Текст книги "Багряная игра"
Автор книги: Майкл Джон Муркок
Жанр:
Космоопера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Конечно,– кивнул Роффрей и взглянул на Толфрина.– Он ведь и ваш друг тоже. Хотите с нами?
Толфрин покачал головой:
– Я останусь и постараюсь выяснить немного подробнее, что здесь творится.– Он бросил на Уиллоу долгий, слегка театральный взгляд и отвернулся.– Пока.
– Дело ваше,– отозвался Роффрей. Подошел к аптечке, достал шприц и ампулу с транквилизатором, набрал шприц и сделал Мери укол в руку.
Затем он и Уиллоу покинули катер и на реактивных торпедах добрались до корабля Аскийоля.
Внешний шлюз ждал их, и его створки сомкнулись, как только они вошли; но внутренний люк так и не открылся. Загорелся только экран внутренней видеосвязи, и они услышали голос, вежливый и далекий, голос, отдававшийся каким-то ни на что не похожим эхом, ускользавшим от слуха.
– Говорит Аскийоль. Чем могу вам помочь? Уиллоу, которую скафандр сделал неузнаваемой, потерянно молчала.
– Я Адам Роффрей, только что прибыл сПризрака стремя пассажирами на борту.
– Вот как? – в голосе Аскийоля не было и следа интереса.
– Одна из этих троих – моя жена, вы знали ее как Мери-путаницу. Она помогла Ринарку на Призраке.– Роффрей сделал паузу.– Она и вас направила на Рос.
– Я благодарен ей, хоть мы и незнакомы.
– Я пытался связаться с психиатрами флота, но ничего не вышло.– Роффрею пока удавалось говорить спокойно.– Не знаю, куда они подевались, а состояние жены крайне тяжелое. Вы можете помочь?
– Они сейчас полностью задействованы в Игре. Мне очень жаль. При всей моей признательности к вашей жене главным приоритетом должно быть человечество. Мы не можем освободить никого из психиатров.
Роффрей был в бешенстве. Хоть на какой-то отклик он все-таки надеялся.
– И вы даже не посоветуете, как ей помочь?
– Нет. Вам придется довольствоваться своими силами. Возможно, удастся получить помощь от какого-нибудь врача.
Роффрей с отвращением отвернулся, собираясь уйти. Его остановил вновь зазвучавший голос Аскийоля:
– Я предлагаю вам как можно скорее связаться с Лордом Морденом.
Голос умолк окончательно.
И тут впервые заговорила Уиллоу. Смертельно бледная, она произнесла слово, так, будто это слово – последнее, что ей суждено произнести:
– Аскийоль!
Так, ни с чем, они и вернулись на корабль Роффрея.
Мери мирно спала под действием транквилизатора, но Толфрин исчез. Они не стали ломать себе голову, гадая, куда тот делся,– молча присели на койку Мери, подавленные, погруженные в свои мысли.
– Он стал совсем другим,– разочарованно вздохнула Уиллоу.– До него никак не достучаться. Видно, его совсем не трогает, что о нем думают остальные. Если на то пошло, он больше предан этим таинственным созданиям, с которыми вступал в контакт, чем своим друзьям, да и всему остальному человечеству…
Роффрей показал глазами на Мери:
– Его не волнует ничего, кроме своей так называемой "миссии". Этой единственной цели он готов подчинить и принести в жертву все что угодно. А я понятия не имею, насколько она оправданна. Знал бы – мог бы с ним спорить и не исключено, что согласиться.
– Может, Полу удастся с ним поговорить. Мне надо прийти в себя. Так хотелось сказать ему, кто я… Может быть, я еще наберусь храбрости.
– Пока подождите. Сначала выясним, что нужно от меня Мордену.
Роффрей потянулся к пульту управления, включил экран:
– Лорд Морден?
– Морден слушает,– и на экране появилось лицо Лорда Галактики; при виде Роффрея по нему пробежала смутная тень:
– Я как раз собирался связаться с вами. В соответствии срезультатами предварительной проверки вы и Толфрин включены в состав Игроков.
– Какого черта, Морден? Мне это до лампочки! Поговорите с Толфрином, а мне о больной жене надо заботиться.
– Толфрин уже здесь,– лицо Мордена осталось невозмутимым.– Дело важное, хотя вы можете и не отдавать себе в этом отчета. Речь идет о войне не на жизнь, а на смерть, в которой мы участвуем. Я уполномочен непосредственно Аскийолем мобилизовать любого мужчину, который, на мой взгляд, поможет нам победить. Мы с вами уже достаточно намучились. Так вот, я наделен властью приговорить к высшей мере любого, виновного в нанесении урона нашей безопасности. Давайте-ка на Игровой корабль, и быстро! Если откажетесь, будете доставлены силой. Вам ясно?
Роффрей отключился, не ответив.
Демонстрируя явное неповиновение, он остался у ложа Мери. Все говорило о том, что физическое состояние ее улучшилось, но каким окажется ее сознание, когда она очнется от вызванного лекарством сна, он не представлял.
Вскоре последовало предупреждение о прибытии двух офицеров ГП, и почти сразу же их катер причалил к его кораблю. Полицейские угрожали в случае необходимости взломать шлюз и войти через пролом. Он впустил их.
– Что изменит лишняя пара рук? – спросил Роффрей.
– Любой мужчина, который может отразить вражеское нападение, будь он хоть одноруким, нужен для Игры. Вот и все, что нам известно,– ответил старший.
– Но я не…– Роффрей осекся, не он был хозяином положения.
Полицейский заговорил с подчеркнутым нетерпением:
– Вы, по-видимому, сами не понимаете, капитан Роффрей, но вам совсем недавно удалось сделать невозможное. Вы отразили комбинированную атаку, ментальную и физическую, десяти вражеских кораблей; большинство людей не смогло бы противостоять и одному.
Другой подхватил:
– Это дорогого стоит. Сами подумайте – мы чертовски близки к поражению. В первых же атаках чужаки разделали нас в пух и прах. Мы, последние остатки человечества, должны держаться плечом к плечу и сотрудничать во имя общего блага. Вот единственное, чем вы можете помочь супруге в нашем долгом полете. Неужели вам не ясно?
Нет, упрямца Роффрея это отнюдь не убедило. Им и сейчас руководил некий атавистический импульс, неизменно побуждавший его держаться подальше от стада – а заодно подальше от закона – и полагаться исключительно на собственную инициативу и сообразительность. Но у него хватило ума ограничиться легким кивком и словами:
– Что же, я подчиняюсь, но мне придется обратиться к Лорду Мордену.– Он оглянулся на Уиллоу: – Если Мери станет хоть чуть хуже, дай мне знать.
– Конечно, Адам.
– Ты побудешь с Мери, чтобы за нее можно было не беспокоиться?
– Само собой. Но пока действует транквилизатор, у меня есть еще одно дело.
– Да, я понимаю.
Он подошел к полицейским и вместе с ними направился к выходу.
14
Игровой корабль был крупнее большого линкора и выглядел более функциональным, хотя и чуть менее удобным. Да он и не пытался притворяться боевым кораблем. На борту царила сосредоточенная тишина, так что, когда они шли коридором, ведущим к каюте Лорда Мордена, перестук их шагов отдавался особенно гулко.
Вот и надпись, жирными черными буквами прямо на белой двери: "Лорд Морден, заместитель руководителя Игры. Личные апартаменты".
Полицейские, сопровождавшие Роффрея, постучали.
– Войдите!
Они оказались в каюте, сплошь заставленной приборами.
Некоторые Роффрей узнал – энцефалограф, опти-граф-проектор, аппаратура для оценки мозговой активности, способности к визуализации образов, коэффициента умственного развития и тому подобного.
За письменным столом, по другую сторону от Мордена, в удобном кресле сидел Толфрин; оба стиснули руки – Толфрин на коленях, Морден на пустой столешнице.
– Садитесь, Роффрей,– сказал Лорд Морден, будто и не слышал о пресловутом неповиновении Роффрея приказам. На первый взгляд он полностью владел собой. Пожалуй, даже слишком, подумал Роффрей и на какой-то миг посочувствовал Мордену: разве не в таком же состоянии находится он сам?
Он сел – но не раньше, чем вышли ГП, и сразу перешел к делу:
– Ну, что у вас там?
– Я как раз объяснял Толфрину, насколько важно участие вас обоих в этом проекте,– бодро сказал Морден.– Вы готовы сотрудничать с нами на первой стадии испытаний?
– Да,– Роффрей почти поддался напору Мордена.
– Отлично. Нам предстоит точно установить, какие именно качества вашей психики позволили нанести поражение флоту чужаков. Не исключено, конечно, что вам просто повезло или что благодаря неподготовленности к воздействию на ваше чувственное восприятие и непониманию его природы вы оказались психологически более подготовлены к отражению атаки. Ответ мы узнаем позже, а пока, с вашего позволения, я сначала резюмирую недавние события.
Слова Мордена зазвучали резче и быстрей:
– Как вам известно, мы вошли в эту вселенную несколько недель назад и почти сразу столкнулись с ее обитателями. Здешняя раса, как и можно было ожидать, относится к нам как к захватчикам. Это достаточно справедливо, на их месте мы, естественно, вели бы себя точно так же. Но они и не попытались оценить наш военный потенциал, вступить с нами в переговоры или по крайней мере приказать нам удалиться. Они сразу напали. Мы понятия не имеем даже о том, как эти чужаки выглядят. Вы сами видели, насколько быстро они организовали нападение на наш флот, куда раньше, чем у нас появилась хоть какая-то возможность обратиться к ним и рассказать, почему мы тут оказались.
– А что произошло после того первого и единственного боя, который я видел?
– Еще несколько. Мы потеряли массу всевозможных кораблей. В конце концов Аскийоль доступными ему средствами вошел с ними в контакт и заверил, что мы вполне удовлетворимся, если заселим одну или несколько непригодных для них планет и будем жить в дружеском соседстве с ними. Но это их, видимо, не устроило. Тем не менее они выдвинули альтернативу открытым военным действиям.
Он вздохнул и взмахом руки указал на нагромождение приборов.
– Мы не учли господствующий здесь тип общественного сознания. Оно основано на кодексе поведения, ряд положений которого весьма труден для нашего понимания.
Смысл его, если говорить привычным нам языком, в том, что статус отдельной личности или группы определяется их способностью к военной игре, в которую в этой галактике играют веками. Мы называем ее Багряной или Кроваво-красной Игрой, поскольку один из главных их "видов оружия" – это способность так запутать наше чувственное восприятие, что мы испытываем единое сенсорное ощущение – кроваво-красного цвета. Думаю, вы с этим уже столкнулись.
Роффрей кивнул:
– Ну ладно, а для чего чужакам эта Игра, кроме того, чтобы сбить нас с толку? И как в нее играют?
– Мы думаем, чужаки пришли к выводу, что им следует положиться на более хитроумное оружие, чем энергетические пушки или что-нибудь в этом роде. Мы, если пожелаем, можем и дальше воевать с ними нашим традиционным оружием, что и делали вначале, но оно дало бы нам мало шансов на победу. Их оружие наносит, с их точки зрения, больший урон, чем смерть. Они обращают вас в безумца. Если бы вы умерли, вас просто сбросили бы со счетов. А если вы остаетесь в живых, но не годитесь как боец, то истощаете наши ресурсы и во многих отношениях становитесь обременительным. И это далеко не всё. Есть жесткие, сложные правила, с которыми вам придется ознакомиться по мере продвижения.
– А что на кону? – спросил Роффрей.
– Если мы выиграем достаточно раундов Игры, не прибегая к обычному вооружению, чужаки отдадут нам абсолютную власть в своей галактике! Так что на кону немало, капитан Роффрей. Мы ставим жизни, они – власть.
– Должно быть, они уверены в победе.
– Аскийоль считает, дело не в этом. Ясно, что сейчас они побеждают, но они прониклись такой любовью к этой Игре, что с радостью воспринимают любое разнообразие. Видите ли, для обеих сторон Игра непроста: у тех возникают дополнительные сложности из-за незнания наших способностей, восприимчивости, психологии и так далее, и в этом мы равны. В других отношениях, скажем в опыте Игры, преимущество на их стороне.
– А мы каким боком здесь нужны?
– Мы надеемся, что вы послужите нашим главным козырем в борьбе за победу. Ваш корабль – единственный с человеческим экипажем, которому когда-либо удалось отразить этот фантастический удар. Так или иначе, есть у вас нечто необходимое нам для победы над чужаками!
– Но вы не знаете, что именно?
– Да.
– Оно, это нечто, есть у каждого из нас, или отражать атаку может только тот, кто от природы обладает соответствующей защитной способностью, в чем бы она ни состояла?
– Вот это мы и собираемся выяснить, капитан Роффрей. Потому мы подвергнем обследованию вас обоих. Хотя кораблем управляли вы, позади вас, насколько я понимаю, стоял Толфрин.
– Думаю, нам стоило бы опереться на моральный перевес над чужаками,– заговорил Толфрин.– Вопрос не в том, кто будет первым, кто вторым, а в престиже. Если мы победим, мы обретем в их глазах достаточный статус, и они примут наше правление. Если же проиграем… что тогда?
– Если мы проиграем, то будем совершенно беспомощны. Припасов у нас осталось так мало, что мы не можем рисковать и переходить в новую вселенную – слишком поздно.– Лорд Морден снова обращался только к Роффрею.– Вы это понимаете, капитан? На данный момент ваша жена – лишь одна из немногих жертв безумия во флоте. Но если мы не победим в Игре, все мы окажемся сумасшедшими – или мертвыми.
Доводы Мордена казались Роффрею логичными, и все же подозрения не оставляли его.
– Давайте подождем, что покажет тестирование. Тогда, может быть, и поймем, куда ветер дует. А уж потом я подумаю и решу.
Морден, поджав губы, чуть заметно кивнул.
– Как знаете,– сказал он, адресуясь, по-видимому, к столешнице.– Попросите зайти исследовательскую бригаду.
В загроможденную приборами каюту Мордена вошли трое.
Морден встал, чтобы представить их.
– Профессор Зелински,– сказал он.
От троицы отделился самый высокий, подошел к Роффрею и Толфрину, протянул пухлую руку, приветливо улыбнулся:
– Рад, что вы с нами. Похоже, вы и ваш друг смогли бы помочь нам справиться с кое-какими трудностями.
Пожав им руки, он со словами: "Познакомьтесь с моими ассистентами. Доктор Цунь" – указал на мрачного малорослого человека монголоидного типа,– "и доктор Манн",– на молодого блондина с наружностью героя приключенческого романа.
– Наслышан о вас, профессор,– хмыкнул Толфрин.– На Земле вы руководили кафедрой физиологии.
– Верно,– кивнул Зелински.– Мы начнем с банального энцефалографического исследования. Потом уложим вас спать и посмотрим, удастся ли нам добраться до подсознания. Полагаю, вы не станете возражать против такого обследования.– Он вопросительно посмотрел на Мордена, но ответа не последовало.
– Да,– сказал наконец Роффрей,– если только оно не предусматривает промывания мозгов.
– Сейчас, знаете ли, пятый век после войны, а не до нее,– резко парировал Зелински.
– Мне кажется, девиз Аскийоля и Лорда Мордена: "На охоту ехать – собак кормить",– проворчал Роффрей, усаживаясь в приготовленное для него доктором Цунем кресло.
На Мордена замечание не произвело никакого впечатления, наверно, он его и не слышал. Привычка Роффрея укрываться за цитатами была частью его архаичной манеры поведения. Мери как-то упрекнула его, что он сознательно затемняет свои намеки и читает старые книги единственно с целью выудить непривычную цитату и запустить ею в тех, кого не любит или презирает. Роффрей согласился и добавил: одна из граней
привлекательности Мери в том и состоит, что она хотя бы понимает смысл его слов.
Роффрею без предисловий нахлобучили на голову тесный шлем из какого-то стекловидного сплава. Он терпеть не мог такие штуковины, да и всю эту музыку на дух не выносил. Дайте срок, обещал он себе, я им покажу, что значит независимость…– с этой мыслью он и уснул.
Такие вот мысли и переживания позволили ученым добыть немало интересной информации – но, увы, абсолютно бесполезной с практической точки зрения.
Профессор Зелински, просмотрев материал, собранный во время сна Роффрея и Толфрина, остался невозмутимым.
– Все это, естественно, требует более детального анализа,– резюмировал он, пожав плечами.
– К чему вы пришли? – спросил Морден.
– Честно говоря, я не вижу однозначного объяснения, почему им удалось то, что не удавалось никому из остальных. Обоим интеллекта не занимать, а Роффрей в этом отношении – человек совершенно выдающийся, но, в сущности, они лишь незначительно отклоняются от нормы. Естественно, дело это тонкое, мы понимаем, и все же Роффрей – не единственный психопат среди человечества, да и не единственная личность с высоким коэффициентом умственного развития,– Зелински закончил тираду вздохом.
– Но у них великолепная память на чувственный опыт,– горячо добавил доктор Манн.– Они, во всяком случае, помогут усилить состав команды.
– Секундочку,– раздался скрипучий голос Цуня; он отключил электроды и раскладывал свое оборудование по ящикам.– Я согласен, что каждый Игрок, которого нам удается привлечь, необходим, но эти люди вот-вот помогут нам разобраться, как победить чужаков. На что мы и надеемся, так ведь, профессор?
Зелински ответил:
– Этот проект полностью истощает все наши силы, Цунь. Для вашего чрезмерного оптимизма нет ни малейших оснований, как нет их и у вас, Манн. Мы сможем проанализировать результаты обследования, только покончив с более срочной работой, а ее невпроворот. Тем временем,– он адресовался уже к Мордену, тот восседал в кресле, по мере сил изображая на сотканной из морщин и шрамов физиономии полицейской ищейки беспристрастность и компетентность,– полагаю, этих людей целесообразно ввести в наш регулярный состав. Не стоит задерживать их, пока мы не изучили результатов. Пусть себе тренируются.
– А вы уверены, что они хорошо сработаются с остальной командой? – спросил Морден, поднимаясь из-за стола.
– А почему нет? – Зелински указал на дверь.– Вы знаете, какая там атмосфера с этим О'Хара, да и со всеми прочими… Ни один из них не является, в вашем понимании, нормальным. Каждый из наших теперешних Игроков – невротик по определению. Нормальным людям не под силу выдержать такое напряжение, и уж тем более нормальные люди не смогут дать сдачи. Участвуя в Игре, мы рассчитываем на необычные физиологические и психологические модели.
– В Толфрина я верю,– сказал Морден,– он куда более восприимчив к убеждению. А вот Роффрей – прирожденный нарушитель порядка. Я-то знаю, имел с ним дело не единожды.
– Значит, дайте ему какое-нибудь важное поручение и не вмешивайтесь,– Зелински снял датчик оптиграфа с подлокотника кресла Роффрея. Тот заворочался, но не проснулся.– Такой уж он человек, что ему всегда надо быть в действии – и знать, что на каждое свое действие он решается сам.
– Да, таких, как он, отродясь не бывало,– скривился Морден, прохаживаясь мимо Роффрея и поглядывая на своего антагониста сверху вниз.
– Вот и не указывайте ему,– чуть улыбнулся Зелински.– Речь ведь идет об особого рода эгоцентричности, что заставляет человечество прогрессировать. Это относится и к Ринарку, и к Аскийолю – информация, которой они располагают, подчас неверна, и все же они добиваются лучших результатов, чем мы с вами.
– В каком-то смысле да,– неохотно согласился Морден.
– Именно в том смысле, который нам сейчас жизненно необходим,– Зелински говорил уже на ходу, исследователи торопились уйти.– Мы прикомандируем пару человек присматривать за ними.
– Когда Роффрей заупрямится, за ним и вся наша чертова полиция не усмотрит,– обреченно вздохнул Морден.
Ему нравился Роффрей, но, как он понимал, он-то Роффрею не нравился. Поразмыслив, Лорд пришел к успокоительному выводу – Роффрею вообще никто не
нравится, кроме собственной жены. Какая жалость, что она нашлась, думал Морден.
Зелински с ассистентами не разгибаясь корпели над результатами обследования. Манна, толкового и искусного исследователя, уже стала тяготить рутинная работа. Во время перерыва за кофе он сказал Зелински:
– Профессор, у меня тут кое-что стало вырисовываться. Скорее всего смысла в этом нет, но вынести на обсуждение, пожалуй, стоило бы…
Зелински, не одобрявший склонности Манна к теоретизированию в рабочее время, нетерпеливо перебил:
– О чем вы?
– Да вот, судя по анамнезу, и Толфрин, и Роффрей были на планете, называемой ими Рос, это "решетчатая планета" в Отлученных Мирах. Отдельные ее части существуют в различных континуумах, так же как это, по-видимому, происходит с Аскийолем. Не могло ли случиться, что эта планета оказала на них некое специфическое воздействие? Или, скажем, если они выдержали испытание на Росе, сохранив разум,– а помните, жену Роффрея оно превратило в безумную,– то в результате они стали более приспособлены к борьбе с чужаками?
Зелински сделал последний глоток кофе и задумчиво приложил палец к влажным губам:
– Не исключено, в этом что-то есть. Я скажу вам, на что обратить внимание. Разберитесь досконально в свободное время и представьте мне доклад с вашими соображениями.
– Где ж его взять, свободное время! – воскликнул Манн, впрочем, польщенный: одобрение Зелински само по себе было редким событием.
– Ну, не обязательно же спать всеотведенные на это шесть часов,– спокойно прокомментировал Цунь и, ухмыляясь, вернулся к работе.
Уиллоу Ковач чувствовала, что понемногу смирилась со своей участью. Роффрей отсутствовал уже достаточно долго, и на скорое его возвращение надежд было мало. Она спокойно наполнила шприц и в очередной раз ввела Мери транквилизатор, но сама от укола решила воздержаться. Теперь, на более спокойную голову, Уиллоу снова вернулась мыслями к Аскийолю. Она знала: ей необходимо встретиться с ним. Чем бы ни кончилась встреча, она по крайней мере будет лучше представлять, что делать.
Уиллоу не сразу разобралась, как включается коммуникатор Роффрея, но в конце концов ей удалось связаться с Морденом.
На экране возникло обрюзгшее лицо Лорда Галактики. Сгорбившись над столом, он вроде бы ничего не делал и тем не менее выглядел невероятно усталым. Наверно, держится на стимуляторах, решила Уиллоу.
Он узнал ее, кивнул и сказал:
– Мисс Ковач, если вы беспокоитесь о Роффрее и Толфрине, то зря. Они призваны в качестве Игроков и, безусловно, свяжутся с вами в свободное время.
– Спасибо,– сказала она,– у меня еще одно дело.
– Настолько важное, мисс Ковач? Как вы понимаете, я очень…
– Я хочу лично встретиться с Аскийолем.
– Пока это невозможно. Да и в любом случае, знай вы, как он выглядит, вы бы не слишком на этом настаивали. Собственно, что вы хотите ему сказать?
– Я не могу передать через третье лицо, это дело чисто личного свойства.
– Личного? А, припоминаю, у вас с ним что-то было…
– Мы были очень близки в Мигаа и в мирах Призрака. Я не сомневаюсь, что он захотел бы повидаться со мной,– последние слова прозвучали не слишком уверенно.
– В очередном докладе я передам ему ваши слова. Боюсь, это все, что я могу сделать.– Морден с любопытством разглядывал ее, но ничего не добавил.
– И когда вы ему расскажете, он встретится со мной?
– Если захочет, обязательно. А ваши слова я ему передам, обещаю.
Экран замерцал и опустел. Уиллоу выключила его и медленно вернулась к койке, где спала Мери.
– Как-то для тебя это все обернется? – сказала она. Чего Уиллоу было не занимать – это сострадания к
тем, кто попал в беду. Даже теперь, при всех своих невзгодах, о которых она и вспоминать не вспоминала, пока не оказалась здесь, она смогла подумать о Мери.
Но сейчас чистое и естественное сострадание, которое Уиллоу могла бы испытывать к любому попавшему в неприятное или затруднительное положение, быстро переродилось в менее здоровое чувство. Она начинала ощущать себя подобием Мери. Обе они – совершенно одинокие женщины; одна потеряла все и вся, попала в ловушку своего расстроенного и путаного сознания, чудом задержавшись на грани полного безумия, другой же все больше казалось, что в тяжелую минуту все ее оставили, не только Аскийоль, но и Толфрин и Роффрей…
Она сидела у экрана в ожидании вызова от Аскийоля, словно окаменев. Каюта была безмолвна, как чернота вселенной вокруг. Уиллоу испытывала сейчас то, что и все человечество, – разочаровывающее, леденящее чувство утраты, неведения, смятения. И, как и у всего человечества, эти чувства кристаллизовались в страх.
Лишь уверенность в том, что потеря самообладания в такой момент гибельна для сознания или тела, позволяла людям уцелеть в безднах отчаяния.
…От подъема до отбоя – на стимуляторах, от отбоя до подъема – на снотворных, превыше всего – непреклонная воля Аскийоля и орудия его, Мордена: Игроки готовились к следующему раунду Игры…
15
Их рассадили по трое, каждую тройку – перед экраном, воспроизводившим то же, что было изображено на громадном экране над головами. Просторный зал затемнен, светились только шкалы приборов и экраны. Под экранами, что поменьше, располагались два ряда по шесть совсем маленьких. Морден ввел Толфрина и Роффрея в комнату и вполголоса объяснил им назначение экранов. Роффрей слушал и приглядывался к окружающему.
В трех секциях круглого зала были установлены экраны, перед ними сидели по трое операторы – бледные исхудавшие мужчины и женщины, державшиеся лишь на нервах и стимуляторах. На них были шлемы из стекла и металла, такие же, как на нем во время обследования. Когда Роффрей вошел, никто даже на поднял на него глаз.
– Экран над нами, как легко видеть, просто панорамный монитор, который позволяет нам наблюдать за окружающим нас пространством,– сказал Морден.
Каждая группа операторов – мы называем их Игроками – отвечает за определенный участок этого пространства, следит, не появились ли там признаки вторжения противника. Насколько мы понимаем, моральный кодекс чужаков предписывает им до начала раунда занять позиции в пределах дальности огня. Никаких иных предупреждений о скором начале нового раунда мы не получаем. Поэтому-то мы и ведем постоянное наблюдение. Можно предположить, что в Игре между собой чужаки применяют более изысканные дебюты, а этот предложен в качестве удобного нам компромисса.
При обнаружении чужаков заметившая их команда поднимает по тревоге остальных, и все сосредоточивают внимание на опасном участке. Ряды маленьких экранов регистрируют воздействие, излучаемое нами на чужаков. Они фиксируют галлюциногенные импульсы и разбиты на секции, соответствующие различным видам чувственного восприятия, мозговым волнам различных частот, импульсам эмоций, которые мы способны у себя вызвать,– страха, гнева и тому подобных. Естественно, у нас есть проекторы, усилители и трансляторы команд, поступающих от Игроков. Но главным образом все зависит от воображения, быстроты реакции, интеллекта и способности воспроизводить эмоции – способности каждого отдельного Игрока.
– Понимаю,– кивнул Роффрей, неожиданно для самого себя заинтересовавшись.– А потом что происходит?
– Многие из наших эмоций и импульсов незнакомы чужакам и не воспринимаются ими, то же относится и к нам. По нашим предположениям, половина впечатлений и ментальных импульсов, которыми нас забрасывают, не производит желаемого чужаками действия или действует неожиданным для тех образом. Но те же трудности испытываем и мы.
Эти люди,– он показал глазами на тройки у экранов,– участвуют в Игре достаточно долго и поэтому могут распознать, эффективны посылаемые ими психоимпульсы или нет, могут защищаться от наиболее опасных для нас воздействий. Как бы то ни было, сейчас победа в Игре во многом зависит от того, в какой степени мы можем оценить и проанализировать, что работает, а что нет. То же самое, конечно, можно сказать и о чужаках. Вы, к примеру, испытали галлюцинацию в виде чудовищного зверя, которая потрясла не только ваши инстинкты, высвобождая страх, панику и так далее, но и вашу способность к логическому мышлению, поскольку вы знали, что подобный зверь не может существовать в вакууме космического пространства…
Роффрей и Толфрин кивнули.
– На такого рода эффекты чужаки и рассчитывают, хотя общее развитие последних событий научило их действовать куда более изощренно, работать непосредственно на подсознании – все, что вы испытали после того, как у них не получилось с образом зверя. Соответственно и наши психологи собирали до последней крохи информацию, которую давал им каждый раунд, пытаясь составить четкое представление, какие воздействия наиболее разрушительны для подсознания чужаков. В этом смысле, как я уже говорил, мы находимся в абсолютно равных условиях: наш мозг столь же чужд им, как и их – нам
Таким образом, главная цель в Багряной Игре – найти правильный импульс, способный разрушить то, что мы называем чувством собственного достоинства, силой характера, уверенностью в себе…
Морден тяжело вздохнул.
– О потерях можете судить сами, если я скажу, что в палатах корабля-госпиталя только мужчин и женщин, скорчившихся в позе утробного плода,– две сотни.
– Что за мерзкие методы! – содрогнулся Толфрин.
– Такие слова забудьте,– оборвал его Морден.– Стоит вам немного поучаствовать в Игре, и понятие моральных ценностей потеряет для вас всякий смысл Чужаки помогают нам осуществить то, к чему столетиями призывали наши философы и мистики. Помните,– «Познай самого себя»,– было дело?
Он покачал головой и окинул угрюмым взглядом Игроков, с посеревшими лицами сосредоточенно наблюдавших за экранами .
– Тут-то вы и познаете себя, да еще как! И я уверен: то, что вы узнаете, не слишком придется вам по вкусу!
– Нам, меланхолику да интроверту [3], это можно бы и не объяснять,– сказал Роффрей.
– Кто бы вы ни были и как бы глубоко ни пробовали влезть в свои инстинкты, самые сокровеннейшие из них, что-нибудь отбросит вас назад – на худой конец, чувство, самосохранения; с тем, что с вами могут сотворить чужаки, это ни в какое сравнение не идет,– отчеканил Морден.
– Заманчивую вы картину рисуете,– сказал Роффрей.
– Роффрей, черт вас побери, посмотрю я на вас после первого раунда! Я начинаю думать, что он может пойти вам на пользу, да еще как!
Тут к ним присоединился мужчина – высокий, худой, нервный, очевидно Игрок с некоторым стажем; они уже различали этот тип людей.
– Федор О'Хара,– буркнул он, и не думая протянуть руку. Представились и они, тоже не церемонясь.
– Вы будете под моим попечением, пока не разберетесь как следует в Игре,– сказал О'Хара.– Будете подчиняться каждому моему приказу. Противоречить мне не советую. Чем быстрее вы обучитесь, тем скорее сможете играть самостоятельно. Я понимаю, Роффрей, вы, что называется, индивидуалист. Что ж, подчиняться вам придется, только пока не овладеете Игрой – а там ваш индивидуализм будет, безусловно, весьма полезен, от таких качеств мы все и зависим.
Наша компания почти вся состоит из специалистов в различных областях психологии, но не так уж мало и непрофессионалов вроде вас, тех, кто благодаря достаточно высокому интеллекту воспринимает требования Игры почти инстинктивно. Желаю успеха и вам.
Вы поймете, что сохранить раскованность и дееспособность собственного "я" можно лишь ценой величайшего напряжения, вот, в сущности, все, чему следует научиться на первых порах. Пока вы не узнаете достаточно, чтобы атаковать врага, вам придется придерживаться оборонительной стратегии. Пусть каждый из вас запомнит – ни физическая сила, ни отвага в этой войне не стоят ровным счетом ничего. Проигравший, возможно, остается в живых, но у него нет ни единого шанса сохранить разум.
