Текст книги "По следу единорога"

Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вот и хорошо! – воскликнул комми. – Значит, по рукам?

– Нет.

– Да что вы за человек?! – взвизгнул коротышка. – У меня жена, двое детей и закладная. Я только что купил новый телевизор, задержался с очередным платежом за машину, а моей дочери нужны скобки на зубы. Где же ваше сострадание?

– Должно быть, оставил в другом костюме. – Резко остановившись, детектив обернулся к преследователю. – А у вас, случаем, нет в продаже перчаток или наушников, а?

– Сбыл их без остатков в прошлом июле. Девяносто процентов, и налог за сделку за мой счет.

Отрицательно тряхнув головой, Мэллори снова зашагал.

– Не заинтересован.

– Да при чем здесь интерес? – вопросил комми. – Я продавец, вы покупатель. Разве это ничего для вас не значит? Разве вы не чувствуете моральной ответственности передо мной?

– А вы не чувствуете моральной ответственности передо мной?

– Разумеется, чувствую.

– Хорошо. Я детектив, отыскиваю единорога. В последнее время тут не проходил единорог?

– Проходил.

– Когда?

– Минут пять назад.

– А был с ним лепрехун?

– Вообще-то я не обращал особого внимания. Что ж, давайте подобьем итог, сколько вы мне должны за крем для загара?

– Я не покупаю никакого крема для загара.

– Но я же сказал вам про единорога!

– За что я вам искренне благодарен.

– Тогда ваш долг – купить мой крем для загара.

– Нет.

– Срезаю девяносто пять процентов. Мэллори затряс головой.

– Ну ладно, – вздохнул коммивояжер, признавая поражение. – Сколько вы хотите?

– За что? – спросил озадаченный Мэллори.

– За то, чтобы избавить меня от этого треклятого барахла.

– Сколько раз повторять, он мне не требуется!

– Вы не смеете так поступить со мной! Сегодня Новый год! Я имею право находиться дома, в лоне семьи! Я заплачу вам двадцать процентов от его объявленной стоимости, только заберите.

– Был рад познакомиться, – буркнул Мэллори, ускоряя шаг.

– Тридцать процентов. – Комми наконец-то остановился. – Это мое последнее предложение. Мэллори даже не задержался.

– Пятьдесят, и это мое абсолютно последнее предложение! Пока Мэллори мог еще его слышать, коммивояжер все наращивал ставку и уже собирался дать вдвое против объявленной стоимости, когда его крики стихли вдали.

А еще ярдов через сто к Мэллори пристроился сбоку высокий, неопрятный мужчина в плаще, несший в одной руке картонную коробку.

– Добрейшего вам вечерочка, сэр, – произнес он, шагая обок с детективом. Тот лишь кивнул, не замедлив шаг. – Рад видеть, что вы сумели ускользнуть, отделавшись от покупки крема для загара. – Мужчина хмыкнул. – Подумать только, каким же дураком надо быть, чтобы продавать подобную дрянь в метель!

– А что продаете вы? – спросил Мэллори.

– Продаю?! Мой дорогой сэр, вы судите обо мне чересчур поспешно! Разве я похож на коммивояжера?

– И не спрашивайте.

– Фактически говоря, я что-то предлагаю.

– Я тороплюсь. Мужчина зашагал шире.

– Загляните-ка внутрь, сэр. – Он сунул коробку Мэллори в руки.

Тот взял коробку и открыл ее, не замедляя шага, потом состроил брезгливую гримасу.

– Смахивает на клубок червяков.

– Не просто червяков, сэр, – с видом оскорбленного достоинства возразил мужчина. – Красных дождевиков!

– Какая разница.

– Какая разница между самокатом и «роллс-ройсом»? Это чистокровные красные дождевики, сэр, у каждого родословная на пять поколений, каждый зарегистрирован в АОДЧ.

– Что еще за АОДЧ? – поинтересовался Мэллори, возвращая коробку.

– Американское общество дождевых червей, – растолковал мужчина. – Это наш верховный орган с 1893 года.

– На кой черт мне дождевые черви?

– Для рыбалки.

– Сейчас идет снег, если вы не заметили.

– Он ничуть не тревожит мохнатых малюток.

– Они скорее склизкие, чем мохнатые.

– Вы совершенно правы, сэр, – согласился мужчина, заглянув в коробку.

– Он ничуть не беспокоит склизких малюток.

– Я просто имел в виду, что какой же безумец отправится удить рыбу в метель?

– Таких почти нет, сэр. Вы только подумайте: все поле деятельности будет в вашем полнейшем распоряжении!

– Я нахожусь на ездовой дорожке в Центральном парке. Тут ни единой рыбки.

– Да, но если вы найдете хоть одну, представьте, как же голодна она будет!

– Ступайте обменяйте их на крем для загара.

– А еще у меня распродажа надгробных плит, – попытался мужчина склонить Мэллори на свою сторону.

– Распродажа надгробных плит? – переспросил Мэллори.

– Если вас, часом, зовут Джессикой Энн Милфорд и вы утонули в августе 1974 года, – уточнил мужчина.

– Нет и нет.

– Это невероятно выгодная сделка, – с энтузиазмом продолжал мужчина. – Мраморная, с бордюром из пивных банок на фоне игл от шприцев. Весьма изысканная.

– Я подумаю. – Детектив снова двинулся по дорожке.

– Если вы решитесь, я буду прямо здесь.

Тряхнув головой, Мэллори наддал ходу. Снегопад не утихал, а ветер нахлестывал так неистово, что видимость стала почти нулевой. Через пару минут детектив осознал, что сбился с ездовой дорожки, но когда попытался вернуться по собственным следам, обнаружил, что их совсем замело. Огляделся в поисках огней Пятой авеню, но за стеной снега не было видно ни зги. Внутри у него будто все оборвалось; заблудился, понял Мэллори.

Вполголоса выругав Мюргенштюрма, он принялся подыскивать какое-нибудь укрытие от непогоды. Вокруг раскинулось бескрайнее снежное одеяло, но слева смутно маячило какое-то строение. Склонившись наперекор ветру, детектив побрел в ту сторону.

Он уже готов был признать, что темный силуэт лишь почудился, когда ветер вдруг стих, и Мэллори обнаружил, что стоит в нескольких шагах от большого каменного здания. Из окон не пробивался ни единый лучик света, но зато из двух труб в зябкий ночной воздух валили клубы дыма. Бегом одолев оставшуюся дистанцию, Мэллори кулаком постучал в дверь. Не дождавшись никакого ответа, открыл ее и вошел внутрь, пыхтя и отдуваясь.

Смахнув снег с накидки, он принялся шарить ладонью по стене в поисках выключателя, но не нашел и вытащил зажигалку. Света она давала маловато, но вполне достаточно, чтобы разглядеть длинный барак с рядом перегородок по обе стороны длинного коридора. Тут крепко пахло лошадьми, время от времени слышалось топанье копыт по соломе.

Наконец Мэллори отыскал голубую лампу, подвешенную под стропилами, подошел и дернул за свисающий с нее измызганный шнурок. Помещение залил резкий белый свет, лампочка закачалась туда-сюда, и по стенам заплясали тени.

– Есть тут кто? – окликнул детектив и чуть не подскочил от удивления, когда услышал ответ.

– Да.

– Где вы? – Он с опаской огляделся.

– Здесь.

– Где здесь?

– Посмотрите вниз.

Посмотрев вниз, Мэллори увидел миниатюрную, не более десяти дюймов в холке, лошадку, стоявшую прямо рядом с ним. – – Так это ты говорил? – спросил детектив, присев на корточки, чтобы разглядеть элегантное животное.

– Да, – подтвердил конек. – Вон там висит маленькое полотенце. – Он махнул головой в сторону ближайшего стойла. – Не будете ли вы добры взять его и положить мне на спину?

Подойдя к стойлу, Мэллори взял полотенце и бережно накинул его маленькому коньку на спину, как попону.

– Спасибо, – сказал конек, не удержавшись от крупной дрожи. – Здесь становится холодновато.

Мэллори изумленно таращился на крохотное животное.

– А я и не знал, что лошади умеют говорить, – заметил он наконец.

– Конечно, умеют.

– А я ни разу не слыхал.

– Наверное, им просто нечего было вам сказать.

– Наверное, – согласился Мэллори. – Кстати, ты-то сам лошадь, не так ли?

– Определенно.

– А это конюшня?

– Совершенно верно.

– У вас тут, случаем, не расквартированы единороги, а?

– Боюсь, нет, а что?

– Я тут следовал за одним по ездовой тропе и подумал, что он мог остановиться здесь, чтобы укрыться от непогоды.

– Я бы с удовольствием вам помог, – сказал конек, – но уже больше месяца ни один единорог у нас тут не останавливался. – Он помолчал. – Они большая редкость, знаете ли. Вряд ли во всем Манхэттене их нынче сыщется больше двух дюжин. А в каком он двигался направлении?

– Думаю, на север. Я не сумел нагнать его, чтобы убедиться в этом окончательно. – Открыв дверь, Мэллори высунул голову на улицу, обнаружил, что видимость по-прежнему нулевая, и решил подождать еще пару минут, прежде чем снова двинуться навстречу ветру и снегопаду. – Я еще ни разу не видел такого маленького коня.

– Я не всегда был так мал, – ответил тот.

– Да?

Конек горестно покивал головой.

– А что случилось? – полюбопытствовал Мэллори.

– По моему виду не скажешь, но я был беговой лошадью.

– Может, я и видел тебя на бегах. Я бывал в Белмонте и Акведуке три-четыре раза в неделю.

– Да я был не очень-то хорош. Когда я родился, на меня возлагали большие надежды, но я изрядную часть своей карьеры провел, бегая в местах вроде Тристлдауна, Латонии и Фингер-Лейкс.

– А как тебя зовут? – спросил Мэллори.

– Вас интересует имя, которое мне дал владелец, или настоящее?

– Пожалуй, настоящее.

– Эогиппус.

– Ни разу о тебе не слыхал.

– Я бегал не под этим именем. Это имя я избрал, когда понял свое истинное предназначение; – Фыркнув, Эогиппус продолжал:

– Как я сказал, я был не очень хорошим бегуном.

– Похоже, ты как раз из разряда тех лошадей, на которых я всегда ставил, – холодно заметил детектив.

– Мой владелец и тренер делали все от них зависящее, чтобы помочь мне добиться успеха.

– Например?

– Первым делом они выхолостили меня.

– И это придало тебе прыти? – с сомнением поинтересовался Мэллори.

– Это придает мне прыти, когда я вижу приближающегося ветеринара, вот что я вам скажу, – с горечью молвил Эогиппус и заржал; эхо его ржания долетело из сумрачных глубин конюшни, словно вздох. – Едва я оправился, меня вернули на ипподром.

– Может, им следовало испробовать шоры, – предположил Мэллори.

– Пробовали.

– Помогло?

– Шоры помогают лошадям, которые озираются по сторонам и отвлекаются от дела. Я был не таков. Я вкладывал душу в каждый свой шаг. А шоры лишь заслоняли от меня две трети мира, и только. – Он помедлил. – Потом в ход пошли медикаменты.

– Запрещенные законом?

– Совершенно законные, – покачал головой Эогиппус. – Мой тренер считал, что у меня болят мышцы, а лекарства должны были заглушить боль. – Он снова заржал. – Они искалечили мою сестру, которая и помыслить не могла, что у нее воспалена лодыжка, пока не порвала связки. Но я-то был совершенно здоровым!

– Просто медленным, – подсказал Мэллори. Конек печально покивал головой и несчастным голосом подтвердил:

– Просто медленным.

– Что ж, не каждому коню дано быть Сиэттл-Виражом.

– Он был моим дядей, – сообщил Эогиппус.

– Правда? Я едва не разорился, пытаясь найти лошадь, способную обставить его.

– Когда он бежал по дальней прямой, деревья клонились к земле. – При этом воспоминании в голосе Эогиппуса зазвучало благоговение. – А я так отчаянно хотел быть похожим на него! Для того я и родился на свет – бегать настолько быстро, чтобы мои ноги едва касались земли, чтобы опережать ветер. Ах, как я старался! Я бегал до потери пульса, – он выдержал трагическую паузу, – но у меня просто не было способностей.

– И что же случилось?

– Однажды я бежал на третьеразрядном ипподроме в Нью-Мексико и уже отстал от лидера больше чем на корпус, как всегда со мной бывало через полмили или около того, и жокей начал нахлестывать меня, но вдруг седло соскользнуло и он свалился.

– Твой тренер плохо затянул подпругу.

– Точно так же подумал и я, но в тот же вечер заметил, что ясли с овсом будто бы стали чуточку выше. А когда помощница тренера пнула меня во время разминки на следующий день, седло опять съехало. Тогда-то я и понял, что уменьшаюсь. Всякий раз, когда меня били, я становился чуточку меньше. – Он помолчал. – В конце концов я стал слишком мелким для бегов, и меня списали, но я все равно продолжал уменьшаться. И тут наконец я понял всю правду: всякий раз, когда любую из лошадей хлещут плетью или дурно с ней обращаются, я становлюсь мельче. Вот тогда-то я и сменил свое прежнее имя на Эогиппус – первая лошадь. Во всех беговых лошадях есть что-то от меня, а во мне – что-то от них.

– И давно это продолжается?

– Уже лет десять.

– Да ты вроде бы не уменьшился за время нашей беседы, а ведь где-то на планете в это самое время непременно проводятся бега, где хлещут беговых лошадей.

– Так и есть, – подтвердил Эогиппус, – но теперь я крайне мал, и перемены во мне так же пропорционально малы и от недели к неделе едва заметны.

– А как тебя занесло в Центральный парк?

– Это конюшня для списанных беговых лошадей, избежавших мыловарни, – пояснил Эогиппус. – Большинство таскает тележки, а пара-тройка возит жирных мальцов по ездовым дорожкам.

– Только не говори, что ты возишь тележку!

– Нет, но здесь я живу в полном довольстве. Тут Мэллори услышал за спиной вполне отчетливый лошадиный смех. Обернувшись, он узрел вороного коня, вперившего в него взгляд.

– О каком довольстве тут может быть речь?! – изрек вороной. – Мы всего лишь сборище надломленных духом и телом кляч, дотягивающих свой срок по пути к могиле или фабрике собачьих консервов.

– Твои слова полны горечи, – заметил Мэллори.

– А как же может быть иначе? Не все же мы похожи на Эогиппуса, а уж тем паче на Меновара или Секретариата.

– Очень немногие лошади похожи на Меновара или Секретариата, – указал детектив.

– Это потому, что очень немногие так же здоровы! – огрызнулся конь. – Я был бегуном целых шесть лет и ни разу не сделал твердого шага, не провел ни дня без боли. Я привык чувствовать, как кнут жокея впивается в меня, в то время как я выкладываюсь, хотя ноги у меня сводит, а бабки прямо пылают огнем, и все ломал голову, чем же эдаким заслужил, чтобы Бог так люто ненавидел меня.

– Прискорбно слышать.

– Тебе не было так прискорбно в тот день, когда ты швырнул мне билеты в лицо, а тренеру велел порубить меня на корм рыбам.

– Я?! – удивился Мэллори.

– Я запомнил твое лицо на всю жизнь.

– Тогда прими мои извинения.

– Вот уж порадовал, – с упреком буркнул конь.

– На ипподроме я теряю контроль над собой, – смутился Мэллори.

– Только люди теряют контроль над собой на ипподроме.

Лошади – никогда.

– Это не совсем так, – мягко вклинился в разговор Эогиппус. – Бывают исключения.

– Назови хоть одно, – с вызовом потребовал вороной.

– Мне вспоминается Бандитка. – Крохотная морда Эогиппуса озарилась при этом воспоминании внутренним светом. – Она была без ума от ипподрома.

– Он обернулся к Мэллори. – Вы хоть раз видели ее?

– Нет, но слыхал, что она представляла собой нечто особенное.

– Лучшая кобылка всех времен без исключения, – непререкаемым тоном заявил Эогиппус. – Она была впереди с первого шага до последнего.

– И была мертва шесть часов спустя, – добавил вороной. – Последний шаг сломал ей ногу.

– Верно, – уныло согласился Эогиппус. – В ту ночь я потерял целый дюйм. – Он тряхнул гривой. – Можно подумать, что против нее сделал ставку сам Гранд и.

– Гранди? – оживился Мэллори. – Что вам о нем известно?

– Это самый могущественный демон в Нью-Йорке, – объявил Эогиппус.

– А зачем ему понадобилось красть единорога? – продолжал Мэллори допрос.

– Кроме обычных резонов?

– Не знаю. А каковы обычные резоны?

– Ну, к примеру, хотя бы выкуп.

– Нет, – отрицательно повертел головой Мэллори, – он не предъявлял никаких требований.

– Что ж, всегда остается рог. На черном рынке он стоит целое состояние.

– А Гранди нужно состояние?

– Нет.

– А для чего еще годится единорог?

– Да почти ни для чего, – презрительно изрек вороной.

– При каких обстоятельствах он был похищен? – поинтересовался Эогиппус.

– Он был передан под опеку эльфа по имени Мюргенштюрм и похищен часов десять назад Гранди и лепрехуном по имени Липучка Гиллеспи.

– Я слыхал о нем, – задумчиво проронил Эогиппус. – Он и сам по себе устрашающий субъект.

– А ты хотя бы примерно не знаешь, где я смогу его отыскать? – спросил детектив.

– Нет. Но мне не по нутру мысль, что хоть какое-нибудь животное подвергается дурному обращению. Если вы подождете до завтрашнего утра, когда снегопад прекратится, я с удовольствием составлю вам компанию.

– Я не могу ждать, – возразил Мэллори. – Фактически говоря, я и так тут задержался дольше, чем следует. Отведенный мне срок истекает.

– И какой же это срок? – заинтересовался Эогиппус.

– Гильдия Мюргенштюрма прикончит его, если я не найду Лютика к рассвету.

– Лютика?! – заржал пораженный Эогиппус. Это имя прокатилось вдоль конюшни эхом – все лошади повторяли его тоном величайшего благоговения.

– А он отличается чем-нибудь особенным? – справился Мэллори.

– Еще бы, раз Гранди его заграбастал! – ответил Эогиппус.

– Что-то я не понял.

– Раз в тысячелетие на свет рождается единорог с почти безупречным рубином во лбу, в точности под рогом, – поведал Эогиппус. – Это своеобразное родимое пятно.

– Из чего я заключаю, что у Лютика таковой имеется.

– Имеется, – подтвердил крохотный конек.

– И это так поднимает его в цене, что может заинтересовать даже Гранди?

– Деньги здесь ни при чем. Рубин открывает дверь между мирами, да и сам по себе является источником невероятного могущества. У Гранди уже есть два таких камня, потому-то он и Гранди. Кто знает, кем он станет, если заполучит еще и третий?

– Все только и твердят мне о том, что никакого волшебства не существует, – пожаловался Мэллори, – и тем не менее смахивает на то, что это единственная сила, правящая тут бал.

– Камни вовсе не волшебные, – не согласился Эогиппус. – Они обладают определенными свойствами, находящимися в полнейшем соответствии с законами, управляющими физической Вселенной, создавая проницаемую мембрану между вселенными и позволяя своему владельцу канализовать электромагнитные излучения мозга куда более эффективно, чем всякому другому.

– А что бы камни делали, будь они волшебными? – недоумевал Мэллори.

– То же самое.

– Тогда разница лишь в названии.

– Разница в научном содержании, – поправил его конек.

– Но результат-то один.

– По сути.

– Как по-твоему, что Гранди собирается делать с этим могуществом?

– От этого мира он уже получил все, что хотел. Я склонен предположить, что дальше он намеревается распространить свое влияние и на ваш мир. Простите меня за столь поспешные выводы, но ведь вы из того, другого Манхэттена, не так ли?

– Да.

– Вот я и думал, что вы бывали там не только для того, чтобы играть на бегах.

– Почему?

– Потому что вы тут только и разглагольствуете, что о волшебстве, как будто средства важнее, чем результат. На самом деле существенно только, что Гранди сделает с камнем Лютика, а не как он это сделает.

– Поддерживаю, – согласился Мэллори, направляясь к двери. – Я лучше пойду.

– Куда же вы пойдете? – спросил Эогиппус. – Даже если единорог, которого вы преследовали, и в самом деле Лютик, вы все равно не сможете отыскать его след в такую пургу.

– Знаю. Думаю, мне остался лишь один возможный способ действий – найти телефонную книгу.

– Зачем?

– Мне надо разыскать полковника Каррутерса, если он живет в Манхэттене.

– А какое отношение Каррутерс имеет к Лютику? – осведомился Эогиппус.

– Ни малейшего. Но поблизости он вроде бы единственный эксперт по единорогам – во всяком случае, единственный из тех, о ком я знаю. – Мэллори на миг задумался. – Если объявится Мюргенштюрм, скажите ему, пусть выяснит адрес Каррутерса и нагонит меня там.

– Я с вами, – решительно заявил Эогиппус. – Вы тут чужак, вы рискуете потерять не один час на одни лишь поиски телефонной книги, не говоря уж о том, чтобы отыскать этого полковника Каррутерса.

– Мне придется тебя понести, – сказал Мэллори, наклоняясь, чтобы взять крохотное животное на руки. – Снег тебе выше головы.

– Но мне-то он не выше головы! – возразила рослая гнедая лошадь в дальнем конце конюшни. – Я могу везти вас обоих.

– Нет, – возразил сивый мерин. – Их повезу я.

– Тихо! – гаркнул вороной, наклоняя голову, чтобы зубами открыть щеколду двери своего стойла. – Их повезу я.

– Я думал, ты меня ненавидишь, – заметил Мэллори, когда конь приблизился к ним.

– Так и есть, – холодно откликнулся тот.

– Тогда почему?..

– Чтобы распалить свой гнев. Кроме ненависти, у меня ничего не осталось, а ненависть, как и любовь, нуждается в постоянном подкреплении.

– Что ж, если начнешь скользить и спотыкаться, неустанно тверди себе, что ненавидишь Гранди еще больше.

Мэллори открыл дверь, поставил Эогиппуса на возвышение, вскарабкался туда сам и осторожно уселся на вороного.

– Что ж, на радость или на беду, пора в дорогу, – молвил Мэллори, и вороной вышел на улицу, где хлесткий ветер и вихрящийся снег мгновенно ослепили их.

– Держись за мою гриву, – сказал вороной, переступая порог.

– Но ты ведь не собираешься бежать в этом месиве, а? – с опаской поинтересовался Мэллори.

– Тебе ведь важно выиграть время, разве не так?

– Добраться до места целым и невредимым не менее важно, а я еще ни разу не ездил на неоседланной лошади.

– Тогда тебе придется научиться, не так ли? – с нотками удовлетворения в голосе заявил вороной.

– Земля совсем обледенела. Ты опять повредишь себе ноги.

– Я буду лелеять свою боль. Она будет напоминать мне о тебе.

– А твое имя, часом, не Пролет? – саркастически полюбопытствовал Мэллори.

– Имя мне, – отрезал вороной, – легион. И сорвался на бег. Мэллори, держа Эогиппуса под мышкой, отчаянно вцепился закоченевшими пальцами в заснеженную вороную гриву, а его черный плащ развевался на ветру, как громадная крылатая тварь.