Текст книги "Свет первой любви"

Автор книги: Мэри Бэлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 8

Майра стояла у дальней стены, прижимаясь к ней спиной, словно хотела пройти сквозь стену и убежать. При свете фонаря ее лицо казалось смертельно бледным.

– Нельсон! – раздался резкий окрик Кеннета. – Сидеть! Нельсон сел, тяжело дыша.

Майра стояла молча, не шелохнувшись.

– Жаль, что у меня нет с собой хлыста, чтобы отстегать вас! – сказал Кеннет. Едва он ее увидел, как страх обратился в ярость.

Майра перевела взгляд с собаки на графа. Он плотно затворил за собой дверь и поставил фонарь на подоконник.

– Какая варварская грубость! – проговорила она с презрением в голосе.

Граф окинул ее взглядом. На ней был плащ с капюшоном – одежда, вероятно, вполне подходящая для дамы в обычную зимнюю погоду, но в такую ночь от плаща было не больше пользы, чем от веера в преисподней. Полусапожки же Майры были рассчитаны на снег глубиной в дюйм или около того. И при ней была только одна перчатка.

– Какого дьявола вы решили отправиться домой пешком? – спросил граф. – Ведь вам ясно было сказано – остаться в Данбертоне. И вам объяснили, почему вы должны остаться…

– Но я не хотела ночевать в Данбертоне, – возразила Майра.

– И поэтому решили, что лучше рисковать жизнью? Только потому, что не хотели оставаться? – Граф невольно усмехнулся.

– Я вольна рисковать своей жизнью. И не обязана бездумно выполнять ваши приказания.

– Вам повезло, что вы не моя… – заметил граф.

Майра вскинула подбородок, глаза ее сверкнули. Кеннет же выказал свой гнев лишь холодным взглядом.

– Это, полагаю, ваша? – спросил он, вынимая перчатку из кармана. – Вы сияли ее потому, что вам стало жарко?

Майра протянула руку и взяла у графа перчатку.

– У меня на капюшоне расстегнулась пуговица. И я не могла ее застегнуть, не снимая перчатки. А потом не смогла найти ее в снегу. Так глупо… Я знала, что она там, но не смогла се отыскать.

– Ваша беспечность спасла вас, – сказал Кеннет. – Нельсон нашел вас по запаху перчатки.

Она опасливо посмотрела на собаку.

– Он не собирается вцепиться вам в горло. Сегодня ночью он спас вам жизнь. Если только ее можно считать спасенной. Прежде чем рассветет и дорога станет немного безопаснее, нам придется провести несколько часов в этой холодной хижине. Теперь вы видите, к чему приводит бессмысленное неповиновение?

– Вам ни к чему страдать от холода, – заявила Майра с вызовом в голосе. – Вы можете вернуться домой. Я уверена, что дорогу вы найдете. Я прекрасно посижу здесь одна, как сидела без вас.

Граф подошел к ней вплотную.

– Иногда, Майра, вы ведете себя совершенно по-детски, – проговорил он. – Здесь нет дров, нет даже растопки. Жаль. Придется обойтись без огня. Вот это поможет на мгновение, но только на мгновение. – Он вытащил из кармана флягу с бренди, которую прихватил перед уходом. Отвинтив крышечку, протянул флягу Майре. – Выпейте.

– Благодарю вас, – сказала она. – Не хочу.

– Майра… – сказал граф, глядя ей прямо в глаза. – Майра, вы выпьете – либо добровольно, либо по принуждению. Выбирайте. Мне вес равно. Но вы выпьете.

– По принуждению? – Глаза ее расширились, зубы застучали.

Она выхватила флягу у него из рук и, запрокинув голову, прижала к губам. И тут же поперхнулась и закашлялась.

– По крайней мере, я вижу, – заметил граф, когда она отдышалась, – что вы не притворялись, что пьете. – Он взял у нее флягу и тоже отпил немного. И тотчас же почувствовал, как по всему телу разлилось приятное тепло. – Кроме бренди, – продолжал Кеннет, оглядывая хижину, – у нас есть наша одежда, один плед и общее тепло наших трех тел. Наверное, могло быть и хуже.

– Можете взять плед себе! – фыркнула Майра. – Я лягу на койку.

Койка, довольно узкая, была покрыта соломенным матрасом – старым, свалявшимся и совершенно неудобным. Но все же это лучше, чем грязный пол.

Кеннет рассмеялся:

– Кажется, вы не поняли. Сейчас речь идет не о приличиях. Речь идет о том, чтобы выжить. Тут очень холодно. Так холодно, что можно даже замерзнуть насмерть. Я видел тех, кто замерз насмерть, – в холодную ночь на посту.

В глазах Майры промелькнул страх. Но ее и в детстве не просто было испугать. В этом Майра не изменилась – по-прежнему не желала мириться с неизбежным.

– Чепуха! – сказала она. При этом зубы у нее стучали.

– Мы поделимся всем, что имеем, – сказал Кеннет. – В том числе и теплом наших тел, Майра. И если вы смущены, если вам противно или если вы злитесь – это хорошо. Любые чувства лучше, чем отсутствие таковых. Смерть, вероятно, лишает человека всяких ощущений.

Больше ей возразить было нечего. Она легонько пожала плечами, и Кеннет понял, что его слова все же произвели на нее впечатление. Он принялся расстегивать свое пальто. Майра настороженно смотрела на пего.

– Распахните плащ, – сказал он.

– Зачем? – Она взглянула ему в глаза.

– Нам придется согревать друг друга, – ответил Кеннет. – Согревать теплом тел. Будет лучше, если мы закутаемся в эту одежду вместе. Ваш плащ, мое пальто, мой жилет – все это мы обмотаем вокруг себя. И прижмемся друг к другу покрепче. Забудьте на время о девичьей стыдливости – и даже о семейной вражде. Укроемся пледом. Ложитесь на койку, а я погашу фонарь. Мы рискуем, спасаясь от холода, сгореть заживо. Глупо было бы, не так ли?

– Кеннет… – проговорила Майра с дрожью в голосе. Она судорожно сглотнула. – Милорд…

Но он в этот момент отвернулся, чтобы управиться с фонарем. «Хотелось бы мне знать, – думал граф, – сколько времени осталось до рассвета?» Он утратил всякое представление о времени. И смогут ли они выйти из хижины, даже когда рассветет? Но не стоит заглядывать так далеко. Сейчас важен лишь настоящий момент. Он хорошо усвоил это за годы службы. Думай о том, что происходит сейчас, и пусть будущее – не важно, идет ли речь о следующем часе, дне или годе, – решает само за себя.

Кеннет погасил фонарь и повернулся к койке.

Первое, что она ощутила, – это полное унижение. Если бы она не поступила так отчаянно глупо – а это было еще весьма мягкое определение ее поступка, – то находилась бы теперь в Данбертоне. Во всяком случае, там она была бы в тепле и безопасности, за закрытой дверью и одна. Майра легла на койку и, отодвинувшись как можно дальше от края, прижалась спиной к стене. Как только свет погас, она медленно расстегнула плащ и с ужасом ощутила, какое тонкое на ней платье. Тоньше любой из ее ночных сорочек.

А потом ее охватило ужасное смущение. Он лег рядом с ней, почти на нее, поскольку койка оказалась очень узкой, рассчитанной только на одного человека. Граф раздвинул полы ее плаща уверенным, каким-то даже деловитым движением. Потом обнял ее одной рукой за плечи и очень крепко прижал к себе. Теперь между ними оставались только его панталоны и рубашка и ее тонкое вечернее платье, которое казалось сейчас еще более тонким. Его тело было крепким и мускулистым, и от него исходил волнующий мужской запах. Граф закутал себя и Майру одеждой, словно коконом, а потом, какими-то образом умудрился укрыться пледом. После чего заговорил, но не с ней.

– Нельсон, – позвал он, – сюда.

Пес тут же взгромоздился на них, шумно дыша им в лица и ворочаясь с боку на бок. Наконец устроился в удобном положении – поперек их ног.

И Майра тотчас же почувствовала облегчение – стало гораздо теплее. Пальто у графа было очень тяжелое. И плед тоже. Конечно, он устроил все так, чтобы ей было как можно удобнее. Повернув голову, он придавил ее плечо подбородком и почти подмял ее под себя, закрывая от холода. Руки ее прижимались к его груди, точно к теплой печке. Майра слышала, как бьется его сердце – сильно и ровно. Она и не сознавала, как замерзла, пока не начала согреваться.

Кеннет сказал, что речь идет о выживании. Сосредоточившись на этой мысли, она попыталась отогнать все прочие. Например, мысли о его неприличной близости. И о мускусном запахе его одеколона. И конечно же, мысли о завтрашнем дне.

– Расслабьтесь и попробуйте уснуть, – сказал он, и она ощутила тепло его дыхания. Как она завтра посмотрит ему в глаза? Как будет смотреть ему в глаза до конца дней своих? И как сможет посмотреть в глаза сэру Эдвину? Боже мой, сэр Эдвин! Неужели он и это припишет принципу добрососедства? Или дружбы? Она едва подавила нервическое хихиканье, и это се встревожило. Сейчас не самое подходящее время для веселья. Все происходящее вовсе не кажется ей забавным. Граф был совершенно прав, сказав, что она ведет себя по-детски.

– Как это смешно – подумать, что сейчас можно уснуть, – проговорила она в его галстук.

– Все может быть, – отозвался он. – Поверьте мне.

И Майре показалось, что она действительно задремала.

Ей снова стало холодно, но она не заметила, когда это произошло. Одежда и плед уже не казались такими плотными и теплыми, а собака переместилась вниз, к их ступням. Майра почувствовала, что дрожит от холода, и, как ни сжимала она челюсти, зубы у нее стучали. Она попробовала прижаться к Кеннету потеснее, но теснее было уже некуда. Или ей так показалось.

– Ужасный холод! – сказал граф. Спокойствие и близость его голоса немного успокоили Майру. Он, однако, продолжал:

– Но есть еще один известный мне способ согреться. Я говорю о слиянии тел, а не только о слиянии их тепла.

Майра ни на мгновение не усомнилась в значении его слов. Слова эти были вполне ясны, видит Бог. Но она какое-то время лежала молча, выжидая, что в ответ на это предложение ее охватят тревога и возмущение. Слияние тел? Но она чувствовала только одно – холод. Он сказал, что речь идет о жизни и смерти. Бывает, что люди замерзают насмерть. И все же Майра не была уверена, что их положение настолько ужасно. Но в том, что смерть им не грозит, она также не была уверена. Согреются ли они от этого? Ему лучше знать, наверное.

– Да, – сказала она. Хорошо ли она все обдумала? Но свое согласие обратно не взяла. Да и поздно было.

Он делал что-то с ее одеждой, а потом поднял подол ее платья – так, словно это вполне привычное для него дело, – и Майра нисколько не сомневались, что так оно и было. Уже стало теплее, промелькнула у нес нелепая мысль, и намного теплее. Ее охватила тревога. На что она согласилась? Следовало сначала подумать. Но ей было слишком холодно – а теперь слишком жарко, – чтобы думать.

Теперь она лежала на спине, а, Кеннет лежал сверху, раздвигая коленями ее ноги. Потом он тщательно укрыл их плащом и пледом.

– Просто расслабьтесь, и все, – проговорил он ей в ухо. – А когда первая боль пройдет, попытайтесь испытать удовольствие. Испытать удовольствие – единственный способ согреться.

Майра почувствовала себя так, будто ее охватило пламенем. Последняя ясная мысль исчезла, когда он начал овладевать ею. Будущее – завтрашний день, вся остальная жизнь – промелькнуло перед глазами. Точно так же – она слыхала – прошлое проходит перед глазами умирающего. Но тут она осознала неотвратимость происходящего – и внутренне содрогнулась. На душе было тревожно… и гадко. Сейчас он сделает ей больно. И он сделал ей больно. Но уже поздно думать… Только вот как же не думать?..

Слияние тел действительно принесло тепло. То были непередаваемые словами ощущения. И ей было больно. Нет, не больно. Больно было только один миг. Но зато она уже не мерзла. Как могло так получиться? Тяжесть его тела и в самом деле согревала ее. Но куда подевался Нельсон? Бедняга – вот ему-то уж наверняка холодно на полу. А ей не холодно. И тут ее посетила просто поразительная мысль: это ведь Кеннет! О Боже правый, это Кеннет, и он – в ее лоне… Она отогнала эту мысль.

– Да расслабьтесь же! – проговорил Кеннет. – Мы сделаем так, чтобы это длилось как можно дольше. К тому времени, когда все кончится, вы снова согреетесь.

Это?.. Все?.. Они сделают так, чтобы… что длилось как можно дольше? «Какая невероятная наивность!» – подумала Майра в следующее мгновение. Она полагала, что соединение тел – это все. Подобная неосведомленность в ее-то возрасте!.. Майра поздравила себя с такой девичьей наивностью. Она думала, что прекрасно все знает об интимных отношениях мужчины и женщины. Оказывается, она ничего не знала. А он, очевидно, знал все. Какая глупая мысль!.. Конечно, Кеннет знал. Он был мужчиной, и она не сомневалась, что очень опытным мужчиной. Таким и должен быть человек, подобный Кеннету. Теперь он двигался медленно, ритмично…

Потом он положил ладони ей на грудь, и тут пальцы его словно проникли сквозь тонкую ткань ее платья, и она ощутила как бы резкую боль; впрочем, то была не совсем боль – это возникло внизу, в ее лоне, а также вверху, в горле. Затем его губы – благословенно теплые губы – коснулись ее губ.

– Постарайтесь получить удовольствие, – пробормотал он. – От этого вам станет теплее. Раскройте рот.

Она слепо подчинилась, и его язык, проскользнув меж губ, проник в ее рот. И Майру тотчас же вновь охватило пламя, такое жаркое, что она с трудом выдерживала этот жар, порожденный удовольствием и изумлением: не верилось, что телесная близость может быть столь приятной. А здравый смысл и стыдливость как бы отступили в сторонку, чтобы она не смогла за них ухватиться. Впрочем, Майра даже и не взглянула в «ту сторону». Она забыла о здравом смысле.

Так продолжалось долго, очень долго. Потом он замер. На мгновение она ощутила еще более сильный жар. И ей подумалось, что это мгновение – самое сокровенное, самое сладостное из всех, даже несмотря на то что хотелось продлить наслаждение. Теперь казалось, что Кеннет стал тяжелее. Он прерывисто дышал прямо ей в ухо. Майра опять услышала, как бьется его сердце. И было на удивление тепло.

Спустя какое-то время Кеннет немного отодвинулся, но только для того, чтобы ей стало легче дышать. Он все еще накрывал ее своим телом. И не одернул одежду, разделяющую их тела, – они по-прежнему лежали плоть к плоти.

– Пока что мы согрелись, – сказал он, – Если понадобится, можно повторить. Нельсон! Сюда! – Кеннет похлопал себя по бедру, и собака, вспрыгнув на койку, улеглась им на ноги.

В голосе Кеннета не чувствовалось теплоты. Более того: граф говорил как-то… слишком уж деловито – словно собирался согреться, отпив еще раз из фляги. Впрочем, таким его голос был с самого начала, даже в минуты их близости, как будто между ними ничего особенного не происходило. А чего она ожидала? Что он заговорит с ней бархатным голосом любовника? Но они не любовники. Они не занимались любовью. Просто проделали то, что необходимо для выживания. И это принесло результаты, по крайней мере, на какое-то время. Щекой она ощущала, как горячо его плечо.

Но его голос напомнил ей кое-что… Он говорил голосом графа Хэверфорда. Голосом Кеннета. Оп – граф Хэверфорд, напомнила себе Майра; и она представила его таким, каким он был на балу: холеным, высоким, элегантным и надменным красавцем аристократом. И это был Кеннет, мальчик, которого она обожала, глядя на него издали, молодой человек, которого она любила и которого умудрялась встречать везде, где только можно, пока он не застал ее… пока не случилась эта ужасная история с Шоном. Пока она не увидела его таким, каков он есть на самом деле, и не поняла, что он в действительности собой представляет. Пока не узнала, что любовь, которую он ей выказывал, совсем ничего не стоит. И тогда она возненавидела его с такой же страстью, с какой прежде любила.

И вот она лежит здесь, в хижине отшельника, – лежит с Кеннетом, графом Хэверфордом. Они только что… Нет-нет! Это слово совершенно не подходит для обозначения только что случившегося. Они просто-напросто совокупились. Без любви, без взаимных обязательств, даже без нежности и уважения. С единственной целью – выжить. Но подобное – хуже смерти… При мысли об этом Майра едва заметно улыбнулась. В конце концов, инстинкт самосохранения, кажется, сильнее всех прочих инстинктов.

«Утро, – думала она, с тоской ожидая рассвета, – утро будет просто невыносимым. Чудовищное смущение…» Майра ужаснулась, сообразив, что смущение – еще не самое страшное… И во всем виновата она. Во всем. Как можно было поступить так глупо, глупо, глупо?

К утру снегопад прекратился и ветер утих. Казалось, на сером небе вот-вот засияет солнце. Кеннет стоял в дверях хижины, притоптывая ногами, хлопая себя по коленям руками в перчатках, стараясь согреться. Майра аккуратно сложила плед и застегнула капюшон под подбородком. Оба молчали.

«Бег, – думал он. – Бег на месте. Сначала быстро, потом медленнее. И снова быстрее. Не обраать внимания на протесты, ахи и охи, на жалобы на усталость». Ему приходилось проделывать подобное… Несколько раз, в Испании. Он заставлял своих людей шевелиться, орал на них, ругал их, не отходил от них, становился в их ряды, бегал вместе с ними – только бы они не думали, что он издевается над ними. Он часто повторял им, что готов потерять людей под вражескими выстрелами. Но будь он проклят, если потеряет хотя бы одного из-за холода! И такого не случилось ни разу.

Граф вспомнил об этом теперь, утром, и мысль эта явилась с опозданием на несколько часов. Вчера это ему даже в голову не пришло. Бег на месте сохранил бы ей жизнь – и привел бы в ярость, без сомнения. Ну и пусть. Зато она пережила бы эту ночь.

Будущее представилось ему в самых мрачных тонах. Но что толку думать о будущем? Граф резко обернулся, чтобы посмотреть, готова ли она.

– Прежде чем мы уйдем отсюда, нам нужно кое-что сказать друг другу, – проговорила Майра.

Он уже решил, что они тронутся в путь, даже если снег глубок и найти безопасный спуск в долину окажется делом непростым. Конечно, она не возражала. Ее лицо на фоне темно-серого капюшона казалось бледным, осунувшимся – и совершенно спокойным. Вопреки его ожиданиям она не избегала его взгляда. Впрочем, ничего удивительного, это ведь Майра…

– Я не думаю, что в данный момент у нас есть повод для беседы, – ответил он. – Мы с вами взрослые люди. И знаем, как следует поступать. Нам нужно двигаться.

– Ах да… – кивнула она. – Знаем, как следует поступать. Полагаю, вы проводите меня домой и поговорите с мамой. Вы, конечно, возьмете всю вину на себя. Наверное, после этого вы напишете сэру Эдвину Бейли. Напишете откровенно… и тактично – и вновь возьмете вину на себя. Наверное, потом вы сделаете мне официальное предложение наедине, притворяясь, что брак со мной – самое сокровенное желание вашего сердца.

– Я думаю, что эту последнюю деталь можно опустить, – ответил граф, приходя в раздражение. Неужели она полагает, что он вне себя от радости из-за того, что вся жизнь его перевернулась с ног на голову?

– Опустить нужно вообще все, – заявила она. – Я не желаю, чтобы вы что-то объясняли, пытаясь выгородить меня. Я не желаю, чтобы вы делали мне предложение. Если вы его сделаете, я вам откажу.

– Вы опять ведете себя как ребенок, – поморщился граф. Ночью он взял ее дважды. Она, конечно, оказалась девственницей, как он и предполагал. Оба они должны смириться с тем, что их ждет в будущем. – Обсуждать здесь нечего.

– Разве отказ от брака с тем, кто мне неприятен и кому неприятна я, означает вести себя как ребенок? Напротив, по-детски было бы выйти замуж только потому, что обстоятельства вынудили нас… – Майра вскинула подбородок, глаза ее сверкнули.

– Вступить в интимные отношения? – закончил он. – Этим, Майра, занимаются мужья с женами. Или те, кто неизбежно становится мужем и женой.

– Что же, значит, я ваша первая женщина? – спросила она. – Иначе почему это неизбежное не случилось с вами раньше?

Граф нахмурился и проговорил в раздражении, похоже, не подумав:

– Вы моя первая леди. Вы же не женщина легкого поведения, Майра!

Глаза ее расширились, но она засмеялась:

– Маме скажут, что я ночевала в Данбертоне. Она уже так и считает. А в Данбертоне можно сказать, что вы ночевали в Пенвите. Никому не нужно знать, где и как на самом деле мы провели ночь.

– Даже сэру Эдвину Бейли? – спросил он и взглянул на нее, вскинув брови.

– Даже ему.

– А разве он не будет… несколько удивлен в первую брачную ночь?

Она взглянула па него с презрением:

– Разумеется, я расторгну нашу помолвку. Но за вас я не выйду замуж. Если будете просить меня об этом, вы только все усложните.

Его охватила необъяснимая ярость. Ему следовало бы обрадоваться, но он видел лишь презрение в ее глазах и помнил только о том, как ночью она лежала подле него, помнил, какой она стала горячей, когда он взял ее. Ей-богу, ей это понравилось! Но чего же он ждал от сегодняшнего утра? Что она посмотрит на него нежным взглядом любящей женщины? Это вызвало бы у него отвращение.

– И я ни в чем не виню вас, – продолжала Майра; ноздри ее раздувались, глаза сверкали. – Или вы думаете, я не знаю, как глупо было с моей стороны уйти из Данбертона? Не знаю, что вы рисковали жизнью, отправляясь искать меня? Полагаете, я не понимаю, что вы спасли мне жизнь? Да, спасли! Вряд ли я пережила бы эту ночь без вас. Думаете, я не знаю, в каком я перед вами долгу?

– Вы ничего мне не должны.

– Может быть, по-вашему, я теперь должна выплачивать этот долг каждый день, до конца своей жизни? Должна пытаться угодить вам и примирить вас с браком, в который вам придется вступить против собственной воли? Да я лучше умру, но ни за что не выйду за вас!

Ее щеки вспыхнули, и Кеннет понял, что она угадала его мысли. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга. Потом он шагнул к ней и, стащив с себя шарф, прикрыл ее шею. После чего повернулся к двери и переступил порог. Снег доходил ему до колена. Граф обернулся, чтобы взять Майру за руку. Она попыталась воспротивиться, но, в конце концов, поняла, что без его помощи ей не обойтись. Однако приняла эту помощь, сжав зубы, без благодарности.

Впереди вприпрыжку бежал веселый Нельсон.