Текст книги "Шалая любовь моя"
Автор книги: Мэгги Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
4
И все-таки покинуть пентхауз оказалось легко. Пока черный кугуар принимал душ, готовясь к отлету в 7.30 утра, тихонько распевая баритоном старую песню ливерпульской четверки «Вчера», Лейси нашла дверь заброшенной кухоньки, а в ней – дверь служебного хода, сошла на этаж ниже, а оттуда на лифте спустилась в вестибюль.
Задерживаться не было смысла, хотя Гора Рашмор заказал роскошный завтрак на двоих с шампанским. Несмотря на то, что он хотел с ней переговорить, как только она приведет себя в порядок, Лейси горестно осознавала, что говорить им больше не о чем.
«Вот видишь, – твердила она себе потом, сидя в самолете, летящем прямо в Нью-Йорк, – ни он, ни кто-либо другой не узнает, что ты провела ночь в роли преуспевающей шлюхи в пентхаузе отеля Талсы. Даже ее подруги не поверят во что-либо подобное!»
И что хуже всего – она опять забыла вернуть деньги. Лейси удирала в такой лихорадочной спешке, что не до конца застегнула «молнию» на платье и, прижав к груди босоножки, вихрем пронеслась через все комнаты.
«Нет, надо же быть такой рассеянной! Это уж слишком, – упрекнула себя Лейси. – А все из-за шампанского».
Гора Рашмор был лишь вторым мужчиной в ее жизни, а она не знает даже его имени. Хуже того, он остался убежденным в том, что Лейси – публичная девка. Подобные мысли могут стереть счастливые воспоминания об этой ночи, Между тем Лейси невольно отмечала, что все попадающиеся на глаза мужчины в сутолоке аэропорта Талсы и на борту «Боинга-737», летящего в Нью-Йорк, просто жалкие карлики по сравнению с только что покинутым ею красавцем великаном. Глядя в иллюминатор реактивного лайнера, Лейси видела лишь отражение серых, как грозовые тучи, глаз и сурового, мужественного лица, напоминающего ей о том, как хорошо было в его объятиях.
Лейси невольно представляла его стройную, красивую фигуру, золотую цепочку на шее, большие золотые часы «Ролекс», пока ее не отвлек второй пилот. Он присел на подлокотник ее кресла и начал непринужденную беседу в попытке назначить свидание. «Вполне в духе летчиков, работающих на линиях „Пан-Ам.“, – подумала Лейси. – Впрочем, и пилоты с „Президеншл“, смахивающие на правительственных чиновников, вели себя не многим лучше».
«Дурочка, у Горы Рашмор есть жена», – пыталась убедить себя Лейси, отделавшись наконец от второго пилота, и свернулась клубочком в кресле, чтобы немного поспать.
Но сон не приходил.
«Да прекрати же ты, – раздраженно твердила себе Лейси. – У него есть жена и не менее трех прекрасных детишек в Талсе, а еще дорогой дом в пригороде. Похоже, он крупный биржевой игрок. Свой отпуск наверняка проводит в Европе. Ну, естественно, имеет шестидесятифутовый катер и собственный реактивный самолет „Лир“, а еще три или даже четыре любовницы, – с глубоким отчаянием подумала она. – Ты просто излишне впечатлительна, – внушала себе Лейси. – Постарайся об этом не думать».
Но она опять вспомнила, как в пентхаузе прозвенел будильник и она обнаружила, что он уже не спит, а, опершись на локоть, разглядывает ее с пристальным интересом.
Лейси поняла, что он снова объят страстью, но на сей раз очень ласков, нетороплив и нежен. Он поднял ее на вершины блаженства.
Быть может, именно из-за того, что это был уже последний раз, она испытала чувство более глубокого наслаждения, чем прежде.
Прижав Лейси к себе и осыпая поцелуями ее лицо и шею, он хриплым голосом произнес:
– Я закажу самый роскошный в мире завтрак. Нам надо обо всем поговорить.
Еще тогда, лежа в его объятиях, вспоминала Лейси, она знала, что говорить им просто не о чем. Он ей не поверит – он с самого начала не поверил, что она не распутная девка. Лейси прекрасно понимала, что у нее просто нет аргументов, способных заставить его изменить о ней свое мнение. Так уж ей не повезло. Кроме того, после целой ночи любовных утех она настолько устала, что не в состоянии была ни о чем думать.
Лейси с отчаянием поняла, что никогда не уснет, если ни выбросит все это происшествие из головы. Выпрямившись в кресле, она помахала стюардессе. Надо прекратить раздумывать об оставленных позади странных и таких страстных переживаниях. Иначе все кончится нервным срывом.
– Я бы выпила мартини, – сказала Лейси стюардессе, хотя до ланча было еще далеко, и, кроме того, она знала, что алкоголь может оказать самое пагубное воздействие на кожу, угрожая тысячами морщинок. – Двойной мартини, пожалуйста, – добавила она, прикрывая глаза.
Работу в журнале «Каприз» Лейси начала через неделю, в понедельник, явившись в редакцию, расположенную в издательском комплексе «Каприз» на Мэдисон-авеню. Урок, полученный в Талсе, заставил ее весьма придирчиво подойти к выбору гардероба. Ровно в 9.00 перед главным редактором Глорией Фарнхэм предстала девушка в строгом темно-синем костюме в тонкую белую полоску, в английской блузке с узеньким галстуком, в темно-синих лайковых перчатках и с сумочкой того же цвета. Ее пепельные волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, и лишь несколько выбившихся прядей изящно спадали на виски. Главный редактор Фарнхэм, в облегающем платье, бросила на нее одобрительный взгляд и мимоходом заметила:
– Очень элегантно, милочка. Но, как бы то ни было, тебе придется заниматься домами мод на Седьмой авеню, – и ввела Лейси в большую шумную комнату, являющуюся сердцем журнала «Каприз».
«Наконец я журналистка!» – восхищенно воскликнула про себя Лейси. Она следовала за изящной фигурой главного редактора мимо заваленных бумагами столов; похоже, они занимали весь девятый этаж. Несмотря на ранний час, рабочий день был уже в разгаре: разрывались от звона телефоны, сотрудники сидели, склонив свои головы над персональными компьютерами, а все столы были завалены разными кондитерскими изделиями.
Лейси сразу поняла, что работать в журнале «Каприз» будет в тысячу раз приятнее, чем крутиться на подиумах в отелях и коммерческих центрах, колеся по всем Соединенным Штатам. Теперь она журналист, а не какой-то манекен, на который навешивают тряпки; теперь она тоже принадлежит к журналистской братии. Пусть даже ей придется ограничиться лишь вопросами, касающимися женской моды и ухода за внешностью.
Глубоко вздохнув, Лейси на минуту задержалась у рекламных плакатов и потом вновь поспешила за главным редактором. Вот он, ее избранный путь! Восторг! Творчество! Идеи! Лейси искренне надеялась, что ей до конца дней своих больше не придется слышать дискуссии бывших коллег о преимуществах использования наклеенного под грудью пластыря, когда нет места для каркасного лифчика, или как лучше всего замаскировать оставленный любовником след поцелуя.
– А, это вы, Глория, – проговорила миловидная брюнетка, торопливо закрывая ладонью телефонную трубку, когда главный редактор вошла в ее огороженную стеклянными стенами комнату. – Глория, то, что вам надо, мы сделали еще вчера.
– Прекрасно, милочка, – серебристым голосом произнесла главный редактор. – Знакомьтесь, это Стейси Кингсли – она писала те статьи для «Ежедневника женской моды», помнишь? Просто чудесно, что она будет работать с нами. А теперь, дорогуша, ты должна найти ей стол.
– Нет, не помню, – отозвалась редактор, озирая Лейси поверх стопок старых журналов. Ладонь ее по-прежнему зажимала телефонную трубку, но недостаточно плотно, чтобы оттуда не доносилась детская болтовня. – Боже, Глория, неужели мы будем делать фотоснимок прямо в редакции?! Зачем это нужно? Отпусти ее, сейчас для модели у меня нет работы!
– Джемми, милочка, она уже не модель, а младший обозреватель мод. Ты должна ее назначить на должность нью-йоркского модельера вместе с остальными младшими обозревателями.
– О Боже мой, неужели еще одна?! – пробормотала Джемми. Не убирая ладони с трубки, она локтем указала на угол стола. – Стейси, найди местечко и присядь, а я через минуту освобожусь.
– Я не Стейси, – поправила ее Лейси, думая о перспективах новой профессии. – Я Лейси Кингстоун.
– Ну, знакомьтесь, – бросила главный редактор Глория Фарнхэм, выходя из стеклянной клетушки, не обратив внимания на груду журналов «Эль» и «Харперз базар», свалившихся при этом на пол.
Редактор проводила удаляющуюся фигуру усталым взглядом и вполголоса произнесла:
– Глория – королева Вселенной. Впрочем, она великолепно зачитывает отчеты на советах директоров и при этом создает впечатление, что все делает она одна.
– Я действительно в восторге от перспективы работать здесь, – вежливо сказала Лейси.
– Ты еще здесь? – произнесла редактор в телефонную трубку. – Филипп, послушай меня, ради бога, не прикасайся к лицу. Сыпь нельзя трогать руками, слышишь меня? Пусть потерпит, если зудит. Попроси присмотреть за ним Терри и доктора. – Наступила короткая пауза, во время которой с другого конца раздавался детский голосок. – Верно, и то же самое касается твоих видеоигр. Даже Терри это понял. Во всяком случае, мне так хочется думать. – Редактор со стоном схватилась рукой за голову. – Филипп, попытайся, попытайся, чтобы все было в порядке до шести часов, хорошо? Я обещаю не задерживаться. Постараюсь прийти вовремя.
Повесив трубку, редактор отодвинула стопку гранок и виновато улыбнулась Лейси.
– У моего младшего сына корь, а старший в роли сиделки. Наша няня болеет. Собственно, она-то и заразила его корью. Эти два дня просто ад кромешный. – Ее усталые карие глаза быстро оглядели Лейси, пристроившуюся у краешка стола, среди стопок журналов. – Господь милосердный, умненькая и такая красивая! Что стряслось с модельным бизнесом? Похоже, в этом году у них перебор с девушками, похожими на Кристи Бринкли?
– Э, ну, нет… да, – зардевшись, сумела выдавить из себя Лейси. – Но на самом деле я однажды лишилась заказа на рекламу бюстгальтеров «Плейтекс» из-за того, что слишком похожа на Шерил Тигс.
– И только лишь? Торговля тряпками – сумасшедший бизнес, – фыркнула редактор и быстро взглянула на Лейси. – Силы небесные, да ты и впрямь картинка! Просто невероятно.
– На самом деле, – с беспокойством отозвалась Лейси, стремясь побыстрее оставить эту тему, – у меня широковатые бедра. В этом-то и дело, хоть кто-нибудь, да упомянет. – И, помолчав, добавила: – Я действительно хочу писать статьи. Вполне серьезно.
Ее собеседница дружелюбно рассмеялась.
– Ох, уж эти мне модели! Они все считают себя дурнушками. Это профессиональная болезнь. Держу пари, твой кавалер не жалуется, – сухо заметила она.. – По-моему, у тебя роскошные бедра.
Лейси оцепенела, хотя редактор не подала ни малейшего повода для воспоминаний о случившемся в Талсе. Но тем не менее она вспомнила, как нежно и восторженно ласкал ее черный кугуар. Внутренне содрогнувшись, Лейси поняла, что это воспоминание будет преследовать ее до конца дней; та долгая ночь фантастических любовных игр отчетливо отпечаталась в ее мозгу.
– Извини, – торопливо сказала редактор. – Я задела за живое? Это из-за мужчины, не так ли? Ты оставила профессию модели, чтобы забыть его? Этот негодяй скверно поступил с тобой, детка? – с сочувствием поинтересовалась она. – Или сей ничтожный человечишка просто женат?
– О, нет, – вздохнула Лейси, догадываясь, что отчаянно краснеет. У других женщин бывают романтические приключения, разбивающие им сердца. А она может лишь рассказать историю о том, как ее приняли за гулящую девку в гостинице, в самом центре Талсы. – На самом деле… Ну да, я пытаюсь забыть об этом, – откровенно призналась она.
Редактор тяжело вздохнула.
– Ты пришла куда следует, детка, поверь мне. У нас сейчас целых четыре младших обозревателя и лишь одна вакансия для постоянной работы, так что тебе придется работать до полусмерти, соревнуясь с остальными – каково это тебе? – Увидев слабую улыбку на лице Лейси, редактор продолжала: – Зарплата низкая, а модельерам никогда не угодишь, что бы ты о них ни написала. Ты вконец измотаешься, твои ноги будут мучительно ныть, макияж поблекнет, а твою прическу размоет дождь. Когда ты напишешь хорошую статью, никто этого не заметит и не оценит. И лишь через полгода Глория подойдет к тебе и поинтересуется, почему ты выглядишь такой зачуханной, хотя вначале была просто великолепна. Посмотри на этих сельдей в бочке. – Она указала в сторону редакции. – Компания зарабатывает деньги, сдавая все здание в аренду, а мы ютимся в такой тесноте. У нас не расходится и тридцати процентов тиража, и поэтому мы больше двух лет находимся на грани катастрофы, а «Вог» и «Харперз базар» бьют нас по всем статьям главным образом потому, что мы игнорируем их существование. Меня зовут Джемми Хэту-орт, я ответственный редактор, а также исполнитель еще четырех миллионов разных дел, и мои дети забыли, что у них есть мать. Ну, почти забыли. – Она принялась рыться в бумажных завалах, что-то отыскивая. Потом поинтересовалась: – Ты действительно сможешь писать статьи, Стейси… прости, Лейси? А главное – сможешь ли пахать как вол? Ты будешь работать над рубрикой «Новинки моды».
Это короткие заметки о производителях и оптовиках. Но скоро ты возненавидишь свое дело. Ну, как, не напугала я тебя? А голова еще не болит? И тебе не хочется выйти и освежить свой макияж? А может быть, у тебя возникло желание уволиться прямо сейчас и убежать куда глаза глядят?
– Да, да, да, – быстро ответила Лейси, начиная понемногу ориентироваться в ситуации, и ухмыльнулась. – И нет, нет, нет – на последние три вопроса. Это прекрасно, честное слово! Мне действительно нравится торговля тряпками. Я давно хотела бросить работу модели, вот и все. Кроме того, я не так уж и молода.
– Да просто рассыпаешься на ходу, – съязвила редактор. – Погоди, пока тебе исполнится целых двадцать пять. – Она вручила Лейси листок машинописного текста. – Вот тебе список домов моделей, с которыми работают младшие обозреватели. А поскольку ты такая милая деточка, я даю тебе список всех домов моделей, даже тех, о которых никто не слыхал уже много лет. На этой неделе тебе всего-навсего придется принести заметку о каждом из них. Вполне возможно, что некоторые могли уже прекратить свое существование, – предупредила Джемми. – Это старый список Глории.
– О, спасибо! – с энтузиазмом воскликнула Лейси. – Я весьма признательна вам. Постараюсь сделать хорошо, вот увидите!
– Ты просто прелесть! Боже, я чувствую себя детоубийцей!
– Вы только покажите мне мой стол, и я сразу приступлю к работе.
– Ах, да, стол. – Джемми Хэтуорт нахмурилась. – На самом деле у нас уже много лет не было свободных столов. Но в художественной редакции есть общий стол, специально для младших обозревателей. Тебе он подойдет.
– Вот и хорошо, – поспешно заявила Лейси. – Я могу работать где угодно. Мне до сих пор не верится, что после четырех лет учебы в школе журналистики и работы моделью это наконец-то свершилось.
Джемми вздохнула.
– Погоди, не убегай, – остановила она Лейси, соскочившую с края стола. – Это еще не все. Кафетерий компании в августе закрыт, но ты можешь приносить ленч с собой и есть его в дамской комнате стоя, если, конечно, тебя это устроит – там всегда полно народу. Зарплаты ты не будешь получать недели три. И не забывай оформлять еженедельный расходный лист на автобусные талоны. Упаси тебя бог ездить на такси, даже если ты растянешь связки на обеих лодыжках, «Каприз» тебе ни под каким видом транспортные расходы не оплатит.
– Хорошо, – решительно сказала Лейси. – Я ничуть не против поездок на автобусе.
– Ты доведешь меня до нервного расстройства, – простонала Джемми. – Пожалуйста, закрой дверь, когда будешь выходить. Я не хочу, чтобы Глория заявилась еще с каким-нибудь новичком. Корь и без того отравила мне существование.
5
«Я слишком размечталась», – с грустью думала Лейси спустя несколько дней. Она сидела, закинув ногу на ногу, на коробках с одеждой в чердачном помещении на Тридцать второй улице, где была расположена фирма «Платья и элегантная спортивная одежда братьев Фишман». Она поняла, что вопреки ее ожиданиям дела обстоят совсем не так.
Одежда у бедного мистера Фишмана совершенно безвкусна, иначе и не скажешь. Разумеется, если бы Лейси пришлось в качестве модели демонстрировать его клиентам весеннюю коллекцию одежды, она бы и слова не сказала. Но теперь, будучи обозревателем журнала «Каприз», она находится по другую сторону баррикад, и может сказать, что «Одежда братьев Фишман» потерпела фиаско, хотя бедолага мистер Фишман и вытащил на обозрение почти все свои сокровища.
Лейси вынуждена была признать, что Джемми Хэтуорт говорила о работе младшего обозревателя истинную правду, хотя поначалу ей казалось, что та просто пытается представить все в худшем свете. В списке домов моделей, расположенных на Седьмой авеню, действительно значилось несколько фирм, чьи владельцы ушли из бизнеса, скрываются, отсутствуют или числятся умершими. Она тратила изнурительные часы на поиски входов в заброшенные фабричные склады, блуждая по черным лестницам и грузовым лифтам старейших нью-йоркских швейных фабрик. Даже проникновение в эти трущобы само по себе являлось изрядным достижением; столько усилий – и все для того, чтобы выяснить, что о такой компании нынешние владельцы даже не слыхали или что она окончила свое существование после Второй мировой войны. Лейси пришла к выводу, что картотека журнала «Каприз» порядком устарела.
Если бы только это! Последние два дня, не прекращаясь ни на минуту, шел дождь, и он изрядно попортил ее прическу и макияж. Промокшие ноги начали побаливать. Но Лейси было не привыкать. Работа журналистки и работа модели имеют много общего – и той, и другой приходится немало трудиться ногами.
Мистер Фишман, зажав в зубах сигару, демонстрировал очередной образец коллекции и с надеждой смотрел на Лейси.
«Я должна отнестись к этому со всей ответственностью», – думала Лейси, разглядывая платье. Ее родители, обнаружившие в своих красивых дочерях неукротимое упрямство, по совету мудрого доктора Спока всегда пытались обращаться с ними терпеливо и с любовью.
Лейси попыталась ободряюще улыбнуться мистеру Ирвингу Фишману, но про себя подумала, что автор этой весенней молодежной коллекции наверняка дальтоник. Ей смутно припомнилось, что мистер Фишман говорил, будто это проба сил его зятя, неудавшегося фотографа-портретиста из Квинса, вдохновленного на это дело его женой – дочерью мистера Фиш-мана и преуспевающей акушеркой. «Платья и элегантная спортивная одежда братьев Фишман» – предприятие явно семейственное.
– Очень яркие оттенки, – дипломатично заметила Лейси, чувствуя себя обязанной предложить внести кое-какие изменения, поскольку у мистера Фишмана тоже были сомнения по поводу коллекции. Платья из акрилового атласа цвета молодой зелени приводили зрителя в головокружительный восторг, как бывает при морской болезни.
– От Тенка? – пророкотал мистер Фишман. – Я не знаю такого. Нет, это от Бирнбау-ма, от Леонарда Бирнбаума. Откровенно говоря, ему бы следовало продолжать фотографировать ребятишек в школе Квинса и не обращать внимания на то, что моя разлюбезная дочурка Розали считает его вторым Пикассо. Пикассо мне без надобности. Мне нужен хороший модельер костюмов и плащей. – Вынув сигару изо рта, мистер Фишман критически оглядел свои атласные творения и поморщился. – Жена говорит, мне еще повезло, что Бирнбаум не занялся малярными работами.
Прищурив глаза, Лейси оглядела платье, которое держал на вытянутых руках мистер Фишман. Несмотря на кричащие цвета, покрой платьев оказался совсем неплох – многие из них представляли собой вариации на тему лаконичного стиля тридцатых годов. Большинство были длиной до колена, и лишь несколько – немного покороче.
И вдруг Лейси словно осенило. Быть может, платья от братьев Фишман недостаточно экстравагантны?!
– Мистер Фишман, а почему бы вам не пойти по пути стиля диско «Палладиум»? Ну, знаете – юбки с разрезом, немного бисера и прочих украшений. Одним словом, суперэкстравагантность! Ведь это все никоим образом не подойдет ни Сирсу, ни Ребаку, ни Дж. К. Пенни.
– Они мои лучшие клиенты! – протяжно произнес мистер Фишман. – Почему я должен вдруг повернуться к Сирсу спиной после стольких лет совместной работы? Это грозит катастрофой.
– Но есть ведь и другие рынки сбыта! – настаивала Лейси. Конечно, не ее дело – быть консультантом по стилю для «Братьев Фишман»; здесь сразу возникает конфликт интересов. Как репортер одного из старейших журналов мод, она могла бы – если бы хотела – честно сделать свое дело, объективно описав весеннюю коллекцию «Платья и элегантная спортивная одежда братьев Фишман». И угробить всю их работу. Но Лейси не такая.
– Хорошо бы расшить бисером в стиле Скапиарелли сороковых годов, что будет выглядеть очень эффектно с накладными плечами от Джоан Кроуфорд, – предложила она, невольно переходя на язык оптовиков. – В этом случае цены у вас подскочат процентов на двадцать-тридцать, – рассудительно продолжала Лейси. – В результате наценки на рынке диско только повысит спрос. Ничто не вызывает такого интереса, как завышенная цена.
– Бисер сороковых? – задумчиво пробормотал мистер Фишман. – У моего племянника в галантерейной лавочке на Сороковой улице забиты полки этим самым бисером сороковых годов, и он будет просто счастлив сбыть его.
– Отлично!! – воскликнула Лейси с горящими глазами. – Это же золотая жила, если у него столько старинного бисера. Вам следует хорошо поразмыслить над этим.
– Вокруг горловины, – вслух размышлял мистер Фишман. – Вполне можно дать бисер вокруг горловины. Почему бы и нет? На Бродвее и Таймс-сквер из блесток делают изображения кинозвезд на майках. Если это делают из блесток, то почему бы не пустить в ход чудесный бисер, отсутствие спроса на который приносит одни убытки? Например, прекрасные виды Ниагарского водопада или даже лица знаменитостей.
– Вы хотите сказать, – удивленно заметила Лейси, – что поместите на лифе платьев фоторепродукции портретов знаменитостей, расшитые бисером? – Даже она не способна на подобный взлет фантазии. Невольно взглянув на разноцветные атласные платья ярких тонов, висящие на плечиках, она сказала: – Вы представляете… суперэкстравагантность. Вы знаете в этом толк!
– О, благодарю, дорогая! Я действительно много всякого повидал, – скромно отозвался мистер Фишман. – Но, откровенно говоря, я никогда не думал, что «Братья Фишман» будут выпускать платья в стиле диско. Чудесное выражение – «суперэкстравагантность», – задумчиво произнес он. – Вы гений, моя дорогая. Пожалуйста, еще раз примите мою искреннюю благодарность за свои восхитительные творческие идеи. – Мистер Фишман торопливо вынул сигару изо рта, чтобы поднести руку Лейси к губам и галантно ее поцеловать. – Вы столь экстравагантная и разумная молодая леди, что я понять не могу, почему вы таскаетесь вверх-вниз по Седьмой авеню в дождь и холод, когда уже давно могли бы выйти замуж за чудесного доктора в Коннектикуте и завести парочку очаровательных детишек. Будь у меня сын, я счел бы за честь представить его вам. Не согласитесь ли вы поработать моделью в фирме моего двоюродного брата из Денвера, а? Ему бы не помешала помощь в вопросе лыжной коллекции.
– Весьма любезное предложение с вашей стороны, мистер Фишман, но я не смогу. Теперь я журналистка и не намерена больше быть моделью. – Вдруг ее снова осенило: – Послушайте! Если вы реализуете этот новый стиль, то вам понадобится реклама, что, в свою очередь, может привести к колоссальному успеху. – Лейси вспомнились многочисленные шоу, в которых она участвовала, проводившиеся в роскошных заведениях типа «Пьер» или «Уолдорф-Астория».
– Реклама? – не без удивления повторил мистер Фишман. – Вы имеете в виду всякие представления во время обеда в избранных отелях в горах Кэтскилл, вроде «Гроссингера»? Мы делали это однажды, моя очаровательная юная леди, и, поверьте мне, «Братья Фишман» чуть не поумирали с голоду. Вся публика играла в гольф, и никого не интересовал показ моделей спортивной одежды, пока они жевали свои сандвичи с семгой, запивая чаем с молоком. На показ мод пришли шесть человек. Стоило это мне целого состояния. Вот когда был полный крах.
Лейси покачала головой. У нее возникло несколько идей одновременно, и продумать каждую было не так-то просто. Первая заключалась в том, что портреты знаменитостей, вроде рок-звезд, вышитые стеклярусом на лифе платьев диско вызывающих расцветок, – это фурор. Особенно если какой-нибудь специалист по рекламе сможет раздобыть у этих знаменитостей автографы под своими портретами. Лейси представила себе, как стробоскоп «Палладиума» вспышками высвечивает площадку, забитую неистово извивающимися телами, девяносто процентов которых облачены в акриловые атласные платья с искристыми портретами Майкла Джексона и Принца. Это будет в высшей степени экстравагантно! И достаточно впечатляюще, чтобы стать сенсацией!
Лейси сглотнула застрявший в горле ком. Реклама – не ее область. Она ведь только недавно начала работу на поприще журналистики. Но зато будет постоянно порождать тысячи чудесных идей, если останется в журнале.
– Если коллекция диско пойдет так, как я задумала, – она спрыгнула с горы коробок, – вы сможете поднять спрос до небес, мистер Фишман.
– Это сделаете вы, моя прекрасная, гениальная леди, – мгновенно отреагировал бизнесмен. – Бросайте трудную журналистскую работу и занимайтесь рекламой для «Братьев Фишман». В качестве дополнительного стимула я вас познакомлю с троюродным племянником жены, неким юным миллионером-орто-донтологом из Вест-Оранжа, штат Нью-Джерси. Ему всего тридцать два года.
– Мистер Фишман, – с улыбкой сказала Лейси, – вы делаете мне предложение, от которого невозможно отказаться, и все-таки мне придется его отвергнуть. Я еще не проработала на новом месте и недели. Позвольте мне хоть оглядеться! Но я могу пообещать вам одно – я сделаю все, что в моих силах, чтобы написать отличную рецензию о вашей коллекции диско, если вы позволите мне взглянуть, что у вас вышло с бисером.
– На следующей неделе, – пообещал мистер Фишман, восторженно пожимая ей руку. – Мастерская подготовит пару демонстрационных моделей, и вы увидите их, как только все будет закончено. Вы ангел! – крикнул он вслед, когда Лейси спускалась вниз в открытом лифте, доставившем ее на улицу Манхэттена. Дул холодный осенний ветер.
Глубоко вздохнув, Лейси повыше подняла воротник своей летней куртки, прикрыв уши. Сегодня пятница, а предприятие «Платья и элегантная спортивная одежда братьев Фишман» стояло последним в списке самых малообещающих интервью, но, как ни странно, стало перспективным.
Разумеется, Лейси лишь собирает материал для статей, предназначенных для последних страниц журнала, если они вообще туда попадут, да еще при этом отчаянно соревнуется с четырьмя другими младшими обозревателями за единственную постоянную должность. И все-таки дела явно пошли на лад!
Домой Лейси добралась уже в темноте. Сбросив насквозь промокшие туфли прямо у порога, она в одних чулках пошла на кухню. Вытаскивая из холодильника обед, состоящий из брюссельской капусты, помидоров и домашнего сыра, приготовленного еще утром, она свободной рукой сняла с себя куртку, затем вытащила черную шелковую блузку из брюк и только тогда немного расслабилась.
После первой недели работы в «Капризе» она с наслаждением провела бы все выходные дни в пенистой ванне, с закрытыми глазами, слушая стереозапись Чака Маньоне.
Сидя на кухне, Лейси не сводила глаз с большого пестрого плаката, висящего на противоположной стене. На тридцатишестидюймовом глянцевом оттиске, предназначавшемся для давно почившего рекламного агентства, была изображена высокая и очень стройная блондинка. Плавная линия бедер, одна рука лежит на тонкой талии, другая – изящным жестом держит сигарету «Виржиния слимз». Бальное платье из синей тафты – само изящество; глубокое декольте обнажает левое плечо, узкий лиф облегает ее стройную фигуру, подчеркивая высокую грудь; пышная юбка спадает двумя присборенными фалдами, кончаясь чуть выше колен. Голова Лейси склонилась к плечу, в глазах пляшут озорные огоньки, волосы развеваются сияющим ореолом в потоке воздуха, идущего от вентилятора, установленного прямо у камеры.
«Старушка Лейси Кингстоун была во всем своем великолепии», – подумала она, вспомнив, что в тот день на полную громкость в студии звучала песня сестер Следж. Лейси живо откликнулась на неистовую, ритмичную музыку и негромкий голос фотографа, твердивший: «Сверкай, Лейси, сверкай… Вскружи мне голову… Погляди-ка так еще разок, детка, ты сногсшибательна!» Аппарат все щелкал и щелкал, фиксируя ее позы, танцы, молниеносную смену выражений лица – все движения фотомодели, которые Лейси постигла еще в юности.
И в этот же день она съездила Питеру Дорси по физиономии. Самый распутный фотограф Нью-Йорка донимал ее все утро, а потом попытался сунуть руку в ее декольте. Лейси мгновенно вспомнила уроки таэквандо и карате, усвоенные в старших классах, и нанесла сильный удар, а потом контрудар ребром ладони по шее наглеца. Питер Дорси рухнул на пол и покатился, как клубок. По заявлению его страховой компании, с двумя расшатанными зубами и поврежденной носовой перегородкой.
Фотоснимки так и не дошли до рекламного агентства «Виржинии слимз». Будучи адвокатом, отец Лейси занимался иском Питера Дорси, кроме того утверждавшего, что Лейси чересчур юна и неопытна для работы фотомодели и потому неверно истолковала его действия в студии.
Для юной фотомодели этот иск оказался равноценен профессиональному краху; по совету отца она оплатила иск, не доводя дело до суда. При этом она истратила все свои сбережения и даже кое-что взяла взаймы, после этого Лейси была вынуждена смиренно принять последствия обвинения в избытке темперамента, недостатке профессионализма и некоммуникабельности. Очень немногие из лучших фотографов могут позволить себе выкроить время из плотного графика работы лишь для того, чтобы подвергать опасности свои носы и передние зубы. Вернуться к работе Лейси смогла только через полтора года – да и то лишь в агентства, занимающиеся показом мод на подиуме и устраивающие торговые шоу.
Теперь, слава богу, все это позади. Лейси питала надежду на то, что, несмотря на кое-какие трудности, журналистика моды станет для нее самой благодарной профессией.
Поставив на стол чайник для заварки, она достала из шкафчика жестяную банку чая «Красный Зингер», открыла крышку и хотела высыпать содержимое банки в чайник. Но вместо чая оттуда выскочил, словно вытолкнутый пружиной, толстый свиток из пятидесяти – и стодолларовых купюр.
Не будь Лейси такой усталой, она бы непременно издала громкий гневный вопль. Опять эти деньги! Они лежали перед ней, как живой укор – тысяча триста долларов, поскольку часть пришлось потратить на квартплату. Использованная жестянка из-под чая – неподходящее место для хранения денег, но положить их на банковский счет Лейси побоялась. У ее отца однажды был клиент, клавший деньги непонятного происхождения в банк, не докладывая о них налоговой инспекции; теперь он проводит время в исправительной колонии Атланты. Лейси невольно поежилась. Если положить деньги на свой банковский счет, то непременно придется их как-то декларировать. Но как? В каком разделе? Заработки, что ли? Всякий раз при мысли об этом ей становилось дурно. Раз уж надо было что-нибудь забыть в то утро в Талсе, то почему случайный выбор не пал на черные ажурные чулки или на пояс с подвязками? Ну почему надо было забыть оставить деньги их владельцу?