Текст книги "Рыбы"

Автор книги: Мелисса Бродер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

9

Говорят, иногда хорошее самочувствие случается, когда ты ближе всего к суициду. Может быть, когда все уже решено, тебе вдруг становится легче. Не думаю, что поэтому я в тот вечер отправилась прогуляться по берегу. Вряд ли я планировала напиться и броситься в океан или хотела погибнуть от руки незнакомца. Я знала, что такие прогулки в полночь опасны, и после десяти или одиннадцати редко гуляла даже по тротуару. Наверно, ощутив связь с самой собой, я просто вообразила себя непобедимой – мол, могу сделать что угодно, и мне ничего за это не будет. А может быть, искала новый кайф.

Я забралась на один из больших черных камней, сгрудившихся у воды. Посидела немного, глядя на волны, казавшиеся вблизи серыми и белыми. Если камни разумны, как им, должно быть, одиноко в холодном лунном свете.

– Привет, – сказала я им.

Камни не ответили. У них был океан, и они не были одиноки. Интересно, раздражают ли их волны, этот постоянный накат, эта ежедневная постепенная эрозия? Не мечтают ли втайне о цунами, которое сбросит их в океан и покончит со всем этим раз и навсегда? Или им доставляет удовольствие неторопливое ритмичное касание?

Краем глаза я заметила что-то на краю одного из камней. Пара рук. Красивых, бледных под луной, с обкусанными ногтями. «Беги!» – крикнул голос во мне. Вброшенный в кровь адреналин разнесся по телу тревожным звоном. Но я не смогла даже пошевелиться.

А потом увидела прекрасное лицо, упавшую на глаз волну каштановых волос. И громко охнула. Лик смерти?

– Извини, – произнесло лицо. – Не хотел напугать. Решил передохнуть чуть-чуть от заплыва.

– Все в порядке, – пробормотала я, так и не сдвинувшись с места.

Пловец прислонился к камню. Руки у него были крепкие, мясистые – не такие, как у бодибилдеров, но с проступающими тугими мышцами. Я почему-то вспомнила, как ела кусок рыбы с толстой кожей и тонким слоем жира, плотного и вместе с тем мягкого и очень белого. Мне вдруг захотелось укусить их. Грудь у него была безволосая, а цвет сосков совпадал с цветом губ, – как у карандашной резинки. На вид не больше двадцати одного. Если это и была смерть, то очень уж пикантная.

– А ты не боишься плавать вот так, ночью? Вода-то, наверно, ледяная? – спросила я.

– У меня ниже пояса мокрая гидра. И нет, не боюсь. Мне нравится, как волны плещут в лунном свете. Нравится, что океан в полном моем распоряжении. Ну почти.

– Да, здесь красиво, – согласилась я.

Вино выветрилось, нахлынула усталость. Зубы у него были белые, но не такие, как у актеров. Они не казались ни выбеленными, ни фальшивыми и переливались, будто внутренность раковины. В нем ощущалось что-то почти женственное, прелестное, но подбородок выделялся твердостью линий. Ох уж эти серферы! Я постоянно забывала, что они настоящие. То есть я, конечно, знала, что они существуют. Знала, что они живые. Но мне всегда казалось, что серфинг на самом деле маскарад, что они только притворяются, будто в восторге от него. Как можно искренне отдаваться чему-то, что и определить трудно? Волна за волной, снова и снова – и это все. Вот бы кто-нибудь так же увлекся мною. Но, конечно, их любовь к серфингу была неподдельной. Это факт. Их подлинная любовь не уступала любви воображаемой. Правда, у этого парня доски не было. Он не был серфером. Он был пловцом.

– Как тебя зовут?

– Люси.

Я почувствовала себя старухой.

– Приятно познакомиться, Люси. Я – Тео.

Имя только добавило ему привлекательности. Он был настоящим, там, в воде, настоящим в том смысле, в каком не была настоящей я. Он плавал, он был мокрый, а я – что здесь делала я? Я подумала обо всех своих книгах, дожидающихся меня в прожаренной квартире в Фениксе, лежащих стопками и собирающих пыль. Подумала об университетской библиотеке. Представила, как она растет и растет. Представила груды книг на краю океана. Уничтожить их могла одна океанская волна. Они такие сухие, словно и впрямь сделаны из пыли. И моя кожа на ощупь такая же, как старая книга: сухая крошащаяся бумага, испещренная знаками, якобы содержащими знание, но которые, если присмотреться повнимательнее, всего-то пустяшные каракули. Не то знание. Ненастоящее. Положи меня в воду, и я тоже растворюсь.

Наверняка.

– Ты всегда плаваешь по ночам?

– Да. Волны сильнее, но и ты набираешься сил.

– Утонуть не боишься?

– Нет.

Я посмотрела на луну. Потом на него. И мне стало не по себе. Кто он? Я не хотела умирать. По крайней мере, не хотела чувствовать, как умираю или тону. Вот сижу, свесив ноги, на камне, в полночь, разговариваю с незнакомцем. А ведь он может запросто ухватить меня за лодыжки, стащить с камня, удержать под водой. И все, конец. Только зачем бы ему это делать?

Не знаю, случается ли нам быть полностью довольными жизнью, но бывают моменты, когда мы чувствуем, что ближе к ней, когда не помним, каково это – страдать. В такие моменты мы движемся вперед в пустоте, забывая, что не движемся никуда, так что пустота не кажется такой уж пугающей. Мы чувствуем себя так, словно разбираемся с дерьмом. Разбираемся с дерьмом и работаем над собой. А потом появляется кто-то еще, встречает нас, и мы думаем, что в состоянии справиться с чем угодно.

Я всегда считала, что мне все по силам, пока не оказалось, что не все. Я говорила так, словно умереть – это пустяк, но в тот миг я определенно не хотела умирать. Находиться на берегу ночью – безумие. И о чем я только думала?

– Мне надо идти, – сказала я. – Холодает, а еще собаку надо выгулять.

– У тебя есть собака? – Он как будто немного расстроился. Тоже странно. Серферы вроде бы любят собак. В море они и сами словно чудесные беззаботные дворняжки.

– Да. А что?

– Ничего.

– А у тебя есть собака или кошка?

– Нет, – сказал он и рассмеялся. – У меня рыбы.

– Рыбы? – повторила я и неожиданно для себя самой захохотала.

– Где ты живешь? – спросил он.

– Там, за отмелью. В одном из тех домов. – Я махнула рукой в направлении дома Анники.

– А, девушка из Вениса.

– Да, живу с сестрой. – Про то, что я из пустыни, я говорить не стала.

– Что ж, если решишь как-нибудь прогуляться ночью к камням, то, может быть, увидимся снова. Я всегда здесь плаваю.

– Да, может быть. Ну ладно, пока. Будь осторожен.

– Пока.

Он так и остался у камня, когда я ушла. Как будто не хотел его отпускать, но не потому, что боялся волн, просто потому, что… Не знаю почему. Я прошла через отмель, сняла сандалии. Когда обернулась, он все еще был там и держался за камень, прижавшись к нему щекой. Он помахал рукой.

Подходя к дому, я все еще чувствовала его взгляд, но когда обернулась еще раз, его уже не было. Странный холодок пробежал по спине, и я даже обрадовалась, что дома меня ждет пес.

– Привет, Доми, – сказала я, открывая стеклянную дверь.

Но Доминик не бросился мне навстречу, как бывало обычно. Он лишь принюхался, но подходить не стал, а прижал уши и зарычал. Никогда прежде я не видела его таким. Он снова зарычал, но в этом звуке было что-то милое. Доминик пытался вести себя как настоящий пес в дикой природе или даже волк. Живут ли еще собаки на воле, в диких местах? Да и остались ли они где-то, эти дикие места, или все теперь заселено айтишниками и заставлено барами? Есть ли на свете что-то неоткрытое или все схвачено Интернетом? Ничего нетронутого больше нет. Может быть, что-то еще не занесено на карту и где-то еще сохранился уголок для тайны? Может быть, какой-нибудь странный и прекрасный мальчик еще может вынырнуть из моря и напугать тебя.

– Нет, Доминик, нет, – сказала я. – Ни в коем случае. Мы не рычим. Мы никогда не рычим на маму.

Мне вдруг стало легко, весело и совсем не страшно. Неужели боги – или, может быть, вселенная – услышали мою аметистовую молитву. Как все странно. Жизнь в порядке. Она даже бывает иногда милой. Просто не надо ничего от нее ожидать. Так считали еще стоики – Зенон, Сенека, все эти древние чудаки. Весь фокус в том – и теперь я вполне с ними соглашалась, – чтобы не цепляться за желания и представления. Не привязывайся к другому, не жди ничего хорошего, и тогда ты влюбишься в жизнь, и, может быть, с тобой даже случится что-то забавное и хорошее. А такое случается, только если тебе ничего ни от кого не надо. Не бери ничего у другого и не отдавай никому часть себя, но если встретишься с кем-то, то и с тобой может случиться хорошее. Для начала полюби покой и тишину.

10

Но утром берег заполнили туристы, и аметист остался всего только камешком. Тишина и покой снова ушли и сменились пустотой, ничем. Расплавившаяся свеча растеклась по всей веранде, и я потратила добрых полчаса на то, чтобы отскрести застывший воск. Подумав, я решила прогуляться с Домиником до фермерского рынка в Санта-Монике, попытаться быть такой же, как и остальные люди в воскресенье. Может быть, купить немного фруктов, погрузиться в суету дня. Может, у меня и получится стать обычной женщиной с собакой, покупающей фрукты.

Фермерский рынок посещают семьями. Не люблю семьи. Какая-то группа играла каверы «Crosby, Stills & Nash», детишки катались на пони. Насмотревшись на это, я поняла, что никогда больше не захочу органической пищи. У прилавка с местной кукурузой я наткнулась на Клэр, рыженькую из нашей группы. Она улыбнулась и помахала рукой. Мне показалось, что Клэр чувствует себя получше, чем на последнем сеансе. По крайней мере, она не плакала.

– В группу больше не приду. Пошли они куда подальше с этим своим дерьмом. Прикидываются, будто все обо мне знают. Да и в любовную зависимость я не верю. Не верю в абстиненцию, в отказ на какое-то время от свиданий, во все это пуританство, во все это черное и белое, которое якобы поможет решить мои проблемы.

– Да, рекомендации у них довольно унылые.

– Хуже не бывает. А у меня как раз свидание с шикарным парнем. Зовут Дэном. Такой красавчик. Я в него уже по уши влопалась. Теперь прямая дорога к обсессии. Вот только думаю, что если бы оно и дальше так валило – ну, знаешь, если бы я трахалась не с одним парнем, а с двумя или тремя, – то я бы и не зацикливалась на ком-то одном.

– Хитрая придумка, – сказала я.

– Сейчас как раз набираю гарем. Я, кстати, бываю на этих полиаморных вечеринках. В Топанге познакомилась с одним парнем, Трентом. Он малость постарше, занимался порно. Волосы завязывает в хвост, и так сразу не определишь, неряшливо это или мило. У него жена есть. А у жены бойфренды. Собираюсь завтра его трахнуть. Я и с другим состыковалась. Орион. Лет, наверно, восемнадцать. Такой нежненький. Носит килт. Так вот он – пансексуал. Мы с ним всю ночь кувыркались. Но живет в Вермонте и уже уехал домой, так что я вся в поисках третьего. Может, уломаю того парня, что в «Best Buy» работает. Мы с ним когда-то уже трахались. Он с Ямайки, супер. И со мной такой милый.

– Так они все поли? И Дэвид тоже?

– Нет. Он… Даже не знаю кто. Компьютерный программист. Может, сидит на чем-то. Хотя занимается йогой. Член у него здоровенный.

– Забавно. Я тебе завидую.

– Попробуй зайти на Тиндер. Или пойдем со мной на поливечеринку.

– Ох, даже не знаю. Боюсь, увлекусь кем-то еще. А Доктор Джуд сказала…

– Чушь, – перебила Клэр. – Как еще, по-твоему, ты с ним развяжешься? Думаешь, излечишься, как от болезни? Так не бывает. Само оно не проходит. Найди замену. Клин клином вышибают! Вот тогда он призадумается и в конце концов вернется, но только ты сама к тому времени его уже не захочешь. Мужчины нюхом чуют, когда мы другого находим. Особенно если кого-то с членом побольше. Мне лысый Брэд уже сообщение прислал.

– Не отвечай!

– И не буду. Нет такой нужды.

– Да, интересно. Рада, что ты смогла все сбалансировать и не прилипнуть.

– Для таких, как мы, это единственный способ. Только так и можно развязаться: трахаться налево-направо, а там будет видно. Может, еще и сама удивишься. Поймешь, что можно просто трахаться и ничем себя не связывать. Вот даю гарантию, к Тренту я не привяжусь.

– К тому, который с хвостом?

– Да. – Клэр рассмеялась. – А еще тебе самой надо понять, какая ты горячая штучка. Почувствовать это.

– Я не такая горячая. – Я тоже рассмеялась. – Я – ленивая и неисправимая.

– Вот уж не надо. Ты такая… типа невинная бродяжка. Вроде той стервы из «Отверженных».

Она посмотрела на часы.

– Черт, пора ребятишек забирать. Не заводи детей. Они испортят тебе жизнь.

– Не планирую.

– И обязательно попробуй Тиндер. Просто попробуй.

11

В тот вечер я подумала, что, может быть, стоит прогуляться к камням, посмотреть, будет ли там тот пловец, Тео. С другой стороны, не глупо ли? Какой смысл преследовать мальчишку? Вместо прогулки я завела фальшивый профиль на Фейсбуке (прежний закрыла после того, как застала Джейми и Рошель с вином и пирогом у него дома) и открыла аккаунт в Тиндере, воспользовавшись старыми фотографиями пяти– и десятилетней давности. Не то чтобы я сознательно планировала что-то вроде Я убью себя прежнюю и на ее месте выращу себя электронную, но на деле получалось именно так. Я хотела отказаться от себя, как будто исчезнуть можно вот так, вычеркнув себя где-то. Как будто можно жить по-настоящему, представившись кем-то другим. Вот я и собиралась стать кем-то, кому ни до кого нет дела. Стать свободной в сексе, свободно распоряжаться собственным телом. Я хотела стать кем-то, кому все до одного места. Можно ли вылепить из себя того, кому на все положить? Когда-то, до встречи с Джейми, я трахалась направо и налево, но мне было не все равно, любят ли меня потом. Можно ли как-то удалить это не все равно? Теперь мне предстояло войти в новую жизнь под девизом: мне наплевать. И вот что я написала о себе:

Давай потискаемся в темном переулке.

Их там хватало. Мерзких придурков, особенно типа актерской братии. Ненавижу актеров. При моем уровне социофобии невозможно быть с тем, кто изображает расслабон. Хватит и того, что мы все уже носим маски. Мне не нужен кто-то, чья профессия – надевать дополнительно еще одну. Я больше склонна к тому, чтобы срывать маски как можно быстрее и выкладывать все начистоту, избавляясь от дискомфорта, причиняемого необходимостью носить даже одну. Я, можно сказать, страдаю навязчивой исповедальностью. Но у актеров запас масок неограничен, и они накладывают их слоями, одну на другую.

Первым, кому я написала, был дизайнер по имени Гаррет. О себе он сообщил, что владеет фирмой графического дизайна, среди клиентов которой «JetBlue», «Apple» и MTV. Возраст – двадцать девять лет. Ох уж эти мальчики! Лакомый кусочек, но заинтересуется ли он мной? Для начала я солгала, сказала, что у меня есть бойфренд, но отношения у нас открытые. Зачем я это сделала, сказать трудно. Может быть, чтобы он знал, что спрос на меня есть, что я не мечусь в отчаянии, а скорее озабочена своим нынешним положением. Или, может быть, хотела указать, что если он попытается убить меня, то мое исчезновение не останется незамеченным. Гаррет ответил. Мое предложение ему показалось забавным, потому что он со своей подружкой тоже состоял в открытых отношениях. В Штаты он приехал из Торонто, теперь жил в Силвер-Лейк, а в Венисе был этим вечером, встречался с клиентом.

потискаться на улице, да? – написал Гаррет.

да, – ответила я.

а как насчет чего-нибудь еще? в другом месте? хочешь потрахаться?

Я занервничала.

И переключилась на Адама, двадцатисемилетнего парня, смахивающего на обезьяну, но обезьяну сексуальную, с прической мэн-бан. Он с ходу объявил, что я – огонь, и мне это понравилось. Насчет потискаться на улице – он с удовольствием, причем на любой улице. О себе Адам написал, что живет недалеко от Вениса, в Марина-дель-Рэй, и работает официантом в «Whiskey Red’s», но пытается стать писателем. Этот парень сразу пришелся мне по душе.

Гаррету я написала – нет, спасибо, и он, похоже, расстроился. Спросил, точно ли я не хочу потрахаться. Осведомился насчет причины отклонения его кандидатуры. Я ответила, что познакомилась кое с кем, кто, кажется, мне больше подходит. Он сказал, что понял, но попросил дать знать, если я передумаю.

С Адамом мы договорились встретиться через два дня. Часы показывали 1:57, и я с ужасом поняла, что весь вечер шарила по профилям и проверяла сообщения и совсем забыла про Доминика, который оставался без прогулки целых восемь часов. Я почесала ему живот, извинилась, и мы отправились к каналам. Мысли вертелись вокруг Адама, и я не только представляла, как хочу его, но и как он хочет меня. Как вожделеет. Я так и уснула, мастурбируя и отдаваясь человеку, существовавшему, в общем-то, только в моем воображении.

Утро моя правая рука встретила в трусиках. Жесткий взъерошенный кустик напоминал на ощупь губку из стальной шерсти. Иногда я пользовалась кондиционером, но в последнее время не баловала его вниманием. Интересно, к чему привык Адам? Да и есть ли у его сверстниц лобковые волосы? Я потрогала волосы на голове. Какое-то малоприятное облако. При мысли о проступающей седине меня едва не вырвало. А его не стошнит?

Я хотела предъявить Адаму совершенство и, выгуляв и покормив завтраком Доминика, отправилась на Эббот-Кинни. Приглянувшийся мне салон под названием «Trim» порадовал отсутствием клиентов. Меня встретила симпатичная брюнетка с карамельными волосами, которая представилась как Эллисон.

– У меня свидание.

– Чудесно. Что бы ты хотела?

– Покрасить волосы. Без особых безумств. Обычно ношу темно-рыжие.

Я показала ей несколько своих фотографий на телефоне, как выглядела до расставания с Джейми.

– Вы куда-нибудь пойдете? – спросила Эллисон. – В какое-то крутое местечко?

Признаваться, что я собираюсь лизаться-обжиматься на улице, не хотелось. Как и сообщать о том, что на свидание я иду с парнем, которого в глаза не видела и который к тому же на десять лет моложе. Нет, сама по себе разница в возрасте – это даже круто, но как-то непривычно. Пришлось соврать, что встречаюсь с техническим администратором, старым знакомым, и что мы собираемся закатиться на несколько дней в пансионат в Санта-Барбаре.

– Замечательно, – восторженно отозвалась Эллисон.

Приятно все-таки поболтать с кем-то вот так, как с подружкой. У меня такого давно не было, по крайней мере с тех пор, как Рошель обернулась из союзницы в крысу. Мы обе даже взбодрились, словно нас обеих, меня и Эллисон, ожидало волнующее приключение. Может быть, она только притворялась, но даже если так, такое притворство предпочтительнее реальности.

После парикмахерской я прошлась по магазинам с одеждой, обнаружив, что все дерьмо в стиле хиппи безумно подорожало: шелковые кимоно продавались по 700 долларов, браслеты на запястье, ожерелья и подвески, выглядевшие так, словно их принесли из вудстокской палатки, шли по 3000 долларов, жилетки с бахромой – по 1900 долларов. Но потом мне попался бутик с объявлением «ВСЕ по $20». Я примерила черное платье с длинными рукавами, выгодно подчеркивавшее мои изящные ножки и талию, но расходившееся колоколом в бедрах.

Все продавщицы в один голос твердили, что выгляжу я изумительно, и их энтузиазм меня убедил. Внимание мне льстит и кружит голову. Я уже не думала о том, как пройдет свидание. Подготовка к нему – вот что захватило меня сетью и вырвало из тины. Вот ради чего стоило жить. Как будто некое чудесное, восхитительное будущее событие вытянулось назад в прошлое. Оно, это будущее событие, оправдывало свое существование только тем, что пробудило во мне вот это волнение, это радостное предвкушение.

Дальше на моем пути лежал магазин косметики и парфюмерии, где к моим покупкам добавилась помада в тон волосам – матовая красная. Здесь меня встретили как чужака, странно враждебными взглядами. Наверно, я слишком много говорила о свидании, а то и дело повторявшиеся слова «техадмин» и «Санта-Барбара» навели их на мысль, что я достаточно богата, чтобы делать покупки в их магазине. Но ни одна из них не улыбнулась. Или разговоры здесь не приветствуются? Может быть, с одними женщинами можно болтать о воображаемых свиданиях, а другие с первого взгляда видят тебя насквозь и определяют твою настоящую цену?

Последним штрихом стала бикини-ваксация. Я заглянула в какую-то вонючую дыру, где меня пообещали принять сразу. Попытка обойтись минимумом не прошла – модельер, грудастая тетка по имени Кристина, увидела мою вагину и подняла шум.

– Слишком много волос! Слишком много волос!

– Да, знаю. И что, по-вашему, мне с ними делать?

– Убери все!

– Ха, вот уж нет.

– Ладно. Уберем часть. Я покажу, как это делается. Ложись!

Я легла на укрытую бумагой подушечку. В комнате было холодно, на потолке темнели пятна, будто на него помочились, и проступала плесень.

– Бойфренд есть? – спросила она. – Что он об этом думает?

– Нет. Нет у меня бойфренда.

– А, понятно! Это я поправлю. Расслабься.

Кристина положила воск. Было горячо, но я же не знала, как должно быть. Ощущение было такое, будто правая губа горит. Она помахала над воском рукой.

– Раз, два, три…

И дернула. Моя вагина будто превратилась в дерево, корни которого рвут из земли. Резкая, раздирающая боль и жгучее жжение – все сразу. Могла б – убила.

– Господи! – крикнула я и приподняла голову. Весь мой куст исчез. На розовом лоскутке кожи темнели крохотные пятнышки крови. Промежность напоминала мохнатый рот с одним удаленным зубом.

– Откинься, дорогуша. Ерунда, пройдет.

– Нет! Не надо. Пожалуйста. С меня хватит. Хватит.

– Я не могу оставить тебя в таком виде. Как ты пойдешь к мужчине вот с этим? – спросила она, указывая на мою истерзанную вагину.

– Наплевать!

– Теперь будет полегче.

Я не знала, что делать. Мы даже немного повоевали. Она накладывала воск, а я отталкивала ее руки. Со второй полосой у меня потекли слезы.

– Двинуться можно.

И все же я позволила ей довести дело до конца, хотя мне и казалось, что она просто выжигает вульву. Неужели другие женщины тоже проходили через это? Кто же они такие? Потом Кристина занялась моей задницей – по необходимости, как она сказала, чтобы «не воняло». А я жила с этой вонью тридцать восемь лет.

Вернувшись домой, я легла с Домиником, приложив к вагине пакет с замороженными эдамаме. Я ненавидела все на свете. Платье, помада, даже цвет волос казались несусветной глупостью. Я потеряла к ним всякий интерес, даже к платью, которое так полюбила. Дело было не в нем самом. Его приобретение – вот что было здорово.

Счастье бывает разного вида. Одно, безумное счастье, принесло мне ощущение адреналина в крови от всей этой суеты. Другое я получила от тихого покоя, когда лежала с Домиником. Я поцеловала его в ухо.

– Извини, я так расстроилась.

Он принюхался. А мне вдруг расхотелось идти куда-то с Адамом. Я так и уснула, прижимая к вагине пакет с размораживающимися соевыми бобами.

Но к утру выветрившееся было возбуждение – то самое ощущение цели – странным образом вернулось. Проснувшись, я обнаружила поступившее от Адама сообщение.

увидимся вечером красотка.

Что-то было в том утре такое, что встряхнуло меня. Вырвало из тумана. Или, может быть, из грустного осознания, что однажды я умру. Это что-то проткнуло пузырь пустоты. Страсть и любовь ко всему – теперь я чувствовала их в себе.