Текст книги "Пока ты со мной"
Автор книги: Мэгги Осборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Ты все еще винишь меня за эти десять лет?
– Может быть, теперь я лучше понимаю твою точку зрения. – Она поколебалась, прежде чем продолжить. – Может быть, мы оба виноваты. Но дело в том, что ничего не изменилось.
Это не было правдой. Та ночь, что они провели вместе, преобразила все. Мир Энджи перевернулся. Она теперь не могла смотреть на Сэма, как раньше, да и на себя тоже. И к ее ужасу, лицо Питера, его черты постепенно изглаживались из ее памяти. С каждым днем они становились все более зыбкими и туманными.
Но преобразился только ее мир, и она не видела причины, почему должен был стать другим мир Сэма.
– Я не пожертвую своим будущим, оттого что несколько писем ранят твое самолюбие.
Она хотела услышать, что и мир Сэма тоже изменился. Но он не сказал ничего. В тишине слышен был стрекот сверчков. Слабые отзвуки веселья доносились из города. Где-то далеко залаяла собака. Сосед играл на гармонике какую-то печальную мелодию.
Сэм встал.
– Можешь писать кому хочешь, черт тебя возьми. – Он прошел мимо нее, спустился по ступенькам и направился к своей палатке. – Мне все равно, что ты делаешь.
– Хорошо. Я собираюсь продолжать переписываться с Питером.
Но ей хотелось бы, чтобы Сэму не было все равно.
Запрокинув голову, Энджи смотрела на луну сквозь набегавшие слезы. В день, когда она приехала в Уиллоу-Крик, все казалось предельно ясным. Тогда она знала, чего хочет.
Теперь же все стало непонятным и сложным.
Глава 15
В течение следующих десяти дней Сэм уходил из дома сразу после завтрака и не возвращался с Голд-Хилла до темноты. У него еще оставался час, чтобы насладиться обществом своих дочерей, прежде чем их укладывали в постель. В то время, что он проводил с девочками, Энджи шла в свою спальню и закрывала за собой дверь или сидела в кухне и при свете лампы на кухонном столе шила или писала письма. Она старалась не обращать на него внимания.
Он говорил с ней не больше, чем было необходимо. Если ему удавалось продать пару мешочков золотого песка, он клал вырученные деньги рядом с раковиной, прежде чем отправиться в город ужинать в одном из салунов. После того как он два раза подряд проигнорировал стоящий на плите горшок с едой, Энджи перестала оставлять ему ужин. Если бы Энджи спросила, он бы сказал, что на следующей неделе будет больше денег. На этой он отложил довольно много на покупку бревен, чтобы залатать течь в своей золотоносной яме. Но она не спросила. Все, что Энджи сказала, было правильно. Они были женаты, и в этом не могло быть сомнений, но не были мужем и женой, и это тоже было правдой. Он не имел права говорить ей, кому писать, а кому нет. Он был не вправе чинить препятствия на ее пути к будущему счастью.
А к нынешнему дню он понимал, что она поступила мудро, не подчинившись его требованию купить материи на новые платья для девочек. Он сердился на нее за это, пока не подсчитал деньги в стеклянных баночках и не понял, что его гордость неуместна. Теперь она распорола еще несколько своих платьев, чтобы сшить Люси и Дейзи школьную одежду на осень.
Энджи честно выполняла условия их сделки. Она вела дом, платила по счетам, откладывала деньги и заботилась о его детях. А взамен не получала почти ничего.
Сделав шаг назад, Сэм опустил молоток и покосился на деревянные скобы, сооруженные им для того, чтобы порода не утекала из ямы. Этот поток породы был обескураживающе мелок, отходил всего только на десять футов от главной ямы. Работа шла медленно, когда ее вел всего один человек, орудующий киркой и лопатой. Потом еще приходилось вытаскивать из ямы пустую породу и грязь.
Но он знал, чувствовал, что его разработки богатые. Он был настолько же в этом уверен, как и в том, что небо синее, что на щеках Энджи появляются ямочки, когда она улыбается. Это было фактом.
На этот раз жила не истощится на расстоянии в несколько ярдов от главной ямы. Качество руды не будет хуже. Он знал, что этот прииск станет богатейшим на Голд-Хилле. На этот счет у него не было сомнений.
Но как долго ему придется вести раскопки, прежде чем он найдет полость, где смог бы снимать золото со стенок и потолка, как золотые яблоки с волшебного дерева? Если он найдет такую полость, то больше ему никогда не придется беспокоиться о деньгах. Он сможет оплатить операцию Дейзи, а Энджи получит свой развод.
Подумав с минуту, Сэм запер свой молоток в ящике с инструментами, вылез из ямы и направился в город.
– Мне это не нравится. Я ненавижу зеленый цвет, – сказала Люси, отталкивая раскроенное Энджи платье, тщательно вырезанное ею из собственной распоротой юбки. – Я не буду его носить.
Энджи положила ножницы на стол и выпрямилась. Спина ее побаливала, оттого что она слишком долго находилась в согнутом положении. Это утро было настолько жарким, что остатки льда в леднике растаяли, и на кухонном полу образовалась лужица воды, вытекшей из ящика. Она заметила дырку в своем любимом переднике. А отношение Люси к ней ухудшалось с каждым днем, как только начались летние каникулы и девочки перестали ходить в школу.
– Ты выбрала эту юбку. Ты сказала, что любишь темно-зеленый цвет.
Энджи глотнула чаю в надежде успокоить взбаламученные нервы. Где-то она читала, что горячее питье в жаркий день утоляет жажду и облегчает страдания от зноя. Но пока что эта теория не оправдывалась.
Дейзи кивнула, подняв голову от вышивки.
– Да, ты сказала, что тебе нравится зеленый цвет. Я слышала.
– Заткнись! Меня тошнит, оттого что ты всегда принимаешь ее сторону!
– Хватит, Люси. – Энджи отвела влажные волосы, липнувшие ко лбу. – В нашей семье не принято говорить друг другу «заткнись». Это неприлично.
Люси выставила вперед подбородок и выпятила нижнюю губу.
– Ты не член нашей семьи. Я хочу, чтобы ты убралась, откуда явилась!
Внезапно в ее серых глазах заблестели слезы.
– Никто не хочет, чтобы ты здесь оставалась!
Прежде чем платье Люси могло стать пригодным для носки, Энджи предстояло провести долгие часы за шитьем, сметывая, распарывая, сшивая заново и наконец отделывая его. А чего ради? Чтобы сшить платье, которое Люси не станет носить? Потому что Люси не любит ее и хочет, чтобы она уехала?
Может быть, причиной всему была жара, но она чувствовала себя растерянной и устала делать новые и новые попытки поладить с девочками. Что-то в ней щелкнуло, будто надорвалось.
– Я не позволю тебе разговаривать со мной в подобном тоне, – сказала она сердито. – Отправляйся в свою комнату и оставайся там до тех пор, пока не захочешь извиниться!
– Не захочу!
Это противостояние началось с первого же дня. Глупо было воображать, что с этим можно справиться. А сегодня она была не в состоянии увертываться, избегать, увещевать и прибегать кдругим способам поладить, которыми пользовалась прежде, для того чтобы трения между ней и Люси не вылились в скандал. Она была разгневана, и терпение ее истощилось.
Уперев кулаки в бедра, она выпрямилась и стояла так, не пытаясь скрыть свой гнев.
– Ты пойдешь в свою комнату, даже если мне придется тащить тебя туда насильно. Обещаю тебе, что я это сделаю!
Ни одна издевочек еще не видела ее по-настоящему рассерженной, когда итальянская сторона ее натуры брала верх над англосаксонской. Тем более что инцидент, вызвавший такую вспышку, был ничтожным, но зато стал последней каплей; переполнившей чашу ее терпения, как это часто случается.
Девочки уставились на ее раскрасневшееся лицо и сердитые глаза, и Энджи тотчас же поняла, что Люси поверила, что она выполнит свою угрозу. Так или иначе, но Люси придется отправиться в свою комнату. Она должна уйти сама, а иначе Энджи потащит ее туда силой.
Слезы ярости покатились по щекам Люси. Она топнула ногой, и тут ее взгляд упал на стол. Она схватила чашку с блюдцем и швырнула их на пол.
– Я тебя ненавижу!
Рыдая, девочка побежала в спальню и хлопнула дверью.
Потрясенная, Энджи недоуменно смотрела на осколки материнских чашки и блюдца, а потом, чувствуя, что горло ее сжимает спазм, упала на стул и закрыла глаза.
Спасения не было. Она не могла бежать. Хоть и сознавала, что должна это сделать, но она ведь ответила отказом на предложение Питера решительно и в достаточно ясной форме, и Питер, как она догадывалась, не станет предлагать вновь финансовую помощь.
– Мы с папой хотим, чтобы ты осталась здесь. – Дейзи опустилась на пол на колени и принялась собирать осколки разбитого фарфора в передник. – Это ведь была чашка твоей мамы?
Энджи тупо кивнула.
– Будь поосторожней. Не порежься.
– Может быть, мы сумеем ее склеить.
– Не думаю.
Дейзи вытерла глаза тыльной стороной руки. Смахивая слезы, она смотрела на Энджи.
– Люси думает, что мама смотрит на нас.
– Привет. – В заднюю дверь вошел Сэм, улыбающийся и бодрый, будто десяти дней молчания и не бывало.
Брови Энджи поползли вверх.
– Что ты делаешь дома в середине дня?
– Надевайте ваши шляпки и перчатки, леди. Мы идем в город есть мороженое.
Взгляд Сэма упал на ткань, разложенную на столе, потом на коленопреклоненную Дейзи с разбитыми чашкой и блюдцем в подоле.
– Где Люси?
И к своей досаде и смущению, Энджи разразилась слезами. Мысль поесть мороженого оказалась не слишком удачной.
Сначала Сэму пришлось иметь дело с Люси, плакавшей в его объятиях и с рыданиями признавшейся, что хотела бы, чтобы Энджи никогда не жила с ними. Энджи вызывала в ней дурные чувства и выгнала ее из комнаты. Она хотела, чтобы с ней была ее настоящая мать. Единственное, что мог сделать Сэм, это держать ее в объятиях, гладить по спине и бормотать: «Знаю, знаю».
Он позволил буре разразиться и уже предвидел, что дело кончится извинениями, на которых он настоял.
– Энджи не заслуживает упреков. И я думаю, ты понимаешь, что было низко и гадко с твоей стороны разбить чашку ее мамы.
– Я раскаиваюсь, что сделала это, – прошептала Люси с несчастным видом.
Сэм отер ее слезы носовым платком.
– Энджи изо всех сил старается заботиться о тебе и Дейзи и быть к вам обеим доброй. Почему вы не хотите, чтобы она стала вашим другом?
Должно быть, что-то в сказанном им было неправильно, потому что его слова вызвали новые потоки слез. В конце концов, он прибег к тактике, которую сам не любил и не одобрял, но не смог придумать ничего другого.
– Люси, ты была во всем не права и должна извиниться перед Энджи. – Он тяжело вздохнул и предложил ей взятку. – Если хочешь мороженого, тебе придется извиниться.
Извинение прозвучало вынужденно и неискренне, но оно было, и Энджи скрепя сердце приняла его.
По дороге в кафе-мороженое Стетсона никто не произнес ни слова. У Люси были красные заплаканные глаза, и она злилась. Дейзи молчала. А Энджи изнемогала от гнева и обиды на весь мир. Конечно, прежде всего она сердилась на Сэма. Были уже две большие стирки, а его грязная одежда горой валялась в палатке.
Он начинал понимать, что состояние его нижнего белья было барометром, показывавшим настроение его жены. В этот момент большая часть его одежды была сдана в прачечную Су Яна, а это означало, что она недовольна и игнорирует его.
– Ну, – сказал Сэм бодро, когда они уселись за смехотворно крошечный столик и принялись угрюмо изучать тарелочки с тающим мороженым, – что делали мои дорогие девочки после завтрака?
Его дорогие девочки бросили на него взгляды, полные яда. Как он и предполагал, наконец ответила Дейзи:
– Мы приготовили утренние блюда, потом помогли убрать в кухне, потому что из ледника натекла вода на пол. Потом мы лущили горох, а я начала вышивку. Энджи показала мне разные типы стежков.
Обычно Энджи надевала свою летнюю соломенную шляпу слегка набок, так что она сидела на ней стильно, чуть под углом. Сегодня шляпа была надета прямо, без затей, и в таком виде Энджи выглядела суровой. Она казалась усталой. Возможно, спала ничуть не лучше его.
– Почему ты пришел домой в середине рабочего дня, Сэм? – спросила она тихо.
– У меня в запасе еще много часов, потому что дни стали длинными, а я соскучился по вам всем, и мне пришло в голову, что вы, все три, давно нигде не бывали, точнее сказать, со дня парада четвертого июля. И я подумал, что мы заслужили выход в город всей семьей.
Люси отодвинула свою пустую тарелку.
– Ну, теперь-то мы можем идти?
Небогатая фантазия Сэма дала сбой. Он-то воображал, что прохожие видят через стекло кафе его семейную идиллию и восхищаются. Зеваки могли бы увидеть его красивых дочерей, элегантно одетых, в шляпках и перчатках и красивую жену с блестящими темными глазами, улыбающуюся и сверкающую ямочками на щеках. И его самого с волосами, аккуратно и гладко зачесанными назад и перевязанными на затылке тесемкой, сияющего и гордого.
– Можете идти, – сказала Энджи. – И не забудьте, что обещали помочь миссис Молли выполоть сорняки в огороде.
Девочки соскользнули со своих высоких табуреток и выбежали из кафе, оставив Сэма и Энджи в одиночестве. Он смущенно кашлянул и поправил воротничок.
– Похоже, я тоже должен извиниться перед тобой.
– Да, должен.
Энджи умела быть доброй и любезной, но сейчас был неподходящий для этого момент. Выражение ее глаз напомнило ему день, когда она приехала в Уиллоу-Крик и собиралась дать ему затрещину. Виду нее был такой, будто она кипит от гнева и готова начать драку.
– Дело в том, что этот Де Грут сидит у меня в печенках. Что он за человек, если волочится за чужой женой? – Сэм вскипел от мысли о сопернике. – Как этот мерзавец может говорить тебе о браке, когда ты еще носишь мое кольцо? Это непорядочно.
Взгляд Энджи стал ледяным.
– Ты так представляешь себе извинение? – Она была права.
– Ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты с ним переписывалась? И о чем же ты ему пишешь?
Он просто обезумел при мысли о том, что они могут писать друг другу. Неужели этот Де Грут называет ее «дорогая»? А она его «милый»? Неужели они стремятся друг к другу, скучают друг о друге и пишут об этом?
– Я иду домой.
Он схватил ее за руку:
– Подожди, Энджи. Я прошу прощения.
Она смотрела на него бездонными темными глазами, и он пожалел, что ему не хватает красноречия. Вместо слов он хотел бы поцеловать ее, чтобы его рот и руки могли сказать за него.
– Когда я говорил, что мне нет дела до того, кто тебе пишет, это было не так. Ты скажешь, что это несправедливо, и будешь права. Но мне ненавистна мысль о том, что Де Грут ждет тебя. Мне претит, что ты думаешь о нем и пишешь ему. Можешь назвать это гордостью, мелочностью, эгоизмом. Но я не могу вынести мысли о том, что ты будешь с другим мужчиной, особенно после того как…
Она торопливо оглянулась, потом опустила глаза, и Сэм заметил, что лицо ее стало пунцовым.
– Ты понимаешь, что я хочу сказать.
Он хмурился, пытаясь найти нужные слова.
– Ты извиняешься за то, что пытался лишить меня права пользоваться собственным почтовым ящиком?
– Разве я в этом виноват?
Он вспомнил, что спрашивал ее, почему у них два почтовых ящика. Но не помнил, чтобы говорил ей, что она не может иметь собственного ящика.
– И за попытку контролировать мою жизнь и разрушить мое будущее?
– Я просто думаю, что ты могла бы подождать до тех пор, пока мы не разведемся, а уж потом обручиться с кем-нибудь еще.
Не важно, что она говорила, но он не считал ее слова необоснованными.
– И за то, что ты дулся и вел себя по-детски.
– О, в этом я виноват, черт возьми.
Не задумываясь об уместности этого поступка, он взял ее затянутую в перчатку руку и нежно сжал ее.
– Прости меня, Энджи. Я скучал по тебе. Особенно мне недоставало наших бесед в конце дня.
Ему не хватало и легкого аромата розовой воды, исходившего от нее, и ямочек на щеках, когда она улыбалась. Ему недоставало и многозначительного шуршания ее юбки, когда она двигалась. И радости в ее глазах, когда он хвалил ее стряпню или замечал, как чисто она выскребла пол. И подспудного напряжения, возникавшего между ними. И возможности, пусть и очень отдаленной и нереальной, что она пойдет ему навстречу и окажется в его объятиях. Кто знает, вдруг и ее снедает голод по нему, как он томится по ней?
Лед в ее глазах постепенно растаял, и она вздохнула:
– Я тоже скучала по тебе, Сэм.
Это было уже кое-что. Слышать ее признание было приятно.
– Вероятно, сейчас не время говорить об этом, но подходящего момента не будет никогда. Я так беспокоюсь и волнуюсь обо всем. – Закрыв глаза, Энджи вырвала свою руку и поднесла ее к горлу. – Я беспокоюсь, что руда не окажется такой богатой, как ты надеешься, и мы не сможем платить по счетам бакалейщика и торговца льдом, покупать керосин для ламп и дрова. Меня не оставляет тревога, что у нас никогда не будет достаточно денег во всех баночках. Но больше всего меня пугает, что Гаунеры одержат верх и девочек отдадут им. Тогда они отправят их в школу мисс Вашингтон, и они будут там одинокими и несчастными.
– Обещаю тебе, Энджи, что ничего этого не случится. – Она смотрела на него в упор.
– Как ты можешь быть так уверен? Ты уже нашел свою жилу? Сорвал куш?
– Нет. Но моя жила богата, и она не истощится. Когда-нибудь этот прииск станет таким же богатым и известным, как прииск Муз-Джо.
Энджи отвела глаза, и Сэм понял, что она ему не верит. Она считала, что он выдает за действительность свои мечты и надежды. Это всегда было проблемой: Десять лет назад она не верила в него, не верила и сейчас.
И внезапно Сэм понял, почему он медлил. Дело было вовсе не в том, что он надеялся найти богатое месторождение и обрести деньги. Внезапно он осознал, что операция Дейзи означала и неизбежную потерю Энджи. А это было для него огромным лишением.
Она стояла на деревянном тротуаре перед кафе-мороженым Стетсона и смотрела, как уходит Сэм. Слава Богу, что этот период молчания окончился. Дни казались бесконечно длинными, когда впереди не маячил вечер с ним вдвоем, проведенный за разговорами. Она не могла припомнить, чтобы то же самое чувствовала по отношению к Питеру.
Она никогда не раздумывала, где Питер и что он может делать, никогда не задавалась вопросом, что у него на уме. Она никогда не заглядывала в глаза Питера и не чувствовала, что тонет в пламени и свете, она никогда не жаждала прикосновения к коже Питера и не мечтала испить сотни поцелуев из его уст. Но все это Энджи испытывала по отношению к Сэму Холланду.
Ощущая смятение и недовольство собой, она приподняла подол длинного платья, чтобы уберечь его от уличной пыли, и принялась взбираться по крутой Четвертой авеню к перекрестку с Карр-стрит, где остановилась как вкопанная.
На расстоянии прлквартала впереди трое мальчишек окружили Дейзи. Они кривлялись и выкрикивали:
– Прыгай, прыгай по дорожке, посмотри на хромоножку!
У Энджи помутнело в глазах. Она не могла видеть лица Дейзи, но спинка девочки оцепенела, и она делала отчаянные усилия, чтобы держаться прямо. Энджи видела, как девочка цепляется дрожащими руками за свою юбку. Кроме того, она заметила Люси, уходящую по улице от Дейзи и глумящихся над ней мальчишек.
Энджи рванулась вперед и изо всей силы вцепилась в ухо мальчишки. Этого было достаточно, чтобы у него тотчас же пропало желание дразнить девочку.
– Вам всем должно быть стыдно! Какой негодяй может смеяться над маленькой девочкой, которая никак не властна изменить свое состояние?
Мальчишки уставились на Энджи, потом посмотрели на Дейзи и потупились.
– А если бы кто-нибудь из вас был калекой? – Во взгляде ее полыхала ярость. – Что, если бы вы были не такими, как остальные?
Никто из мальчиков не смотрел на Энджи.
– Значит, ваши родители так учат вас обращаться с девочками? Так вы относитесь к людям с физическими недостатками? Если я услышу, что кто-нибудь из вас снова сделает что-нибудь подобное, я обращусь к вашим родителям и спрошу их, гордятся ли они вами, когда вы запугиваете и дразните беззащитных маленьких девочек!
Все трое посмотрели на Энджи с тревогой и ужасом.
– Да, да, я это сделаю, – пообещала она, не скрывая своего отвращения к ним. Она схватила ближайшего к ней мальчишку за ворот и рванула его к себе: – Извинись перед ней, ты, гадкий маленький грубиян!
Они один за другим смущенно бормотали слова извинения, а Дейзи стояла молча, и по лицу ее катились слезы.
Последний из мальчишек метнул в Энджи быстрый взгляд, потом робко коснулся рукава Дейзи.
– Мне, право, жаль, – сказал он. – У тебя красивые волосы.
Энджи взяла Дейзи за руку.
– Ступайте прочь с дороги, – сказала она мальчишкам. Вскинув подбородок, она шагнула вперед.
– Выше голову, Дейзи. Стыдно должно быть им, а не тебе.
«Есть еще кто-то, кому должно быть стыдно», – подумала она, щурясь на маленькую фигурку впереди, уже входившую в дом. Ко времени, когда до него добрались Энджи и Дейзи, Люси сняла свою соломенную шляпку и белые перчатки и ждала их возле кухонной двери.
Энджи сняла с Дейзи шляпу и перчатки, опустилась перед ней на колени и вытерла ее заплаканное лицо влажной салфеткой.
– Не думаю, что они снова станут тебе досаждать. Но если все-таки станут, не обращай внимания. Поверь мне, эти трое мальчишек все вместе не стоят такой, как ты.
Дейзи обхватила шею Энджи ручонками и вцепилась в нее так крепко, что Энджи стало трудно дышать. Наконец девочка отстранилась и заглянула Энджи в глаза. На губах ее появилась слабая улыбка.
– Ты сильно врезала Билли.
Тотчас же Энджи подумала, что едва ли подала девочкам хороший пример. Ведь девочек следует учить быть мягкими и женственными. Должно быть, родная мать сумела бы справиться с ситуацией как-то иначе и много лучше.
Энджи встала и оправила юбку.
– Женщине никогда не следует прибегать к насилию, – сказала она покаянно. – Это совсем не подобает леди и совершенно неправильно.
Она бросила на девочек долгий выразительный взгляд, чтобы показать, что говорит это всерьез. Она надеялась, что они ничего не знают о том, как она ударила Сэма, когда сошла с поезда.
– Но если вы оказываетесь в необычных обстоятельствах, таких, как сегодня, насилие, к сожалению, – единственный способ справиться с ситуацией. – Она взмолилась, чтобы ее итальянский темперамент не искалечил их жизнь. – В этом случае следует ударить подонка изо всей силы.
Они уставились на нее с разинутыми ртами.
– Ты сказала дурное слово, – задыхаясь, произнесла Люси.
– Знаю и прошу за это прощения.
Сегодня, вне всякого сомнения, был день извинений для всех.
– А теперь, Дейзи, беги к миссис Молли и спроси ее, какую часть сада вам выполоть. Скажи, что Люси сейчас придет. Нам с тобой надо перекинуться парой слов, – обратилась она к Люси.
Люси неохотно, волоча ноги, проследовала к столу и села. Лицо ее было хмурым, губы надуты.
Энджи отодвинула раскроенную зеленую ткань и сложила руки на столе.
– Ты меня разочаровала, – сказала она наконец.
– Я же сказала, что жалею, что разбила чашку и блюдце твоей мамы.
– Если бы меня кто спросил, я бы поклялась, что ты никогда не бросишь свою сестру на милость шайки ублюдков.
И тотчас же Энджи убедилась, что инстинкт не обманул ее. Выражение потерянности тотчас же стерло с лица Люси мрачность, девочка опустила глаза и смотрела теперь на свои колени.
– Дейзи не хочет держаться рядом со мной.
– Дейзи всегда рядом с тобой, когда ей это удается. Дейзи тебя боготворит, Люси. Она пытается делать все, как ты. Она сто раз проводит щеткой по волосам, потому что ты так делаешь. Она хочет следовать за тобой повсюду и делать все, что делаешь ты. Ее новые школьные платья, возможно, и другого цвета, но точно такого же фасона, как твои. Да я могла бы привести еще с десяток примеров. Когда Дейзи по своей честности не может согласиться с чем-нибудь, что говоришь ты, это ее ужасно огорчает. Она тебя любит и смотрит тебе в рот.
Слеза показалась на ресницах Люси и упала на ее стиснутые руки.
– Она льнет к тебе, а не ко мне!
– Неужели стоит за это ее наказывать? – мягко спросила Энджи. – Эти мальчишки напугали и унизили ее. Ты не думаешь, что тебе следовало бы помочь ей?
– Она больше не вспоминает о маме.
Слезы полились из глаз Люси сильнее, и она отерла их тыльной стороной руки.
– Но мама видит нас с неба, и ей плохо, оттого что Дейзи любит тебя!
Энджи не поверила своим ушам. Не ослышалась ли она? Подавшись вперед, она положила руку на плечо Люси и наклонилась, чтобы лучше видеть заплаканное лицо девочки.
– Люси, ты думаешь, что ты и Дейзи предаете свою маму, если любите кого-то еще?
О Господи! Она опустилась на колени возле стула Люси.
– Она наша мама, и мы должны любить ее!
– Конечно, должны, и я это знаю.
– Мы не должны любить больше никого!
– Дорогая, ты можешь любить и двух людей одновременно. Если Дейзи любит меня, а я надеюсь, что это так, это не значит, что она больше не любит свою маму. Она может любить нас обеих.
Она нежно отвела со щеки Люси влажную прядь волос и заправила ей за ухо, потом приподняла лицо девочки, держа его между ладонями и заглянула в ее влажные серые глаза.
– Подумай обо всех людях, которых ты любишь. О Дейзи, своем папе, миссис Молли, своей учительнице и, может быть, даже о мисс Лили.
Люси уставилась на нее удивленными глазами.
– Разве было бы правильно, если бы мы любили только одного человека? Но, моя дорогая девочка, мы вовсе не должны любить кого-то одного за счет другого. – Она пристально смотрела в глаза Люси. – В нас неисчерпаемый кладезь любви. Разве это не чудесно? И мы вовсе не должны перестать любить одного человека, чтобы полюбить другого.
– Ты уверена? – шепотом спросила Люси.
– О да. Дейзи не предает свою маму, если любит и меня тоже. В сердце Дейзи есть место для многих людей. И у тебя тоже. Я много думаю о вашей маме. Ты не знала об этом? Я не была с ней знакома, но, думаю, мы бы с ней понравились друг другу, потому что у нас есть нечто общее и очень важное. Мы любим одних и тех же людей. Я хотела бы посидеть с вашей мамой за чашкой кофе и рассказать ей, как вы растете, и расспросить ее о ваших бабушке и дедушке. Есть столько вещей, о которых я хотела бы рассказать ей и расспросить ее. Думаю, что и ты чувствуешь то же самое. – Люси бросилась в объятия Энджи.
– Я злюсь на нее за то, что она умерла! А потом мне стыдно за то, что я злюсь! Иногда ты мне очень нравишься, а потом мне из-за этого не по себе.
– Знаю. – Энджи похлопала девочку по спине и почувствовала, как ее слезы капают ей на шею. – Иногда и я обижаюсь на свою маму за то, что она умерла.
– А потом тебе тоже бывает нехорошо?
– Иногда. Но может, я и вправе сердиться. Потому что я тоскую по ней и мне жаль, что она умерла.
Она мягко отстранила Люси, чтобы видеть ее глаза.
– Мы не хотим забывать своих матерей. Но есть и еще кое-что, что нам не следует забывать.
Люси высморкалась.
– Что?
– Наши матери любили нас, Люси. И они не хотели бы, чтобы мы были несчастны. Наши матери желали бы, чтобы наши сердца были открыты для любви и смеха и мы жили полной жизнью. Наши матери не хотели бы, чтобы мы отказались от любви. Ты не согласна?
Слезы снова покатилась по щекам Люси, и она опустила голову.
– Я чувствую себя виноватой, когда ты делаешь для меня что-нибудь хорошее.
– Ты не должна. Правда не должна. Твоя мама знает, что ты любишь ее. И, я думаю, она была бы счастливее, если бы ты и я могли полюбить друг друга.
– Энджи!
Несчастные, полные слез глаза смотрели прямо на нее.
– Я правда, правда очень жалею, что разбила твою чашку.
– Не скажу, что то, что ты сделала, хорошо, потому что это не так. – Она отерла слезы с глаз Люси лоскутком зеленой ткани. – Но я понимаю и прощаю тебя.
В заднюю дверь ворвалась Дейзи. Волосы ее развевались, а глаза были широко раскрыты.
– Энджи, иди скорее! Миссис Молли плачет!
