Текст книги "Никогда больше!"

Автор книги: Меир Каханэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

УТРАТА ЕВРЕЙСКОГО САМОСОЗНАНИЯ

Евреи, в начале века прибывшие в Америку, работали в поте лица во имя того, чтобы их дети смогли стать американцами. Еврей-иммигрант брался за любую работу – чтобы его дети стали американцами и увидели лучшие дни. Он хотел, чтобы его сын получил хорошее образование, даже если для этого придется отдать его в нееврейскую школу, где учителя не поймут ни его самого, ни его духовного мира, ни его идиша. Все это нужно было для того, чтобы сын стал настоящим американцем. Евреи, проделавшие дальний путь из Европы в Америку, так и не отведали хорошей жизни. Всю жизнь они работали не покладая рук ради того, чтобы их дети стали настоящими, стопроцентными американцами.

Еврей принес с собой в Америку свою веру, свою религию, которую он сохранил на протяжении почти двадцати веков изгнания. Этот незримый багаж он проносил через таможню на Эллис-Айленд. Сойдя на берег, евреи спешили построить синагоги, свято веря, что Всевышний ждет те слезы, которые они проливают в Йом-Кипур. Еврей принес с собой все богатство еврейской субботы и был убежден, что и здесь, в Америке, в его доме всегда будет только кашерная пища. Его семейная жизнь строилась на тех возвышенных древних традициях, которым так завидовали другие народы. Он был полон гордости за свой народ и каждая еврейская трагедия была его трагедией. Еврейство он чувствовал всей душой, и именно эта глубокая привязанность к своей религии, к своему народу позволила ему пустить корни в Новом Свете.

Америка стала для еврея еще одним звеном в цепи его векового упорства, которое он черпал из веры. Вера наделила его громадной духовной силой. Сознание принадлежности к еврейскому народы вселяло в его сердце радость и гордость. Благодаря этому глубокому чувству гордости его предки остались евреями в России, где нередко восьмилетнего ребенка отнимали у родителей и отправляли на 25-летнюю службу в армию русского царя. Чувство гордости за свое еврейство спасало еврея в тех странах, где погромщики хотели растерзать его тело, а церковь – убить его душу. Чувство гордости давало еврею силы переносить все тяготы суровой жизни, холод и голод. То же чувство поддерживало его и здесь, в Америке, в дни тяжелого труда. Благодаря этому чувству он выжил в бедности и не впал в отчаяние, не спился, не стал человеконенавистником, не деградировал морально. Он не расставался со своим еврейством и за пределами дома – на улице, на потогонных фабриках, где он начинал свой долгий путь к тому, чтобы стать американцем. Его не покидала извечная еврейская мечта – дать своим детям больше, чем получил он сам. Он мечтал о том, чтобы его сын стал настоящим американцем и хорошим евреем.

И этот сын стал благодаря стараниям отца настоящим американцем, сообщив еврейскому Б-гу, что Тот может удовлетвориться десятью центами, которые он, новый американец, готов отсчитать Ему от своего доллара.

Нет, он отнюдь не хотел окончательно отбросить свое еврейское наследие. Ему, воспитанному в "хедере" и помнящему старую синагогу, невозможно было забыть субботние свечи и пасхальный "седер". Сын еврейского иммигранта не хотел распрощаться с еврейской религией, он хотел заключить с ней сделку. Живи и дай жить другому. Одно лишь не давало ему спокойно спать – страх перед антисемитизмом. И он старался, чтобы ничто, в том числе и его еврейство, не помешало ему безбедно жить в этой стране. Можно ведь оставаться евреем, не выпячивая своего еврейства. Чтобы преуспеть в Америке, надо понимать, что Америка – это Америка, а не Польша, Россия, Австро-Венгрия или Османская империя. Здесь не нужно фанатически держаться за свою религию. Выставлять напоказ свое еврейство – значит возбуждать антисемитизм и возводить никому ненужные барьеры. Ведь главное для еврея – иметь доброе отзывчивое еврейское сердце, любить ближнего своего и уметь поговорить о Десяти заповедях.

Желание не выделяться в толпе заставило его подладить свое еврейство под американский образ жизни. Ради счастья жить в свободной стране можно ведь сделать религиозные барьеры немножко пониже. В конце концов если после стольких лет гонений у еврея появилась возможность жить свободно, не упускать же ее! В Америке все люди равны, и следует, насколько это возможно, сглаживать существующие различия. В стране прогресса и науки еврей почувствовал себя неуютно со своим местечковым иудаизмом, со своей провинциальной, несовременной религией. Но, с другой стороны, он не мог окончательно оторваться от своих еврейских корней.

И поэтому он продолжал держаться за традицию, но внес в нее множество поправок. Старомодные, устаревшие, противоречащие "американскому идеалу" законы и обычаи должны быть, конечно, отменены. Разумеется, мы не должны забывать о том, что мы евреи, но не надо назойливости. Америке не должно быть стыдно за нас. Размышляя таким вот образом, родившийся в Америке сын еврея-иммигранта создал новую разновидность еврейской религии – американский иудаизм.

Этот человек, выросший в доме, где говорили на идише и молились тоже на неамериканском языке; сын родителей, которые так и не научились говорить по-английски без раздражающего акцента и не приспособились к условиям американской жизни; человек, которому требования еврейской религии казались слишком обременительными для того, кто хочет преуспеть в Америке, – этот Сэмми хотел, когда вырастет, стать настоящим американцем. И он более чем преуспел в этом. Маленький Сэмми вырос и превратился в ту силу, которую мы называем "американцем, который случайно родился евреем".

Всеми его действиями руководит чувство неуверенности в себе. Его сгрызают сомнения: понимает ли окружающая среда, какой он добрый малый? Изо всех сил старается он стать "своим человеком", опасаясь, что окружающие не будут любить его или, по крайней мере, терпеть его присутствие. Он постоянно твердит о своем равенстве со всеми остальными, но поглядывает при этом по сторонам – нет ли поблизости антисемитов. Он не только давно расстался с еврейской бородой и еврейской манерой одеваться – он начал избавляться от стеснительных рамок своей религии вообще. Кто же примет его в "новый мир", если он не освободился еще от пережитков "старого мира"? Сын еврея-иммигранта больше всего в жизни боялся выглядеть слишком по-еврейски. Борцы с "еврейским фанатизмом" принялись с истинным фанатизмом скрывать свое еврейство.

"Американец, который случайно родился евреем" шаг за шагом отошел от всех основ еврейской жизни. (И не надо верить его утверждениям, что "вера – у него в сердце"; не "вера в сердце" определяет степень выполнения евреем своей миссии в этом мире, а соблюдение им конкретных предписаний нашей религии.) Синагогу, обитель Б-жественного присутствия он заменил выхолощенным "еврейским общинным центром". Отказываясь от веры, традиций и обычаев своих предков, он постепенно превратился из еврея-Яакова в американца-Эйсава, продав свое Б-жественное первородство за чечевичную похлебку благоустроенной американской жизни.

Ненависть антисемита к еврею нередко выражается в том, что он стремится унизить, растоптать и искорежить саму душу еврея, внушить ему чувство собственной неполноценности, заставить его относиться к себе как к человеку второго сорта. В случае с американскими евреями антисемитам удается достичь этой цели слишком часто.

Слишком часто американизированный Сэмми верит антисемитам… Слишком часто он помогает своим ненавистникам, стыдясь себя и своего народа, пытаясь убежать от своего еврейства. Те, кто сменил свои "слишком еврейские" фамилии, а детям дал христианские, весьма по-американски звучащие имена; те, кто морщатся при виде бородатого хасида и вносят "поправки" в еврейскую религию, чтобы она не слишком отличалась от того, что "принято в Америке"; те, кто отказываются бороться за свои права и отвергают идею еврейской самообороны; наконец, те, кто просто бегут от своего еврейства – будь то через крещение, разрыв любых связей со своим народом или служение революционному интернационализму, – все эти евреи помогают антисемитам. Все они, окончательно покончив с таким понятием, как национальное достоинство и гордость за свой народ, высоко подняли флаг ассимиляторства и отхода от всего еврейского. Все они надеялись избавиться от ненависти антисемитов, прикрывшись комплексом самоненавистничества.

В попытке перехитрить самого себя Сэмми повернулся спиной к еврейской истории. Но это потребовало от шагающего в ногу со временем и аналитически мыслящего американского еврея создания своих собственных мифов. Мифы эти призваны были обеспечить американскому еврею душевный покой, убедив его в том, что антисемитизм не так уж и страшен. Мифы эти остались, однако, всего лишь мифами. Сын еврея-иммигранта свято верит в идею "американского плавильного котла" – нового, небывалого общества, которое сотрет все различия между людьми. Из этой идеи он вылепил себе великолепный миф, ставший его символом веры. В этом "переплавленном" обществе еврей ничем не будет больше отличаться от других людей и не будет больше объектом преследований. До смерти боящийся новых преследований и уставший от двухтысячелетних гонений, американский еврей жаждет броситься в "плавильный котел", смешаться с другими, раствориться…

Раствориться! Этот девиз стал новым символом веры. Раствориться! Это был призыв к почетной, величественной ассимиляции без того унизительного обряда, которым сопровождалось бегство от еврейства в Европе, – перехода в христианство. Раствориться! Можно ли найти лучший девиз для тех, кто видел смысл своего существования в том, чтобы хорошо, со вкусом пожить на белом свете?! "Раствориться" означает стереть любые различия. "Раствориться!" – вот что стало смыслом жизни безумного "американца, который случайно родился евреем".

Извечный символ веры еврейского народа он перекроил на свой лад: "Слушай, Израиль: Америка – наш Б-г! Америка – страна Его!"

В "плавильном котле" все варятся вместе. В этом котле перемелются и исчезнут все страхи, слезы, горькие воспоминания. Вот он – свет в конце длинного туннеля изгнания, вот он – путь к нирване. Раствориться! Найден наконец-то способ покончить с юдофобией – раствориться! Сэмми верит в Просвещение. Просвещение – вот ключ к свободе, безопасности и уверенности в завтрашнем дне. Он твердо уверен, что как только лучи Просвещения озарят человеческий мозг, наступит новая эра. Разве не понятно, что просвещенный человек не может быть антисемитом? Сэмми абсолютно ясно, что ненависть, преследования, погромы, резня – это продукты невежества, а как только музы запечатлеют поцелуй на челе неандертальца, на смену дикости и нетерпимости придет светлая пора всеобщей любви, гармонии и тихой радости. Просвещение– вот путь к искоренению антисемитизма. А для этого надо – раствориться!

Сэмми верит также в Либерализм. Только темные отсталые люди не понимают, что причина антисемитизма – это нищета и отсутствие у обездоленных надежды на лучшую жизнь. И, разумеется, если мы поможем угнетенным мира сего улучшить свое материальное положение и добиться полного равноправия, то они в обнимку с нами зашагают навстречу светлому будущему. И поэтому еврей, горящий страстью установить справедливость во всем мире, с сумасшедшей энергией бросался в первые ряды борцов за социальные перемены. Равноправие для обделенных классов и угнетенных народов устранит саму возможность притеснения евреев. Так полагал американский еврей. Либерализм – вот что положит конец юдофобии! А для этого надо быть равным со всеми и – раствориться!

И, конечно, Сэмми верит в Равенство. О, Равенство! Все люди рождаются равными и не должно быть между ними никаких различий. И существует ли лучший способ для еврея стать полноправным членом общества, чем стать таким как все, равным среди равных? Сможет ли антисемитизм существовать в обществе, где стерты какие-либо различия между людьми? Равенство – вот путь борьбы с антисемитизмом! А для этого надо уничтожить все, что отличает еврея от нееврея, – раствориться!

Сэмми верит в Демократию. Разве не ясно, что источником всех наших бед была тирания? И что простые люди, "широкие народные массы" обуреваемы мистической манией жить по правде? Стоит только предоставить им право голоса, дать им возможность влиять на ход событий, и они отметут ненависть, ложь, несправедливость и установят власть Правды. Залогом светлого будущего являются свободные, демократические выборы. Свободные выборы и Демократия – вот что покончит с антисемитизмом! А для этого нужно слиться с демосом – раствориться!

Сэмми верит в Секуляризм. Еврей, который когда-то был символом и олицетворением духовности, стал теперь борцом за Секуляризм. Еврей, который когда-то был символом и олицетворением духовности, стал теперь борцом за Секуляризм. Еврей, который выжил, благодаря вере во Всевышнего и Его законы, стал фанатическим приверженцем "великой американской идеи" отделения религии от государства. Правда, если речь идет об установлении за счет муниципального бюджета рождественской елки, то. секулярная бдительность Сэмми резко падает. Но если еврейские религиозные учреждения обращаются за финансовой помощью к правительству США, то Сэмми не может с этим смириться. Ведь религия разделяет людей, и это очень мешает раствориться. Все свои силы Сэмми посвящает охране и поддержке государственных общественных школ, потому что они служат делу успешного растворения. Еврейские религиозные учебные заведения помогают еврейским подросткам остаться евреями, и у них нет поэтому большего врага, чем эмансипированный американский еврей. Влияние религии следует нейтрализовать, а Секуляризм победит, что бы там ни говорили религиозные. Секуляризм – вот что поможет нам избавиться от антисемитизма и – раствориться!

Сэмми верит в Материализм. Если каждый будет иметь возможность вволю есть и пить, разъезжать на собственной машине и в полном отупении проводить свободное время у собственного телевизора, то сами собой отпадут конкуренция, зависть и – антисемитизм. Сэмми изжил отсталое представление о том, что человек имеет духовную основу. Вместо этого культивируется идея о том, что человек – это всего лишь усовершенствованное животное. Удовлетворите его потребности, и он будет доволен. Неевреи ненавидели нас потому, что прозябали в нищете, а при общем благосостоянии все будет хорошо. Обитатели курортов в Майами и Кэтскилле видели панацею от всех бед в создании цирков и дешевых столовых. Это, по их мнению, был путь к устранению антисемитизма. А для этого надо раствориться в сытой толпе!

И еще Сэмми верит в Любовь. Если люди будут любить друг друга, в их сердцах не останется места для ненависти и антисемитизма. Давайте же любить каждого и вместе бороться за высокие идеалы! Как это возвышенно – принимать участие в марше за гражданские права! И Сэмми успешно боролся за гражданские права негров в Америке, за республиканскую Испанию и за права угнетенных и обиженных в любом уголке мира – во имя того, чтобы Любовь восторжествовала во всей Вселенной и чтобы ее плодами насладились все люди Земли – даже евреи… Он широко раскрыл двери синагог, чтобы христиане воочию убедились, насколько неверно все, что они слышали о евреях. Смотрите, гордо вещал он, мы ведь не употребляем на Пасху христианской крови! Мы очень любим вас! Может быть, и вы будете нас немножко любить? И Сэмми стал устраивать "совместные богослужения" с христианскими священниками… Антисемитизм исчезнет благодаря любви. А для этого надо раствориться.

И еще Сэмми верит в "разъяснительную работу", всеми силами стремясь добиться "терпимости" и "взаимопонимания". Его многочисленные организации буквально завалили соседей-неевреев глубокоумной литературой, доказывающей, что у евреев нет хвостов и рогов. "Американец, который случайно родился евреем" взывал не к Небесам, а к своим косным соседям-неевреям в надежде успешно раствориться среди них.

Но, пожалуй, надо всем этим возвышается непоколебимая вера Сэмми в Респектабельность. Еврей не должен говорить и делать ничего, что может вызвать неудовольствие окружающих и разжечь антисемитские чувства. Одно неосторожное слово может свести на нет все труды. Не надо выделяться и делать того, что среднему американцу может показаться неприятным. И не столь важно, что мы говорим, важно как мы это говорим. Конечно, евреи пользуются теми же правами, что и все остальные граждане, но все-таки не надо забывать… И для того, чтобы выглядеть респектабельно – надо раствориться…

И еще многие из тех "американцев, что случайно родились евреями" верили в Интернационализм и мечтали ликвидировать все национальные и религиозные предрассудки. Можно ли будет говорить об антисемитизме, если исчезнет само понятие "еврей"? Любые национальные символы, эмблемы и флаги должны быть отменены. Сэмми отверг сионизм и "Гатикву". Он заменил их "Интернационалом" и красным флагом, отталкивая своего собрата-еврея и пытаясь обняться с мировым пролетариатом. Это был его способ избавиться от антисемитизма. Это был его путь раствориться.

И все это делалось во имя того, чтобы раз и навсегда покончить с антисемитизмом.

Вот та "Тора", которую Моисеи нашего истэблишмента даровали сынам Израиля в Америке. Вот что стало символом веры американского еврея. Нетрудно было предсказать, к каким результатам все это приведет.

Принципы "вождей" американского еврейства можно сформулировать следующим образом: надо сгладить острые углы где только возможно, смягчить жесткую еврейскую традицию, умерить излишнюю преданность евреев своему народу, их гордость за свою религию, их смешной национализм. На место всего этого они хотели поставить свой принцип: раствориться.

Раствориться – значит стереть все различия между евреем и неевреем. Еврейская традиция учит нас обратному: мы должны быть евреями всегда и повсюду, демонстрируя нашу любовь к собрату-еврею. И именно такой подход дает нам возможность жить в мире с соседями. Когда же евреи начинают сражаться под чужими знаменами – за социальный прогресс, за равноправие, либерализм и т. п., – их связь со своим народом ослабевает. Возжелав стать "гражданами мира", они постепенно перестают ощущать себя евреями.

Эти люди хотели доказать, что евреи ничем не отличаются от других. Им удалось убедить в этом самих себя. Чувство еврейского достоинства становится ненужным, а еврейский национализм – прямой помехой в деле установления любви и братства. Вот чему учили нас наши руководители. Невозможно сохранить Ahават Исраэль, когда тобой руководит принцип: раствориться. Нельзя было, конечно, ожидать от этих людей, что они пронесут чувство национальной гордости через интеграцию, всеобщее братство и равенство и желание сражаться за рождественскую елочку. В их сердцах не осталось места для чувства сострадания к евреям. Ведь Либерализм, Равенство и Секуляризм делают людей равными, почему же мы должны испытывать какие-то особые чувства по отношению к евреям? Когда еврей стремится стать гражданином мира и гуманистом, ему совсем необязательно заниматься специфически еврейскими проблемами. Конечно, советские евреи находятся в нелегкой ситуации, но ведь и в Эфиопии нарушаются права человека. Да, евреи в кварталах бедноты американских городов страдают от преступности. Но разве другие не страдают?

Почему мы утратили желание помогать своим братьям-евреям? Почему мы не протестуем, когда их притесняют? Ответ ясен: когда мы порыва-ем с еврейской традицией, в наших сердцах поселяется чувство равнодушия и апатии к еврейским проблемам вообще. Кто убил в нас Ahават Исраэль, возвышенное чувство любви к своим братьям и сестрам? Мы сами. Мы и наши руководители, которые хотели избежать антисемитизма, растворившись среди неевреев.

Есть и еще одна причина.

Тот, кто слишком много печется о собственном благополучии, неизбежно ослабляет узы Ahават Исраэль. Слишком много внимания мы уделяем нашим узким проблемам и все менее способны чувствовать сострадание к другим. Это не значит, что мы совсем не думаем о своих братьях. Но это значит, что любое событие мы оцениваем с той лишь точки зрения, насколько хорошо или плохо от этого будет нам лично, а не всему народу. Решившись на тот или иной шаг, мы сперва застраховываем себя от всякой опасности, а если это невозможно – не делаем ничего. Ведь будучи благоразумным человеком, я обязан подумать о том, как то или иное действие отразится на моем бизнесе. Я должен учесть возможные реакции родственников и близких. И главное – что скажут люди?

Среди всех мифов самый любимый и оберегаемый – Респектабельность. Если еврей ведет себя респектабельно, то антисемитизм не коснется его. Из всех американских золотых тельцов Респектабельности поклонялись наиболее страстно. На этом, ни на чем ином, только на этом строится весь ход мысли: что скажут гои? Как часто мы не можем помочь евреям, так как это оказывается "неприемлемо", "не по-еврейски", "рисковано"! Как часто мы сидим сложа руки, потому что наши действия могут не понравиться "им". Как "они" отнесутся к нашим поступкам? Чувствительность к тому, что скажут или подумают окружающие, парализует нашу волю, мешает нам делать то, что мы обязаны делать.

Мой дед, благословенна его память, был ученым, благочестивым человеком, всеми любимым и уважаемым. Он жил в Стране Израиле в городе Цфат. Всевышний наделил его высочайшими душевными качествами. Кроме того, мой дед мог бы стать богатым человеком, не сделай он одной ошибки. Но мой дед был как раз из тех, кого весьма беспокоит мнение окружающих. Ма йомру hабрийот? ("Что люди скажут?") – было его главным жизненным правилом, и оно дорого обошлось ему.

В те далекие годы, в начале этого века Страной Израиля правили турки. Во всей стране было около 50 тысяч евреев, которые жили в основном в Иерусалиме, Цфате, Хевроне и Тверии. Они отнюдь не были богачами, основным средством их существования была т. н. "халука" – деньги, которые собирали восточноевропейские евреи для своих собратьев в Святой Земле. Почти все эти пятьдесят тысяч евреев были религиозными людьми. Нерелигиозных была горстка: недавно прибывшие в страну молодые интеллектуалы, называвшие себя сионистами и возжелавшие осушать малярийные болота.

В Цфате, древнем городе кабалистов, где когда-то жили р. Ицхак Луриа и р. Йосеф Каро, обитало около 12 тысяч евреев, влачивших жалкое материальное существование, но озарявших своей святостью, своей напряженной духовной жизнью всю Страну Израиля. Мой дед был исключением среди цфатских евреев – он был бизнесменом. Но как и все остальные, он проводил долгие часы в молитвах и изучении священных книг. Он был завсегдатаем Цанзской синагоги, построенной хасидами Ребе из Цанза (сегодня этот польский городок называется Новы-Сонч). В синагоге обсуждались самые разные вопросы, здесь рассуждали о политике, о религии, о Б-ге и о чем угодно еще. И, конечно, постоянной темой разговоров были дела и поступки обитателей города. Может быть, боязнь попасть на острые языки соседей заставила моего деда перед тем, как сделать тот или иной шаг, дважды подумать– а что люди скажут?

В одно прекрасное утро мой дед отправился в деловую поездку. Вернулся он лишь к послеполуденной молитве, "Мнихе". Любопытные умы прилагали немало усилий, чтобы разузнать, где он был и чем занимался. Ему оставалось только ждать вынесения приговора…

А ездил он в небольшую арабскую деревушку, расположенную на берегу моря вдали от еврейских поселений. Там он купил участок земли. Услыхав об этом, "эксперты" стали криком кричать: "Вы с ума сошли, реб Нахман! Разве может еврей тратить деньги на такую нелепую вещь? Вас надули: на этой земле ничего не будет расти!"

Мой дед был достаточно опытным бизнесменом, чтобы понимать ценность того прибрежного участка земли, но бес попутал. "Люди сказали", что он сглупил, люди осмеяли его – и он недолго думая отменил сделку.

Повидав в своей жизни немало богатых людей и еще больше бедных, я понимаю, что, как правило, богатым живется лучше. Мой дед умер бедняком, потому что на том участке земли в прибрежной деревушке был построен Хайфский порт.

Каковы были последствия того, что мой дед придавал слишком большое значение "общественному мнению"? Слава Б-гу, наше семейство не умерло с голоду. Но что случится, если еврейский Народ и в особенности его лидеры только тем и станут заниматься, что будут прислушиваться к тому, что "люди скажут"? Результатом может быть катастрофа.

Почему мы молчим? Почему наши организации осуждают тех, кто организует еврейскую самооборону? Почему те же самые организации, по горло увязшие в мелких политических дрязгах, ничего не предпринимали, когда миллионы евреев погибали в Освенциме?

Ответив на эти вопросы, мы не можем не покраснеть от стыда и позора.

Еврейские лидеры не хотели вывести нас на улицы, боясь, что слишком бурные демонстрации приведут к тому, что "они", т. е. американцы-неевреи начнут считать эту войну "еврейской войной". "Они" могли бы стать антисемитами, и положение американского еврейства ухудшилось бы. Мы боялись даже подумать о такой возможности. Мы дрожали от одной этой мысли. Мы запирали на замок свои рты и сердца. А в Освенциме убивали в это время наших братьев.

То же, что мешало нам выполнить свой долг тридцать лет назад, мешает нам и сегодня. Еврейский истэблишмент заботится в первую очередь о том, чтобы слишком шумная кампания в поддержку евреев СССР не повредила его престижу в глазах неевреев.

Должны ли удивлять нас возмущенные крики о "еврейском терроризме" и "безответственном поведении"? Те же самые крикуны и двадцать пять лет назад тоже истерически вопили о еврейских "хулиганах" и "террористах". Тогда "бандитами" были бойцы еврейских подпольных организаций в Эрец-Исраэль – Эцеля и Лехи. Еврейская история преподносит нам один урок за другим, но мы упрямо продолжаем повторять вчерашние ошибки.

Неужели кто-то способен поверить, что необычайная осторожность, даже робкость поступков наших вождей объясняется исключительно их заботой о том, как бы не повредить советским евреям? Неужели их обращение к президенту США с просьбой пресечь вредную деятельность "плохих" евреев продиктовано исключительно их трогательной любовью к евреям СССР? Если они действительно проникнуты такой глубокой любовью к советским евреям, то почему за период с 1917 по 1969 год они не провели ни единой демонстрации в их защиту? Если они на самом деле ночей не спали, переживая за судьбу советского еврейства, то почему они так упорно отказываются встретиться с представителями тех еврейских групп и организаций, которые готовы предпринять решительные действия, и обсудить с ними возможные пути борьбы?

Но если не забота о советском еврействе движет нашими лидерами, то что же? Ими движет неуверенность в себе и своих силах – порождение болезненной галутной психологии. Больше всего на свете их беспокоит – что "они" скажут?

Если мы слышим трусливые вопли "лидеров" – их возмущают еврейские патрули, охраняющие стариков и женщин в кварталах бедноты, и молодые евреи, обучающиеся самообороне, – если мы слышим их крики о недопустимости "хулиганства", то надо помнить, что они кричат из-за страха. Они боятся утратить свой "статус в обществе", свою "респектабельность". Надо помнить, что каждый свой шаг деятели еврейского истэблишмента делают, оглядываются на "них" – а что скажут люди?

Приковать себя к воротам Белого Дома, требуя от американского правительства принять меры, чтобы спасти евреев от газовых камер? Устроить сидячую забастовку, протестуя против притеснения евреев в Советском Союзе? Обучать молодых евреев приемам самообороны, чтобы они не боялись ходить по улицам? Организовать защиту пожилых людей от нападений грабителей и бандитов? Нет, все это не годится для респектабельного еврея. Ведь это может не понравиться его нееврейским соседям!

Заботясь о других, мы не слышим призывов наших братьев о помощи. Подобно библейскому Каину мы обиженным голосом спрашиваем: "Разве я сторож брату моему?" И как Каин, мы обрекаем себя на вечный позор, если на вопрос Всевышнего "Где брат твой?" даем такой ответ. Более того, мы обрекаем себя на гибель. Духовное вырождение и деградация неизбежно приведут к физической катастрофе. Калеча и убивая свою еврейскую душу, пытаясь порвать связи со своим народом, мы сталкиваем себя в пропасть. Нам не удастся избежать гнева Небес, если мы и дальше будем вести себя столь недостойным образом.

Много веков назад в столице великой Персидской империи стала царицей Эстер, дочь еврейского народа. В те дни всем евреям Персии угрожало физическое истребление, уже принято было решение "убить и уничтожить" всех еврейских подданных громадной империи. К кому еще евреи могли обратиться за помощью, как не к царице Эстер? Они попросили ее войти к царю и попытаться отменить жестокий указ. Но… Эстер не решалась выполнить просьбу: вход к царю без особого на то разрешения грозил смертью. И тогда Мордехай сказал ей слова, которые и сегодня, спустя века, не могут оставить нас равнодушными: "Не думай, что ты одна из всех евреев спасешься в доме царском! Ведь если промолчишь ты в такое время, спасение и избавление придут к евреям из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такой ли поры ты и возведена на царский престол?"

Даже когда сердце подсказывает нам, как поступить, мы по-прежнему трусливо оглядываемся на соседей – что "они" скажут? Респектабельность мешает нам исполнить свой долг, и в этом– наше несчастье. Эта респектабельность есть прямой антитезис Ahават Исраэль. Еврейская мораль учит нас предпочесть заботу о своих собратьях всему остальному. Респектабельность же порождена страхом потерять удобное, безбедное и "почетное" положение в нееврейском обществе. Респектабельность уже изуродовала и убила множество еврейских душ. Мы обязаны похоронить ее прежде, чем она похоронит нас.