера, Рейф увидел в дальнем конце зала Синди Нортвуд. Она была всецело поглощена беседой со смуглым красавцем офицером. Даже отсюда, издалека, было заметно, как увлечены друг другом эти двое. Казалось, их чувству единения нисколько не мешает толпа людей вокруг.
Решив воздержаться от комментариев, Рейф перевел взгляд на Оливера. Раз уж им все равно приходится общаться, можно сделать беседу если не приятной, то полезной.
– Как идут переговоры? – полюбопытствовал Рейф.
Нортвуд пожал плечами.
– Трудно сказать, Кэстлри умело прячет козыри, а нам, обслуге, поручает разве что переписывать документы. Я думаю, здесь всех заботит больше всего одно: что делать с Наполеоном. Вначале его было решили выслать в Шотландию, но потом передумали, так как в этом случае он будет слишком близко к Европе.
– Остров Святой Елены – достаточно удаленное от цивилизации место, чтобы получить возможность затеять смуту. Однако многие все же думают, что всем было бы легче, если бы маршал Блюхер[7] захватил Наполеона в плен да и подстрелил бы его ненароком.
– Это точно, – рассмеялся Нортвуд, – но раз уж Наполеон сдался нам, англичанам, никуда не денешься, будешь изо всех сил беречь его дрянную шкуру.
– Наглость этого человека достойна восхищения, не говоря уже о коварстве, – согласился Рейф. – После того как Наполеон назвал британцев самыми сильными, самыми стойкими и благородными из его врагов, что было делать нашему принцу-регенту? Разве мог он после всех этих комплиментов отдать Наполеона на съедение волкам, даже если это зрелище изрядно повеселило бы народ Британии?
– Да уж. Вместо этого он отправил его за наш счет на остров с самым благодатным климатом в мире. Хотя, если бы Наполеон оставался на Эльбе, меня бы не было в Париже. – Нортвуд заговорщически подмигнул Рейфу. – Скажи мне как мужчина мужчине, не врут ведь насчет парижских дамочек, а?
– Я приехал только вчера, – холодно заметил Рейф, – и не успел пока составить на сей счет своего мнения.
Однако Оливер Нортвуд, похоже, не обратил никакого внимания на тон собеседника, жадно провожая глазами вошедшую в зал Мегги. Она шла, поводя плечами, в зеленом сверкающем атласе, горда неся золотистую голову. Походка, взгляд, манера двигаться – все выдавало в ней куртизанку самого высокого полета. Нортвуд моментально сделал охотничью стойку.
– Глянь-ка, что ты скажешь насчет этой блондиночки? Должно быть, наверху она была с кем-то из счастливчиков. Как ты думаешь, мне повезет, если я попрошу ее о подобной услуге?
Рейф не сразу понял, что Нортвуд имеет в виду Мегги. Блондинки ассоциировались у него с чем-то анемично-бледным, но золотистый густой цвет ее волос, кремовый цвет кожи – все говорило о полноте жизни, едва ли к ней подходило столь бесцветное определение. Но когда Рейф понял, кого имел в виду Нортвуд, им овладело сильнейшее желание заехать скабрезнику кулаком по морде так, чтобы и следа похотливой улыбочки не осталось.
Рейфу пришлось сосчитать про себя до десяти, чтобы немного усмирить гнев.
– Ты скорее всего ошибаешься, – сказал он спокойно. – Я встречал эту леди раньше. Меня, во всяком случае, она поставила на место.
Нортвуд оказался поистине толстокожим как бегемот.
– Расскажи мне о ней, – попросил он, не отводя взгляда от Мегги.
Когда она пропала из виду, окруженная группой австрийских офицеров, Нортвуд нахмурился.
– Ты знаешь, она мне кого-то напоминает, но я не могу вспомнить, кого…
И вдруг он удовлетворенно щелкнул пальцами.
– Точно! Она похожа на английскую девчонку, которую я когда-то знал. Как ее звали? Кажется, Маргарет. Или нет. Марго.
У Рейфа что-то неприятно сжалось внутри.
– Ты имеешь в виду мисс Марго Эштон?
– Да, ее самую. Ты ведь и сам приударял за ней, не так ли? Как она тебе показалась? Внешность не обманула?
Нортвуд противно захихикал, так что его мнение о характере отношений Марго и Рейфа не оставляло сомнений.
Рейф незаметно сжал кулаки. Неужели Оливер всегда был таким вульгарным или стал еще хуже с годами?
– Не знаю, о чем ты, – ледяным тоном отозвался Рейф. – Марго Эштон я едва помню. Разве она не умерла через год или около того после своего отъезда? – Рейф сделал вид, будто приглядывается к Мегги. – Да, между ними действительно есть некоторое сходство, но та женщина, которая так тебе понравилась, – венгерка. Ее зовут Магда. Магда Янош.
– Венгерка, говоришь? У меня еще не было венгерок. Ты нас познакомишь?
Решив, что если не исчезнет в ближайшие десять секунд, то не поручится за то, что не изуродует своего собеседника, Рейф воскликнул:
– Прости, совсем забыл! Я обещал здесь кое с кем встретиться и меня, верно, заждались. Думаю, тебе удастся найти других общих знакомых. Так что…
Рейф уже был в дюйме от спасительной двери, когда кто-то вцепился в его правую руку. С выражением усталой покорности судьбе он поднял взгляд и встретился глазами с Синди Нортвуд.
– Рейф! – воскликнула она. – Как я рада тебя здесь увидеть! Ты надолго в Париже?
Синди была женщиной молодой и приятной во всех отношениях. Личико в форме сердечка, большие карие глаза, маленький носик и рот создавали впечатление невинности. Цепкие пальчики крепко держали Рейфа, не давая ему сбежать. Кэндовер не мог сбежать и по другой причине: Синди одно время была его любовницей, и они продолжали иногда встречаться.
– Да. Я поселился в отеле и собираюсь остаться до осени, а может, и дольше.
Рейф осторожно высвободил руку.
– Синди, пожалей моего слугу. Он и так трясется над моим гардеробом. Боюсь, увидев, что стало с моим фраком, просто не разрешит мне ничего носить.
– Прости, – сказала Синди. – Это все Париж. Знаешь, французы гораздо эмоциональнее выражают свои чувства. Оказывается, это весьма заразительно.
– Так вот о каком свидании идет речь? – язвительно заметил незаметно подошедший Оливер.
Рейф чувствовал: вот-вот должна разыграться безобразная сцена из тех, в которых меньше всего любил участвовать. Поэтому он воспользовался тем, что супруги воинственно пожирают друг друга взглядами, забыв о нем, и незаметно исчез, обойдясь без прощаний.
Оказавшись на свежем ночном воздухе, глубоко и облегченно вздохнул? Поскольку время по столичным меркам было еще не позднее, Рейф решил пойти пешком, а заодно и посмотреть на город. Любопытно, что же изменилось в Париже за время правления Наполеона? А самое главное: нужно освежить голову, собраться с мыслями.
Первая головная боль – Марго. Рейф все еще не мог думать о ней как о Мегги. Сегодня ему довелось пережить немалое потрясение, вызвавшее на свет Божий вещи, о которых лучше всего навсегда забыть. Мало того, на него свалился и это ничтожество Нортвуд. Как тут не поверить в игру злого рока?
Пожалуй, Рейф все же переоценил себя, решив, что после всего пережитого он будет способен любоваться красотами Парижа. Слишком чувствительным был удар: то, что он многие годы лелеял в сердце, оказалось не чем иным, как фарсом. Рейф шел по улицам легендарного города и не видел ничего. Перед его мысленным взором с потрясающей ясностью, так, будто они происходили вчера, вставали события двенадцатилетней давности.
Рейф любил Марго Эштон безоглядно, с тем обожанием и той робостью, которую испытывает влюбленный юноша к девушке, выбравшей его из самых блестящих лондонских кавалеров. На людях они вели себя сдержанно, по крайней мере до тех пор, пока не было объявлено о помолвке, но при этом Рейф старался проводить подле своей избранницы каждую свободную минуту. И казалось, она была столь же счастлива в его обществе, как и он в ее.
Тогда-то и случилась та злосчастная холостяцкая пирушка. Даже сейчас Рейф смог бы перечислить по именам всех молодых людей, собравшихся вместе в теплый июньский вечер, помнил каждое слово из пьяного рассказа Оливера Нортвуда, как некая молодая особа была рада, что он избавил ее от порядком надоевшей ей девственности. Все произошло в саду во время бала. Рейф слушал вполуха, но тут как гром с ясного неба с губ Оливера сорвалось имя девицы – Марго Эштон.
Большинство молодых людей на вечеринке преклонялись перед Марго, и после наступившей минутной тишины один из юношей подошел к Оливеру и дал ему пощечину, сказав, что джентльмен никогда не стал бы говорить так о юной леди. Но сказанное подвыпившим юнцом уже начало творить разрушение.
Рейф едва успел выйти из дома, как его вырвало. Стоило ему только представить Мегги под пьяным негодяем, как тот слюнявит ртом ее полные губы, раздвигает ее стройные ноги, и герцога опять вывернуло наизнанку.
Его рвало до желчи, он ослабел, покрылся испариной, но, увы, мерзкая картина запечатлелась в мозгу навечно, словно выжженное каленым железом клеймо. Рейф не знал, сколько времени он провалялся в полубреду, когда участливый голос над ухом спросил:
– Ты в порядке, парень? Нанять тебе кэб?
Какой-то добрый человек помог ему подняться, но от дальнейших услуг Рейф отказался; он шел, убыстряя шаг, по темной улице, как бы надеясь загнать насмерть собственное воображение.
Остаток ночи он провел, бесцельно блуждая по лондонским улицам. Ловцы удачи, занимающиеся своим ремеслом по ночам, воодушевленные дорогим костюмом позднего прохожего, у которого наверняка было чем поживиться, отступали при виде столь отрешенного лица, в суеверном страхе предпочитали оставить его одного в путешествии то ли в рай, то ли в ад. Серые глаза юноши казались им глазами мертвеца.
Провидение или рок, смотря как посмотреть, вывели герцога под утро прямо к дому Марго Эштон. Рассвет едва занимался, и девушка еще не успела выехать на утреннюю прогулку. Они должны были, как всегда, встретиться в парке, но Рейф перенес встречу на более ранний час.
Марго явно была рада ему, несмотря на его помятый и потрепанный вид и следы ночного кутежа. Воздушная изумрудно-зеленая накидка прикрывала плечи, по которым рассыпались золотистые волосы. Легко, словно танцуя, побежала к нему через комнату в ожидании традиционного поцелуя. В мягком утреннем свете глаза ее играли зелеными огоньками, лицо лучилось улыбкой.
Рейф отшатнулся, не в силах вынести прикосновения порочных губ, и сразу же выплеснул на ее золотую головку все то, что узнал накануне. Марго была страстной натурой, и только идеалистический взгляд Рейфа на брак, упрямое желание привести ее на брачное ложе девственницей удерживали его от последнего шага. Марго была бы не против отдать ему то, что с такой охотой и запросто отдала другому мужчине.
Так, может, были и другие? Сколько? За ней многие ухлестывали, наверное, он, Рейф, оказался единственным дураком, который отказался от столь лакомого кусочка! Почему она приняла его предложение, отвергнув других? Не потому ли, что Рейф был герцогом по крови и наследником немалого состояния? Может быть, на этих утренних выездах ему надо было взнуздать ее, словно свою кобылу, и он был последним дураком, потому что не догадался попросить ее о такой малости?!
Марго не сделала ни малейшей попытки убедить его во вздорности обвинений. Протяни она ему хоть соломинку, Рейф бы с радостью ухватился за нее. Если бы она зарыдала и стала просить прощения, он бы пообещал все забыть, прекрасно понимая, что никогда больше не сможет ей доверять.
Рейф готов был бросить к ее ногам всю свою гордость, дай она ему хоть малейший повод сделать это.
Но Марго только молча слушала его обвинения. Всегда румяная, девушка побледнела как смерть. Марго даже не спросила имя того, кто рассказал о прелюбодеянии, возможно, потому, что их было много, имя уже не имело значения. В ответ она только спокойно заявила, что, к счастью, оба они узнали истинную сущность каждого из них до брака, иначе было бы поздно.
Ее реакция оказалась равносильной пинку в пах, Рейф до последней минуты надеялся, что история окажется выдумкой. Что-то в его душе надорвалось, и, покорчившись в смертельной агонии, навсегда умерло.
