Текст книги "Аракчеев. Реформатор-реакционер"

Автор книги: Майкл Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Александр горько оплакивал свое поражение. Конечно, ходили всевозможные слухи. Досталось и Аракчееву. Говорили, будто Александр предложил ему командовать войском, а Аракчеев отказался, сославшись на нездоровье, и, хотя был прикреплен к свите императора, поспешно покинул поле боя, едва начались боевые действия. Ни одна из этих историй не подтверждается, но всеобщее мнение, что Аракчеев якобы трус, неотступно преследовало его. Тем же, кому кажется удивительным, что офицер ранга Аракчеева не участвовал в таком важном сражении, не следует забывать, что он ни разу не участвовал в боевых действиях и по своему складу был скорее администратором, нежели военным.

Однако были и более серьезные вещи, в которых следовало упрекнуть Аракчеева. Обнаружилось, что организация русской артиллерии далека от совершенства. 133 орудия – более половины всех имевшихся – были потеряны. Противники аракчеевских реформ заявляли, что новые облегченные орудия, которые он впервые принял на вооружение, взрывались под скорострельным огнем и их повозки разваливались. Аракчеев создал комиссию, которая доказала, что новые орудия вовсе не взрывались, напротив, оказались очень боеспособными. Затем он провел тщательное расследование насчет того, как артиллерия действовала в сражении. Он побеседовал с каждым офицером и в ходе опроса давал карандаш и лист бумаги, прося изобразить движение орудия под его командой и по возможности оценить, как действовали другие орудия его роты. В результате выяснилось, что пехота и артиллерия еще не научились координировать свои действия, так как у них было разное командование. Ни пехота, ни кавалерия не думали о поддержке артиллерии, часто полки двигались вперед, когда артиллерия собиралась открыть огонь, и таким образом блокировали орудия. Несмотря на горячие возражения Аракчеева, решили оставить тяжелые орудия под отдельным командованием, а легкие снова присоединить к полкам и отдать под командование пехотных офицеров ⁶³. О личной преданности Аракчеева артиллерии говорит факт его заступничества за лейтенанта Демидова, единственного офицера гвардейского артиллерийского батальона, которого взяли в плен вместе с орудием. Демидов был спасен от перевода в пехоту лишь благодаря разговору Аракчеева с императором ⁶⁴.

Александр проиграл сражение, но не желал признавать, что он проиграл и всю войну. Он приказал как можно скорее набрать новых рекрутов для подготовки к новой кампании. Причиной этой спешки было то, что Пруссия, сохранявшая нейтралитет, в то время как Австрия и Россия сражались с Наполеоном, теперь решила вмешаться в конфликт, и Фридрих-Вильгельм обратился к Александру за помощью. И снова Аракчеев проявил большую энергию и за короткое время полностью перевооружил артиллерию, изготовив более тысячи новых орудий.

Между тем мать Аракчеева, воодушевленная его успешным возвращением на службу, продолжала уговаривать сына жениться. Аракчеев с нетерпением отверг ее совет. «Я сочувствую вашей болезни, – писал он ей, – но она происходит от вашего беспокойства за нас, и я умоляю вас, дорогая матушка, не беспокоиться. Вы лишь должны понять, что все мы трое, слава Богу, уже взрослые и любой из нас может жениться. Каждый может сам позаботиться о себе и устроить свою жизнь». Внезапно переменив тему, он самодовольно продолжает: «Мои товарищи, которые получили от императора больше, чем я, сейчас все в долгах, но я, слава Богу, нет, за что они смеются надо мной и называют меня скрягой. Даже мой брат Петр Андреевич вторит им, но я смогу это пережить» ⁶⁵. Вскоре совершенно неожиданно он встретил привлекательную девушку и наконец решил жениться.

Анастасия Васильевна Хомутова была дочерью помещика из Тихвина (его имение находилось неподалеку от Грузина). Ее родители имели дом в Санкт-Петербурге, и она недавно начала выезжать в свет. Трудно было представить себе более несовместимую пару. Анастасия застенчивая и милая, а петербургское общество приводило ее в восторг; Алексей суров, нелюдим и холоден. Однако они все же сочетались браком под высочайшим покровительством; сам император присутствовал при венчании в Сергиевском артиллерийском кафедральном соборе 4 февраля 1806 г., и в тот же день Анастасию назначили статс-дамой императрицы. Правда, у Аракчеева оставалась проблема с Настасьей Минкиной и ее младенцем, но в таком большом поместье, как Грузино, легко можно было найти супруга ей и отца ребенку. Аракчеев, по-видимому, не собирался прогонять ее; однако весть о женитьбе, должно быть, стала для Настасьи тяжелым ударом.

Аракчеев и Анастасия поселились в недавно купленном доме на Литейной. «Дружба и любовь Анастасии составляют все мое счастье, – писал Аракчеев в Бежецк другу. – Я каждый день благодарю за это Всемогущего, и без этого моя чувствительная натура вряд ли была бы благополучна и счастлива». Однако вскоре разница в их вкусах начала сказываться. Молодая жена Аракчеева тосковала по балам и вечеринкам, которых не переносил ее супруг, но стоило ей выехать без него, как он начинал ревновать.

Гостей супруги принимали редко; к ним заезжали лишь несколько друзей: бывший сослуживец Аракчеева Апрелев, который был тогда генерал-майором, и Петр Иванович Римский-Корсаков, бежецкий сосед Аракчеева. Дежурный адъютант – обычно это был преданный Жиркевич – присутствовал в доме постоянно и порой становился свидетелем супружеских перебранок.

– Тебе всегда хочется погулять, – сказал Аракчеев жене за обедом. – Может быть, возьмешь в сопровождающие Жиркевича?

– Я уверена, господин Жиркевич не откажет мне, если я его попрошу, – ответила она.

– Ты попросишь его, как он не может попросить сам себя; он еще ребенок, – с сарказмом проговорил Аракчеев. – Но ему палец в рот не клади – откусит ⁶⁶.

Отношения их не улучшались. Супруги постоянно ездили из Санкт-Петербурга в Грузино, и, хотя о том, встречались ли две Анастасии, ничего не известно, в первый год после женитьбы Аракчеев установил в своем саду чугунную вазу, посвященную Настасье Минкиной, «за ее верную службу» ⁶⁷. Последняя ссора супругов произошла в начале второго года их совместной жизни. Однажды, когда Аракчеев был в отъезде, Анастасия приказала запрячь лошадей и велела кучеру отвезти ее к друзьям. К ее изумлению, тот ответил, что граф запретил ему туда ездить и дал список домов, которые она не должна посещать. Анастасия приказала немедленно отвезти ее к матери и оттуда прислала за своими вещами. Вернувшись, Аракчеев очень расстроился, увидев опустевший дом. Две недели он по два раза в день посылал за своей супругой, но без результата. Это был конец. Анастасия уехала в деревню, и больше они не виделись ⁶⁸.

1807 г. оказался для русских войск тяжелым. Казалось, после победы при Аустерлице Наполеона невозможно остановить. Он разбил прусские войска в Иене и Ауэрштедте и после этого обратил свое внимание на русские войска, которые находились на немецкой территории под командованием генерала Беннигсена.

В сражении при Эйлау силы противников оказались равными, и с каждой стороны было около 20 тысяч убитых и раненых, но во Фридланде Наполеон получил преимущество перед Беннигсеном. Он оттеснил русских к реке Алле и перебил их. Победа была полной.

В Эйлау Наполеон удивился новой оснащенности русской артиллерии и заметил, что прошло время, когда он мог победить во всех своих сражениях, имея 40 орудий.

27 июня, лишь через две недели после поражения при Фридланде, Александр послал Аракчееву письмо: «Высокий уровень артиллерии и ее успешные действия побудили меня вознаградить вас за службу. По моему вчерашнему приказу вам пожаловано звание генерала артиллерии. Пожалуйста, примите его как знак моей благодарности и особого расположения». В декабре Александр пожаловал Аракчеева небывалой привилегией: он издал указ, согласно которому приказы Аракчеева должны были исполняться так же, как если бы они исходили от самого императора.

Но Аракчеева это не порадовало. Он знал, что его недолюбливают приближенные царя, а его забота об артиллерии вызывает обиду и зависть у всей остальной армии. Казалось, не существовало способа перехитрить врагов и восстановить былые близкие отношения с Александром. У царя тоже было множество неприятностей. После поражения при Фридланде ему пришлось заключить союз с Наполеоном в Тильзите.

Этот союз с человеком, к которому все относились как к узурпатору французского трона и неизменному врагу России, был весьма непопулярным при русском дворе, и император принял на себя всю вину за него. Поговаривали даже, что его могла постичь судьба Павла.

Пытаясь примирить подданных с Тильзитским договором, император постоянно выезжал в свет. Тем самым он пытался демонстрировать, что не поддался унынию из-за поражения. Элегантные дворцы и дома Петербурга никогда не видели стольких великолепных балов и приемов, как зимой 1807 г., и император посещал их все. Недавно прибывшего в Россию французского посла генерала Савари приняли при дворе как полагалось, но он был весьма встревожен, что его не принимали во многих домах Санкт-Петербурга, несмотря на искреннее желание Александра, чтобы с ним обходились с подобающей любезностью. Кроме того, неудовлетворенность новым союзом ощущалась и при дворе, и в свете. Эмбарго на торговлю с Англией в результате Тильзитского соглашения вызвало падение курса рубля на 50 процентов, а также массовое сокращение внешней торговли вообще.

Отчаявшийся и одинокий, отдаленный от своего императора, Аракчеев всерьез думает об отставке. Его тянет в Грузино, там столько дел. Анастасия уехала, и больше ничто не привязывало его к Санкт-Петербургу. Впервые столица стала ему ненавистна. Перед самым Рождеством полковник гвардейского артиллерийского батальона Эйлер проходил по Литейной, когда Аракчеев остановил свой экипаж и предложил подвезти его. Он был в подавленном настроении и жаловался на неблагосклонное отношение двора. «Наконец я решил уйти, – сказал он и добавил: – Я знаю, многие будут этому рады» ⁶⁹. Он дал прощальный обед Гвардейскому артиллерийскому батальону и подал императору прошение об отставке. «Управление департамента, вверенного мне на протяжении тех лет, когда наша страна испытывала трудности, не ухудшилось, – писал он Александру. – Напротив, многое существенно улучшилось, например орудия, снаряды и порох. В результате неутомимой и очень успешной работы государственные оружейные заводы не только удивляют скоростью, с которой они работают, но и заслуживают похвалы иностранных держав и даже превосходят их по чистоте и надежности пороха. Таким образом, я совершил свою работу, хотя она сказалась на моем здоровье. Ваше императорское величество может разувериться в нелестных рассказах, которые доходят до вас и которые побуждают вас беспокоиться на мой счет. Могу ли я теперь надеяться, что ввиду моего нездоровья, которое сделало меня почти непригодным к службе вашему величеству, вы даруете мне отставку как награду, если я таковую заслужил… Мое слабое здоровье вызывает тяжелую меланхолию, и мое желание удалиться в свое сельское убежище так велико, что ничто не может его изменить» ⁷⁰.

Но не успел Аракчеев собрать чемоданы, как ему объявили, что он назначен военным министром.

Глава 4
ВОЕННЫЙ МИНИСТР

Это по-прежнему предмет вашей гордости и ваше правило, что подчиненные должны любить своих начальников. Но по моим правилам подчиненные должны исполнять свое дело и бояться начальства, ибо невозможно иметь толпу возлюбленных. Довольно трудно наказывать одного, не причиняя беспокойства массе остальных.

Аракчеев – генералу Маевскому

Александр получил передышку – более четырех лет нелегкого Тильзитского мира. Однако следовало как можно скорее реорганизовать и укрепить русскую армию, так как неизвестно, когда произойдет следующая схватка с французами. В результате неудачной европейской кампании войска пребывали в плачевном состоянии, а в Министерстве снабжения обнаруживались почти постоянные недостачи и злоупотребления. Некоторых старших офицеров уволили из-за недовольства императора их работой, всем чиновникам, служившим в Министерстве снабжения, запретили носить форму. Даже старый генерал Вязмитинов, предыдущий военный министр, лишился права носить форму и был отправлен в отставку в результате скандала со снабжением; и именно Аракчеев вскоре после принятия должности вступился перед императором за честь генерала.

Враги Аракчеева при дворе встретили его назначение на должность с удивлением и недовольством. Они с удовольствием высмеивали его, когда занимаемый им пост не представлял такой политической значимости. Теперь впервые у них появились основания для беспокойства по поводу влияния, которое теперь имел недавний изгой на императора. Жозеф де Местр, посланник сардинского короля в Санкт-Петербурге, был близким другом многих аристократов из окружения Александра; в своих письмах он добросовестно повторяет их мнения и предубеждения. Таким образом, его реакция на назначение Аракчеева отражает всеобщее мнение на этот счет. «Из олигархии военных фаворитов, – писал де Местр, – генерал Аракчеев был вознесен внезапно, без каких-либо предупредительных знаков. Он жесток, суров и непоколебим. Люди говорят, что его нельзя назвать плохим человеком, но я полагаю, что он очень плох. Это, однако, не означает, что я возражаю против его назначения, потому что сейчас только человек такого типа может восстановить порядок. Но остается необъяснимым, почему его императорское величество предпочел этого визиря, ведь никто более не противоречит его характеру и его образу правления. Ведь его основной принцип – предоставлять некоторую долю своего доверия каждому из помощников. Я полагаю, он хочет иметь более грозного правителя в его лице по причине внутренних волнений, которые здесь происходят. Против Аракчеева императрица, граф Левен, генерал Уваров, Толстые – словом, все, имеющие вес. Но он побеждает всех; более влиятельные исчезают перед ним, как дым» ⁷¹.

Но Аракчееву приходилось не только терпеть ядовитые насмешки таких людей, как де Местр и его окружение; его враждебно воспринимало высшее командование армии. Он получил добро на перестройку всей армии в том же духе, в каком он – и с блестящим успехом – реформировал артиллерию. К его должности военного министра добавилась должность инспектора всей пехоты и артиллерии, и он очень скоро понял, что должен иметь больше власти, чем его предшественник. До тех пор военный министр не мог напрямую контролировать Генеральный штаб, который подчинялся лишь императору. С согласия Александра теперь штаб должен был получать указания от военного министра. Это, конечно, вызвало недовольство, и несколько офицеров высокого ранга ушли в отставку. Аракчеев поддержал свой престиж, назначив себе адъютантов из каждого полка, – привилегия, которой пользовался лишь император; его экипаж повсюду сопровождал военный эскорт, у дома постоянно стоял часовой. Однажды, когда Аракчеев заболел и соблюдал постельный режим, Александр продемонстрировал ему свою поддержку тем, что ежедневно устраивал консультации у изголовья его кровати.

Не удовлетворенный своей атакой на Генеральный штаб, Аракчеев продолжал насаждать в армии то, что было особенно дорого его сердцу, – дисциплину. 9 июня 1808 г., он издал указ, отнюдь не прибавивший ему популярности, правда, его никогда это не заботило. «С того момента, как я стал военным министром, – гласил указ, – я заметил, что к дисциплине относятся не так строго, как следовало бы. Ввиду того что дисциплина, как известно, должна быть главным принципом, на котором основывается вся служба, я вынужден заявить следующее. Младшие офицеры часто не испытывают должного уважения и даже не соблюдают приличий по отношению к своим начальникам… По моему мнению, повинны в этом не столько младшие офицеры, сколько те из старших офицеров, которые не выполняют свой долг и не препятствуют этому и таким образом способствуют открытому пренебрежению установленными правилами военной службы. Это я хочу особенно подчеркнуть, так как никогда не допускаю нарушения субординации по отношению к себе. Впредь должно быть твердо установлено, что, если генерал не преследует своих младших офицеров за пренебрежение своими обязанностями, это должно рассматриваться как непонимание им того, как добиться должного уважения к себе».

Нетрудно представить, какой эффект производили приказы, подобные этому, на боевых офицеров. Иногда Аракчеев проявлял свое врожденное чувство справедливости. Однажды майор, который отсутствовал без разрешения, оправдывался перед Аракчеевым на глазах у группы офицеров. У него скоропостижно скончались жена и старший сын, и ему приходилось в одиночку заботиться о дочери и двух младших сыновьях. Аракчеев молча выслушал его и приказал явиться на следующий день, сказав лишь, что уход из армии непростителен. В указанное время офицер появился в кабинете Аракчеева. «Вчера, – сказал ему Аракчеев, – вы видели во мне старшего по званию офицера, который не мог простить вас в присутствии стольких молодых недисциплинированных офицеров; но сейчас вы видите человека. Я уже говорил о вас с императором. Его величество договорился, чтобы ваших сыновей приняли в кадетский корпус, а дочь – в пансион. Вашей дочери дадут приданое в пять тысяч рублей, а вам император жалует тысячу рублей золотом. Пожалуйста, возвращайтесь в свой полк. Вот письмо от меня вашему полковнику. Вас примут хорошо» ⁷².

В течение всего года Аракчеев напряженно работал в министерстве и полностью реорганизовал его. Хотя время от времени у него происходили конфликты – и не только со штабом императора, – поддержка Александра оставалась неизменной. Однажды брат императора, великий князь Константин, с которым Аракчеев никогда не был в хороших отношениях, убедил Александра ассигновать сто тысяч рублей на лошадей и экипировку для одного из любимых полков великого князя, а именно уланского. Аракчеев тут же оспорил это решение, сказав, что денег мало, к тому же, дав денег одному полку, можно вызвать неудовольствие других. Александр согласился с ним и не дал денег. Константин в гневе ворвался в дом Аракчеева, но Аракчеев увидел его из окна, вышел через черный ход и отправился во дворец. В конце концов Константин встретил Аракчеева и стал бранить его. Аракчеев обратился к императору, в слезах стал просить об отставке, но Александр заступился за своего министра и вскоре продемонстрировал свое расположение к нему, переименовав Ростовский мушкетерский полк в «полк графа Аракчеева» ⁷³.

Несмотря на свои многочисленные обязанности, Аракчеев продолжал по-отечески заботиться об артиллерии, правда, порой не с самыми лучшими результатами. Когда в декабре 1808 г. в Санкт-Петербург приехал прусский император Фридрих-Вильгельм, Аракчеев сопровождал его на смотр новых орудий под командованием полковника Эйлера. От сильных морозов колесо одной из колесниц треснуло. Аракчеев пришел в ярость и приказал на шесть часов посадить полковника на гауптвахту. На следующий день, когда такие же учения в присутствии Александра и Фридриха благополучно завершились и Аракчеев лично подал им обед в специально раскинутом по этому случаю шатре, прусский король спросил, нельзя ли выпить за его здоровье. Вместо ответа, Аракчеев упал на колени и с жаром поцеловал руки обоих монархов ⁷⁴. Он всегда был очень эмоционален.

Однако для него существовали и более важные вещи. С тех пор как Аракчеев вступил в должность, снабжение и подготовка армии к новой кампании стали первостепенной задачей. Александр, чтобы восстановить утраченную популярность у себя на родине, намеревался использовать свой союз с Наполеоном и осуществить давние амбиции России – получить Финляндию, которая в то время была частью Шведского королевства.

С тех пор как Санкт-Петербург стал столицей России, предшествующие императоры мечтали завладеть всем восточным побережьем Балтийского моря, дабы обезопасить Россию от нападения Финляндии. Действительно, граница находилась в опасной близости. Нападение шведов в 1788 г., когда руки России были связаны войной с Турцией, еще не забыли, и теперь Наполеон активно поддержал Александра в походе на Швецию, так как она была союзницей Англии. Александра не пришлось упрашивать; хотя армия была в плачевном состоянии, русские войска под командованием генерала Буксгевдена в начале февраля 1808 г. пересекли границу и начали оккупацию Швеции. Некоторые подразделения были так скверно экипированы, что могли проходить по Санкт-Петербургу лишь ночью. Армию пополнили за счет рекрутов из числа крестьян и организовали программу их быстрого обучения. Александр лично посетил учения и остался недоволен: выправка далеко не военная; один солдат в разгар учений на несколько шагов отошел от своего орудия, взял кусок хлеба и начал жевать его перед носом у императора ⁷⁵.

Однако с самого начала кампании проблема снабжения стояла более остро, чем все остальные. И снова энергия и жесткие методы Аракчеева оказались эффективными. Чиновник, который впоследствии возглавил отдел снабжения, описал, как убедил Аракчеева, что единственный путь добиться крайне необходимой отправки хлеба – попросить согласия императора на то, чтобы все войска Санкт-Петербурга пожертвовали месячным рационом муки и испекли хлеб в своих печах. Аракчеев так и поступил. «Тогда я понял, какой силой обладал этот министр, – пишет чиновник. – Не сказав мне ни слова, он послал за своим адъютантом и приказал ему разослать по всем гарнизонам и полкам Санкт-Петербурга распоряжение, чтобы по моим указаниям они испекли хлеб из месячного рациона муки, насушили из него сухарей и сами отправили его в то место, которое я укажу» ⁷⁶.

Несмотря на трудности, препятствовавшие продвижению русских войск, шведы сопротивлялись вяло, и в марте было провозглашено присоединение Финляндии к России. Однако эта декларация оказалась слишком оптимистичной. Финны продолжали вести партизанскую войну с русскими, а шведы отказывались подписать мирный договор. К концу года Александр решил, что для успешного завершения войны ее надо вести на территории Швеции.

С марта Александр обдумывал дерзкий план, согласно которому русские войска должны были перейти из Финляндии в Швецию пешком по замерзшему Ботническому заливу и вынудить шведов капитулировать до того, как лед растает и в войну смогут вступить шведский и английский флот. Буксгевдена, предлагавшего удовлетвориться полученным и заключить со шведами перемирие, заменили генералом Кноррингом и приказали подготовиться к военным действиям. Но Кнорринг и подчиненные ему генералы Шувалов, Барклай-де-Толли и Багратион были против этого плана. Они очень хорошо осознавали все связанные с ним трудности: во-первых, сам переход – даже если он удастся, люди будут слишком уставшими, чтобы перейти к боевым действиям; во-вторых, припасы на исходе; в-третьих, несмотря на зиму, лед может треснуть от взрывов и армия или ее часть утонет.

Кнорринг не вернулся в Санкт-Петербург, чтобы представить свои доводы, и неблагоразумно предпочел уклончиво сообщить о них в письме. Он заявил, что у него большие трудности со снабжением армии, состоящей из 35 тысяч человек, и фактически продолжал бездействовать, а Александр в Санкт-Петербурге все больше раздражался, ведь шли недели, и столько времени было потеряно. В феврале 1809 г. Александр писал Кноррингу: «Я с удивлением узнал, что вы лишь сейчас собираете войска, чтобы приготовить их к наступлению… Я привык к тому, чтобы мои распоряжения точно выполнялись, и не люблю их повторять. Надеюсь, что это последний раз, когда вы вынуждаете меня это сделать» ⁷⁷. В своем ответе Кнорринг, наконец, набрался решимости и поставил под вопрос саму операцию; шведы изолируют русскую армию, как только она окажется на шведском берегу, – таков был его главный аргумент. Получив этот ответ, Александр тут же отправил депешу Аракчееву, приказывая выступать.

Аракчеев не удивился атмосфере отчаяния, царившей в штабе Кнорринга в Або, и начал действовать. Было решено, что армия двинется через залив тремя частями: под командованием Багратиона – с юга, со стороны Аландских островов; под командованием Барклая – в центре, через Кваркен на Умео; а Шувалов – на севере, – и таким образом заставит шведов расколоть свои войска.

Никто все еще не верил в успех этой стратегии. Кнорринг предложил от нее отказаться. Барклай написал в штаб, что ему нужны более ясные указания: «Я не смогу установить связи с генералом Шуваловым в действии. У нас нет реальных сведений о враге, но мы знаем, что его силы сосредоточены в Умео, поэтому я не могу пойти туда лишь с пятью тысячами человек». Аракчеев в ответ приказал строптивому генералу: «Я прошу вас выполнить приказ императора и жду от вас донесения, в котором вы сообщите мне, что вы это сделали, потому что его величество требует неукоснительно это выполнить. Что касается того, что вы получили мало указаний от высшего командования, то генерал вашего уровня в них не нуждается. Я скажу лишь, что, так как император прибывает в Борго 16 марта, я уверен, вам лучше всего добыть для него шведские трофеи к этой дате. На этот раз я бы более охотно оказался на вашем месте, чем на месте министра, потому что министров много, но лишь одному Барклаю-де-Толли Провидение предоставляет возможность пересечь Кваркен» ⁷⁸. Шувалов тоже пессимистически написал, что ему сказали, что в том месте, в котором он должен переходить залив, непрочный лед; Аракчеев сухо ответил, что Шувалов должен не беспокоиться о трудностях наступления, а отрапортовать о них, когда войска действительно с ними столкнутся.

Три армии начали переход в конце февраля. 26 февраля Багратион выступил в поход к Аландским островам, которые должен был использовать как базу для наступления на Швецию. Через два дня за ним последовали Аракчеев, Кнорринг и Алеопус, бывший русский посол в Швеции, с заданием руководить переговорами, когда они приблизятся к шведам. Конечно, переход был опасным. Молодой офицер из подразделения Барклая описывал его так: «Лишь ступив на лед, мы столкнулись с трудностями, которые представились бы непреодолимыми всякому, кроме русского солдата. Из-за свирепого ветра, который дул всю зиму, толстый лед Кваркена был неровным и громоздился огромными грудами, похожими на огромные скалы. Они стояли повсюду, то и дело возникая на нашем пути. Издалека у этих гор был очень необычный вид. Казалось, это были морские волны, внезапно скованные льдом. С каждым шагом идти было все труднее. Иногда нам приходилось карабкаться на ледяные глыбы, иногда отодвигать их или выбираться из глубокого снега. С солдат ручьями лился пот, в то время как от пронизывающего до костей резкого ветра перехватывало дух. Вдобавок мы боялись, что, если ветер превратится в ураган, он будет разбивать лед. Все вокруг представляло ужасное зрелище разрушения» ⁷⁹.

Багратион достиг Аландских островов 4 марта и удивился, встретив шведскую делегацию, просившую о перемирии. Шведский генерал Дебелн накануне узнал, что в Стокгольме произошел государственный переворот, и король Густав IV отрекся от престола. Он решил любой ценой задержать русских и выиграть время до получения новых указаний. Багратиона уговорили согласиться на договор, согласно которому русским остались бы Аландские острова, но нужна была еще подпись Аракчеева. Однако прибывший Аракчеев отказался заключать перемирие. «Я сказал шведскому генералу, что послан императором заключить не перемирие, но мир, – писал он Александру. – Я не мог согласиться ни на какое перемирие и сказал, что, если он так хочет, то вместе со своим отрядом может остаться и сдаться в плен. Швед был очень смущен, потому что не ожидал этого… После долгого спора, во время которого шведы говорили о мире, я спросил их, известны ли в Стокгольме условия, на которых может быть заключен мир с Россией, потому что Россия не сможет подписать договор, если эти условия не будут приняты. В соответствии с этими условиями Финляндия и Аландские острова навсегда переходили к России; договор о союзничестве Швеции с Англией аннулировался; Россия предоставляла Швеции войска в том случае, если Швеция была бы недостаточно сильна, чтобы противостоять высадке английской армии. Шведы попросили записать эти три условия. Я согласился и передал их, чтобы их отправили в Стокгольм, откуда в течение четырех дней должен прийти ответ».

Тем временем Александр писал ему из Санкт-Петербурга: «Я не могу должным образом отблагодарить вас за упорную работу и преданность; моя преданность вам так же искрения, и с каждым днем я ценю вас все больше. Поведение Кнорринга бесстыдно, и лишь ваше пожелание, чтобы я не сердился, удерживает меня от того, чтобы намылить ему шею, как он того заслуживает. Перемены в Швеции для нас очень важны, и я не знаю, не военная ли это хитрость, чтобы задержать наши действия. Вам на месте лучше это знать – я не понимаю, как Кнорринг, который вел с ними переговоры, не расспросил их о подробностях событий в Стокгольме. Почему он не отправил мне подробный отчет о них, потому что, если это правда, нам важно знать, с каким шведским правительством мы ведем переговоры: принято ли оно всеми, либо это инициатива частных партий и оно снова может смениться… Между тем я думаю, что необходимо не заключать перемирие, а продолжить наши действия». Получив письмо Аракчеева, Александр снова писал: «Если наши условия не будут приняты, мне, находясь здесь, трудно решить, идти ли вам к берегам Швеции, но вот что я считаю нужным вам сказать. Попытайтесь как можно осторожнее разузнать, сколько войск шведы смогут собрать на этом берегу против нас, прибавив те, у которых будет время уйти с Аландских островов. Во-вторых, выясните, как долго может держаться лед. В свете этих двух обстоятельств вы рассудите, достаточно ли у нас сил, чтобы продолжать переход, и в случае неудачи будет ли у нас время вернуться назад по льду» ⁸⁰. К этому письму император приложил указ, дающий Аракчееву полную власть над всей Финляндией.

К тому времени, как был получен ответ Александра, отряд русской кавалерии под командованием полковника Кульнева уже был послан вперед, чтобы взять городок Гриссельгам на шведском побережье. Заподозрив, что русские решили возобновить свое продвижение, Дебелн 7 марта в отчаянии отправил послание, в котором говорил, что эмиссар, уполномоченный вести переговоры об условиях мира, прибудет из Стокгольма на следующий день, но он будет говорить только в том случае, если ни одного русского солдата не будет на шведской земле. Кнорринг почувствовал, что попал в западню, и, как главнокомандующий, настоял, чтобы Кульнева отозвали. В то же время он приказал Барклаю, который был очень удивлен, возвращаться от берега Швеции обратно в Финляндию. «Генерал потерял голову», – прокомментировал это Барклай, полагая, что плоды этого великого перехода оказались ненужными. Действительно, на следующий день выяснилось, что шведский эмиссар оказался простым курьером, который привез письмо для Александра.