Текст книги "Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле"

Автор книги: Мелисса Бэнк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Генри изрек, глядя на «линкольн»:

– Классная машина.

– В следующий раз, – сказала мама, и Арчи поцеловал ее в щеку.

Парень в черном макинтоше распоряжался на стоянке машин. Арчи сел за руль, чтобы отъехать, но я все еще медлила, стоя возле машины.

Парень махнул Арчи – и тот наклонился в мою сторону и постучал в стекло. Голос его звучал приглушенно:

– Поехали, дорогая!

– Эй! – крикнул мне парень в макинтоше. – Скажи папаше, чтобы выезжал.

Родители притворились, будто этого не слышали. Генри посмотрел на меня. Он улыбался.

* * *

Когда мы ехали домой, Арчи казался мне таким же старым, каким он был в глазах моего брата, поэтому я всю дорогу смотрела в окно.

Арчи чувствовал, что дело плохо, но, видимо, старался убедить себя, что сделал все возможное и от него ничего больше не зависит.

Когда мы свернули на вест-сайдское шоссе, переулки сузились. На заднем борту грузовика, ехавшего перед нами, светилась стрелка, у которой отсутствовал наконечник.

– Похоже на дефис, – заметила я.

Арчи улыбнулся.

– Знак опасности, – сказал он. – Впереди сложные словосочетания.

* * *

Той ночью Арчи рассказал мне о своей подруге, которая покончила с собой. Я знала, что он говорит правду, и это было худшее из того, что когда-либо случалось с ним… История не была похожа ни на одну из тех, которые он мне рассказывал раньше. Он не приукрашивал деталей и ничего не пытался скрыть. А закончив, добавил:

– Пожалуйста, никому это не рассказывай.

– Хорошо, – ответила я, – никому не расскажу.

* * *

Я слышала, как Арчи говорил по телефону в своем кабинете. Голос его был тихим, а тон доверительным. Закончив разговор, он пришел ко мне на кухню.

– Мать Элизабет в городе, – объявил он. – Она хочет с тобой встретиться.

– Замечательно, – отозвалась я.

Он продолжал, словно и не слышал меня:

– Знаешь, что она сказала, когда я сообщил, что собираюсь жениться на тебе? «Хорошо, старина. Любовь – это реальная преграда на пути недоверия».

– Я слышала, как ты разговаривал с ней.

– Джейн, – молвил он и рассказал, что не позволял себе даже взглянуть на другую женщину с тех пор, как встретил меня. Потом его голос изменился: – Ты не могла бы сказать о себе то же самое.

– О чем это ты?

– О той ночи, когда ты обнаружила Джейми в своей квартире. О твоем последнем сношении с ним.

Я так и застыла на месте.

– Именно это я и имел в виду, – сказал он.

* * *

Арчи не пожелал больше разговаривать со мной. Он спал в комнате для гостей и, когда я проснулась, уже ушел.

На работе я ничего не соображала.

Я позвонила Софи.

– Порви с ним, – решительно посоветовала она и тут же напомнила мне, что я ревновала его к женщинам, которых он не видел уже тридцать лет.

– Тут совсем другое дело, – сказала я. – Есть женщина, с которой он регулярно вступал в интимную связь.

– Для него это не имеет значения, – отрезала она.

* * *

Я принесла домой креветок, хлеб и букетик цветов. В прихожей было темно.

– Милый! – позвала я.

И подумала: он, наверное, наверху с матерью Элизабет.

Все еще держа в руках продуктовый пакет, я пошла наверх. Дверь спальни была закрыта. Я открыла ее. Там было темно и пусто.

Я увидела свет, пробивавшийся из-под двери кабинета. И тут же почувствовала запах сигаретного дыма.

Он сидел за письменным столом в футболке, трусах и тапочках. И не обернулся на звук моих шагов.

– Милый… – начала я и увидела на столе бокал для мартини.

У меня перехватило дыхание.

Я уставилась на бокал, и все остальное поплыло и затуманилось у меня перед глазами. Остались только бокал и я. Бокал был большой и изящный.

А внутренний голос сказал: «Дома из таких бокалов не пьют».

Возможно, он просто достал его, чтобы полюбоваться.

Или предавался таким образом воспоминаниям.

Я не знала, что и подумать.

Он повернулся на вертящемся стуле, и я увидела его глаза. Он искоса глянул на меня, и это был его голос, но я его не узнала, когда он спросил:

– Что ты тут разглядываешь?

* * *

Неделю спустя я упаковала свои вещи.

Потом поднялась в его кабинет.

Он, не оборачиваясь, проговорил:

– Ты что-то сделала не так. А наказываешь за это меня.

– Слушай, – сказала я, и голос у меня был тонкий и неестественный. – Причина моего ухода – пьянство.

– Бог мой! – вздохнул он. – Разве это причина?..

Я поняла, что ждала лишь его разрешения уйти.

* * *

Арчи звонил мне иногда поздними вечерами. В его голосе я угадывала алкоголь. Через некоторое время я перестала отвечать на звонки и поручила это автоответчику.

Однажды ночью я все же сняла трубку.

Арчи сказал, что покончит с собой, и я поехала на такси к нему.

Дверь была открыта, везде горел свет. Он был наверху, в своем кабинете.

– А, привет! – сказал он и улыбнулся.

Я сказала, что он не похож на человека, который хочет совершить самоубийство.

– Я выражался фигурально, – ответил он. – Послушай вот это.

Он взял рукописную страницу и начал читать.

Мне хватило минуты, чтобы понять, что он читает собственную прозу. Это был роман. Начинался он с описания вечеринки в Центральном Западном парке.

Закончив читать, он сказал:

– Вот видишь!

– Что я должна видеть?

– Тот, за кого ты меня принимаешь, не мог бы это написать.

– Я никогда ничего подобного не говорила.

Он промолвил:

– Люди всю жизнь стремятся к такому счастью, какое есть у нас.

* * *

Меня вызвал к себе директор издательства. Он сказал, что получил от Арчи Нокса рукопись его романа для эксклюзивного издания.

– Арчи никогда мне не нравился, – добавил он. – Так же, как и я ему.

Я кивнула и промолчала.

– Он продает нам свою рукопись при условии, что редактировать ее будете вы.

Я не шелохнулась.

– Просмотрите ее, – предложил он. – Это легкое чтение.

Он протянул мне рукопись.

– Вам не придется менять ни единого слова.

– Нет, я ее не возьму.

Он впервые поднял на меня взгляд.

– Я понимаю вас.

* * *

Я прочитала книгу сразу же, как только она вышла в С. Ее читали все. Она была напечатана летом, и когда я прохаживалась по берегу, я видела, как люди ее читают.

В магазинах я все еще нахожу эту книжку в бумажном переплете. Я открываю ее на странице для посвящений, чтобы взглянуть на свое имя. Иногда я открываю первую страницу и вспоминаю ночь, когда он прочел ее мне, после чего, откинувшись на стуле, сказал: «Вот видишь!»

Написано гладко. Я действительно не изменила бы ни единого слова. Да и в основе своей она правдива. Если не считать того, что герой бросает пить, а девочка взрослеет. На последней странице они вступают в брак – прекрасный финал для любовной истории.

САМЫЙ ЛУЧШИЙ СВЕТ

Имея детей, приходится очень много им отдавать, что самым естественным образом и делают порядочные родители, а значит, можно рассчитывать и на ответную реакцию: пусть это будет не благодарность за то, что дети были рождены и воспитаны… но… готовность принять принципы и идеалы родителей.

Бенджамин Спок. Ребенок и уход за ним

Невесть откуда внезапно возникает мой сын Барни. Я завариваю на кухне мятный чай и подпеваю звучащей по радио арии, как вдруг слышу зуммер переговорного устройства. Барни говорит голосом восьмилетнего мальчишки: «Мама, открой. Это я». Я даю ответный сигнал, открываю дверь и выхожу на лестничную площадку. Он уже на третьем этаже, в неясном свете я вижу его джинсы и футболку. Как обычно, он привез с собой женщину.

Барни тридцать четыре года, но выглядит он на двадцать один. Он невысок и мускулист, у него смуглая кожа и крупный нос. Только мельком я вижу его лицо, и тут же он стискивает меня в объятиях. Я восклицаю:

– Как ты здесь оказался? Не могу поверить, что это ты!

Он берет за руку свою подружку и с преувеличенно британским произношением говорит ей:

– Познакомься с моей благочестивой матушкой.

– Можешь звать меня Ниной, – предлагаю я.

– Здравствуйте, – говорит она и пожимает мне руку. – Я Лорел.

Она выше его ростом и красива. Ее русые волосы заплетены в косу.

Барни живет в Чикаго, и я жду, чтобы он рассказал, что он делает в Нью-Йорке и почему так неожиданно объявился, но тут Лорел продолжает:

– Надеюсь, мы не помешали вам своим вторжением.

– Не глупи! – одергивает ее Барни.

Я даю ему шлепок.

Потом веду их на террасу, смахиваю листья с табуреток и со стола и возвращаюсь за чаем. Кричу из кухни:

– Вы голодны?

Барни за обоих отвечает: нет. Тем лучше – у меня в холодильнике только сельдерей и йогурт.

На террасе Барни и Лорел сидят, тесно прижавшись друг к другу; он обнимает ее за плечи, поглаживает шею.

Лорел сидит на стуле прямо, как балерина. Она кладет в чашку две ложки сахара с верхом, смущенно улыбается и наливает чай Барни.

– Надолго вы приехали? – спрашиваю я.

Барни отвечает, что завтра они собираются к родителям Лорел в Вудс-Хоул. Они морские биологи.

– Семья ученых, – поясняет он.

Теперь я вспоминаю, что как-то Барни рассказывал мне о женщине, которая работает в лаборатории. Тогда я не придала его словам значения. После развода у него всегда были подружки. Все у него окутано тайной, и когда через несколько месяцев я спросила, как дела, он ответил невнятно и раздраженно.

Я спрашиваю:

– Ты ученая, Лорел?

Она кивает.

– Я рассказывал тебе, – вмешивается Барни. – Она энтомолог.

Лорел добавляет:

– Я изучаю жуков.

Она смотрит вокруг – на деревья, которые все еще в цвету. Солнечный свет проникает сквозь листву и бросает на кирпичный пол теплые пятна.

– Здесь так славно, – говорит она. – Я не видела еще такой квартиры в Нью-Йорке.

Я объясняю ей, что Гринвич-Виллидж не такой, как остальные районы города.

– Это Нью-Йорк в миниатюре, – говорю я.

Когда она спрашивает о табличке «Продается», висящей на этом доме, я рассказываю ей о его владельце, который пытается выкупить арендные взносы у меня и у соседки сверху.

– А как поживает прелестная мисс Рита? – спрашивает Барни.

– Она умерла два года назад. Ей было уже лет девяносто.

– Она была сущим ребенком, – поясняет он Лорел.

– Она была писательницей, – говорю я, глядя на сына.

– А кто теперь живет наверху?

– Ее племянница Джейн.

– Я не смогу жить здесь снова, – говорит Барни. И поет: «Получил я акции земельные в Нью-Йорке».

Я спрашиваю, заходил ли он в Кингстон-Майнз, в блюз-клуб[13]13
  Здесь игра слов. По-английскиblues означает и «блюз», и «акции».


[Закрыть], где он время от времени играл на саксофоне.

– Я числился у них в штате, – роняет он, и мне становится ясно, что он не хочет говорить об этом.

Он откидывается назад и обрывает с герани сухие листья.

– Так как, Нина, насчет званого обеда? – спрашивает Барни.

– То есть?

– Великолепная задумка. Я позову на обед кое-каких подозрительных личностей, – говорит он, имея в виду своих сестер.

Он берет на кухне телефон и выносит к нам. Затем вызывает ресторан и просит:

– Изабель, пожалуйста… Скажите, что ее спрашивает Джерри Тинкайд.

Эти имя и фамилия мне знакомы – я сразу вспоминаю замурзанного дружка Изабель из седьмого класса. Барни придает своему голосу грубые интонации и говорит:

– Малышка, нам нужно встретиться…

Он держит трубку поодаль, чтобы мы услышали смех Изабель. Барни кривляется, болтая с ней, но хочет развеселить и нас. Он поет: «Я построю лестницу в рай» и дальше мычит без слов и марширует, танцует с веткой вместо тросточки. Барни привык быть в центре внимания.

Повесив трубку, он звонит П. К. в ее офис. Она самый молодой адвокат по защите гражданских прав. С ней Барни становится серьезным.

– Эй, Орешек! – говорит он, улыбаясь при этом Лорел, и уходит с аппаратом в комнату.

Я остаюсь на террасе с Лорел. Возникает долгая пауза. Потом она заводит разговор о снятом мною документальном фильме о привратниках. Барни показывал ей этот фильм, и Лорел говорит, кто из швейцаров ей особенно понравился. Она пристально смотрит на меня, когда я говорю, и слушает очень внимательно.

Барни возвращается и останавливается за стулом Лорел.

– Мы поговорили с П. К., Изабель и ее красавчиком… как же его?

– Кажется, Джанкарло, – припоминаю я.

– Точно! – восклицает он.

– А П. К. приведет Роджера?

– Роджер сдан в архив, – говорит Барни, нежно касаясь шеи и щек Лорел. – Жучок, тебе не хочется соснуть?

Он целует ее в затылок, и мне приходит в голову, что я не видела его таким ласковым с тех пор, как он расстался со своей женой Жюли.

Я говорю Барни, что они могут пожить в моей комнате.

Я делаю там уборку, достаю полотенца, а Лорел помогает застелить кровать свежими простынями. Барни говорит:

– Сейчас я буду убаюкивать ее песнями.

Я возвращаюсь на террасу и начинаю составлять список покупок для вечеринки. Когда Барни выходит из спальни, он не присаживается рядом, а прислоняется к стене.

Мне хочется спросить о Жюли, но я не решаюсь. В присутствии Лорел, отдыхающей в моей комнате, я чувствую себя не в своей тарелке. Жюли была частью нашей семьи, а это так просто не забывается. Наконец я не выдерживаю:

– Ты виделся с Жюли?

– Да. – Он улыбается нахальной улыбкой испорченного мальчишки.

– Как она?

– Прекрасно.

На мой вопросительный взгляд он отвечает:

– В четверг мы обедали вместе: я, Лорел и Жюли.

Теперь он серьезен, о чем-то задумался. Потом спрашивает:

– Как отец?

Барни никогда не интересовался отцом.

Я переспрашиваю:

– Отец?

– Ну да!

Я рассказываю ему, что отец сейчас выставляется в новой галерее. В очень хорошей.

Спрашиваю, не хочет ли он взглянуть на пригласительный билет, и Барни опять отвечает:

– Ну да!

Я беру с подноса для почты изящный пригласительный билет, на котором изображены три крошечных репродукции с картин Бена, и передаю Барни со словами:

– Выставка открывается в следующую пятницу.

Барни рассматривает пригласительный билет:

– Может, и схожу. Там видно будет.

Он сидит напротив, я заканчиваю список.

– Покупками займусь я, – заявляет он.

Я спрашиваю:

– Во что ты превратил моего сына?

Он улыбается.

– Не понимаю, о чем ты.

* * *

П. К. приходит раньше всех. Она прямо с работы, на ней строгий костюм, в руках солидный портфель. П. К. – низенькая толстушка, но выглядит хорошенькой, с нежными чертами ребенка. От подъема по лестнице ее лицо раскраснелось, в глазах – ожидание. Она целует меня и шепчет: «Жюли здесь?»

Я говорю «нет», и она вздыхает.

– Жюли вроде бы сказала «мы». Не понимаю. – На ее лице появляется выражение задумчивости. – Глупо как-то.

– Он приехал с Лорел, – говорю я. – Она очень славная.

– Прекрасная, – отвечает П. К. без всякого энтузиазма. – А где он сам?

– В винном магазине.

Из спальни появляется Лорел, она только что встала.

– Привет! – говорит она.

Мы с П. К. идем на кухню, где она снимает туфли и чулки и надевает мою черную футболку, которая отлично гармонирует с ее плиссированной юбкой.

– Прикольно, – говорит она сама себе.

Я поручаю ей делать салат.

Лорел присоединяется к нам. Теперь она проснулась окончательно, и ее распущенные волосы льются по плечам.

– Чем могу помочь? – спрашивает она, и П. К. поручает ей резать латук.

Барни возвращается из винного магазина. Увидев П. К., он опускает сумки на пороге гостиной и обнимает ее.

– Здорово, советник, – говорит он, поглаживая ее по спине.

Потом идет в столовую и включает радио. Звучит фантазия Глэдис Найт[14]14
  Знаменитая американская певица (р. 1944), исполняет песни в стиле «соул».


[Закрыть] на тему песни «Heard it Through the Grapevine». Мы начинаем пританцовывать, напевая: «Догадайся, что я знаю». И тут приходят Изабель и Джанкарло.

Изабель слывет в нашей семье первой красавицей. В этот вечер на ней мотоциклетные сапоги, в которых она кажется еще выше ростом.

– Общий привет! – говорит она, обнимая Барни, и представляет всем Джанкарло.

У него квадратная челюсть и длинные черные волосы, он очень красив – совершенно в итальянском духе.

Когда Барни представляет им Лорел, Изабель впадает в игривое настроение. Она изображает из себя жеманную кошечку, каковой отнюдь не является.

Для нее и Джанкарло не хватает места на кухне, поэтому они несут свою выпивку в гостиную. Я предлагаю П. К. составить им компанию, но она говорит: «Барни, иди к ним!»

Мы все собираемся в гостиной – пить коктейли. Я сижу на скамеечке для ног, а Барни, наклонясь ко мне, шепчет на ухо: «Они подружились», имея в виду П. К. и Лорел. Он целует меня в голову и поднимается.

– Ребята, – говорит Изабель, – у меня сюрприз. – Она оборачивается к Лорел и спрашивает: – Барни рассказывал тебе о водяной мельнице?

– Немного.

– Мы с Барни проводили там детские годы. Это была кооперативная ферма. – И поясняет для Джанкарло: – Comunista. – Затем описывает яблоневый сад, соседей, рассказывает, как мы переплывали реку, чтобы послушать народные концерты.

П. К. – вся внимание. Она тоскует по тем счастливым дням, и я ее понимаю.

Джанкарло засматривается на Изабель, изучая ее лицо: то ли он в нее безумно влюблен, то ли плохо понимает по-английски.

– Переходи сразу к охоте, Из, – говорит Барни.

– Нет, – возражает П. К., – продолжай!

Изабель переводит взгляд с меня на Барни, потом на П. К. и снова предается воспоминаниям.

– Мы с папашей ездили туда в прошлое воскресенье. – Она на минуту замолкает. – Помнишь, нам сказали, что там все сравняли с землей?

Барни кивает.

– Так-то оно так, – продолжает она, – да не совсем. – И достает из сумочки фотографии. – Вуаля! – И раздает их нам.

На них изображена крохотная деревушка, которую Барни построил за нашим домом, если, конечно, можно назвать домом сторожку садовника. На краю лужайки он разбил огромную клумбу. Вокруг дома кипело строительство. Барни умудрился расположить к себе строительных рабочих, и они то и дело что-нибудь давали ему для его деревни. Он раздобыл шифер для крыш, металл для мостов и голубое стекло для плавательных бассейнов. Сделал холмы, долины и даже реку и построил дюжину домиков размером с кирпич из своего «секретного строительного материала» – смеси цемента и гравия.

Барни проводит Лорел по воображаемому маршруту, указывая на фотографию: вот бейсбольная площадка, вот кинотеатр под открытым небом…

П. К. говорит:

– Совсем как настоящее.

– Потому что все настоящее исчезло, – вздыхает Изабель. – Камня на камне не осталось.

Я гляжу на фотографию. Там, где когда-то стоял наш дом, – лишь ровное место, рыжая грязь, перечеркнутая гусеницами бульдозера.

– Город-призрак, – замечаю я.

Барни кивает:

– Угу!

Изабель говорит:

– Утопия.

Лицо Барни принимает мечтательное выражение, он полон воспоминаний.

Изабель поясняет Лорел:

– Барни в детстве подслушал, как взрослые толкуют об Утопии.

Я вспоминаю речи Бена о создании своего собственного мира и на секунду возвращаюсь в те времена, когда мне еще тридцать четыре года и мы – несколько семей – собрались в кружок и сидим по-турецки на прогалине яблоневого сада. Голова Барни лежит у меня на коленях. Весенний вечер, в воздухе разлит аромат цветения… «Мы ни в чем не можем быть уверенными, – говорит Бен. – Ни в деньгах, ни в религии, ни в моногамии». Я оборачиваюсь к нему: «Надеюсь, ты не имеешь в виду нас, любимый?»

– Сколько тебе тогда было лет? – спрашивает Лорел у Барни.

Он смотрит на меня.

– Восемь?

– Примерно.

– Как долго вы этим занимались? – спрашивает П. К.

– Целое лето, – отвечает Изабель.

П. К. говорит:

– Хорошо, что они все это оставили.

Я иду на кухню проверить, как дела с обедом, и мимоходом слышу слова Барни:

– Изабель, ты часто видишься с отцом?

Мы садимся обедать. Макароны явно переварены, но этого, кажется, никто не замечает. Мы болтаем и смеемся, пьем вино, и я чувствую себя прекрасно.

Джанкарло, сидящий справа от меня, спрашивает:

– Почему вы оставили ферму?

Его английский превосходен.

Я объясняю ему, что там не было приличных школ и, кроме того, мы терпели убытки на яблоках.

Изабель добавляет:

– Плюс к тому все обернулось большим разгулом.

– Изабель! – урезониваю я ее.

– Так говорил папаша, – парирует она.

– А потом, значит, вы переехали в Рим? – говорит Лорел.

Я рассказываю, что мы собирались пробыть там всего год, но я нашла хорошую работу.

– Что за работа?

– Дубляж. Мой голос обрел бессмертие в десятках спагетти-вестернов. И голос Барни тоже.

– Па! – кричит Барни. – Индейцы!

– Как это делается? – любопытствует Лорел.

– Надо подгонять текст под артикуляцию актеров, – поясняю я. – Приспосабливать слова к движению губ.

– Дело нелегкое, – изрекает Барни. – Итальянские слова обычно кончаются гласными, при которых губы не смыкаются.

Он улыбается Джанкарло.

Я говорю:

– Если актер на экране произносит «prego», ты не можешь заменить это словами «добро пожаловать».

Барни имитирует педагога:

– Обратите внимание на разницу в произношении «у» и «и».

Он ведет всех нас в мир согласных и гласных, и мы смотрим в рот друг другу. Теперь мы – стол сплошных звуков.

П. К. говорит:

– Как будто в первом классе.

На десерт я приношу шампанское.

П. К. произносит первый тост:

– За наших уважаемых гостей из Города Ветров!

И все со звоном чокаются.

Джанкарло встает и говорит:

– За нашу мастеровитую хозяйку!

– Он мне нравится, – обращаюсь я к Изабель.

П. К. описывает свое последнее дело и рассказывает, почему она не вызвала в суд как свидетеля предполагаемого торговца наркотой.

– Он был не виноват, – говорит она, – хотя и совершенно заврался.

Ее рассказ так живописен, что я не скрываю досады на Барни, который поднимается с места и стучит ложкой о стакан, чтобы привлечь к себе внимание.

– У меня важное сообщение, – объявляет он. – Затем улыбается всем присутствующим и берет Лорел за руку, побуждая ее подняться. – Мы беременны.

Они садятся. Все это происходит за считанные секунды. Изабель тут же вскакивает и обнимает их.

– Это прекрасно! – восклицает она. – Я так рада!

Мы все обнимаемся. Наши голоса сливаются в сплошной гул.

Лорел снова поднимается и говорит:

– Кроме того, мы собираемся пожениться.

За столом царит всеобщее оживление, и я должна признать, что у меня камень с души свалился. Идет обсуждение подробностей. На прошлой недели Лорел была у врача. Со свадьбой нужно поспешить, потому что в апреле она должна родить.

«Я буду бабушкой», – говорю я про себя.

Джанкарло стискивает мою ладонь.

Барни снова встает – он все еще сияет.

Все думают, что он собирается отпустить какую-нибудь шутку.

– Садись, фигляр! – кричит П. К.

Изабель говорит:

– Дай в себя прийти.

Она смеется, и Джанкарло целует ее.

Барни говорит:

– Это еще не все.

Я невольно бросаю взгляд на Лорел. Она бледна, лицо ее покрыто капельками пота, пряди волос прилипли к шее.

Я прикладываю палец к губам:

– Тс-с!

Понизив голос, Барни сообщает:

– Жюли тоже беременна.

Изабель шепчет Джанкарло:

– Это его бывшая жена.

Голос Барни приобретает твердость.

– Она беременна от меня.

Все как будто оцепенели.

Я наблюдаю за сыном. Никогда еще я не видела его таким серьезным. Все выглядит совершенно неестественно, словно он пересказывает чьи-то слова. Барни добавляет:

– Мы собираемся помочь Жюли, чем можем. – Похоже, он сообразил, что стоять сейчас неуместно, это не тост, и плюхается на стул. – Мы собираемся ей помочь, – повторяет он.

П. К. изучает своего брата. Она единственная из нас верит в его возможности. Могу сказать, что она заранее готова оправдать все его действия и преподнести их в самом выгодном свете. На секунду лицо ее туманит не то смущение, не то разочарование, но затем она устремляет на Барни прямой и ясный взгляд, и слова ее звучат предельно искренне:

– Зачем тебе это надо?

Теперь наступает очередь Лорел. Она – пример самообладания.

– Мы все уже обсудили и решили поступить именно так.

Мы снова затихаем. Джанкарло наклоняется и протягивает руку Барни.

– Прими мои поздравления.

Изабель бурчит:

– Просто какая-то мыльная опера.

Все поворачиваются ко мне, словно ждут от меня официального заявления по этому поводу. Я вижу их требовательные взгляды, и у меня в голове проносятся разные слова, которые должна сказать мать семейства. В этой ситуации моя собственная мать изрекла бы что-то категоричное, не подлежащее обсуждению. Я вспоминаю, как мы с Беном сообщили моим родителям, что собираемся пожениться. Самым серьезным аргументом против нашего брака было то, что Бен был евреем и коммунистом, но отец промычал: «Роль мужа – обеспечивать семью». А теперь я должна сказать что-то подобное своим собственным отпрыскам.

– Барни, – говорю я, – ты сумеешь обеспечить детей?

Он кивает, у него готов ответ.

– Я сочиняю музыку к телерекламе.

Изабель роняет:

– Дешевка.

Как будто этот нелестный отзыв что-то объясняет.

П. К. спрашивает:

– У тебя уже что-нибудь взяли?

Барни небрежно кивает. Еще немного – и она попросит его что-нибудь напеть. Чувствую, что пора вмешаться.

– Кто хочет кофе?

И только произнеся эту фразу, соображаю, как она нелепо звучит.

Джанкарло кивает, П. К. машет рукой, Барни бросает на меня благодарный взгляд, а я жестом даю ему понять, чтобы он вышел со мной на кухню.

Я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Я вручаю ему чайник, он спрашивает, какие взять чашки. Я напиваю молоко в кувшинчик и только тогда обращаюсь к нему:

– Ты назначил день свадьбы?

Он произносит:

– Пусть это сделает Лорел. Как ты считаешь?

Я поворачиваюсь и гляжу ему прямо в глаза. Долго рассматриваю этого мужчину. Я смотрю на него и думаю: «Ведь это я научила его воспринимать себя как избранного».

– Господи! – говорит он. – Это был просто треп.

Он отступает от меня и чуть не натыкается на Изабель.

– Мне надо перекинуться с тобой парой слов, – решительно заявляет она.

Они выходят на террасу, и, прежде чем захлопнулась дверь, все мы слышим ее голос:

– Какого черта ты все это натворил?

Мне на помощь приходит Лорел. Она деловита и спокойна. Она рассказывает, как странно было встретить Жюли. Потом, выдержав паузу, добавляет:

– Я не хотела давать волю эмоциям.

Она смотрит на меня в надежде найти понимание с моей стороны, и я взглядом отвечаю, что мне все ясно.

– Мне тридцать пять, – продолжает она. – Мне уже очень трудно планировать дальнейшую жизнь.

Я вижу, какой у нее усталый вид.

– Я люблю Барни, – говорит она.

Пока мы заканчиваем с десертом, из-за двери доносится голос Изабель, но разобрать можно только отдельные слова: «ответственность», «ребенок» и тому подобное.

Они возвращаются. Прошел дождь, белая кофточка Изабель местами промокла насквозь и прилипает к телу.

– Пойдем! – говорит она Джанкарло.

Он пожимает руку Барни, мокрые волосы которого поблескивают на свету. Изабель целует всех и обнимает Лорел. При этом она вздыхает, и я вижу, как поднимаются и опускаются ее плечи. Потом обращается к Барни:

– Запомни мои слова, голубчик!

– Угу, – отвечает он.

Она торопливо обнимает его и поворачивается ко мне:

– Проводи меня до двери.

Едва мы оказываемся в прихожей, она говорит:

– Только не проси меня быть с ним мягче, – и пристально смотрит мне в глаза. – Он строит из себя супермена, а мы этому потворствуем… – Ее голос смягчается. – В общем, это не идет ему на пользу.

Джанкарло стоит, сунув руки в карманы пиджака.

– Спасибо за обед, – говорит он и направляется к лестнице. Но тут же оборачивается: – По-моему, у вас отличная семья.

Изабель уже сошла двумя ступеньками ниже, она дотягивается до его коленей и признается:

– Это звучит так сентиментально.

Она смеется, а Джанкарло внезапно подхватывает ее, будто собираясь спустить с лестницы. Из-за его плеча Изабель машет мне рукой.

Барни и Лорел моют на кухне посуду. П. К. гладит Лорел по плечу.

– Мне так приятно, – говорит Лорел.

– Пора спать, – говорю я.

Барни зевает.

– Осталось совсем немного.

П. К. желает всем спокойной ночи, и мы с ней идем в мою спальню. Она снимает с себя мою футболку и берет свою блузку. Она стоит передо мной в бюстгальтере, и я вижу, какая у нее белая кожа. Вряд ли она этим летом вообще загорала, так как очень много работала.

В дверях она говорит:

– По-моему, не так уж все и плохо.

Я киваю, но это вовсе не значит, что я полностью с ней согласна. При мысли о ее преданности брату и всем нам у меня перехватывает дыхание.