Текст книги "Безрассудное сердце"
Автор книги: Мэдлин Бейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 22
Два Летящих Ястреба старался не особенно показываться людям на глаза и потому, в основном, шел ночами. Он знал, что в чужой одежде вполне сойдет за фермера, но только издалека, поэтому соблюдал предельную осторожность. Безоружный, он мог стать легкой добычей для толпы кровожадных бледнолицых, а у него не было никакого желания вновь пройти через то, что он однажды уже испытал в Медвежьей долине.
Позади осталось миль десять, когда он увидел пустой фермерский дом, над которым из трубы не вился дымок. В окнах тоже было темно. Однако он минут тридцать наблюдал за окрестностями, прежде чем бесшумно поднялся по склону горы к сараю, остановившись только один раз, чтобы убрать с дороги большой камень.
Он уже открывал дверь сарая, когда услыхал позади приглушенный собачий рык. Обернувшись, он увидел оскаленную морду большого белого пса, изготовившегося к прыжку. Два Летящих Ястреба скользнул в сторону, приняв сильный удар на левое плечо. Правой рукой он в это время нанес смертельный удар по голове пса, раскроивший ему череп.
В сарае было темно и пахло лошадьми и сеном. Два больших крепких коня и одна гнедая кобыла не обратили на него никакого внимания.
На стене висела уздечка, скорее всего, для кобылы. Когда Два Летящих Ястреба вошел к ней в стойло, она недовольно заржала и попятилась. Он постоял несколько минут неподвижно, давая ей время привыкнуть к его запаху и голосу. Потом, ласково уговаривая ее, он похлопал ее по спине и провел рукой по шее. Почесав ей уши, он накинул на нее уздечку, отчего кобыла посмотрела на него круглыми глазами, однако довольно покорно последовала за ним во двор.
– Спокойно, спокойно, девочка, – прошептал он и легко вскочил ей на спину.
Едва выехав на дорогу, он пустил кобылу в галоп. Его охватила почти забытая радость, ведь он снова после долгого перерыва скакал на лошади по бескрайнему простору, напоминавшему ему о родной земле. Холодный ветер дул ему в лицо, но ему это нравилось, и, откинув назад голову, Два Летящих Ястреба громко рассмеялся. Он свободен! Наконец-то свободен!
Ехал он до утра, не делая остановок, а потом укрылся от людских глаз до вечера. Прошли еще две ночи, прежде чем он оказался в маленьком городишке, где запасся оружием и едой.
Потом он несколько недель ехал ночами и отдыхал днем, пока цивилизация не осталась далеко позади, после чего он уже не делал перерывов и скакал днями и ночами, разве лишь время от времени давал отдых кобыле.
Его сжигала жажда мести. Он знал, что не будет ему покоя, пока Джошуа Бердин живет на этой земле. Правда, его немного смущало то, что Бердин был мужем Анны, однако даже это не давало ему ни одного шанса на спасение. Два Летящих Ястреба достаточно пострадал от его предательства, и кровь гордого воина требовала мести.
На земле команчей он оставил свою кобылу и взамен взял коня. Команчи хорошо приняли его, и он отдохнул у них три дня, вволю отсыпаясь и отъедаясь. Едва оказавшись среди индейцев, Два Летящих Ястреба сбросил с себя одежду белого человека и вновь стал похож на самого себя в кожаной куртке и мокасинах.
На четвертый день утром, распрощавшись с команчами, он поскакал дальше на запад через прерии Техаса.
Еще через три недели он был на границе Аризоны.
ГЛАВА 23
У меня родился мальчик. Двадцать девятого октября я произвела на свет здорового и сильного малыша с красным личиком, который в мгновение ока заорал что было силы, не хуже любого индейского воина, ступившего на тропу войны. Когда доктор Митчелл торжественно вручил мне его, у меня из глаз хлынули слезы радости. Мой малыш был прекрасен от самой черноволосой макушки до своих крошечных пяточек.
Доктор Митчелл с самым серьезным видом и довольно долго мыл руки в раковине возле моей постели.
– Вам ни за что не удастся выдать его за белого, – как бы невзначай заметил он. – Вы это понимаете?
– А зачем мне его за кого-то выдавать? – ответила я. – Мне нечего стыдиться.
– А Джошуа? – спросил доктор, с озабоченным видом закрывая баул и снимая халат. – Хотите, чтобы я ему сказал?
– Вы мне поможете, Эд?
– Ну конечно же, дорогая. Зовите меня в случае чего, – предложил он. – Что бы вам ни понадобилось. В любое время.
И, еще раз взглянув на моего сына, он ушел.
Увы, от его слов моя радость померкла. Я лучше всех знала, как разозлится Джош, когда узнает, что не он отец ребенка. Но что он может сделать? Покричит-покричит и перестанет. Придется ему принять моего малыша. У нас с Джошем еще будут дети, сколько он пожелает, но я знала с самого первого мгновения, что этот младенец, отца которого я любила больше всех на свете, займет особое место в моем сердце.
От родов я очень устала, хотя они дались мне не так тяжело, как первые, и уже засыпала, когда услыхала в холле шаги Джоша. Не предполагая ничего плохого, я все же покрепче прижала к себе малютку.
Джош в два шага оказался возле моей постели, и его глаза сверкали, как льдинки, когда он посмотрел на нас.
– Ты спала со своим краснокожим, когда ходила к нему в тюрьму! – набросился он на меня. – Грязная шлюха! Валялась на полу, как мерзкая скво!
Меня покоробили его презрительный взгляд и его ругань, но я подняла повыше голову и постаралась, чтобы мой голос звучал ровно, как всегда:
– Ты прав, Джош, как мерзкая скво.
С горящими глазами мой муж наклонился надо мной. Его лицо было всего в нескольких дюймах.
– Послушай, что я тебе скажу, Анна Бердин. Ты больше не скво. Ты – моя жена. И я не намерен кормить такого краснокожего ублюдка и вообще терпеть его в моем доме. Еще не хватало!
– Джошуа…
– Заткнись, потаскушка! Я отправил Гопкинса в резервацию к апачам, чтобы он поискал там скво для твоего детеныша. Как только он вернется, ты с ним расстанешься, чтобы его духу тут не было. Скажем всем, что он умер. С доктором Митчеллом я уже договорился.
– Ты шутишь!
– Ничего подобного, – холодно проговорил Джошуа.
Несколько мгновений я смотрела на него, не веря собственным ушам. Неужели этого человека я когда-то любила или воображала, что люблю?
– Пожалуйста, Джошуа, не делай это – попросила я. – Пожалуйста! Я не переживу, если потеряю еще одного ребенка.
– Перестань ныть! – отрезал он. – Думаешь, мне очень хочется, чтобы люди шушукались за моей спиной о тебе и о твоем краснокожем? Думаешь, мне очень хочется, чтобы все узнали, как ты спала с ним вплоть до нашей свадьбы?
– Джош, пожалуйста, оставь мне ребенка. Я всю жизнь буду на тебя молиться.
Джош буравил меня взглядом.
– Замолчи, Анна, или я заберу у тебя ублюдка и утоплю его.
Он не пугал меня, и мы оба это знали. Еще я понимала, что никакие мои слова не изменят его решение.
Изо всех сил удерживая слезы, я спросила:
– Когда приедет Гопкинс?
– Завтра рано утром, – ответил Джош, уже направившись к двери. – И не беспокойся. Я все сделаю, чтобы у тебя были еще дети. С правильным цветом кожи.
Я долго лежала, уставившись в потолок, после того как Джош захлопнул за собой дверь, вновь и вновь вспоминая его обещание сделать мне ребенка с «правильным цветом кожи», и, холодея от одной этой мысли, думала о своем сыне, который вырастет среди чужих людей в резервации апачей. Кровь стыла у меня в жилах, стоило мне только представить, как я расстаюсь с моим малышом.
Ребенок пошевелился у меня в руках. Мой ребенок. Мой и Тени. Я не могла позволить ему расти в резервации. Сын Тени должен жить там, где люди свободны и где воины живут и умирают, как жили и умирали их деды и отцы. Мне хотелось, чтобы сын Тени познал радость от первого добытого собственными руками бизона. Мне хотелось, чтобы он увидел прерию в цвету, когда весь мир кажется обновленным и юным. Мне хотелось, чтобы он услышал тишину летней ночи в горах.
Я видела Сан-Карлос, резервацию апачей, и была поражена нищетой, в какой жили индейцы. Воины, когда-то гордые и свободные как ветер, теперь просиживали день за днем в четырех стенах. В глазах у них уже не было надежды. Их дух был сломлен. А женщины, даже молодые, выглядели старыми и изможденными. Многие из них торговали собой, благо рядом всегда были изголодавшиеся по женскому телу солдаты, чтобы накормить свои семьи. Дети… Пустые глаза. Болезни. Голод. Нигде не слышно веселого смеха. Никто не пел, не плясал, не смеялся. Нет. Я не могла отослать сына Тени в этот ад на земле. Резервация – не место для нашего ребенка.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала я, целуя его в пухлую щечку. – Не надо бояться…
Уже было поздно, когда я проснулась, и хотя я еще чувствовала себя больной, мне нельзя было терять время. С трудом спустив ноги с кровати, я быстро оделась, положила в сумку немного еды и фляжку с водой, которую вытащила у Джоша из ранца. Потеплее завернув моего сына, я тихонько вышла из дома.
Солнышко тихонько заржала, когда я вывела ее из конюшни и оседлала. Справившись с тяжелой упряжью, я отправилась к воротам, которые всегда охранялись, но на мое счастье солдаты стояли в сторонке, о чем-то беседуя и покуривая одну сигару на двоих.
Отодвинув тяжелый засов, я открыла большие ворота ровно настолько, чтобы пройти с моей лошадкой, и, крепко держа сына в правой руке, а левой ведя на поводу Солнышко, я исчезла в сумерках. Отойдя подальше от форта, чтобы меня никто не увидел, я забралась в седло и пустила Солнышко в галоп.
Холодный мокрый ветер бил мне в лицо. Пришлось поднять воротник пальто и потеплее укутать сына. Где-то вдалеке койоты пели свою песню луне. Мне стало немножко страшно, однако невидимые звери были совсем не так страшны, как люди, которые хотели отобрать у меня моего сына. И я гнала Солнышко вперед.
На небе ярко светили звезды, и я знала, в какой стороне Дакота. То, чего я больше всего хотела для своего сына, осталось в далеком прошлом. В Аризоне, по крайней мере. Впрочем, не только в Аризоне. Везде. Ушли в прошлое бизоньи стада. Прошлое, увы, не вернешь. Но если мой сын должен жить в резервации, я тоже буду жить в резервации. Только это будет резервация шайенов, где он сможет, по крайней мере, научиться всему тому, что знал и умел его народ.
Его народ. Я подумала об Оленихе и Молодом Листке, и о Черном Филине, и на сердце у меня стало легче. Если только они еще живы, я не буду одинока. Отец Тени примет жену своего сына и своего внука. Нас будут любить, и о нас позаботятся. Черный Филин вырастит из своего внука настоящего воина. Он расскажет ему о Тупом Ноже и Черном Котелке, о Белой Антилопе и Двух Лунах. Он узнает, как жили великие вожди и какие подвиги совершили Сидящий Бык, Безумный Конь, Галл и другие. Ему расскажут о его отце, Двух Летящих Ястребах, который был последним вождем воинов-шайенов.
Тень. Несмотря на усталость, я вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Я знала, что Тень ни за что не станет жить в резервации под присмотром белых людей, но, может быть. Черному Филину известно, куда он держал путь.
Джошуа тихо выругался, увидев пустую постель и брошенную на пол ночную рубашку. Значит, она забрала своего ублюдка и сбежала. Черт бы ее побрал! Да над ним будет смеяться весь форт! Проклятый индеец… Даже мертвый, он не желал выпускать Анну из своих рук.
Ревность огнем жгла сердце Джошуа. Он всю жизнь любил Анну. Он и теперь еще любил ее. А ей, вроде, на него наплевать. Ему хотелось быть добрым с ней, холить и лелеять ее, но стоило ему заглянуть в ее глаза, и он знал, что она все еще любит своего краснокожего. И всегда будет любить его. Что бы он ни делал, она всегда сравнивала его с проклятым индейцем и сравнение было не в его пользу.
Индейцы! Он ненавидел их всем сердцем. Они были причиной всех его несчастий. Он убил их уже несколько дюжин, может быть, сотен с тех пор, как стал солдатом. Когда-то ему казалось, что он таким образом мстит за свою неудавшуюся любовь к Анне и за смерть родителей и брата. Поначалу это немножко помогало ему, однако ненависть не слабела в его сердце. Более того, она стала еще сильнее и была теперь направлена против всех краснокожих без разбора.
Ссутулившись, он сидел на краю кровати и смотрел на брошенную в спешке ночную рубашку, мягкую, и женственную, под стать самой Анне. Прекрасной и желанной Анне. Но даже в постели его не покидала мысль, что она сравнивает его с Тенью и отдает предпочтение индейцу. Если бы он только мог заставить ее раз и навсегда забыть прошлое. Если бы он только мог завоевать ее любовь. А иначе что ж…
Выругавшись напоследок, Джошуа выбежал из спальни и бросился в гостиную. Там он налил себе целый стакан виски и в два глотка осушил его. Нет, так просто он ее не отпустит. Нет, черт побери, только не он!
Утром он отыщет ее и вернет домой.
ГЛАВА 24
Рассвет окрасил горизонт в нежно-розовый цвет, когда я решила передохнуть. Первым делом я, конечно же, покормила сына и словно провалилась в глубокий сон. Через несколько часов он разбудил меня плачем. Я опять покормила его, а потом достала для себя немного хлеба и сыра. Я не чувствовала себя отдохнувшей, но пришлось вновь садиться в седло и ехать дальше. Как мне ни было плохо, я не сомневалась, что поступаю правильно.
Ехала я весь день, останавливаясь, только чтобы покормить и перепеленать сына. В ту ночь, когда он глядел на меня своими черными, как ночное небо, глазами, я дала ему имя, как положено по закону шайенов. Имя, которое я выбрала для него, было Хича, что значит «филин».
Целую неделю я почти не слезала с седла. К этому времени у меня закончился хлеб. Теперь, когда Джошуа был далеко и я больше не боялась его, разум вновь вернулся ко мне. Я поняла, как глупо вела себя.
Задним умом никого не удивишь, и я тоже, оглядываясь назад, думала, что надо было позволить Джошуа отправить ребенка в резервацию. Я бы окрепла немного и после этого могла бы поехать за ним. В резервации я бы нашла какого-нибудь воина-апача, чтобы он проводил нас к шайенам. Однако сделанного не исправишь…
В отчаянии я думала о том, что мы с моим сыном погибнем на этих безлюдных просторах, потому что у меня не было ружья для охоты, да и не умела я охотиться, не находя в этом никакой радости. На следующий день у меня кончилась вода.
Впереди была пещера, в которой мы с Тенью когда-то жили несколько дней. Та самая пещера, где Джошуа отыскал нас. Я повела Солнышко на гору. Нигде не видно было могилки моего первого сына. Когда мы уже были в пещере, у меня хватило сил лишь на то, чтобы расстелить одеяла. Прижав Хичу к груди, я закрыла глаза и заснула. И мне приснился сон…
Я опять оказалась дома в Медвежьей долине. Стояла весна. Все цвело. Аромат полевых и лесных цветов кружил голову. Мой сын мирно спал в колыбели возле открытого окна, а я пекла хлеб. И я была счастлива, так счастлива, что пела за работой. Днем пришел Тень, и я бросилась в его объятия, ожидая поцелуя…
– Анна, – прошептал он, и от звуков его голоса на душе у меня было тихо и покойно.
– Анна… Анна!
Я проснулась, все еще слыша настойчивый голос, вырвавший меня из моего замечательного сна. Этот голос был злой. И он принадлежал Джошуа.
– Дура! – едва не рычал он на меня. – Куда это ты собралась? Ты сама знаешь, куда едешь?
– Домой, – устало ответила я. – Домой. К шайенам.
Выругавшись, Джошуа залепил мне тяжелую оплеуху, такую тяжелую, что у меня зазвенело в ушах и на глазах выступили слезы.
– Вставай!
Я прижала к себе сына и покачала головой:
– Нет, Джош. Я не вернусь в форт. Скажи всем, что я умерла. Скажи что хочешь, только оставь меня в покое. Пожалуйста, оставь меня.
Джош с руганью поставил меня на ноги. Лицо у него было перекошено от ярости, когда он выхватил у меня из рук Хичу и потащил меня к выходу из пещеры. Капрал Гопкинс ждал нас у подножия горы, и под его взглядом я задрожала от ужаса. У него были холодные глаза вышедшего на охоту волка. Он поглядел-поглядел на меня, а потом недвусмысленным жестом провел рукой по горлу. Я сразу догадалась, что это означало. Джош решил убить моего сына прежде, чем мы тронемся в обратный путь.
С рыданием я повернулась и попыталась вытащить у Джошуа револьвер, но он оттолкнул меня, и я упала на камни. По правде сказать, я совсем не чувствовала боли и опять бросилась на Джошуа, ногтями царапая ему лицо.
Неожиданно снизу до нас донесся пронзительный предсмертный крик. В растерянности я оглянулась. Гопкинс лежал лицом вниз. Одной-единственной стрелы, торчавшей у него между лопаток, хватило, чтобы лишить его жизни.
– Индейцы, – прошептал Джош.
Схватив меня за волосы, он поволок меня в спасительную пещеру.
– Это не индейцы! – в упоении кричала я. – Это Тень!
– Не может быть, – огрызнулся Джош. – Он мертв.
– Мертв? – не сразу поняла я. – Умер? Где? Когда? Кто тебе сказал?
– Никто не говорил, дура. Неужели ты в самом деле думала, что я его отпущу просто так? – От смеха Джошуа у меня потемнело в глазах. – Гопкинс его убил. Тогда еще.
– Нет! – крикнула я. – Он не умер!
Он не умер. Я еще и еще повторяла это себе. Стрела в спине Гопкинса – его стрела. Я это знала, потому что видела много таких стрел, когда мы с ним кочевали по дорогам войны. У каждого воина свои собственные стрелы. Он делает их сам и ставит на них свой знак. Перья на стрелах Тени всегда были черными, а сами стрелы красно-черные. Точно такая стрела убила Гопкинса. В этом я не могла ошибиться.
Джошуа сунул мне в руки Хичу.
– Держи. – Встав на колени, он подобрался к выходу из пещеры. – Черт, – пробурчал он. – Ничего не видно.
Прошел час. Ничего. Разве лишь высоко в небе летал одинокий черный канюк. Вскоре к нему присоединился другой. Потом третий. Они легко опустились на землю, превратившись в омерзительных существ, какими они были на самом деле. Неловко переступая на своих лапах, они приблизились к трупу. Вскоре их клювы уже на славу поработали над телом капрала. Мне стало противно, и я попросила Джошуа пристрелить канюков… Сделать что-нибудь, чтобы отогнать их…
– Не будь дурой, – ответил мне Джошуа. – Гопкинсу уже ничем не поможешь, и я не собираюсь тратить пули на каких-то птиц.
Прошел еще час. Я кормила Хичу и молилась Тому, Кто Наверху, чтобы он помог нам спастись от рук Джошуа. Я боялась, что ненависть Джоша к индейцам лишила его рассудка, а это грозило смертью моему сыну и мне тоже.
Руки у меня дрожали, когда я пеленала Хичу. Джошуа оставался около входа в ожидании, не появится ли убийца Гопкинса.
Миновал еще час. Птицы наелись и давно улетели восвояси. Вонь от разлагающегося тела Гопкинса, облепленного тучами жужжащих мух, поднималась наверх к пещере. Два коня с опущенными мордами стояли у подножия горы, лениво помахивая хвостами.
Ничего.
Наконец около пяти часов Джошуа решил выглянуть наружу. Он махнул мне своим револьвером, показывая на Хичу.
– Оставь его здесь, – приказал он.
Прижав Хичу к груди, я отступила в глубь пещеры.
– Нет, Джошуа. Я его не оставлю.
Сердце громыхало у меня в груди, когда Джошуа подошел, ко мне. Я не заметила, как он вытащил нож и приставил его к тоненькой шейке моего сына.
– Анна, лучше положи его, или я его зарежу.
У меня одеревенели руки, когда я сочла за лучшее послушаться. Я положила Хичу на одеяло и заботливо укутала его, чтобы он не замерз ночью. Я не могла не понимать, что Хича скоро умрет, потому что некому будет позаботиться о нем, но выше моих сил было смотреть, как его убивают на моих глазах.
– Пошли, – прорычал Джош и потащил меня вон из пещеры.
Не выпуская из рук оружия и все время поводя глазами из стороны в сторону, чтобы не пропустить момент, когда появится враг, он шел следом за мной до самого подножия горы, как я вдруг почувствовала, будто возле моей щеки прошелестел ветер. Стрела впилась в правую руку Джошуа чуть ниже локтя.
Он вскрикнул от боли и неожиданности и выронил револьвер из онемевших пальцев. С его губ сорвалось нечто нечленораздельное, когда вдруг воин-индеец встал с земли.
Это был Тень. Сильный, ловкий, в одной набедренной повязке, он двигался бесшумно, как кошка, а я буквально пожирала глазами любимое тело, каждый дюйм которого принадлежал мне и был мне дороже всего на свете.
Я с нетерпением ждала, что он обнимет меня и крепко прижмет к себе, но он не сделал ни одного движения в мою сторону, разве только поглядел на меня холодными глазами.
Джошуа побледнел, словно ему явился призрак.
– Ты! – прошипел он. – Ты же мертвый.
– Прежде чем сядет солнце, ты пожалеешь, что еще не умер, – бесстрастно проговорил Тень и без предупреждения выпустил вторую стрелу. – Ты много раз пожалеешь об этом.
Джош застонал, когда вторая стрела впилась ему в левую руку и кровь потекла из раны, окрашивая землю возле его ног в красный цвет.
– Не надо, Тень, – шепотом попросила я.
– Молчи, Анна, – приказал мне Тень. – Это наше с Берлином дело. Ты ту ни при чем.
У меня было ощущение, будто я разговариваю с чужим человеком. Тогда я подошла к Тени и положила руку ему на плечо.
– Пожалуйста, не убивай его. Это неправильно.
– Ты так его любишь, что просишь меня оставить ему жизнь? – с горькой насмешкой произнес Тень. – Ты глупая женщина, если думаешь, что я сохраню жизнь твоему возлюбленному после всего, что он сделал.
– Он мне не возлюбленный! Я всегда любила только тебя!
– Ты лжешь!
– Нет. Это правда. Я вышла замуж за Джошуа, потому что он обещал спасти тебя от виселицы.
– Анна, сейчас это не имеет значения, – сказал Тень.
– Что значит не имеет значения? Я люблю тебя, Тень. Я никогда никого кроме тебя не любила. Только тебя. Ты должен мне верить!
В черных бездонных глазах Тени мелькнул радостный огонек, когда он поверил, что я говорю правду. Но мелькнул и исчез без следа.
– Он должен умереть.
Я знала, что, когда он так говорит, спорить с ним бесполезно, потому что со мной говорил не Тень, а воин Два Летящих Ястреба, и мне нечего было сказать ему и нечего сделать, чтобы он отказался от задуманного. Сейчас им двигали его гордость и честь. Та самая честь, которая уже один раз увела его от меня, чтобы сражаться со своим народом против белых.
Джошуа вскрикнул, когда Тень вытащил стрелу у него из левой руки, и потерял сознание, когда он вытащил стрелу из правой руки. С безразличным лицом Тень привязал Джошуа к колышкам на том месте, на котором он лежал, с безразличным лицом, не двигаясь, ждал, когда тот очнется. Я стояла рядом с ним и не могла понять, о чем он думает.
Вспоминает это самое место, на котором мы уже были когда-то давным-давно? Или крошечное тельце ребенка и исчезнувшую могилу? Или своего коня? Или долгую дорогу до форта и свою тамошнюю камеру?
Джошуа застонал и открыл глаза. Он смотрел на Тень, и у него от боли и ненависти исказилось лицо, а потом он понял, какая участь ему уготована. Тогда я увидела в его глазах страх.
– Я приготовил для тебя смерть, какую ты когда-то пожелал для меня, – сказал Тень, не выдавая голосом своих чувств. – И я забираю то, что на самом деле принадлежит мне.
– Анна, ради бога, уговори его, – прохрипел Джош. – Я все сделаю, что ты скажешь. Все.
Но я отвернулась от него. Как бы я ни ненавидела Джошуа Берлина, мне было его жалко. Меня охватывала дрожь при мысли, что его ждет перед смертью, и все же меня не покидало ощущение, что он сам во всем виноват. Та ненависть, которую он изливал на других, теперь обернулась против него самого.
Тень принялся развязывать коней Гопкинса и Джошуа, а я бросилась наверх в пещеру. Там я схватила на руки Хичу и крепко прижала его к себе. А потом побежала обратно.
Тень не смог скрыть огорчения, когда увидел завернутого в одеяло младенца у меня на руках, а я не сдержала улыбки, подумав, как он удивится, когда узнает, что это сын не Джошуа, а его собственный.
Тень снял с Джошуа, предварительно разрезав на нем, одежду и ботинки. Кровь все так же текла у него из ран, и я пожелала ему умереть от потери крови прежде, чем до него доберутся дикие звери. Пот выступил у Джошуа на лбу, скорее, от боли и страха, чем из-за жары. Тучи черных мух покинули объеденное тело Гопкинса, почуяв запах свежей крови.
Вдалеке завыл волк, и у меня мурашки побежали по спине. Запах крови наверняка приведет зверя к Джошуа, который будет не в силах отогнать его. Ужасная картина предстала перед моим мысленным взором. Желтые клыки вонзаются в еще живую плоть. Я будто слышала, как Джошуа кричит, словно чувствовала вкус страха у него во рту, видела его отчаянное сопротивление, понимала его безнадежное отчаяние. Ему была уготована жестокая смерть, и, даже зная, что именно такую смерть он придумал для Тени, я все равно его жалела.
Я с мольбой посмотрела на Тень, но он только покачал головой.
– Берлин умрет, Анна, – твердо произнес он. – Я знаю, ты меня не одобряешь, но будет так, как я решил.
Тень помог мне сесть на Солнышко и подал поводья, после чего вскочил на своего коня.
Бок о бок, не оглядываясь, мы начали спускаться с горы.
Пещера и Джошуа остались далеко позади, когда заплакал Хича. Не говоря ни слова, Тень соскочил с коня и с ничего не выражающим лицом подал мне руку. А я улыбалась, представляя, как он удивится, когда я скажу ему, чьего сына держу на руках. Как раз в это мгновение Хича зашелся в крике от голода, и я, утешая, сказала ему:
– Не плачь, маленький. Разве ты не видишь? Твой папа с нами, и теперь все будет в порядке.
Тень вопросительно посмотрел на меня своими черными глазами, а потом протянул руки и взял у меня нашего сына. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что в жилах Хичи течет гордая кровь шайенов.
– Муж мой, посмотри, какой он красивый, – промурлыкала я.
Тень не смог скрыть радости и изумления, которые я прочитала на его лице, и я громко расхохоталась. Не в силах ничего сказать, он лишь кивнул, осмотрев мальчика всего от темноволосой головки до крошечных ножек.
– Сын, – прошептал он наконец. – Мое сердце воспарило в небо, как ястреб.
После этого он крепко поцеловал меня, и у меня стало спокойно на душе. Наконец-то я снова там, где должна быть. Тень не сводил с нас ласкового взгляда, пока я пеленала и кормила Хичу, и мне было так хорошо, что я готова была продлить эти минуты вечно.
Когда вечером мы остановились на ночлег на берегу небольшой речушки, Тень рассказал мне обо всем, что случилось с ним за время нашей разлуки. Он не скрыл от меня ни предательства Джошуа, ни жестокости Клайда Стюарта и Барни Макколла, ни унижения, которое он пережил, путешествуя с цирком Хансена. Мне было его очень жалко. Я не могла даже представить, как он, с его гордостью, страдал, выходя каждый день к публике, которая пришла потешить себя за его счет. Сносить такое унижение не под силу даже очень стойкому человеку! И я расплакалась, когда увидела отвратительные шрамы на его спине, а потом тихо помолилась за ту белую женщину, которая не бросила его на дороге, а принесла в дом и выходила. Я не ревновала к ней моего мужа, потому что, не будь ее, Тень, наверное, умер бы и я никогда больше не увидела своего любимого. Я лежала тихо в его объятиях и рядом с нами спокойно посапывал наш сын, когда я спросила Тень, Куда он хочет ехать.
– Не знаю, – ответил он. – Здесь больше не осталось места для свободного индейца.
– Мы могли бы вернуться в Медвежью долину, – предложила я.
Неожиданно я почувствовала, что не могу жить без родных мест. Как мне вдруг захотелось вновь повидать нашу реку и поплавать в ней! А еще проехать на Солнышке по тропинкам, по которым я ездила на лошади и ходила еще маленькой девочкой. Самым большим счастьем было бы для меня повидать еще раз Кроличью Голову – тот самый камень, возле которого мы с Тенью встретились.
– Мы могли бы заново отстроить дом, – с горячностью продолжала я. – Для нашего сына лучше ничего не придумаешь.
– Если хочешь, мы можем попытаться, – без всякого желания согласился Тень.
Домой. Это слово музыкой звучало у меня в ушах. Конечно, я понимала, что в первое время меня обступят горькие воспоминания, но потом они поблекнут, и мы заживем счастливо, радуясь тому, как растут наши дети.
Меня так разволновали мои мечтания, что я села на одеяле, подтянув колени, к подбородку. Мысленно я уже видела мой маленький домик с двумя спальнями и себя, пекущую хлеб на кухне. Я даже представила себе Тень за плугом а рассмеялась. Легче леопарда заставить служить себе, чем сделать из воина пахаря, и от этой мысли стала смеяться еще громче, потому что заодно вспомнила, как один раз пыталась представить Тень в костюме и в галстуке, шагающим по залитой светом центральной улице Нью-Йорка.
– Что это тебя так насмешило? – спросил обиженно Тень.
– Да нет, ничего, – сказала я, вытирая слезы. – Не надо никакой Медвежьей долины. Ничего из этого не выйдет. Послушай, Тень, а не поехать ли нам в Мехико? До меня дошли слухи, что Джеронимо вышел на тропу войны.
– Нет. Тебе с малышом будет там очень тяжело, – глухо проговорил он, но я заметила, как сверкнули у него глаза.
– Все лучше, чем резервация, – стояла я на своем. – А здесь нам больше ничего не остается.
Тень что-то сердито проворчал, и, не разобрав слов, я все же поняла, что он думает о резервации.
– Тогда Мехико, – промурлыкала я. – Может быть, Бегущий Теленок тоже там.
– Может быть.
– Мне бы хотелось с ним повидаться.
– Тогда в Мехико, – согласился наконец Тень.
Я знала, что мне предстоит в недалеком будущем. Опять бесконечная гонка. Переезд с места на место. Ни минуты покоя. Тень прав. Такая жизнь не для матери с маленьким ребенком. Но это лучше, чем резервация и ежедневная борьба с жадными индейцами за еду и одежду.
Всю ночь мы предавались любви, заново познавая друг друга. Какое счастье я испытывала, оказавшись опять в объятиях Тени! С каким наслаждением слушала, как он шепчет мое имя! Он прижимался губами к моим губам, и его руки ласкали мое податливое тело, а я забывала обо всем на свете, кроме того, что надо мной склоняется мужчина, которого я люблю. С какой жадностью я всматривалась в него, крепко прижимала его к себе, вдыхая запах его кожи, лаская его сильные руки.
Я вспомнила прошлое, и мне казалось, что он всегда был со мной. Друг, возлюбленный, муж, крепкая стена, за которой всегда можно укрыться.
Он был частью моей жизни, частью моего прошлого и моего будущего.
Страсть разгоралась в нас все сильнее, и скоро стала жарче полуденного солнца. Мы любили друг друга и соединялись в любви, одолевая все разделявшие нас границы. Никогда еще наша любовь не казалась мне такой прекрасной, как в ту ночь, когда звездное небо укрывало нас, и я готова была принять все, что только судьба ни уготовила для меня, потому что рядом со мной был мой любимый.
