Текст книги "Повелители теней"

Автор книги: Майкл Кобли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Одна его часть принадлежала Нерек, зато плоть и даже кости второй двигались и колебались, словно превращаясь во что-то другое. Сувьель снова припомнился тот жуткий миг в Хоньирских горах, когда Бернак превратил молодого человека из числа своих воинов в эту самую женщину. Эта движущаяся половина лица приобретала мужские черты, но что это означало для Нерек? Была ли она просто маской? Это ли увидела она в зеркале?

За ее плечом что-то жарко полыхнуло, причинив короткую, тут же прошедшую боль. Она обернулась и увидела, что Гон держит и мнет руками что-то бесформенное – невидимого наблюдателя Нерек. Сопротивляясь, масса ударила Гона усиком по лицу, оставив на щеке глубокий порез. Он даже не вздрогнул, а просто сунул руку в центр бесформенного порождения и разорвал его на мерцающие куски. Из раны на его щеке не вытекло ни капли крови, Сувьель увидела, как она затянулась и исчезла без следа.

Нерек сидела, спрятав лицо в руки и покачиваясь из стороны в сторону. Она жалобно всхлипывала. Гон несколько мгновений холодно рассматривал ее, потом повернулся к Бабрелю, который замер у лестницы и смотрел на все испуганными глазами.

– Слуги скоро будут здесь, – заявил мальчик. – Ты должен взять остальных и отвести их в безопасное место.

Старик посмотрел на второго брата:

– А ты и Рови?

– Они будут искать именно нас, мы заведем их куда-нибудь. – Он посмотрел на Сувьель и указал на Нерек. – Они скоро почуют ее и найдут. Если ты пойдешь со стариком, ты сможешь спастись от них.

Она посмотрела на беспомощную женщину рядом с собой и почувствовала к ней жалость.

– Я не могу бросить ее в таком состоянии. Я должна помочь ей.

– Тогда уведи ее отсюда. Подальше от других детей, и прямо сейчас.

Сузьель вздохнула. Несмотря на царивший в мыслях разброд, она осознавала, что мальчик прав. Сувьель наклонилась и помогла Нерек встать на ноги. Лицо последней приобрело прежний вид, но по нему продолжали блуждать темные тени, глаза покраснели от слез и смотрели в пустоту.

– Да поможет вам Мать! – хрипло проговорил Бабрель.

Сувьель молча кивнула и, обхватив Нерек за талию, провела ее под куском старой парусины и вывела в темный город.

ГЛАВА 22

Король Алобрнч: Что нам делать? Как пережить эту страшную ночь?

Канцлер: Если вы не воспользуетесь тьмой, мой государь, тьма воспользуется вами.

Гандал. Круг Ночи, акт 1, 18

В северной части Гронанвеля, Великой долины, лил дождь, сильный мелкий дождь, который пропитывал насквозь одежду, стекал ручьями с волос и бород. Большинство из двухсот пятидесяти человек, скачущих на северо-запад по берегу озера Англии, не обращали внимания на эту неприятность.

Но для Архимага Бардоу это обстоятельство превратилось в постоянный источник раздражения, заставляя его скрипеть зубами. Три дня, всю дорогу от Крусивеля до секретного лагеря у Ваньонского брода и потом на северо-запад по берегу озера, было невероятно холодно и мокро. Сейчас, сжимая мокрые ремешки поводьев почти онемевшей от холода рукой, чувствуя, как пропитанная водой одежда противно липнет к груди, рукам и ногам, маг мечтал снова очутиться в теплой комнате в Крусивеле и ощутить умиротворяющий запах бумаги и магических снадобий…

Он вздохнул и покачал головой. «Слабое оправдание для Архимага, которым ты стал, – подумал он мрачно. – Все время печься о своих мелких проблемах, пока другие готовятся к борьбе, боли и смерти. Жалко и эгоистично. Без сомнения, у Аргатиля было гораздо больше самообладания и твердости, когда он ехал вместе с Императором к плато Аренджи».

Отряд замедлил движение, – дорога превратилась в узенькую тропинку, ведущую по густому дикому лесу. Время от времени встречались валуны и небольшие скалы, спускающиеся к озеру. Бардоу задрал голову к вершинам утесов, деревьям и серому-серому небу и ощутил во рту вкус дождя.

Дождь показался чистым и чуть сладковатым. Архимаг улыбнулся, вспомнив любовь Аргатиля к вкусной еде, хорошему вину и приятной беседе. Возможно, его путешествие на север далось ему не так уж и легко. В конце концов, с Императором были самые лучшие воины страны: и Мазарет, и Архимаг, и даже сам Древо-Отец. Они были уверены в победе. Новость о поражении армии у Пустоши нашла их, когда они уже видели перед собой плато. Корреган, наверное, молился о победе своей Западной Армии, и он так и не узнал о ее гибели у Ворот Волка.

«Мы же, со своей стороны, едем на битву, которую надеемся выиграть, но только потому, что наши враги не пустили в ход свои основные силы».

Пунктом их назначения был Седжинд. Пока этот отряд рыцарей двигался по долине в столицу Рохарка, Мазарет и Кодель приближались с юга со смешанным войском, состоящим из добровольцев из Уметры и трехсот Детей Охотника. Уметру оставили на попечение главы повстанцев и его людей, усилив их ряды большой группой диких бородатых воинов, явившихся с Огучарнских островов.

Это была храбрость отчаяния. Искры от восстания в Уметре были затоптаны, несмотря на помощь сочувствующих и тайных агентов, лишь в Восточной Кейане и некоторых частях Кабригана подобные восстания прошли удачно. Так что Мазарет с Коделем думали отказаться от первоначального плана удерживать весь юг, начиная от Великой долины. Вместо этого они решили попробовать соединить земли на востоке – от Уметры до Седжинда. Седжинд было необходимо взять и удержать.

Бардоу коротко хихикнул, на него недоуменно оглянулись окружавшие его рыцари, но он не стал ничего объяснять, а просто поехал дальше.

Когда узкая тропа сделалась шире, Бардоу обогнал стройный всадник в плаще с капюшоном, который держался теперь рядом с одним из его самых одаренных учеников, с Галдамаром, высоким темноволосым человеком, едущим в авангарде. Подъехавший рыцарь откинул капюшон маленькой ручкой с голубым кольцом и явился одной из лучших учениц Медвина, молодой женщиной по имени Терзис. Она была маленькой, тоненькой, с приятными чертами лица, которые редко озарялись хоть чем-нибудь похожим на улыбку. Усиливали впечатление собранности и серьезности коротко подстриженные соломенные волосы. Она потеряла родителей во время, вторжения и несколько лет провела в Аднагоре, прежде чем сам Медвин обнаружил ее способности во время одной из поездок в этот город.

Бардоу взирал на молодых людей, и его настроение стремительно портилось. Галдамар и Терзис были самыми талантливыми из всех, и Бардоу понимал, чем они рискуют, выставляя их против могонских шаманов. Но план нападения требовал участия всех, никаких альтернатив не было.

Через некоторое время колонна рыцарей оказалась рядом с небольшой защищенной лощиной, где командир Рал Яррам приказал спешиться.

– Отдых будет коротким, – объявил он младшим офицерам. – Мы меньше чем в часе езды от Седжинда, поэтому выдайте и людям и животным по четверти пайка. Все. – Рал был невысокого роста пожилым человеком лет пятидесяти, но он обладал неуемной энергией и всегда стремился быть первым во всем. Он посмотрел на Бардоу, Архимаг вздохнул, кивнул, потом понаблюдал, как Яррам спешивается с довольным видом и собирает вокруг себя своих лейтенантов.

Бардоу тяжело соскочил на землю, морщась от боли во всех членах, вызванной трехдневным сидением в седле. Пока он разминал спину, кто-то подъехал.

– Мастер, вы должны позволить Терзис или мне провести мысленный разговор с Медвином. Мы не хотели бы утомлять вас.

Бардоу улыбнулся.

– А, Галдамар, – сказал он, не оборачиваясь. – В некоторых вещах ты уже превосходишь меня. Но кое-чему тебе еще предстоит научиться. – Закончив свои упражнения, он повернулся к ученику.

Галдамар был юношей весьма приятной внешности, его длинные темные волосы были заплетены в несколько кос на манер долбарийских горцев. Он спешился и стоял теперь рядом с лошадью, смущенно перебирая поводья. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но Бардоу опередил его:

– Когда ты доживешь до моих лет, ты поймешь, что самопожертвование не такая уж хорошая вещь. Я уже связывался с Медвином и Мазаретом, когда мы были у Ваньонского брода. Поскольку это расстояние слишком велико для тебя, я свяжусь с ними и сейчас, потому что я хочу, чтобы ты был в отличной форме, когда мы окажемся под стенами Седжинда.

Бардоу секунду помолчал, заметив на одном из пальцев молодого человека голубое кольцо, потом продолжил:

– А теперь найди Терзис и повтори с ней все слова Песни Ритма и ее вариантов, убедитесь, что вы все помните. Если повезет, доживете до моего возраста.

Сделав над собой явное усилие, Галдамар поклонился и повел прочь свою лошадь. Бардоу смотрел ему вслед, потом покачал головой, размышляя, означают ли кольца верную дружбу или нечто большее. Он привязал свою лошадь под кроной ближайшего листоглаза, выложил перед ней на землю полагающийся фураж и только потом направился в сторону терпеливо ожидающего Рала Яррама.

Песнь Мысленной Речи была чем-то похожа на Крыло Духа, правда, она не требовала таких усилий, и через несколько секунд Архимаг уже говорил с Медвином, старейшим из трех магов, сопровождающих Мазарета. Как только командующий выяснил местоположение Яррама, он сразу же ответил:

– Мы атакуем южные укрепления Седжинда в течение следующего часа. Вы должны успеть.

После этого разговора воинам дали несколько минут, чтобы они смогли дожевать свой обед, потом был отдан приказ двигаться дальше. Выезжая обратно на дорогу, ведущую вдоль озера, которая теперь превратилась в реку жидкой грязи от прошедших по ней копыт, Бардоу бросил прощальный взгляд назад.

За озером Англии тянулись плоские поля, луга и пастбища, но уже через милю они круто поднимались вверх в Рукангские горы. Утес, возвышающийся прямо перед ними, заслоняло огромное серое пятно – широкие водопады сливались в этом месте, падая к подножию утеса и закрывая пространство завесой водяной пыли. Здесь, в восточной части Гроканвеля, Руканги были самыми крутыми, самыми угрюмыми, самыми непроходимыми и опасными. Бардоу подумал о лежащих за ними землях Катриза, о стране, которую когда-то называли Землей Мечей из-за множества происходивших там в древние времена битв. Тогда Рукангские горы были могучим заслоном от врагов с юга, теперь они заставляли идущих с севера выбирать между Ваньонским бродом и Седжиндом.

«А когда мы возьмем Седжинд, – мрачно подумал Бардоу, – у врагов уже не останется выбора».

Наступление началось, как и было запланировано. Рал Яррам выстроил своих всадников в два крыла с Бардоу, Галдамаром и Терзис в первом ряду слева. Здесь они могли производить заклинания с помощью Низшей Силы, чтобы обрушить часть главной стены и, если повезет, одну из трех сторожевых башен. Потом рыцари Яррама должны будут прорваться через разлом и захватить врага врасплох.

Из седельных сумок достали штандарты с оскаленными мордами на бледно-голубом фоне. Флаги захлопали на ветру, рыцари сгруппировались и выехали из-под полога леса на открытое место, с которого был прекрасно виден город. Оба выстроенных крыла плавно развернулись к врагу и пустились галопом. Дождь наконец прекратился, острые солнечные лучи изредка пробивались из-за туч, играя на доспехах и обнаженных мечах.

Бардоу скакал впереди с Галдамаром и Терзис. Они все уже начали Песнь Ритма, и Бардоу ощущал, как Низшая Сила поднимается в них по мере приближения к стенам города.

Он бросил взгляд в сторону, на стройные сияющие ряды воинов, спешащих к стенам, и подумал: «Скоро, уже совсем скоро…» Потом отвернулся и увидел, как из ворот выезжают двадцатками вражеские всадники и в беспорядке скачут на них.

– Что это за безумие? – закричал Галдамар, заглушая грохот копыт.

Бардоу не ответил, внимательно разглядывая приближающуюся толпу. Она состояла сплошь из двухметровых могонцев, ревущих, потрясающих дубинками, копьями и топорами. Зрелище было пугающее, но в нем было что-то неправильное. «Галдамар не ошибся. Это безумие. Что же я упустил?» Он нахмурился, стараясь отогнать все мысли и чувства, поскольку начинал вторую Песнь. Песнь Острого Глаза, видящего истину…

Два заклинания устроили настоящий сумбур в его голове, но он совладал с ним. Яррам на правом фланге приказывал выставить копья, а Бардоу увидел, как могучие дикари превратились в хилых оборванцев, простых горожан. Он погнал коня вправо, стараясь сдержать поток за его спиной, надеясь добраться до Яррама и его рыцарей.

– Стойте! – кричал он. – Это наваждение, не нападайте!

Но было поздно. Послышались крики и стоны, копья и мечи вонзались в плоть мчащихся вперед, подгоняемых злобным заклятием людей. Через несколько секунд земля вокруг была залита кровью. Тщательно спланированная атака провалилась, некоторые из рыцарей спешились, стараясь помочь раненым и искалеченным людям. Бардоу увидел, как один совсем юный рыцарь рыдает над женщиной, которую он сам пронзил копьем мгновение назад, а другой старается замотать платком рану на шее немощного старика.

Кто-то тяжело опустил ему руку на плечо. Он повернулся и увидел дрожащего, испачканного кровью Яррама.

– Как это могло произойти, маг? – просипел он. – Ответь мне, ради Матери!

Бардоу глядел на него, полный ледяной ярости:

– За всем этим обманом стоят могонские шаманы. Прикажи своим людям садиться на коней. Пора мстить.

Яррам некоторое время выдерживал его металлический взгляд, потом коротко кивнул и пошел к воинам. Бардоу поискал Галдамара и Терзис и обнаружил, что они занимаются ранеными. Он мысленно позвал их, повелительно и резко, и они тут же сели на коней и подъехали к нему.

Терзис совсем побледнела и дрожала, ее глаза покраснели от слез, она сжимала поводья так, что побелели суставы пальцев. Она не могла вымолвить ни слова, так же как и Галдамар.

– Я никогда… никогда не видел такого дикого… – выдавил наконец молодой человек. – Я знаю, где он…

– В средней башне, – подтвердил Бардоу. – Сейчас он смотрит прямо на нас. Я чувствую его радость.

Они все разом обернулись к городу и посмотрели на среднюю башню. Крики и пение дикарей были едва различимы за криками и стонами раненых. Бардоу занялся своими чувствами, запирая их от всякого внешнего воздействия; он наклонил голову и сосредоточился на Песне Ритма, нанизывая друг за другом ее части и заставляя ее расходиться кругами.

Она стала песней его крови и плоти, огнем его сердца и разума, она разрасталась в его груди, стремясь хлынуть горлом. Каким-то образом он осознавал, что его юные ученики делают то же самое, Песнь разрасталась, теперь он сдерживал ее с большим трудом. И весь его гнев вырвался в одном бессловесном крике, порожденном Песней Ритма. Через миг такой же рев издал Галдомар, потом Терзис. Сам воздух дрогнул, трава вырывалась из земли, камни покатились по лугу от тройного вопля.

Ударная волна этого вопля рванулся вперед. Потом был миг ожидания. И вот волна достигла башни. Какие-то долгие секунды здание держалось, из разломов сыпалась кирпичная крошка, с крыши валились куски черепицы. Потом, как детский домик из кубиков, башня покачнулась и начала складываться, осев горой деревянных балок и камней, над которой поднялись тучи пыли. Одна часть башни рухнула в сторону ворот, подмяв под себя часть стены и укрывавшихся за ней наемников. Стена провалилась внутрь, оставив незащищенные деревянные ворота. Яррам сразу же заметил брешь, он взмахнул рукой и бешено поскакал впереди своих рыцарей к незащищенному пролому.

А Бардоу был уже в воротах, он заставил своего коня перепрыгнуть разлом, смяв по дороге нескольких наемников. Он мчался по булыжной мостовой города, внимательно глядя во все стороны. Когда башня дала первую трещину, он заметил, как из окна в нижнем этаже выпрыгнул некто, – Песнь Ритма уже окончила свое действие, и теперь он точно знал, что могонский шаман жив и спешит в южную часть города. Бардоу мчался за ним, перед глазами его стояла сцепа, разыгравшаяся на поле у города, он жаждал мести.

Дорога уходила наверх, к массивной Главной башне, сложенной из светлого камня много сотен лет назад. Пока Архимаг мчался вперед, гром битвы становился все тише, его сменили другие звуки. По улицам метались отряды горожан, выискивая прихвостней могонцев и наемников, настолько глупых, чтобы не успеть скрыться. К небу потянулись столбы дыма, со стороны Главной башни доносился звон оружия.

Но Бардоу интересовало только его преследование, он шел по пахнущему ненавистью следу шамана, пробираясь улицами Седжинда. Его сознание дрожало и колебалось от начатых им трех Песен, трех разных Песен с разными запахами, формами и звуками, различными символами, как очевидными, так и темными, указывающими на его личные отношения с Низшей Силой. А Низшая Сила все разрасталась с каждым шагом его коня, и, хотя он чувствовал, как она начинает пожирать его чувства без остатка, он двигался вперед, не задумываясь.

Из кривого задымленного переулка навстречу ему выскочило несколько человек, но он, даже не взглянув, направил на них Песнь Успокоения. Через некоторое время он подъехал к большому добротному дому, высокие узкие окна которого были закрыты прочными ставнями. Двери из резного агатника охраняли четверо часовых. Он обезоружил их Песнью Успокоения, привязал своего коня, спешился и стал подниматься вверх по ступенькам.

Он попал в длинную сумрачную прихожую, завешанную гобеленами, сюжеты которых с трудом угадывались в призрачном свете слабых ламп. Тут было несколько дверей, но Бардоу уверенно прошел к лестнице в глубине прихожей. Он знал, что за этими дверями заперты пленники, их страх и отчаяние просачивались в прихожую, подобно всепроникающему запаху гниения. Но им придется подождать, пока он разберется с их мучителями.

Архимаг миновал четыре этажа тьмы, изредка нарушаемой случайным факелом или полосами серого света, с трудом пробивающегося через щели неплотно прикрытых ставен. Все звуки были приглушенными: бормотание заключенных, их плач, скрип ступеней под его ногами, слабые крики, доносящиеся с улицы. Ему не встретилось ни одного стражника. Бардоу чувствовал волны злобы, исходящие от его врага, и его самоуверенность.

«Самонадеянный, – подумал он. – Прекрасно».

На последнем этаже его чувства заставили его свернуть в узкий коридорчик, оканчивающийся пятью ступенями, ведущими к деревянной двери, на которой топором было вытесано изображение дерева и колокола. Он остановился и посмотрел на принесенную с собой палку. Это был обломок агатника длиной около метра, на его концах были привязаны пучки лент, всю поверхность покрывал затейливый узор. Предмет не был магическим, в нем самом не было ни капли силы, но он был прекрасно сделан и тяжело и удобно лежал в руке. Архимаг кивнул самому себе. Должно сработать.

Потом со спокойной уверенностью он шагнул к двери и толкнул ее.

Маг вошел в комнату, полную ненависти, ненависть висела здесь плотной пеленой, она была похожа на удушливый дым. В четырех углах комнаты стояли светильники, посредине сидела, скрестив ноги, закутанная в плащ с капюшоном человекоподобная фигура. Блестящие злобные глазки разглядывали его в мертвой тишине. В воздухе плавал острый неприятный запах, чувства Бардоу подсказали ему, что исходит он от символов, нарисованных на полу кровью.

– Ты пришел, чтобы сжечь меня своим огнем, о могучий светильник?

Бардоу ответил на насмешку Песней Успокоения, направив ее силу прямо на могонца. Бело-голубое сияние окружило сидящего шамана, который усмехнулся, когда сияние вдруг дрогнуло. Бардоу бесстрашно пустил в ход вторую Песнь, Песнь Бурления, которую он направил на одежду шамана и на коврик под ним.

От мехов могонца повалил сырой пар. Тот закричал от боли и вскочил, срывая с себя одежды и топая босыми ногами по полу. Он разъяренно выбросил руки в сторону Бардоу, сжав костлявые кисти в кулаки, и произнес длинную фразу из непонятных слов, перемежаемых щелчками и цоканьем.

На полу возникли символы, запылавшие горячим зеленым пламенем. В тот же миг слабо светившиеся до сих пор лампы выбросили длинные языки пламени, ярко осветив комнату. Внезапно в потолок устремились фонтаны огней, которые превратились в огромные зеленые ладони и потянулись к Бардоу.

Он покачнулся, когда они ударили по нему, но остался стоять на ногах, пристально глядя на отчаянно жестикулирующего шамана. Огромные руки схватили его, сдавили грудь, стали душить за шею, давить на ребра. Но он отбил их и выпустил на волю третью Песнь, Песнь Истинного Полета, выставив вперед принесенную с собой деревяшку. Собрав последние силы, он подался назад и швырнул ее во врага.

Время застыло. Могонец заметил движение Бардоу и начал отклоняться в сторону, но заговоренная палка тоже изменила траекторию полета. Шаман в панике попытался поднять руку и оградить себя невидимым щитом, но деревянный жезл пробил его, скользнул у шамана под подбородком и попал в горло.

Бардоу рухнул на колени, истратив весь свой запал, а его враг сползал по стене, окровавленный рот еще кривился, силясь вытолкнуть слова, но его глаза уже неподвижно уставились на мага, который завалился теперь набок. Стараясь высвободиться из злобных объятий чужой магии, Бардоу не подымал век, но он продолжал видеть шамана, голова которого склонилась на грудь, кровь стекала по шее, но тот отказывался умирать. Взгляд его горел ненавистью, губы безмолвно шевелились, Бардоу казалось, что он пожирает собственную агонию.

Архимага охватило отчаяние, он ощутил, что всех его сил и всего умения не хватило для победы. Смерть стояла рядом с ним. Его зрение затуманилось, не на что было надеяться…

Откуда-то из глубины дома донесся звук бегущих шагов, дверь с грохотом распахнулась, несколько голосов заговорило разом. Шаги приблизились, он с трудом осознал, что в комнате появились другие люди. Кто-то позвал его по имени, потом выругался. Послышался звук вынимаемого из ножен оружия. Потом свист клинка, входящего в плоть. Еще раз. Внезапно сила, давящая его, ослабла, взор прояснился. Кто-то распахнул ставни, и живой свет наполнил комнату. Бардоу различил контуры человека, стоящего рядом с телом шамана, в одной руке человек держал что-то – отрезанная голова, догадался Бардоу.

Человек присел на корточки рядом с ним и обеспокоенно заглянул ему в лицо:

– Архимаг, вы слышите меня? Могонский шаман мертв. Вы меня понимаете?

Человек был широкоплеч, его лицо покрывали синяки и порезы, на гладком лысом черепе виднелся свежий шрам. Бардоу начал узнавать, превозмогая себя.

– У Матери, конечно, есть чувство юмора, – прохрипел он, – если моим спасителем она решила сделать вас, господин Коррен.

Дов Коррен, председатель Совета Севера, иронически улыбнулся:

– На обратном пути мы попали в засаду, что не так уж и удивительно. Я рад видеть вас в добром здравии.

– Я чуть дышащая развалина, как вы, без сомнения, видите. Помогите мне встать. – Дов помог ему приподняться и сесть, и Бардоу продолжил: – Я осушенная чаша, прогнившее бревно, пересохшее русло… – Он замолчал, поняв, как это звучит. Потом вздохнул, провел перед глазами дрожащей рукой и посмотрел на второго человека. Даже обрадовался, разглядев, кто это. – Галдамар, оставь этот грязный трофей. Иди сюда и расскажи мне о битве.

Юный маг положил голову могонца на коврик и с омерзением рассматривал ее.

– Последнее, что я видел из битвы, – Яррама с несколькими его рыцарями, преследующими конных могонцев, которые старались удрать. Терзис помогла нескольким капитанам спасти могонского вождя от разъяренной толпы. – Он кончиком все еще обнаженного меча поскреб изображение на полу. Потом поднял меч и указал на окровавленную голову. – Мы что-то упустили.

– Поясни, – напряженно потребовал Бардоу.

Галдамар покачал головой:

– В комнате все еще есть какое-то присутствие, и голова является его частью. Мне так кажется.

– Тогда надо ее разрубить и швырнуть куски зеленокрылам, – проворчал Дов Коррен, выхватывая из-за пояса кинжал.

– Нет, стойте. – Бардоу заставил себя подняться на ноги. Он едва не упал, но Дов вовремя поддержал его. – Есть только один способ очистить это место – огонь.

– Мы сожжем тело? – уточнил Коррен.

– Комнату. Весь дом.

– Значит, надо вывести всех, – заторопился Коррен.

Галдамар убрал меч в ножны:

– Тогда начнем.

Бардоу закивал, он еще раз оглядел комнату, потом замер в изумлении, глядя в открытое окно.

Окно выходило на юг, и с такой высоты были видны почти все крыши и укрепления, жмущиеся к утесу. Там шла битва, люди размахивали мечами, самое большое оживление царило на широком каменном мосту, который соединял Главную башню со стеной. Воины обеих сторон сошлись не на жизнь, а на смерть, над головами сражающихся парило знамя – голубое поле с изображением Древа-Отца. Бардоу инстинктивно почувствовал, что у знамени находится Таврик, он ощутил исходящую от древнего символа радость и гордость, но его беспокоила судьба мальчика.

– Нашим товарищам нужна помощь, – уверенно произнес Галдамар. – Идемте, нужно вывести людей из этого проклятого места и предать его огню.

– Я с радостью помогу, – отозвался Дов Коррен. – Но мои люди все еще заперты где-то в дальней части города, я должен найти их и освободить тех, кто еще жив.

Все еще опираясь на плечо северянина, Бардоу отвернулся от окна:

– Вам можно помочь в ваших поисках. Я посмотрю. – Он поморщился от царящего в комнате запаха. – Но сначала выйдем отсюда.

Таврику казалось, что его зажало в живых тисках. Он оказался в центре плотной массы тел тех, кто называл себя Белыми Друзьями, – двух десятков молодых людей, которых Кодель отобрал из сотен добровольцев перед отбытием из Уметры. Слева от него возвышался Эйгил, мышцы на его руках бугрились – он пытался ровно держать тяжелое знамя. Справа от Таврика, не оставляя его ни на секунду, находился безымянный друг Коделя, Оружейник.

Все было тщетно. С того самого мгновения, когда он вместе с остальными забрался по приставным лестницам на укрепление, его окружили и стали прикрывать, не давая ему ни малейшего шанса выхватить меч. Сейчас Дети Охотника, которые шли вслед за Белыми Друзьями, рвались вперед, на мост, тесня наемников и загоняя их обратно в башню. Люди сражались и умирали ради него, Таврик знал это, он почувствовал только беспомощную ярость, когда увидел, как в грудь одного из Детей угодило копье и тот рухнул с моста.

Могучая рука взяла его за плечо, голос Оружейника перекрыл грохот сражения.

– Ты и так уже в опасности, – заявил он. – И все еще хочешь чего-то. Смотри, как они бьются за тебя.

Таврик согласно кивнул, но его не покидало чувство бесполезности происходящего. Он вспомнил то, что сказал ему Кодель несколько дней назад в Уметре: «Император не должен быть просто символом. Для своих подданных он гораздо больше, чем простой смертный, носящий корону. Он должен выполнять свои обязанности и делать даже больше того, что ему полагается».

Он уже собирался возразить Оружейнику, когда враги вдруг разом завопили. Один из них влез кому-то на плечи, сжимая в каждой руке по кинжалу, и ринулся по головам своих и чужих прямо на Таврика.

Зажатый со всех сторон, Таврик пытался достать меч. Но Оружейник оказался быстрее, он с пугающей точностью вонзил свой клинок в тело наемника, которое покатилось вниз. Умирая, человек схватился за Таврика, и тот опрокинулся назад, невольно толкая державшего знамя Эйгила и увлекая за собой и его.

Увидев это, враги торжествующе заорали и усилили натиск. Крики «Он повержен!» заставили первые ряды Детей Охотника дрогнуть и обернуться. Наемники воспользовались моментом и тут же рванулись в сторону знамени, как раз тогда, когда кто-то из Белых Друзей помогал Таврику выбраться из-под окровавленного тела его врага.

Враги прорвались. Человек пять-шесть смуглых солдат, размахивая мечами и топорами, легко сломили оборону нескольких Белых Друзей. Не колеблясь ни секунды, Оружейник толкнул Таврика в сторону плотной группы Детей Охотника, уже спешащей на подмогу, потом шагнул к ближайшему наемнику и пронзил его мечом.

Придя в себя, Таврик увидел Эйгила, силящегося поднять огромное голубое знамя, древко которого переломилось посредине под весом упавших на него тел. Он снова вспомнил слова Коделя: «Император не должен быть просто символом», собрав все силы, подскочил к изумившемуся Эйгилу, выхватил из его рук древко, взметнул знамя над головой и, крича: «Во имя Древа!» – повел за собой людей, мимо Оружейника, прямо ко входу в башню.

Кто-то выкрикивал неразборчивые приказы, впавшие в панику наемники кидались к воротам, чтобы запереть их, но было уже поздно – Таврик и бегущие за ним люди успели прорваться между тяжелыми деревянными створками и распахнули их во всю ширь. Внутри оказалась большая овальная комната, стены которой в изобилии украшали картины и гобелены, в камине пылал жаркий огонь. Лестница вдоль стены вела наверх, на стену башни, несколько фонарей свисало с шестов.

Наемники отскочили от дверей к камину, где толпилась в ожидании еще одна группа воинов. Эти были вооружены и готовы, но не сделали ни одного движения в сторону ворвавшихся. Они не сводили глаз с Таврика и его металлической руки, которой он сжимал древко знамени, прислонив его к плечу так, что оно образовало у него за спиной подобие мантии. Таврику показалось, что он видит ужас в их глазах, и его охватило чувство уверенности.

Потом появилось какое-то движение, наемники расступились, давая дорогу высокому человеку. На нем были тяжелые кожаные доспехи, расписанные в красновато-коричневые цвета, хорошо подогнанный бронзовый шлем, на его правом рукаве был изображен паук. Меч в его руке был настоящим произведением искусства: блестящую полосу металла от гарды до самого кончика покрывала тонкая гравировка, металл гарды блестел тусклым серым цветом в огне камина. Рука в перчатке из змеиной кожи держала меч уверенно и твердо, словно он был продолжением тела.

Человек с пауком подошел и пристально посмотрел на Таврика.

– Я Кролаз, правитель Седжинда, – представился высокий человек. – Просите пощады, сложив оружие к моим ногам, и я позволю вам вернуться на юг.

Несколько секунд не было слышно ничего, кроме звуков битвы на мосту и треска поленьев в очаге. Потом Таврик заговорил:

– Я Таврик Тор-Галантей, наследник Трона Беш-Дарока, защитник жизни и своих земель… – Голос его дрогнул, но он нашел слова и продолжил: – Если ты и твои люди сложите оружие, многого из того, что произойдет дальше, можно будет избежать. Согласись, Кролаз, и присоединись к нам в нашей борьбе.

Кролаз спокойно разглядывал его:

– Ты неплохо говоришь для мальчишки…

– Благодарю, господин. Я собираюсь научиться говорить еще лучше ко дню своей коронации.

Высокий человек криво усмехнулся:

– Боюсь, ты не понимаешь, что поднялось против тебя, ты не осознаешь силы и числа врагов. Нет, господин Таврик. Я не отступлю перед тобой, ибо море не заключает сделок с тонущим кораблем. – Он повернулся к своим людям. – Взять их!