Текст книги "И ангелов полет"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 36

В конце концов Фрэнку Синатре все-таки не подфартило. Давным-давно, когда Торговая палата Голливуда вознамерилась впечатать в тротуар звезду с его именем, какие-то умники выбрали для этого не Голливуд-бульвар, а Вайн-стрит. Возможно, они думали, что люди с бульвара будут приходить туда фотографироваться. План, если он заключался именно в этом, не сработал. Фрэнк оказался в одиночестве, причем в таком месте, куда туристы почти и не заглядывают. Звезда попала на пешеходный переход между двумя автомобильными стоянками, по соседству с административным зданием, войти в которое можно лишь в том случае, если вы сумеете убедить охранника отпереть дверь.

В те времена, когда Босх работал в «убойном» отделе, звезда Синатры нередко служила местом встречи оперативников друг с другом и с осведомителями, так что он не удивился, когда Гарвуд предложил встретиться именно там. На нейтральной территории.

Капитан уже ждал. Босх заметил его «форд» на стоянке. Гарвуд мигнул фарами. Босх остановился у тротуара, вышел из машины и, перейдя Вайн-стрит, сел на переднее сиденье рядом с Гарвудом. Хотя капитан и приехал из дома, на нем был костюм с туго затянутым галстуком и застегнутая на все пуговицы рубашка. Ничего другого он себе не позволял, и Босх не мог припомнить ни одного случая, когда видел его в чем-то другом. Райдер была права – действительно Борис Карлофф.

– Дурацкие машины, – пробормотал Гарвуд, бросая взгляд на сликбэк Босха. – Слышал, вас обстреляли.

– Да. Хорошего мало.

– Итак, Гарри, что у тебя сегодня? Не спится? Раскручиваешь дело, которое начальство уже объявило закрытым?

– Есть кое-что, что мне не нравится, кэп. Остались хвосты. А если оставляешь хвосты, то и вся вещь может распуститься.

– Да, ты не успокоишься, пока все до конца не доведешь. Помню. Каким был, таким и остался. Со своими гребаными хвостами.

– Расскажите мне о Частине.

Гарвуд не ответил, но отвернулся и уставился в ветровое стекло. Босх понял, что его бывшего начальника что-то беспокоит.

– Послушайте, капитан, все останется между нами. Дело, как вы сказали, закрыто. Но мне кое-что не нравится. Мы с Фрэнки разговаривали пару дней назад, и он обо всем рассказал. Про то, как они обошлись с Майклом Харрисом. Фрэнки был уверен, что дело чистое. И вот тогда я допустил ошибку. Сказал, что мы все проверили и что Харрис чист. Что он не похищал девочку и я могу это доказать. Фрэнки, похоже, принял все близко к сердцу и сделал, что сделал. Так что, когда они подкатили ко мне сегодня с результатами баллистической экспертизы и сказали, что Энджелс-Флайт тоже на нем, я согласился подыграть. Потом появились сомнения. Вот почему я хочу подергать хвосты, и один из них – Частин. Он получил вызов в суд. Ничего странного – парень проводил внутреннее расследование по жалобе Харриса. Но вызывал-то его Элайас, а Частин нам не сказал. Повестку принимать отказался. Уже странно, верно? Наводит на мысль, что давать показания ему сильно не хотелось. Не хотелось отвечать на вопросы Элайаса. Я хочу знать почему. В бумагах адвоката ничего нет, по крайней мере в тех, которые я видел. Спросить Элайаса я не могу, а обращаться к Частину нет желания. Потому и спрашиваю вас.

Гарвуд опустил руку в карман, достал пачку сигарет и, вытряхнув одну, закурил. Потом протянул пачку Босху.

– Нет, спасибо, я еще держусь.

– А вот я решил, что буду курить до конца. Как-то давно один парень сказал мне, что курение – это как судьба. Если ты курильщик, то с этим уже ничего не поделаешь. Знаешь, кто это сказал?

– Знаю. Я.

Гарвуд хмыкнул и улыбнулся. После двух глубоких затяжек салон наполнился дымом. Босх отвернулся, подавляя шевельнувшееся желание сунуть в рот сигарету, и вспомнил, как несколько лет назад ругался с Гарвудом из-за того, что в коридоре вечно висит облако дыма. Он опустил стекло на пару дюймов.

– Извини, – сказал капитан. – Понимаю, тебе нелегко. Все курят, а ты нет.

– Не проблема. Так что насчет Частина? Поговорим или нет?

Еще одна затяжка.

– Частин занимался жалобой. Это ты знаешь. Насколько я понимаю, выяснилось, что Харрис прав. Придурок Рукер оставил карандаш в своем столе. С засохшей на кончике кровью. Наверное, сохранил как сувенир. У Частина был ордер, и он забрал карандаш и уже собирался отнести его на экспертизу.

Босх покачал головой, удивляясь глупости и самоуверенности как Рукера, так и всего департамента.

– Да. – Гарвуд кивнул, как будто прочитал мысли Босха. – В общем, он был готов прижать всех: Шихана, Рукера и еще пару ребят. Оставалось только обратиться к окружному прокурору. Карандаш с кровью – улика серьезная, и уж песенка Рукера точно была бы спета.

– И что потом?

– А потом нам вдруг сообщают, что все в порядке, что все чисто и что Частин признал жалобу Харриса необоснованной.

Босх кивнул:

– На него надавили.

– Правильно соображаешь.

– Кто?

– Думаю, Ирвинг. А может, и кто повыше. Слишком уж опасное дело. Представь, во что бы это вылилось: разбирательство в суде, отставки, увольнения, пресса снова подняла бы кампанию против департамента, а уж про Таггинса и Спаркса я и говорить не хочу. Не забывай, было это год назад. Новый шеф только-только занял высокий кабинет, и тут такой скандал. Вот кто-то и нажал на Частина. В департаменте такие дела всегда улаживал Ирвинг. Тот еще ловкач. Хотя, я думаю, и без согласия шефа не обошлось. Как по-твоему, почему Ирвинг сидит в своем кресле так долго? Потому что держит шефа на крючке. Неприкасаемый. Как Эдгар Гувер и ФБР, только одежка другая. Так-то.

Босх кивнул.

– А куда же подевался тот карандаш?

– Кто его знает. Может, лежит где-нибудь у Ирвинга. На всякий случай.

Они помолчали, наблюдая за группой молодых парней, медленно бредущих по Вайн-стрит в направлении к бульвару. Большинство были белые. В свете уличного фонаря Босх видел татуировки у них на руках. Ребята явно искали приключений и шли, наверное, к магазинам на бульваре. Он вспомнил пустой, усыпанный битым стеклом салон «Фредерикс» в Голливуде. 1992-й мог повториться.

Проходя мимо машины Босха, парни замедлили шаг, но, посовещавшись, двинулись дальше.

– Хорошо, что мы не сидим в твоей машине, – усмехнулся Гарвуд.

Босх ничего не сказал.

– Чувствую, ночь будет жаркая, – продолжал капитан. – Жаль, что дождь перестал.

– Частин, – возвращаясь к интересующей его теме, сказал Босх. – На него кто-то давит. Жалоба признается необоснованной. Потом за дело берется Элайас. Частина вызывают в суд. Почему он не хочет давать показания?

– Может, слишком серьезно относится к присяге. Не хочет врать.

– Нет, тут что-то другое.

– Спроси у него.

– У Элайаса был источник в департаменте. Думаю, Частин. Я не имею в виду последнее дело. Адвокат получал информацию давно, причем даже из архива.

– Любопытно. Коп, ненавидящий копов.

– Точно.

– Но если он был таким ценным источником, то зачем Элайасу понадобилось его разоблачать?

Ответа на этот вопрос у Босха не было. Подумав, он предложил то, что могло бы послужить основанием для версии:

– Элайас ведь мог узнать о том, что на Частина надавили, только от самого Частина, так?

– Так.

– Получается, что, вызывая Частина для дачи показаний, Элайас раскрыл бы его как своего информатора.

Гарвуд кивнул:

– Это я уже понял.

– Даже если бы Частин попытался уклониться, Элайас все равно добился бы главного. А главное для него – произвести нужное впечатление на жюри присяжных.

– Я тебе скажу, на кого еще он произвел бы впечатление. На Паркер-центр. Уж там бы быстро все поняли. Вопрос в том, зачем Элайасу разоблачать источник? Зачем терять того, кто предоставлял ему ценную информацию? Почему он решил расстаться с ним?

– Потому что это дело было для него, возможно, самым главным в жизни. Победив, Элайас стал бы фигурой общенационального масштаба. Попал бы во все самые рейтинговые программы, в «Шестьдесят минут» и к Ларри Кингу. Ради этого Элайас был готов отдать все. Как и любой адвокат на его месте.

– Да, пожалуй, ты прав.

Они не стали обсуждать вторую сторону вопроса. На что был готов пойти Частин, чтобы избежать появления в суде и публичного разоблачения. Представ перед всеми в роли осведомителя Элайаса, полицейского, скомпрометировавшего отдел внутренних расследований и весь департамент полиции, он потерял бы все, ему просто некуда было бы обратиться. Такой человек, как Частин, не мог допустить подобного исхода. Босх был уверен: Частин пошел бы даже на убийство.

– Спасибо, капитан. Мне пора.

– Ты же понимаешь, что сделать все равно ничего не сможешь.

Босх посмотрел на него.

– Что?

– Поздно. Дело закрыто. Все сказано. Город вот-вот вспыхнет, как щепка. Думаешь, парням с южных окраин не все равно, какой именно коп убил Элайаса? Да им наплевать. Что хотели, они уже получили. Частин, Шихан – не важно. Важно то, что это сделал человек с жетоном. А ты, если попытаешься поднять шум, только подкинешь дров в огонь. Представь, что будет, если ты выведешь Частина на чистую воду. Сколько грязи выльется на департамент, сколько людей лишатся работы. А ради чего? Так что подумай, Гарри. Всем на все наплевать.

Босх кивнул. Он понимал скрытое в словах капитана немудреное послание. Хочешь идти вперед, иди со всеми.

– Мне не наплевать.

– Считаешь, это веская причина?

– Ладно, тогда как быть с Частином?

Гарвуд затянулся, огонек высветил скривившиеся в усмешке губы.

– Думаю, рано или поздно он получит по заслугам.

Эти слова несли уже другое послание, и его Босх тоже понял.

– А как же Фрэнки Шихан?

– Тут ты прав. – Гарвуд согласно кивнул. – Фрэнки Шихан был моим парнем... но он мертв, а его семья здесь больше не живет.

Босх промолчал, но не потому, что его устраивал такой ответ. Шихан был его напарником и другом. Те, кто измазал грязью Шихана, измазали грязью и его самого.

– Знаешь, меня только одно беспокоит, – продолжал после паузы Гарвуд. – И раз уж ты был его другом, то, может быть, поможешь разобраться...

– Что? Что тебя беспокоит?

– Оружие, которым воспользовался Шихан. Он ведь не у тебя его взял?

– Нет, не у меня. По пути ко мне мы заезжали к нему. Фрэнки заходил домой. За одеждой и чем-то там еще. Наверное, тогда же и «беретту» прихватил. Похоже, фэбээровцы прошляпили.

Гарвуд кивнул.

– Слышал, ты сам ездил к его жене. Ее спрашивал? Ну, насчет...

– Спрашивал. Она ничего не знает, но это не...

– Серийный номер выжжен, – не дослушал его Гарвуд. – Ясно, что грязное.

– Да.

– Вот это меня и беспокоит. С Шиханом я работаю давно и знаю его неплохо. Никогда бы не подумал, что он может подобрать грязный ствол. Я порасспрашивал ребят, тех, кто бывал с ним в паре. Никто ничего не знает. Никто ничего не слышал. А ты, Гарри? Ты работал с ним больше всех. Шихан носил когда-нибудь запасной ствол?

И вот тогда оно пришло. Как удар в грудь. Удар, после которого замираешь и ждешь, пока все пройдет и ты сможешь медленно вдохнуть. Босх знал – Шихан никогда не взял бы грязный ствол, не стал бы подбирать брошенное преступником оружие. Он не опустился бы до этого. Но если ты не носишь с собой запасной револьвер, то зачем держать его дома? Какая от этого польза? Ответ был очевиден. И Босх увидел бы его, если бы хоть раз поставил правильный вопрос.

Теперь он вспомнил. Вспомнил, как ждал Шихана, сидя в машине у его дома. Вспомнил свет фар, мелькнувший в зеркале заднего вида. Вспомнил автомобиль, стоявший у тротуара. Частин. Он следил за ними. Для Частина живой Шихан был тем самым хвостом, потянув за который можно распустить все, что он долго и старательно вязал.

Он вспомнил, что соседка слышала три или четыре выстрела. То, что выглядело самоубийством пьяного копа, обретало черты расчетливого убийства.

– Гад!.. – прошептал Босх.

Гарвуд кивнул, как человек, успешно проведший другого по дороге, которую уже прошел сам.

– Теперь понимаешь, как оно все могло быть?

Босх подумал еще немного и кивнул:

– Да, теперь понимаю.

– Хорошо. Я позвоню. Спустишься вниз, в подвал. Дежурный даст тебе заглянуть в журнал. Вопросов никто задавать не станет. Убедишься окончательно.

Босх снова кивнул, потом открыл дверцу, вышел и, не сказав больше ни слова, побежал к своей машине. Он не знал, почему бежит. Спешить было некуда. И дождь больше не шел. Он только знал, что должен двигаться, должен бежать, чтобы не закричать.

Глава 37

Люди, собравшиеся на площади перед Паркер-центром, разделились на две группы. Одни стояли молча, держа в руках свечи. Другие, изображая похоронную процессию, медленно ходили взад-вперед с двумя черными картонными гробами, на одном из которых было написано «Правосудие», а на другом – «Надежда». Тут и там виднелись плакаты – «Правосудие для всех» и «Правосудие – для избранных – не правосудие». Вверху кружили два или три вертолета самых крупных каналов, а что касается наземных сил, то их представляли по меньшей мере шесть операторских групп. Время близилось к одиннадцати, и все они уже были готовы вести прямые репортажи из самой гущи событий.

Вход в здание прикрывала шеренга полицейских в форме и защитных шлемах. Мирные демонстрации могли в любой момент перерасти в боевые действия, направленные в первую очередь против управления полиции Лос-Анджелеса. Так случилось, например, в девяносто втором, когда разгоряченная толпа ринулась в центр города, круша все на своем пути. Босх предусмотрительно обошел демонстрантов и, держа жетон на виду, проскользнул в щель оборонительной линии.

Войдя в вестибюль, он кивнул дежурившим там четырем полицейским, миновал лифт и сбежал по ступенькам. Путь Босха лежал по длинному коридору в центр хранения вещественных доказательств. Пройдя до середины, он обратил внимание, что не встретил ни одной живой души с тех пор, как спустился вниз. Здание словно вымерло. По плану чрезвычайного положения все полицейские смены "А" должны быть на улицах.

Босх заглянул в забранное мелкой металлической сеткой окошко – лицо дежурного было ему не знакомо. За столиком сидел пожилой седоусый ветеран с цветущими от чрезмерного потребления джина щеками. Ломавшиеся на улицах старики нередко заканчивали службу в подвале. Увидев посетителя, дежурный поднялся и отставил стул.

– Ну, как там погодка? У меня-то здесь и окон нет.

– Погода? Местами облачно, не удивлюсь, если во второй половине дня грянет гром.

– Я так и понял. Таггинс со своей толпой еще на площади?

– Да.

– Идиоты. И что бы они только делали, если бы на улицах не было копов? Понравилось бы жить в джунглях?

– Проблема не в них. Они не против полиции. Им только не нужны полицейские-убийцы. Что же здесь плохого?

– Ну, я бы так сказал, что есть и такие, которые только пули и заслуживают.

Босх не нашелся что сказать. Да и какой смысл спорить с тем, кого уже не переубедишь? Он посмотрел на табличку с именем дежурного – Хауди[13]13
  Хауди. Фамилия совпадает с разговорной формой приветствия «How d'you do».


[Закрыть] – и едва не рассмеялся. Копившиеся всю ночь напряжение и злость схлынули.

– Да пошел ты! – добродушно выругался дежурный. – Что смешного? Это моя фамилия.

– Извини. Я не смеюсь. Просто вспомнилось кое-что.

– Конечно.

Хауди показал на стойку с бланками и ручкой на цепочке.

– Если хочешь что-нибудь взять, заполни форму и не забудь указать номер дела.

– Номер дела? Боюсь, что не знаю.

– А ты знаешь, сколько тут у нас всего? Около двух миллионов единиц хранения. Что ищешь?

– Мне надо посмотреть журнал.

Дежурный кивнул:

– Понятно. Тебя прислал Гарвуд?

– Да.

– А почему сразу не сказал?

Босх не ответил. Хауди наклонился, вытащил потрепанную тетрадь и просунул ее в щель под окошечком.

– Какое число тебя интересует?

– Не знаю. Пожалуй, последние два-три дня.

– Здесь записи за неделю. Тебя ведь интересует только то, что брали, верно?

– Верно.

Босх забрал тетрадь и отошел к стойке. Хауди совсем не обязательно знать, что он ищет. Впрочем, искать долго не пришлось. Частин получил коробку с вещественными доказательствами в семь утра. Босх поспешно заполнил бланк и, вернувшись к окошечку, положил перед ним тетрадь и требование.

– Думаю, коробка где-то здесь. Ее брали сегодня утром.

– Нет, приятель, у нас здесь с этим строго. Порядок блюдем.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Босх.

Хауди положил на место тетрадь, заглянул в бланк и, захватив тележку, похожую на те, которыми пользуются на поле для гольфа, исчез в лабиринте стеллажей. Вернулся он минуты через три. В тележке лежала розовая коробка. Дежурный отодвинул засов, открыл окошко и передал коробку Босху.

Босх направился к одной из крохотных кабинок у дальней стены, чтобы проверить содержимое розовой коробки.

Судя по ярлыку, в ней лежали вещественные доказательства по старому, давно закрытому делу: расследованию действий детектива Фрэнсиса Шихана, застрелившего пять лет назад Уилберта Доббса. Коробка была заклеена скотчем, и Босху пришлось немало повозиться, вскрывая ее с помощью висевшего на ключной цепочке маленького перочинного ножа. Зато нужный предмет он нашел гораздо быстрее.

* * *

Сквозь толпу демонстрантов Босх прошел так, как будто не замечал никого и ничего, не слышал распеваемых лозунгов «Нет правосудия – нет мира» и брошенных лично ему оскорблений. Он знал, правосудие не завоевывают плакатами и картонными гробами. Каждый отстаивает его сам, становясь на сторону добра и справедливости. И еще он знал, что настоящее правосудие не различает никаких цветов, кроме одного: цвета крови.

Добравшись до машины, Босх открыл кейс и, порывшись в бумагах, нашел листок со списком телефонов всех, кто вошел в его группу в ночь с пятницы на субботу. Потом отправил на пейджер Частина короткое сообщение и стал ждать, наблюдая за протестующими. Минут через пять несколько телевизионных бригад неожиданно снялись с места и, прихватив оборудование, устремились к своим фургонам. Посмотрев вверх, Босх увидел, что вертолеты тоже улетели. Он взглянул на часы – было без десяти одиннадцать. Поспешный маневр телевизионщиков перед самым выходом в эфир мог свидетельствовать только об одном: где-то что-то случилось.

Босх включил радио, всегда настроенное на волну новостей, и услышал взволнованный, слегка дрожащий голос:

– ...из грузовика и снова избили. Некоторые прохожие попытались вмешаться и остановить нападавших, но толпа, состоящая главным образом из молодежи, не подпустила их к месту происшествия. Нападению подверглись и пожарные, на выручку которым подоспел взвод полицейских. Пострадавшие патрульные были спасены и получили первую медицинскую помощь, а раненых, по нашим сведениям, тут же отправили в ближайшую больницу Дэниела Фримена. Оставленную на перекрестке пожарную машину толпа попыталась перевернуть, а потом, не преуспев в этом, подожгла. Прибывшее подкрепление быстро оцепило район беспорядков, несколько десятков участников которых были арестованы, остальные же рассеялись по жилым кварталам, прилегающим к бульвару Норман...

Зазвонил телефон, и он выключил радио.

– Босх.

– Это Частин. Чего тебе?

Частин находился где-то на улице – Босх слышал крики и звуки машин.

– Где ты? Нам надо поговорить.

– Только не сегодня. Я на дежурстве.

– Где ты?

– В южной части нашего замечательного города.

– В первой смене? Я думал, все детективы во второй смене.

– Все. Кроме ОВР. У нас свой график. Послушай, Босх, я бы с удовольствием с тобой поболтал, но...

– Где ты? Я сейчас приеду.

Босх повернул ключ зажигания и, оглянувшись, дал задний ход.

– На Семьдесят седьмой.

– Уже еду. Встретимся через пятнадцать минут.

– Не получится. У нас тут куча дел. Только что привезли дюжину придурков, напавших на пожарную бригаду. Парни примчались тушить пожар в их квартале, а эти дикари на них же и налетели. Просто невероятно, мать их...

– Буду через пятнадцать минут. Встречай.

– Ты что, плохо слышишь? Здесь намечается большая заварушка, так что работы у нас будет выше крыши. У меня нет времени на болтовню. Людей надо отправлять в тюрьму. Или ты хочешь, чтобы я торчал на улице на виду у какого-нибудь недоноска с дробовиком? В чем вообще дело? О чем речь?

– О Фрэнки Шихане.

– А что такое?

– Узнаешь через пятнадцать минут. Будь на месте, Частин, или я сам найду тебя, но только тогда это тебе вряд ли понравится.

Частин начал что-то говорить, но Босх уже отключил телефон.

Глава 38

Ему потребовалось двадцать пять минут, чтобы добраться до полицейского участка на Семьдесят седьмой улице. Задержка случилась из-за того, что автостраду номер 110, соединявшую центр города с районом Саут-Бэй, перекрыл дорожный патруль. Во время последних беспорядков проезжавшие по ней машины не раз становились мишенями для снайперов, а с эстакад на них нередко падали бетонные блоки. На сей раз власти решили не рисковать, и автомобилистов направляли по объездной дороге через шоссе Санта-Моника и Сан-Диего. Путь удлинялся примерно вдвое, зато такой маршрут был куда безопаснее проезда через предполагаемую зону боевых действий.

Босх мчался по опустевшим улицам, не задерживаясь на перекрестках и не обращая внимания на огни светофоров. Город казался вымершим. Он знал, что где-то сейчас бушуют пожары, где-то разъяренные толпы бьют витрины и врываются в пустые магазины, но ему такие места не попадались. То, что видел он, совсем не совпадало с теми картинами, которые рисовали захлебывающиеся от волнения репортеры. Большинство жителей сидели по домам, за надежно запертыми дверями, в ожидании, пока все наконец уляжется и успокоится. Добропорядочные горожане пережидали бурю, не отрываясь от экранов и задавая себе один и тот же вопрос: их ли это город?

Семьдесят седьмая улица встретила непривычным затишьем. Перед входом в полицейскую академию стоял автобус, защищавший находившихся за ним людей от выстрелов из проносящихся мимо машин. Ни демонстрантов, ни копов Босх не заметил. Когда он остановился у тротуара, из-за автобуса вышел Частин в полной полицейской форме, с кобурой на ремне. Босх опустил стекло.

– Где ты был? Сам же сказал...

– Я знаю, что сказал. Залезай.

– Ну уж нет. Я никуда с тобой не поеду, пока ты не объяснишь, в чем дело. Не забывай, я здесь на дежурстве. Так какого черта тебе надо?

– Поговорить. О Шихане. О баллистической экспертизе. О деле Уилберта Доббса.

При упоминании об Уилберте Доббсе Частин сделал шаг назад, как будто его ударили в грудь.

– О чем разговаривать? Ты не хуже меня знаешь, что дело Шихана закрыто. Твой приятель мертв. И Элайас мертв. Все мертвы. Вот так. А теперь оглянись, протри глаза, посмотри, что творится в городе.

– И по чьей же вине?

Частин настороженно посмотрел на него, пытаясь понять, что нужно от него Босху.

– Ты несешь чушь. Возвращайся домой и проспись. Отдохни. Босх открыл дверцу и вышел из машины. Частин сделал еще шаг назад и положил руку на ремень возле кобуры. В том, что касается применения оружия, существуют как писаные, так и неписаные правила. Босх знал их все. Он понял, что ступил на опасную территорию.

Босх повернулся и толкнул дверцу. Взгляд Частина невольно сместился вслед за движением, и Босх моментально выхватил револьвер из плечевой кобуры. Прежде чем Частин успел что-то сделать, дуло уже смотрело ему в грудь.

– Ладно, сделаем по-твоему. Положи руки на крышу машины.

– Какого черта!..

– Положи руки на машину!

Частин поднял руки.

– Все, все... полегче, Босх, полегче.

Он шагнул к машине и положил ладони на крышу. Подойдя к Частину сзади, Босх прежде всего забрал револьвер и, отступив, положил его в свою кобуру.

– Думаю, обыскивать тебя не стоит. Запасной ведь ты подбросил Шихану, верно?

– Что? Понятия не имею, о чем ты.

– Неужели?

Держа правую руку на спине Частина, Босх снял у него с ремня наручники и застегнул их сначала на одном, потом на другом запястье. Потом затолкнул Частина в салон, на заднее сиденье, сел за руль, вынул из кобуры и убрал в кейс револьвер, повернул зеркало так, чтобы легко видеть пленника, и наконец щелкнул замком, запирая заднюю дверцу.

– Сиди так, чтобы я тебя видел. Понял?

– Да пошел ты! Кем ты себя возомнил, Босх? Куда мы поедем?

Босх включил мотор и, отъехав от участка, повернул на запад, в сторону Нормандии. Прошло минут пять, прежде чем он ответил на вопрос Частина.

– Поедем в Паркер-центр. Там ты расскажешь мне, как убил Элайаса, Каталину Перес... и Фрэнки Шихана.

Он почувствовал, как поднимается, подступает к горлу тяжелая, горькая волна злобы и ненависти. Он вспомнил Гарвуда, его невысказанное пожелание. Сейчас Босх хотел того же: справедливости, того, что называется уличным правосудием.

– Отлично, поезжай, – усмехнулся Частин. – Только у тебя не в порядке с головой, Босх. Дерьмо вместо мозгов. Слышишь? Дело закрыто. Все. Конец истории. Живи дальше и не оглядывайся.

Вместо ответа Босх напомнил ему о праве молчать и не свидетельствовать против себя.

– Ты все понял?

– Пошел ты!

Босх сбросил газ и посмотрел в зеркало.

– Хорошо, что ты коп. Ни один судья не скажет, что ты не знал о своих правах.

Частин промолчал.

– Ты стучал Элайасу. Все эти годы ты работал на него, поставлял емулюбую информацию. Ты...

– Ошибаешься.

– Ты продал департамент. Ты предал своих. Ты подонок, Частин. Это ведь так называется? Вспомни собственные слова. Ты дерьмо, стукач...

Впереди показались полицейские баррикады. Ярдах в двухстах за ними мелькали голубые вспышки и прыгало оранжевое пламя.

Они приближались к тому самому месту, где толпа напала на патрульных и подожгла пожарную машину.

Не доезжая до блокпоста, Босх свернул вправо и поехал дальше уже медленнее. Он никогда не работал в южной части города и плохо представлял себе географию этого района, но понимал, что если не хочет заблудиться, то должен стараться держаться поближе к Нормандии.

У одного из перекрестков Босх снова посмотрел в зеркало.

– Хочешь поговорить, Частин?

– Нам не о чем разговаривать. Имей в виду, сегодня ты последний день носишь жетон, так что запомни его получше. То, что ты делаешь, чистое самоубийство. Лучше бы ты просто застрелился. Как твой дружок Шихан. Ты покойник, Босх.

Босх вдавил в пол педаль газа, и машина, дернувшись, остановилась. Он вытащил свой револьвер, повернулся и направил дуло в лицо Частину.

– Что ты сказал? Повтори.

Наверное, только теперь Частин испугался по-настоящему.

– Ничего, Босх, ничего. Поехали. Поехали в Паркер и там поговорим.

Босх медленно опустился на сиденье и снял ногу с педали. Через три или четыре квартала он снова повернул на север, надеясь, что опасный перекресток остался позади.

– Я только что оттуда. Спускался в подвал.

Частин молчал. Выражение его лица нисколько не изменилось.

– Я заглянул в коробку с вещдоками по делу Уилберта Доббса. И посмотрел журнал. Ты взял из коробки три пули от табельного оружия Шихана. Той самой «девятки», из которой он пять лет назад застрелил Доббса. Ты отнес их баллистикам и сказал, что их нашли в теле Элайаса. Ты подставил Шихана.

Он взглянул в зеркало. На сей раз удар пришелся в цель – Частин выглядел как человек, которого только что огрели кирпичом. Его оставалось только прикончить.

– Ты убил Элайаса, – негромко продолжал Босх, переводя глаза на дорогу. – Он собирался вызвать тебя в суд и заставить отвечать на вопросы. Ты ведь рассказал ему о своем расследовании, верно? Об окровавленном карандаше? Думаю, ему жаль было терять такой источник, но дело было важнее. Элайас сделал на него большую ставку. Он собирался подняться на самый верх и ради победы был готов принести тебя в жертву. Ты не выдержал. А может, решил все хладнокровно. Так или иначе, но в пятницу вечером ты проследил за ним до Энджелс-Флайт. Подождал, пока он вошел в вагон, и застрелил. И потом ты вдруг увидел женщину. Представляю, каким сюрпризом это для тебя стало, ведь вагон должен был быть пустым. Ты застрелил и ее. Каталину Перес. Ну, Частин, как у меня получается? Я все правильно рассказываю?

Частин молчал.

Босх доехал до перекрестка, притормозил и посмотрел влево. Ни вспышек, ни пламени, ни баррикад. Он повернул.

– Тебе повезло. С делом Доббса. Все сошлось, как по заказу. Сначала ты наткнулся на свидетельство того, что Шихан угрожал Элайасу. Ты нашел козла отпущения. Дальше – легче. Ты получил допуск к материалам вскрытия и подменил пули. Конечно, идентификационные отметки на пулях разные, но обнаружилось бы это только на суде. И тогда ты решил, что Шихан не должен дожить до суда.

– Замолчи! Я не желаю это слышать! Я...

– Мне наплевать, желаешь ты это слышать или нет! Выслушаешь, мешок с дерьмом! Это Фрэнки Шихан говорит с тобой из могилы. Понял? Ты хотел повесить все на него, но не мог допустить, чтобы Шихан предстал перед судом. Потому что коронер обязательно увидел бы пули с чужими отметками, и подлог был бы обнаружен. Тебе не оставалось ничего другого, как убрать Шихана. В тот вечер ты проследил за нами. Я видел твою машину. Ты подождал, пока Фрэнки останется один, и убил его, представив дело так, будто он напился, стрелял в воздух... Ты все продумал, Частин. И все равно просчитался.

Ненависть и злоба снова всколыхнулись в нем. Он ударил по зеркалу, чтобы не смотреть больше на Частина, не видеть его лицо.

– Я все знаю. Все. У меня есть только один вопрос. Почему ты все эти годы стучал Элайасу? Он платил тебе? Или ты настолько ненавидишь копов, что готов на все, чтобы прищемить им задницу?

Ответа не было. Босх остановил машину у знака, снова посмотрел влево и увидел вспышки голубого пламени. За перегораживающими улицу баррикадами выстроились патрульные машины. В разбитых окнах небольшого магазинчика на углу торчали куски стекла, двери валялись у входа, а тротуар покрывали осколки разбитых бутылок.

– Посмотри на все это, Частин. Видишь? Это ты...

– Босх...

– Ты во всем виноват. И ты...

– Хватит, ты и так зашел слишком далеко!

– Ты должен за все ответить.

Босх начал выворачивать вправо, и в этот момент кусок бетона разбил ветровое стекло и упал на сиденье. К машине бежала группа молодых парней. Босх видел искаженные ненавистью, лишенные индивидуальности черные лица. Он хотел дать задний ход, но в воздухе вдруг появилась бутылка. Она летела в машину, а в какой-то миг, как показалось Босху, словно повисла, и он даже смог рассмотреть этикетку и прочитать надпись на ней: «Южное гостеприимство».

Сознание зафиксировало факт, но не успело оценить его.

Бутылка влетела через дыру в стекле, ударилась о руль и взорвалась, осыпав Босха градом осколков. Он инстинктивно вскинул руки, защищая лицо, но глаза уже горели от попавшего на слизистую оболочку алкоголя. За спиной закричал Частин:

– ВПЕРЕД! ГОНИ! ГОНИ!

Бутылки летели в другие окна, разбивались о дверцу, крышу. Машина резко накренилась влево. Кто-то рвал ручку, пытаясь открыть дверцу. Позади Босха лопнуло еще одно стекло. Он слышал доносящиеся снаружи крики, сердитые, злые, неразборчивые крики толпы. И еще он слышал крики с заднего сиденья, крики Частина. В разбитые окна просовывались руки.