355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Эрард » Феномен полиглотов » Текст книги (страница 9)
Феномен полиглотов
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:36

Текст книги "Феномен полиглотов"


Автор книги: Майкл Эрард



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава восьмая

Едва начав искать информацию о Зиаде Фазахе, я натолкнулся на газетное сообщение от агентства «Рейтер», датированное 1996 годом. В нем содержались лишь основные данные об этом человеке: родился в 1953 году в Либерии; когда он был еще младенцем, его семья переехала в Бейрут. Окончив Американский университет в Бейруте и получив диплом филолога, он переехал с родителями в Бразилию, где женился. Сообщалось также, что он «свободно читает, пишет и говорит на пятидесяти четырех языках». До 1998 года он значился в Книге рекордов Гиннесса как человек, говорящий на пятидесяти шести языках, опять же «свободно». Как это проверяли – неясно, там было что-то связанное с телевидением, Грецией и, должно быть, каким-то шоу с чудаками-гиперполиглотами в качестве гостей. Видеоматериал, который мог бы прояснить ситуацию, так и не был представлен.

К сожалению, журналист компании «Рейтер» не сумел отделить правду от сотворенного самим Фазахом мифа о своих способностях. «Все языки, кроме английского, французского и его родного арабского (их он изучил в школе), Фазах выучил самостоятельно. Он начал с немецкого и постепенно дошел до таких дальневосточных языков, как китайский, кантонский и японский», – сообщалось в статье. В сорок лет Фазах, очевидно, все еще продолжал изучать языки, и последним из них был папьяменто – креольский язык, сочетающий элементы голландского, португальского и испанского; на нем говорят жители нескольких Карибских островов. «Фазах, человек, способный выучить три тысячи слов за два-три месяца, – почтительно продолжает автор статьи, – сказал, что китайский был для него самым сложным языком из-за огромного количества иероглифов. Фазах утверждает, что за семь лет может изучить все оставшиеся диалекты мира, которых насчитывается три тысячи».

Столь откровенное бахвальство шокирует. Оно сродни средневековому поверью, согласно которому все болезни связаны с расположением планет. Выучить три тысячи диалектов за семь лет? Такое заявление явно рассчитано на наивного журналиста. На планете существует более трех, а по некоторым подсчетам, и все семь тысяч языков. Каким образом Фазах собирался изучить две трети из них без словарей и учебников, которые попросту не написаны?

Я решил скептически отнестись как к списку полиглотов, составленному Гуннемарком, так и к восторженному отзыву журналиста. Я не собирался верить чему угодно, лишь бы обнаружить что-то подходящее. Мне просто нужно поторопиться с собственным исследованием.

Интернет – сокровище для людей, стремящихся к гибкости разума. На протяжении последних примерно пяти лет Всемирная сеть помогает изучающим языки людям избегать удручающей атмосферы учебных классов, предлагая им подкасты, уроки, тренинги, блоги, игры и форумы различного качества и по разным ценам. Один из таких сайтов, how-to-learn-any-language.com, был основан в 2005 году швейцарским бизнесменом-мультилингвой и быстро привлек внимание тысяч людей со всего мира, став площадкой для обсуждения различных методов самообучения, а заодно и местом встречи гиперполиглотов. Для меня этот сайт стал настоящей сокровищницей.

Модератором одной из веток форума был некто с ником Ардашир [37]37
  Ардашир – имя персидского короля, завоевавшего северную Индию. Прим. автора.


[Закрыть]
. В заметке о себе он написал, что его родной язык – английский, а первый иностранный – французский; он начал изучать его в средней школе, разговаривал на нем, путешествуя в одиночку по Франции в тринадцать лет, и тем не менее в старших классах получал по этому предмету очень низкие оценки. Еще подростком он тщетно пытался самостоятельно выучить немецкий, в старших классах хорошо знал латынь, а по окончании Колумбийского университета в Нью-Йорке имел «очень прочные основы» французского, немецкого, испанского, латыни, греческого и санскрита. Будучи докторантом Чикагского университета, он добавил в свою коллекцию языков старофранцузский, древнеанглийский, среднеанглийский и старый верхненемецкий. Для своей диссертации он сделал анализ древнескандинавских саг и после окончания курса провел два года в Германии, где «сознательно удалил английский из мозга» и начал «осваивать немецкий, обращая внимание на все, что слышал, записывая и активно употребляя новые слова до тех пор, пока не выучивал их окончательно».

В начале 1990-х годов он переехал в Хандонг (Корея) в поисках работы университетского преподавателя и в тридцать два года, находясь далеко от дома и, видимо, страдая от одиночества, направил все свои силы на изучение такого количества языков, какое только мог осилить. В течение следующих пяти лет он двенадцать часов в день тратил на попытки выучить хотя бы один язык из каждой языковой группы или семьи, чтобы получить возможность читать шедевры мировой литературы в оригинале. Он работал над тридцатью языками в день, уделяя каждому пятнадцать-двадцать минут. Впоследствии он женился на кореянке и стал отцом. Спустя десять лет он переехал с семьей в Ливан в поисках новой работы, поскольку хотел поближе познакомиться с арабским языком. Там у него родился второй сын. В 2006 году, когда Израиль бомбил Ливан и оккупировал его, семья бежала в Сирию, затем была эвакуирована в Соединенные Штаты. Несмотря на все эти трудности, Ардашир стал одним из активных участников форума для целеустремленных полиглотов и гиперполиглотов; он высказывал свое авторитетное мнение о методах самообучения и собирал биографические данные о таких людях, как Фазах.

После того как Ардашир разместил на форуме вопрос «Зиад Фазах: существует ли он?», удалось собрать еще несколько фактов о таинственном бразильце. Так, например, стало известно, что, просыпаясь утром, он опускает шторы в спальне и разговаривает сам с собой на том языке, который в данный период изучает; или что ему надоели языки; появилась даже информация, что в 1990-е годы он бросал это занятие, но ненадолго.

Скептики интересовались, как обычному бразильцу удалось раздобыть материалы по экзотическим языкам во времена отсутствия Интернета. И почему его талант не приносит ему богатства?

Некоторые ставили под сомнение тот факт, что Фазах свободно владеет заявленным количеством языков.

«Я ИЗУЧАЮ в среднем один язык в год в течение последних тридцати лет, поэтому у меня, уж наверное, есть представление о том, сколько нужно работать, чтобы выучить языки и тем более удерживать их в памяти. Например, книги мне удается читать всего на десяти языках, а слушать радиопередачи всего на нескольких языках в неделю», – говорилось в одном сообщении. «До тех пор, пока я не начинаю понимать восемьдесят пять – девяносто процентов из того, что говорят в телепередачах и фильмах, пока не начинаю общаться с носителями языка на разные темы без особых проблем, – я не могу сказать, что “говорю на языке”», – отмечалось в другом. Постепенно сомнения в способностях Фазаха возрастали. Затем в обсуждение включился американец Дейв Мэзвери. Он съездил в Бразилию, чтобы потренироваться в борьбе без правил и изучить японский, так как собирался переехать в Японию. И кто, вы думаете, был его учителем японского? Зиад Фазах. Мэзвери написал: те, кто ему не верит и сомневается в способностях Фазаха, могут позвонить самому Фазаху. К сообщению прилагались электронный адрес и номер телефона.

Один за другим участники форума стали писать, что пообщались с Фазахом на русском, кантонском, китайском, испанском, утверждая, что он говорит на этих языках с акцентом, но приятен в общении и явно влюблен в языки. Кто-то написал, что собирается учиться у него языкам через скайп.

Я потрясенно читал все это. Раньше Фазах не избегал публичных выступлений. Почему же теперь он не защищается? Вскоре его репутация была окончательно подорвана. В 1997 году он появился на чилийском телевизионном шоу «Viva el lunes». Как и в турнире, устроенном папой Григорием XVI для Меццофанти, репутация гиперполиглота оказалась в зависимости от результатов одного выступления. А в случае с Фазахом все еще серьезнее, так как видеозапись шоу появилось на YouTube, где каждый мог лицезреть полный провал Фазаха.

В студии лицом к аудитории сидел лысый широколицый мужчина средних лет в галстуке и в пиджаке коричневатого цвета. Сидящие в аудитории люди поочередно вставали с мест и задавали ему вопросы; это носители языков – финского, русского, фарси, китайского и греческого. Он должен перевести вопросы для аудитории и ответить на них. Финка спрашивает, сколько людей говорят на финском (пять миллионов) и действительно ли официальными языками Финляндии являются финский, шведский и саамский языки. Фазах выглядит озадаченно, затем что-то отвечает. Неверно. Следом носитель фарси также заявляет, что Фазах не ответил на его вопрос; слышится гул неодобрения. Первая кровь.

– Какой сегодня день? – спрашивают его по-русски.

– Что? – переспрашивает Фазах.

По-китайски у него спрашивают, какое из творений человеческих рук видно с Луны. Фазах должен был бы ответить: «Никакое». Или пошутить, что это Великая Китайская стена. Вместо этого он делает странный жест – проводит левой рукой по своей голове от виска к затылку – и произносит по-испански: «Где вы учили китайский? И как вам удалось так легко его выучить?» Автор вопроса качает головой. Гул неодобрения возрастает. Фазах вспотел и снова молча повторяет свой жест, будто собираясь в поисках ответа на очередной вопрос покопаться в своем черепе.

Позднее Магнус Льюен сделал в своем блоге ardentagnostic.blogspot.com напрашивавшееся заключение, многими поддержанное: «Очень похоже, что Зиад Фазах – один из тех миллиардов людей, которые неспособны говорить на пятидесяти девяти языках». Реакция участников форума была незамедлительной и суровой. Фазаха назвали лжецом; скептики торжествовали.

Как только видеозапись стала достоянием общественности, Ардашир закрыл ветку обсуждения, написав: «Предельно ясно, что единственный человек, который может пролить свет на способности Зиада Фазаха, – это он сам. Так как он знает об этом форуме и ведущемся здесь обсуждении, но не озаботился тем, чтобы разъяснить ситуацию, думаю, мы все должны пройти мимо него в уважительном молчании. Человек существует, но легенда – нет».

Как и у каждого из участников форума, у меня теперь был электронный адрес Фазаха и его номер телефона. Я мог позвонить ему в любой момент. Но мне представили его как современного Меццофанти, и если бы я спугнул его неподходящими вопросами, он мог исчезнуть для меня навсегда. Мне необходимо было проверить его способности: насколько свободно он владел приписываемыми ему пятьюдесятью девятью языками?

Для этого мне требовался экскурсовод, хорошо знакомый с мышлением гиперполиглотов. Поэтому я связался с Ардаширом, который любезно согласился встретиться со мной в Калифорнии.

Глава девятая

Лето в Беркли, Калифорния. На Шэттак-авеню открыт магазинчик, где продается мороженое по одному доллару, студентки колледжа загорают на пригорках, «Гиганты» выбивают хоум-раны, играя против «Окленд Атлетикс». Обычный день для Ардашира, чье настоящее имя Александр Аргуэльес, начинается в два или три часа утра. Он садится за стол в спальне и делает записи в переплетенной книге с разлинованными страницами. Сначала он исписывает несколько страниц на английском, чтобы собраться с мыслями. Он говорит, что лучше всего у него получается писать на родном языке. Затем продолжает работу в своем «скриптории», выделяя по две страницы на арабский, санскрит и китайский – языки, которые он называет «источниками этимологии».

«Если я начинаю день с этих языков, – говорит он, – то знаю: день будет хорошим».

Страницу на турецком сменяет страница на персидском или греческом, затем на хинди, гэльском или других языках. Каждому языку он уделяет ровно пятнадцать минут, потом переключается на следующий. На тех языках, которые знает хуже всего, он выполняет грамматические упражнения. Его цель – исписать двадцать четыре страницы за день. Я интересуюсь, сколько таких книг он уже исписал. Он указывает на три плотно заставленные верхние полки в книжном шкафу. «Сейчас у меня сорок пятый том». Если он устает или отвлекается, занятие может растянуться на целый день, но если удается сосредоточиться, то на достижение своей цели он тратит четыре часа. Когда я встретился с ним в первый раз, он тратил на учебу в среднем девять часов в день. При этом он с некоторым сожалением сообщил, что до рождения детей ему удавалось заниматься по четырнадцать часов.

«Изучая языки, я вовсе не преследую финансовой цели, – сказал он мне однажды. – Это просто расход времени и энергии. Если бы я все время и всю энергию, которые потратил на развитие мозга и расширение лингвистического и литературного кругозора, употребил в практических целях, сказав себе: “Я хочу зарабатывать деньги, я хочу большой дом, я хочу добиться хоть какого-то успеха”, – я бы, несомненно, этого добился». Недостатка в предложениях от работодателей у него не было. Обучаясь в колледже, он устраивался летом на временную работу, и его начальник предлагал ему работать постоянно. Но выяснение того, принимают ли гинекологи в штате Юта или Невада определенные кредитные карточки – а именно такую работу ему однажды предложили, – не согласовывалось с его представлениями о своих интеллектуальных способностях.

Поэтому, то ли спасаясь от работы, то ли временно от нее отдыхая, он оказался здесь, в переделанной в кабинет спальне, заставленной книжными шкафами со словарями, грамматиками, романами, учебными пособиями и справочниками, которые возвышаются над ним с трех сторон. Они распределены по языковым семьям, включающим в себя в общей сложности сто тридцать языков. «Я искренне верю, что место, где вы сейчас находитесь, – говорит он, указывая на полки, – претендует на звание… как бы это выразить? На звание самой сжатой и наиболее полной языковой лаборатории в мире». Его комната напоминала скорее монашескую келью или космическую капсулу: тишина во время работы Александра была оглушающей. Полки шкафов были настолько забиты, что во время нашего разговора он постоянно с удивлением обнаруживал новые книги, например грамматику языка мандинка, о наличии которой у себя в доме и не подозревал.

Когда смотришь на этого худого высокого темноволосого мужчину с добрыми глазами и голосом священника, который выглядит гораздо моложе своих сорока четырех лет, – задаешься вопросом, какую семинарию он посещает. «Так вот как выглядит гиперполиглот», – подумал я. Я ожидал увидеть кого-то более шумного и харизматичного, кого-то, кто говорил бы о «Гигантах» и невзначай ронял что-нибудь наподобие: «Сино-тибетские языки прелестны, не правда ли? Я щелкаю их как семечки». Кого-то добродушного, не заумного, чья жизнь наполнена политическими и сексуальными интригами, завязывающимися на дюжине языков, кто может в мгновение ока очутиться на одной волне с любым человеком в этом мире во всем его многообразии. Этакого лингвистического Казанову. Того, кто с головой погруженв свою деятельность.

Вместо этого от человека, стоящего у двери, веяло одиночеством. Порой он казался расслабленным, но все остальное время выглядел подавленно. Можно было бы сказать, что он потерялся в прошлом, не будь очевидным то, что там он был бы счастливее. Уместнее сказать, что он потерян в настоящем. «Из меня определенно получился бы хороший флагеллант или иезуит, – говорит Александр. – Я привык заниматься в монастырских условиях». Я не высмеиваю его – передо мной человек, живущий в мире своих грез, сносящий его тяготы и радующийся чему-то своему. Когда я первый раз пришел к нему, его жены не было дома, а сыновья, трех и пяти лет, тихо играли в гостиной. Когда они к нам заглянули, он осыпал их поцелуями и вопросами на французском языке, который они уже знали наряду с английским и корейским. Они даже рисуют китайские иероглифы в своих тетрадях, которые Александр мне с гордостью продемонстрировал. И я подумал: все это как раз и есть то, что должен делать гиперполиглот.

«Я стараюсь увлечь их, говоря: “Давайте вместе позанимаемся латынью”. Они начинают по мне ползать, а я хочу разделить с ними свое занятие. Мне не хочется говорить им, чтобы они уходили, потому что я работаю. Я хочу, чтобы они были частью этого. Я хочу разделить с ними свое занятие настолько, насколько это возможно».

«Хорошо, когда разница в возрасте детей составляет два года. Это идеально. Я на четыре года старше своего брата, и детьми мы не ладили. А эти двое иногда могут повздорить, но они правда похожи, они любят друг друга, как видите. У меня только один брат, Макс, и вы с ним познакомитесь. Сейчас он инвалид. До десяти лет был абсолютно здоров, а затем у него развилась разрушительная болезнь мозга, и теперь он страдает и физическими, и умственными недостатками. Настолько, что мои родители не смогли обеспечить ему домашний уход».

Я решил положиться на удачу и задал следующий вопрос: «Может, ваше увлечение языками в какой-то мере связано с этим?»

Он вздохнул и замолчал на долгое время.

«Не уверен. Не думаю. Но может быть, я занимаюсь этим так усердно потому, что чувствую, что мой брат фактически потерял жизнь, и пытаюсь сделать столько, чтобы хватило и на его жизнь, и на мою».

Я не рассчитывал на такой откровенный ответ; по крайней мере, не так скоро, и чувствовал себя так, будто влез не в свое дело. Меня всегда удивляло, почему людей, наделенных такой лингвистической властью, как Меццофанти, часто сравнивают с людьми, знающими только свой родной язык, в то время как более подходящим было бы сравнение их с теми, кто, не зная ни слова, произносит лишь бессмысленные звуки. Позже я узнал: те, кто утратил способность речи из-за травмы или болезни, помогли ученым внести больший научный вклад в понимание работы мозга при изучении языков, чем Меццофанти и его братия. В этом смысле объединенные братскими узами полиглот и бессловесный человек представляют собою символичную пару.

Часто по утрам, поприветствовав солнце в своем скриптории, Александр совершает длинную пробежку по пустынным холмам в соседнем парке, слушая аудиокнигу на немецком языке на кассетном плеере (он не признает MP3-плееров). Ему легко дается марафонский забег – он рассказывал, что однажды потерялся в лесу и в итоге пробежал более тридцати миль, несмотря на сильную слабость. Затем кто-то сказал ему, что бегуны на длинные дистанции должны есть каждые два часа, и это было для него открытием: углеводы ему отвратительны.

Их он тоже не признает.

Однажды утром он обратил внимание на кампус теологической семинарии и теперь мечтает основать академию полиглотов. Я попросил его показать мне семинарию; поднимаясь с ним на холм, я выяснил, что он не умеет водить машину – этот пункт немного позже оказался очень важным.

Школа состояла из малоэтажных построек в стиле эпохи Возрождения, окруженных соснами и эвкалиптами, качающимися на ветру. Здесь Александр рассказал мне о своем методе «преследования» – способе, которым он изучает звуки иностранного языка: он вставляет в плеер кассету и, энергично вышагивая, выкрикивает слова так, как их слышит. Хотя вы в этот момент не знаете, что значат эти слова, позднее, читая и переводя диалоги, будете «идти по следам» уже знакомого вам материала. Он считает, что для надежного запоминания нужно сначала разобрать звуки, а затем наложить на них значения. Выкрикивание звуков способствует этому в полной мере.

Сначала я предположил, что его цель состояла в овладении способностью говорить на всех языках, которые он учит, – а иначе какой смысл в «преследовании»? Оказалось, я был неправ. Я также предполагал, что он, возможно, просто любит разговаривать с людьми. И здесь я ошибся. Его целью было обретение возможности читать произведения классической и современной мировой литературы в оригинале. Он как-то показал мне новый роман голландского писателя. «Чтение этого в оригинале вызывает во мне отклик, настраивает меня на атмосферу их жизни, – сказал он, помахивая книгой, – так как я не имею возможности поехать в Амстердам, зайти там в кафе, заказать поджаренный картофель и заставить местных жителей принять меня за своего, а не за американского туриста». Он хочет исследовать свое сознание, встречаться с языком, как с живым существом, и накопить на основе этих встреч эзотерическое знание. «На большинстве изучаемых мной языков я никогда не разговаривал и, возможно, не буду, – сказал он мне. – И это меня не смущает. Хорошо, когда ты имеешь такую возможность, но даже на английском редко получается поговорить с интересным собеседником. Почему я должен думать, что на другом языке все будет по-другому?»

Во время нашей прогулки по территории семинарии Александр указал на галерею, заметив, что это место удобно для его метода «преследования». Он начал чертить в воздухе план обучения, воображая себя директором школы: здесь будут корейцы, здесь китайцы, а там японцы, и они будут медленно перемещаться с места на место. Они будут делать это, говорит он, чтобы встречаться с языками не как с ограниченными, отделенными друг от друга объектами, а как с расплывчатыми облаками. Вешать на языки ярлыки – «французский», «итальянский» – удобно, но это не способствует осознанию реальности. Его студенты должны будут это усвоить. То, что все мы называем языком, для Александра – незначительные вариации на более обширную лингвистическую тему. «Чтобы выучить любой язык романской или германской группы, мне нужно оказаться в среде этого языка, и он оживет во мне, – говорит он, – но это изучение будет основываться на тысячах часов активного, осознанного изучения других языков». Даже если бы сегодня пришлось изучить язык, не родственный ни одному из уже изученных, «я бы уложился в более короткое время, чем, например, вы», – заявил он.

Вид залитого солнечным светом внутреннего дворика с треснувшим неработающим фонтаном заставил нас остановиться. «Мне это представляется так, – произнес Александр. – Существует три типа полиглотов. Абсолютные гении, которые встречаются очень редко; они преуспевают во всех областях, одной из которых являются языки. Есть люди, талантливые только в изучении языков, например Меццофанти, которому именно эти знания давались очень легко. И есть такие люди, как я: мы хотим работать очень, очень усердно, и все, что мы знаем, – результат этой работы. Мне кажется, эти люди будут вам наиболее интересны, потому что возникает вопрос: какие из их методов могут быть полезны для обучения других?»

Прогуливаясь вместе с Александром, я начал чувствовать себя глупым, изнеженным и избалованным современностью человеком. Я спросил его, что он думает о людях, знающих только один язык. «Мне их жаль», – ответил он. Он утверждает, что каждый образованный человек должен знать шесть языков.

Интересно, что его смущает несоблюдение формальностей. Он получает множество электронных писем с неформальными приветствиями, и это его беспокоит. Сообщения на форуме ему не нравятся из-за своей «ненаучности». Он восхищается деятелями эпохи Просвещения, которые были изобретателями, писали стихи, делали научные открытия и изучали множество языков. Эрудиты современного общества не выдерживают сравнения с просветителями, и он считает это символом упадка цивилизации. Поэтому вполне понятно, что ему сложно влиться в современное общество. Когда он учился на выпускном курсе, преподаватель сказал, что желание изучать большое количество языков выдает в нем дилетанта, а не ученого. Прошли десятилетия, а Александр все еще уязвлен этой фразой и страстно желает доказать, что профессор был неправ.


Александр Аргуэльес в храме Ангкор Ват, 2011 г.

( любезно предоставлено Александром Аргуэльесом)

Когда мы вернулись в машину, я поинтересовался, читает ли он газеты для закрепления своих знаний: я представлял гиперполиглота человеком, хорошо знакомым с последними событиями, происходящими во всем мире.

«А вы знаете, как переводится на греческий слово «газета»? Ephimerida [38]38
  Ephimerida (греч.) – газета. Прим. перев.


[Закрыть]
», – ответил он с удивившим меня презрением в голосе. «Значит, не читаете», – решил я. «Нет».

Прессу он тоже не признает.

Александр считает себя повстанцем. По одну сторону баррикады мир, который побуждает людей специализироваться в постоянно сужающихся областях языка. А по другую – Александр, который хочет объять весь мир, все народы. И все же он сам является примером той самой тенденции, которую осуждает. Несмотря на знание многих языков, изучение их – это практически единственное, чем он занимается. Чтобы не счесть меня голословным, обратите внимание, насколько подробно он фиксирует каждую свою встречу с иностранным языком.

Когда Александр только встал на путь полиглота, он писал на бумаге руны или китайские иероглифы; теперь он использует таблицы в программе Excel и пишет арабские цифры, чтобы подсчитывать свои достижения. Он взял ноутбук с чистого кухонного стола и показал мне, как это делает. В первой колонке – количество страниц, которые он исписал; исходя из норматива в пятнадцать минут на страницу, он подсчитывает общее количество часов, потраченных на каждый язык и языковую семью. Спросите его, сколько он писал по-немецки, – и он ответит вам в мгновение ока (пятьдесят семь часов). Он также считает время, потраченное на чтение, прослушивание аудиокниг во время пробежек, упражнения по грамматике, повторение пройденного материала и «преследование». Я заметил, что он никогда не рассказывает о языковых особенностях, которые ему нравятся, а когда я спросил, есть ли у него любимые буквы или глагольные формы, он выглядел озадаченным. Он измеряет свое занятие в единицах времени и затраченных сил и похож на человека, который любит поесть, но, говоря о еде, обсуждает не вкус, а количество калорий.

О каком же времени мы говорим? Судя по таблице Александра, за последние 456 дней он потратил на языки 4454 часа (а это около 40 процентов от общего времени в 450 днях – 10 944 часа). В порядке убывания количества потраченных часов языки распределились следующим образом:

Английский – 456

Арабский – 456

Французский – 357

Немецкий – 354

Латинский – 288

Китайский – 243

Испанский – 217

Русский – 213

Корейский – 202

Санскрит – 159,5

Персидский – 153

Греческий – 107

Хинди – 107

Гэльский – 107

Польский – 102

Исландский – 83

Чешский – 57,5

Сербскохорватский – 57,5

Шведский – 51

Каталанский – 44

Древнескандинавский – 40

Итальянский – 39,5

Португальский – 37,5

Турецкий – 34,75

Японский – 30

Румынский – 26,25

Древнегреческий – 22

Средний верхненемецкий – 17

Датский – 17

Англосаксонский – 14

Старофранцузский – 14

Африкаанс – 12

Норвежский – 12

Окситанский (провансальский диалект) – 12

Суахили – 12

Украинский – 10

Новонорвежский – 8

Болгарский – 8

Старославянский – 8

Иврит – 8

Среднеанглийский – 7

Фризский – 7

Старый верхненемецкий – 6

Древнешведский – 5

Гэльский шотландский – 4

Гэльский мэнский – 4

Уэльский – 4

Бретонский – 4

Корнуэльский – 4

Тайский – 4

Индонезийский – 4

Вьетнамский – 4

На работу с каждым из оставшихся шестидесяти семи языков он потратил от получаса до трех часов. «Я, возможно, никогда не выучу казахский, – сказал он, – но хочу знать, как он звучит. Если люди на улице будут разговаривать по-казахски, я хочу знать, что это именно он».

Я решил встретиться с отцом Александра, Айваном, который мог бы рассказать свою историю о детских годах Александра. Я ожидал увидеть угрюмого и сдержанного человека, но когда он подъехал ко мне, увидел косматого старичка лет семидесяти с длинными седыми волосами и невероятной челкой, нависающей над круглыми очками; он был похож на близорукую овчарку, втиснувшуюся на переднее сиденье «тойоты» девяностых годов выпуска. В Айване прослеживалась обходительность Александра, и было видно, что дай ему только шанс – и он будет часами говорить о ревностном изучении языков.

Когда Айван с братом-близнецом Джозефом в конце 1940-х годов переехал из Мексики в Миннесоту, их одноклассники глумились над ними, говоря, что они не американцы, а индейцы. Чтобы влиться в коллектив, он перестал говорить по-испански. В девятом классе он влюбился в латынь – по большей части из-за ее сходства с испанским, языком его отца-мексиканца. Братья были необузданными провинциалами, неисправимыми романтиками в джинсовых пиджаках. Будучи подростками, они так серьезно соревновались друг с другом, что поделили между собой сферы деятельности, как военные трофеи: Айван получил поэзию и языки, а Джозефу досталась сфера искусства, и в итоге он стал доктором искусствоведения [39]39
  В их семье эксцентричность, похоже, передается из поколения в поколение. Джозеф позднее поменял свое имя на Хосе [José. Прим. перев.] и добавил умлаут к фамилии Аргель, став Хосе Аргуэльесом. «Я не знаю, насколько вы знакомы с культурой нью-эйдж, – сказал мне Айван, – но Хосе стал видной фигурой в этом движении». В 1970-е Хосе поддерживал идею «гармонического совмещения» и позднее проповедовал нависшие над человечеством бедствия, связанные с тем, что двенадцатимесячный григорианский календарь не совпадает с ритмами природы. «Вся планета живет по неправильному календарю на неправильной, искусственной временно́й частоте», – писал он. На протяжении нескольких лет он был известен под именем Валум Вотан и предсказывал конец света в 2012 году, так как он совпадает с завершением исторического цикла календаря, который Хосе составил, адаптировав календарь майя. После короткой болезни он умер в апреле 2011 года. Прим. автора.


[Закрыть]
. Айван с жадностью впитывал в себя языки романской группы, находя материалы по французскому, итальянскому и португальскому языкам в библиотеке, прочесывая магазины в поисках книг на каталанском и провансальском, отыскав «Разговорный румынский» в чикагском букинистическом магазине. «Я сводил свою мать с ума, когда разговаривал с ней по-румынски», – рассказывал он. Его профильной дисциплиной в колледже была латынь, а помимо нее он начал изучать древнегреческий, что привело его к санскриту – отправной точке для изучения хинди, бенгальского, сингальского и непальского с захватом персидского по пути [40]40
  Он говорит, что может с легкостью читать современные романы на хинди и бенгальском; его поражает совсем небольшое количество литературы на этих языках, учитывая то, что бенгальский – шестой по популярности язык в мире, являющийся родным для ста восьмидесяти одного миллиона человек. Прим. автора.


[Закрыть]
. Все языки, за исключением латыни, французского и итальянского, были изучены им не на школьной скамье. Помимо уже перечисленных он знает немецкий, немного древнескандинавский, древнеисландский, русский, арабский и немного китайский. «Возможно, Александр помнит, как я изучал санскрит после утреннего душа с полотенцем на голове», – говорил Айван. Было легко представить его в таком образе – и маленького Александра, незаметно приткнувшегося рядом. Затем я представил его в очереди в супермаркете, читающим какой-нибудь иностранный фолиант, облокотившись на тележку, – он говорит, что если способен читать иностранную книгу в такой обстановке, значит, на самом деле знает язык.

Он согласился, что болезнь Макса действительно отразилась на психологии четырнадцатилетнего Александра. По словам отца, мальчики не уживались, и старший чувствовал себя виноватым, боясь, что он тому причиной. В поисках хорошего попечения о Максе семья переехала из Нью-Йорка в Калифорнию, что усугубило чувство вины Александра. Айван сказал, что видел, как Александр ушел в себя и «фактически перестал существовать как личность». Затем Айван стал работать библиотекарем в Калифорнийском университете в Беркли, внося в каталоги материалы по иностранным языкам, включая новогреческий и некоторые южноазиатские языки, и его поэтические произведения часто публиковали.

«Конечно, мы уделяли больше внимания Максу, – рассказывал Айван, – и это естественно, но мы знали о чувствах Александра и пытались относиться к нему так хорошо, как только могли, но я не думаю, что он это чувствовал. Мне кажется, он ощущал себя отвергнутым». У повзрослевшего Александра было мало друзей и не было девушки, что беспокоило отца. Но когда однажды он вернулся домой с пластинками «Твистед систер» и Элвиса Костелло, Айван успокоился. Он решил, что с мальчиком все будет в порядке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю