Текст книги "Феномен полиглотов"

Автор книги: Майкл Эрард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава седьмая

Среди коллекционеров языков, которых удалось разыскать Дику Хадсону, был некто Кристофер – не тот человек, которого можно пригласить на интервью. Его ответы чаще всего отличались односложностью, он не стремился к общению ни на английском (его родном языке), ни на примерно двадцати других известных ему языках [32]32
  Кристофер может общаться на следующих языках (и переводить с них): датском, голландском, финском, французском, немецком, новогреческом, хинди, итальянском, норвежском, польском, португальском, русском, испанском, шведском, турецком и валлийском. Прим. автора.


[Закрыть]. Из-за повреждения головного мозга ему трудно ухаживать за собой или выполнять более-менее сложную работу. Он имеет очень низкий показатель IQ (ему ни разу не удалось набрать больше семидесяти шести баллов) и уровень развития девятилетнего ребенка. Тем не менее у Кристофера удивительный талант к языкам.

Он тратит гораздо меньше времени на изучение языков, чем можно было бы предположить. «Больше всего времени он проводит, копаясь в саду, работая в магазине шерстяных изделий, читая газеты, слушая музыку и занимаясь другими делами», – писали лингвист Университетского колледжа Лондона Нейл Смит и сотрудник Университета имени Аристотеля в Салониках Ианти-Мария Тсимпли в своей первой книге о языковых способностях Кристофера «Разум уникума: изучение языков и их модульность».

Возможно, причиной болезни Кристофера стало то, что его мать во время беременности переболела краснухой. Возможно, это случилось из-за ее обморока. Или из-за долгих родов, во время которых медсестер отправляли за кислородом. Как бы то ни было, в феврале 1962 года, когда Кристоферу было шесть недель, у него обнаружили повреждение головного мозга. В шесть или семь лет, просматривая телетрансляцию Олимпийских игр 1968 года из Мексики, он увлекся иностранными языками. Он часто воображал себя иностранцем, наматывал полотенце на голову в виде тюрбана или монтеры матадора. «У него был рано развившийся талант, но он страдал небольшими дефектами речи, плохим зрением и неуклюжестью, которая, скорее всего, была подтверждением умственной отсталости», – писали Смит и Тсимпли.

Хотя аутизм Кристофера формально не подтвержден, некоторые признаки этого заболевания, несомненно, присутствуют. Судя по документальным фильмам и фотографиям, которые я видел, это низкорослый человек с шаркающей походкой, приятной внешности, с густыми бровями и темными усами. Смит и Тсимпли описывают его как «социально не приспособленного» и «эмоционально непроницаемого» человека. Он безразличен к социальным нормам и неспособен понять, что думают другие люди.

Другая черта аутизма – это одержимость, в случае Кристофера одержимость языками. По словам Смита, он свободно говорит на французском и испанском и «вполне свободно» на греческом. Немецкий, как и голландский, дается ему легко. Перед выступлением Кристофера в одном голландском телевизионном шоу кто-то предложил ему улучшить его «недоразвитый» голландский, и после нескольких дней изучения грамматики и лексики он общался с людьми и до, и после шоу, демонстрируя лингвистическую виртуозность. Что касается других языков, он знает огромное количество слов, которые учит с такой жадностью и легкостью, что кажется, будто у него бездонная память. Однажды Смит и Тсимпли дали ему часовой урок грамматики берберского языка и оставили несколько учебников. Через месяц он помнил все, что происходило на том уроке.

Удивительно еще и то, что Кристофер может довольно ловко переключаться с одного языка на другой и с легкостью переводить с английского языка и на него (без участия английского это дается ему сложнее). То, что он не просто обладает уникальной памятью, – факт. Но даже если тщательно ознакомиться со всем, что он может делать, а чего не может, это все равно не внесет ясности в понимание того, что представляет собой талант к изучению иностранных языков.

Отчасти это зависит от понимания слова «талант». Если это означает, что кто-либо быстро изучает языки, обращая внимание на склонения и интонацию слов и правильно строя словосочетания, тогда у Кристофера талант. С другой стороны, если под словом «талант» имеется в виду человек, способный делать почти то же самое, что носители языка, Кристофер не подойдет под это определение. На большинстве языков он произносит лишь известные фразы, его переводы неполноценны, особенно с языков не романской или германской групп. По заявлению Смита и Тсимпли, хотя он и говорит на нескольких языках свободно, нельзя сказать, что он владеет хотя бы одним из них близко к уровню носителя языка.

Другие отмечали, что и на английском – своем родном языке – он говорит не как носитель, если включить в набор обязательных умений понимание метафор. Такие выражения, как «я титан, потому что стою на плечах гигантов», сбивают его с толку. Некоторые ученые предположили, что для понимания метафоры нужно угадывать само намерение человека употребить именно метафору, а не буквальное значение выражения.

Кроме того, Кристоферу плохо дается грамматика. Например, после четырех лет изучения греческого языка он увеличил свой словарный запас, стал говорить более бегло и делать меньше ошибок. Тем не менее он не в состоянии отличить синтаксически правильно построенное предложение от неправильного. Обычно при изучении очередного языка больше проблем возникает с освоением структуры слов, а не предложений, у Кристофера же все получается наоборот. Ему удается гениально конструировать слова и особенно их написание.

Самым большим недостатком, который, возможно, показывает истинную меру способностей Кристофера, является то, что при использовании большинства известных ему иностранных языков он применяет английскую грамматику. Например, если попросить его перевести на немецкий язык английскую фразу «Who can speak German?», он ответит: « Wer kann sprechen Deutsch?» – тогда как грамматически правильный ответ выглядит несколько иначе: « Wer kann Deutsch sprechen?»

Смит и Тсимпли считают: «Можно смело утверждать, что Кристофер использует английский синтаксис в качестве основы для своих переводов». Другими словами, его переводы получаются слишком дословными. В таких языках, как голландский и немецкий (синтаксис и порядок слов в которых близки английскому), это не создает критических последствий для понимания (и получающиеся фразы не звучат абсурдно). Такой подход напоминает мне услышанную однажды норвежскую поговорку: Hvis en nordman hævder at han snakker syv språk, så er sex av dem norsk(«Если норвежец утверждает, что может говорить на семи языках, значит, шесть из них норвежские»).

Не так давно Смит, Тсимпли и их коллеги попробовали обучить Кристофера британскому языку жестов. Результаты этого эксперимента они описали в своей второй книге об этом уникальном человеке. Язык жестов имеет свои интригующие особенности. В отличие от обычного языка, когда мы с вами произносим строгую последовательность звуков, говорящий на языке жестов часто объединяет в одном своем жесте сразу несколько смысловых битов. Из-за этого применение Кристофером дословного метода перевода должно было стать более очевидным. Кроме того, язык жестов требует ловкости рук и повышенной внимательности, что является большой проблемой для человека, имеющего физические ограничения в каждом из этих компонентов.

Успехи Кристофера сравнивались с аналогичными достижениями группы студентов языкового университета, которые хорошо сдали письменный тест по грамматике иностранного языка. Кристофер научился неплохо понимать язык жестов, однако применение лингвистических талантов в этом необычном языке давалось ему нелегко. Он с трудом осваивал грамматические функции, применение которых требовало точного управления руками. Он сумел установить зрительный контакт со своим учителем, но, поскольку ему было несвойственно пристально смотреть в лицо собеседника, он часто пропускал знаки, передаваемые мимикой, которые в языке жестов используются для выражения отрицания или постановки таких вопросов, как «что?» или «где?». В итоге Кристофер в изучении языка жестов показал примерно такие же результаты, как и студенты, вошедшие в контрольную группу.

С самого начала Смит и Тсимпли не ставили своей задачей исследовать гиперполиглотство как отдельное явление, поэтому их в меньшей степени интересовала эта сторона таланта Кристофера. Они являлись сторонниками «модульной» теории, согласно которой язык представляет собой отдельную функцию в головном мозге. Соответственно, главной целью их исследований была проверка того, может ли мозг человека с асимметричными когнитивными способностями (например, как у Кристофера) сохранять в нетронутом виде языковые функции. «Модульная» теория сама по себе интересна тем, что предлагает свое представление о природе мыслительного процесса. При этом заявления о «модульности» стали красной тряпкой для критиков, набросившихся на Смита и Тсимпли после выхода их первой книги о Кристофере. Поэтому развенчивание способностей Кристофера одновременно являлось бы аргументом для опровержения теории «модульности».

Сомнения скептиков в том, что болезнь Кристофера не затронула языковые функции его мозга, основывались на том, что его речевые способности в английском языке имели некоторые ограничения (при этом Смит утверждал, что речевые ошибки, которые допускал Кристофер, не были вызваны нарушениями «языковых способностей» и потому их нельзя рассматривать как аргумент в споре о «модульности»). Другие критики оспаривали утверждение о том, что способность Кристофера к изучению иностранных языков является уникальной. Проведенное в 1970-х годах исследование людей, страдающих аутизмом, показало, что 19 из 119 детей также были одержимы иностранными языками. Про одного из них родители говорили, что он «знает французский, испанский, японский и русский, а также алфавит и произношение арабского, иврита и ряда других языков» (гораздо чаще люди, страдающие аутизмом, бывают увлечены машинами, а не языками).

Другие критики отмечали, что талант Кристофера (не столько лингвистические способности, сколько умение распознавать паттерны [33]33
  Паттерн – набор стереотипных поведенческих реакций или последовательностей действий; объединение сенсорных стимулов, вызываемых объектами одного класса. Прим. ред.


[Закрыть]и проецирование этого умения на язык, а точнее говоря, на изучение иностранных языков) является скорее случайным. К обычным для аутистов симптомам они относили и наличие у Кристофера прекрасной механической памяти. (По правде говоря, страдающие аутизмом действительно хорошо помнят все, что видели или слышали, но при этом не интерпретируют находящиеся в их памяти факты. Исходя из этого, способность Кристофера осознанно использовать запомненные слова является очень необычной для его болезни.) При этом все признавали его аналитические способности, а также умение пользоваться памятью. Тем не менее факт, что он допускал много речевых ошибок и не мог оторваться от английской модели построения предложений, «указывает на то, что Кристофер является не столько сверхспособным лингвистом [в строгом смысле], сколько увлеченным аккумулятором мелких деталей, имеющих отношение к лингвистике», – писал один из рецензентов книги «Разум уникума».

Во второй книге о Кристофере Смит и его соавторы в некотором смысле согласились с такой оценкой. Они писали, что «в настоящее время его способности являются языковыми лишь отчасти» и что демонстрируемые им результаты «не предоставляют неопровержимых доказательств» наличия языкового таланта. Тем не менее они продолжали описывать его как человека, «исключительно одаренного в изучении новых языков», и отмечать его «мастерское умение говорить на иностранных языках». Они оспаривали выводы о том, что Кристофер хорошо распознает паттерны, – он не продемонстрировал этого умения в музыкальных тестах и играх. А при изучении искусственного языка он был поставлен в тупик словом, которое меняло свое значение в зависимости от того, в каком месте предложения находилось.

Случай Кристофера сам по себе весьма интересен. Какие же выводы мы можем сделать на его основе? С точки зрения Смита и Тсимпли, этот случай доказывает, что изучение иностранных языков не требует наличия некоторых способностей, которые мы считаем необходимыми, – хорошей общей обучаемости и познавательных навыков. Критики замечают, что одного лишь умения пословно переводить с родного языка явно недостаточно для владения иностранным языком, и это лишний раз доказывает, что изучение языка не может основываться исключительно на хорошей памяти.

Имея столь серьезные отклонения, Кристофер не может считаться образцом талантливого ученика. И конечно, его нельзя назвать гиперполиглотом. Тем не менее его случай заставил меня задуматься, каков верхний предел человеческой способности к изучению языков. Сверхспособности в одной области, как правило, компенсируются их недостатком в других. Наличие такого дисбаланса может проявляться в интеллектуальных навыках или даже в недостатках овладения внутренними аспектами самого языка: хорошо оперируя словами, Кристофер относительно слаб в грамматике. Тем не менее при всей своей социальной отрешенности как человек, говорящий на иностранном языке, он мог быть понят носителями языка, поскольку даже плохое произношение и ошибки при построении фраз, не имеющих критического значения, не могут помешать общению.

Как бы то ни было, я все еще не нашел ответа на свой вопрос о том, существует ли в мире человек, подобный Меццофанти. Это подталкивало меня к продолжению поисков.

Эрик Гуннемарк, доживший до восьмидесяти девяти лет, написал книгу под названием « Искусство и наука изучения языков», которая является практически полным руководством, как стать полиглотом. В своем предисловии он даже цитирует заклинание из арсенала черных магов, благодаря которому якобы можно овладеть сразу всеми языками: «Поймай молодую ласточку. Пожарь ее с медом и съешь. Так ты начнешь понимать все языки мира». Жарил ли ласточку сам Гуннемарк? Наверное, нет. Больше похоже на то, что, опираясь на собственный практический опыт, он считал, что изучение языков должно строиться на внимательности, повторении и практике. Он называл это тремя китами обучения языку.

Он писал, что у многих людей некоторые из необходимых для обучения способностей не проявляются до достижения совершеннолетия. Соответственно, он предпочитал обучать языку не детей, а студентов, поскольку они более дисциплинированны и более эффективно расходуют свое время. «Ребенку необходимо изучать не только язык, но и мир, зрелого человека достаточно обучать только языку», – писал он. У детей есть несомненное преимущество – они живут в мире конкретных объектов, о которых постоянно получают информацию от заботливых родителей, являющихся к тому же терпеливыми слушателями. Взрослые, живущие в царстве абстракций, могут компенсировать недостаток информации путем лингвистических наблюдений и, как подчеркивал Гуннемарк, более высокой активностью в изучении языков.

Звучит весьма разумно и даже захватывающе. Тем не менее я не вижу в этих словах объяснения тому, почему он назвал рассказы о языковых способностях Меццофанти мифами. Читал ли он работы Рассела и Уатта? Посчитал ли он их суждения слишком слабыми, а приведенные ими доказательства неубедительными?

Скепсис Гуннемарка вызван его сверхпредосторожностью, подумал я. Независимо от того, что многие рассказы о нем подаются с явным намерением произвести эффект, Меццофанти действительноимел выдающиеся способности. Кардинал знал множество языков, причем большим количеством из них владел на очень высоком уровне, а остальные мог использовать в той степени, в которой нуждался в них по роду своей деятельности.

Хорошо, давайте пока забудем о Меццофанти. Кто в таком случае был бы лучшим кандидатом на звание первого гиперполиглота в мире? В своем письме Гуннемарк прислал мне целый пантеон имен известных ему полиглотов. Это был список, который он назвал «Современные суперполиглоты»:

Юджин М. Чернявски (1912 г. р.)

Зиад Фазах (1954 г. р.)

Арво Юутилайнен (1949 г. р.)

Дональд Кенрик (1929 г. р.)

Эмиль Кребс (1867–1930)

Ломб Като (1909–2003)

Пент Нурмекунд (1905–1997)

Почему именно эти семеро? Почему среди них только одна женщина – Ломб Като [34]34
  Венгерские фамилии пишутся перед именем. Прим. автора.


[Закрыть]? Гуннемарк не смог объяснить [35]35
  Известно, что большинство знаменитых полиглотов, включая вундеркиндов, демонстрирующих выдающиеся способности к изучению языков, – мужчины. Однако это не является достаточным основанием для формирования окончательных выводов по данному вопросу, поскольку взаимосвязь между полом и талантом к изучению иностранных языков не изучена досконально. Исследователи не рассматривали связь между наличием выдающихся языковых способностей и социальным статусом, расой, этнической принадлежностью или сексуальной ориентацией. По результатам проведенного мною онлайн-опроса, среди тех, кто говорит на шести или более языках, 69 процентов – мужчины. Но это не означает, что мужчины лучше, чем женщины, приспособлены к изучению языков: вполне возможно, что мужчины просто с большей готовностью откликаются на предложения участвовать в онлайн-опросах, когда они связаны с оценкой их интеллектуальной доблести. Поэтому желание заявить о знании дополнительных языков можно рассматривать как банальное проявление мужского шовинизма. С другой стороны, в профессиях, связанных с применением хороших языковых навыков, например среди переводчиков, женщин больше, чем мужчин; возможно, это связано с тем, что переводчики, как правило, остаются в тени, а женщины более готовы к исполнению в своей работе невидимых ролей. Прим. автора.


[Закрыть].

Имя венгерского гиперполиглота Ломб Като стало известно мне в 1996 году, когда я прочел статью Стивена Крашена, лингвиста и эксперта в области изучения языков из Университета Южной Калифорнии. В 1995 году Крашен проходил обучение в Венгрии, где Ломб, живущая в этой стране, была довольно известна. Она являлась автором книги мемуаров под названием « Így tanulok nyelveket» («Как я учу языки»), впервые опубликованной в 1970 году на венгерском языке. На тот момент, когда Крашен брал у нее интервью, Ломб, которой исполнилось восемьдесят шесть лет, изучала свой семнадцатый язык – иврит.

^{Ломб Като ( предоставлено Ломб Янош)}

«Что отличает Ломб Като, так это ее героическое стремление получать языковую информацию в максимально доступном для усвоения виде», – сказал мне Крашен, представляя Ломб как пример самоотверженности. Она усердно работает, не боится ошибаться и очень много читает [36]36
  Как и Гуннемарк, она считает, что дети не всегда являются лучшими учениками, чем взрослые. Она признает, что «после десяти или одиннадцати [лет]» нельзя выработать произношение, как у носителя языка, но она гордится своим акцентом: «После того как я выучила шестнадцать языков и прожила полвека в Будапеште, люди, обладающие хорошим слухом, все еще замечают, что я произношу гласные звуки типично для выходцев из южной Венгрии». Главная проблема возраста, по ее словам, состоит в ухудшении памяти, но существуют приемы, позволяющие предотвратить или предупредить это явление. Прим. автора.


[Закрыть]. Примечательно и то, что она заняла видное место в нише, где традиционно доминируют мужчины. Случай Ломб может служить аргументом в пользу жизнеспособности теории Крашена об овладении вторым языком, особенно центральной части этой теории – «гипотезы понятности входящей информации», – которую он впервые озвучил в середине 1970-х годов. Крашен утверждал, что люди могут изучать языки на сознательном и подсознательном уровне, при этом второе является более важным. Он говорил, что овладение языком происходит тогда, когда мы понимаем то, что читаем или слышим, а не когда говорим, пишем, запоминаем слова или учим грамматические правила. Именно таким образом дети «овладевают» своим первым языком. Этот же подход используют такие полиглоты, как Ломб.

В 1941 году Ломб вместе с мужем переехали в квартиру, где предыдущие жильцы, русская семья, оставили множество книг на русском. Используя начальные навыки в этом языке, Ломб, вооружившись двумя словарями, принялась расшифровывать тексты романов, постепенно овладев языком до такой степени, что смогла прочесть «Мертвые души» Гоголя. Чтобы скрыть свое увлечение от посторонних глаз, она была вынуждена прятать этот роман под обложкой венгерской энциклопедии. Позже она начала учить испанский, читая перевод книги «Джентльмены предпочитают блондинок». Иными словами, круг ее чтения не ограничивался классическими произведениями.

Подход Ломб привлекал Крашена еще и тем, что она никогда не говорила, будто своими успехами в изучении языков обязана наличию особого таланта. «Слова, которые она сказала мне на прощание, изменили всю мою жизнь, – рассказывал он в одном из интервью. – “Стивен, вы еще так молоды. У вас достаточно времени, чтобы выучить так много языков!” (на тот момент мне было пятьдесят четыре года)». После этого Крашен погрузился в изучение иностранных языков, читая французские, немецкие и испанские романы. Позднее он неоднократно выражал свое восхищение как методами, которые применяла Ломб, так и ее языковыми способностями.

В 2008 году, когда книга «Как я учу языки» стала доступна по-английски, известность Ломб вышла за пределы Венгрии. Ее проза отличается живостью, часто иронической манерой. «Одна из моих целей при написании этой книги в том, чтобы развеять мистический туман вокруг идеи “врожденной способности” к изучению иностранных языков, – заявляла она. – Я хочу исключить элемент мистики из процесса изучения языков, а также изменить сложившееся представление об исключительности тех, кому удается выучить чужой язык». По ее словам, залогом успеха является мотивация, упорство и трудолюбие. Важный момент, на котором Ломб концентрирует внимание своих читателей: «Вы должны быть твердо уверены, что вы гений лингвистики». Далее она щедро делится советами с теми, кого призывает чувствовать себя гениями. «Хорошим методом изучения языков является тот, который обеспечивает вас навыками быстрого распознавания устойчивых конструкций», – писала она. Затем вы должны довести это умение до автоматизма; для этого необходимо сталкиваться с паттернами как можно чаще. В этом, по ее словам, может помочь практика монологической речи или языковые игры, требующие, например, «подобрать максимальное количество синонимов для определенного слова». В эти игры вы можете играть сами с собой, скажем, во время длительных поездок. Несмотря на то что Крашен представлял Ломб прежде всего как читателя («доктора Ломб, без сомнения, можно назвать фанатом чтения», – писал он), она сама в своих мемуарах подчеркивает важность разговорной практики, даже если разговор ведется с самим собой. «Когда я говорю сама с собой, я точно знаю, что собеседника не будут нервировать мои запинки, громоздкие грамматические построения и пробелы в словарном запасе», – писала она. Кроме того, она настоятельно призывала читателей стремиться к исправлению ошибок.

(Крашен в разговоре со мною заметил, что, согласно его гипотезе «понятности входящей информации», монологи и другие подобные виды упражнений не приносят большой пользы. Другие эксперты, напротив, отмечали их важность, утверждая, что они способствуют достижению автоматизма путем укрепления нейронных связей. Кроме того, такие упражнения заставляют изучающих язык обращать внимание на грамматические конструкции, причем в режиме реального времени. Один из исследователей заметил, что эти два подхода к изучению языка столь же различны, как наблюдение за игрой ведущих теннисистов и собственные попытки повторить увиденные приемы обращения с мячом.)

Не заморачивайте себе голову грамматическими правилами – таков еще один совет от Ломб: «Может статься, что в своей жизни вы раньше столкнетесь с НЛО, чем с какой-нибудь сложной грамматической конструкцией». Смысл этого послания ясен: сложная терминология только мешает, поэтому просто не обращайте на нее внимания. «Учитесь грамматике от языка, а не языку от грамматики», – писала она. Можно только представить, какую реакцию этот совет вызовет у тысяч преподавателей иностранных языков.

Теория Крашена не содержит ответа на вопрос, сколько иностранных языков способен выучить человек. Однако исходя из того, что она допускает возможность изучения языков на протяжении всей жизни, искомое число стремится к бесконечности. Тем не менее Ломб, у которой явно не отмечалось дефицита желания к освоению новых языков, питала особое пристрастие только к пяти из них. Очевидно, что пределы все-таки существуют. Русский, английский, французский и немецкий языки «живут во мне одновременно с венгерским», – писала она. Под «живут внутри» она подразумевала способность «с легкостью переключаться между любыми из этих языков, от одного слова к другому». Здесь свою роль сыграл возрастной фактор: венгерский, немецкий и французский она начала изучать еще в раннем возрасте. Остальные пришли позже. Английский она выучила в возрасте двадцати четырех лет, русский – в тридцать два года. Ей требовалось примерно полдня, чтобы освежить в памяти другие языки (итальянский, испанский, японский, китайский и польский) и затем использовать их.

Когда я рассказываю об этом, некоторые восхищаются: «Надо же! Ей нужно всего полдня на активацию языка!» Других удивляет ее уверенность и работоспособность в столь зрелом возрасте. Меня же больше всего поразило ее признание в достижимости языкового предела. Она не оговорила это нехваткой времени для практики. Она не ссылалась на отсутствие возможности путешествовать. Она вообще не назвала никаких причин. И тем не менее она считала, что ограничение существует.

Ее часто спрашивали: «Возможно ли знать шестнадцать языков?»

«Нет, невозможно, – отвечала она, – по крайней мере, на одинаково хорошем уровне».

И снова без объяснения почему. Независимо от того, сколько времени вы уделяете изучению языка, независимо от наличия мотивации, ограничения существуют так же неизбежно, как гравитация. Так или иначе, но при всей своей неординарности Ломб оказалась не тем человеком, которого я искал. Я надеялся найти кого-то, кто был бы более сопоставим с Меццофанти, Барриттом или Бартоном.

К тому моменту я знал наверняка лишь одно: на протяжении своей жизни человек может овладеть большим количеством языков, хотя и на различном уровне. При этом независимо от того, сколько языков вы выучили, похоже, существует предельное количество языков, которое вы можете одновременно удерживать в активе. Еще целый ряд языков может оставаться в пассивном состоянии, но вы будете способны восстановить их при необходимости за довольно короткий период.

Позже я прочел призыв Гуннемарка скептически относиться к заявлениям любого человека, который утверждает, что может говорить на двадцати и более языках. Был ли он столь же строг к тем, кто называл его или себя гиперполиглотом? И почему? Может быть, он не верил в способности Меццофанти, подумал я. В конце концов, не доверяя свидетельствам других людей, сам он утверждал, что якобы держит в активе невозможное количество языков.

Я пробежался по остальным именам из списка Гуннемарка: Чернявски, Фазах, Юутилайнен, Кенрик, Кребс, Нурмекунд. Может быть, кто-то из них имел безграничные способности? Но Кребс, Ломб и Нурмекунд уже ушли из жизни. Как связаться с Юутилайненом или Чернявски, я не знал. Дэн Гуннемарк, сын Эрика, дал мне адрес электронной почты Кенрика, который сообщил мне номер своего телефона в Англии, но, сколько я ни звонил, он так ни разу и не ответил. В конце концов я сдался.

В итоге из всего списка остался только Зиад Фазах.