Текст книги "Другая сторона Москвы. Столица в тайнах, мифах и загадках"

Автор книги: Матвей Гречко

Кто такие раскольники?

Раскол православной церкви произошёл в России в середине XVII в. Патриарх Никон в политических целях провёл реформу, приблизив русские обряды к греческим: в частности, он заменил двоеперстие троеперстием, во время церковных служб «аллилуйя» стали произносить не дважды, а трижды и т. д. Но вариант, принятый им за правило, был признан таковым далеко не всеми. Протопопы Аввакум, Даниил, Иван Неронов посчитали, что как раз греческий вариант ошибочен, а «древлее благочиние» сохранила именно русская церковь. Однако нововведения были одобрены церковными соборами и царём Алексеем Михайловичем, и Никон принялся проводить их в жизнь, часто насильно. В ответ Аввакум и Даниил подали царю записку, доказывая, что внесение исправлений по греческим образцам оскверняет истинную веру. Царь не внял их доводам, и, как бы сейчас сказали, «на местах» у них нашлось много сторонников. Начались репрессии.

Священники-старообрядцы проповедовали о наступлении «последнего времени», о воцарении в мире Антихриста, которому поклонились царь и патриарх. Само собой, такие речи не могли остаться без наказания. Церковный собор 1666 года предал старообрядцев анафеме как еретиков. В ответ часть староверов бежала в Сибирь, часть приняла участие в восстании Степана Разина, некоторые предпочитали запираться в скитах, часто сгоравших вместе со своими обитателями. Между никонианцами и старообрядцами до сих пор идёт спор, кто был виновником этих страшных казней. Старообрядцы утверждают, что каратели намеренно поджигали церкви и дома раскольников, официальная же версия гласит, что те жгли сами себя. Однако протопоп Аввакум действительно был сожжён на костре в Пустозёрске, а боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова заморена голодом в тюремной камере.

Сейчас старообрядцев обычно делят на два течения – поповцев (или беглопоповцев, так как они принимают священников, перешедших к ним из официальной церкви), и беспоповцев, или феодосийцев, о которых мы уже говорили.

В отличие от Преображенской общины на территорию Рогожской вы войдёте свободно. Некоторые формальности придётся соблюсти, если вы захотите осмотреть внутри храм (женщинам надеть юбки и платки, мужчинам – длинные брюки и рубашки с длинными рукавами), но оно того стоит!

Рогожская община возникла после страшной чумы, разразившейся в Москве в начале 1770-х годов. Старые кладбища в черте города не могли вместить умерших и становились источниками смертельной заразы. Прибывший в Москву для борьбы с чумой граф Григорий Орлов заложил несколько новых кладбищ – поначалу как братские могилы с часовнями для отпевания. В их числе было и Рогожское – для старообрядцев. При нём были устроены карантин и больница. В начале XX века ещё сохранялся ветхий обелиск, поставленный на общей «моровой могиле» со стихотворным описанием чумы и её жутких симптомов:

 
«В числе множества удручающих смертных скорбей
Моровая язва свирепее всех поедает людей.
Не щадит она младенцев, ни юношей цветущих лет,
И самым древним старцам от неё пощады нет.
Сия величайшая в мире на человечество напасть
Издревле ужаснее браней наводит собой страсть,
Хотя не всегда одинаково в людях тоя действие бывает,
Но равно всех определениях лютостью своею убивает.
Болящие чувствуют начало похуждения,
Великие во всех членах расслабления.
Руки и ноги у них так дрожали,
Что подобно пьяным, шатаясь, упадали,
Притом озноб и головную боль они ощущали,
А внутренность их воспаления и жажда возмущали.
Многие, обременялся жестокими рвотами
И несносными судорожными ломотами,
Затем изнурялись с большим резом и поносом,
А иногда оказывались и кровотеченья носом.
Все таковые следствия последних сил лишали
И на другой день поражаемых нещадно умерщвляли»
 

Когда эпидемия закончилась, близ кладбища были выстроены два храма – летний и зимний, со временем были возведены богадельни, дома для причта, больница (на пожертвования Саввы Морозова), училище, сиротский дом, женские монастыри и даже приют для душевнобольных женщин. Постепенно образовался целый старообрядческий посёлок, занимавший около 25 гектаров и обнесённый высокой бревенчатой стеной с одними воротами. К середине XIX века там жило уже более полутора тысяч человек.

Покровский собор – главный кафедральный храм Рогожской старообрядческой общины – был сооружен выдающимся русским зодчим Матвеем Фёдоровичем Казаковым в стиле классицизма. Храм планировалось сделать ещё больше, но тогда бы он превзошёл размерами Успенский собор Кремля, чего власти не могли потерпеть. Было приказано «впуски для алтаря отломать», вместо пяти глав «сделать план с одной главой и крестом», «унизить» и «убавить» шпиль. В результате переделок пропорции храма получились несоразмерными, однако он всё равно вышел очень большим, а его внутреннее убранство впечатляло и старообрядцев, и тех, кто с ними боролся: стены и своды были расписаны в древнерусском стиле, храм украшали огромные подсвечники, лампады, паникадила. В соборе хранилось богатейшее собрание старинных русских икон XIII–XVII вв., часть из которых сохранилась. В большие праздники этот огромный храм едва вмещал богомольцев, съезжавшихся со всех концов Москвы. «Перед древними иконами в драгоценных ризах, блистающих золотом и камениями, зажигались пудовые свечи, служба шла чинно со всем соблюдением устава, на клиросе пел по-старинному хороший хор певчих».

При Екатерине II и Александре I старообрядческий культ не подвергался преследованиям, а вот император Николай Первый занял другую позицию: старообрядцам было запрещено принимать священников, переходящих от официальной церкви, а в 1856 году алтари Покровского собора были запечатаны. Сквозь стены иконостаса и царские врата был пропущен толстый шнур с печатями, не позволявший проникнуть внутрь. Таким образом храм превратился в простую часовню, и в нём нельзя было провести литургию. Другой храм Рождества был обращён в единоверческий.

Однако, по некоторым сведениям, старообрядцы всё же тайно обошли запрет, а помог им в этом уже к тому времени покойный атаман Матвей Иванович Платов, герой войны 1812 года, исповедовавший старую веру. Матвей Иванович возил с собой в походы полотняную церковь, т. е. церковь-палатку, и держал при себе священника для совершения богослужений. По изгнании Наполеона из Москвы атаман Платов подарил свою походную полотняную церковь Рогожскому кладбищу, а начальник столицы дал им разрешение служить в этой церкви обедни. Пятнадцать лет их служили открыто, а после запечатывания алтарей полотняная церковь атамана Платова стала единственной возможностью для старообрядцев провести литургию – хотя и в глубокой тайне. Теперь в память об атамане и его подарке рядом с храмом установлен памятный крест.

Так продолжалось пятьдесят лет. Только 17 апреля 1905 года на основании царского манифеста о веротерпимости рогожские алтари были распечатаны и в храмах вновь возобновилась литургия, правда, ненадолго. К середине 1930-х годов почти все московские старообрядческие храмы были закрыты, но в Покровском соборе в отличие от остальных храмов Рогожского кладбища богослужения не прекращались, хотя были попытки отобрать храм и превратить его в театр.

За храмом – пруд, раньше вода в нём была очень чистой, здесь не купались и не стирали. На особом помосте была устроена деревянная часовенка «Иордань», в которой святили воду три раза в год.

Перед Покровским храмом возвышается белоснежная колокольня. Её фасад украшают изображения сказочных райских птиц: Сирина, Алконоста и Гамаюна, высота её – 80 метров, что лишь на 1 метр ниже Ивана Великого. Стройную башню хорошо видно с Третьего транспортного кольца. Выглядит она очень старой, но на самом деле это модерн. Колокольня возведена в 1907–1910 годах архитектором Фёдором Горностаевым на средства богатых старообрядцев-предпринимателей.

В 1933 году церковь Воскресения Христова была закрыта, книги и рукописи передали в Библиотеку имени Ленина, колокола сняли и отправили на переплавку. Здание колокольни использовалось под склад. В войну от взрыва пострадали паперть и нижняя часть колокольни, но сооружение устояло, и в 1947 году колокольня была передана старообрядческой архиепископии.

Самый старый храм общины ныне единоверческий. Это храм Николая Мирликийского, выстроенный спустя пять лет после страшной эпидемии на месте той первой деревянной часовни. Среди старообрядцев было очень много людей богатых и деятельных, это Морозовы, Кузнецовы, Пуговкины, Рябушинские, Солдатёнковы… Они не жалели средств для украшения своих храмов, тратили огромные деньги на покупку редких старинных икон и книг. Октябрьская революция положила конец «золотому веку» старообрядчества. В 1928 году с колокольни сбросили колокола, закрыли и наполовину разрушили храм Рождества Христова, загадили пруды: их объявили рассадником малярии и свозили в него с городских предприятий мазут и всяческий мусор, превратив пруд в свалку.

Прилегающее кладбище тоже сильно разорено. До революции на нём хоронили только староверов, стояли родовые усыпальницы Кузнецовых, Мельниковых, Морозовых, Рахмановых, Рябушинских, Рязановых, Свешниковых, Солдатёнковых… Все они были разрушены, а мрамор вывезен для строительства метро. Сохранилась лишь часовня Морозовых – каслинского литья. Самое большое варварство совершено с братской могилой умерших от чумы: её взорвали и на этом месте построили… детские ясли, которые проработали аж до 1970-х годов!

Отдельный участок кладбища – архиерейская усыпальница – ряды белых восьмиконечных крестов и пять чёрных саркофагов, расположенных за старинной металлической оградой, – это особо почитаемое место. Под саркофагами покоятся старообрядческие архиепископы.

И. А. Бунин «Чистый понедельник»:

«Это знаменитое раскольничье кладбище. Допетровская Русь! Хоронили их архиепископа. И вот представьте себе: гроб – дубовая колода, как в древности, золотая парча, будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной чёрной вязью, – красота и ужас. А у гроба диаконы с рипи дами и трикириями… Так вот: диаконы – да какие! Пересеет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже всё Пересветы: высокие, могучие, в длинных чёрных кафтанах, поют, перекликаясь, – то один хор, то другой, – и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег…»

В западной части кладбища, почти у самой его стены вдоль Старообрядческой улицы, была вырыта огромная яма. В конце 1930-х и в 1940-е годы на кладбище часто приезжали машины с закрашенными окнами: они свозили сюда трупы расстрелянных. Тела сваливали в эту яму, присыпая слоем песка. Так повторялось много-много раз. В том страшном захоронении покоятся тысячи неизвестных людей.

В северной дальней части кладбища – братские могилы воинов, погибших во время Великой Отечественной войны.

В 1990-е годы кладбище и остатки незастроенной территории посёлка вернули старообрядцам, был разработан проект реконструкции историко-архитектурного ансамбля Рогожского кладбища и Рогожской слободы. Средняя общеобразовательная школа по соседству – № 459 (Подъёмная ул., 1/4) – здание старообрядческого богословско-учительского института. Первым директором института был отец известного историка академика Б. А. Рыбакова, а председателем попечительского совета – С. П. Рябушинский.

С Подьёмной улицы, прямо от школы до станции метро «Авиамоторная» ходят автобусы 759 и 805. Рядом с метро на Авиамоторной улице располагается район Дангауэровка – уникальный жилой квартал, почти нетронутым сохранившийся с эпохи конструктивизма. В 1869 году недалеко от Владимирки был основан котельный и литейный завод Дангауэра и Кайзера, после революции – «Котлоаппарат», а затем «Компрессор». Во время войны именно там выпускались легендарные «Катюши».

До революции Дангауэровка считалась убогой рабочей окраиной, проект её новой застройки трест «Мосстрой» представил в конце 1920-х годов. Это должен был быть показательный, образцовый посёлок, «соцгородок». Впоследствии возникали новые проекты, в первоначальный вносились изменения… Строительство шло около двадцати лет, и в результате возник этот памятник советского «арт-деко»: жилые дома, пожарная каланча, бани, дом культуры, «Американский дом» – предназначенный для американских специалистов, комплекс бывшей Школы конной милиции и памятник Ленину, установленный в 1929 году.

Автобусы № 759, 805 хороши тем, что ими, не спускаясь в метро, можно доехать прямо до интересующих нас мест. Это всего 11 минут езды – 2 остановки (ост. Шепелюгинский пер.) Но можно воспользоваться и подземкой и начать следующий этап пути от станции «Перово», пройтись немного пешком и поговорить об окружающем районе. Места тут необычные! Ведь Перово – это родина леших. Именно с перовских болот они разбредались по всей стране. Существует старинная то ли пословица, то ли заклинание: «Как леший перовский зовёт куликовского в гости, к родительской кости» – то есть на место, где похоронены родители, на Родину. Эта поговорка была настолько известной ещё в XIX веке, что Владимир Даль включил её в свой толковый словарь.

Но бояться леших не стоит – ведь это заботливые духи леса, защитники зверей и птиц.

Описывают леших как заросших бородой мужичков с маленькими рожками на голове, иногда принимающих облик медведя, волка, филина или старого дерева. В подчинении у лешего множество мелких духов. Например, Аука, который передразнивает путников и сбивает их с пути. А есть ещё Цветич, Пчелич, Ягодич и Моховик, который живёт во мху и отвечает за благородные грибы.

На углу Зелёного проспекта и Перовской улицы сохранились остатки домов Немецкой слободы – тёмно-красного цвета с лепными гирляндами, довольно интересные по архитектуре. Но никаких легенд о них не ходит, местные жители побаиваются другого дома на Перовской – современного, панельного (не будем уточнять его номер). Считается, что селиться в нём очень опасно для молодых мужчин – не живут они в нём долго: кто от инфаркта умирает, кто от несчастного случая, кто ещё от какой болезни, хотя раньше на здоровье и не жаловались…

Психологи утверждают, что имеет место не более чем цепь совпадений, объединённых обычным человеческим страхом. А вот экстрасенсы заявляют другое: мол, дом стоит на краю старинного деревенского кладбища, как раз под роковым подъездом находится могила девушки-самоубийцы. Она погибла триста лет назад от несчастной любви и яда и похоронена была без отпевания. Из-за неутоленной жажды любви её неуспокоенная душа стремится получить энергию от мужчин, преимущественно от молодых. Вот в чём причина этих смертей.

Но есть в Перово и другие достопримечательности: здесь жили актёры Александр Трофимов (Ришелье из «Трёх мушкетёров»), Савелий Крамаров (его вечно грязные белые «жигули»-шалуны так и норовили украсить какой-нибудь надписью), Ирина Муравьёва, телеведущие Ангелина Вовк (тётя Лина из «Спокойной ночи, малыши!») и Иван Демидов, Жанна Фриске, музыканты Анатолий Крупнов и Хэнк, ударник из группы «Чудо-Юдо».

На улице Мастеровой в доме № 11а жил знаменитый футболист Эдуард Стрельцов. На улице Металлургов когда-то жила популярная группа «Комбинация», и там же, в подъезде этого дома, убили их продюсера. В Детской школе искусств № 1 имени Римского-Корсакова училась Кристина Орбакайте, а её прославленная мать, говорят, вела там пение. Дом ветеранов сцены им. А. А. Яблочкиной находится по адресу: шоссе Энтузиастов, д. 88. Там доживали свои дни многие великие актёры, в том числе Рина Зелёная. А кроме того, в Перово находится единственный памятник в Москве погибшим в Афганистане!

По улице Сергея Лазо дойдём до Перовского парка. На первый взгляд вокруг нас – обычный спальный район, ничем не примечательный. Кинотеатр «Владивосток», квадратный пруд перед ним, детские площадки, мамаши с колясками и притулившаяся с краю парка церквушка. Очень красивая церквушка, если присмотреться! Да и пруд – глубокий, настоящий пруд, а не мелкий современный бассейн с монетками на дне. Парк красивый, деревья старые… Мы находимся на месте усадьбы, сменившей множество владельцев, – среди них можно назвать князей Татевых, Куракиных, Воротынских, Голицыных… Именно при П. А. Голицыне в 1690–1705 гг. в селе были построены первая значительная усадьба и Знаменская церковь – изящное здание, украшенное белокаменной резьбой, – она перед нами. А барский дом стоял на том самом месте, где нынче кинотеатр. Пруд – тоже исторический, а детский парк – остатки старинного усадебного парка.

В 1732 году усадьба Перово перешла к одному из самых таинственных и загадочных людей Петровской эпохи – Якову Вилимовичу Брюсу, представителю знатного шотландского рода, перебравшегося в Россию в середине XVII столетия. Он участвовал во многих войнах, был награждён орденом Андрея Первозванного, занимал должности сенатора, президента Берг– и Мануфактур-коллегий. Брюс был одним из самых образованных людей России, естествоиспытателем, астрономом, картографом, переводчиком, коллекционером и издателем. Его библиотека насчитывала более полутора тысяч томов, а собрание всевозможных редкостей легло в основу Кунсткамеры.

Брюс, увлекаясь асторологией, открыл в Сухаревой башне первую в России обсерваторию при Навигацкой школе, что отразилось в издании знаменитых «Брюсовых календарей». Народная молва приписывала Брюсу славу чернокнижника и чародея. Об усадебном пруде рассказывают, что однажды, принимая гостей в жаркий летний день, Брюс его заморозил, так что гости могли кататься на коньках. Однажды он представил гостям служанку-робота, сделанную из цветов, собранных тут же, в парке. Она улыбалась, танцевала, разносила напитки – только не могла говорить. В конце вечера Брюс вынул у неё из волос заколку – и девушка рассыпалась, словно букет. Ему приписывали то, что он вырастил гомункулуса в реторте, и ещё массу разных чудес.

Брюс владел Перово около десяти лет, а после его смерти племянник продал имение в казну. Дочь Петра Первого императрица Елизавета Петровна подарила усадьбу своему тайному супругу Алексею Разумовскому.

Елизавета Петровна, вторая дочь Петра Первого и Екатерины, правила Россией двадцать лет. По общему мнению, она была весёлой, добродушной, несколько капризной и вспыльчивой, зато отходчивой. Больше всего на свете она любила светские развлечения: балы, танцы, охоту, маскарады. Слыла первой красавицей своего времени, любила наряжаться, делала это со вкусом и изяществом, лучше всех танцевала, писала стихи. Но за показным легкомыслием скрывался здравый рассудок.

Ни Пётр Первый, ни Екатерина не успели выдать её замуж, а с воцарением Анны отношение к принцессе переменилось: теперь уже русский двор был совсем не заинтересован в её замужестве. Когда в 1741 году она, совершив государственный переворот, вошла на престол, ей уже было за тридцать. К тому времени она уже несколько раз любила – и теряла возлюбленных. Наиболее длительной привязанностью и морганатическим супругом весёлой императрицы стал Алексей Григорьевич Разумовский – сын малоросского казака, церковный певчий, возведённый своей царственной возлюбленной «из грязи в князи». Мемуаристы приводят подслушанный кем-то разговор, когда Разумовский с горечью произнёс: «Лиза, ты можешь сделать из меня что хочешь, но ты никогда не заставишь других считаться со мной серьёзно, хотя бы как с простым поручиком». И действительно, его не считали ни умным, ни способным к делам, язвительно называли «ночным императором», однако признавали, что в благодетельницу свою влюблён безумно. Видимо, именно это было главным для Елизаветы, которая буквально осыпала своего любовника милостями: должности, титулы, воинские звания, награды… Имение Перово стало одним из таких дорогих подарков. По преданию, именно тут, в прекрасной маленькой церкви на краю парка, Елизавета вступила в тайный брак с Алексеем Григорьевичем, обвенчавшись с ним в 1742 году. С этого времени императрица часто делала этой церкви богатые подарки, в том числе вышитые ею самой жемчугом и драгоценными камнями ризы. Конечно, ничего этого не сохранилось. Не сохранился и выстроенный Елизаветой дворец, где она проводила время со своим тайным мужем. Зато ещё можно разглядеть очертания аллей в парке, где они вместе гуляли.

В связи с тайным браком Елизаветы Петровны и Разумовского ходили многочисленные слухи об их детях, получивших прозвище князей Таракановых, но об этом позже.

Сейчас же мы, пройдя через один из проходов под железной дорогой, углубимся в парк Кусково. Мы направляемся к главному дворцу и одновременно получаем удовольствие, гуляя по лесопарку. Предупреждение: гулять по парку лучше большой компанией! Совсем недавно в соседних Вешняках поймали вора, насильника и убийцу, промышлявшего как раз тут – в лесопарке.

Некогда при въезде в Кусково со стороны Перова стоял деревянный столб с надписью, приглашавшей посетителей Кускова «веселиться, как кому угодно, в доме и в саду». Парк и дворец изначально задумывались не столько для жизни, сколько для развлечений.

Кусково – это вотчина графов Шереметевых. «Куском» Пётр Борисович Шереметев называл свои земли, клином врезавшиеся в земли князя Черкасского: тут были дом, главный пруд, сад и село. Но потом Шереметев женился на единственной дочери соседа, и все окрестные угодья перешли к нему в качестве приданого жены. Для молодой жены он выстроил роскошный дворец по плану самого модного тогда французского архитектора. Месье Валли сам никогда не приезжал в Россию, но охотно присылал русским вельможам свои проекты.

Дом имел до 20 различных покоев. В одном покое стены были из цельных венецианских зеркал, в другом – отделаны малахитом, в третьем – обиты драгоценными гобеленами, в четвёртом – художественно разрисованы стены и потолки. Всюду были античные бронзы, статуи, фарфор, яшмовые вазы, имелись большая картинная галерея, огромная библиотека и оружейная палата; в последней было редкое собрание древнего и нового оружия и, между прочим, седло Карла XII, доставшееся вместе с его конём графу Борису Петровичу Шереметеву в качестве военного трофея.

Сад при доме разведён после чумы 1772 года. Работы по его обустройству дали возможность пропитаться голодавшему тогда народу. Сад занимал 22 десятины земли. В нём было 17 прудов с гондолами, каскадами, фонтанами и водопадами, карусели, руины, китайские, итальянские и голландские домики, маяки, гроты, подъёмные мосты. В голландском домике все стены были выложены изразцами, рядом – эрмитаж, «жилище отшельника», на самом деле служивший местом торжественных обедов. Прекрасен павильон «грот»: все его стены и потолки выложены перламутром и раковинами; четыре статуи изображают времена года, около стены лежит громадная кость мамонта. В Итальянском домике стены дубовые с позолотой, потолки раскрашены превосходными рисунками, картины на стенах прекрасной работы. Кусковская оранжерея имеет массу дорогих цветов и деревьев. Шереметев содержал зверинец и коллекцию редких птиц. В прудах водилась рыба: из озера под названием Локасино неводом вылавливали за раз по две тысячи карасей.

Из всего этого роскошества уцелели несколько павильонов, 60 различных мраморных мифологических фигур, обелиск в память визита императрицы, одна колонна и подъёмный мост, около которого до сих пор стоят шесть пушек, – трофеи Полтавской битвы, подаренные Петром I графу Шереметеву.

Главной примечательностью Кускова считался театр. На него не жалели ни времени, ни средств, гордясь пышностью убранства и изяществом постановок. Спектакли давали два раза в неделю – по четвергам и воскресеньям. Все празднества в Кусково отличались необыкновенной пышностью; порой число гуляющих посетителей доходило до 50 тысяч, а званых гостей по билетам приглашали до двух тысяч человек. Часто здесь бывала и сама Екатерина Вторая, многие князья и принцы, однажды Кусково посетил австрийский император Иосиф. Каждый раз к приезду венценосных особ строили триумфальные арки, давались спектакли, представления на воде.

Последний визит императрицы состоялся за год до смерти старого графа Петра Борисовича. Конечно, устройство праздника было уже ему не по силам, этим занимался его сын, Николай Петрович, и справился отлично. На озере был разыгран морской бой с двадцатипушечным кораблём, к большому дому вела галерея живых картин: здесь стояли попарно жители и слуги Кускова с корзинами цветов, девушки в белых платьях и венках рассыпали букеты по пути. Через большой сад хозяин провёл царицу в английский сад и лабиринт, где при вечернем солнце показывал свои прихотливые сооружения и редкости, а после повёл её в театр, где давали оперу «Самнитские браки» и балет. В этой опере участвовала юная фаворитка молодого графа – Прасковья Жемчугова. Екатерине очень понравился спектакль: она допустила всех артистов к руке, а красавице Параше подарила даже перстень со своей руки. Стол графа в тот день был сервирован золотой посудой на шестьдесят персон. На этом празднике бесчисленные толпы народа гуляли целую ночь.

В дальнейшем императрица в Кусково уже не бывала: репутация молодого графа, унаследовавшего имение, оставляла желать лучшего. Нет, он не был развратным гулякой (это бы никого не удивило), просто он жил со своей крепостной как с законной супругой, сделав крепостную девку хозяйкой в своём доме. Современному человеку трудно понять, что именно так шокировало современников. Ну крепостная… Ну крестьянка… Но ведь молода, хороша собой, манерам обучена… Да и вообще, кому какое дело? Не понять нам, какая пропасть на самом деле разделяла сиятельного графа и дочку деревенского кузнеца. Этого поначалу не осознал и Джакомо Казанова, посетивший Россию, а поняв, не преминул воспользоваться «прелестями» крепостного права. Он описал, как за сто рублей купил у родителей юную крестьяночку, «лёгкую и стройную, как козочка». Отец красотки запросил сто рублей, так как девочка была «ещё нетронутая».

– А если я ему заплачу эту сумму? – поинтересовался обескураженный Казанова.

– Тогда она станет вашей и вы вольны поступать с ней, как вам будет угодно, только не можете лишить её жизни.

– А если она не захочет мне повиноваться?

– Этого не должно быть, но если вдруг случится, вы можете её беспощадно наказать.

– А сколько я должен платить ей в месяц?

– Ничего, раз вы будете её кормить и поить, отпускать в баню по субботам и в церковь по воскресеньям.

Когда дело было обговорено, Казанове сообщили, что он должен лично убедиться в «нетронутости скорлупы», ибо было условлено, что он приобретает невинную девицу. Причём и родители, и сама девушка на этом настаивали.

Прожив с красоткой несколько месяцев, Казанова продал её другому. Девушка не противилась, только настаивала, чтобы он взял с покупателя большую сумму: ведь она выучилась многому.

И вот теперь представьте, что воспитанная в таких условиях девушка становится избранницей графа, его единственной любовью на всю жизнь!

К тому же Шереметев знатен и очень богат. Безумно, невероятно, сказочно богат! Он один из самых завидных женихов России. Но кому же достанутся все его несметные богатства? Отпрыскам крепостной девки? И это в то время, когда у московского и петербуржского дворянства полно дочерей на выданье? Мало кто мог с этим смириться.

«Она заставила меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать её моею супругою», – много лет спустя писал Шереметев сыну.

Прасковья в сложенной ею самою песне так описала их первую встречу:

 
«Вечор поздно из лесочка
Я коров домой гнала,
Вниз спустилась к ручеёчку,
Близ зелёного лужка.
Вижу – едет барин с поля
На буланой лошади,
Две собачки впереди,
Два лакея позади…»
 

Восхищённый девической красотой, барин обещал: «…Ты со вечера – крестьянка, Завтра – будешь госпожа». Но на самом деле супругою Прасковья стала далеко не сразу, перед этим влюблённым пришлось пройти много испытаний.

Молодой граф Николай Петрович ещё при жизни своего отца приметил красивую крестьянскую девочку Парашу Ковалёву, дочь горбатого кузнеца (коваля). Она показалась ему очень артистичной, да и пела хорошо. Граф взял её из отцовского дома и приставил к ней учителей музыки и актёрского мастерства – самых лучших учителей, известных актрис и певиц. Уроки пения ей давала знаменитая Елизавета Сандунова, муж которой, комический актер, уйдя со сцены, стал владельцем популярных бань.

Со временем Параша, сделалась лучшим украшением Кусковского театра. Уже в 11 лет она дебютировала в маленькой роли под псевдонимом Горбунова. «Если бы ангел сошёл с небес, если бы гром и молния ударили разом, я был бы менее поражён», – писал молодой Шереметев о её выступлении. На следующий год Прасковья вышла на сцену Жемчуговой – граф придумал сменить неблагозвучные крестьянские фамилии своих актрис на псевдонимы, образованные от названий драгоценных камней – Бирюзова, Гранатова.

В 1788 году умер старый Шереметев. Николай любил отца, и потеря явилась для него настоящим горем, а утешением сумела стать Прасковья. Граф нашёл в ней «украшенный добродетелью разум, искренность и человеколюбие, постоянство и верность, и усерднейшее богопочитание», признаваясь, что эти душевные качества пленили его больше, чем её красота.

По легенде, однажды Шереметев заметил, что его любовь подозрительно часто стала исчезать из дома по утрам, и он решил её выследить. Оказалось, Прасковья тайком ездила на Сухаревку, где толпились нищие, чтобы подать им милостыню. И тогда граф, уступая просьбе своей подруги, решил построить на Сухаревке странноприимный дом, отдав под богоугодное заведение свои огороды.

Но добрые дела не могли погасить людскую зависть, и Ковалёву продолжали травить не только аристократы, но и бывшие подруги и односельчане. Однажды на прогулке её окружили дети и завопили: «Где здесь живет кузнечиха, где здесь кузница и есть ли дети у кузнеца?!» Чтобы оградить любимую от подобных выходок, граф оставил «злобное Кусково» и переехал жить сначала в Останкино, а потом в Петербург. Но из-за сырого тамошнего климата у Прасковьи обострилась чахотка, и она стала терять голос. Отчаявшись, граф закрыл свой театр, повыдавав всех актрис замуж. Твёрдо решив жениться, он дал семье Ковалёвых вольную и приказал изготовить поддельные документы о происхождении Прасковьи из рода польских дворян Ковалевских.

Любовники обвенчались тайно в ноябре 1801 года в храме Симеона Столпника на Поварской. Помнит красавицу Прасковью и угловой дом с колоннадой на Воздвиженке, по преданию, построенный Василием Баженовым. После венчания Шереметевы уехали в Петербург, и больше Прасковья в Москву не вернулась. Прасковья прожила ещё полтора года, успев подарить мужу наследника. Но не прошло и месяца после родов, как она умерла. Ходили слухи, что барыню-крестьянку из зависти отравили дворовые графа, но это маловероятно: её сгубил туберкулёз. Тогда Шереметев, наконец, решился открыто объявить о своей женитьбе, написав письмо императору. Он просил признать сына законным наследником титула и фамильного состояния. Император ответил коротко: «Граф Шереметев властен жениться когда угодно и на ком хочет». Прасковью похоронили в фамильном склепе Шереметевых в Александро-Невской лавре. После её кончины Николай Петрович долго болел и так и не оправился полностью. Он пережил жену на 6 лет, посвятив эти годы благотворительности.