Текст книги "Охотник за головами"

Автор книги: Майкл Слэйд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Могильный столб

10.45

Первый отряд по поимке Охотника был не отрядом, а скорее координационным центром. Если бы не Клиффорд Олсон и не его кровавые дела летом 81-го, то никакого отряда и не стали бы создавать; но тогда КККП получила горький урок, говорящий о необходимости координации действий. Итак, отряд был образован. Состоял он из сержанта Джека Макдугалла и капрала Джеймса Родейла, и утром они встретились в выделенном им кабинете, чтобы обсудить положение.

– Это доктор Сингх, – сказал Макдугалл, вешая трубку. – Он в госпитале Лайон-Гайт, куда мы отправили кости. На грудине скелета те же отметины, что у утопленницы. Значит, убийца тот же.

Родейл кивнул:

– И что нам делать?

– Думаю, пока следует сосредоточиться на Грабовски. Эта, вторая вряд ли наведет на след, раз мы не знаем даже, когда она умерла. Я отправил вертолет просветить склон инфракрасными лучами, но они ничего не нашли. Единственная зацепка – ткань палатки. Она сделана в Швейцарии. Я уже запросил Интерпол.

– Думаете, она иностранка?

– Не исключено. А что у вас?

– Пока можно сказать, что Грабовски пробыла здесь всего три-четыре дня. Из Нью-Орлеана это подтвердили. Они не знают, что она делала здесь, и мы тоже. Мы ищем ее сутенера. Может, удастся что-то узнать от наших информаторов.

– Это все?

– Боюсь, что да, – Родейл пожал плечами. – Охапка неопознанных костей и неизвестно зачем здесь оказавшаяся американская шлюха. Не густо для начала.

Макдугаллу оставалось только с этим согласиться.

* * *

Четверг, 28 октября, 5.15

"Что за день! – подумала она. – Как мы это пережили?"

Рыжеволосый веснушчатый мужчина привез свою жену в больницу Св. Павла в 7.05. Уже за сорок минут до этого у нее отошли воды, и мужчина ужасно нервничал – это был их первый ребенок. Одна из сестер отвела его в сторону и попыталась успокоить.

– Я хочу, чтобы все было натурально, – мужчина дрожащими пальцами достал из кармана сигарету. – Без всяких там щипцов и наркотиков. Кто у вас акушер?

Сестра вежливо попросила его не курить.

Мужчина сломал сигарету и швырнул ее в урну, глядя, как его жена, переваливаясь, идет к лифту в сопровождении людей в белом.

– Не верю я больницам, так и знайте. Это ведь здесь внутри какого-то парня забыли тампон? – он опять достал сигарету из пачки.

Сестра так же вежливо попросила его не курить.

Схватки начались в 17.21, как раз после начала смены Джоанны Портмэн.

Следующие пять часов совершенно измучили Джоанну. Вообще-то она любила работать в гинекологии – хотя больница по определению была местом страданий и смерти, здесь она находилась у источника жизни. С каждым рождением она сама как будто рождалась вновь. К тому же ей нравилось ощущать себя полезной матерям, чувствовать их благодарность.

Но эта миссис Уокер была тяжелым случаем.

Все эти часы она пролежала, мучаясь от боли и с ужасом в глазах ожидая очередного приступа. Джоанна держала ее и утешала ласковыми словами, а к концу начала даже цитировать Библию. Она всегда удивлялась, как это действует даже на отъявленных атеистов.

Смена Джоанны кончалась в полночь, но ребенок миссис Уокер ждал до 4.13. И, как обычно, Джоанна осталась и дождалась его появления на свет.

"Что за день! – думала она теперь. – Как мы все это пережили?"

Сейчас было 5.15, и Джоанна сидела на скамейке, ожидая автобуса. Она улыбалась.

Джоанна Портмэн была миниатюрной женщиной двадцати двух лет. На работе она собирала волосы в пучок, но теперь позволила им свободно рассыпаться по плечам. Ветер, дующий вдоль по Баррард-стрит, закрывал ей лицо черными прядями, и она выбрала скамейку обращенную к больнице. Основанная в 1894 г. сестрами Провидения, больница Св. Павла – приземистое здание из красного кирпича – с течением лет обрастала пристройками, но уже было решено снести ее и выстроить на ее месте новую. Джоанна посмотрела на статую апостола в нише наверху. "Будешь ли ты так же защищать меня, когда выстроят новую больницу?" – подумала она.

Тут подошел автобус.

Через десять минут она вышла на Пойнт-Грей-роуд, и в лицо ей ударил холодный ветер с моря. Поднимая воротник, она подумала: «Кажется, скоро снег», – и тут же ругнула себя за глупые мысли. Ведь это Ванкувер, и теперь еще только октябрь. «Все равно ужасно холодно», – решила она, трогаясь с места.

Кратчайший путь к ее квартирке в трех кварталах от остановки лежал через Татлоу-парк. Обычно она шла по краю теннисных кортов до Бейзуотер-стрит, а там уже оставалось совсем немного.

Но сегодня утром этот путь казался немыслимым. Было еще совсем темно, а со всеми этими историями про Охотника за головами... нет уж, лучше прогуляться в обход.

Она была уже в двух кварталах от дома, когда сзади до нее донесся шум машины.

"Тише, – сказала она себе. – Прежде всего, без паники (Легко сказать! Тут впору обделаться со страху.)"

В старых домах, окружавших улицу, не горело ни одного огонька.

"Ну, оглянись. Если это он, можешь закричать. Или побежать".

Она оглянулась через левое плечо и с облегчением вздохнула, видя, что автомобиль проезжает мимо.

* * *

Пятница, 29 октября, 2.03

Сладкий дымок марихуаны заполнил внутренность машины. Окна запотели. Парень быстро втянул в себя дым, спеша наполнить легкие, отчего огонек самокрутки ярче разгорелся в темноте. Потом он выпустил клуб серого дыма, окутавший лицо Вал.

– Клево, – объявил он слабым голосом.

– Знаешь, что в тебе плохо, Крис? Ты никогда не бываешь серьезным.

– Насчет тебя я серьезно, – он пододвинулся к ней и погладил сосок под обтягивающим свитером.

– Вот и будь серьезным, – она закрыла грудь ладонями.

Парень рассмеялся и сделал еще одну затяжку.

– Это отличная штука, Валерия. Ты просто не знаешь, от чего отказываешься.

Час назад они попробовали поставить машину у обелиска на скале рядом с университетом, откуда Саймон Фрэзер впервые увидел Тихий океан. Уже через несколько минут их осветила фарами полицейская машина, и Крис тронул "Фольксваген" с места, бормоча что-то сердитое в адрес Трюдо[22]22
  Пьер Трюдо – премьер-министр Канады в 1968-84 гг.


[Закрыть], обещавшего вытащить Государство из постели Нации.

Теперь они остановились в тупике недалеко от Музея антропологии. В обычное время они могли бы с такого расстояния разглядеть здание с его шестидесятифутовыми стеклянными стенами и стоящими у фасада индейскими тотемными столбами. Но сегодня все закрывал туман.

Крис снова потянулся к груди Вал.

– Слушай, Крис, нам правда нужно поговорить. Я не хочу вылететь из университета.

– Вылететь? – он опять рассмеялся. – Экзамены ведь в декабре, а сейчас только октябрь.

Крису Сетону было восемнадцать, и Валерия Причард познакомилась с ним на танцах две недели назад. Ей сразу приглянулись его веселые глаза, волевой крепкий подбородок и то, что он почти все время смеялся. Теперь ей казалось, что он смеется чересчур много.

– Знаешь, что у тебя? Страх перед жизнью, прикрываемый смехом.

– Вот здорово! Цыпочка отучилась полгода на психфаке и уже думает, что может меня анализировать. Ты не думаешь, что я просто такой смешливый?

– Это и означает, что у тебя скрытый невроз.

– А почему тогда ты трахаешься, как швейная машинка?

– Ах ты, свинья! Вовсе я не трахаюсь, как швейная машинка!

– Да? Тогда послушай мои записи. У меня на заднем сиденье спрятан магнитофон. Давай-ка мне все свои денежки, а то отошлю пленку твоей маме.

– Вот задница, – сказала Вал, и они рассмеялись.

В машине стало холодно, и Крис включил обогреватель. Стекла прояснились, и только тут они заметили, что пошел снег. Большие мокрые хлопья приземлялись на ветровое стекло "Фольксвагена", таяли и медленно стекали на капот.

– Как тебе это? – спросил Крис.

– Не знала, что здесь так рано идет снег.

– Он и не идет. Я прожил здесь всю жизнь, и никогда... Это не может быть снег.

– Но это он, – резонно заметила Вал.

– Да, действительно. Ну и черт с ним. Лучше иди ко мне.

– Не сегодня. Поехали по домам.

– Господи, Вал, а зачем же мы сюда приехали?

– Говорю тебе, не сегодня.

– Почему? – спросил Крис.

– Почему? Потому, что я хочу хоть немного поспать, а уже два часа. Потому, что я должна сдать экзамены. Потому, что мать надрывается в своем дурацком ресторане, чтобы я могла учиться. Я получила свободу, и что же я делаю? Прокуриваю мозги и трахаюсь каждый вечер. Я не могу провалиться на экзаменах. Так что давай по домам.

Крис просунул руку между ее бедер.

– Господи! – крикнула она, отталкивая его. – Ты что, не слышишь, что я говорю?

Прежде чем он успел ответить, она распахнула дверцу машины и выскочила в ночь.

– Знаешь что, катись к черту! Оставь меня в покое! – хлопнув дверцей, Вал исчезла в снежной пелене.

– Ох эти бабы, – пробормотал Крис.

Несколько секунд он просто сидел на месте, пытаясь разглядеть девушку сквозь мокрое стекло. Он был уверен, что она направилась в кампус тропинкой, идущей мимо тотемных столбов. Но она могла заблудиться в тумане, забрести на скалу и упасть с высоты сто футов. Поэтому он вылез из машины и пошел за ней.

Его сразу же окружила стена падающего снега. «Снег в октябре. Господи, что за чушь», – раздраженно подумал он.

Чтобы догнать Вал, он перешел на легкую трусцу.

"Cherchez la femme[23]23
  Ищите женщину – французская поговорка.


[Закрыть], старина. Cherchez эту сисястую..."

Он был уже футах в двадцати от машины, когда услышал крик Вал. Этот крик, приглушенный снегом, не был криком падающего со скалы, нет: это был вопль чистого, животного ужаса.

Крис решил убежать – пускай сама заботится о себе, – но какая-то сила бросила его вперед, прямо на Вал. Они оба упали в снег.

Девушка откинула голову и закричала снова. Бросив один лишь взгляд на ее искаженное страхом лицо, Крис едва не обмочился. Барахтаясь в снегу, он попытался встать – и увидел то, что висело в воздухе.

Тотемный столб в десяти футах слева был освещен прожектором. Он представлял собой пятнадцатифутовый обтесанный ствол с укрепленной посередине на двух распорках поперечной балкой, украшенной масками духов.

Среди них был и дух-акула – покровитель племени. На балке, между распорок, висел труп женщины. Ее руки были прибиты к балке гвоздями. Голова отсутствовала; ее место занимало оскаленное лицо духа-акулы.

У Криса отвисла челюсть, но он смог сдержать крик.

Тут он заметил на трупе белый медицинский халат, разрезанный спереди от шеи до паха. По этой ложбине текла кровь, капая на землю с высоты восьми футов. Внизу уже натекла порядочная лужа.

– О Боже, – прошептал Крис.

Потом он отвернулся, и его вырвало.

Труба зовет

2.19

В ванкуверское отделение полиции позвонили в 2.19 ночи. Вообще-то звонить нужно было в другое место, но дежурный не стал исправлять ошибку. Весь предыдущий вечер он пил в полицейском спортивном клубе, и даже сейчас голова его гудела, будто ее разносили железным шаром, как старый дом. Но услышав про труп, он тут же сел прямо и плотнее прижал трубку к уху.

– Где труп? – спросил дежурный, еле шевеля языком.

– Свисает с тотемного столба. У него нет головы!

– Тотемы в парке?

– Я же говорю: тотемный столб.

– А кто это звонит? – спросил дежурный обладателя взволнованного голоса на том конце провода.

– Крис. Крис Сетон.

– Хорошо, Крис, подождите, пока я вызову наряд. Потом я поговорю с вами, – он отложил трубку и включил связь с уличными патрулями. – Возможно, в Стэнли-парке находится труп. У тотемных столбов. Проверьте информацию. Связь по коду 4.

Потом он снова взял трубку.

– Ну вот, мистер Сетон. Назовите, пожалуйста, ваше полное имя и дату рождения, – дежурный взял ручку и начал писать.

* * *

2.20

Уже через минуту после получения сигнала первая бело-голубая патрульная машина ворвалась в Стэнли-парк. Ее шины проскрежетали по главной аллее, потом, на повороте, заскользили в мокром снегу. Водитель включил мигалку, и по снегу заплясали отблески красного, голубого и опять красного. Меньше чем за три минуты автомобиль достиг Броктон-Пойнт и стоящих там тотемных столбов.

Не успел он остановиться, как из него выскочили двое полицейских. За пятнадцать секунд они осмотрели столбы – мифические гиганты, припорошенные блестящим снегом.

Трупа нигде не было.

* * *

2.22

В отделении первым узнал о случившемся детектив Эл Флад. Потому что позвонили в помещение, где он находился. Потому что речь шла об убийстве. И потому что убийства были его делом.

Фладу было тридцать восемь лет; он был высоким, ширококостным, с серо-голубыми внимательными глазами, окруженными россыпью веснушек. Каждый раз, глядя в зеркало (а именно это он делал, когда зазвонил телефон), он с удовольствием смотрел на свою атлетическую фигуру.

– Отдел по расследованию убийств, – сказал Флад, подоспев к трубке после третьего звонка.

– Это Дженкинс, диспетчер. У нас, возможно, труп. Звонивший сказал, что это у тотемных столбов в Стэнли-парке.

Флад достал блокнот:

– Где этот звонивший?

– У автомата.

– А где автомат?

– О... я забыл спросить, – в голове у диспетчера все еще гудело.

– Так спросите сейчас, если он еще там. Я подожду. – Телефон замолчал.

Минуты две Флад оставался на месте. Было полтретьего ночи; комната, тихая, как кладбище, напоминала пещеру, полную застывших на своих местах столов и пишущих машинок. Одна из флуоресцентных ламп мигала, отбрасывая на пол причудливые блики. Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон. Ожидая звонка диспетчера, Флад просмотрел бумаги на столе и обнаружил там копию запроса, отправленного полицией по поводу двух последних убийств. Оба тела были найдены обезглавленными. Флад еще читал, когда линия ожила вновь.

– Детектив, это опять Дженкинс. Вы тут?

– Конечно. Где он?

– Возле университета. Говорит, что звонит от антропологического музея.

– Это же в пяти милях от Стэнли-парка. Откуда же он узнал про труп?

– Это вроде бы не в Стэнли-парке. В университете ведь тоже есть тотемы.

– Вы ведь сказали, что это Стэнли-парк.

– Я... ошибся.

– Ага. Это не вы, Дженкинс, сидели вчера в спортклубе в окружении пустых бутылок?

– Да. Вероятно, так.

– Что ж, звоните Конным. Это в их юрисдикции.

– Слава Богу, что нам с этим не возиться. У трупа нет головы.

Флад чуть не уронил трубку. Как и большинство горожан, умевших читать, он видел историю об обезглавленных трупах на первых страницах газет. Только что он просмотрел запрос КККП по поводу этих преступлений, посланный в муниципальную полицию, – и вот теперь этот разгильдяй-диспетчер сообщает ему еще об одном трупе без головы. Фладу не нужно было лишний раз напоминать, что в расследовании убийства вероятность нахождения преступника уменьшается с каждой прошедшей минутой.

– Давайте же! Звоните Конным! – Флад почти кричал, что никак не вязалось с его обычно вежливой манерой разговора.

– Есть! – сказал диспетчер и повесил трубку.

* * *

2.31

Констебль Рон Митчелл смотрел вверх в мигающем свете полицейской машины и не верил своим глазам. Зрелище было сюрреалистическим. Тело, свисавшее с тотемного столба духа-акулы, освещалось не только огнями машины, но и прожекторами снизу. Митчелл подогнал машину снизу, по Чэнселлор-бульвару, и остановился перед Музеем человека. Стараясь не приближаться к трупу, он залез на капот машины и всмотрелся в жуткую картину.

Кто бы ни приколотил тело гвоздями к дереву, он еще и вылил на него пластиковый пакет с кровью. Сам пакет, вместимостью больше галлона, валялся у подножия столба. Митчелл мог разглядеть на теле потеки свежей крови вперемешку с засохшими.

* * *

2.36

Зазвонивший телефон грубо вырвал его из сна. Он быстро вскочил, споткнулся в темноте и схватил трубку, боясь разбудить своего любовника. Когда он шепотом заговорил, с кровати донеслось невнятное бормотание.

– Алло, – Джек Макдугалл поглядел на часы.

– Сержант, это констебль Рон Митчелл. Университетское отделение. Наверное, вы меня не знаете.

– Не знаю. – Макдугалл нахмурился.

– Извините, что беспокою, но, надеюсь, вы меня поймете.

Макдугалл тоже на это надеялся.

– Ну! – нетерпеливо сказал он.

– Мы нашли еще один труп. Без головы.

Сержант почувствовал, как последние остатки сна покидают его.

– Где? – спросил он уже в полный голос.

– Возле Музея антропологии. Прибит гвоздями к тотемному столбу.

– А где вы находитесь?

– Прямо тут.

– Оставайтесь на месте. Я еду. Отвечаете за все, что там случится. Никого не подпускать, слышите, никого!

– Слушаюсь, сэр.

Макдугалл швырнул трубку на рычаг. Сержант уже натягивал одежду – тот же синий пиджак, те же серые брюки, – когда с кровати донесся скрип пружин и сонный голос окликнул:

– Что случилось, Джек?

– Нашли еще труп. Хуже прежних.

– О Господи! Выпьешь кофе?

– Некогда, дорогой. Я очень спешу.

– Увидимся вечером?

– Надеюсь, да. – Макдугалл оглянулся на тело гимнаста, распростертое под простынями. У этого тела были неплохие шансы выиграть следующую Олимпиаду.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал Питер Брент.

* * *

ОТТАВА, ОНТАРИО

6.11

Когда телефон умолк, комиссар Франсуа Шартран подошел с чашкой кофе к окну своего кабинета, из которого открывался вид на реку Оттава. Потом он закурил "Голуаз" и задумался, глядя в окно.

На востоке первые робкие лучи рассвета уже вступали в бой с серебристым сиянием луны. Северный ветер из тундры покрыл рябью стальную гладь реки, над которой лениво взмахивали крыльями канадские казарки. Докурив сигарету, Шартран зажег другую.

Комиссар был плотным мужчиной, всю свою сознательную жизнь боровшимся с излишним весом. Лицо его было невыразительным – короткая стрижка с выбритыми по-военному висками и лысиной на макушке, редкие брови, мягкий, безвольный рот. Он всегда отдавал приказы тоном совета, и это многим нравилось. Люди не любят, когда ими командуют, но редко отказываются от помощи – а команды Шартрана приходили часто на помощь в решении трудной проблемы. Он принадлежал к людям, которых другие слушаются с охотой.

Пока он стоял, обдумывая то, что сказал ему только что генеральный прокурор Британской Колумбии, телефон зазвонил снова. Отставив чашку с кофе, он подоспел к третьему звонку.

– Шартран слушает.

– Франсуа, это Уолт Джессоп. Я звоню с побережья. У нас тут плохие новости.

– Я уже знаю. По линии начальства.

Заместитель комиссара по подразделению Е только хмыкнул:

– Нам нужны люди и техника, Франсуа. Это похуже, чем было с Олсоном. Даже тогда у нас были отряды добровольцев, и частные сыщики, и звонки с требованием выкупа, и Бог знает, что еще. А сейчас еще феминистки разойдутся.

– Как-нибудь справимся.

– А что я скажу прессе?

– Предоставь это мне, Уолт. Я как раз сейчас об этом думаю. Обещаю, что позвоню тебе, когда додумаюсь до чего-нибудь, только дай мне выпить еще чашку кофе.

Заместитель усмехнулся:

– Хорошо. Только поторопись, а то мне придется сбежать из города.

Закончив разговор, Шартран пошел на кухню и сварил себе еще чашку кофе. В этот момент его осенила идея.

Он знал, что надо делать.

Когда ты стоишь во главе организации, являющейся одновременно бюрократической и легендарной, ты обязан делать все, что можешь.

Даже если не можешь ничего.

* * *

ВАНКУВЕР, БРИТАНСКАЯ КОЛУМБИЯ

8.15

"Женевьева" умирала.

Он осторожно взял розовый куст левой рукой и осмотрел его в поисках какого-либо заболевания. Ему удалось обнаружить только две крохотные белые точки в месте соединения цветка со стеблем. Что бы это ни было, он никогда не видел такого симптома раньше. "Вот в чем беда экзотических растений, – подумал он. – Они страдают экзотическими болезнями".

За стенами теплицы сыпал снег. Кленовые деревья и город за ними скрылись в серой пелене, сквозь которую едва проглядывало тускло-багровое солнце, отсвечивая радугой в каплях на стекле.

Нет, день начинался плохо по всем показателям.

Как обычно, он начал работать в половине шестого утра. Но, едва сев в плетеное кресло и раскрыв блокнот, он уже знал, что ничего толкового сегодня не напишет. Тут же всплыла и еще одна горькая истина – что он вообще зря взялся за этот труд. Ну зачем миру еще одна история первой мировой войны? Что он может сказать после Фэя, Альбертини и Лиддела Гарта?

Он медленно отстранил растение и понял, что вместе с ним умерла его книга.

Поглощенный печальными мыслями, он не услышал, как дверь теплицы отворилась и вошла его жена.

Тронув его за руку, она заговорила по-французски.

– Robert, on tu demande au telephone[24]24
  Роберт, тебя просят к телефону.


[Закрыть].

Он поглядел на нее снизу вверх – каштановые волосы теперь собраны наверху головы, но непокорные пряди тут и там выбиваются и падают на плечи, – потом кивнул, вышел из теплицы и прошел по деревянному полу, покрытому персидским ковром, к телефону в холле.

Он чувствовал легкую тревогу: в плохой день и новости могли быть только плохими.

– Алло, – сказал он по-английски. – Это Роберт Деклерк.

* * *

16.55

Войдя в паб, он улыбнулся, обводя глазами столики и прикидывая, кому здесь он срочно нужен. Он знал, что в этот момент многие в "Руках лунного света" глядят на него с вожделением. Особенно нетерпеливой казалась блондинка в углу. Он снабжал ее постоянно, но она была такой здоровой, что дозы хватало ненадолго.

Индеец двинулся к ней, обходя столы.

Всего десять минут назад он загрузился двумя упаковками зелья. Пушер сказал, что это лучшая партия с тех пор, как Конные прочистили рынок.

– Только двигай быстрее, – сказал он. – У них нюх на это дело, и скоро они повиснут у тебя на хвосте.

– Я думал, ты возьмешь деньги вперед.

– Я тебе доверяю, – улыбнулся Пушер. – Должен же такой сукин сын, как я, кому-то доверять? Только повторяю – двигай это быстрее.

Индеец прикинул, что ему нужно сбыть сорок пять порций и еще пять останется для него. Эта афганская штука позволит ему летать часов восемь. Прошел уже почти месяц с тех пор, как он принимал наркотик последний раз, и сердце его билось учащенно.

Да, сегодня будет ночка. Только бы распродать товар.

– Дорогой, – прошептала блондинка, увидев его. – Как я рада!

Ее лицо дергалось, как у ожившего мертвеца.

– Должен разочаровать тебя, крошка. Я пустой.

Но это была только старая пушерская шутка, позволившая ему увидеть потухший взгляд блондинки и на миг особенно остро ощутить свою власть над этим жалким созданием. Потом он ухмыльнулся, открывая пластиковую капсулу за полусгнившими зубами.

– О-о, простите, леди. Оказывается, кое-что осталось. Когда будут деньги?

– Скоро, – блондинка облизала пересохшие губы. – Дай мне его, быстрее. Я вот-вот развалюсь на части.

– Одну или две, леди? Семьдесят пять за порцию. А-атличный товар!

Блондинка скривилась, но выбора у нее не было. Она дважды кивнула.

– У выхода в пять, – бросил он и пошел к выходу.

Тут они оба увидели чернокожего, входящего в бар.

Его могучие плечи занимали все место, предназначенное природой для шеи; грудь распирала голубую хлопчатобумажную майку. Штаны без ремня грозили вот-вот сползти к щиколоткам. На круглом лице выделялась тонкая полоска усов. Негр был просто увешан драгоценностями: в волосах на груди блестело несколько золотых цепочек, в ухе качалась серьга, наманикюренные пальцы усеивали кольца. Судя по его виду, вряд ли кто-то даже в этой части города мог покуситься на эти ценности.

Индеец уставился на него, открыв рот. Чернокожий, небрежно кивнув на заднюю дверь, повернулся и вышел; индеец, проскользнув между столов, скрылся в черном ходе.

Когда они исчезли, блондинка встала и быстро пошла к туалету. По пути какой-то тип лет пятидесяти, с прыщами по всему лицу, сунул ей руку между бедер. Отпихнув его, она вошла в женское отделение.

Там воняло мочой, и сразу в трех местах красовались лужи блевотины. В одной из них печально размокала противозачаточная таблетка. Единственное окно открывалось во двор, как будто запах помойки мог освежить здешний воздух.

Блондинка вошла в кабинку у окна и, став ногами на унитаз, выглянула наружу.

Она больше минуты смотрела, как говорят индеец с негром. Потом они передали что-то друг другу и быстро разошлись в противоположных направлениях.

Как только они скрылись, блондинка достала из кармана блокнот и ручку и начала что-то писать.

* * *

17.40

Откуда-то издалека донесся стук колес поезда. Другим звуком был гудок судна, выходящего в тумане из гавани. Туман накатывался с моря, скрывая реальный мир в своей серой пелене и искажая очертания и звуки. Погода приближалась к своей октябрьской норме.

Железнодорожная будка стояла в двадцати футах от Тихого океана и в нескольких тысячах ярдов от западного края Канадской Тихоокеанской железной дороги. На четырех тысячах миль рельсов будка была крошечной нервной клеткой в большой и сложной системе.

Мужчина, сидевший на подоконнике будки, закурил еще одну сигарету – экспортный класс, без фильтра. Он был, что называется, в теле – налитый пивом живот выдавался из-под пиджака, туго натягивая кожу ремня. Из кармана брюк торчала рукоятка "Смит-и-Вессона" 38-го калибра.

Он повернулся на звук открываемой двери.

Вошла та самая блондинка из бара.

– Думаю, я вышла на кого-то, – сказала она с торжеством.

– Да? – отозвался мужчина без всяких эмоций.

– Проблема только в том, что я могу засветиться.

Продолжая говорить, блондинка извлекла из кармана две желатиновые капсулы, взяла с полки конверт и вложила их туда. На конверте она надписала свою фамилию, дату и обозначение 56 С. В КККП. Каждому подозреваемому в делах с наркотиками присваивался свой номер, а буква С обозначала, что это третья доза, купленная ею у данного лица.

– Цена просто дикая, – блондинка протянула конверт мужчине и, сев возле обогревателя, начала что-то писать в большой тетради.

– Ты сказала, что вышла на кого-то, – напомнил толстяк так же спокойно.

– Я видела, как 56-й говорил с одним черным во дворе. Такой нувориш, если ты знаешь, что это такое. Весь в золоте и спеси на четверых. Похоже, он залетел с самого верха. Хорошо бы за ним проследить.

– Нет, – сказал толстяк. – Ты занята.

– Что значит "занята"? – блондинка нахмурилась.

Ее собеседник хмыкнул и зажег очередную сигарету. Его пальцы были оранжевыми от никотина.

– Что значит "занята"? – повторила женщина.

– Ты занята в отряде по поимке Охотника. Они ждут от тебя информации.

Женщина напряглась, чувствуя, как сердце ее забилось быстрее.

– Это должен был быть я, леди. Так и знайте, – он отвернулся к окну. – Напиши отчет о сегодняшнем, пока не ушла. Надо же и мне чем-то заниматься.

– Да, конечно, – медленно сказала женщина. Потом добавила, очень тихо. – А кому я должна подчиняться?

Капрал повернулся к ней, сардонически улыбаясь.

– Большие новости, Спэн. Наш чертов Шартран вернул на работу Роберта Деклерка.