Текст книги "Королевский корсар"

Автор книги: Майкл Поуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 3
«АНТИГУА»

В 1626 году голландские мореходы основали в устье реки Гудзон поселение, которое назвали со свойственной им изобретательностью – Амстердам. Правда, с приставкой Новый. Город был расположен очень удобно и выгодно для нужд морской торговли того времени. Это быстро, всего через сорок лет, поняли мореходы английские и пожелали у голландцев, младших своих братьев, этот город отобрать, мотивируя тем, наверное, что им он нужнее. А может быть, и никак не мотивируя.

В 1666 году они совершили первую попытку осуществить свой замысел.

Она оказалась не слишком удачной.

Однако в 1676 году англичане добились своего. Город они, разумеется, переименовали. Мыслили они так же оригинально, как голландцы, и поэтому город стал называться Йорк, с приставкой Нью.

Но здесь не время и не место излагать историю этого города. Нас интересует не столько Нью-Йорк, сколько Уильям Кидд в Нью-Йорке.

Прежде всего надо сказать, что никакого Эндрю Вудфорда он не нашел.

Хотя искал.

И добросовестно.

Он обшарил все восточное побережье – от Нью-Бедфорда до Ньюпорт-Ньюс. Несколько раз обошел вокруг Длинного острова, называемого ныне Лонг-Айленд, однако и это не принесло никаких результатов.

Сын губернатора острова Невис как в воду канул. Многие спутники Кидда так ему прямо и говорили: утонул, мол, парень, поиски надобно оставить.

Уильям Кидд был упорен в своих намерениях. Сделав несчастным своего собственного отца, он пытался осчастливить хотя бы отца Эндрю. Кроме того, ему было неудобно возвращаться на Невис с пустыми руками.

Надо сказать, что большая часть его команды также не горела подобным желанием. Плавание в водах Западной Атлантики казалось им и прибыльней и веселей монотонной и опасной службы в водах Карибского моря.

На такие мысли матросов навели два удачных столкновения с французскими торговыми судами. «Антигуа», даже не будучи грозным боевым кораблем, легко с ними справился, соответственно команда стала обладательницей довольно жирной добычи. Поскольку «Антигуа» не числился в составе королевского британского флота, а являлся частной собственностью сэра Вудфорда, то из французской добычи ничего королевской казне и не досталось. Кидд, правда, настоял, чтобы владельцу судна была выделена причитающаяся ему доля.

Никто не возражал.

Это было не вразрез с естественными правилами каперства, кроме того, как бы узаконивало полученное матросами.

Никто не возражал даже, чтобы доля Вудфорда хранилась в каюте Кидда.

Надо сказать, что сам Уильям пребывал в довольно скверном расположении духа. Он чувствовал себя кругом виноватым.

Перед сэром Вудфордом, за то, что никак не может найти его сына.

И перед королем Вильгельмом, за то, что беззаконно, то есть беспатентно, каперствует, вместо того чтобы честно нести службу в рядах королевского флота.

К тому же и перед своей командой, за то, что не воспрепятствовал ее формальному дезертирству из рядов воюющей армии на легкую дорожку фактического мародерства.

Матросов эти мысли занимали мало.

Тем более что только часть команды состояла из дававших присягу солдат. Половина была укомплектована обыкновенными джентльменами удачи из таверн Порт-Элизабет. Вудфорд и Плант не захотели окончательно оголять оборону острова и посмотрели сквозь пальцы, когда на борт «Антигуа» хлынули во множестве татуированные дьяволы с туманным прошлым. Даже полковник Маллин закрыл уши, дабы не слышать, как плачет тюрьма по этим развеселым господам.

Раствор, составленный из неслиянных субстанций, как правило, взрывоопасен. В команде шла скрытая, повседневная, изматывающая война за преобладающее влияние.

В подобной ситуации для верховного командования подходит более всего такой человек, как Кидд.

Команды его выполнялись беспрекословно, даже когда не полностью совпадали с интересами экипажа.

Он по первому требованию получал не только свою долю добычи, но и ту, что полагалась сэру Вудфорду, как если бы он отправил «Антигуа» не на поиски сына, а на обыкновенную каперскую охоту.

Настал момент, когда Кидд обнаружил, что является обладателем средств, достаточных для приобретения собственного вполне приличного дома.

В лучшем районе города Нью-Йорка.

К этому времени он был уже до такой степени сыт странствиями, приключениями и грандиозными победами, что поддался тихим уговорам своего сердца и такой дом приобрел.

Причем человек, который оказал ему помощь в этом деле, сделался его хорошим знакомым. А может быть, и нехорошим. Однозначно ответить на этот вопрос нельзя.

Звали этого человека Роберт Ливингстон, он был одним из совладельцев большой торговой конторы под названием «Ливингстон, Джонатан и Сигал», занимавшей первый этаж большого каменного дома неподалеку от главных портовых конюшен.

Познакомились капитан и предприниматель случайно.

Так, по крайней мере, показалось капитану.

Произошло это на петушиных боях в салуне Гертора Смита. Кидд зашел туда принять в организм капельку чего-нибудь крепкого, и пока делал это, пока закусывал куском жареного по-ирокезски мяса, в салун набилась куча народу, столы растащили, выход перегородили, поднялся невообразимый шум.

Заключались пари.

Образовавшееся в центре зала пространство посыпали белым песком.

Принесли в больших ивовых корзинах виновников всего этого переполоха.

Двух индейских мощных петухов с ярко-красными гребнями, с привязанными лезвиями вместо шпор, с безумным наркотическим блеском в глазах. Петухам всегда давали немного виски, перед тем как выпустить на арену.

Кидд охотно, и даже торопливо, ушел бы. Но это сделать было невозможно. Капитан вздохнул и заказал себе еще выпить. Он и не предполагал, что задержаться придется на столь длительное время.

За первой петушиной парой последовала вторая.

Третья.

Четвертая.

Птицы исправно, умело и яростно калечили друг друга, люди вышвыривали вверх пальцы, показывая свои ставки, торопливо лакали из стаканов виски, что-то кричали, подпрыгивали, закатывали глаза и со знанием дела сквернословили.

Пахло кровью и потом в запертом помещении.

Капитан сидел за дальним столом, потягивая заказанное питье и привлекая недоуменные взгляды хозяина и его помощников.

Оказалось – не только.

К нему вдруг подошел довольно хорошо одетый джентльмен, невысокого роста, с круглым красным лицом и навсегда прищуренным взглядом.

– Позвольте представиться, Роберт Ливингстон, предприниматель.

Кидд посмотрел на него без всякой приязни и без какого бы то ни было интереса. Манеры здешних англичан ему не нравились. Ему куда больше импонировала обходительность жителей Старого Света.

Тем не менее он был вынужден сказать:

– Уильям Кидд. Моряк. Чему обязан таким вниманием?

– Вы еще спрашиваете! В двух шагах от вас в течение двух часов идет петушиный бой, выигрываются и проигрываются целые состояния, а вы безучастны. Пьете… не удивлюсь, если в стакане у вас не виски, а целебный отвар

– У меня в стакане виски.

Ливингстон восторженно всплеснул руками:

– Тем более! Лед вашего характера столь тверд, что даже зрелище петушиного боя в союзе с виски не в состоянии его растопить. Поразительно!

– Я сижу в стороне и никому не мешаю.

– Вы так долго сидите в стороне, что на ваш счет стали задумываться. Еще немного, и вы станете центром внимания. Кидд тоскливо огляделся. Не менее дюжины пар глаз было направлено в его сторону.

– Я бы ушел, но вы же сами видите – выход загорожен. Ливингстон продолжал веселиться:

– Нет такого салуна, из которого был бы только один выход, поверьте мне.

Он оказался прав.

Через дверь в буфетную за стойкой салуна они попали в темный коридор, а из коридора – на улицу.

– Знаете что, Кидд, я заработал сегодня немного денег на петушиной крови, не согласились бы вы отпраздновать со мной это событие?

Настроение Уильяма было не праздничным, но ему не хотелось отказывать этому милому человеку, тем более выручившему его из неприятной ситуации.

– Извольте.

Вскоре они сидели за столиком другого заведения, которое отличалось от прежнего только тем, что там не было никаких петушиных боев.

– Судя по выговору, вы шотландец, Кидд. Говорил Ливингстон бодро, одновременно разделывая пухлыми пальцами сочную курицу.

– Вы угадали, – скучно отвечал Уильям, неуверенно присматриваясь к лежащим на блюде устрицам.

– А судя по поведению… – Пожиратель курятины на секунду задумался. – Знаете, Кидд, не могу представить, чем бы мог заниматься такой человек, как вы!

Уильям вздохнул:

– Морским разбоем.

Ливингстон захохотал, с набитым ртом, но все равно очень громко.

Капитана этот смех почему-то задел. Совсем чуть-чуть, но все же.

– Я капитан капера «Антигуа». Не далее как трое суток назад я взял на абордаж французский бриг с грузом табака и индиго.

Ливингстон одним усилием горловых мышц отправил нажеванное внутрь, и в его веселом прищуренном взгляде возникла зоркость.

– Табак и индиго?

– Да.

Кидд кивнул и попытался поддеть двузубой вилкой розовую тварь, плавающую в раковине.

– Сколько?

– Сколько – чего?

– Табака и индиго?

– Несколько тысяч фунтов. Я не считал.

– Вы их уже продали?

– Не знаю, кажется, нет. Этим занимаются мои офицеры. Кигли и Джоунс.

Ливингстон сбил парик на затылок и одним из длинных локонов вытер губы.

– Такое впечатление, что вас не интересует дело, которым вы занимаетесь.

Кидд оставил устрицу в покое, правда изрядно изранив ее перед этим.

– Пожалуй, вы правы. Я плаваю всего несколько лет, но ненавижу море всем сердцем. Когда бы была возможность обосноваться на берегу, в тихом доме…

– Вместе с милой, добросердечной женой, в окружении ребятишек и домашних…

Кидд искренне удивился:

– Вы читаете мои мысли.

– Это моя профессия – читать чужие мысли и делать так, чтобы они могли осуществиться.

– У вас есть на примете такой дом?

Толстяк встал, коротко потянулся, цыкнул зубом.

– И мы немедленно едем его осматривать. Но… – Он вдруг остановился. – Поймите меня правильно, при всей моей симпатии к вашему образу мысли я не смогу вам подарить этот дом.

Уильям понимающе улыбнулся:

– Не считайте меня полным дураком, мне, как капитану, полагается доля в добыче «Антигуа».

– Да?! – весело воскликнул Ливингстон. Честно говоря, он бы не удивился, узнав, что своим кораблем капитан Кидд командует задаром.

Друзья встали и бодро зашагали к выходу, за которым каждому мерещились очертания их столь непохожих выгод.

Подзывая негра, управлявшего коляской, запряженной мулом, Ливингстон заметил:

– Но сначала не дом, а корабль. Надо посмотреть, что там делается с вашим табачком.

Дом был деревянный, в два этажа, на кирпичном фундаменте, с конюшней, каретным сараем и еще какими-то службами, назначение которых Кидду было пока что неизвестно. Правда, в доме не было мебели, в конюшне – лошадей, а в каретном сарае – кареты.

Все деньги, имевшиеся у капитана, плюс те, что были выручены от удачной продажи призового табака и индиго, ушли в уплату за дом.

Капитан был счастлив. Ему казалось, что в его судьбе произошла решающая перемена.

Теперь жизнь пойдет по-новому.

Тем более что он приобрел не только дом, но и друга.

К чести Ливингстона, надо сказать, что он и в самом деле производил впечатление человека, для которого жизнь и судьба Уильяма Кидда не пустой звук. Разумеется, и операции по покупке дома капитаном, и распродажа французской добычи принесли ему определенные дивиденды. Но они, во-первых, были отнюдь не чрезмерны, во-вторых, было бы странно, если бы он стал вести свои дела в ущерб себе.

В конце концов, его звали Роберт Ливингстон, а не Уильям Кидд.

Когда все дела с покупкой дома и оформлением покупки были завершены, Ливингстон забросил удочку насчет корабля, на котором изволил плавать капитан Кидд.

– Это не мой корабль, – честно сказал тот.

Ливингстон понимающе подмигнул над краем бокала с мальвазией (разговор происходил у него дома, над блюдом жареных куропаток и в присутствии нескольких бутылок испанского вина).

– Понимаю, понимаю, дорогой Кидд. Ваша природная честность не позволяет считать своей собственностью то, что было добыто в бою и усилиями всей команды.

Кидду нравилась мальвазия, ему нравилась малага, он любил жареных куропаток, и не только потому, что они напоминали ему соплеменных перепелов.

– Нет, дорогой Ливингстон, это не призовой корабль. Он является собственностью сэра Вудфорда, губернатора острова Невис. Помните, я вам рассказывал о нем?

Ливингстон отлично помнил рассказ про толстого, несчастного отца, но его ничуть не обрадовало отличное состояние собственной памяти. Его отлично разработанный план присовокупления «Антигуа» к имуществу конторы «Ливингстон, Джонатан и Сигал» повисал в воздухе. Кидд откажется скрыть перед чиновниками торговой палаты имя истинного владельца, а чиновники ни за какие взятки не согласятся оформить столь сомнительную сделку.

Взяточничество было, конечно же, распространено в Новом Свете, но имело пределы, и Ливингстон лучше, чем кто бы то ни было, знал, каковы они.

Но он расстроился лишь на мгновение.

В мозгу у него непрерывно роились планы. Уильям, конечно, ничего о них не подозревал, хотя являлся важнейшим элементом каждого из них.

Однажды он явился в неухоженный дом капитана и объявил, что сегодня вечером они приглашены на прием к губернатору.

– Вудфорду?! – искренне испугался Кидд.

Ливингстон самодовольно и отрицательно покачал головой:

– К губернатору Флетчеру.

– Честно говоря, общение с губернаторами не доставляет мне большого наслаждения.

– Ты приглашен лично, и поэтому отказываться неудобно, дорогой друг.

– Откуда губернатор Флетчер может знать о моем существовании?

Ливингстон прошелся по пустой зале, в которой стояло всего два табурета и поджарый стол с остатками чахлого холостяцкого ужина, приготовленного женой привратника.

– Не скромничайте, не нужно. Слава о ваших подвигах дошла до Нью-Йорка, и теперь мы знаем, что вы тот самый Кидд.

– Я же вам при первом знакомстве сказал, что я Кидд. Уильям Кидд, и никто другой.

Торговец загадочно засмеялся.

– Просто Кидд и ТОТ САМЫЙ КИДД – это весьма различающиеся вещи.

Капитан расстроился, как будто его втравили в какую-то нехорошую историю.

– Да почему же?!

Толстяк попытался сесть на один из табуретов, но тот предупредительно скрипнул, и гость оставил свое намерение.

– Видите ли, друг мой, ТОТ САМЫЙ КИДД рисовался в моем, например, воображении неким гигантом, неуловимым, изобретательным, неустрашимым воином. Только такой человек мог одержать те победы, которые молва ему приписывает. Вы же предстали передо мною совсем в другом облике.

– В каком? – глядя исподлобья, поинтересовался просто Кидд.

По лицу Ливингстона пробежала тень легкого замешательства. Легчайшего.

– Вы явились передо мною человеком задумчивым, рассеянным, слегка не уверенным в себе. Что разительно не совпадало с тем образом, что создала молва.

Капитан Кидд нахмурил брови:

– Но ведь французов побеждал не какой-то там образ, а я. Не ТОТ САМЫЙ КИДД, а тот, что стоит перед вами!

Ливингстон обезоруживающе улыбнулся:

– В этом-то и заключается самое интересное.

– Именно поэтому вы и хотите отвести меня к губернатору?

Толстяк уточняюще поднял указательный палец:

– Не из-за того, что возникла путаница, а из-за того, что были одержаны победы.

Губернатор Нью-Йорка, как и многие высокопоставленные чиновники того времени, не стремился воздвигнуть непроницаемую стену между собой и теми, кого принято называть джентльменами удачи. Как мы сможем узнать позже, не чурались деловых отношений с этими людьми (особенно когда они находились на волне успеха) и господа, обитающие в самых высших слоях общества.

В конце концов, линия любой судьбы может изогнуться так, что гонимый и презираемый окажется властвующим. Достаточно назвать Моргана, который из головореза превратился в правителя Ямайки и рыцаря короны.

Но не надо думать, что во дворец сэра Флетчера приглашали любого, у кого грудь была в наколках, кулаки – в ссадинах, а рот полон рассказов о битвах и абордажах. Губернаторское приглашение было как бы свидетельством высшего признания. Например, когда экипаж «Антигуа» узнал, что их капитан удостоен такой чести, то в его рядах (экипажа) стихло недовольное брожение, которое всегда возникает в рядах невоюющей армии.

Уильям Кидд, занятый покупкой дома, его обустройством и неторопливыми мечтами о своей будущей жизни, полностью запустил бандитский промысел. Матросы, мгновенно прогулявшие и проигравшие все доставшиеся им от дележа деньги, стали все громче рассуждать о том, что неплохо бы снова поискать счастья в волнах.

Они уже были готовы отправить к своему сухопутному капитану депутацию с требованием предпринять что-нибудь, но тут прошел слух, что Кидда приглашает к себе Флетчер.

Это всех угомонило.

Самому последнему портовому забулдыге было известно, что губернатор ничего не делает просто так, раз уж он кого-то пригласил – значит, за делом.

Команда пришла в приятное возбуждение.

Самые нетерпеливые прикидывали, на что они потратят деньги, добытые в совместном начинании с господином губернатором Нью-Йорка.

Интересно, что рассуждавшие не ошибались. Друг капитана Кидда Роберт Ливингстон пригласил приобретшего некоторую известность капера для того, чтобы тот установил серьезные деловые контакты с сэром Флетчером. А какого рода они могли бы быть, представить легче легкого.

Не о торговле шерстью и не о заготовке леса должен был пойти разговор.

Губернаторский прием не такая уж простая вещь.

Прежде всего надо было как следует экипироваться. Уильям никогда не мог похвастаться безупречным вкусом по этой части, общество пиратов и полупиратов, в котором он вращался последнее время, мало способствовало совершенствованию этого вкуса. Ливингстон взялся ему помочь.

Давно замечено, что провинциальные моды всегда пышнее и цветастее столичных. Правители, обладающие условной или временной властью, окружают себя большей роскошью, нежели те, кто правит по праву.

Другими словами, Ливингстон сочинил капитану Кидду костюм, в котором его на приеме при парижском или лондонском дворе сочли бы за туземного вождя, притворяющегося джентльменом.

Все было крайне крикливо.

И ткань камзола.

И шитье.

И кружева. (Кстати, ушедшие из моды во временное забвение вместе с царствованием отвратительного короля Якова. )

Кидд чувствовал себя павлином, но верил, что для пользы дела должен выглядеть именно так. Тем более что облачение Ливингстона мало чем уступало в роскоши его собственному.

Зала, в которую они вошли, поразила его воображение.

Все сияло.

Все сверкало.

Все звучало.

Впрочем, он вряд ли смог бы вспомнить какие-то отдельные детали встречи, если бы его на следующий день попросили этот прием описать.

Великолепно одетые люди стояли группками и о чем-то неторопливо беседовали. Неторопливо и негромко.

Довольно много было дам.

Что характерно, ни одна из них не была одета так, как одевались сестры Плант. Очевидно, остров Невис был еще более удален от основных течений моды, чем Нью-Йорк. Впрочем, Уильям Кидд не сделал этого наблюдения.

Музыканты в углу залы прервали порхание своих смычков.

Появился дворецкий с длинной, богато украшенной палкой в руках и, звучно ударив ею в пол, объявил:

– Его высокопревосходительство губернатор Нью-Йорка!

Кружки говорунов на время распались и устремили взоры к той портьере, из-за которой должен был появиться сэр Флетчер.

Одним словом – вице-королевский размах. Ливингстон, до появления первой персоны ведший себя довольно раскованно (с кем-то перемигивался, с кем-то заговаривал серьезно, кому-то пытался представить своего спутника), немного напрягся.

– Постарайтесь произвести на сэра Флетчера благоприятное впечатление.

– А как он узнает, что я здесь, вон тут сколько народу?

Ливингстон тихо простонал в нос:

– Он уже знает.

– А что ему от меня надо?

Ливингстон застонал громче:

– Я же уже говорил, он хочет сотрудничества. Может быть, он предложит вам какое-нибудь дело.

– Какое?

– Я пока не знаю, вернее, это не важно, одним словом, что бы он ни предложил, не отказывайтесь, понятно?

Губернатор оказался пожилым кривоногим дылдой. Губернаторша тоже была высоченная и худая. О состоянии ее ног что-либо сказать было трудно, их скрывал кринолин.

Сэр Флетчер медленно продвигался по залу, останавливаясь на время у каждой пары или группы. Говорил несколько слов и улыбался. Это он делал зря, потому что сразу становилось очевидно, до какой степени у него не все в порядке с зубами.

Ливингстон шептал на ухо имена тех, на кого по очереди изливалось внимание губернатора:

– Адмирал Ладлэм, командующий второй эскадрой, с женой и дочерью.

– Барон Фортескью с женой и двумя дочерьми.

Барон удивительно напоминал своей внешностью майора Планта, единственное, чем он отличался от него в лучшую сторону, – это количеством дочерей.

– Мистер Бартоломью Ролле, со своим помощником, пороховые поставки. Очень богат.

– Судья Гивенс, с женой и сыном. Поставка смертных приговоров. Очень подл.

– Полковник Паркерходд, без руки, но с молодой женой. Герой, но дурак.

Кидду физиономия полковника понравилась больше, чем все прочие, но тоже не слишком.

– Настоятель церкви Святой Троицы отец Стоун, настоящий католик, но с большими протестантскими связями.

– Мистер Галлахер-старший, приглашается по традиции. Глух, глуп и нищ. Кроме того, это единственный человек, которого слушается мистер Галлахер-младший, главный здешний бретер и сердцеед, пустейшее, между нами, существо, но стреляет как бог.

Уильям Кидд уже давно не слушал своего стоячего экскурсовода, он пристально, неотрывно смотрел перед собой.

– А это, обратите внимание, Уильям, Томас Тью, ваш собрат по ремеслу. Капер, купец, наверняка негодяй, но держится как джентльмен. Почему его приглашают?

Кидд не спрашивал об этом.

– А посмотрите, какие бриллианты на шее его супруги. Говорят, он выкупил ее из какого-то борделя на Эспаньоле, а может быть, на Гаити. Говорят, он некоторое время сидел в испанской тюрьме, а вы представляете себе, что такое испанская тюрьма. Под этими фламандскими кружевами навечно синие следы железных кандалов. Да что там Тью. Однажды я здесь видел самого Уэйка. Представляете, все знают, что человеку вынесен смертный приговор, но тем не менее…

– А это кто?

Ливингстон сбился с мысли и не сразу понял, о чем его спрашивают.

– Вон там, совсем рядом с оркестром.

– Это капитан порта, мистер…

– Нет, не мистер, а женщина!

– Это девушка, Уильям, дорогой, девушка, дочь мистера…

– Нет, вон та, с сиреневым веером.

– А-а, понял, ничего интересного. Миссис Джонсон. Вдова одного негодяя, впрочем довольно состоятельного.

– Она, она…

– Ты что, ее видел раньше?

– Нет, если бы я ее видел раньше…

– Тут много такого товара. Кажется, ее муж оказывал какие-то услуги сэру Флетчеру, не помню. Потом вспомню. Все, подними голову, возьми себя в руки, помни, что я тебе говорил. Сейчас он подойдет к нам.

– Кто, муж?!

Ливингстон успел прошептать только одно слово:

– Губернатор.

И пара Флетчеров вальяжно подплыла к паре приятелей. Губернатор обменялся с предпринимателем несколькими фразами, свидетельствующими о том, что они знакомы, и давно и неплохо. После чего Ливингстон, не без торжественности в голосе, проговорил:

– Ваше высокопревосходительство, позвольте представить вам моего друга, замечательного человека и прекрасного моряка. Капитан Уильям Кидд.

Представляемый смотрел в этот момент в сторону оркестра и, только услышав свое имя, повернулся к губернатору. На усмотрение сэра Флетчера было принять это за рассеянность или за самоуверенность.

– Давно ли вы в Новом Свете, капитан?

– Около года, сэр.

– Что нового вы открыли для себя в Новом Свете? – выступила губернаторша со своей дежурной шуткой.

Кидда ее нехитрый каламбур совершенно сбил с толку, ему и так было трудно сосредоточиться на беседе, а тут еще игры слов!

Ливингстон поспешил ему на выручку:

– Я дожил до старости здесь, а так и не понял, отчего Америку именуют именно так. Тут все как и везде. Есть люди достойные, и есть никчемные. В здешних городах водятся деньги и встречается любовь. А жизнь, как правило, кончается смертью.

Произнося этот философический пассаж, Ливингстон с ужасом смотрел на Кидда. Он не мог понять, почему тот сделался настолько невменяемее обычного.

Что произошло?

Подхватывая тему разговора, сэр Флетчер сказал:

– Я заметил, что и забавы человеческие вместе с людьми переселились из Старого Света в Новый.

– Например, карты, – с трудом выдавил Ливингстон.

Уильям Кидд в этот момент растерянно улыбнулся, получилось неожиданно к месту.

– Не согласились бы вы, капитан, составить мне и мистеру Тью, скажем, компанию за тем вон зеленым столом? Четвертым партнером мы могли бы пригласить нашего любезного мистера Ливингстона.

– А что мы будем делать за этим столом, сэр?

Губернатор поощрительно потупился, давая понять, что капитанский юмор ему нравится, несмотря на экстравагантность.

Толстяк торговец обмер, ибо знал, что его приятель и не думает шутить.

Миссис Флетчер обмахивалась веером в ожидании того, когда ее отправят руководить приготовлениями к концерту.

Сэр Флетчер сказал:

– Лично я предпочитаю лоррет. Вист, на мой взгляд, игра слишком азартная.

Сознание Кидда на миг прояснилось.

– А, карты.

– Карты, карты! – прорычал Ливингстон.

До слез виноватая улыбка появилась на лице капитана.

– Я не люблю и не умею играть в карты. Вы не получите от игры со мной никакого удовольствия. Разве что триктрак. Да и то я не мастер.

Губернатор смотрел на него, как на бредящего больного, и терпеливо ожидал, когда бред прекратится.

Миссис Флетчер перестала работать веером, как будто он мешал ей поверить в то, что она слышит.

Ливингстон ругался, яростно, площадно, скверно, но молча, слова рвались внутри его, как ядра, отчего лицо шло пятнами, а из-под парика катили потоки пота.

– Так вы не хотите играть со мной в карты? – спросил напрямую губернатор.

Уильям, страдая, что к нему так привязались, сказал откровенно:

– Знаете, сэр, мне не до карт.

Флетчер медленно и страшно осклабился, черные осколки зубов выглядели в этот момент совершенно зловеще, развернулся на страшных кривых ногах и молча зашагал к ломберному столу, возле которого уже толпилось не менее дюжины любопытных.

Радуясь, что удалось наконец отделаться от этого дылды с его картами, Кидд повернулся к Ливингстону и, обняв его за плечи, воскликнул:

– Как я благодарен тебе, что ты меня сюда привел!

Друг смотрел на него с молчаливой ненавистью во взоре.

– Теперь ты должен оказать мне еще одну маленькую услугу. Ты мне должен помочь.

Ливингстон улыбнулся, как висельник перед казнью.

– Теперь тебе уже никто не поможет.

– Почему?

– Ты испортил отношения с сэром Флетчером, теперь ты пария, прокаженный. Да и я тоже.

Кидд насмешливо махнул рукой:

– Ерунда. Причем здесь Флетчер!

– Завтра твой корабль арестуют, а тебя посадят в тюрьму за незаконное каперство.

Капитан снова махнул рукой:

– Это из-за того, что я отказался играть в карты? Этого не может быть.

Ливингстон вытер лоб под париком.

– Если бы ты знал, чего мне стоило устроить этот вечер, этот триктрак. Я только что на брюхе не ползал. Я вложил в это дело уйму денег, я думал, что ваша совместная с Тью экспедиция всех нас озолотит. Я сделал…

– Сделай еще одно маленькое…

– Нет! Прощай! Мне нужно успеть привести в порядок мои дела, прежде чем ко мне явятся.

И, резко развернувшись, Ливингстон быстро зашагал вон из залы.