Текст книги "Беспутный повеса"
Автор книги: Мэри Бэлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Глава 4
Большинству людей приемы у Мэри были известны как литературные вечера, хотя, строго говоря, они не совсем соответствовали такому названию. Обычно там присутствовали поэты и драматурги, но довольно часто их посещали политики, художники и музыканты. Случалось, что не было какого-то одного особо знаменитого гостя, а просто собирались те, кто любил провести вечер за приятной беседой, не отвлекаясь на танцы и карточные игры. Мэри гордилась своими литературными вечерами и тем, какой круг участников они собирали.
Никому, даже Пенелопе, Мэри не сказала, что лорд Эдмонд Уэйт собирается приехать на сегодняшний вечер. Она надеялась, что он передумает. «Конечно, он не приедет, – по здравому размышлению решила она, – он будет здесь совсем неуместен, а кроме того, я совершенно ясно дала ему понять, что не намерена продолжать наше знакомство». Однако сегодняшнего вечера Мэри ожидала с непривычным волнением.
В другое время она в приподнятом настроении готовилась бы свести в одной комнате – у себя в гостиной – мистера Бисли и сэра Элвина Магроува, зная, что по этому случаю гостей соберется больше, чем обычно, и если даже сэру Элвину не удастся найти время и прийти к ней на вечер, то и один мистер Бисли привлечет к ней в дом немало народу.
Но сегодня ее одолевало беспокойство. Ей так хотелось бы вернуться в прошлое, когда, как правило, приходил Маркус и оставался после ухода остальных гостей; тогда они могли расслабиться и, уютно устроившись, поболтать вдвоем. Вероятно, это было неблагоразумно и неминуемо вызывало сплетни, которые вообще-то были небезосновательны. В самом начале их знакомства был один случай, когда Маркус обнял ее и она ответила ему. Мэри даже привела его к себе в спальню, но, оказавшись там, растерялась и, стыдясь себя, повернулась к Маркусу, а он улыбнулся и, избавив ее от неловкости, признал, что такие отношения между ними невозможны, и она с облегчением, немного виновато тоже улыбнулась. После того случая, как ни удивительно, между ними установилась глубокая, нежная дружба. Мэри очень хотелось бы вернуться в те дни, но, увы, это было невозможно.
А сэр Эдмонд желал, чтобы она стала его любовницей, и уверенно предрекал, что так оно и будет. Это было бы смешно, если бы так не раздражало, точнее, если бы не приводило ее в ярость.
К сегодняшнему вечеру Мэри готовилась с большей тщательностью, чем обычно. Она надела вечернее платье абрикосового цвета, подходящее скорее для концерта или театра, чем для литературного салона, вымыла и взбила волосы, так что кудри стали еще более мягкими и блестящими. Все это она делала исключительно для того, чтобы приобрести уверенность и понравиться самой себе.
Пока салон заполнялся знакомыми и не очень знакомыми лицами, но еще не появился ни один из главных гостей, Мэри очень нервничала. Но наконец прибыл мистер Бисли, извинившись за свое опоздание, и она с облегчением вздохнула. Если мистер Бисли пришел немного позже, то лорд Эдмонд тоже мог задержаться, однако время шло, и его отсутствие уже, вероятнее всего, означало, что он не придет вовсе.
Зато прибыл мистер Пипкин, небрежно одетый молодой человек с длинными нечесаными волосами, у которого карман был битком набит рукописями его последних стихов. Мэри собрала вокруг него группу гостей и, оставшись там послушать его драматическое чтение очень посредственных стихотворений, была обрадована тем, что большая часть слушателей доброжелательно отнеслась к поэзии юноши и тактично покритиковала его произведения. Так, лорд Ливермер заметил, что мистеру Пипкину, возможно, стоит попробовать писать в более современном стиле, а не загонять себя в рамки высокопарного двустишия, ибо тогда он даст больше свободы своему таланту.
Хотя сэр Элвин Магроув так и не появился, вокруг мистера Бисли собралось много народу, и Мэри, расслабившись, уже радовалась удавшемуся вечеру, как вдруг увидела его – да, это был лорд Эдмонд Уэйт. Одетый в исключительно элегантный черный вечерний костюм, с лорнетом в руке, он стоял на пороге ее гостиной и смотрел на мистера Пипкина с таким высокомерным выражением, будто случайно наткнулся на колонию червей. «Сатанинский вид», – подумала Мэри, отходя от группы, окружавшей поэта, и ощущая и гнев и страх одновременно.
– Ах, леди Монингтон, – обратился лорд Эдмонд к Мэри, когда она подошла, – приношу свои извинения за опоздание. Вы, должно быть, боялись, что я вообще не приду.
Лорд Эдмонд протянул ей руку, украшенную кружевной манжетой, и Мэри, машинально подав ему свою, отметила, что его появление привлекло всеобщее, хотя и хорошо скрываемое воспитанными людьми внимание, и почувствовала, что сейчас умрет, когда лорд Эдмонд, склонившись, поднес к губам ее руку.
– Не боялась, а надеялась, милорд. – Мэри сама ужаснулась отсутствию у нее хороших манер.
– Вот как. – Он не только не выпустил руку Мэри, но еще и накрыл ее другой рукой. – Иногда в человеке просыпается побуждение взглянуть, как живет другая половина общества. Твои литературные вечера славятся по всему Лондону.
– Благодарю. Могу я проводить вас к подносу с напитками?
– Полагаешь, что я жить не могу без бокала в руке? Возможно, тебе следует дать указание, чтобы поднос с напитками предоставили в мое полное распоряжение. Но тебе не нужно меня провожать, я и невооруженным глазом вижу три подноса и даже слуг, которые их держат. К какому из трех мне проводить тебя?
– Я не люблю пить. И если позволите, я должна вернуться туда, где мистер Пипкин читает свои стихи, он может обидеться, если я так скоро оставлю его.
– А я не обижусь? Пипкин? Это тот тип, которому нравится выглядеть поэтом, но у которого нет ни капли таланта, чтобы соответствовать тому, что он о себе думает?
– Его работы интересны, – возразила ему Мэри.
– Если бы я был честолюбивым поэтом и ты таким тоном радушной хозяйки назвала бы мои работы интересными, я утопился бы вместе с этими работами в ближайшей утиной луже. Ладно, Мэри, иди, я сам найду чем развлечься.
Мэри была рада вновь присоединиться к группе, которую только что покинула, понимая, что вела себя бестактно, и проклиная лорда Эдмонда за то, что он спровоцировал ее на грубость. С ее стороны было непростительно бросить запоздавшего гостя, предварительно не убедившись лично, что у него есть что выпить, и не проводив его к какой-либо группе.
«Быть может, мне следует вернуться к лорду Эдмонду?» – подумала в растерянности Мэри, когда вежливые аплодисменты возвестили об окончании одной из самых длинных и самых страстных частей поэмы мистера Пипкина. Не будь всего, что произошло в Воксхолле и позже, она отнеслась бы к лорду Эдмонду с должным вниманием, что бы про него ни говорили; но если бы не Воксхолл, ее салон, разумеется, был бы самым последним местом на земном шаре, где бы мог появиться этот человек.
Оглянувшись, Мэри с удовлетворением обнаружила, что лорд Эдмонд присоединился к большой группе гостей, окружившей мистера Бисли. «Но как он смеет! – возмутилась она, заметив на лице лорда Эдмонда насмешливое выражение. – Какое он имеет право считать смешным одного из самых известных в стране прогрессивных политиков? Как он посмел насмехаться над моим приемом! Безусловно, ему бы больше понравилось, если бы на столах отплясывали полуголые танцовщицы!»
– Мэри! – Пенелопа Хаббард взяла ее под руку и отвела в сторону. – Что это значит?
– Ты о лорде Эдмонде Уэйте? – Мэри не стала делать вид, будто не понимает, о чем речь. – Он сказал, что ему любопытно посмотреть, как живет другая половина общества.
– Я чуть не упала в обморок, когда он вошел в комнату, – сказала Ханна, их общая подруга, которая подошла вместе с Пенелопой. – Джулиан просто придет в ужас, если я расскажу ему, хотя Джулиан, конечно, старый высохший пень, и я никогда с ним ничем не делюсь. Его шокирует даже мысль о том, что женщины интересуются политикой и другими серьезными вещами. Но лорд Эд-монд Уэйт, Мэри! Он же не признает никаких приличий. Бедная Доротея Пейдж!
– Я же рассказывала тебе про Воксхолл, – напомнила ей Пенелопа.
– Да, Пенни, увидев его в числе приглашенных, я, наверное, тут же заболела бы оспой и поспешила вернуться домой. А ты, Мэри, вместе с ним попала под дождь, да? Вот не повезло! Но разве нельзя было убедить его не приходить на сегодняшний вечер?
– Мои гости приходят не только по приглашению, – ответила леди Монингтон, – и я не могу не пустить кого-то, а кроме того, он ведет себя вполне прилично. – Ее раздражение почему-то вдруг обернулось против Ханны.
– Мэри, – снова вступила в разговор Пенелопа, – меньше недели назад был Воксхолл, позавчера катание в парке, теперь этот вечер. Не питает ли лорд Эдмонд нежных чувств к тебе?
– Конечно же, нет! – воскликнула Мэри. – Это просто нелепо!
– Мэри, нужно без всякого шума предложить ему заниматься своими делами, – посоветовала Ханна. – Ты же понимаешь, что общение с ним не принесет ничего хорошего твоей репутации.
– Ну, Ханна, – остановила ее Пенелопа, – иногда ты бываешь такой же щепетильной, как твой муж. Мэри, извини меня, конечно, но друзья могут позволить себе откровенные высказывания. Мэри, он не пристает к тебе? Хочешь, я останусь с тобой, пока не уйдет последний гость?
Мэри была в нерешительности – что, если лорд Эдмонд поступит так, как всегда поступал Маркус, и задержится после того, как разойдутся все остальные гости? Но Маркус позволял себе это, конечно, только с ее согласия.
– Да, Пенни, буду тебе очень признательна. – Мэри все-таки решила принять предложение подруги.
– От него одни неприятности. – Пенелопа бросила на Мэри испытующий взгляд.
– Мне нужно пойти проверить, готовы ли в столовой прохладительные напитки. – Мэри, улыбнувшись, отошла от подруг.
– Вечер удался на славу, Мэри, – сказал ей за ужином полковник Хайд. – Досадно, конечно, что Магроув не смог прийти, и позор, что большинство из нас так благоговеет перед Бисли, что не в состоянии выдвинуть никаких возражений против его теорий. Но следует признать, что его рассуждения очень интересны. А вы, Мэри, как всегда, собрали у себя сливки лондонского высшего общества.
– Спасибо, – поблагодарила Мэри.
– Только Уэйт остается для меня загадкой. – Полковник Хайд наклонился к леди Монингтон. – Ради Бога, Мэри, что он здесь делает? Этот человек и двух серьезных мыслей высказать не может, – хмыкнул полковник Хайд. – Дороти страшно рассердилась, когда я остановился в парке позавчера. «Люди начнут судачить о проявлении учтивости с нашей стороны к этому человеку», – сказала она. «Но разве я мог обойти вниманием нашу маленькую Мэри», – возразил ей я.
– Мой дом открыт для всех. – Мэри улыбнулась вымученной улыбкой. – Любой может прийти, конечно, при условии, что он должным образом одет и прилично себя ведет.
– Разумеется. – Полковник похлопал ее по руке. – У меня и в мыслях не было критиковать вас, Мэри. Сегодняшний вечер так же прекрасен, как и все другие.
«При условии, что он прилично себя ведет». Менее чем через час эти слова эхом прозвучали в голове Мэри.
Теперь в ее салоне образовались три группы. Вокруг мистера Пипкина снова собрались любопытные или те, кто чувствовал, что правила приличия диктуют не оставлять поэта без внимания, и Мэри сама подвела нескольких гостей к этой группе. Вторая сложилась произвольно, там обсуждали пьесу, которая шла накануне в «Друри-Лейн». Третья, и самая многочисленная, конечно, окружала мистера Бисли.
Мэри тоже присоединилась к этой группе, несмотря на то что там же присутствовал и лорд Эдмонд Уэйт, молчаливый и насмешливый зритель; во всяком случае, он оставался таковым какое-то время. Мистер Бисли, завершив длиннющий монолог, в котором он излагал некоторые из своих самых радикальных теорий, снисходительно оглядел собравшихся возле него слушателей. В толпе послышались тихие возгласы удивления, неодобрения и даже возмущения, но никто не выступил против него открыто, как, безусловно, поступил бы сэр Элвин Магроув, будь он здесь, никто, пока этого не сделал лорд Эдмонд.
– Бисли, – скучающим тоном, но совершенно отчетливо произнес он, когда великий человек сделал паузу, чтобы перевести дыхание, – вы задница.
Все, включая мистера Бисли, окаменели. Но этот политик недаром на протяжении нескольких лет был членом парламента. Он почти мгновенно пришел в себя и переспросил тоном, не сулившим ничего хорошего человеку, осмелившемуся на критику:
– Прошу прощения, сэр?
– Вы задница, – повторил лорд Эдмонд, и Мэри зажмурилась, побледнев от негодования. – Не представляю, как все эти, несомненно, умные люди могут стоять здесь и вежливо слушать эту полнейшую бессмыслицу.
– Милорд, – инстинктивно шагнув вперед, промолвила Мэри с выражением, подобающим хозяйке дома, но совершенно не представляя себе, как сгладить неловкость момента, однако мистер Бисли, успокаивая ее, поднял раскрытую ладонь.
– Не расстраивайтесь, мадам, прошу вас. Думаю, джентльмен объяснит свои слова.
– Перераспределение богатства поровну сделает всех одинаково обеспеченными и счастливыми, – начал лорд Эдмонд, – наступит невозможное – рай на земле. Эта идея так же глупа и так же стара, как мир.
– Конечно, – мистер Бисли огляделся по сторонам в поисках поддержки, – спикер, как один из самых состоятельных и привилегированных людей, может многого лишиться при новом строе. То же самое можно сказать о большинстве присутствующих в этой комнате. Однако почти всем из нас присущ дух человечности и справедливости.
– Дух коровьего дерьма, – высказался лорд Эдмонд. – Бисли, если вы всерьез верите, что, искусственно создав всеобщее равенство, заставите всех и в будущем оставаться равными и быть счастливыми, то у вас, очевидно, в голове горох вместо мозгов.
– Я всегда считал, – мистер Бисли сделал глубокий вдох, от которого, казалось, увеличился вдвое, – что тупоголовые, недалекие люди неизменно высказываются подобным образом о тех, кого они не в силах понять.
– А я всегда считал, – парировал лорд Эдмонд, – что задницы обычно мнят себя гениями. Установив равенство среди бедноты, вы, Бисли, не уничтожите права собственности, титулы и положение в обществе. Неужели вы и в самом деле думаете, что, поселив пьяницу и карманника на нескольких акрах земли и сунув ему в руки пачку денег, вы обеспечите ему счастливое, безбедное существование на всю оставшуюся жизнь? Да он потратит деньги на джин, продаст землю, чтобы получить еще денег, и обворует соседа, чтобы иметь деньги на будущее.
– Алкогольная зависимость. – Мистер Бисли скривил губы. – Мнение того, кто с этим знаком, сэр? Лично у меня нет опыта в подобных делах.
– Вот вы и вынесли себе приговор, своим признанием подтвердив, что я правильно вас оценил. Если вы не понимаете людей, Бисли, вы не имеете права стряпать теории, которые могут их осчастливить. Неужели вас ничему не научила Французская революция и судьба Наполеона Бонапарта? Замечательный пример всеобщей свободы и равенства. Вы не согласны? – Отвернувшись от заинтересовавшихся слушателей, лорд Эдмонд заметил, как напряглась Мэри от бессильной ярости и неловкости. – Мне пора идти, леди Монингтон. Я мог бы остаться и продолжить дискуссию, но я уже достиг своей цели, а выступать в роли оратора мне не хотелось бы.
Как он смеет? Нет, как он посмел!
Мэри могла просто дать ему уйти и остаться с гостями, чтобы по возможности разрядить обстановку, ей вовсе не обязательно было провожать его до дверей, но она повернулась и первая вышла из гостиной.
– Великолепный вечер, Мэри, – сообщил ей лорд Эдмонд, закрыв за собой дверь в комнату.
– Как вы могли! – Мэри с горящими глазами обернулась к нему. – Как вы могли так оскорбить меня и испортить мой вечер?!
– Если я правильно понимаю, эти вечера устраиваются для обмена мнениями, а не для произнесения монологов, – заявил он, удивленно глядя на Мэри. – Мне помнится, полковник Хайд с нетерпением ждал этого вечера, предвкушая, что полетят искры, если придет Магроув. Знаешь, Мэри, ради тебя сегодня вечером я избавил всех от скуки. Мне, кажется, удалось высечь несколько искр, или я ошибаюсь?
– Вы назвали его… – Мэри резко оборвала себя.
– Задницей? – закончил за нее лорд Эдмонд. – Но он и есть задница, лошадиная задница, если быть более точным. Мэри, неужели ты совершенно серьезно можешь слушать, как он несет такую чушь? Видимо, вежливость слишком глубоко укоренилась в тебе.
– Возможно, это и к лучшему, – напряженным от возмущения голосом согласилась Мэри, – иначе я высказала бы вам все, что думаю о вас.
– Нисколько не возражаю. – Улыбнувшись Мэри, лорд Эдмонд длинным пальцем щелкнул ее по щеке.
– Вы несказанно вульгарны. Вашим языком изъясняться только в сточной канаве.
– Я сказал бы, на скотном дворе, – после недолгого размышления поправил ее лорд Эдмонд. – Там можно найти и задницы, и коровье дерьмо. И утиные лужи. Мэри, ты когда-нибудь бывала в деревне?
– Надеюсь, вы уходите, – с ледяной вежливостью произнесла Мэри, не отвечая на его вопрос.
– Нужно свозить тебя туда, это пополнит твое образование, Мэри. – Он не отрываясь смотрел на ее губы. – Например, ты даже не представляешь себе, сколько различных назначений есть у стога сена. По крайней мере с одним из них я тебя познакомлю.
– Прошу вас, уходите, – взмолилась Мэри.
– Когда я снова увижу тебя? Поедешь завтра со мной в Кью-Гарденс? Там нет ни утиных луж, ни стогов сена, ничего, что оскорбило бы твои чувства. Поедешь?
– Спасибо, нет.
– Потому, что я в лицо назвал Бисли задницей, а за глаза лошадиной задницей? Приношу свои извинения, Мэри, но этот человек разозлил меня. Я прощен?
– Прошу вас, уходите, – снова повторила Мэри.
– Так ты не поедешь в Кью?
– Нет.
– Заметь, на этот раз ты даже не сказала «спасибо», – со вздохом упрекнул ее лорд Эдмонд. – Но так или иначе, мы скоро увидимся. Мне не нравится твоя чопорность, именно это мне всегда в тебе не нравилось. Мне нравится другая Мэри, настоящая. Всего доброго. – Он взял ее руку, и Мэри замерла, ожидая, что он поднесет ее к губам, но вместо этого лорд Эдмонд наклонился и поцеловал ее в губы жадным, горячим и коротким поцелуем.
– Убирайтесь, – со злостью прошипела она, боясь, что слуга, который стоял вне пределов слышимости у входной двери, готовясь открыть ее перед гостем, мог все видеть. – Если я никогда больше не увижу вас, я буду только рада.
– Мэри, шаблонные фразы тебя не украшают. – На короткое мгновение он впился в нее взглядом голубых глаз, а затем отпустил руку, повернулся и, больше не взглянув на нее, покинул дом.
Мэри казалось, что, если она будет продолжать злиться, ее разорвет на мелкие части, но она была… просто в бешенстве! Внутри у нее все трепетало, и она физически ощутила, как дрожь пробежала от ее губ через горло и грудь к животу и еще ниже, превратившись в неприятную пульсацию между ног, ставших словно ватные.
Мэри снова вспомнила то, что так ярко вспоминалось ей каждую ночь после произошедшего в Воксхолле, и, быстро повернувшись, поспешила вернуться в гостиную.
* * *
Лорд Эдмонд не отдавал себе отчета, почему так настойчиво преследует ее. Мэри, видимо, на самом деле не желала иметь с ним ничего общего, и ее мир был чуждым для него. Лорд Эдмонд не понимал, как она могла всерьез воспринимать таких людей, как Пипкин и Бисли, он-то всегда считал эти вечерние собрания интеллектуалов смешными и скучными. Неужели Мэри не видит, что там переливают из пустого в порожнее?
Когда-то лорда Эдмонда выгнали из Оксфорда из-за того, что он примерно то же самое сказал главе колледжа – правда, тогда его язык был более красочным и отличался от того, который употребляют на конюшне, но зато он разбил нос своему оппоненту. Если бы Мэри присутствовала при том разговоре, она раз десять упала бы в обморок, хотя, возможно, и нет, ведь она какое-то время прожила в полевых условиях со своим мужем-полковником и ей, несомненно, доводилось слышать все это, да, пожалуй, и не только это.
Конечно, в то время оксфордский эпизод не был для лорда Эдмонда типичным образцом поведения, просто тогда не прошло еще и месяца после смерти Дика, а жизнь его матери висела на волоске. Руководителю колледжа, этому тупому ханже, еще повезло, что лорд Эдмонд не свернул ему шею. Даже сейчас при воспоминании о тех событиях лорд Эдмонд едва сдержал стон.
Почему все-таки он преследует Мэри? Чтобы получить удовлетворение от преодоления такого откровенного сопротивления? Возможно. Те же причины побуждали его преследовать Фелисити. А может, потому, что так он мог унизить ее и выразить свое презрение к ее окружению? Нет, только не это. Он не питал к ней ненависти, а чувствовал лишь некоторое изумление, подозревая, что, вероятно, был единственным мужчиной, кроме, быть может, Клифтона, который знал, что под степенной и скромной внешностью скрывается более страстная и – черт возьми! – более интересная Мэри.
Значит, он не оставлял ее в покое потому, что поведение Мэри в постели вызвало у него жажду продолжения? Да, безусловно, поэтому. Женщины, которых он знал, не наслаждались сексом. Некоторые из них, холодные, как рыбы, покорно позволяли, чтобы им широко раздвигали ноги и овладевали ими, а потом улыбались, как святые мученицы, – таких лорд Эдмонд редко приглашал к себе дважды. Другие крутились, пыхтели и кричали в экстазе, а затем приводили в порядок прическу и протягивали руку за деньгами – такие женщины по крайней мере прилежным трудом зарабатывали себе на жизнь и обычно знали, как доставить мужчине изысканное удовольствие, и бывало, он к ним еще возвращался; дважды он брал таких женщин в любовницы, одна была его подругой полтора года, другая – больше двух лет.
Мэри не попадала ни в одну из этих двух категорий. Из всех женщин, которых имел лорд Эдмонд, она была единственной, кто, совершенно не стесняясь, откровенно наслаждался сексом. И только она одна доставила ему истинное наслаждение.
Всего лишь при воспоминании о том, как он в первый раз обладал ею в своей алой комнате, когда она попросила, чтобы все было медленно, и получила желаемое, его бросало в жар.
Да, только из-за этого он преследовал Мэри, никакой другой причины не было – он хотел ее, но не как случайную женщину в постели, с которой можно убить скучные часы бесцельного существования. Она нужна ему надолго, очень надолго, если будет такой же, как в ту ночь. Лорд Эдмонд хотел, чтобы день начинался с нее, чтобы она была десертом на завтрак, полуденным моционом, возбуждающей аппетит приправой перед вечерним развлечением, колыбельной песней перед сном и полуночным лекарством.
Он хотел научить ее многому, очень многому и самому научиться всему, чему она захотела бы научить его.
Он хотел Мэри, и она тоже должна хотеть его, потому что, как ему было известно, после разрыва с Клифтоном у нее никого не было, а такая страстная женщина с ненасытным аппетитом не может довольствоваться воздержанием. Нет сомнения, что репутация лорда Эдмонда отпугивала Мэри, многие леди избегали его еще до того, как он бросил Доротею, а уж после этой истории большинство дам вообще не замечало его – как миссис Хайд на днях в парке. Наивная женщина! Как будто его это волновало!
Возможно, Мэри слышала про Дика. Это был скандал пятнадцатилетней давности, похороненный почти так же много лет назад, как и сам Дик, но, возможно, до Мэри все же дошли какие-то слухи.
Нужно заставить ее понять, что нельзя судить о человеке по его репутации и навешенным на него ярлыкам. Мужчина, которого она видела и которого, по ее мнению, знала, не более реальная персона, чем та женщина, которую он сам видел в ней. Два человека, которые встретились и занимались любовью под аккомпанемент разбушевавшейся стихии, были совсем не теми людьми, которых знал высший свет, и не теми, кем они считали друг друга до той ночи. Лорд Эдмонд понимал это совершенно четко, и Мэри тоже должна это понять. А если нет, ну что же, тогда он заставит ее понять. Он хочет ее, она ему необходима, и он ее получит.
И лорд Эдмонд принялся размышлять, где бы он мог встретиться с Мэри на следующей неделе. Окольными путями, которые ему всегда без труда удавалось находить, он разузнал, что через два дня после состоявшегося у нее литературного вечера Мэри будет в театре с Бареттами и еще несколькими их общими друзьями и что она приняла приглашение на бал к Мензисам, который состоится через три дня после этого. Сам он не получил приглашения, но это не помешает ему отправиться на бал. Вряд ли хозяева станут поднимать шум, чтобы выпроводить его, а если все-таки его не пустят, что ж, тогда сплетники получат пищу для разговоров на несколько дней, пока не появится какой-нибудь очередной скандал, который развлечет их.
А леди Монинггон и не подозревала о его планах.
