Текст книги "Закон о невиновности (ЛП)"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Пожалуйста, так и поступайте, мистер Холлер.

– Благодарю вас, Ваша честь.

Спор отнял у меня десять минут и слегка выбил Берг из колеи. Вернув Друкера на свидетельское место и продолжив допрос, она уже гораздо осторожнее относилась к форме вопросов. Не желая давать мне удовольствие от успешно заявленных возражений, она тратила больше времени на их формулировку. Именно этого я и добивался, надеясь, что более медленный темп даст дополнительный бонус – утомит ещё не успевших привыкнуть к залу суда присяжных. Если кто-нибудь из них задремлет, я смогу выиграть ещё немного времени, попросив судью дать присяжным специальное указание.

Но все эти хитрости оказались лишними. Через час после начала дневного заседания Берг сама дала мне всё, что было нужно, чтобы отработать время. Она перевела показания Друкера в плоскость личности Сэма Скейлза и того, чем тот мог заниматься в момент убийства. Друкер описал, как выяснил, что Скейлз использовал псевдоним Уолтер Леннон, а затем нашёл заявки на кредитные карты и последующие выписки по счетам, оформленные на имя и адрес, которыми Скейлз пользовался в последний раз. После этого Берг перешла к представлению документов в качестве вещественных доказательств обвинения.

Я наклонился к Мэгги и прошептал:

– Мы это получали?

– Не знаю, – ответила Мэгги. – Не думаю.

Берг передала нам копии, оставив дубликаты у секретаря суда. Я разложил страницы на столе, между нами, и мы быстро их просмотрели. Дело об убийстве всегда порождает горы документов, и учёт всего этого вполне тянет на отдельную должность. Наше дело не было исключением. К тому же, Мэгги присоединилась к нам всего две недели назад, сменив Дженнифер. Ни один из нас не держала в руках весь массив бумаг целиком. Это была скорее зона ответственности Дженнифер, чем моя, поскольку я хотел по возможности минимизировать количество документов, которые храню в тюрьме.

Но сейчас я был почти уверен: эти бумаги я вижу впервые.

– У тебя есть отчёт об обнаружении? – спросил я.

Мэгги открыла портфель, достала папку и нашла распечатку – однострочное описание каждого документа, полученного от окружной прокуратуры в порядке раскрытия информации. Она провела пальцем по списку и перевернула страницу.

– Нет, их тут нет, – сказала она.

Я немедленно поднялся.

– ВОЗРАЖЕНИЕ! – выкрикнул я с такой страстью, какую в зале суда за собой давно не помнил.

Берг остановилась на полуслове, задавая вопрос Друкеру. Судья вздрогнула, будто с грохотом захлопнулась стальная дверь камеры предварительного заключения.

– В чём ваше возражение, мистер Холлер? – спросила она.

– Ваша честь, обвинение вновь сознательно нарушило правила раскрытия информации, – сказал я. – Масштаб их усилий по недопуску защиты к законным доказательствам просто ошеломляет…

– Позвольте прервать вас на этом, – быстро сказала судья. – Давайте не будем обсуждать это при присяжных.

Уорфилд повернулась к присяжным и объявила короткий послеобеденный перерыв. Она попросила их вернуться через десять минут.

Мы молча дождались, пока присяжные покинут ложу и по одному выйдут из зала. С каждой секундой моего молчания гнев только рос. Уорфилд выждала, пока за последним присяжным закроется дверь, и лишь затем заговорила:

– Хорошо, мистер Холлер, – сказала она. – Теперь говорите.

Я поднялся и подошёл к кафедре. Я уже продумывал тактику затягивания, которая позволила бы перенести самую опасную часть показаний Друкера на понедельник, когда у меня будет время всё изучить и подготовиться. Меня не слишком заботило, насколько формально законной будет эта задержка, но сейчас мне буквально вручили нарушение правил раскрытия информации настолько очевидное, что лучшего и придумать было нельзя. Я замахнулся и ударил изо всех сил.

– Ваша честь, это просто невероятно, – начал я. – После всех проблем, которые у нас уже были с раскрытием информации, они спокойно делают это снова. Я никогда не видел этих документов, их нет ни в одном дополнительном списке раскрытия, это полный сюрприз. И сейчас это вдруг – вещественные доказательства? Обвинение хочет, чтобы присяжные их увидели, но мне их не показывают, а ведь это меня судят за убийство. Ну как такое может повторяться снова и снова – и без санкций, без каких-либо сдерживающих мер?

– Мисс Берг, мистер Холлер утверждает, что не получал этих материалов в порядке раскрытия информации. – Что вы скажете? —спросила Уорфилд.

Пока я говорил, Берг листала толстую белую папку со словом «РАСКРЫТИЕ» на корешке. Сейчас она просматривала её уже во второй раз, теперь – с конца, когда судья обратилась к ней за объяснениями. Берг поднялась и заговорила, не отходя от своего стола:

– Ваша честь, я не могу это объяснить, – сказала она. – Эти документы должны были быть включены в пакет, переданный две недели назад. Я поручила проверить электронную переписку с адвокатами защиты, но в основном списке раскрытия я этих документов не вижу. Всё, что я могу сказать: это была оплошность, ошибка. И я могу заверить суд, что она не носила преднамеренного характера.

Я покачал головой так, словно мне предлагали вложиться в ферму по производству льда в Сибири. Меня это не впечатлило.

– Ваша честь, «упс» не является оправданием, – сказал я. – Я не могу оценить подлинность, относимость или значимость этих документов, и я не готов к их разбору с этим свидетелем, к очной ставке и перекрёстному допросу. Мои возможности подготовить и представить защиту серьёзно подорваны. Неуважение государства к моим правам должно быть компенсировано. Речь идёт о уважении к системе, к суду, к правилам, по которым мы обязаны играть.

Судья поджала губы – было видно, что нарушение правил раскрытия информации подтверждено и требует реакции.

– Хорошо, мистер Холлер, – сказала она. – Принимая во внимание слова госпожи обвинителя, можно предположить, что это была ошибка. Но сейчас вопрос в том, как действовать дальше. Это зависит от того, какое значение эти доказательства имеют для дела и в какой мере обвиняемый способен противостоять этим свидетельским показаниям и уликам. Госпожа Берг, каковы относимость и существенность этих документов и показаний? К какому вопросу они относятся?

– Это документы, касающиеся финансов и банковских счетов Сэма Скейлза, он же Уолтер Леннон, – ответила Берг. – Они напрямую связаны с мотивом убийства, в котором обвиняется подсудимый. Для дела, в части особых обстоятельств эти доказательства имеют решающее значение.

– Мистер Холлер, – сказала Уорфилд, – ознакомьтесь с переданными вам документами и скажите, сколько времени вам потребуется на их изучение и проведение расследования.

– Ваша честь, могу сказать сразу: мне нужны как минимум выходные, а возможно, и больше. Банки в выходные закрыты, так что мои возможности проверки и расследования будут ограничены. Но это лишь одна сторона вопроса. Эти документы и связанные с ними показания должны быть исключены из доказательств. Обвинение, в своём рвении…

– Мы тратим время, мистер Холлер, – перебила судья. – Пожалуйста, ближе к сути.

– Именно так, – вмешалась Берг. – Ваша честь, очевидно, что адвокат просто затягивает показания моего свидетеля. Ему меньше всего хотелось бы…

– Ваша честь, – громко перебил я, – я что-то упускаю? Здесь жертва – я. А обвинение теперь пытается сделать меня виноватым в её служебном проступке – преднамеренным он был или нет.

– Это была ошибка! – выкрикнула Берг. – Ошибка, Ваша честь, а он раздувает из этого конец света. Он…

– Ладно, ладно! – резко сказала судья. – Все просто успокойтесь и замолчите.

В Калифорнии судьи не используют молотки – считается, что это более мягкая и человечная система правосудия, – иначе молоток сейчас точно бы опустился. В наступившей тишине я увидел, как её взгляд поднялся над нашими головами к часам на задней стене зала.

– Уже после трёх, – сказала она. – Страсти накаляются. На деле вы оба приносите в процесс больше огня, чем света. Я верну присяжных и отправлю их домой на выходные.

Берг опустила голову, признавая поражение, а Уорфилд продолжила:

– Мы вернёмся к этому вопросу в понедельник утром, – сказала она. – Мистер Холлер, к восьми утра в понедельник передайте моему секретарю письменные доводы по вопросу о санкциях. Копию вашего проекта ходатайства направьте госпоже Берг по электронной почте не позднее вечера воскресенья. Госпожа Берг, вы, в свою очередь, представите свои аргументы – почему эти доказательства не следует исключать и почему другие возможные санкции были бы неуместны. Как я неоднократно заявляла в этом зале суда, я очень серьёзно отношусь к правилам раскрытия информации. Понятия «добросовестная ошибка» в этой сфере не существует. Раскрытие информации – основа подготовки дела, и эти правила должны строго и неукоснительно соблюдаться. Любое нарушение, намеренное оно или нет, должно рассматриваться как потенциальное посягательство на фундаментальное право обвиняемого на надлежащую правовую процедуру. А теперь давайте вернём присяжных, чтобы они могли пораньше начать свои выходные.

Я вернулся к столу защиты и сел. Наклонился к Мэгги:

– Это как упасть в дерьмо и вылезти оттуда, пахнущим розой, – сказал я.

– Сейчас рад, что я не позволила тебе заявить о пищевом отравлении? – спросила она.

– Эм… это подпадает под адвокатскую тайну. Никогда больше этого не вспоминай.

– Ладно. Я заберу распечатки и завтра всё прочту. А ты напишешь ходатайство. Насчёт санкций…

– Думаешь, нам только что повезло? – спросил я. – То, что она отложила это до понедельника, – для нас «Хоум-Ран»?

– Мне тоже так кажется, – сказала она. – Но я не говорила, что санкций не будет. Нельзя упускать шанс добиться санкций против государства – он выпадает слишком редко. Я просто не хочу отмены всего процесса. И если Берг права и эти доказательства действительно критически важны для её «особых обстоятельств», судья их не исключит. Подумай, у нас есть выходные.

Можешь прийти в «Башни-Близнецы» в воскресенье? Встретимся, всё обсудим.

– Я буду там, – сказал Мэгги. – Может, только сначала пообедаю с Хейли.

– Хорошо. Звучит как план.

Дверь зала открылась, и присяжные начали занимать свои места в двух рядах ложи. Заканчивался второй день выступления обвинения, и, по моим подсчётам, я всё ещё шёл впереди.

Глава 42

Воскресенье, 23 февраля

Меня начали выводить в одну из адвокатских переговорных только без четверти три. Курьер, сопровождавший меня, был в маске, цветом подходящей к форме. Это говорило о том, что повязка выдана официально Управлением шерифа, а значит, надвигающаяся волна – не пустая тревога, а реальная угроза.

Когда он провёл меня через дверь комнаты для допросов, Мэгги уже была там. И тоже в маске.

– Ты шутишь? – спросил я. – Это всё по‑настоящему? Оно идёт?

Она молчала, пока помощник шерифа усаживал меня на стул и снимал наручники. Затем проговорил правила:

– Не прикасаться. Никаких электронных устройств. Камера включена. Звука нет, но мы наблюдаем. Если встанете со стула, войдём. Понятно?

– Да, – ответил я.

– Понятно, – сказала Мэгги.

Он вышел и запер за собой дверь. Я посмотрел на камеру в углу под потолком. Несмотря на скандал и начатое внутреннее расследование, о котором я уже сообщал, камера всё так же висела на месте, и от нас по‑прежнему ожидали, что мы поверим – никто не подслушивает.

– Как дела, Микки? – спросила Мэгги.

– Волнуюсь, – сказал я. – Все в масках, кроме меня.

– У вас в модуле телевизор не показывают? «СНН»? В Китае уже умирают от этого вируса. Похоже, что он, скорее всего, уже здесь.

– В пузыре сменились смены, и новые ребята с пультами показывают только «ЭС-ПИ-ЭН» и «Фокс-Ньюс-Чэннел».

– «Фокс» прячет голову в песок. Они лишь пытаются скрыть правду, пока президент продолжает настаивать на том, что всё под контролем.

– Ну, если он так сказал, значит, так и есть.

– Ага, конечно.

Я заметил перед ней на столе разложенные бумаги.

– Давно ты здесь? – спросил я.

– Не переживай, – ответила она. – Я успела поработать.

– Ты видела сегодня Хейли?

– Да, мы обедали в «Мортон Фиг». Было приятно.

– Обожаю это место. Скучаю по нему. И по ней скучаю.

– Ты отсюда выйдешь, Микки. У нас сильные доводы.

Я только кивнул. Хотелось видеть её лицо целиком – понять, она просто поддерживает меня или действительно в это верит.

– Слушай, у меня этого нет, что бы это ни было, – сказал я. – Вируса. Тебе не обязательно быть в маске.

– Ты можешь и не знать, есть ли он у тебя, – ответила она. – И вообще, я беспокоюсь не о тебе, а о воздухе в этом здании. Говорят, тюрьмы и колонии будут особенно уязвимы. По крайней мере, ты больше не катаешься каждый день на автобусах туда‑обратно в суд.

Я снова кивнул и принялся изучать её. Маска подчёркивала её тёмные, пронзительные глаза. Именно глаза в первую очередь притянули меня к ней двадцать пять лет назад.

– Как думаешь, куда Хейли в итоге пойдет? – спросил я. – В обвинение или защиту?

– Сложно сказать, – ответила Мэгги. – Честно, не знаю. Она сама решит. Она сказала, что на этой неделе на занятия ходить не будет – хочет посмотреть процесс целиком.

– Не стоит ей так делать. Сильно отстанет.

– Знаю. Но для неё слишком многое поставлено на карту. Я не смогла её отговорить.

– Упрямая. Я знаю, откуда у неё это.

– Я тоже, – сказала она, и я почти увидел улыбку за маской.

– Может, она станет адвокатом по уголовной защите, и у нас будет семейная фирма, – сказал я. – «Холлер, Холлер и Макферсон, адвокаты».

– Забавно, – ответила она. – Может быть.

– Ты правда думаешь, что тебя примут обратно после всего этого? Ты предала племя, перешла на тёмную сторону и всё такое. Не уверен, что тебе позволят это делать временно.

– Кто знает. И кто сказал, что я сама захочу возвращаться? Я смотрю на Дану в зале суда и спрашиваю себя: хочу ли я снова в это? Когда меня убрали из отдела особо тяжких, освобождая место для молодых «жёстких профессионалов», как она, я поняла: моя карьера… не то, чтобы закончилась, но зашла в тупик. И стало уже не так важно.

– Да ладно. Охрана окружающей среды – то, чем ты сейчас занимаешься, – всё равно важно.

– Если мне придётся ещё раз гоняться за химчисткой за слив растворителей в канализацию, я, пожалуй, просто застрелюсь.

– Не делай этого. Лучше стань моим партнёром.

– Очень смешно.

– Я серьёзен.

– Вот это как раз и страшно.

Я воспринял её быстрый отказ как удар. Он напомнил, что между нами случилось и что всё давно кончено, даже если наша дочь навсегда связывает нас друг с другом.

– Ты всегда считала меня грязным из‑за того, чем я занимаюсь, – сказал я. – Будто это как-то прилипает. Я не грязный, Мэгс.

– Ну, ты знаешь поговорку, – ответила она. – Ляжешь с собаками…

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Я уже говорила. Что бы я ни думала о твоих методах, я знаю тебя. Знаю, что ты этого не делал. Не мог. И потом, Хейли пришла ко мне сама. Попросила помочь тебе. То есть, она прямо сказала: «Маме, он нуждается в тебе».

Я об этом не знал. Всё, что касалось Хейли, было сейчас для меня болезненно новым.

– Ого, – только и сказал я. – Хейли мне ничего об этом не говорила.

– Честно говоря, она могла бы и не говорить, – продолжила Мэгги. – Я и так хотела это сделать, Микки. Я серьёзно.

Мы помолчали. Я кивнул, поблагодарив её взглядом. Когда поднял глаза, Мэгги уже стягивала резинки с ушей и снимала маску.

– Может, перейдём к делу? – спросила она. – Нам дали всего час.

– Конечно, – ответил я. – Есть что‑нибудь по телефону Милтона?

– Они тянут время, но, если что – пойду к судье.

– Отлично. Я хочу поджарить этого парня.

– Поджарим.

– Санкции?

На губах у неё не было помады, и я понял, что она не хотела пачкать маску макияжем. Глядя на её лицо, я ощутил знакомую острую боль в груди. Никто никогда не действовал на меня так, как она. В маске или без, с макияжем или без – она была для меня прекрасна.

– Либо по‑крупному, либо домой, – сказала она. – Попросим судью восстановить залог в качестве санкции.

Я вынырнул из своих мыслей.

– В качестве санкции? – переспросил я. – Сомневаюсь, что Уорфилд на это пойдёт. Процесс, скорее всего, закончится к концу недели. Она не станет выпускать меня на четыре–пять дней просто затем, чтобы приговором вернуть обратно. К тому же я не уверен, что хочу вносить залог ради пары дней свободы.

– Знаю, – сказала Мэгги. – Судья не согласится, и спор мы, скорее всего, проиграем. Но в этом и смысл. Мы начинаем неделю с конфликта, и Дане придётся тратить весь энергетический запас понедельничного утра на этот спор.

– Это немного выбивает её из колеи, – сказал я.

– Именно. Собьёт её темп.

Я кивнул. Идея мне нравилась.

– Умно, – сказал я. – Давай так и сделаем.

– Хорошо. Я напишу и разошлю всем до шести. Завтра разберусь с аргументами.

Я невольно улыбнулся. В который раз она подтверждала репутацию Макферсон – и перед «той» стороной, и, главное, в моих интересах.

– Идеально, – сказал я. – А что будем просить, когда Уорфилд нам откажет?

– Ничего, – ответила она. – Просто закроем вопрос.

– Ладно.

Она, похоже, обрадовалась, что я не стал спорить с её планом.

– Ну что, как у нас дела по остальному фронту? – спросил я.

– Оппарицио, – сказала Мэгги. – Он понял, что что‑то не так, и вчера уехал из города. На машине. У Сиско там были свои люди.

– Только не говори, что он уже пересёк границу штата. Вегас?

– Нет. Наверное, решил, что там его слишком легко найти. Он поехал в Аризону, в Скоттсдейл. Остановился в отеле «Финикийский». Завтра Сиско подъедет и вручит ему повестку.

– А если он знает, что не обязан отвечать на повестку из другого штата? Возможно, именно по этой причине он и уехал.

– У меня ощущение, что не знает. Он уехал, потому что почувствовал, что ситуация становится для него опасной. Он не может не понимать, что идёт процесс по делу об убийстве, к которому он имеет отношение. Самое разумное – переждать его, где‑нибудь в стороне. В любом случае, Сиско сказал, что всё снимет на видео, чтобы было видно, что всё по закону. Вопрос в другом: в какой день мы хотим видеть Оппарицио в суде?

Мы задумались. У нас был список свидетелей Даны Берг, и примерно можно было рассчитать, сколько ей осталось до конца дела. Мы уже затормозили процесс, добившись переноса показаний Друкера в пятницу, до того, как она пыталась растянуть их до выходных. Теперь Берг, скорее всего, сменит тактику и будет торопиться, чтобы набрать темп. В её списке ещё оставались заместитель коронера, ведущий криминалист и несколько дополнительных свидетелей.

– Думаю, максимум два дня, – сказал я.

– Я тоже так считаю, – ответила Мэгги. – Значит, выведем Оппарицио в среду?

– Да. В среду. Отлично. Значит, свою версию событий я начну рассказывать менее чем через семьдесят два часа. Не дождусь.

– Я тоже, – сказала она.

– Остальные свидетели готовы?

– Все наготове. В среду утром прилетает пенсионер из «АООС» – Арт Шульц. Остальные – местные. Так что у нас полный комплект, и ты сможешь вызывать их в любом порядке, как сочтёшь удобным.

– Идеально.

– В зависимости от того, что получим из телефонных записей, Милтона можно поставить где угодно – или оставить на финал. Сначала Мойра из бара, потом он – двойной удар в конце.

Я кивнул. Нормальная организация свидетелей была критически важна – ничто не раздражает судью сильнее, чем присяжные на месте и отсутствие готовых свидетелей.

– Каков запасной вариант, если Оппарицио не вернётся или отошлёт адвоката с ходатайством об аннулировании повестки? – спросил я.

– Я думала об этом, – сказала Мэгги. – Можно попросить у Уорфилд ордер на арест. Он будет действовать и в другом штате. Просто придётся подключить местную полицию.

– Это может затянуть дело на несколько дней.

– Вот тут мы и давим на Уорфилд. Никто не хочет завершения процесса больше тебя. Но она – следующая в этом списке. И мы дадим понять: она должна использовать свои полномочия, чтобы обеспечить явку Оппарицио. Он – ключевой элемент защиты. Всё пойдёт насмарку, если нам не дадут возможности его допросить.

– Будем надеяться, до этого не дойдёт.

Мы на пару минут замолчали, и я повернул разговор в другую сторону:

– А как насчёт ФБР? Мы уже отказались от этой идеи? – спросил я.

– Нет, ещё нет, – ответила Мэгги. – Я говорила с парой людей оттуда, звонила из своего кабинета. Помогает, когда на определителе – номер окружной прокуратуры. На такие звонки отвечают. Я пытаюсь договориться об неофициальной встрече с агентом Рут.

– Вероятность – ноль.

– Знаю. Но думаю, если я смогу с ней просто поговорить, что‑то придумаю. Я понимаю, что разрешения на показания ей не дадут. Но если она хотя бы придёт в суд и послушает, когда мы будем рассказывать нашу историю, возможно, удастся её сдвинуть с позиции.

– До чего? До показаний без разрешения бюро?

– Может быть. Не знаю.

– Было бы красиво. Но не верю.

– Никогда не знаешь. Она уже однажды тебе помогла. Может, сделает это ещё раз. Нужно только найти для неё приемлемый путь. Думаю, она всё равно явится посмотреть, чем закончится история с Оппарицио и «Биогрин».

– Тогда пришли ей приглашение на тиснёной бумаге. Оставим ей место в первом ряду. Хотя, боюсь, оно так и останется свободным.

Казалось, мы продумали всё, что могли. Предстоящая неделя должна была решить мою судьбу. Я верил в Мэгги, в себя и в наше дело. Но страх никуда не уходил. В суде может случиться всё.

Мэгги снова надела маску. Резинки были тугие и слегка оттягивали её уши вперёд. В этот момент я вдруг увидел в ней нашу маленькую дочь. Её уши в детстве тоже были заметной особенностью.

– Что? – спросила Мэгги.

– Что? – переспросил я.

– Почему ты улыбаешься?

– Да так… Маска уши оттягивает. Напомнила мне Хей. Помнишь, мы говорили, что ей надо дорасти до своих ушей?

– Да, помню. И доросла же.

Я кивнул, вспоминая это, и увидел, как Мэгги скрывает улыбку.

– Ладно, – сказал я. – С кем ты сейчас встречаешься?

– Э‑э, это не твоё дело, – ответила она.

– Верно. Но я хочу позвать тебя на свидание. Не хочу, чтобы это стало проблемой.

– Правда? Зачем? Куда?

– В следующее воскресенье. Через неделю. Отпразднуем нашу победу. Я отведу тебя в «Моцца».

– Уверен в себе, как всегда.

– Иначе нельзя. Это мой единственный выход. Ты в деле или нет?

– А как же Хейли?

– Хейли тоже. Вся наша фирма – Холлер, Холлер и Макферсон – придаст семейному праву новый смысл.

Мэгги рассмеялась.

– Ладно, я в деле, – сказала она.

Она собрала бумаги и поднялась. Постучала в стальную дверь, а затем обернулась ко мне.

– Береги себя, Микки.

– Это в моих планах. Ты тоже.

Дверь открыл помощник шерифа – на этот раз без маски, – и я проводил её взглядом. Когда дверь закрылась, я понял, что снова влюбляюсь в Мэгги Макферсон.