Текст книги "По ту сторону полуночи"

Автор книги: Мелани Милберн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 3

Когда Белла вернулась из ванной, от вина не осталось и пятнышка, а на полу не было ни единого осколка. Фергус все так же лежал на своей подстилке рядом с плитой. Эдуардо выкладывал на блюдо аппетитную курицу и нечто, божественно пахнущее томатами.

– Хочешь поесть здесь или в столовой? – спросил он, не поднимая головы.

– Здесь, – кивнула она. – Похоже, Фергус уже устроился на ночь.

– Он еле забрался по ступеням, – заметил Эдуардо, поставив блюдо перед ней. – В последнее время Фергус сильно сдал.

– Сколько ему лет? – Белла нахмурила лоб, пытаясь вспомнить. – Семь?

– Восемь. Твой отец купил его в тот год, когда ты решила не приезжать в Хавертон на Рождество.

Белла поникла при воспоминании о том, что тогда она предпочла развлечения своему отцу. И не только для того, чтобы избежать встречи с Эдуардо после того поцелуя. Отношения с отцом сильно изменились из-за отъезда матери. Он ушел с головой в дела, часами сидя в кабинете или уезжая в командировки, а Белла оставалась на попечении нянек.

Даже когда Годфри бывал дома, создавалось впечатление, что он не замечает дочку. Беллу огорчало, что она не могла сблизиться с отцом. Она боялась, что и он бросит ее, но тем не менее упрямо продолжала делать все, чтобы отдалиться еще больше. Белла винила отца в том, что мать уехала, и вела себя отвратительно. Она закатывала ужасные истерики, кричала, ругалась и всеми силами старалась усложнить его жизнь. Няни, которых нанимал Годфри, не задерживались в усадьбе. В конце концов Белла скрепя сердце согласилась на учебу в школе-пансионе.

– Как думаешь, папа был одинок? – спросила она. – Он скучал по мне?

– Конечно скучал, – нахмурился Эдуардо.

– Он мне никогда об этом не говорил.

– Это было не в его духе.

Белла сосредоточенно терла край тарелки.

– После ухода матери… мы отдалились. Папа закрылся, полностью уйдя в работу. Я считала, ему все равно, что со мной. Наверное, я напоминала свою мать.

– Годфри было больно, – сказал он. – Измена твоей матери вывернула ему всю душу.

Чувство вины охватило Беллу. Она лишь усиливала горечь отца. Почему она была такой эгоисткой? Почему не успокоила его вместо того, чтобы отталкивать? Она причинила ему боль, так же как и ее мать.

Молодая женщина взглянула на Эдуардо:

– Тебе было не наплевать на него, ведь так?

– У Годфри были недостатки, – ответил он, – но в целом он был хорошим человеком. Я его очень уважал.

– Думаю, он считал тебя сыном, о котором всегда мечтал. – Белла опустила голову. – Я ревновала. Чувствовала, что недостаточно хороша.

Эдуардо снова нахмурился:

– Он любил тебя больше жизни.

Она пожала плечами:

– Я была всего лишь девчонкой. А отец принадлежал к тому поколению, которое считало, что сыновья для мужчины – все. Папа любил меня, но я всегда знала, что в глубине души он уверен, что я такая же, как мать. Подозреваю, что именно по этой причине он все организовал так, как организовал. Он думал, что у меня не хватит ума принимать решения самостоятельно.

– Годфри боялся, что ты будешь слишком доверчивой, – ответил Эдуардо. – Он не хотел, чтобы тебя одурачили пустыми разговорами или одурманили лживым обаянием.

– И он назначил опекуном тебя, – скривилась Белла, – человека, который никогда не тратит время на пустые разговоры.

Эдуардо медленно отпил вина из бокала.

– Я могу быть обаятельным, если нужно.

Она усмехнулась:

– Хотелось бы посмотреть на это.

Повисла неловкая пауза.

– Ты сегодня очень красивая, – заметил он.

Белла беспокойно заерзала на стуле:

– Эдуардо, перестань.

– Я порой представляю, как мы занимаемся любовью.

Она покраснела до корней волос:

– Ты не обаятельный, ты пошлый.

Эдуардо наклонился вперед, упершись руками в стол:

– Я прямо-таки ощущаю тебя в своих объятиях.

Чувствую, как твое тело обвивает меня. И ты тоже это чувствуешь. Ты чувствуешь, как я вхожу в тебя. Верно?

Молодая женщина нервно сглотнула:

– Зачем ты это говоришь?

Он откинулся на спинку стула и взял бокал.

– Я хочу тебя, моя красавица.

Она высокомерно посмотрела на него:

– Я не твоя. И ты не можешь меня хотеть.

Эдуардо с вызовом взглянул на Беллу, и от этого у нее побежали мурашки по всему телу.

– Ты всегда была моей, Белла, – протянул он. – Поэтому ты ненавидишь меня. Просто ты не желаешь признать, что хочешь меня. Ты стыдишься, что хочешь того же, что и я. Так не принято в великосветском кругу, в котором ты вращаешься, верно? Тебе не стоит общаться с таким невоспитанным чурбаном, как я. Тебе следует смешивать свою кровь исключительно с голубой, однако ты ничего не можешь с собой поделать, ведь так? Ты хочешь меня.

– Лучше уж свариться в кипящем масле, – процедила она, потупив взгляд. – Ты не имеешь права разговаривать со мной в таком ключе. Я не сделала ничего, что дало бы тебе повод думать, что я… фантазирую о тебе. – «Ну, по крайней мере, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет», – мысленно добавила Белла. – Для тебя нет места в моей жизни. Не было и не будет.

Эдуардо лениво потянулся.

– Вся твоя жизнь связана со мной. Ты ничего не можешь сделать без меня. Я могу прекратить выплачивать твое ежемесячное содержание прямо сейчас, если сочту это оправданным.

Сердце Беллы отчаянно забилось.

– Ты не посмеешь это сделать.

«Боже, пожалуйста, только не это!»

– Изучи еще раз дополнение, набранное мелким шрифтом, в завещании твоего отца, – посоветовал он. – Давай! Номер юриста есть в моем телефоне.

Белла посмотрела на протянутый ей телефон и вздохнула. Было очевидно, что Эдуардо не стал бы предлагать ей связаться с юристом, если бы это не было правдой. Завещание отца было составлено очень мудрено. Белла читала его много лет назад, но оно пестрело юридическими терминами, и она практически ничего не поняла. А назначение Эдуардо опекуном еще больше все усложняло.

– Что я должна сделать, чтобы доказать, что я достаточно взрослая и могу принимать собственные решения, включая выбор человека, за которого выйду замуж?

Он бросил на нее обезоруживающий взгляд:

– Я не против твоего замужества. Просто хочу убедиться, что ты это делаешь, исходя из правильных побуждений.

Белла насупилась:

– Я люблю этого человека и хочу провести с ним всю оставшуюся жизнь.

– Люди женятся по многим причинам: по расчету, для того, чтобы перераспределить семейное состояние, по договоренности между семьями. И это далеко не все.

– Почему тебе так сложно принять тот факт, что я действительно люблю Джулиана?

– И что же ты в нем любишь?

Белла восприняла его прямой взгляд как вызов. Этот взгляд как будто пронзал женщину насквозь, проникал в самые потаенные места, где прятались все ее комплексы.

Белла не желала отвечать на подобные вопросы. Что она любит в Джулиане? Да просто любит его. Он стал для нее идеалом; с ним она чувствовала себя особенной.

С ним Белла чувствовала себя защищенной.

Она отвернулась и ответила:

– Я люблю в Джулиане то, что он много сил и времени тратит на людей, которым меньше повезло в жизни. Он заботится о них. Обо всех людях. И не важно, богат человек или беден. Для него не существует разницы.

В комнате повисла неловкая тишина.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался Эдуардо.

Она облизнула пересохшие губы:

– Мне нравится, что он любит меня и не боится об этом сказать.

– Слова ничего не значат. Кто угодно способен их произнести. Важно, правдивы ли они.

На этот раз Белла пристально посмотрела на Эдуардо:

– А ты когда-нибудь любил?

Уголки его губ приподнялись, как будто в ее вопросе он нашел нечто забавное.

– Нет.

– Похоже, ты уверен в этом.

– Да.

– Даже не пытался влюбиться?

– Нет.

– Значит, сексом ты занимаешься исключительно для разрядки?

Чем дольше Эдуардо смотрел на нее, тем сильнее разгорался огонь в его глазах.

– Это единственная причина, по которой я занимаюсь сексом. – Он сделал паузу, не спуская с нее глаз. – А ты?

Белла почувствовала, как мелкая дрожь охватывает все ее тело. Она трепетала от желания, ощущая его каждой клеточкой. Белла положила ногу на ногу, отчего на нее нахлынули порочные мысли. Ей показалось, что Эдуардо добирается до самой ее женской сути. Он ласкал ее своим взглядом, мысленно занимался с ней любовью. Она читала это на его лице. Об этом говорили изгиб чувственных губ и слегка прикрытые глаза, изучающие ее губы.

Белла ощущала этот мысленный поцелуй, словно Эдуардо действительно нагнулся к ней, и их губы встретились. Губы Беллы пересохли, грудь набухла и стала чувствительной, а в трусиках появилась влага. Знает ли он, какую власть имеет над ней?

Ну конечно знает.

– Ты не ответила на мой вопрос.

Белла почувствовала, как румянец вновь заливает ее щеки:

– Потому что это не твое дело.

– Ты первая спросила, – заметил Эдуардо. – Я ответил честно и жду от тебя того же.

Она поджала губы:

– Секс является важной частью близких отношений. Это шанс воссоединиться на физическом и эмоциональном уровне. Секс делает связь между любящими людьми еще крепче.

– Звучит так, будто ты цитируешь учебник. – Уголки его губ все еще были вздернуты в усмешке. – Так как насчет честности? Скажи мне, что ты на самом деле думаешь?

Румянец на щеках Беллы стал почти бордовым, ей было жарко. Обжигающе жарко. Она никогда ни с кем об этом не говорила, даже со своими подружками.

Секс был той стороной жизни, с которой у нее еще не все ладилось. Белле не нравилось собственное тело, и почти все время, занимаясь сексом, она беспокоилась, не заметен ли целлюлит на ее бедрах и не сравнивает ли партнер ее грудь с грудью другой женщины.

Что касается наслаждения, это тоже был сложный вопрос. Белла никогда не испытывала оргазм, не могла расслабиться и постоянно сдерживала себя.

Вот почему Джулиан стал для нее глотком свежего воздуха. Он не давил на нее и не требовал секса. Он утверждал, что у него не было секса и не будет, пока он не женится. Джулиан дал обет и собирался следовать ему. Белла нашла это таким милым, таким очаровательным, что решила: он станет для нее идеальным мужем.

– Думаю, к сексу все относятся по-своему, – наконец сказала она. – То, что хорошо для одного, может быть не совсем хорошо для другого. Главное – чувствовать себя комфортно, чтобы полнее выразиться… сексуально.

– Откуда же ты знаешь, что с Джулианом тебе будет комфортно?

Белла взяла бокал – просто для того, чтобы занять чем-то руки.

– Я не сомневаюсь, что он всегда будет относиться ко мне с должным уважением. Джулиан считает, что секс это дар божий, а не удовлетворение собственных нужд.

Эдуардо фыркнул:

– Ты имеешь в виду, что перед тем, как постелить супружеское ложе в брачную ночь, он помолится?

Белла устало на него посмотрела:

– Ты безбожник.

– А ты маленькая дура, – парировал он. – Ты даже представления не имеешь, во что ввязываешься. А что, если он не тот, за кого себя выдает? Может, это его целомудрие – всего лишь уловка, чтобы заполучить твои деньги?

– Ради бога!

– Правда, Белла. – Его взгляд внезапно стал серьезным. – Ты одна из самых богатых женщин Британии. Неудивительно, что мужчины толпятся у твоего порога.

Белла пригвоздила его к стулу ледяным взглядом:

– А тебе не приходило в голову, что они поступают так из-за моей ослепительной красоты и яркой индивидуальности?

Эдуардо открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрыл. Он глубоко вздохнул и убрал со лба прядь волос.

– Твоя красота и яркая личность не подвергаются сомнениям, однако тебе следует быть более объективной.

Белла уселась поудобнее.

– И это говорит человек, который все измеряет чеками и финансовыми отчетами. – Она закатила глаза. – Неужели ты никогда не совершаешь неожиданных, спонтанных поступков?

Эдуардо пристально посмотрел на нее:

– Принимать решения, ни на чем не основываясь, я не желаю. Представление о ком-либо может быть затуманено увлеченностью. Чем сильнее увлеченность, тем сложнее увидеть, каков на самом деле тот или иной человек.

– Когда ты стал таким циничным? – спросила Белла.

Эдуардо внимательно посмотрел на свой бокал:

– Я таким родился.

– Я тебе не верю.

Он посмотрел ей в глаза все с той же полуулыбкой:

– Все пытаешься спасти мою грешную душу, Белла? Я думал, ты давно сдалась.

– Ты кому-нибудь рассказывал о своем детстве? Откуда ты? – не унималась она.

Его лицо превратилось в каменную маску.

– Нечего рассказывать.

– У тебя должны были быть родители. Мать, по крайней мере. Кто она?

– Белла, оставь.

– Ты должен хоть что-то помнить о своем детстве, – давила на него Белла. – Забыть абсолютно все невозможно. Ты же не родился подростком, имеющим проблемы с законом.

Эдуардо недовольно фыркнул и потянулся за бокалом.

– Я почти не помню свое детство.

Белла наблюдала, как его адамово яблоко ходит вверх-вниз. Несмотря на маску, которую надел Эдуардо, в том, как он глотал вино, ощущалась какая-то злость и еще что-то. Она пока не могла разобрать, что это.

– Расскажи, что помнишь.

Повисла мертвая тишина, воздух стал таким плотным, что казалось, потолок медленно опускается и кислорода становится все меньше.

Белла продолжала рассматривать лицо Эдуардо. Маска исчезла всего на секунду, однако она успела разглядеть бьющуюся на виске вену. Морщинки вокруг рта стали глубже, словно он пытался сдержать некую эмоцию, похороненную глубоко внутри. Ноздри Эдуардо раздувались при каждом выдохе. Она заметила, как он сжал бокал в руке – так сильно, что костяшки пальцев побелели.

– Почему тебя выгоняли из всех приемных семей?

Их взгляды встретились. Его глаза потемнели, а где-то в их глубине вспыхивали искорки, от которых у Беллы подгибались колени.

– С чего ты взяла, что меня выгоняли? – спросил он с улыбкой, больше похожей на оскал. – Я был бунтарем. Изгоем. Испорченным до мозга костей. Не заслуживающим прощения.

От этих слов у Беллы пересохло во рту. Настроение Эдуардо пугало ее, но она была полна решимости узнать о нем как можно больше. Его загадочная натура вызывала у нее неподдельный интерес. Белла всегда находила его сдержанную и отстраненную манеру поведения неотразимой.

– Что случилось с твоими родителями?

– Они умерли, – сказал он так, будто это ничего для него не значило. На его лице не мелькнуло ни одной эмоции. Не было даже намека на эмоцию. Это по-прежнему была каменная, ничего не выражающая, непроницаемая маска.

– Значит, ты сирота? – предположила Белла.

– Значит, да, – усмехнулся Эдуардо, одним глотком осушив бокал. – Сирота.

– Сколько тебе было лет, когда они умерли?

Казалось, прошел целый год, прежде чем он ответил. Каждая секунда затянувшейся паузы была невыносимо долгой. Это была немая борьба, но, как подозревала Белла, не между ней и Эдуардо. Два разных человека боролись в нем: одиночка, которому никто не был нужен, и человек под маской, который втайне нуждался в близком друге.

– Я не помню отца, – произнес Эдуардо все с тем же равнодушным выражением.

– Он умер, когда ты был совсем маленьким? – не отставала Белла.

– Да. – Его лицо не выражало абсолютно ничего. Ни намека на печаль или на сожаление о потере.

Белла подождала пару минут перед тем, как спросить:

– Что с ним случилось?

Сначала она подумала, что ответа не последует. Пауза тянулась и тянулась, и казалось, ничто уже не нарушит тишину.

– Он ехал на мотоцикле и попал в аварию, – наконец ответил Эдуардо. – На нем не было шлема. Хотел покрасоваться.

Белла не отступала:

– А твоя мать?

Его губы едва заметно дрогнули.

– Мне было пять лет. – Он отпил глоток вина, опустил глаза и стал крутить бокал в руках, сосредоточенно рассматривая жидкость, плещущую о стекло.

– Что с ней случилось?

– Она умерла.

– Как?

Снова наступила мертвая тишина.

– Самоубийство.

Белла открыла рот. Ей не хватало воздуха.

– Это ужасно!

Эдуардо равнодушно пожал плечами.

– Все равно после смерти отца она и не жила толком. – Он запрокинул голову и опять разом осушил бокал, а затем с глухим стуком поставил его на стол.

Белла нахмурилась, представив Эдуардо маленьким одиноким мальчиком-сиротой. Она была подавлена, когда ушла ее мать, но, по крайней мере, Клодия жива. Как он справился с потерей матери в таком юном возрасте?

– Твой отец был итальянцем?

– Ага.

– А мать?

– Англичанкой. Она познакомилась с моим отцом в командировке в Италии.

– А кто о тебе заботился, когда она умерла?

Эдуардо бросил салфетку на тарелку и отодвинулся от стола. Все его эмоции скрывались под бесстрастной маской, словно комната за запертой дверью.

– Надо выгулять Фергуса, – заявил он.

На лбу Беллы проступили морщинки, пока она наблюдала, как он выходит из комнаты. Эдуардо только что рассказал ей то, чем, она была уверена, он не делился с ее отцом. Отец говорил, что Эдуардо постоянно отказывался обсуждать свое детство, и он на него не давил. Как и отец, Белла считала, что Эдуардо стыдится своего происхождения, учитывая, насколько оно отличается от ее родословной. Эдуардо провел юность, бунтуя против тех людей, которые больше всего хотели ему помочь. И в разговоре с ней он использовал именно те слова, которыми его могли охарактеризовать органы опеки: бунтарь, изгой, испорченный до мозга костей, не заслуживающий прощения. Был ли он таким? Почему он перестал доверять людям? Почему стал закрытой книгой?

И почему, черт возьми, ее это волнует?

Эдуардо – ее враг.

Он ненавидит ее так же, как и она его.

Белла поджала губы, посмотрев на стул, на котором только что сидел Эдуардо. Ее не должно волновать, что с ним случилось. Он всегда был грубым и неприветливым. Он, совершенно очевидно, втерся в доверие к ее отцу и получил контроль над ней самой. С тех пор как она появилась здесь – к слову сказать, в своем доме, – он издевался и насмехался над ней. Эдуардо угрожал расстроить ее свадебные планы. Он был помехой, кирпичной стеной, которую ей надо было либо преодолеть, либо сломать.

Но почему же ее волнует его прошлое?..

Глава 4

Эдуардо терпеливо ждал, пока Фергус обнюхивал каждое дерево и каждый куст в саду. Уже показалась луна, и она смотрела на мужчину и пса, словно мудрое молчаливое око. Воздух в саду был прохладным и свежим, а запах влажной земли казался тонизирующим благовонием.

Он прочистил Эдуардо голову.

Вернул в реальность.

Напомнил, как далек он сейчас от прежней жизни, жизни, в которой он ничего не контролировал. В которой не было надежды, только боль и бесконечное страдание.

Хавертон был единственным местом, которое Эдуардо считал своим домом. Точнее, единственным местом, которое он хотел называть своим домом.

Эдуардо сжал кулаки, но через мгновение медленно разжал. Прошлое осталось в прошлом, и нельзя допустить, чтобы Белла лезла ему в душу, играя его сердцем, покрытым шрамами, которые никому не следовало видеть. Шрамы на теле были лишь царапиной по сравнению со скрытыми шрамами. Эдуардо не выносил жалость. Он терпеть не мог праздное людское любопытство и интерес к тому, что он изо всех сих старался забыть. Эдуардо не хотел быть жертвой и не желал тратить время на людей, строивших из себя жертв.

Он был борцом.

Он не позволит своему прошлому бросить тень на будущее. Он всем доказал, что они ошибались на его счет. Он сделал себя сам, воспользовавшись каждым шансом, который давал ему Годфри Хавертон. Эдуардо получил образование. Он разбогател. Он имел все, о чем только мог мечтать, когда был забитым маленьким мальчиком, уворачивающимся от пьяных кулаков жестокого отчима-садиста. Мечтая о будущем, он забывал то, что когда-то с ним происходило. Эдуардо представлял себе дорогие автомобили, огромные угодья, загородный дом, красивую женщину и дизайнерскую одежду.

Он осуществил свою мечту.

Хавертон принадлежал ему: каждое поле и пастбище, каждый холм и каждая кочка, озеро, леса и, самое главное, особняк, его королевская резиденция, символизирующая, что прошлое осталось далеко позади.

Никто не сможет отобрать у него Хавертон. Никто не сможет выкинуть его на улицу в холодную и промозглую погоду. Никто не сможет оставить его без крыши над головой.

В детстве Эдуардо мечтал о доме, который стал бы его крепостью, его замком, его тылом. Его настоящим домом.

Годфри знал, как много усадьба значит для Эдуардо: впервые в жизни здесь он почувствовал себя в безопасности, пустил корни и познал дружбу и понимание. В стенах этого дома он научился всему. Незадолго до приезда в Хавертон Эдуардо почти сдался и махнул на себя рукой. Но Годфри, с его терпеливой и спокойной манерой общения, разбудил в нем что-то. Он не давил на Эдуардо, не шантажировал, не принуждал, он просто взрастил в мальчишке ростки надежды, которые в конце концов превратились в уверенность, что жизнь можно изменить, что можно стать кем-то большим, чем жертвой обстоятельств и жестокости.

Эдуардо Силвери больше не был забитым брошенным мальчиком, который никого не любил, и которого не любил никто, не был зацикленным на своих обидах подростком, бунтующим против целого мира.

Ему не был нужен никто, кроме его самого, он был самодостаточен. Ему не требовались узы и обязательства, которые другие считают неотъемлемой частью жизни. Эдуардо никогда не видел брак и семью в своей картине идеального будущего. Жизнь слишком переменчива. Что, если с ним случится то же, что с его отцом, а жена и ребенок останутся совсем одни и станут легкой добычей для грубых и бессовестных грабителей, которые готовы на все ради денег на выпивку и наркотики?

Нет. Ему было хорошо и одному.

Когда Эдуардо вернулся, он застал Беллу за складыванием посуды в посудомоечную машину. Он не ожидал увидеть такую домашнюю картинку. Живя здесь, Белла палец о палец не ударила. У нее была целая команда прислуги, выполнявшая по одному щелчку любой каприз девчонки. Эдуардо всегда считал, что Годфри был слишком мягок с ней: Белла никогда не работала, все ей подносилось на блюдечке с голубой каемочкой и гербом Хавертонов. Будучи совсем крошкой, она уже расхаживала по усадьбе, раздавая приказы направо и налево. Но, даже повзрослев, Белла не задумывалась о тех жертвах, которые принес Годфри, чтобы обеспечить ей будущее. Ее не было рядом, когда отец сделал свой последний вздох.

Когда Годфри умирал, рядом с ним был Эдуардо.

Он держал его трясущуюся руку, когда жизнь покидала худое, изможденное старостью тело.

Он закрыл глаза Годфри Хавертона.

Он оплакивал уход единственного на планете человека, который верил в него. У смертного одра старика Эдуардо поклялся сделать все, чтобы защитить Беллу. До окончания срока опеки он не позволит ей попасть в беду и не даст растратить отцовское наследство. А пока он продолжит восстанавливать резиденцию, которую Годфри так любил, тем самым сохраняя частичку души своего друга и наставника.

Белла закрыла посудомоечную машину и, выпрямившись, спросила:

– Я собиралась сварить кофе. Тебе сделать?

Эдуардо не удержался от ехидной ухмылки:

– То есть ты действительно знаешь, как включать чайник?

Она поджала губы и повесила полотенце на край раковины.

– Я всего лишь стараюсь быть вежливой.

– Вежливой? – усмехнулся Эдуардо. – Ты так это называешь? Ты просто подлизываешься, чтобы получить то, что хочешь.

– Я не подлизываюсь, – самоуверенно возразила Белла. – Я думала о твоих родителях, о том, каково это – осиротеть в таком возрасте…

– Завязывай, принцесса, – грубо оборвал ее Эдуардо.

На ее гладком лбу появилась глубокая морщинка.

– Мне кажется, если поговорить об этом, станет легче.

– Не о чем говорить, – отрезал он, достав банку с кофе.

Эдуардо залил воду в кофеварку, насыпал кофе и включил ее, не поворачиваясь к Белле. Вены на его шее вздулись и отчетливо выступили на загорелой коже. Неужели она никогда не успокоится? Почему женщинам обязательно надо все знать? Обо всем поговорить? Он стремился забыть о своем прошлом, а не бесконечно копаться в нем.

Эдуардо хотел, чтобы прошлое ушло навсегда.

Ему нужно было, чтобы оно ушло навсегда.

Эдуардо слышал, как Белла ходит рядом. У нее была легкая, почти бесшумная походка, но он ощущал ее присутствие, вдыхал запах ее духов, щекотавший нос. Если бы она к нему прикоснулась, он сдался бы. Честно говоря, он уже почти сдался: что-то внутри, словно дикое животное на хрупкой ржавой цепи, готово было сорваться в любой момент.

Белла вздохнула, а потом тихо, но настойчиво позвала Эдуардо по имени. Его имя в ее устах ласкало слух, отдаваясь в каждом нерве, как будто по коже провели нежным перышком.

– Эдуардо…

Он выдержал секундную паузу, прежде чем обернуться и посмотреть на ее красивое лицо с большими карими глазами и пухлыми влажными губами.

– Я знаю, чем ты занимаешься, – сказал он с циничной улыбкой. – Когда тебе что-то нужно, ты обязательно пускаешь в ход свое обаяние. Я видел, как ты проделывала это сотни раз со своим отцом. Не трать время, на меня это не подействует.

Ее лицо помрачнело.

– Ну зачем быть такой… свиньей?

– Не хочу, чтобы ты или кто-то еще манипулировали мною. Я дал слово твоему отцу, и я обещание сдержу.

– Я хочу сыграть свадьбу здесь, – вызывающе заявила она. – Я об этом мечтала всю свою жизнь. Моему отцу этого тоже хотелось бы. И не говори, что это не так.

Эдуардо представил всех этих снобов, роящихся вокруг Беллы, словно пчелы вокруг горшочка с медом. Репортеры осадят усадьбу и расползутся по его владениям, как муравьи, превратив святилище в подобие ночного клуба. И самое печальное, он вынужден будет наблюдать, как Белла улыбается какому-то самодовольному типу, который, Эдуардо не сомневался, женится на ней из-за денег.

– Вряд ли. Если бы Годфри хотел этого, он оставил бы Хавертон тебе.

Белла подозрительно прищурилась:

– Ты же специально это делаешь! Все разговоры про то, что ты меня хочешь, были враньем. Ты меня не хочешь. Ты жаждешь власти. Это тебя заводит? Возбуждает? Тебе хочется лишь испытать кайф оттого, что я извиваюсь в твоих грубых руках?

Эдуардо схватил Беллу за запястье. Непреодолимое желание прикоснуться к ней ослепило его. Он понял, что сжал ее руку, только после того, как услышал вскрик. Эдуардо увидел, как расширились ее зрачки, почувствовал, как участился пульс. Он притянул Беллу ближе.

– Может, стоит продемонстрировать тебе, каким грубым я могу быть? – томно протянул Эдуардо.

Он прижал Беллу к себе, и ее сердце бешено забилось. Она нервно сглотнула и посмотрела на его губы, которые неотвратимо приближались к ней. Эдуардо ощущал ее дыхание на своих губах.

– Если ты поцелуешь меня, я выцарапаю тебе глаза, – прошипела она, затаив дыхание.

– До или после поцелуя?

В ее глазах вспыхнула ненависть.

– Во время.

Эдуардо посмотрел ей в глаза.

– Тогда не буду рисковать, – сказал он, отступив на шаг и снимая с крючка ключи.

Белла моргнула несколько раз:

– Ты куда?

Он подкинул ключи в воздух и ловко поймал их одной рукой.

– На улицу.

– Куда на улицу? – нахмурилась она. – Уже почти полночь!

– Можешь выгулять Фергуса перед сном? Я, скорее всего, вернусь под утро.

– Так вот каким образом ты избегаешь прессы, – заметила она раздраженно. – Скрываешь свои связи по ту сторону полуночи.

– Это помогает, – ответил он, открывая плечом дверь.

– Ты мне противен, – скривилась Белла.

– Как и ты мне, принцесса, – бросил Эдуардо и вышел.

Дверь со стуком захлопнулась за ним.

Белла была слишком взвинчена и не могла уснуть. Она ворочалась в постели, считая овец и овчарок. Устав, молодая женщина встала, выпила стакан воды и еще раз – уже третий – вывела Фергуса гулять. Она все время представляла себе Эдуардо с его неизвестной пассией. Ей было отвратительно, что он вот так запросто пошел и нашел кого-то, с кем мог удовлетворить свои похотливые желания. Интересно, какой тип женщин он предпочитает? Наверняка они того же поля ягоды, что и Эдуардо, – дерзкие и уверенные. Его любовницы вряд ли мучаются комплексами по поводу своей груди или бедер, не беспокоятся об эпиляции и не пытаются отчаянно доказать свою чувственность. Эдуардо заставляет их становиться чувственными одним своим взглядом. Именно так он поступает с ней.

– М-да, – протянула Белла.

Она пошла с Фергусом в сад и уже собиралась возвращаться в дом, когда увидела свет фар. Автомобиль Эдуардо двигался по дороге через поле.

– Фергус, – тихонько позвала Белла. – Пойдем, я совсем замерзла. Давай быстрее.

Пес так и не вернулся, когда автомобиль с тихим гулом заехал в гараж. Белла услышала треск гравия под ногами Эдуардо и метнулась в тень дома, аккуратно придерживая подол ночной сорочки. Она не хотела, чтобы он подумал, будто она не может уснуть из-за его полуночных похождений или что она дожидается его возвращения. Хотя, если честно, она ждала, пусть подсознательно.

На улице было необыкновенно, ужасающе тихо.

Звуки ночи, казавшиеся громкими, вдруг в один момент стихли, как по мановению волшебной палочки.

Белла украдкой двинулась к входу, прижавшись спиной к холодной как лед каменной стене. Ее кожа покрылась мурашками, а сердце стучало, словно поршень на полном ходу. Она подкралась к окну в кухне, вздохнула и начала карабкаться на шпалеру, которую обвивал сучковатый и искривленный ломонос. Внезапно чьи-то сильные руки стащили ее вниз.

– Ой! – только и успела вскрикнуть Белла, ощутив, что падает на кого-то.

– Белла? – Эдуардо открыл рот от изумления. – Что ты, черт побери, делаешь?

Она подняла одну руку и легонько ею помахала, сконфуженно улыбаясь:

– Привет…

Удивление на его лице сменилось яростью.

– Что за игры ты тут затеяла? Я мог сделать тебе больно! Я решил, что в дом лезет вор.

Белла поправила соскользнувшую с одного плеча сорочку. Ее тело все еще горело от прикосновений Эдуардо, а пульс не желал успокаиваться.

– А ты всегда дерешься с ворами? – спросила она, скривившись.

Он провел рукой по волосам.

– Обычно нет… Ты в порядке?

– Нет, но буду, как только сердце вернется туда, где оно должно быть, – отшутилась Белла. – Ты меня до смерти напугал. Я даже не слышала, как ты подошел. Думала, ты зайдешь в дом с другой стороны.

– Что, черт побери, ты делала? – повторил он, все еще хмурясь.

– Выгуливала Фергуса.

– А пряталась, словно воришка, зачем?

Белла пожала плечами, чувствуя себя очень глупо: Я не хотела, чтобы ты меня видел…

– Почему?

– Я… не одета. – Белла провела рукой по своему ночному одеянию.

– Я видел тебя в этом много раз.

Белла была рада неяркому лунному свету, потому что ее лицо неожиданно зарделось.

– Как прошло свидание? – поинтересовалась она.

Его лицо помрачнело.

– Где Фергус?

– Хороший вопрос, – сказала она, направляясь к кухонной двери. – Я искала его, когда ты подъехал. Он не очень послушный, верно?

– Фергус глухой и практически слепой, – отрезал Эдуардо. – Тебе не следовало оставлять его одного. Он теряет ориентацию ночью.

– Это ты его оставил, уехав, – огрызнулась она. – Вот и ищи его. А я пошла спать.

На следующий день Белла спустилась только к обеду. Она полагала, что Эдуардо не ложился после возвращения и совсем не спал. «Или спал, но точно не в своей постели», – подумала она с досадой.