Текст книги "Сын лекаря (СИ)"

Автор книги: Матвей Курилкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Курилкин М.Г.
Сын лекаря

Сын Лекаря

Часть 1

Глава 1

Первый раз на этой войне мне повезло всего через месяц после того, как меня приняли в солдаты. Собственно, это был мой первый бой.

Я был совсем зеленый юнец, мне едва исполнилось семнадцать, когда в наш славный маленький городок пришли усталые, пропыленные солдаты. Война к тому времени шла уже давно, больше года, но нас почти не касалась. Я слышал, конечно, что были увеличены налоги, что рекрутов забирают все больше. Слышал, что дела наши не слишком хороши. Но все это меня не касалось. Мой отец был достаточно богат, чтобы заставить вербовщиков забыть дорогу в наш дом, и повышение налогов не слишком пошатнуло его благосостояние. Еще бы, ведь он был отличным лекарем! К нам ходил весь город, и никому он не отказывал в помощи, естественно, если этот человек готов расстаться с некоторым количеством серебряных или золотых. От такой благодарности мой почтенный родитель никогда не отказывался. Он всегда говорил: "не мешай людям отплачивать добром за добро, мальчик. Ты думаешь, я не вижу, что эта дама отдала последние деньги за лечение дочери? Я это вижу. И мы с тобой, уж поверь, вполне могли бы обойтись без этих грошей. Но тогда получится, что я не ценю жизнь ее дочери. А главное, тогда эта дама будет чувствовать себя обязанной! Никогда, запомни, никогда не позволяй людям чувствовать себя чем-то тебе обязанными! Добро быстро забудется, а вот то, что он тебе должен, то есть, получается, не совсем свободен, о, это человек запомнит надолго. И ничего хорошего, мой мальчик, из этого не выйдет, ты уж мне поверь". Так говорил мой отец, и у меня не было оснований ему не верить. Я должен был пойти по его стопам, тоже стать лекарем. И, в общем, я так и собирался, только все никак не мог собраться с силами, и проявить хоть каплю таланта к лекарскому делу. Нет, я прекрасно знал свойства трав и их сочетаний, неплохо мог обработать рану, избавить от простуды, вывести чирей и еще дюжину других болезней. Думаю, при некоторой доле удачи я даже смог бы принять роды – ну, в том случае, если бы роженица была настолько здорова, что могла бы обойтись вообще без помощи лекаря. В общем, к семнадцати годам я мог похвастаться стандартным набором умений любого деревенского знахаря. Как только передо мной ставилась хоть сколько-нибудь нетривиальная задача, которая предполагала использование хоть толики магии или каплю инициативы, я тут же терялся, и забывал все наставления. Отец начинал злиться, брался за дело сам, и, конечно, с легкостью решал проблему. Меня это, в принципе, полностью устраивало. Зачем выбиваться из сил, если отец все прекрасно сделает сам? У меня еще вполне достаточно времени, чтобы научиться, ведь отец, слава всем богам, на тот свет в ближайшие десятилетия не собирается. Ох, сколько раз мне пришлось пожалеть о том, что я не вгрызался в лекарское дело с полной самоотдачей! Сколько прекрасных, добрых и храбрых парней нечета мне я мог бы спасти, если бы в свое время тренировался сам, а не наблюдал с вялым любопытством, как отец виртуозно вырезает воспалившийся аппендикс, как одним дуновением он уничтожает заразу в ране! Но я с большим удовольствием и энтузиазмом бежал в нашу библиотеку, и со всей юношеской страстью отдавался чтению. О да, читать я любил, и особенно о подвигах былых времен. У меня было очень живое воображение, мне не составляло никакого труда представить себя на месте героев древности, и, в общем, большего мне от жизни было не нужно. И ведь мне не хотелось действительно быть на их месте, на месте всех этих героев, военачальников, королей и ученых. Зачем подвергаться опасностям, терпеть лишения, если можно погрузиться в их приключения, засунув за щеку кусок знаменитого пирога с зайчатиной, прихваченного тайком с кухни, пока кухарка отвернулась? Иногда я задумывался о собственной никчемности, но легко и быстро задвигал неприятные мысли в дальний угол сознания. Самым большим моим разочарованием тогда было то, что на празднике середины лета соседская девчонка отказалась со мной танцевать.

Мое сонное благополучие закончилось мгновенно, так, что я даже понять ничего не успел. Я успел с любопытством посмотреть на колонну солдат – и даже позавидовал их по-настоящему героическому виду. Некоторые парни были даже помладше меня, в солдаты могли забрать в шестнадцать лет, но вид у них был куда как мужественнее. Загорелые лица, по которым сползают капли пота, оставляя за собой светлые полосы, у многих перевязаны руки или головы. Грязные руки, устало сжимающие рукояти мечей... Я даже немного позавидовал этой их мужественности, на секунду мне захотелось оказаться на месте кого-то из этих ребят. Почему обычно исполняются самые нелепые и безумные желания? Я поглазел на солдат еще немного, и поспешил домой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – отцу скоро понадобится ассистент.

И действительно, к тому моменту, как я добрался до дома, во дворе уже стояло несколько крытых телег. Я зашел в дом, и поднялся к кабинету отца.

– Уважаемый лекарь, у меня здесь более пятидесяти тяжелораненых. Я не собираюсь с вами торговаться, – услышал я из приоткрытой двери. – Заплачу столько, сколько скажете. Но не кажется ли вам, что это не слишком патриотично, требовать плату с солдат, защищающих вас от агрессоров?

– Это их работа, – спокойно ответил отец. – Им за нее платят жалование. А моя работа – лечить. За осмотр одного больного я беру пять медных монет. Дальнейшее лечение – в зависимости от тяжести ранений.

– Хорошо, уважаемый лекарь. Приступайте, и не тратьте время на то, чтобы озвучить сумму. Делайте все, что сможете, а о деньгах не беспокойтесь.

– Вот это совсем другой разговор, – наставительно заметил отец. – Мне нужно подготовиться.

Я тихо вышел во двор, и стал дожидаться, когда спустится отец. Мне, почему-то было не слишком приятно, что я услышал этот разговор, хотя изъяна в отцовской логике я не находил.

Следующие два дня слились для меня в сплошной кошмар. И не потому, что они были наполнены чужой болью, кровью и стонами. К таким зрелищам мне было не привыкать. Мне было страшно наблюдать за своим отцом, который вкладывал все силы в каждого нового пациента. На исходе первых суток я все-таки спросил:

– Пап, может быть, стоит передохнуть? Ты ведь уже на ногах не стоишь! Или хотя бы перестань колдовать, у тебя скоро кровь пойдет носом! – Я уже и сам пытался магичить в меру своих сил, чтобы облегчить работу отцу, да только что с меня толку?

– Не говори глупости, сын! – строго одернул меня отец. – Ты должен понимать, что каждая минута промедления – это смерть еще одного раненого! И, значит, потерянные деньги. Ты же не думаешь, что я позволю себе потерять заработок?

Я потом много раз думал – неужели он действительно так выкладывался только из-за денег? И каждый раз одергивал себя – нет, это была просто отговорка. Мой родитель прикрывался своими принципами, чтобы оправдать перед собой свое самопожертвование, которое он считал постыдным. Не знаю, и никогда не узнаю, как оно было на самом деле – отец умер, как только закончил перевязку последнего бойца, который к тому моменту оставался жив. Еще четверо так и не дождались помощи, умерли до того, как он успел им помочь.

Я к этому времени тоже уже почти не соображал от усталости, хотя магией, в отличие от отца не пользовался. Так что в первый момент, когда отец пошатнулся, схватился за сердце и повалился на пол, я просто стал делать, что положено, совершенно без эмоций. Перевернул на спину, стал делать массаж сердца и искусственное дыхание. И только через несколько минут до меня дошло, что все это бесполезно. У отца просто было магическое истощение, он использовал все, что было отпущено ему его талантом, а потом взял то, что дала природа – собственные жизненные силы. Я знаю, что люди в городе остались уверены в том, что отец умер от собственной жадности. Не думаю. Боги нас рассудят – меня, моих бывших соседей и моего несчастного отца.

После того, как я осознал, что отца больше нет, я впал в ступор. Я сообщил нашей домовладелице о том, что отец умер, совершал какие-то приготовления к погребению, но, в общем, в голове моей было пусто, как у плохого вора в кошельке. Ни одна мысль не посещала мою больную голову, все действия, что я совершал, проходили мимо моего сознания.

– Что ты будешь делать теперь, парень?

– А? – Этот вопрос, кажется, заставил меня задуматься. Я сидел на крыльце возле дома, а передо мной стояла наша домовладелица, госпожа Буше.

– Я спрашиваю, что ты собираешься теперь делать, Эрик?

– Ннне знаю, госпожа. Похороню отца, а потом буду думать. Наверное, постараюсь заменить его, буду продолжать лечить.

– Ну-ну, – хмыкнула старуха. – Неужто ты думаешь, что кто-то в городе обольщается насчет твоих лекарских способностей? Никто к тебе не пойдет. Что там говорить, не любят вас в городе. Если бы твой отец не был таким превосходным лекарем... Ладно, не важно. Ты-то сам может и не виноват, да только и проку с тебя никакого. И вот еще что, парень. Твой отец оплатил проживание до конца лета. Но мне больше не нужны жильцы, так что ищи себе другое жилье. Как найдешь – приходи за оставшимися деньгами. Но сильно с поисками не затягивай, у меня времени нет.

Я удивленно посмотрел на госпожу Буше. Еще утром она была такой милой... Мне всегда казалось, что она относится ко мне, как к любимому внуку, и вот теперь готова прогнать на улицу!

– Ну что ты так на меня смотришь, глупый мальчишка? Я же тебе только что все объяснила! Никому ты тут без своего спесивого папаши не нужен. И вот еще что, если ты думаешь, что я такая жестокая, то ты не думай. Я просто не хочу, чтобы ты считал себя мне обязанным. Твой шибко умный папаша всегда говорил, что от этого одни проблемы. Да я может, и сама скоро отсюда уеду, по крайней мере, на время. Проклятые эльфы давеча разорили Кафир, а это ведь всего в сотне лиг отсюда. Скоро и до нас доберутся. Ты понял намек, парень? Уходить надо из города. Подумай об этом.

Она поднялась по лестнице, а я так и остался сидеть с раскрытым ртом. "Не любят вас в городе". Ведь она, пожалуй, совершенно права! У меня даже нет здесь ни одного друга, а ведь я прожил тут всю сознательную жизнь. Мы прибыли в Тальбрук, когда мне было три года. До того жили в столице, но я этого не помню. Я посидел еще немного, пытаясь сообразить, что же мне теперь делать. Получается, что мне действительно лучше уйти из города, вот только куда? Я ничего не знаю о своих родственниках, не уверен даже, что они вообще у меня есть. Несколько раз, когда был совсем маленький, я пытался выяснить у отца что-нибудь о своей матери, ведь я с детства знал, что детям вообще-то положено иметь двух родителей, но обсуждать это отец отказывался наотрез. "У тебя нет матери, сын" – это все, что я мог добиться от него. Куда же мне отправиться? В столицу? Нет, это глупо. Я прекрасно знал, что деньги, которые я могу получить у госпожи Буше, велики только для нашего захолустного Тальбрука, в столице от них ничего не останется уже спустя две недели. Пойти в какое-нибудь из лесных сел? Там всегда ценили лекарей, даже таких бестолковых, как я. Да только лесных сел у нас почти не осталось, всех вырезали эльфы.

Мысли никак не хотели приходить в порядок. Перескакивали то на смерть отца, то на собственное неясное будущее. Кажется, мне просто страшно было самостоятельно принимать какие-то решения. Постепенно начинало темнеть, но у меня не хватало сил даже на то, чтобы подняться и отправиться в свою, теперь уже бывшую комнату. Так и сидел на ступеньках, привалившись к перилам, и даже заснуть от усталости и потрясения не получалось. Так, иногда, проваливался в зыбкую дрему, и начинал клевать носом, но тут же снова просыпался. Когда я в очередной раз открыл глаза, взгляд мой уперся в пыльные сапоги. Мне даже не сразу пришло в голову поднять глаза, чтобы поинтересоваться, кому эти сапоги принадлежат. Мозг безучастно отметил факт наличия сапог, но выводов из этого сделано не было.

– Кхм, парень, это ты сын местного лекаря? – раздалось над головой.

Голос я узнал, именно с этим человеком разговаривал два дня назад отец. Я устало кивнул, и даже нашел в себе силы ответить:

– Это я. Что вам угодно, господин тысячник?

– Мне доложили о том, что твой отец погиб. Сочувствую твоему горю, парень, однако дело есть дело. Свою работу он выполнил, и выполнил хорошо. Я и не надеялся, что ему удастся вытащить с того света стольких ребят. Так что я пришел расплатиться. Окончательную сумму он мне не озвучивал, сказал, что счет выставит по окончании работы. Его больше нет, но ты ведь, наверное, в курсе, какую работу он выполнил, и сколько за нее должен был взять?

Я покачал головой:

– Никогда не интересовался финансовой стороной работы. Не знаю. Да и не мои эти деньги. – Мне внезапно стало ужасно горько, я с трудом удержался от того, чтобы не заплакать. – Мне они не нужны.

– Ну-ну, парень, не горячись, – немного помолчав, ответил тысячник. – Я понимаю твою боль, но жизнь не кончилась. Давай посчитаем вместе: по пять медяков за осмотр. Осмотрел твой отец пятьдесят одного бойца. Значит, два золотых и пять серебряных талеров, ну и еще пять медяков. Теперь дальше. Полтора десятка из этих пятидесяти одного были уже практически на приеме у темных богов. У кого-то была гангрена, у кого-то заражение крови. Лучшее, что могли предложить наши полковые целители – это перерезать им глотки, чтобы облегчить страдания. Я готов заплатить за каждого из них по золотому, и еще не уверен, что это настоящая стоимость. Такого уровня лекарей мне встречать не доводилось, только слышал. Но будем считать, что ты сделал скидку за "оптовый" заказ. И еще по пять серебряных за каждого из оставшихся, значит, получается тридцать пять золотых, пять серебряных и пять медяков. Держи. Именно на такой сумме я надеялся сойтись с твоим родителем. – И он протянул мне тяжелый кошелек.

Пока он вел подсчеты, на меня снова свалилась тупая апатия. Я безразлично принял деньги, и сунул за пазуху.

Тысячник еще постоял, пожал плечами и развернулся, чтобы уйти. Потом вздохнул, и снова повернулся ко мне.

– Вот что, парень. Скажи-ка мне, что ты собираешься делать дальше?

Я задумался:

– Для начала поем. Я уже давно не ел, так что, наверное, стоит это сделать. Потом пойду спать. А завтра мне надо хоронить отца. Я, кажется, уже все приготовил, так что осталось только сложить костер.

Тысячник досадливо поморщился.

– Это понятно, но я не то имел ввиду. Я слышал, это не твой дом, и тебе предстоит его скоро покинуть. И судя по тому, что говорят мои бойцы, в этом городе тебе не жить. Не любят твоего отца горожане, и нелюбовь эта на тебя тоже перекидывается.

– Я еще не решил, куда отправлюсь, – ответил я.

– Ладно. Денег у тебя теперь вполне прилично, до войны хватило бы своим собственным жильем обзавестись. Теперь-то цены поднялись, но все равно достаточно. Не просади их по-глупому, хорошо? Нам с парнями они непросто достались, жалко будет, если, в конце концов, достанутся какому-нибудь проходимцу. И вот еще что. В столицу тебе перебираться смысла нет. Там сейчас от беженцев не продохнуть. Так что забудь о столице, если, конечно, нет у тебя там родственников. Отправляйся на восток, к морю. Осядешь в какой-нибудь рыбацкой деревушке, и может, приживешься. Да и эльфы туда если и дойдут, то не скоро. Удачи, парень.

Я кивнул, поблагодарил капитана, и все-таки заставил себя подняться в дом. Зашел на кухню, попросил у кухарки что-нибудь поесть, не чувствуя вкуса проглотил ужин, добрался до кровати, и, наконец, провалился в сон.

На рассвете меня разбудили – нужно было нанять извозчика с телегой, чтобы отвести отца на кладбище. Погребальный костер уже был сложен – оказывается, я еще вчера заказал погребение – а ведь я в упор не помнил, что успел этим заняться. Никто из горожан, конечно, не пришел пожелать ему приятной дороги, так что я сам опустил факел в кучу дров, и на поминальной молитве тоже стоял один. Служба собакоголовому богу, доброму проводнику, тянулась целых два часа – до сих пор мне не приходилось бывать на похоронах, и я не знал, что это будет так долго, но к концу молитвы я уже знал, что буду делать дальше. Кажется, разум мой в решении совсем не участвовал, я просто понял, как нужно поступить. Может, так сработали таинственные глубины подсознания? Я как-то нашел у отца старинную, рукописную еще книгу, в которой описывалась работа мозга. И упоминалось это самое таинственное подсознание. Я не очень понял, что это такое, и так до сих пор не знаю, но очень похоже, что участвовало в принятии решения именно оно. А с другой стороны – что еще мне было делать? Последовать совету господина тысячника, и отправиться в самостоятельное путешествие через всю страну? Да ведь я за городские ворота ни разу без сопровождения отца не выходил! Далеко ли я уехал бы, да еще с такой суммой денег?

По окончании службы, я вернулся домой, забрал свой кошелек, сообщил госпоже Буше, что готов освободить дом. Однако от денег, которые она хотела мне вернуть за оставшиеся три месяца, я отказался.

– Госпожа Буше, я прошу сохранить за мной кладовую. Уверен, если бы вы сдавали только ее, этих денег хватило бы на несколько лет. Я хочу оставить у вас отцовскую библиотеку до тех пор, пока устроюсь где-нибудь. Это возможно?

– Договорились. – Домовладелице расставаться с деньгами не очень хотелось, – Переноси книги туда, и пусть лежат. Я не стану их выкидывать, если ты не вернешься через год, просто доплатишь то, что накопится и заберешь. Но я не собираюсь брать их с собой, если решу куда-нибудь уехать. Дом я продавать не буду в любом случае, и твое добро останется в нем, но меня тут может уже не быть, имей ввиду.

Я понятливо кивнул, и поспешил перенести книги. Это заняло довольно много времени, к тому же оказалось ужасно утомительным, и освободился я только ближе к вечеру. Но все равно, я еще успел разузнать, где находится контора вербовщика. Никаких сомнений по поводу своих дальнейших действий у меня больше не было.

Рано утром я стоял возле небольшого, обшарпанного одноэтажного дома, находящегося возле городской стены, в самом грязном районе. За плечами у меня висела плотно набитая сума, а на поясе гордо сверкал отцовский меч. Не помню, чтобы он когда-нибудь им пользовался, он даже ни разу не брал его в руки на моей памяти, но я почему-то всегда знал, где он лежит. Пользоваться я им, конечно, не умел, да что там говорить, думаю, отец даже не знал, что мне известно о существовании этого меча, но я не раз тайком рассматривал его, пока отец был занят, и представлял себе, как я героически рублю им врагов направо и налево. Так что я был совершенно уверен, что в моей будущей жизни он мне непременно пригодится.

Я вошел в здание и немного растерялся. Комната была совсем небольшая, и половина ее была занята большим столом, абсолютно пустым. За столом сидел худой, высокий человек, совершенно негероического вида. Я почему-то ожидал увидеть ветерана, покрытого шрамами, или даже калеку, потерявшего в боях руку или ногу. Этакого пожилого бойца, который не может больше сражаться на поле брани, но не оставившего воинскую службу, и решившего помочь своей стране хотя бы бумажной работой. Человек сидел, откинувшись на спинку стула и задрав ноги на стол, на коленях у него лежала толстая, истрепанная книга, в которую он смотрел с живейшим интересом. Мое появление оторвало его от чтения, и он с некоторым недовольством обозрел меня.

– Доброволец? – спросил он коротко.

– А? Да, наверное.

– Кого обрюхатил?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Э... в каком смысле?

– Обрюхатил кого, спрашиваю? Не тушуйся парень, у нас добровольцы либо те, кому жениться очень не хочется, либо те, кто накуролесил по пьяному делу, и отвечать не хотят. Извини, но на последнего ты не тянешь, а вот физиономия у тебя вполне смазливая. Значит, соблазнил какую-то дурочку, и теперь ее родственники тебя склоняют к семейной жизни.

Вербовщики никогда подолгу не задерживались в одном городе, поэтому неудивительно, что этот не знал моей истории. Я мучительно покраснел, и выдавил:

– Я не брюхатил, правда. Мне просто больше идти некуда. Отец умер, других родственников нет.

Вербовщик хмыкнул, покачал головой, и сказал:

– Темнишь что-то парень. Имей ввиду, выяснится, что ты все-таки что-то серьезное натворил – мигом в помои переведу! Ладно, проходи сюда, сирота. Будем анкету заполнять.

Помои – это армейское отделение, в которое никому не хотелось бы попасть. Там служат пойманные дезертиры из других частей, убийцы, воры и прочие отбросы общества, которых помиловали в обмен на согласие искупить свою вину кровью. Это альтернатива для лихих людей появилась только с началом войны с эльфами, до того в таком формировании просто не было необходимости. И по слухам, средняя продолжительность жизни в нем – до первого боя.

Десятник Кварг, как отрекомендовался вербовщик, выяснил мое имя и фамилию, спросил, какими боевыми умениями я обладаю. К моему сожалению, ничем, кроме кухонного ножа, мне орудовать до сих пор не приходилось. Десятника Кварга это не сильно расстроило. Он спросил, каким гражданским ремеслом я владею. Услышав ответ, здорово обрадовался.

– Я не очень хороший лекарь, – поспешил уточнить я. – Почти не владею лекарской магией, и мне не приходилось делать полостных операций.

Десятник искренне расхохотался:

– Что ты, парень, большинство коновалов, которые сидят в санитарных повозках обычно и слова-то такого не знают, "полостная". А уж лекарская магия... Не знаю, что означает это твое "почти", но... В общем, не вздумай передумать теперь! Ноги выдерну! Да мне за тебя такую премию отвалят! Но только после проверки, конечно, мало ли что ты там напридумывал, – слегка осадил сам себя десятник. – Значит так, кандидат Эрик Варден, предварительно, до утверждения комиссией, присвою тебе звание сотника медицинской службы. Конечно, командовать ты никем, кроме раненых и коновалов права иметь не будешь. Однако формально ты будешь именно сотником, и оклад у тебя будет соответствующий – один золотой в месяц. От тренировок с рядовыми новобранцами это тебя, кстати, тоже не освобождает, если конечно, не требуется твое присутствие возле постели раненого. Теперь вот что, подпиши здесь и здесь – он протянул мне два листа бумаги – на одном контракт, на другом представление к званию.

– Ну что, поздравляю с вступлением в ряды нашей армии. – Коротко поздравил меня десятник, получив обратно подписанные бумаги. Где сейчас Лирантская тысяча остановилась, знаешь?

Я понятия не имел что это за Лирантская тысяча, но догадался, что речь идет о тех, кто недавно проходил через город, и кого мы с отцом лечили. Где они остановились, я не знал – в городе им делать было нечего, и даже раненые ушли еще вчера.

– Ну, вот что, пожалуй, я тебя провожу, – пробормотал десятник, видя мое замешательство. – А то еще передумаешь по дороге... – Последние слова он пробормотал себе под нос.

Лирантская тысяча расположилась в двух лигах севернее города, так что идти пришлось довольно долго. Десятник Кварг всю дорогу болтал безумолку, рассказывал, с чем мне придется столкнуться на службе, пересказывал какие-то байки из собственной жизни и его знакомых. Рассказал он и про Лирантскую тысячу. В нашем королевстве вооруженные силы делят на десятки, сотни и тысячи. Всего шесть тысяч, по количеству крупных городов. Правда, находиться эта тысяча может где угодно, раньше, например, четыре из шести стояли на границе с соседними человеческими государствами, одна была распределена по остальным границам, и одна в столице. Сейчас на границе с людьми осталось всего две тысячи, на случай, если соседи решат воспользоваться нашим тяжелым положением. Тем более, они не пехотные, а кавалерийские. В войне с эльфами от кавалерии никакого толку. Столичная тысяча так и остается в столице, исполняя роль последнего резерва, а Лирантская и тысяча Элтегреба сражаются с эльфами на востоке. Правда, от Лирантской сейчас осталась только половина. Сколько в строю Элтегребской, я не знаю. Последнюю тысячу Пагаузскую, вырезали эльфы, полностью. Города Пагауз тоже больше нет. Ах да, теперь есть еще Помойная тысяча, но на самом деле в ней гораздо меньше солдат. Сейчас, насколько мне известно, всего четыре сотни. Мне предстояло служить в Лирантской. В Тальбруке они оказались, отступая от города Лирант, который тоже недавно был разрушен эльфами.

Мы, наконец, пришли.

– Привел вам внеочередное пополнение, парни. – Похвастался Кварг часовым, стоящим перед входом в лагерь. – Приказ на отбор рекрутов еще не пришел, а я уже работаю.

Часовые, кажется, пополнению не слишком обрадовались, однако один из них забрал у десятника бумаги, и кивком позвал меня за собой. Я оглянулся на десятника, но он только хлопнул меня по плечу, пожелал удачи, и отправился назад, в город. Меня же отвели в самый центр лагеря, в единственную палатку. Других укрытий в связи с теплой погодой здесь не было, только кострища через равные промежутки друг от друга, с лежанками вокруг них, да вдалеке виднелся импровизированный загон, составленный из телег, внутри которого бродили лошади.

– Стой тут, парень. – Велел мне часовой, а сам зашел в палатку. Заскучать я не успел, через пару минут меня позвали внутрь.

– Ну здравствуй, Эрик Варден. – поприветствовал меня уже знакомый мне тысячник. Не буду спрашивать, почему ты решил поступить на службу, думаю, что твои мотивы я понимаю. И вполне вероятно, что тебя в любом случае призвали бы – мы здесь для приема пополнения и короткого отдыха. Через пару дней из столицы придет приказ, который гласит, что город Тальбрук должен доукомплектовать нашу тысячу из числа взрослых жителей мужского пола. А это ни много ни мало пятьсот шестьдесят четыре новобранца. И все-таки решение ты принял неправильное, парень. У тебя был шанс уехать, а теперь сам смотри. Мы ведь за последние полгода третий раз доукомплектовываемся. Догадаешься, почему так часто?

Сказанное капитаном меня обескуражило. Получается, за полгода состав тысячи наверняка поменялся почти полностью. Посмотрев на мою вытянувшуюся физиономию, тысячник добавил:

– Вот-вот, парень. Лирантская эта тысяча теперь только на бумаге. Хорошо, если сотня Лирантцев тут теперь наберется. Я и сам, между прочим, не из Лиранта. Ну да чего уж теперь, боги знают, может, судьба тебе такая. Лекари нам нужны, и звание твое я утверждаю. В бой в первых рядах тебя, как и коллег твоих, никто посылать не будет, но случается по-разному. Так что тренироваться будешь наравне с новобранцами. Тренировки начнем, когда наберется хотя бы человек пятьдесят. С ветеранами тебе тренироваться рано, так что до сего момента будешь ходить только на разминку, она для всех общая. Ну и легких раненых у нас еще достаточно, так что работы у тебя будет много. Обмундирование для новобранцев еще не пришло, но для тебя что-нибудь найдем. В гражданском ходишь последний день. Лазарет найдешь самостоятельно. Да! Личные вещи сдашь под опись интенданту, включая свою железяку. Деньги – мне. В казну. Будет увольнительная в город, выдам, сколько нужно, а здесь они тебе не нужны.