Текст книги "Луна прерий"

Автор книги: Мэгги Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

Артиллерия обстреливала заросшее травой поле, в воздух взлетали куски земли. Его отбросило назад, в заросли деревьев и кустарника Отрезанный от своих людей, в полном замешательстве, он всматривался во всполошенное взрывами поле. Его шансы на выживание, если он попытается перебраться через поле на север, невелики.

Он не знал, какая из сторон обстреливает поляну, в любом случае это решение трудно было попять. Видимо, какому-то чересчур рьяному офицеру вздумалось приказать своим людям уничтожить пустое поле.

Попытка перехитрить артиллерию была бы самоубийством. Он переждет бомбардировку, после чего попытается угадать, в каком направлении движется сражение и где сейчас его подразделение.

Разразившись проклятиями, он углубился в заросли, высматривая какой-нибудь овражек или яму, где можно было бы в безопасности скоротать несколько часов. Наконец он обнаружил небольшой, поросший мхом овражек, подобравшись к склону, привалился к нему спиной и, отложив в сторону винтовку, принялся рыться в карманах, надеясь отыскать окурок сигары, который взял без спроса у ротного повара.

Прежде чем зажечь сигару, он поднялся и внимательно осмотрелся, пытаясь обнаружить продирающуюся сквозь кустарник пехоту. Насколько ему было известно, поле боя смещалось, и теперь он вполне мог оказаться на вражеской территории. Снаряд попал вросшее на самом краю поля дерево, и оно с треском рухнуло на землю. Однако он так и не заметил какого-либо движения в подлеске.

Он зажег сигару и оперся затылком о мшистый склон Вокруг гремели взрывы. Все говорили, что война скоро кончится. Останутся лишь воспоминания. Все они вернутся домой. Он представлял себе, как целый день будет блаженствовать в горячей ванне, а потом целый месяц – отсыпаться.

Земля под ним содрогнулась – взрывом повалило еще одно огромное дерево. Как глупо, если его убьют или покалечат сейчас, когда война почти закончилась, и это после того, как ему удалось так долго участвовать в боях, не получив при этом сколько-нибудь серьезных ранений Такую смерть тяжелее всего перенести семье погибшего, ведь она наиболее бессмысленна – перед самым концом войны, когда исход уже предрешен. Но из семьи бостонских Камеронов он один остался в живых. Родители умерли. А в прошлом году умерла во время родов и его сестра Селия.

Он вспоминал, как выглядела его сестра, и вдруг краем глаза уловил какое-то движение.

Все эти годы Камерон часами рассматривал свадебную фотографию Кларенса и Деллы Уорд. Делла Уорд владела его мыслями, когда Джеймс скакал по бескрайним прериям Запада и когда сидел у одинокого ночного костра.

Эта фотография всегда была с ним. Она побывала во всех шумных городках, где он работал шерифом. В последние годы Камерон иногда представлял себе, что Делла принадлежит ему, ему одному, и сейчас ждет, когда он вернется домой.

Он так долго смотрел на молоденькую девушку на фотографии, что запомнил каждую черточку ее лица, каждую складочку платья, плавные изгибы ее высоких скул и нежной груди Он точно знал, в каких местах свет от вспышки попал на ее волосы, мог с точностью описать, во что она была одета в тот день. Ее красиво очерченные губы, казалось, только и ждали, когда страстный поцелуй разбудит их, вернет к жизни то, как она наклонилась к Кларенсу, говорило о том, какой Делла была уязвимой и как нуждалась в его защите – кроткая женщина-ребенок, требующая мужской заботы и внимания. Ее вырастили, чтобы она стала верной и нежной женой.

Письмо Деллы к мужу лишь укрепило его мнение о ней.

В каждой строчке – смятение и отчаяние. Он видел ее, молоденькую новобрачную, мечущуюся между долгом, страхом, ответственностью. Уже после первого прочтения письма Камерон понял всю импульсивность ее мольбы о помощи и кратковременность ее негодования и даже ненависти к человеку, посмевшему бросить ее в таких трудных обстоятельствах. Он догадался, что Делла почти сразу же пожалела о поспешно написанных строчках.

Звон колокольчика, зовущего к обеду, прервал его мысли, и Камерон вбил последний гвоздь, после чего спустился с крыши амбара. Работа заняла у него три дня Камерон с удивлением осознал, что ему нравится физический труд под жарким техасским солнцем, нравится обливаться потом Он даже подумал, что когда-нибудь купит себе домик в этих местах, и улыбнулся при мысли об этом.

Такие, как он, никогда не ведут оседлого образа жизни Он вспомнил мужчин, приехавших сюда лишь для того, чтобы пожать ему руку. На этот раз они приехали с миром, но Камерон прекрасно осознавал, что в будущем здесь может появиться меткий стрелок, которому удастся всадить пулю в Джеймса Камерона.

– Тут жарко, – окликнула его Делла из кухни – Сегодня, наверное, сорок градусов, да еще весь день горит плита.

Вода из бочки показалась Джеймсу приятно прохладной, и он с удовольствием ополоснул лицо и шею.

– Что бы вы ни готовили – запах божественный.

– Черепаший суп и картофельная запеканка с мясом. На сладкое – печеные яблоки. Думаю, мы поужинаем на веранде. Там все же прохладнее.

Делла смущенно улыбнулась ему. Влажный локон прилип к ее щеке, она раскраснелась.

Делла лишь отдаленно напоминала молоденькую девушку, смотревшую на него все эти годы с фотографии.

Черты ее лица стали резкими, но это делало ее еще более привлекательной. Камерон не сомневался, что ее темные волосы уже много лет не видели щипцов для завивки. Делла завязывала их на затылке в большой пучок. Солнце и погода оставили вокруг ее губ и над бровями легкие следы, мягкие нежные руки стали красными и покрылись мозолями.

Ее губы по-прежнему казались чувственными и немного загадочными, но она не скупилась на колкие грубые словечки. Она больше не была юной девушкой, нуждающейся в мужской защите. Однако самой заметной переменой было выражение ее светло-карих глаз, глубоких и выразительных.

Юная красавица с фотографии исчезла. Ее место заняла независимая суровая женщина. В глазах ее затаилась печаль, сердце наполнилось горечью и гневом. Однако женского обаяния она не утратила.

Камерону было больно, что ее мечты не сбылись. Если бы не война, Делла жила бы в роскоши, выезжала на балы с любимым мужем, имела огромный дом, многочисленных слуг, играла на фортепиано, вышивала, рисовала изящные миниатюры на китайских фарфоровых чашках, читала любовные романы, принимала гостей.

А сейчас она трудилась с рассвета до заката, не зная отдыха, ни на что не надеясь.

И все из-за этой проклятой войны. Войны и Джеймса Камерона.

– Ужин будет готов через минуту, – объявила Делла, когда он поднялся на крыльцо.

Стол на веранде был накрыт скатертью, на нем стояла ваза с веточками ивы.

Когда только Делла успела их сорвать? Камерон повесил шляпу на гвоздь и, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за суетившейся Деллой. Потом спохватился, что слишком пристально смотрит на нее, и быстро отвел взгляд.

Вдруг он заметил на дверном косяке несколько меток и, наклонившись, разглядел начертанные карандашом надписи и поднимающиеся вверх горизонтальные черточки. Три года. Пять лет. Восемь лет. Девять лет. Нахмурившись, Камерон повернулся к книжной полке, где лежали школьные учебники.

– Помогите мне, пожалуйста, донести миски с супом. – Делла сняла фартук и бросила на стул. – Все уже готово, я понесу вот эту.

Все в комнате говорило о том, что здесь жил ребенок. То тут, то там попадались на глаза детские вещи, в амбаре он видел пару маленьких перчаток. На ветке дерева во дворе висели качели. Но где же ребенок? Камерон надеялся, что Делла скажет о нем что-нибудь, но этого не случилось.

– Вы, кажется, уже закончили чинить крышу, – сказала она, пробуя суп.

Интересно, что она чувствует при мысли о том, что он скоро уедет? Облегчение, разочарование?

Отодвинув пустую миску, Камерон хмуро уставился на тарелку с картофельной запеканкой. Ему нужно закончить здесь дела и убираться подальше. Но прежде он должен сказать ей всю правду.

Черт побери! За всю свою жизнь он соверши ч всего один трусливый поступок: несколько лет назад приехал сюда, в Ту-Крикс, и так и уехал, не сказав Делле правды. Но на этот раз он все ей скажет. И сделает это завтра.

Но сегодня он еще будет наслаждаться ее редкими улыбками и звуком ее голоса. Камерон посмотрел на нее и вдруг представил себе, какой могла бы быть его жизнь, сложись все иначе.

– Вы что-то не очень разговорчивы, – сказала она, когда они доедали печеные яблоки.

– Просто отвык общаться с людьми.

– То же самое могу сказать о себе, но у меня все немного по-другому. Я без умолку болтаю всякую ерунду. Заговорила вас до полусмерти.

Он смотрел, как она разливает кофе по кружкам.

– Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Она удивленно вскинула брови, и Камерон почувствовал, что краснеет.

– Все эти годы… Есть много такого, что меня очень удивляет…

– Например?

– Например, почему вы живете в северном Техасе? Я целый год после войны искал вас в Джорджии.

– Целый год?

– От случая к случаю. Вы, наверное, знаете, какой хаос царил там после войны. А может, не знаете, потому что уже были здесь. Никто понятия не имел о том, что случилось с друзьями или соседями, люди умирали, переезжали, их переселяли в другие места.

– Это долгая история, – проговорила она наконец, помешивая кофе.

– Я нашел то, что осталось от плантации Уордов. И там была женщина, которая сказала, что вроде бы Уорды переехали куда-то в Атланту. На это ушло некоторое время, но мне все же удалось отыскать то место в Пичсайде. Через несколько недель я нашел людей, которые жили через дорогу. Семью по фамилии Бичер. Миссис Бичер сказала, что Уорды снова переехали, но была уверена, что вы отправились на Запад, в Техас.

– Вы читали мое письмо Кларенсу, – проговорила она, устремив взгляд на ползущие по дороге длинные тени. – У меня с мистером и миссис Уорд были несколько натянутые отношения.

– Потому что вы были северянкой?

– Думаю, именно так они считали, однако ошибались. Я вовсе не была янки. Лишь по рождению, но думала совсем иначе. – Она тяжело вздохнула. – Мама отправила меня в Атланту навестить кузину, мне тогда было тринадцать. Спустя полгода, когда я уже собиралась домой, начались разговоры о войне. Путешествовать становилось опасно. Кузина предложила мне остаться в Атланте, пока все не уляжется, и моя мама согласилась. – Делла отпила глоток кофе. – Те годы произвели на меня сильное впечатление. Когда я вышла замуж за Кларенса, мне было шестнадцать. Все юноши, которых я знала, были южанами. Вообще все люди, с которыми я общалась, были южанами. Я была предана Югу. Именно там я видела свою будущую жизнь.

– А проблемы с Уордами… они были против вашего с Кларенсом брака?

Она сцепила руки на коленях.

– Кларенс никогда не говорил об этом прямо, но потом я поняла, что его выбор ужаснул его родителей. Они сделали все, чтобы отговорить его от этого шага. Для них я всегда была янки. Особенно страдала миссис Уорд – ее сын женился на северянке. После войны я приехала сюда, потому что старалась как можно дальше убраться от Атланты, а тех денег, которые у меня были, хватило лишь до Техаса.

– Если мои расспросы вас расстраивают… Поднявшись, она подошла к перилам, чтобы Камерон не мог видеть ее лица. Ее стройная фигурка была напряжена.

– Кларенс ухаживал за мной, потом мы поженились. Те дни были самыми счастливыми в моей жизни, мистер Камерон Война свирепствовала на Юге, и все только об этом и говорили Мы давали солдатам провизию и лошадей, продавали украшения, чтобы сшить им форму. Читали о том, что рабы устраивают восстания и бунты, сжигают города. Но для меня все это не имело значения. Главным было то, что я влюблена и любима.

Она взглянула ему в лицо.

– Вокруг обсуждали сражения, а я говорила только о свадьбе. Вместо газет, изобилующих фамилиями генералов обеих сторон, читала романтическую поэзию. Глядя на луну, все представляли кровавые битвы, а я – лицо любимого. Расстраивают ли меня разговоры о военном времени? Нет, мистер Камерон Я была в те годы счастливой. Почти до конца воины. Мы с Кларенсом провели вместе всею неделю, после чего он вернулся в полк, а я отправилась на плантацию Уордов. Вот когда война стала для меня реальностью, грустно об этом вспоминать. Пока от нас не сбежали рабы, мы боялись, что они прирежут нас, когда мы будем спать. А если не рабы, то янки. Прирежут всех, кроме меня, разумеется, думала миссис Уорд, – янки признают во мне свою и заберут с собой. Еще мы очень боялись болезней. Дизентерия и лихорадка буквально косили истощенных людей. И мы понимали, что если хворь нас минует, то уж голод точно убьет.

Камерон знал, что тогда творилось в деревнях и городах. Но никогда не слышал подобного описания тех событий – безучастного, монотонного.

Не зная, как прореагировать на ее слова, он сказал:

– Пожалуй, завтра начну ремонтировать ограду. Она тоже вышла из строя.

– Миссис Уорд потеряла дом и имущество из-за янки, мистер Камерон. Янки убили ее единственного сына. А в доме у нее – северянка. Не нуждайся она так отчаянно в моей помощи, прикончила бы меня из охотничьего ружья своего мужа. Ничего, кроме ненависти, я у нее не вызывала.

Поднявшись, Камерон поставил кружку на стол.

– Благодарю вас за прекрасный ужин. Ее руки дрожали, лицо пылало.

– Уорды не взяли меня в свой новый дом. Мистер Уорд дал мне документы на этот домик и денег, чтобы я смогла доехать сюда. Вот почему я оказалась в северном Техасе.

– Прошу простить меня, я не имел права вторгаться на эту территорию.

Делла задумчиво посмотрела на него, шумно выдохнула, и плечи ее поникли, когда она откинула со лба влажную прядь волос.

– Нет, – она покачала головой, – вы просто задали мне конкретный вопрос. Это я вторглась на давно забытую территорию. Пожалуйста, сядьте и допейте кофе.

Камерон неуверенно опустился на стул и не стал протестовать, когда она налила ему еще одну чашку крепкого дымящегося напитка.

– Какая сегодня жара!

Банальность собственных слов вызвала у Джеймса острый приступ отвращения к самому себе.

– А вы часто говорите о войне, мистер Камерон?

– Нет.

– Думаю, так поступают почти все, пережившие этот ад. Но забыть о ней нельзя. Война перевернула всю жизнь.

Наступило молчание. Они сидели, окутанные летними сумерками. Тени становились все длиннее. То и дело один из них лениво отгонял назойливого москита или мошку. Делла зашла в дом и, вернувшись с большим веером из пальмового листа, принялась им обмахиваться Камерон заметил влажные пятна у нее под мышками и под грудью и почувствовал, что и его рубашка прилипла к мокрой от пота спине. – В такие вечера я обычно ходила к ручью поболтать ногами в воде, – сказала она, нарушив молчание.

Всплывший перед глазами образ заставил Камерона улыбнуться.

– Я не делал ничего такого с тех самых пор, как был мальчишкой.

– Я так и думала. Подобные действия напрочь порушили бы ваш образ бесстрашного шерифа и легендарного охотника за преступниками.

Он, прищурившись, посмотрел на Деллу и понял, что она попросту его поддразнивает. Никто еще не шутил с Джеймсом Камероном. Просидев несколько мгновении в полном изумлении, он вдруг расхохотался:

– Ну хорошо, зажигайте фонарь, и пойдем болтать ногами в воде.

– Правда?! Подождите пару минут! Я только сниму чулки и подвяжу юбку.

Камерон снял ботинки и носки, закатал брюки Когда из дома показалась Делла с фонарем в руке, они посмотрели на голые ноги друг друга и рассмеялись.

До ручья было всего каких-нибудь пятьдесят ярдов Делла опустила фонарь на траву, зашла в воду и застонала от наслаждения.

– Днем можно спрятаться в прохладной тени деревьев, а ночью любоваться звездами.

Еще не темнело, но несколько ярких звезд сумели прорваться сквозь цепкие пальцы закатного солнца Камерон вошел в прохладную воду и ощутил, как она закрутилась вокруг лодыжек. Наклонившись, он принялся пригоршнями плескать воду себе в лицо и на шею, Делла последовала его примеру.

– Прийти сюда было прекрасной мыслью.

– Если хотите побегать и побрызгаться, обещаю хранить это в тайне – Крошечные капельки воды сверкали у нее на лице и шее, отражая последние лучи заходящего солнца. Обнаженные ноги белели над темной водой.

Она что-то видит в нем, чего не замечают другие. Что именно? Почему из всех людей, каких он встречал в своей жизни, именно эта женщина вот так вот добродушно подшучивает над ним? Это было странно и даже абсурдно, но Джеймсу вдруг захотелось, чтобы она делала это снова и снова.

Но Делла лишь опустилась на берег – ноги ее все еще покоились в воде – и вытащила печенье, которое принесла с собой в кармане.

– Что стало бы с вами, если бы не было войны? – спросила она, протягивая ему печенье. – Вы все равно отправились бы на Запад?

Камерон давно зарекся говорить о прошлом и никогда никому не объяснял своих мотивов или действий. Но после разговора на террасе чувствовал, что не может просто отмолчаться или отделаться ничего не значащей фразой.

– Вскоре после начала войны я готовился стать адвокатом, – наконец сказал он. – Не надень я мундир, наверняка продолжил бы юридическую практику своей семьи там, на востоке.

Наклонившись, она принялась обмывать водой стройную голень.

– А ваш отец – адвокат?

– Он был судьей.

– Был?

– Мои родители умерли много лет назад.

– А есть у вас братья или сестры?

– Была сестра, Селия, но умерла во время родов.

– Я лезу не в свои дела, да?

– Да.

Она сцепила ладони на коленях и запрокинула голову, глядя на звезды.

– Почему же вы решили поехать на Запад? Он удивленно уставился на Деллу.

– Вы только что сами сказали, что вмешиваетесь не в свои дела.

– Знаю. Но мне интересно. Почему вы оказались на Западе?

С минуту Камерон размышлял, потом улыбка озарила его лицо. Глядя на эту очаровательную женщину-ребенка, он понял, почему Кларенс Уорд женился на ней вопреки воле родителей.

– Я приехал на Запад, потому что здесь больше беззакония и преступности, – сказал он.

Несколько минут она размышляла над его словами.

– Во время войны вы научились убивать, – тихо проговорила она, избегая его взгляда. – И теперь занимаетесь тем же.

Будь на ее месте кто-нибудь другой, Камерон, несомненно, положил бы конец этому разговору. Но Делла доверила ему часть своей истории.

Он раскрошил печенье между пальцев.

– Пока война не закончилась, я не задумывался об этом. Идя в атаку, видел только врагов.

Он считал, что это закономерно. А иначе ни один солдат не смог бы выполнить своего долга и выстрелить в неприятеля.

– Камерон? – нежно проговорила она, коснувшись его рукава.

– Но потом понял, что враги такие же люди, как все остальные. Они вовсе не злые. Просто усталые и голодные и хотят вернуться домой, к семье, которая ждет их. Они честные и порядочные, но должны выполнять свой долг. Мы стоим по разные стороны баррикады и носим форму разных цветов. И только в этом наше различие.

– Но что все-таки тогда произошло?

Ну вот, время настало. Лучшей возможности рассказать ей правду не представится.

Но Камерон чувствовал тепло ее плеча, ее нога в воде почти касалась его ступни. От ее кожи и волос исходили опьяняющий аромат яблок и изюма и истинно женская сладость. Она в любой момент могла отпустить новую безобидную шутку в его адрес. Камерону очень хотелось продлить это время душевной близости. Он так сильно нуждался в ней!

Невыносимо было думать, что она возненавидит его. Только не теперь. Не сегодня.

– Я непременно расскажу вам о том, что произошло, – проговорил он, второй раз в жизни проявив трусость. – Но не сейчас.

Если бы она настаивала, Джеймс рассказал бы все, но Делла лишь кивнула.

– Не знаю, сколько хороших порядочных людей я убил во время войны, – проговорил Камерон. Он ненавидел тех, кто намеренно подсчитывал умерщвленных на поле боя солдат неприятеля. – Я приехал на Запад убивать тех, кто действительно заслуживает смерти по более серьезной причине, чем другой цвет мундира.

Уже совсем стемнело, и Камерон не видел выражения ее лица, а потому не понял, как она отреагировала на его слова. Та девчушка на фотографии была слишком юной, чтобы понять то, о чем он говорил, но сидящая рядом с ним женщина могла его понять.

– Для нас с вами война никогда не закончится, – еле слышно проговорила она и посмотрела на звезды. – Я буду ненавидеть себя за то, что написала письмо, которого мне не следовало писать. А вы попытаетесь искупить вину за то, что выполняли свой долг. Мы не можем ни изменить, ни забыть прошлое.

Ночь всегда полна различных звуков. Сверчки и лягушки заунывно гудели в подлеске, назойливые москиты монотонно звенели у самого лица. Спереди раздавались громкие всплески, где-то посреди прерии громко кричал койот.

– Вас серьезно ранили? – спросила она, поднимаясь.

Когда он спросил, какое именно ранение она имеет в виду, Делла напомнила:

– Вы сказали, что кровь на письме Кларенса – ваша.

– Рана была неглубокой. – Он пожал плечами и тоже встал. – Ни одна из тех ран, что я получил во время войны, не была особенно серьезной. Мне просто повезло.

После войны удача тоже не оставляла его. Десятки раз он встречался лицом к лицу с безжалостными убийцами, разившими без промаха, но самым серьезным ранением была пуля в боку да пара царапин от ножа.

Когда-нибудь удача все же покинет его. Камерон понимал, что это неизбежно для человека, избравшего подобный образ жизни.

Но это его нисколько не волновало.