Текст книги "Воскресни за 40 дней"

Автор книги: Медина Мирай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

Чёрная пелена содрогнулась от громкого женского плача. Казалось, он повсюду. Эхом отражался от невидимых стен и вновь возвращался ко мне в троекратном размере. Голос казался до ужаса знакомым и подсознательно я понимал, кому он принадлежит, но из-за неясности сознания меня не пробрал тот ужас, который должен пробрать.

Я увидел перед собой проблески света. Они, подобно инею на стекле, охватывали тьму. Спустя мгновение передо мной открылось тёмное небо.

К женскому плачу присоединились и другие звуки. Я наконец-то смог осознать происходящее: я лежал на сырой свежей земле, сзади стояла небольшая плита, меня окружали люди в чёрной одежде; кто-то из них держал платочки и зонты, кто-то вытирал слезы, а кто-то стоял, повесив голову.

– Это я во всём виновата-а-а-а-а-а!

Передо мной на коленях, сгорбившись над букетами цветов, сидела мама. Чёрная юбка, чёрный пиджак, чёрные перчатки, пропитавшиеся её слезами, и чёрная шляпа, которую она так не любила.

Почему она плачет? Почему они все плачут? Неужели они не видят, что я сижу живой. Живой… живой ли? Разве я не умер, или то был дурной сон?

– Мама, почему ты плачешь? – я постарался улыбнуться, но голос мой выдавал горечь. Я положил ей руку на плечо и… прошёл сквозь него. Мама продолжала сидеть и плакать, не обращая на меня внимания.

Я содрогнулся от ужаса.

– Мама! Ты слышишь меня, мама! – продолжал звать её. Но она лишь сильнее разрыдалась, продолжая повторять:

– Это я его убила! Я… он… он сделал это из-за меня-а-а-а!

Я продолжал отчаянно пытаться обнять её. Кричал ей в ухо, но она словно не чувствовала, не видела меня. Никто не видел меня.

Сзади к ней подошёл мужчина и положил маме руку на плечо. Я увидел его лицо, и глаза мои задрожали от подступающих слез.

– Дорогая, пожалуйста, идём, – прошептал ей папа.

Взгляд его был полон печали и искренности, какой я никогда не видел, когда мы были вместе. Сейчас он нежнее и бережнее относился к маме. Она ласково взяла его руку и поднесла к мокрым щекам. Папа, не раздумывая, стер слезы и обнял маму крепко, будто этим объятием он хотел снять груз с её сердца. Мама обняла его в ответ и спрятала лицо в плечо, озябшими пальцами сжимая пиджак папы на спине.

Я впервые видел столь открытые отношения между ними. Меня распирала обида и злость, что в этот момент я не могу быть с ними.

– Стойте, а я? А как же я? – продолжало срываться с моих дрожащих губ.

Но окружающие были глухи к моим словам. Они повернулись спиной и медленно поплелись вдаль. Я кричал им вслед и лил слезы. Я бежал за ними и хватал их за спину, но руки проходили, словно сквозь воздух.

Сбившись с ног, я поскользнулся и едва не врезался в надгробную плиту. Уже тогда, стоя на коленях, я наблюдал за их отдаляющимися фигурами. Из груди вырвался протяжный рёв, и стая птиц на дереве взмыла в небо.

Разве так выглядит жизнь после смерти? Где раскалённые котлы? Где лава, омывающая грязные души? Где пламя, не щадящее тело? Разве не это ли называется адом – местом, где я и должен пребывать после трусливого побега от жизни на земле? Нет, для таких, как я, приготовили ад страшнее – одиночество. Срок его неведом. Я обречён на скитания и отчаяние. Разве это не страшнее ада, где подвергают пыткам физическим?

На надгробной плите стояла дата: «23.01.17» – дата моей смерти. Когда я посмотрел на эти знаменательные цифры, в душе моей образовалась пустота. Жизнь среди людей закончена, но жизнь на земле продолжается.

Я не знал, куда идти. Не было пристанища, где я хотя бы на мгновение мог успокоиться. Но тут в голове высветился заброшенный домик, в котором я побывал накануне вечером. Я направился туда.

Внутри тепло и сухо. Уют царит в каждом уголке. В моих глазах этот затхлый домик превратился в роскошный дворец. Я прошёл в комнату, в которой мне довелось испытать покой. Однако же… одеяло, каким я был укрыт наутро… оно аккуратно сложено. Я подошёл к столику возле окна и провёл пальцем – ни пылинки. Тень сомнения, что здесь кто-то живёт, исчезла без следа.

Глава 6

Я услышал шум открывающейся двери. Топот чьих-то ног. Шаги устремились в сторону моей комнаты, но неожиданно затихли в соседней.

Сердце колотилось в бешеном ритме. Интерес одолел мой страх, и я направился в сторону комнаты. Все равно я призрак. Пол под напором ноги заскрипел. Шум в соседней комнате резко прервался. Я прижался к стенке возле дверного проёма и аккуратно высунул голову в коридор.

Я едва не закричал от неожиданности, когда увидел перед собой девушку, выглядывавшую из дверного проёма так же, как и я. Судя по её расширившимся карим глазам, она испугалась не меньше.

Неужели она видит меня?

– Ты видишь меня? – спросил я.

– А ты видишь меня? – спросила она.

Я не успел отреагировать. Девушка подошла ко мне и принялась разглядывать с подозрением.

– Ты живой?

– Э-э-э-э… – я все ещё не мог поверить в происходящее, – И да, и нет.

– То есть, ты тоже призрак? – с ужасом в голосе произнесла она и отшатнулась назад. Я был удивлён её реакцией. В такой ситуации нужно радоваться нахождению собрата по несчастью.

– Да, – на моем лице засветилась улыбка, но она резко испарилась, когда девушка состроила разочарованное лицо, – Что-то не так?

– Мы ведь умерли.

Эти слова заставили меня вновь вспомнить о посмертном проклятии. Нотка энтузиазма, предвещавшая упрощение атмосферы, растворилась.

– Как тебя зовут? – спросила она тоненьким голоском, – Прости, я не представилась первой. Меня зовут Диана.

– Даан, – произнёс я еле слышно.

У Дианы были красиво очерченные брови, необычайно большие карие глаза, маленький ровный нос, тонкие пепельно-розовые губы и мягкие щёки – совсем как у хомячка – к которым так хотелось прикоснуться. Каштановые волосы, плавно переходившие в светлые ближе к концам, свисали чуть выше груди и скрывали узкие плечи. Она сложила тонкие пальцы в замок. Взгляд мой спустился сначала на светло-бежевую вязаную кофту, затем на немного потрёпанную фиолетовую юбку, стройные ноги, которые облегали чёрные колготки, и ботинки на высокой платформе того же цвета, что и юбка.

Я очаровался красотой Дианы. Может, за четыре года охладел к предпочтениям своей ориентации? Но, при мысли об Алексисе, сердце моё затрепетало в разы сильнее.

– Скажи, Диана, – я невольно произносил её имя с лаской, ибо оно с самого начала несло в себе нежность, какую таила в себе эта девушка, – Однажды мне довелось побывать в этом домике. Тогда я заснул на кровати в соседней комнате, а наутро обнаружил…

– Да, это была я.

– Спасибо…

– Не стоит. Давай пройдём в ту комнату и поговорим. В коридоре стоять не очень удобно.

Мы уселись за невысокий столик и продолжили разговор.

– Какое сегодня число? – спросил я.

– Двадцать пятое.

– Ты хотела о чем-то поговорить?

– Как ты умер? – спросила она, – Заранее оговорюсь, что я не могу рассказать о своей смерти. Она слишком… неприятная.

И я рассказал ей всё. Когда дошёл до момента на кладбище, брал короткие паузы. Нервы мои были не из железа, и, в конце концов, я расплакался, словно ребёнок: сложив руки на столе и спрятав лицо за ними. Я судорожно выдыхал и вдыхал, вытирал мокрые щёки об рукава толстовки. Со стороны это выглядело жалко и глупо, но об этом я думал в последнюю очередь. Мне казалось, слезы будут течь до тех пор, пока гниющая боль не исчерпает себя. Рыдание перешло во всхлипывание, уже не кололо в груди, внутри царило опустошение. Все это время я ни разу не посмотрел на Диану. Я словно забыл о её существовании рядом и не ждал жалости.

Она провела рукой по моим волосам и прошептала:

– Кто, как не я, поймёт тебя, но… не все потеряно.

– Что? – только и вымолвил я, когда всё же решился посмотреть на девушку, – О чём ты?

– Предыдущий хозяин этого заброшенного дома тоже был самоубийцей. Мне довелось его встретить, пока он не исчез.

– Но разве мы не будем существовать так до конца света?

– Нет, иначе земля заполнилась бы душами самоубийц.

– Сколько же тогда нам мучиться?

– Я бы не назвала эту жизнь мучительной. Отчасти. После самоубийства человеку даётся сорок дней для того, чтобы всё исправить.

– Исправить? – былое отчаяние улетучилось, словно его и не было, – О чём ты? Пожалуйста, говори как есть.

– Человек, живший здесь до нас, считал дни со дня своей смерти. Он исчез на сороковой, но успел рассказать кое-что. Воскрешение самоубийцы возможно, если тот сумеет спасти живого человека.

Слова её казались правдивыми, но суть их – невероятной.

– Правда? – я радостно воскликнул, – Но ведь… – тут же сбавил обороты, – Мы ведь не можем касаться живых людей. Они не видят нас и не слышат. Как возможно спасти того, с кем не имеешь никакого контакта?

– Скажи, почему на свете бывают дружеские и даже любовные пары, которые живут душа в душу до конца своих дней?

Я имел слабое видение ответа на этот вопрос. В плане объяснения подобных вещей я полный нуль, и даже если и смог бы что-то рассказать, то очень коряво.

– Потому что они родственные души. У каждого человека на земле есть тот, с кем у него с рождения заключена связь. Они могут жить в тысячах километров друг от друга, но если когда-нибудь встретятся, то уже никогда не расстанутся.

«В тысячах километров» – это было то самое «но», присутствующее во всех положительных моментах.

– Но где же его найти? Как понять, что он твой человек?

– Он сможет увидеть, услышать и прикоснуться к тебе.

– Стой, Диана, – я взял её за руку, и она вздрогнула, – Если не секрет, сколько дней прошло с момента твоей смерти?

В ответ девушка отдёрнула руку и отвернулась. Вопрос так и остался без ответа. Мне стало стыдно перед ней за резкость и ослушание.

Теперь во мне зародилась большая надежда. Внутри всё ожило. Слова Дианы подействовали на меня, как холодная вода на иссохший цветок в знойный день.

Я окончательно осознал свою слепоту при жизни, раз не увидел её краски. Все проблемы человека решаемы, но порой пути решения кажутся либо невозможными, так как требуют много времени, либо просто не желаемыми нами. Но они есть.

Я жалел о самоубийстве. Жалел так, что был готов променять половину жизни на пару секунд перед прыжком и одуматься от страшной ошибки.

Да, на земле больше семи миллиардов человек. Да, обойти весь земной шар за эти дни нереально. Да, найти «того самого» фактически невозможно, но лучше я проведу эти тридцать восемь дней в его поисках, чем поддамся отчаянию.

Глава 7

Первые три дня поисков были пропитаны моим наигранным энтузиазмом. С самого утра и до самого вечера я разгуливал по городу и делал то, что могло привлечь внимание людей: стучал в двери магазинов и домов, обращался к людям, намеренно задевал их.

Всё бесполезно. Никто меня не видел. Шёл уже пятый день, и надежда потихоньку угасала. От депрессии меня спасали животные. Они видели меня, слышали и чувствовали. Иногда пять минут, проведённые в играх с бездомной собакой, компенсировали часовую депрессию.

Удивительным для меня стало и поведение Дианы. Она целыми днями проводила либо в домике, либо за городом на природе. С момента нашего первого разговора я не пытался узнать, каков её срок на данный момент. Пересиливая себя, она улыбалась каждый раз при моем возвращении.

Ещё один удивительный факт о призраках моего типа: мы нуждались в еде и воде. Конечно, денег у нас не было, а если даже и были, то продавцы вряд ли смогли бы обслужить невидимку с витающими деньгами. Поэтому приходилось воровать продукты. Это ужасно неприятно. Невольно ставил себя на место жертвы и вспоминал ограбление.

Каждый день я ходил к своему дому и наблюдал за родителями. Они проводили все время вместе. Мама выглядела вялой, потухшей, а отец вселял в неё уверенность. Пару раз мне хотелось заявить о себе, написав им записку. Но к чему это? Придётся рассказать и о сорока днях, и о «том самом человеке», и о последствиях, если я его не найду. А потом родители начнут его поиски, подключат полицию и друзей. Их примут за сумасшедших и посадят в психушку. Нет уж, только больше нервотрёпки.

Меня душила тоска. Ну почему мы и раньше не могли так мирно жить? Люди объединяются лишь тогда, когда всё плохо, а когда хорошо, о тебе даже не вспомнят.

– Помогите! – послышался женский голос.

Я увидел, как некто в чёрной маске забирает у женщины сумку. Маска… стойте, это же та самая маска, в которой был человек, забравший у меня деньги!

Сумка выскользнула из рук женщины. Вор помчался прочь. Не знаю почему, но я решил вернуть украденное. В этом человеке я видел врага: того, из-за которого поссорился с мамой, узнал горькую правду и покончил с собой! Нет, ни я, ни мама не виноваты в произошедшем – он, и только он!

Вор бежал довольно быстро. Я едва ли успевал его догнать. Со стороны выглядело, словно для него это обычная прогулка, но силы мои были на исходе. Большая часть из них расходовалась на гнев. Я уже почти настиг вора. Протянул руку к украденному. Вдруг он увернулся и отдёрнул сумку.

Мы забежали в длинный переулок. Расстояние между домами было минимальным. На ходу я схватил осколок с земли. Когда вор оказался в тупике, ранил им руку с украденным. Сумка упала на землю. Мы услышали шум приближающейся толпы. Я протянул руку за сумкой, но тут вор сбил меня с ног и понёсся на улицу. Он исчез за углом.

Я был ошарашен. Нет, не может быть. Мне показалось, я сам сбился с ног, но… я почувствовал прикосновение. Он пробежал мимо и задел меня плечом. Думать о случившемся нет времени. Увидев следы крови на земле, я направился к их источнику. В переулок забежала пострадавшая женщина с каким-то мужчиной и удивилась найденной вещи.

Едва заметные капли крови тянулись вдоль всей улицы, пока не привели меня к большому двухэтажному дому. На удивление, шторы задвинуты. Я перелез через невысокий забор и оказался в ухоженном дворике, где в каждом уголке стояли цветочные клумбы, а по краям дорожки расположился газон. Справа находилась маленькая веранда с куполом.

– Скоро должен приехать папа! – услышал я женский голос за дверью.

– Да знаю я! – недовольно произнёс кто-то.

Это был явно «он».

– Если узнает, чем ты занимаешься, то получит инфаркт.

– Мне все равно на этого козла.

– Не говори так, он же твой отец. Когда же ты прекратишь промышлять воровством? Рано или поздно все узнают, кто под маской, и тогда от грязи нам не отмыться.

– Т-с-с, погоди… – прошептал парень.

К двери приближались шаги. Я успел перепрыгнуть через забор и спрятаться. Входная дверь открылась.

– Ну что там такое? – спросила девушка.

– Мне показалось, за нами наблюдают.

– Вот именно, что показалось. Иди уже есть.

И входная дверь захлопнулась.

Все это время я не смел даже вздохнуть. Сердцебиение участилось настолько, что его должен был услышать весь квартал.

Теперь уже не было сомнений – это «он»! «Тот самый» человек! Боже, я не мог поверить в происходящее! Такой шанс выпадает раз в тысячу лет: встретить «того самого» в своём городе, да ещё и так быстро! Я, случайно, не сплю? Какая удача!

Меня распирало желание рассказать об этом Диане.

– Это невероятно! – воскликнула она и хлопнула в ладоши.

Я сиял от радости, щёки уже болели от улыбки. Однако на лице Дианы промелькнули сомнения. Для меня это удар. Она улыбалась, но её грустные глаза говорили иное.

– Я так рада за тебя! – радостный девчачий голос, в котором так и сквозили нотки неуверенности.

Она мне не верит? Или же…

– Что-то не так?

– Что? Да нет же! Это просто отличная новость! Такая редкость! – в глазах заиграл огонёк, но он не убедил меня в искренности её слов. Она не завидует и действительно радуется, но её что-то тревожит.

– Все, правда, в порядке? – вновь спросил я.

– Да… – вяло ответила Диана, – Просто… это… удивительно.

Что-то мне подсказывало: не эти слова должны были слететь с её языка. И этот случай, связанный со странным поведением Дианы, заставил меня вспомнить о не менее странном её поведении несколькими днями ранее.

Выпытывать правду нет смысла. Мне не хотелось навредить ей морально. Я видел, сколько боли эта девушка прячет под улыбками каждый день, стараясь вселить в меня надежду, а сама, наверное, тихо плачет по ночам. И в лесу она уединяется лишь для успокоения.

День близился к концу. На завтра я уже выстраивал планы знакомства с «ним», но для начала мне хотелось заглянуть на кладбище и на обрыв, ставший для меня роковым.

Глава 8

Дорога к кладбищу длинная и извилистая. Обрыв находился сравнительно недалеко от города и нашего с Дианой домика. Вокруг ни души – даже птиц не было видно. С тех пор как я умер, мрачное небо ни разу не озарилось солнечными лучами, но думать, что эти факты связаны, глупо.

Я дошёл до кладбища. Открылся вид на многочисленные симметрично расположенные памятники. Большинство из них не были огорожены. Когда проходил мимо могил в поисках своего захоронения, меня пробирала дрожь от осознания: под моими ногами находятся иссохшие трупы незнакомых людей. А где-то и моё тело.

Я ориентировался по датам и добрался до умерших в 2016 году. Моё внимание привлёк некто в чёрной куртке. Голову скрывал кожаный капюшон. Он сидел на коленях перед могилой, кулаки его сжимали короткую влажную траву. Я взглянул на надгробную плиту. На ней стояла дата 23.01.2016. Выходит, этот человек умер ровно за год до моей смерти.

Чтобы разглядеть имя покойного, я сделал шаг в сторону могилы. Некто вздрогнул. Он обернулся. Мы оба застыли от увиденного. Передо мной сидел тот самый вор в маске!

Он попытался убежать, но на этот раз я оказался быстрее и проворнее: мигом вцепился в его руку и повалил на землю, придавливая всем весом. Вор сделал несколько отчаянных попыток сбросить меня, но я лишь сильнее сжал его руки над головой, справляясь всего одной рукой. Парень оказался не таким сильным. Второй рукой я обхватил маску и резко оттянул в сторону. Резинка соскользнула с его волос.

Я не мог поверить своим глазам. Тот, кого я увидел, заставил меня ослабить хватку, но лишь сильнее придавить его к земле. Внутри все вспыхнуло, как спичка, измазанная керосином. Голова закружилась. Складывалось впечатление, будто меня чем-то ударили, и я все никак не мог прийти в себя. Передо мной, крепко стиснув зубы, лежал парень, чьё имя я старался не произносить даже мысленно, ибо в такие моменты тело застывало, и разум прекращал нормальную работу – Алексис…

– Да встань с меня, придурок! Мне нечем дышать! – вскрикнул он. На меня посыпались многочисленные удары кулаками.

Я слегка привстал, и Алексис задышал полной грудью.

– Молодой человек, – вдруг обратилась к нему пожилая женщина, – С вами все хорошо?

Если подумать, со стороны это выглядело нелепо: Алексис борется с воздухом. Он недоуменно посмотрел на бабушку и еле сдержался, чтобы не матюкнуться.

– Какого х… черта?

– Ну, вы лежите и… размахиваете руками.

– Неужели вы не видите, я пытаюсь сбросить с себя этого п… болвана?

Женщина тяжело выдохнула и закатила глаза.

– Молодой человек, вам, правда, нужно немного полечиться, – с этими словами она развернулась и ушла.

Обеспокоенный взор Алексиса переметнулся на меня. Кажется, он хотел что-то сказать и уже широко развёл губы, но становился и тихо, с подозрением в голосе, произнёс:

– Что ты такое?

Взгляд его передавал не столько удивление, сколько страх. Я понял, что теперь Алексис не убежит, и отпустил его. Пока вставал, он не сводил с меня глаз. Капюшон спустился на плечи, и мне открылся его полный вид: все те же светлые волосы, зачёсанные вправо, но волосы на затылке гораздо короче, нежели на макушке; густые тёмные брови, длинные ресницы, большие голубые глаза, прямой нос, бледная кожа и алые губы, к которым даже сейчас мне хотелось прикоснуться… чёрт возьми, разве время думать об этом? Я уже не мог мыслить здраво. Ожили те чувства, какие я когда-то испытывал к Алексису. Но теперь у них горький привкус. Я был взбудоражен происходящим – настолько встреча с ним неожиданная и приятная. За четыре года внешне он не сильно изменился: только вытянулся, а черты лица остались теми же. В голосе прослеживалась хрипота, но меня, парня, в котором всколыхнулись былые чувства, это очаровывало и возбуждало одновременно.

Ещё четыре года назад я боялся посмотреть ему в глаза, а теперь он сам смотрел на меня снизу вверх. Всё-таки я обогнал его по росту на половину головы.

– Спрашиваю ещё раз: что ты такое? – грознее спросил Алексис.

Что я такое? Неужели он меня не помнит? Ха, ну конечно…

– Меня зовут Даан.

– Алексис. Так кто ты такой?

– Я… Это очень сложно объяснить, и ты мне наверняка не поверишь.

Алексис лишь вскинул правую бровь и сложил руки под грудью.

– Я мёртв… Дослушай меня до конца, пожалуйста! Двадцать третьего января я покончил с собой. Моя душа будет находиться сорок дней на земле. За этот срок я должен найти человека, который увидит меня, призрака, и спасти его. Тогда я смогу вернуться к жизни. Так вышло, что этот самый человек – ты, и, выходит, я должен спасти тебя!

Ти-ши-на.

Алексис выпучил на меня глаза. Стоял неподвижно, сражённый эмоциональностью и реалистичностью рассказа.

– Гонишь.

– Тогда как объяснишь, что эта женщина не увидела меня?

– Этого недостаточно, чтобы доказать свою правоту…

– Я сброшусь с обрыва.

Алексис передёрнулся. В его глазах, на удивление, я прочёл беспокойство.

Если призрак причинит себе смертельный для человека вред, он не умрёт, ибо уже мёртв. Я приготовился бежать к обрыву.

– Стой! – прокричал Алексис. Его костлявые пальцы вцепились в мою руку.

По телу пробежали мурашки, и я обернулся. Жалость и сомнение отобразились на его лице. Это приятно удивило, ибо я не мог сопоставить нынешнего Алексиса с Алексисом из прошлого. Или я его плохо знал?

– Я верю тебе. Не нужно этого делать.

Ответ поразил меня сильнее его вида.

– Верю, но меня не от чего спасать.

– Я вижу, ты чем-то обеспокоен. Я могу помочь?

– Идём со мной.

Он провёл меня к могиле, у которой некогда стоял на коленях. Я наконец-то смог разглядеть имя, выгравированное на ней: Адриана Йохансон. 1.01.1979—23.01.2016.

Ей было всего тридцать семь лет.

– Если вернёшь её, спасёшь и меня.

Меня пробрал холод, сменившийся жаром. Алексис смотрел так пристально. Я хотел отвернуться, но этот взгляд был угрожающим и манящим одновременно. Уйти от него означало совершить преступление.

Я понимал его желание вернуть маму, но неужели он не осознаёт, насколько это нереально? Неужели настолько отчаялся, что просит совершить невозможное у первого встречного?

– Я не могу это сделать, прости.

Алексис подошёл ко мне. Я чувствовал, как он пристально разглядывает меня, как судорожно пускает белоснежные клубы пара. Неожиданно он обхватил мою руку и притянул к себе. Я не успел среагировать. Алексис приблизился к моему уху и тихо, обжигая моё замёрзшее ухо горячим дыханием, произнёс слова, убившие во мне уверенность:

– Тогда ты обречён.