Текст книги "Полуденные врата"

Автор книги: Майкл Скотт Роэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Мне вспомнились завернутые в свивальники мумии в могилах инков, и я содрогнулся.

– Они что, из Южной Америки? – прохрипел Дейв и поставил на стол своё пиво. – Что им надо здесь?

Катика серьезно посмотрела на него.

– А что всегда надо злым силам? Какой-то жадный негодяй напустил их сюда, чтобы они всех стращали для его выгоды. Очень они похожи на дупий, что водятся на Карибах, – о них тебе Стив может рассказать. Правда, те куда страшнее.

– Не вспоминай! – сказал я, чувствуя, как у меня зашевелились волосы на затылке. – Не здесь и не сейчас! Я думал, у вас тут следят, чтобы ничего подобного не было.

Она кивнула, криво усмехнувшись.

– Того, кто наслал сюда этих тварей, уже прихлопнули. И тварей в большинстве тоже повывели, но часть из них, как крысы, уцелела и до сих пор бесчинствует под малыми причалами. Только редко они выходят такими стаями, редко так нагличают, разве что их какая-то другая сила подзуживает? От них уберечься нетрудно. Я вот, например, даже сидя здесь, почуяла, что они разбушевались, и вышла вам навстречу. Мирко всем дал знать, что мешочники опять зашевелились, так что объявят на них охоту и живо повылавливают.

– Мешочник? Черт побери! Теперь я вспомнил: Джип стращал меня ими. Только он не объяснил, какие они, – видно, не хотел чересчур запугивать. Да и я тогда ещё был совсем новичок во всех ваших делах.

Украдкой я покосился на Дейва – тот запивал пивом вторую или третью порцию сливовицы.

– Слушай, Катика! Будь другом, мне надо встретиться с Джипом или с Молл. Мне они позарез нужны!

Катика покачала головой.

– Разве этих бродяг отыщешь? На одном месте им не сидится. Сейчас их тут нет, и в обозримом будущем они вряд ли появятся.

Сердце у меня упало. Если Катика говорит – «в обозримом будущем», она употребляет это выражение буквально. Значит, они могут не объявиться здесь ещё бог знает сколько времени.

Катика улыбнулась, прислонилась ко мне и ласково потрепала меня по ноге.

– Да не расстраивайся так, Стефан! Я распоряжусь, чтобы их искали. Конечно, это займет время. Но я всегда здесь, Стив. И я всегда тебе друг.

Она озабоченно взглянула на меня своими широко раскрытыми глазами. Её рука на моей ноге лежала легко и неподвижно – что-то обещая, но не возбуждая. А что если она сама – это загадочное создание – может мне помочь? Во всяком случае, дать совет или свести с кем-нибудь? Я посмотрел на Дейва, но у того мысли были уже, видимо, далеко отсюда. Шок и сливовица сделали свое дело – он потягивал пиво, глядя в пустоту, не обращая внимания ни на нас, ни на что другое.

– Понимаешь, – начал я, – дело вот в чем…

И я рассказал ей все, ничего не пропуская, кроме эпизода с Рангдой. У Катики, конечно, не было оснований ревновать, но мне показалось, что разумнее о Рангде не упоминать. И то, когда я рассказал, что спастись мне помогла какая-то девушка, в Катикиных глазах вспыхнула ехидная насмешка. Но она серьезно дослушала меня до конца, рассмеявшись, только когда я рассказывал про телеграмму, – наши современные средства связи всегда её почему-то смешили.

– Ну и что такое странное тебе пришло в голову?

Я нерешительно грыз ноготь.

– Да, странное… Понимаешь… Может, я просто сбрендил, но… раз перед нами какая-то необъяснимая преграда, то, может быть, повторяю – может быть… мы сумеем как-то её обойти? Раз преграда необычная, попробуем и мы преодолеть её необычным путем.

Катика кивнула, насторожившись, словно лисица.

– Ага! Через…

– Да, через Спираль! Отправим наш груз к востоку от заката. Выйдем за рамки обычного времени. Конечно, это трудно, наверное даже опасно, но вдруг нам именно так удастся доставить шлюзовые механизмы и компьютерное оборудование куда надо!

Я ещё не закончил, а Катика уже вытащила колоду карт, которые, видно, всегда носила при себе. На ощупь карты были такие же теплые и шелковистые, как её кожа. Она начала раскладывать их на столе. Три карты, которые я перевернул первыми, по-видимому, неприятно поразили её. Три картинки разных мастей, не было только пик. Катика снова перетасовала колоду и протянула мне. Я снял, как она велела, раз, другой и вздрогнул, когда Катика вдруг прижала карты к моим губам. Карты слегка попахивали ею. Я никогда не спрашивал Катику, откуда она родом, но догадывался, что оттуда, где моются редко, а мыло – роскошь. Когда-то я ухитрился всучить ей среди других подарков кусок дорогого туалетного мыла. Она приняла его благосклонно, но я подозреваю, что это сокровище ещё и сейчас собирает пыль в её спальне, в мансарде, ибо такой драгоценностью грешно пользоваться.

Теперь карты должен был раскладывать я – опять по три, и Катика снова нахмурилась, увидев короля треф и бубновую даму. Когда на стол легла вторая, я и сам на неё уставился, мне показалось, что лица на картинках вдруг изменились, словно по ним пробежала дрожь, они ожили, и взгляд их стал осмысленным. И взгляд этот мне не понравился. Казалось, их нарисованные глаза обвиняют, обличают. Они смотрели непримиримо, враждебно, неумолимо. Я вздрогнул, и, будто почуяв мое присутствие, эти глаза грозно уставились на меня.

Катика шлепнула по картам рукой.

– Попробуем ещё раз, – тихо сказала она.

Я снова стал сдавать карты, и первая же опять оказалась картинкой – валетом пик. Внутри у меня все похолодело. Когда-то я уже вытаскивал из Катикиной колоды валета – валета бубен – и увидел в нем страшного противника, с которым мне потом довелось столкнуться, что чуть не привело меня к гибели. Впрочем, этот валет был самым обычным веселым карточным валетом. Впрочем, обычным ли? Почему-то при взгляде на него приходила на память приоткрытая дверь или чуть отодвинутая занавеска, из-за которой виднеется чья-то нога; что-то в этом валете было затаенное, лукаво-зловещее. Так бывает с комнатой, под полом которой спрятан труп; пока вы этого не знаете – комната как комната, а когда узнаете про мертвеца, она сразу меняется, хотя ни одна пылинка не сдвинулась с места. Так было и с этой картой, но Катика наконец присоединила её к остальным и убрала колоду.

– Нет, Стефан, ты не рехнулся, – тихо проговорила она. – В этом твоём деле против тебя объединились могучие силы. Это верно.

Я со вздохом откинулся на спинку скамьи.

– Так я и знал! Но кто? Конкуренты? Правительства других стран?

Она удивленно склонила голову набок.

– Нет, не они, Стефан. Я не могу поручиться, но, по-моему, тут что-то другое. Это не твои земные враги, с ними ты давно повстречался бы, ведь ты же сам мастер задавать загадки и хитрить.

– Но тогда кто? Где? Откуда?

Её ответ встревожил меня ещё больше. Подняв глаза к теням на потолке, она медленно описала рукой в воздухе круги – один над нами, другой вокруг нас. Дейв, будто его толкнули, очнулся, тихо выругался и сел прямо. Я его понял. Казалось, этим жестом Катика вызвала к жизни целый невидимый мир и он надвигается на нас.

– Точно я сказать не могу, – начала Катика, – но сердце мне кое-что подсказывает. Может, против тебя ополчилось множество сил, а может – кто-то один. Но я чую, что твои враги там – за чертой, они прячутся в тени. Словом, эту стену, которую тебе надо пробивать, воздвигла Спираль.

– О господи!

Я откинулся на спинку скамьи, чувствуя, как тени обволакивают меня, но на этот раз не нашёл в них ничего умиротворяющего. Теперь я признался себе, что все время боялся чего-то подобного, но отгонял страхи, уговаривая себя, что это вздор. Ну какое дело силам, обитающим где-то за пределами пространства и времени, до моих ничтожных обыденных задач? Ни хорошего, ни плохого они желать мне не могут. А вот, оказывается, могут. Я схватил Катику за руку.

– И кто же это? Или что? И ответь, бога ради, зачем им мешать мне?

– Этого мне знать не дано. Одно скажу – чем дальше к востоку, тем сопротивление тебе сильнее; только мне туда взглядом никак не проникнуть. Не знаю, что или кто это. Может, и больше, чем кто-то один. Ты же вытягивал сразу по три картинки.

– Значит, надо тебя так понимать, – я щелкнул пальцами, – потому мне и удалось наладить пересылку грузов только до Бангкока, но не дальше? Потому что на Западе они мне препятствовать не могли?

– Может, и так, – кивнула Катика. – Только помни, Стефан, – они на многое способны.

Тут принесли еду. Дружелюбная жабья физиономия Мирко расплылась в улыбке над огромным, уставленным мисками подносом. Дейв слегка ожил, когда запах принесённого защекотал ему ноздри, и начал наваливать себе на тарелку рис и всяческие морепродукты.

– Стив, а ты разве ничего не хочешь? – опомнился он, набив себе рот. – Фантастически вкусно!

– Нет, Дейв, – мягко ответил я, видя, чем он наполнил свою тарелку. Сам я взял себе маленькую шпажку с husarjenspijtz [12]12
  Гуляш (голл. ).


[Закрыть] и огненное от перца овощное рагу. – Ешь, ешь!

Дейв не раз издевался надо мной за то, что я не ем устриц, так пусть теперь полакомится морскими огурцами. Почему-то у меня не хватило духу предостеречь его.

Во всяком случае, мне было о чём поразмыслить после того, как пожар, вспыхнувший у меня в желудке от первой же порции наперчённых овощей, немного затих.

– Выходит, – горько заметил я Катике, – зря я надумал прибегнуть к здешним силам, чтобы переправить свой груз. Здесь меня тоже ждет провал.

– Ты так думаешь? – подняла она брови.

– Ну а как же? Если все беды идут от Спирали, переправлять с её помощью контейнер – это значит соваться врагу прямо в пасть. Иначе говоря, до встречи с тобой мне казалось, что моя идея прямо блеск! Но можно ведь придумать и что-нибудь другое. Например, мы можем за свой счет зафрахтовать обычное торговое судно и отправить контейнер на Бали. Это, конечно, будет накладно, просто разорительно, но можно воспользоваться перевозчиком из какой-нибудь страны третьего мира, их правительство придёт в восторг. Можно даже отправлять груз частями на самолетах, хотя это обойдется ещё дороже.

– Ты что, всё-таки собираешься отправлять груз по Втулке – ну, по этой вашей Сердцевине? – Катика мрачно покачала головой. – Нет, если хочешь, чтобы твой корабль или са-мо-лёт, – она старательно выговорила необычное для неё слово по слогам, – уцелели и чтобы на твоей совести не было погибших моряков, то даже и не думай об этом! В открытом море с одиноким кораблем мало ли что может случиться, не говоря уж о машине, которая летает по воздуху.

– Ничего не случится, если не будут знать, что везут. А мы наш груз замаскируем, запутаем следы, как это умеют военные. Я сам буду сопровождать и никакой промашки не допущу.

– Нет! Никогда! – Катика в ужасе так затрясла головой, что русые волосы взметнулись. – Нет, нет, нет! Этого делать нельзя! Никак нельзя! Только не по Втулке! И не смей в одиночку! – Она впилась в меня встревоженными серыми глазами. – Да, ты стал старше, повзрослел, но всё равно внутри ещё такой пустой, что потусторонним силам ничего не стоит с тобой расправиться. И тебе нечем от них защититься, у тебя нет нужных знаний, нет приёмов. Пока ещё нет. Они ведь показали уже, что могут напасть на тебя и на Втулке, и на её отрогах. Если они забираются так далеко, твой груз они всяко отыщут, маскируй его не маскируй. – Она поколебалась. – Как бы это сказать… если ты сам поедешь с грузом, ты только будешь для них мишенью.

Я расстроился.

– То есть как было с волками? Господи! Я думал, такие страсти не повторяются.

– Такие открытые, такие наглые – да, это редкость! Скорей всего, на тебя поведут атаку исподтишка, в каком-нибудь захолустье на отрогах Втулки, и, конечно, ночью. Но нападут обязательно, и тогда будет ужас что! – Она задумалась, уставившись в огонь очага, как будто там, в пламени, таились воспоминания о древних злых силах. – Нет, на Втулке ты ни в море, ни в воздухе не спасёшься от них. Здесь, на Спирали, конечно, они ещё сильней, но здесь такой простор, что им будет трудней искать добычу и энергии они затратят больше. Твой груз придётся охранять на каждом шагу – но к этому тебе не привыкать. А самое главное – здесь, на Спирали, у тебя найдутся и союзники, если только сумеешь их отыскать. Тебе понадобятся их помощь и советы – помощь тех, кто обладает умением и знанием.

– Разве я уже не встретил такого помощника? – посмотрел я на неё.

Катика улыбалась всегда, но смеялась редко. И сейчас её смех показался мне нервным, будто я бросил ей вызов.

– Нет, в этом я тебе не помощник. Да, я кое-что умею, но это касается других вещей. Про Восток я ничего не знаю. Тут нужен кто-то помудрей меня.

Я вспомнил о старике, которого откопал в свое время Джип.

– А как насчет Ле Стрижа?

– Нет! – Она обхватила себя руками и сердито передернулась.

– Я знаю, он старый негодяй, даже убийца, – сказал я, – и от него пованивает, да что я говорю – он просто смердит. Но на всякие фокусы он мастер!

– Нет! Я тебе сто раз говорила, что это страшный тип, а ты никак не возьмешь это в толк! Но его всё равно сейчас здесь нет. А если б и был, он не стал бы тебе помогать.

– Но я мог бы ему хорошо заплатить.

– Это я знаю. Но какой монетой? Придётся платить тем, чего тебе лишиться никак нельзя! Он помогал тебе раньше только потому, что был должником Джипа. Да ещё он боялся за свои владения. А тебе он ничего не должен, скорей наоборот! Во всяком случае он так посчитает. А твой долг он может востребовать сразу. Ты к этому готов?

Я подумал с минуту, а потом отхлебнул сливового бренди.

– Вот так-то, – проворчала Катика, и её акцент почему-то стал гораздо заметней. – Словом, выбрось этого мерзкого старика из головы, а то он тебе на шею сядет. Да и насчёт Востока он не силён. А тебе нужен тот, кто в восточных делах хорошо разбирается. Только таких знатоков здесь, на Западе, мало. – Она поразмышляла ещё. – Есть, правда, один, с кем можно посоветоваться. Несколько месяцев назад он сошел с судёнышка, приплывшего с Пряных островов. Он держится особняком, ничьих советов не ищет, но вроде бы довольно дружелюбный, да и Всеведающие о нем хорошего мнения. – Она усмехнулась. – Может, потому, что он не такой могущественный, как Ле Стриж. Но зато и не такой опасный.

– Ну так ты сведёшь меня к нему?

Она снова вздрогнула, обхватила себя обеими руками.

– Даже к самым слабосильным из них являться – дело опасное, тревожить зверя в его логове. Но… – и Катика закрыла глаза, будто борясь сама с собой, – но ради тебя, Стефан, я пойду на риск. Когда вы поедите, мы поедем на твоём автомобиле искать его.

Когда мы выходили из таверны, Дейв задержался на верхней ступеньке, воинственно оглядывая пустую улицу, и только после этого быстро скользнул в машину. Я с некоторой грустью оглядел помятое крыло и облупившуюся краску, гадая, что ещё могло пострадать. Но тут же решил, что, судя по всему, мне придётся отлучиться недели на две, а за это время все поломки исправят. Дверь таверны скрипнула, и к нам медленно спустилась Катика. На ней был поношенный плащ и берет. В этом одеянии она со своей физиономией лисички напоминала особ, которые в фильмах сороковых годов прогуливались под фонарями. Она тоже боязливо огляделась.

– Прохладно, – проговорила она, хотя, по-моему, вечер был весьма теплый. – Нельзя поднять верх?

Когда верх был поднят, я развернул машину, следуя её указаниям. Сидящий сзади Дейв вскрикнул с радостным изумлением, когда по её наводке мы снова оказались на Дунайской улице и устремились к району, где реставрировали старый порт.

– Это далеко? – спросил я.

– Для меня – очень, – только и сказала Катика тонким напряжённым голосом.

Я вгляделся в неё. Она сжалась на сиденье, а её лицо в желтом свете мелькавших мимо фонарей казалось бледным и кожа напоминала туго натянутый пергамент.

– Тебе нехорошо? – спросил я, вспомнив, с каким сомнением относился Джип к езде на машине. – Может, ехать помедленней?

– Чем скорей, тем лучше. Просто я не часто выхожу. Почти не вылезаю из таверны. – Её голос упал до монотонного шепота, и она безразлично смотрела на проносившиеся мимо вульгарные лавчонки и бистро, будто пытаясь представить себе, как они выглядели когда-то в их прежнем существовании. Она ничего не говорила по этому поводу, иногда только коротко указывала, куда ехать, а я вместе с ней ощущал тягостный гнёт времени. Казалось, Катика всё такая же, но её как будто окутали пыльной паутиной все прожитые ею годы. Сперва я решил, что это шок от встречи с иной культурой – шок от перемен, какие произошли с тех пор, как она бродила здесь в последний раз, бог знает когда это было. И меня, окажись я на её месте, такие перемены повергли бы в шок и уныние. Но когда она пробормотала, куда повернуть, так неразборчиво, что я проскочил поворот и, миновав целый квартал, вынужден был вернуться, я заподозрил, что с Катикой творится неладное. В конце концов мы выехали на улицу, затенённую высокой мрачной стеной. В едком сумраке, точно красные мазки, мигали тусклые огни уличных фонарей. Катика, едва увидев эту стену, вся сжалась в комок и не желала ни поднимать глаза, ни даже отвечать на самые пустячные вопросы.

– Знаешь, что за этой стеной? – вылез с разъяснениями Дейв. – Сейчас здесь музей, а когда-то – три сотни лет назад – тут была тюрьма. – Он усмехнулся: – А во дворе вздергивали на виселицу ведьм.

Катика неожиданно энергично выпрямилась.

– Да, а немного дальше – в квартале отсюда – торговали черными рабами! – выкрикнула она прямо в лицо Дейву. Я дернулся, но Дейв был сам виноват, правда относительно ведьм он был особенно чувствителен, ведь общество, в котором он рос, долгие века занималось охотой на ведьм. Надо отдать ему должное, он никак не отозвался на Катикин выкрик, только уселся поглубже.

Вероятно, он, как и я, был удивлён, обнаружив, что, следуя Катикиным указаниям, мы подъезжаем к центральному железнодорожному вокзалу. В шестидесятые годы все старые здания здесь были снесены, а на их месте выросли новые железобетонные громады, так что всё кругом было в неприглядных выбоинах. Я представить себе не мог, чтобы где-то здесь оказалось логово восточного мудреца. Ещё больше я удивился, когда краткие Катикины указания вывели нас на улицы, тянущиеся вдоль сортировочных станций.

Больше половины здешних строений, относящихся ещё к эдвардианской эпохе, были совершенно заброшены. Мы ехали мимо пустующих паровозных депо – круглых крепостей из грязного желтого кирпича, на стенах которых до сих пор красовались яркие плакаты и разноцветные граффити, как на стенах нью-йоркского метро. Я вспомнил, откуда здесь реклама – когда-то в этом здании ненадолго устроили театр, потом этнический культурный центр. Потом директора растратили полученные ими гранты. После этого никто не решался вернуть к жизни старые здания сортировочной станции. Все они пришли в запустение, ожидая, когда отыщется какой-нибудь отчаянный подрядчик, чтобы модернизировать их.

Мне так и чудилось, что где-то здесь ютится Ле Стриж, и я понимал, что скорей всего как раз тут мы и будем искать того, кто нам нужен.

Но Катика велела ехать дальше по широкой улице в самый конец сортировочных станций. Дорогу тускло освещали редкие уличные фонари, по одной её стороне стояли административные здания из стекла и бетона, по другой тянулась бесконечная металлическая сетка, у подножия которой росла трава, а поверху была пущена колючая проволока. За нею виднелись железнодорожные пути, ржавевшие без употребления. Катика, очевидно, хорошо изучила эту проволочную изгородь, потому что вдруг махнула рукой, чтобы мы остановились.

– Приехали! – сказала она и на миг закрыла глаза.

Я выключил мотор и огляделся. Железнодорожные пути, здания контор и больше ничего. Однако, когда мы вылезли из машины, Катика направилась к дыре в проволочной изгороди, грубо замотанной более частой, сильно заржавевшей проволокой. Катика довольно неуверенно дотронулась до нее, и сетка откинулась назад. Подняв брови, я посмотрел на Дейва. Он на меня.

– Владения железной дороги, – сказал Дейв. – Когда я был мальчишкой, мне запрещали играть на путях. Я и сейчас не уверен, что так уж хочу туда. Если ты не возражаешь, я предпочел бы подождать вас в машине и заняться самоусовершенствованием.

Катика кивнула.

– Так, пожалуй, будет лучше, – равнодушно проговорила она.

Но Дейву, как всегда, требовалось оставить последнее слово за собой.

– В конце концов, – добавил он, снова усаживаясь в машину, – надо же будет кому-то платить за вас выкуп! Или опознать трупы. Ну, желаю повеселиться!

Осторожно, стараясь не зацепиться за торчащие концы проволоки, мы пролезли в дыру. За забором видно было ещё хуже, чем на дороге, – какие-то жалкие проблески света. Выделялись только развалины старого кирпичного виадука, к нему вело целое сплетение давно заброшенных железнодорожных веток. Теперь, когда виадуком никто не пользовался, фермы моста убрали, остались только две наклонные опоры, они одиноко возвышались в конце железнодорожного парка, среди деревьев и сорняков. Ржавые обломки рельсов и ферм моста заплел вьюнок, они заросли шиповником, крапивой и щавелем и напоминали колонны какого-то древнего храма, руины, скрытые в джунглях. Виднеющиеся за ними уцелевшие кирпичные опоры смотрели друг на друга, будто разрушенные ворота – таинственный проход в загадочное царство зелени.

Переступая через рельсы, мы с осторожностью направились к этим воротам. Мне в детстве тоже запрещали играть на путях, но раз или два, подначиваемый другими, я рискнул ослушаться. Я помнил, как скрипел под ногами гравий, какими дряхлыми и полуразвалившимися казались стоявшие на сортировочной старые вагоны, какими ржавыми были рельсы и стыковые накладки; блестели только стрелки. Помню также, как я прыгал и скакал по ним, воображая, что при внезапном переводе стрелки моя нога застрянет и я услышу тихий рокот, металл подо мной задрожит, потом загудит земля и все заполнит оглушительный грохот. Я и сейчас почувствовал, как пот защекотал мне шею под воротником, хотя и понимал, что здешние стрелки уже никогда не сдвинутся с места, разве что их своруют и продадут скупщикам металла. Да и боялся я сейчас не ревущего, надвигающегося поезда, а чего-то непонятного, ужасного и бесформенного, что таилось где-то рядом. Я был достаточно знаком с этим миром, чтобы знать – Катика не преувеличивает: того, к кому мы идем, действительно рискованно тревожить в его логове; только знать бы кого?

Для этого таинственного существа годилось лишь одно определение, но я тщательно его избегал. Ещё несколько дней назад, забыв среди обычных забот все страхи, с которыми я здесь столкнулся, я бы посмеялся над этим определением. Но сейчас оно ничуть не казалось странным. Оно было таким же темным, твёрдым и опасным, как здешние рельсы.

Колдун.

Когда мы миновали последний железнодорожный путь, Катика негромко прокричала что-то, и мы стали ждать. Никто не откликнулся. Она поколебалась, хлопнула в ладоши и пошла дальше. Дойдя до зеленых зарослей, мы ещё раз крикнули, уже вдвоем, но опять никто не отозвался, только где-то далеко, в той части сортировочной, которой ещё пользовались, раздался стук колес идущего поезда.

Тут довольно скверно пахло, но мы смело прокладывали дорогу через заросли, раскидывая мусор. Заросли, как и казалось издали, были едва проходимы. Шиповник и утёсник цеплялись за мои джинсы, с листьев на голые ноги Катики капало. Две уцелевшие половины арки выросли перед нами, и, покричав ещё раз, мы прошли между ними.

И тотчас врезались в стену тумана.

Но где-то рядом кто-то выкрикнул всего одно непонятное слово:

– Ayang!

Мы с Катикой вздрогнули и чуть не потеряли друг друга. Я в ужасе стал тыкать рукой в воздух.

– Катика!

Её худая рука сжала мою.

– Тихо!

Туман рассеялся, и я увидел её серые глаза – опять живые и веселые, словно с них смыли усталость.

– Вот этот туман и преследовал тебя на Востоке?

– Похоже! Но что…

В тумане взвилась узкая яркая полоска, и у самого моего уха, прежде чем я успел двинуться с места, что-то пропело – я даже не понял что. Прорезав туман, полоска с громким стальным звуком стукнулась о камень и задрожала. Стрела! Длинная стрела, унизанная яркими перьями.

– Назад! – крикнул я и дернул Катику за руку. Но куда назад? В тумане пропело ещё несколько стрел, но уже не так близко. Туман продолжал клубиться вокруг нас, лишь изредка позволяя увидеть серые камни и клочки серого неба и тут же скрывая их, так что сориентироваться нам никак не удавалось. Свет был ровный, понять по нему, где мы, было совершенно невозможно. Бриз куда-то исчез. Вообще, куда делся мягкий теплый вечер? На нас навалилась жара и влажная духота. В Бангкоке я не замечал этих контрастов, а здесь они поражали. И вдруг камни подо мной дрогнули, словно рядом уронили что-то тяжелое, мешок с картошкой например, или грузно ступила чья-то чудовищная, массивная нога. Голова у меня закружилась от злости и страха, и я уже дернулся бежать, но Катика удержала меня.

– Не смей! – тихо скомандовала она. – Мы пока не поднялись и на три ступени, путь к отступлению открыт. Но если мы сдвинемся с этого места, опять мы его вовек не найдем.

– Но если мы не будем двигаться, то… Меня уже чуть не подстрелили.

Я всячески старался внушить себе, что мне страшно нужен мой меч, очень нужен, прямо сейчас.

Но ничего не случилось.

Только опять запели стрелы. Казалось, их пучками выпускают просто наобум. Но вот ещё одна пролетела в неприятной близости. Камни у меня под ногами дрожали. Я нагнулся и выбрал один побольше, примерно с кулак. Подняв его, я с удивлением обнаружил, что это фрагмент какого-то барельефа и на нем изображена издевательски ощеренная физиономия. Неважно! Это может послужить неплохим оружием против местных шутников. И тут почва опять сотряслась – раз, другой… Господи! Чья же это такая мощная поступь?

В облаках тумана возникла громадная сутулая фигура, вся в блестящей металлической чешуе, украшенной цветными ленточками, которые, как фантастические знамена, развевались в такт тяжкой, мерной поступи. Увидев эту фигуру, Катика поднесла ко рту сжатый кулак, но тут же широко раскинула руки и громко закричала. Она выкрикивала какие-то слова, но не на своем непонятном славянском языке, а на другом, похожем на звучный итальянский или на латынь. Туман вдруг резко раздвинулся, будто его размешала чья-то огромная рука, на мгновение стали видны каменные плиты – потрескавшиеся и зеленые от мха, серая стена, покрытая сложными рисунками, а дальше густая, переплетенная листва. И тут же туман снова накрыл нас, как волна прибоя.

Однако сквозь него к нам что-то прорвалось. Не стрелы на этот раз, а две руки. Правда, назвать их руками было трудновато – каждая пятерня казалась вдвое больше ладони обычного человека. Тяжелые, поросшие волосами, сквозь которые просвечивала розовая кожа. Костяшки пальцев как бильярдные шары. Руки больно стиснули нас. Не успели мы и пискнуть, как нас схватили за плечи и, несмотря на наше отчаянное брыканье, подняли высоко в туман.

А потом бросили. Я частично приземлился на Катику, что, во всяком случае для меня, было неплохо, а частично…

Туман над нашими головами вспыхнул и стал розовым, что-то лопнуло, как будто раздался приглушенный взрыв. Туман совсем рассеялся, и перед моими глазами поплыла темнота. Я стал ощупывать землю под ногами – сыро, трава, никаких камней. Я поднял глаза – за покачивающимися кустами темнели рельсы, а по обе стороны от меня красовались два башмака необъятных размеров. Надо мной же, заслоняя небо и желтый свет натриевых фонарей, нависла удивительная фигура – грузная, квадратная и сутулая. Великан, вытянув над нами руки, прикрывал нас с Катикой. Мощные пятерни были те самые, что схватили и подняли нас, но только теперь над ними виднелись рукава – великан был одет в какую-то шинель. В каждой руке он держал по длинному прямому пруту, а на концах этих прутьев плясали бледные розоватые огоньки, но, пока я смотрел на них, они угасли.

С минуту все было тихо, потом, глухо закряхтев, великан снял с покатых плеч большой длинный посох, который нес как коромысло.

– Dood ok ondergang! [13]13
  «Смерть и погибель!» (голл. ), или «Гром и молния!», или просто «Проклятие!»


[Закрыть] – прорычал он низким басом. – Теперь эти твари попрыгают! Ишь чего вздумали – выкидывать номера прямо на ступенях моего дома!

Ещё раз утробно крякнув, он опустил плечи и дал посоху соскользнуть на землю. Раздался глухой удар, будто посох был из свинца. Великан обхватил нас, чтобы помочь подняться; руки определенно были те же самые, что вытащили нас из тумана, но так же определенно тогда они были голыми, хотя времени одеться у великана явно не имелось.

– А! – загремел его голос. – Да это крошка Кэт! Как это тебя занесло так далеко от твоей таверны? – Толстый палец, величиной со средних размеров банан, игриво ткнул Катику под ребра. – А это что такое?

Этим «что» был я.

– Хороший человек, – чуть дрожащим голосом объяснила Катика. – Мой друг. Ему нужен твой совет. Я за него ручаюсь.

– Человек? А я подумал – сушилка для белья. – Толстый палец подхватил мой галстук, им полюбовались, а потом галстук был закручен, как спагетти. – Такую пестроту я видел только раз, когда опрокинулась телега с канталупами. [14]14
  Канталупа – мускусная дыня.


[Закрыть]

– Он разрисован вручную, – несколько напряженно проговорил я, снова расправляя галстук на груди. Я очень им гордился. – Самим Говардом Ходжкином. [15]15
  Известный современный художник-модернист.


[Закрыть]

– Ты уверен, что он разрисован руками? Мне, черт побери, кажется, что этот Ходжкин пустил в ход другую часть тела! Ну да ладно, плевать! Пошли!

Когда я стряхнул с себя пыль и выпрямился, я был поражен, обнаружив, что великан вовсе не великан. Если бы он расправил плечи, то всё равно оказался бы чуть ниже меня, но он так сутулился, что едва доходил мне до плеча, и двигался тяжело, как старик. Опираясь на свой посох, он провел нас через проход, образовавшийся из развалин виадука, и мы очутились в маленькой рощице. Наш хозяин приподнимал посохом тяжелые ветви на нашем пути, а мы, пригибаясь, продирались сквозь заросли и наконец оказались в месте, укрытом от посторонних взоров. Похоже, хозяин следил за порядком – здесь земля была кое-где возделана, на ней рядами росло что-то, и на табличках указывалось, что именно, а под деревьями над пятачком земли сплетали ветви шиповник и другие кусты, образуя надежную крышу. Под ней стояли полуразвалившиеся сиденья и диваны из старых железнодорожных вагонов, служившие, по всей видимости, стульями и кроватями, а посреди поляны, среди почерневших камней, пылал небольшой костер, тут же были сложены поленья и хворост. Все выглядело очень аккуратно и ничуть не напоминало обиталище бродяги.

В свете костра я смог лучше рассмотреть нашего хозяина, пыхтя выбиравшегося из зарослей. Кого я ожидал увидеть? Какого-нибудь усохшего древнего сэнсэя? Гуру без единой морщинки на гладком лице? Востроглазого мандарина? Или монаха из Шангри-Ла? Никого из них наш хозяин даже близко не напоминал. Трудно было сказать, сколько ему лет, но во всяком случае даже в молодости красотой он вряд ли отличался, а сейчас выглядел этаким застарелым бедолагой. Раскачивающаяся походка напоминала поступь бывалого моряка, а может, он ходил так, потому что у него были кривые ноги и сутулая спина. Он не рядился ни в шафранного цвета халат, ни в пестрый камзол. Одет он был скорее так, как одевались старые моряки, – промасленный свитер с выцветшими полосами, холщовые штаны, побелевшие от соли, и что-то вроде длинного бушлата. На голове его красовалась остроконечная синяя брезентовая шапка; словом, его можно было принять за матроса, ставшего бродягой, только выглядел он аккуратней. И чем-то напоминал Ле Стрижа, хотя в то же время был совсем другим.