Текст книги "Облачные замки"

Автор книги: Майкл Скотт Роэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Затем я пошел на него, копируя его стиль, и применил набор своих лучших ударов, не ослабляя ни на секунду оборону и постоянно изменяя частоту ударов, чтобы их нельзя было предугадать. Одним из них я задел его ухо, другим чуть не снес его чертовы усы. Его лицо постепенно делалось багровым, но он цепко оборонялся, а затем стал теснить меня. Все это время лейтенант носился вокруг, пританцовывая, как ребенок, которому тоже хочется принять участие в игре, – дурной ребенок, ибо, судя по тому, как он поднимал саблю, его не просто разбирал энтузиазм – он только ждал подходящего момента, чтобы хорошенько полоснуть меня. Как только такая возможность представилась, он кинулся, готовый нанести удар мне в спину. Но я не зевал; резко развернувшись, я сделал выпад и вонзил меч точно ему в бедро. Он закричал, пошатнулся и упал. Драговик перескочил через него, издав звук, похожий на удивленное хрюканье, и снова кинулся на меня. Это был настоящий фехтовальщик, а не просто школьный забияка-переросток, и я начал уставать. Удар, ложный выпад, выпад сменяли друг друга с молниеносной быстротой и не позволяли мне сдвинуться с места, потому что это было бы слишком рискованно. Вот и лейтенант начал шевелиться у наших ног. И тут я поскользнулся в луже его крови, потерял равновесие, а вместе с тем и инициативу. В отчаянии я попытался исполнить еще один траверс, но с позором его провалил..

– Halt! [87]87
  Стойте! (нем. )


[Закрыть]

Крик потряс воздух, крик высокий и чистый. Капитан стоял как громом пораженный, а его коварный удар так и повис в воздухе Я похолодел, а затем поскользнулся до конца и упал на колено, причем всю тяжесть тела приняла на себя рука, державшая меч. Капитанские усы встали дыбом, его сабля закачалась И вновь раздался крик, теперь сопровождаемый топотом ног по коридору.

– Halt, sagte ich! Kem Schlag mehr! Versteh'n, Hauptmann? [88]88
  Стойте, я сказала! Хватит драк! Понятно, капитан? (нем. )


[Закрыть]

Капитан стиснул зубы и глубоко вздохнул. Его сабля безвольно опустилась, а шпоры звякнули. Он посмотрел в сторону коридора; на лице у него были написаны с трудом скрываемое разочарование и с неменьшим трудом сдерживаемое негодование. А о том, какие чувства передавало в этот миг мое собственное лицо, мне и думать не хотелось. Последний удар, если бы он достиг цели, не мог не быть действительно последним. Но главным, что я сейчас ощущал, была неимоверная слабость, причиненная моментом узнавания.

Мягкая светло-серая форма, которую я уже видел раньше. Она казалась весьма скромной по сравнению с яркими мундирами часовых или угольно-черным цветом формы городской стражи. Но даже в тени коридора знаки различия на ней ярко пылали золотом, особенно выделяясь на груди, потому что – и здесь ошибки быть не могло – это была женщина. Высокая, стройная, темноволосая, она возникла в дверном проеме, одним пронзительным взглядом охватив все происходящее Так продолжалось лишь мгновение; она увидела меня, и лицо ее стало непроницаемым. Но я уже оправился от своей порции шока и заговорил первым.

– Что ж, привет, – глуповато произнес я, пялясь на свои ноги – Вот это форма. Она вам идет куда больше, нежели обмундирование взломщицы, Мисс Тысяча Семьсот Двадцать Шесть.

Тут мне пришлось отскочить в сторону, ибо капитан поднял саблю снова, готовясь нанести предательский удар. И он бы, конечно, попал, если бы не еще один шок – путь ему преградил ее клинок. Молл, наверное, смогла бы придумать что-нибудь и похлеще, но вряд ли в этой ситуации было много вариантов. Сабля капитана отлетела в сторону; он схватился за запястье и разразился потоком брани.

– Вы что, не видите? – заорал он. – Это же он, вор! Его поймали, когда он снова пытался проникнуть к нам, и кто знает, что у него на уме на сей раз. Он вас оскорбляет, а вы…

Она даже не посмотрела в мою сторону. Одного ее взгляда хватило, чтобы весь его пыл моментально угас.

– Не забывайтесь! – отрезала она. – У вас будут серьезные неприятности! Вам еще повезло, что я случайно ушла пораньше с Тайного совета, а то неприятности были бы еще серьезнее! Разве вам не оставили достаточно четких указаний? Дело касается только Rittersaal [89]89
  Круга рыцарей, букв «рыцарского зала» (нем. ).


[Закрыть], а городской страже вмешиваться в это не дозволено. Вы не имеете права заниматься делами такой важности исключительно из желания удовлетворить личные амбиции! Я сама позабочусь о пленном.

Его лицо из багрового стало мертвенно-бледным.

– У вас нет полномочий. Вы совсем недавно приняли дела и не можете решать. Я позову стражников!

Она уверенно смотрела ему в глаза.

– Извольте, но это значит изобличить себя. Я та, кто я есть, и перед вами я ответ держать не должна .

– Но вы поворачиваетесь спиной к вооруженному и опасному негодяю! – выпалил он.

– Опасному?

Она смерила меня взглядом. В ее лице не было не только и тени прежней озлобленности, но и даже намека на узнавание. Все, что она сказала, причем очень спокойно, было:

– Бросьте меч.

– Да выслушайте меня, в конце концов! – запротестовал я, хотя был совершенно ошарашен. – Я пришел сюда сам и не таясь, чтобы меня выслушали . Я знаю, где копье, с радостью помогу вам найти его, но только дайте мне все объяснить! – И тут я уже не мог больше сдерживаться. – Но что, черт возьми, ты-то здесь делаешь?

Она посмотрела на меня с холодным сознанием собственной власти. И только тогда я понял, как сильно изменилось ее лицо. Казалось, что передо мной удачная фотография или идеально отретушированный портрет. Как будто то, что я видел прежде, на самом деле было лишь маской. Морщины, следы дурного нрава и жажды мести, разгладились, как будто их никогда и не было на этом лице, и только благодаря одному этому она помолодела лет на десять. Но было и еще кое-что. Черты лица стали правильнее, и то, что представлялось грубо-простоватым, смягчилось и перестало быть таким резким. Волосы не очень-то изменились – они были все такие же короткие и слегка спутанные; но они перестали агрессивно торчать в разные стороны. Нос остался таким же крупным, но щеки стали круглее, и сейчас нос куда лучше подходил к ее лицу. Высокие скулы теперь составляли вместе с челюстью, которая лишь слегка выделялась, более изящную линию, а губы стали полнее, хоть линия рта осталась такой же твердой. Сильный подбородок не изменился, но и он теперь неплохо подходил к этому лицу. Морщина между бровями исчезла, как и хмурое выражение, и синяки под глазами. Я впервые заметил, что глаза ее яркого серо-голубого цвета. И даже голос ее стал мягче.

Чем больше я присматривался, тем труднее было поверить, что это тот же самый человек, а не его близнец или клон; и все же у меня не возникло и тени сомнения по поводу того, кто это.

– Кем бы я ни была когда-то в другом месте, здесь и сейчас я – рыцарь Санграаля. Вас выслушают, если вы больше не станете применять насилие. Но сперва вам следовало бы продемонстрировать свои добрые намерения, или, что, пустить вам немного крови, чтобы все-таки забрать ваш меч? Поверьте, уж такое мне по силам.

Я не стал возражать. Я и прежде справлялся с ней, причем без оружия. Но я устал, недоверие причиняло почти физическую боль.

– В последний раз, когда мы виделись, ты была абсолютно не в себе и пыталась ни за что ни про что прикончить меня. Какие у меня есть гарантии, что ты не попытаешься сделать это и сейчас?

Она слегка напряглась, а затем, к моему удивлению, чуть не улыбнулась.

– Посмотри на меня! – только и сказала она.

– Я смотрю! Но вот что с тобой случилось, скажи на милость?

– Посмотри на меня! – повторила она, на этот раз настойчивей.

Я присмотрелся. Дело было не в том, что осталось от нее прежней, полной напора и напряженности, – но в том, что в ее облике исчезло. Неуравновешенность, параноидальная ненависть – все это ушло, не оставив никаких следов. Как будто грязные окна внезапно вымыли, чтобы впустить яркий дневной свет. Как будто день всегда там был, но его скрывал грязный налет мира, разочарование и отчаяние. От этой мысли мне стало не по себе. Как же в таком случае выглядит мое собственное окно? Какие следы мир оставил на моем лице?

Поддаваясь порыву, я по всем правилам, эфесом вперед, подал ей меч. Она протянула руку, но меч не взяла; она лишь в изумлении смотрела на него, как, впрочем, и все прочие.

– Вы видите, meine Ritterin? [90]90
  Госпожа рыцарь (нем. )


[Закрыть] – прошипел капитан. – Нет, вы видите?

Она видела; и я теперь увидел тоже. Меч, который я протянул ей, был точь-в-точь такой же, как ее собственный. Она ничего не спрашивала; она просто смотрела.

– Вы видели его у меня в квартире, – произнес я. – Я его не крал – я добыл его в честном бою у того, кто не смог его достойно защитить. Все, что мне могли по поводу него сказать, – это что он, очевидно, баварского производства.

– Так оно и есть, – мрачно подтвердила она, взяв наконец его в руки и внимательно рассматривая. – Но это не обычное изделие. Этот клинок, судя по его форме и мощи, мог быть выкован только здесь. Это меч воина Грааля, рыцаря, причем очень древний. – Она подняла его к свету, присматриваясь к кружевной гравировке клинка. – Его выковали, должно быть, во времена Фридриха Барбароссы или около того. Несколько таких мечей затерялось в веках – но не много. Они обычно сами находят дорогу домой. – Она вдруг бросила на меня раздраженный взгляд: – А копье? Ты говоришь, что знаешь, где оно? Потому что и взял его именно ты? – Тень прежней злости мелькнула на ее лице. – Зачем? И уж коль скоро мы об этом заговорили, то каким образом?

– Зачем? А затем, что меня облапошила старая каналья по имени Ле Стриж. Он однажды помог мне, как раз тогда мне в руки и попал меч. И записал это мне на счет, хоть я и не знал об этом…

– Капитан! – резко проговорила она и посмотрела сверху вниз на изменившегося в лице Драговика. – Вы отведете лейтенанта туда, где ему окажут медицинскую помощь. А потом вернетесь на свой пост, где и будете дожидаться дальнейших распоряжений!

Фон Альберсвег поник головой. Драговик щелкнул шпорами, на сей раз как-то невыразительно, и проследил глазами за тем, как она убрала свой меч в ножны. Она молча указала мне на коридор. Свежий воздух никогда не казался таким манящим, как теперь, когда мы вышли из сторожевой башни. Я обрадовался, когда она подвела меня к скамейке возле ствола огромной старой липы. Я сел, повинуясь ей, но она осталась стоять, поставив одну ногу на скамью и опершись локтем о колено. Мой меч она держала без напряжения, но наизготове.

– Что ж, – мрачно произнесла она, – считайте, что на этот раз вас соблаговолили выслушать. И уж постарайтесь произвести должное впечатление!

Стараясь был предельно кратким, я поведал ей свою историю. Я ожидал вопросов, но не такого дотошного нескончаемого допроса, какой она учиняла мне по поводу каждой детали; в этой науке она явно преуспела. Но за этим стояло нечто большее, некая особенная прозорливость; все детали, о которых она переспрашивала, были существенными, важными, как будто из моего сбивчивого рассказа она моментально смогла восстановить целостную картину. Когда мне было позволено закончить, она снова подняла мой клинок и оценивающе на него посмотрела:

– А меч – вы ведь, кажется, сказали, что у кого-то его забрали?

– Да, много лет назад. Забрал у пирата, волка, старшего помощника на «Сарацине». Где он достал его, я не знаю. Когда я мог бы спросить, его уже не было поблизости.

– У волка? – Она подняла брови. – Это, наверное, было не так-то просто.

– Так вы с ними, значит, сталкивались?

– О да. – Ее лицо стало абсолютно непроницаемым. – Я только одного не понимаю: как это оружие могло попасть в их руки. Мы, наверное, никогда этого и не узнаем. Но, однако, есть одна вещь, о которой вы не рассказали. Вы спрятали копье – где? Что с ним?

– Оно в безопасности…

– В безопасности?

Теперь выражение ее лица читалось без труда. Прежняя полуистерическая ярость превратилась в нечто гораздо более сдержанное и направленное, но все так же светилась в ее глазах.

– В безопасности? Как вы осмеливаетесь быть в этом уверены? Вы даже понятия не имеете, с каким огнем играете! Половина наших рыцарей рыщет по всей Сердцевине в поисках копья – как и не менее половины наших врагов, уж можете не сомневаться. И если вам каким-то образом удалось обезопасить его от них, это в лучшем случае чистое везение идиота!

– Послушайте, – удалось мне вставить свое слово, – я понимаю, что вы мне не верите, но…

Она подняла брови.

– О нет, я вам верю. Причем – по поводу этого дела – безоговорочно!

– Это что-то новенькое. И может быть, даже хорошее. Отчего такая резкая перемена?

– Вовсе и не резкая. Я поверила вам в ту же секунду, когда узнала, что именно вы его и похитили.

Я расхохотался. Может, она все-таки не в своем уме.

– Я… не совсем улавливаю…

– Хотите сказать, что продолжаете считать меня сумасшедшей? Нет, мистер Фишер. То, что мной было не так, и в физическом, и в умственном смысле, – исправлено. Это путь Санграаля. Да, я поверила вам потому, что вы оказались в состоянии похитить копье. Потому что вы смогли дотронуться до него безнаказанно. А это по силам только рыцарям. Ни один из простых смертных не смог бы даже близко к нему подойти, а уж если у несчастного еще и намерения дурные… впрочем, вы и сами видели. Только тот, кто обладает огромной силой, может держать его голыми руками.

– Да! – Я нервно сглотнул при воспоминании обо всем этом. – Я ничего не чувствовал. Так вы полагаете, что Ле Стриж меня каким-то образом защитил?

– Если бы он мог кого-нибудь защитить, он прежде всего защитил бы себя самого. Значит, хотя меня это и удивляет, Грааль позволил вам украсть копье. В этом должен быть какой-то смысл, о котором я могу только гадать. Я изучала ваше досье в Департаменте; но мои личные соображения в счет не идут. Но мой долг – идет И каждую секунду опасность, нам угрожающая, все возрастает. – Она повернулась ко мне; глаза ее сверкали. – Вы понимаете, что это значит? Без копья Грааль существует лишь как бы наполовину – он утратил всю силу, направленную вовне. А если копье попадет в лапы врагов, они смогут преодолеть и его защиту. – Она оглянулась на маленькую площадь, на колонну, и бастион, и башню за ними и вздрогнула. – Брокен мог бы с этим справиться. И еще с полдюжины других темных сил. Даже неудачная попытка может оставить здесь ужасные шрамы.

– Какие шрамы?

– Вы разве не видели развалины, разбросанные тут по всей округе? Вы не задумались, откуда они взялись? Когда-то люди могли безбоязненно селиться по всей земле Гейленталя, и наша община разрослась и стала селиться далеко за пределами крепостных стен. Но я имела в виду весь европейский континент – на его теле и так немало ран. Итак, мистер Фишер, где же копье?

– Ну, если это так срочно, я объясню вам, и вы сможете послать…

– Нет! Никого мы посылать не станем! – Она вытащила из кармана блокнот и что-то в нем записала. – Пойдемте! Это срочно!

Она не стала слушать моих возражений и, схватив меня за руку, потащила обратно к воротам. Выйдя на площадь, мы чуть не столкнулись с лейтенантом, который ковылял там с разорванной из-за наложенной широкой повязки штаниной. Женщина ответила на его почтительное приветствие:

– Вас освободили от исполнения обязанностей? Очень хорошо, значит, вы можете доставить мое донесение во дворец. На него требуется незамедлительный ответ. А затем снова ступайте туда. Может, Грааль и сжалится над вами.

– Zu Befehl, Ritterin Laidlaw! [91]91
  Слушаюсь, госпожа рыцарь Лайдлав! (нем. )


[Закрыть] – произнес он покорно, попытался звякнуть шпорами, моргнул и захромал прочь.

– Возьмите экипаж! – крикнула она вдогонку.

– Лайдлав, – повторил я. – Значит, вот как вас зовут. Неплохо, происходите из старинного рода угонщиков скота, а? Но я все равно ассоциирую вас с номером тысяча семьсот двадцать шесть.

Она проигнорировала мое замечание и крикнула что-то часовым, стоявшим перед городскими воротами. В следующее мгновение все высыпали из караульного помещения наружу, застегивая пояса и по пути хватая кивера, строясь в шеренги. За ними неуклюже ковылял Драговик; встав перед строем, он сделал каменное лицо и весь обратился во внимание.

– Ммм! – только и сказала она. – Кто еще из офицеров на дежурстве?

– Только я, госпожа! Все остальные на Тайном совете или на крепостной стене.

– Что ж, мы не можем их снять с постов. Такое впечатление, что ваше излишнее рвение получит большую награду, чем вы того заслуживаете. Следуйте за нами с шестью стражниками и выберите самых лучших людей для опасной миссии в Сердцевине.

Он щелкнул шпорами и склонил голову, его землистое лицо так и засияло.

– Zu Befehl! Zu Befehl, Ritterin! [92]92
  Так точно! Слушаюсь, госпожа рыцарь! (нем. )


[Закрыть]

– Постойте-ка… – начал я.

Она резко повернулась ко мне:

– Ждать нельзя. Мы должны немедленно достать копье. Я и несколько стражников – на случай, если я вас переоценила. Этот ваш вертолет гораздо быстрее наших дирижаблей.

– Что? А почему вы не хотите взять с собой целый полк?

Она скорее кивнула, чем помотала головой:

– У нас нет лишних. Я известила рыцарей, но не думаю, что мы возьмем с собой кого-то из них. Мы не имеем права ослаблять оборону, даже ради возвращения копья. Да и потом придется переодевать их в подходящее для Сердцевины обмундирование, на что уйдет уйма времени. И вдобавок придется использовать дирижабли. А это привлечет ненужное внимание. Нет, единственный путь – небольшая молниеносная атака.

– Послушайте, в мой вертолет можно впихнуть четверых, от силы пятерых пассажиров…

– А ваших друзей на это время проводят в город в качестве гостей. Что же касается вас, то вам придется смириться с постановлением Грааля. Если все, что вы говорите, – правда и вы докажете свою искренность, приведя нас к копью без плутовства, вам нечего бояться. А теперь в путь! Предстоит неблизкий перелет.

– А может, и нет, – произнес я.

Она обернулась ко мне и нахмурилась:

– Что вы хотите этим сказать?

– Доберемся до вертолета – тогда посмотрим.

Я протянул руку в кабину и включил переговорное устройство. Оно не станет здесь работать лучше, чем радио, но пейджер должен был зарегистрировать последнюю запись компьютера «Си-Трана». Я ввел шифр и проверил страницу, открывшуюся на мониторе. То, что высветилось, доставило мне облегчение.

– Штутгарт! – сказал я. – Я так и предполагал. Сообщение выслали прямо перед нашим прилетом.

– Я начинаю понимать… – медленно произнесла темноволосая женщина. – Но если ты послал его туда, то не слишком ли просто будет нас вычислить?

– Туда, сюда и куда угодно, – проговорил я, с удовлетворением замечая подозрительный взгляд, которым она меня одарила. – Ты со временем все поймешь. Но лучше нам отправляться. – Я повернулся к Молл и Джипу: – Вы уверены, что не имеете ничего против?

Усмешка Джипа была суше, чем когда-либо.

– Стив, есть в этом мире места, где мне больше никогда не придется платить ни за один чертов стакан выпивки, если там услышат, что я побывал здесь. Думаешь, я упущу такую возможность? Я знаю парней, которые душу бы продали, чтобы оказаться сейчас на моем месте!

К моему вящему удивлению, женщина ему улыбнулась:

– Скажите им, что не обязательно идти на такие жертвы. Любого, у кого добрые намерения, здесь ждут с распростертыми объятиями. Вы же понимаете, что будете здесь не в качестве заложников? В обычное время вам была бы предоставлена полная свобода передвижения, но в настоящий момент…

Молл улыбнулась в ответ:

– Сие понятно. Я тоже не возражаю против оказанной мне чести, мадам. Но, Стив, в этом предприятии для тебя кроется опасность, от которой у меня душа в пятки уходит. Я должна быть с вами!

Я покачал головой:

– Я больше не намерен рисковать ни тобой, ни Джипом. И потом, это не займет много времени – просто туда и обратно. Вот увидишь.

Капитан и двое самых дюжих и уродливых стражников пытались втиснуться на заднее сиденье. Четверо других, вызванные для сопровождения Джипа и Молл, бросали тем временем на своих подопечных оценивающие взгляды. Женщина откинула назад свой меч и с изяществом уселась на переднее сиденье, причем я тут же вспомнил – ну ничего не мог с собой поделать – об одном чрезвычайно симпатичном виде сзади. Но, поймав на себе иронический взгляд Молл, я поспешно натянул шлем и помахал всем рукой на прощание. Мотор взвыл, и мы поднялись в воздух, причем никаких предупредительных знаков на панели не высветилось.

– Я прекрасно могу найти дорогу туда! – проговорил я в переговорник, вмонтированный в шлем, когда верхушки деревьев и фигуры размахивающих руками людей растаяли вдали. – Меня больше беспокоит возвращение.

Женщина слегка скривила рот и поправила микрофон.

– А вот это не должно вас волновать! Туда или обратно – дорогу путникам открывает сам Грааль. Если он пожелает, вы сможете прийти и уйти в любое время, а если не захочет, то можете хоть миллион лет искать его. – Ее лицо затуманилось. – Только если вы не настоящий мастер в этом деле, как Ле Стриж, будь он проклят! Он кружил возле наших границ долгие годы – он и его чудовища!

Она нетерпеливо скрестила пальцы и замолчала. Система звукоизоляции обрекла наши голоса висеть в пустоте, как будто это были единственные звуки во всей Вселенной. От этого возникло странное ощущение интимности. Конечно, остальные нас слышать не могли. Я взглянул на нее:

– А как твое имя?

Она уставилась на меня в упор:

– Почему я должна тебе говорить?

– Не должна. Но нужно же к тебе как-то обращаться. Я не могу каждый раз называть тебя «госпожа рыцарь». Если я стану так говорить, то буду походить на нью-йоркского таксиста.

Она ничего не ответила. Я сосредоточил все внимание на полете. Погода начинала меняться, небо затягивалось тучами. Я смотрел на монитор чаще, чем на лобовое стекло. Внезапно она проговорила:

– Элисон. Меня зовут Элисон.

– О'кей, Элисон. Мне наконец сбросили сообщение. Минут через двадцать мы должны быть на месте.

Она обернулась к стражникам, которые летели без шлемов и сгруппировались так, что подбородки упирались в колени, и подала им знак. Я в душе надеялся, что Драговика сдавили как следует. Через некоторое время она заговорила опять:

– Эти двое… твоих друзей, штурман и женщина с мечом – она ведь из елизаветинских времен [93]93
  Вторая половина XVI в – эпоха правления королевы Елизаветы I Английской.


[Закрыть], – я их совсем не такими представляла.

– Благодарю великодушно, Элисон. Да, они весьма благовоспитанные. Нелегко это далось, но я старался.

Она ухмыльнулась:

– Не строй из себя идиота. Ты рассказывал о них такое, что я вообразила себе каких-то головорезов. Они мне понравились. Молл и… Джип – это имя или фамилия?

– Понятия не имею, никогда не спрашивал. И вовсе я не выставлял их головорезами, ты сама это придумала. Они самые лучшие друзья – лучше не бывает.

– Думаю, так и есть. Интересно… – Она тряхнула головой. – Мистер Фишер, вас трудно вычислить.

– Поэтому я и не решился до конца отдаться бухгалтерскому делу. Если вам нужен человек с математическим складом ума, обратитесь к Джипу. Врожденные способности плюс около восьмидесяти лет обучения, с некоторыми перерывами. Ну а мне, полагаю, представляться вам смысла не имеет.

– Да, я о вас много знаю. Даже слишком.

– Ну да, досье, ты говорила. Знаешь, в каком я восторге от мысли о нем!

Я яростно дернул дроссель и хватил джойстик так, что машина ходуном заходила.

– Прекрати! – заорала она так, что у нас обоих чуть барабанные перепонки не лопнули. – Что еще оставалось делать? Ты, например, ни в чем не подозревал фон Амернингена, но от Департамента не скроешься. Мы знали, что он замешан в этой неофашистской ерунде, хоть я, конечно, тогда и не предполагала, что за всем этим стоит. И вдруг выплываешь ты, его новый партнер-вундеркинд, создавший этот удивительный «Си-Тран» и умноживший его и без того немалые богатства. А ты – ты производил благоприятное впечатление, господин Чистоплюй. Но, боже мой, твоя личная жизнь! – Она с отвращением присвистнула. – Выходило, что ты этакий хладнокровный сукин сын, ты… – Она пожала плечами. – Я тебя просто возненавидела. Все эти случайные интрижки, таинственные исчезновения…

Я застонал:

– Господи, женщина, твое чертово досье, что, не делает скидки на время? Вся эта канитель была лишь эпизодом, я таким уже давно не занимаюсь! Да и тогда переживал из-за этого не меньше других. Конечно, и потом у меня бывали мимолетные увлечения, но они кое-что да значили. Или я хотел, чтобы значили А что до исчезновений…

– Я знаю. – Она вздохнула. – Я должна была догадаться, но это мне в голову не пришло. В конце концов, с тобой случалось когда-нибудь такое, чтобы ты прошел на улице мимо человека и подумал: а может, это еще один странник со Спирали? Не сражается ли он в свободное время с драконами или не торгует ли какими-нибудь диковинными вещами?

– Да-да, конечно, такое бывает и со мной. Иногда это кажется довольно забавным.

Она выглядела удивленной.

– Вот как? Но ты никогда не думал так обо мне, правда? Или о бароне фон Амернингене. Ну и ладно. А что до тебя, то я никак не могла поверить, что такой человек может быть действительно чистым, тем более один из Совета директоров. И когда мы стали копать глубже и ничего не нашли, совершенно ничего, это только лишний раз убедило меня, что у тебя превосходная маскировка. И я возненавидела тебя еще больше.

– Пока тебя жареный петух не клюнул.

Она покачала головой:

– Я тогда и собой не очень-то была довольна. И Департаментом тоже. И вообще миром. Но ты был последней каплей.

– Ну спасибо, – сказал я. – Это понятно.

– Ничего ты не понял! Видишь ли, я забила себе голову идеалами. Собственно, поэтому-то я и занялась расследованием. Меня возмущало, почему никто ничего не предпринимает, я решила сама что-нибудь сделать. Но чем больше я старалась, тем меньше получалось. Это было похоже на плавание в смоле. Я все чаще и чаще стала ловить себя на том, что ругаюсь с коллегами и работниками Департамента. Они только занимались собственной карьерой и нисколько не пытались изменить мир к лучшему. – Она забарабанила пальцами по рукоятке меча. – Я же говорила, что ты не поймешь.

Я решил слегка изменить направление нашего разговора:

– Грааль не так уж сильно изменил тебя. Ты все еще делаешь чересчур поспешные выводы. Что до меня, то я заложил прочный фундамент карьеры еще в колледже – удачное начало бизнеса, налаживание контактов, опоры – и постепенно двинулся в политику. Я решил, что поступаю мудро, стал вроде бы свободным и независимым Только почему-то, чем лучше шли дела, тем меньше все это меня волновало. Я же сказал тебе, что это был только этап. А потом однажды ночью я свернул за угол…

– И тебе открылась Спираль!

Я слышал, как дрожит ее голос.

– Боже мой, да! Я перепугался до смерти. Потом я никак не мог вспомнить, что произошло. Думал, что напился или меня настиг нервный срыв… Прошел целый год, прежде чем я снова решился туда отправиться. Сначала у меня не получалось, но потом – это было все равно, что второй раз потерять невинность, мне это не слишком-то понравилось…

Ее щеки мгновенно вспыхнули, и она своими темными глазами искоса взглянула на меня, так что я сделал из этого кое-какие выводы. Этот какой-то скандинавский разрез глаз, из-за которого хмурый взгляд казался прилипшим к лицу, сейчас выглядел довольно экзотично, и в то же время от него веяло спокойствием, а рот был скорее чувственным, чем тяжеловесным. Носогубные складки все так же резко очерчивали рот, но изгиб, который они ему придавали, стал казаться насмешливым и умным, даже чуть смешливым, – мне он определенно нравился. Я решил, что хочу увидеть, как она улыбается по-настоящему, только не одну из тех хмурых осуждающих усмешек, которыми она награждала меня до сих пор. Она увидела, что я на нее смотрю, и отвернулась, уставившись в иллюминатор.

– Мне стало больно, а потом я испугался до потери пульса, – продолжил я. – Словом, я сунул нос не в свое дело, а потом вся эта круговерть налетела на меня и, как сильный удар кулаком, столкнула мою жизнь.

Она обернулась ко мне с удивлением:

– В сторону Спирали?

Я знал, что это не оставит ее равнодушной.

– Прямо туда. Мне пришлось воспользоваться помощью Стрижа. Так-то я и стал его должником – по крайней мере он это утверждает, – и таким образом ко мне попал этот меч. И я пристрастился к людям Спирали. Но я решился снова испытать все это только через семь лет, семь лет забвения того, что произошло. Я вспоминал об этом только иногда, в мечтах.

– А я потерялась, – сказала она. – Я поехала на лыжах не по тому склону, по крайней мере так думала. А потом упала и вывихнула ногу. Каждый шаг доставлял адскую боль, и о том, чтобы ехать дальше, не было и речи. Наступила ночь, и снег пошел сильнее. Я села на снег и заплакала, как маленькая девочка. Затем вдалеке я заметила свет; я заставила себя подняться и пойти, опираясь на лыжные палки. Добравшись до этого места, я обнаружила, что это монастырь, настоящий средневековый монастырь на окраине крошечной деревушки. Хозяева говорили на латыни. Но, услышав, что я говорю по-английски, они перешли на него. Они поили меня глинтвейном и вправили мой вывих. Казалось, они привыкли к тому, что к ним попадают люди со всех концов Спирали, – они пытались мне это объяснить, но я тогда не поняла. Там был мужчина, он не говорил ни на одном из знакомых мне языков, и выглядел он… боже мой, он, должно быть, был совсем древний, у него был кремневый нож! И бронзовый топор. Но он был весьма учтив. Беспокойный, но учтивый. Я ушла на следующий день, но я хотела вернуться и принести подарки. Дорогу я запомнила. Только когда попыталась…

– Ты не смогла попасть туда?

– Нет. О нет! Все, как ни странно, оказалось на месте. Только на этот раз деревушка рядом с монастырем была объята пламенем. Там шла битва, а у меня был пистолет. – И снова щеки ее вспыхнули. – Служебный, из Департамента, я его все время с собой носила, от мужчин защищаться. В общем, я ввязалась в драку, и нужно было видеть, как удивились эти существа!

– Существа?

– Отвратительные. Чем-то похожи на волков, полулюди, приспособленные для жизни в горах, всепроникающие и сильные, как гиббоны, и волосатые. Местные жители называли их Ruebezahlern. [94]94
  Рюбецаль – в германской мифологии горный дух, воплощение непогоды и обвалов (нем. ).


[Закрыть]

Как бы там ни было, но эти монахи стали первыми, с кем я подружилась на Спирали. Многие путники попадали в их приют.

– Что-то вроде таверны, наверное. Тихая гавань на границе Спирали. Как бар в Бангкоке.

Она наградила меня крайне старомодным взглядом:

– Тебе бы туда! Во всяком случае, я пристрастилась к путешествиям по Спирали. Иногда с теми, кого я там встречала, иногда в одиночку. Сначала это пугало, но в то же время и завораживало.

Я услышал, как в микрофоне, вмонтированном в шлем, раздается мое прерывистое дыхание.

– И ты, возвращаясь в Сердцевину, никогда ничего не забывала?

– Нет. По-настоящему никогда. Я не могла этого забыть. Когда я слишком долго туда носа не совала, вся эта история начинала временами вылетать из головы, казаться все больше и больше похожей на сон, но как только это начиналось, я сразу возвращалась назад. Я боялась потерять это. Но было еще кое-что. Каким-то непостижимым образом там мне удавалось то, что не удавалось в обычной жизни. Полная противоположность, и от этого я только еще больше злилась на то, что происходит здесь и винила себя. Действительно, почему я могу творить добро там, но здесь у меня ничего не выходит?