Текст книги "Распутин. Почему? Воспоминания дочери"

Автор книги: Матрена Распутина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Он водится с юродивыми, блаженненькими, всякими Божьими людьми, слушает их беседы, вникает во вкус духовных подвигов.

Особенно долго живет Григорий в Верхотурском монастыре Екатеринбургской епархии. Здесь он вошел в близкие отношения со старцами и, по его словам, многому научился».

Здесь замечу только относительно вериг, которые отец носил какое-то время, а потом прекратил, хотя иногда и прибегал к действиям такого рода. Отец говорил: «С Богом никак не сговоришься». Ношение вериг и другие подобные способы умерщвления плоти он как раз и называл «сговором с Богом». Но повторял: «Конечно, кому как дано, тот так и спасается».

Монастырские распри

Монастырь в Верхотурье представлял собой нагромождение камней, окруженное массивной каменной же стеной. На монастырских землях работали монахи-трудники.

Отца после недолгих расспросов приняли послушником. Отец оказался упорным и в поле, и в учении.

Его набожность обратила на себя внимание старших братьев-монахов. Один из них, видя старание послушника, рассказал ему о старце Макарии, живущем в лесу неподалеку от монастыря. Подсказал отправиться к нему «за умом», но отец чувствовал, что пока не готов к встрече.

В самом же монастыре единства и стройности в мыслях не было. Одни придерживались жесткого традиционного взгляда на православные догмы. В большинстве своем это были старые монахи, их за глаза называли староверами. Другие были настроены, как им казалось, свободнее. Правыми себя считали, разумеется, и те, и другие. Споры между враждующими лагерями начинались, как правило, вполне благостно, а заканчивались, тоже как правило, рукоприкладством.

Кроме того, и в вопросах нравственности не все монахи соответствовали своему положению. Порок, гуляющий по мужским монастырям, не обошел и Верхотурье.

Но даже не это все повергало отца в отчаяние. И уж, конечно, не холодная и сырая келья с маленьким окошком под самым сводом, которое пропускает больше холода, чем солнечного света, не узкая деревянная лежанка без матраца, не шаткий стул и не менее шаткий стол и не холодный каменный пол.

Он не находил в монастыре главного, ради чего и пришел туда.

Только когда понял, что помощи ждать в монастыре не от кого, отправился к старцу Макарию.

Сам старец – интереснейший тип. В молодости был мотом, спустил отцовское наследство. А в один прекрасный день проснулся, преисполненный отвращения к земным радостям.

Следуя завету Христа: «Если хочешь быть совершенным, пойди и продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною», Макарий так и поступил. Когда желания плоти слишком донимали его, умерщвлял ее жестокими самоистязаниями.

Наконец он пришел к полной душевной безмятежности. Жил в лесу и наставлял тех, кто приходил к нему.

Отец множество раз передавал свой разговор со старцем. Раз от раза дополняя его какими-то деталями, кажущимися ему особенно важными в настоящий момент.

Перескажу так, как мне запомнилось.

Отец спросил у Макария, как ему узнать волю Господа.

Старец ответил:

– Ты должен молиться Ему.

Отец:

– Что делать, если падаешь с высокой стены? Пытаться спастись или отдаться в руки Господа?

Макарий:

– Сын мой, твое тело – храм Божий, зачем же позволять ему разрушиться?

Отец:

– А как быть с видениями Казанской Божьей Матери? Я хочу следовать за ней. Как мне узнать, чего требует от меня Господь?

Макарий:

– Ты должен неустанно молиться о том, чтобы тебе было даровано понимание и руководство. Утром после пробуждения, ты должен посвятить свой день Богу. Дол жен выполнять всякую работу как слуга Божий. Не ставь себе в заслугу добрые дела, а считай их жертвой Господу. Молись о прощении, повторяй «Господи помилуй» по крайней мере пять тысяч раз за день. Когда почувствуешь, что получил прощение, Он придет к тебе. Отец:

– Я сделаю, как ты велишь. Остаться мне в Верхотурье?

Макарий:

– Господь обитает не только в монастыре. Весь мир – Его обитель. Он всегда с тобой.

Монастырские ворота не запирались. Можно было уходить и приходить, когда и кому заблагорассудится. Отцу заблагорассудилось вернуться в мир.

Для чего?

Некоторый ответ дает Белецкий: «Распутин обладал недюжинным природным умом практически смотрящего на жизнь сибирского крестьянина, который помог ему наметить свой жизненный идеал. Поэтому Распутин пошел по пути своих склонностей, которые в нем развились под влиянием общения его во время странствований с миром странников и с монашеской средой. Общение это дало Распутину зачатки грамотности и своеобразное богословское образование, приноровленное к умению применять его к жизненному обиходу, расширило его взгляд на жизнь, развило в нем любознательность и критику, выработало в нем чутье физиономиста, умевшего распознавать слабости и особенности человеческой натуры и играть на них, и само по себе повело его по тому пути, который растворил перед ним страдающую женскую душу.

Распутин ясно отдавал себе отчет в том, что узкая сфера монастырской жизни, в случае поступления его в монастырь, вскорости выбросила бы его из своей среды.

В сознательную уже пору своей жизни Распутин, игнорируя насмешки и осуждения односельчан, явился уже как «Гриша-провидец» ярким и страстным представителем этого типа, в настоящем народном стиле, возбуждая к себе любопытство и в то же время приобретая несомненное влияние и громадный успех, выработавши в себе ту пытливость и тонкую психологию, которая граничит почти с прозорливостью».

Глава 3
Странник

Хитрый враг – Единство молитвенного и эротического – В хлыстовском корабле – Был ли Распутин хлыстом

Хитрый враг

Прошел почти год с того времени, как отец оставил Покровское. Он был похож на бродягу. Истощен, оборван. Его не смогла бы узнать и жена.

Отец говорил, что тогда он «не видел себя», то есть ему было совершенно все равно, как он одет, даже голод не слишком донимал его, хотя есть удавалось не каждый день.

Он постоянно молился. «Но и враг не дремал», – говорил отец, рассказывая о том времени. Вместо Казанской Божьей Матери ему являлись образы женщин-соблазнительниц.

Интересно, как отец писал в «Житии…»: «Видению не нужно верить, это недоступно нам. Хотя бы оно на самом-то деле было, за это Господь простит, за неверие даже маленьким подвигом простит, но как от врага в прелесть впадешь, то это спрашивается как все равно, как у какого-нибудь злого помещика потерял какие-нибудь вещи. Очень, очень осторожно нужно с этими видениями, до такой доведут низкоты, то есть до забвения, что не будешь помнить ни дни, ни часы, и в такую впадешь гордость, и будешь настоящий фарисей. Трудно странничкам бороться со врагом. Когда я шел странничать в Киев, то уходил утром без обеда, это был мой устав. Злодей враг завидовал всему моему доброму делу; то он являлся в виде нищего, а все-таки знатно, что не нищий, а враг в тумане. Я успевал в то время крестным знамением себя осенять, и вдруг исчезал, как прах. То мне казал, что деревня еще более как 30 верст, смотришь из-за леску и вышел на долинку – тут и село. Экой сатана! То являются помыслы нечестивые, усталость неописанная, голод невысказанный, жажда питья неопределенная, я догадывался, что это опять от врага, нередко падал на дороге, как будто по кочкам иногда, – все это искушение! Приблизишься к селу, звон раздается, я своими прыткими ногами и частой походкой, уже в храм. Вот мне первую мысль враг задает: то стань на паперти, собирай жертвы – дорога далекая, денег много надо, где возьмешь; то помолись, чтобы тебя взяли обедать и накормили послаще. Хвать безумной головой, уже херувимский стих поют, а я еще не был, не предстоял, не соединялся с Господом! Дай я не буду больше! Так мне пришлось с этими помыслами бороться целые года».

И там же: «Не будем верить сновидениям, кроме Божией Матери и Креста».

Он клал бессчетные поклоны, бил себя палкой, стегал ремнем. Боль вытесняла похоть и заполняла стыдом.

Чем сильнее он старался изгнать прельстительниц из сознания, тем, казалось, настойчивее они возвращались, пока он не падал на землю в изнеможении. Он терпел поражение в одной битве за другой, не находя покоя.

Не желая признать поражение, он боролся, каждый день заново начиная свою битву на рассвете и оплакивая поражение на закате.

В «Житии…» отец пишет: «Ах, враг хитрый ловит вообще спасающихся…»

Единство молитвенного и эротического

В глазах всего мира отец был грешником, и, с точки зрения церковных законов, он, несомненно, грешил, но я предпочитаю думать, что милосердный Господь в сердце своем может найти оправдание грешнику, уступавшему силам, противиться которым не во власти человека.

Отец пытался сделать то, что удавалось лишь немногим. Я думаю о нем не как о грешнике, а как о человеке, который предпринял попытку и потерпел неудачу. А кто может осудить человека за попытку? Разве лучше вообще не прилагать никаких усилий? Откуда человеку знать, что такое карабкаться в гору, если он никогда и не пытался?

В «Житии…» читаем: «Как дыроватый мешок не сохранит в себе жито, так и мы, ежели не будем друг друга прощать, а будем замечать в другом ошибки, сами же находиться к нему в злобе, то есть судить».

А у Гурко нашла я следующее определение: «Смолоду обнаружил он бурный темперамент, проявлявшийся то в повышенной религиозности и столь присущем русскому человеку богоискательстве, то в чрезвычайной физической страстности, переходящей в эротоманию. Впрочем, медицина давно установила сочетание у людей экзальтированных религиозного фанатизма с повышенной половой страстностью.

Как бы то ни было, у Распутина уже в молодые годы чередовались периоды крайнего разгула с приступами покаяния, молитвенного экстаза и влечения к паломничеству по святым местам.

В Распутине совмещались две крайности – явление, свойственное русской природе и имеющее основой бурную страстность. По меткому выражению Достоевского, про таких лиц «никогда вперед не знаешь, в монастырь ли они поступят, или деревню сожгут».

Интересное место есть и у Евреинова, немало потрудившегося для развенчания отца, но вынужденного все-таки признать: «Возбуждение полового инстинкта в связи с религиозной экзальтацией и вообще с молитвенным подвигом – общеизвестный факт. «Художественное делание молитвы Иисусовой, – говорит епископ Феофан Затворник, – иного ввергает в прелесть мечтательную, а иного, дивно сказать, в постоянное пехотное состояние». По его же словам, теплота («теплое чувство»), сопровождающая сосредоточенную в сердце молитву, нередко соединяется «со сладостью пехотною». «Какое странное явление, – говорит епископ Игнатий (Брянчанинов), – по-видимому, подвижник занимается молитвою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием». Связь полового чувства с религиозным вскрыл, еще задолго до фрейдовского учения о сублимации первого из них во второе, проф. Р. Краффт-Эбинг, полагавший, на основании ряда исследований, что «религиозное и половое состояние аффекта обнаруживают на высоте своего развития единогласие в качестве и количестве возбуждения». О «склонности человека связывать свою эротику с религией, приписывая первой божественные источники и выдавая ее за продукт веления свыше», говорит определенно проф. Форель во втором томе своего исследования «Половой вопрос». Распутин являл крайне красноречивый пример подобной «склонности». Не свободна от половых представлений и жизнь святых».

Я раньше не говорила об этом прямо, теперь скажу. Меня упрекали и продолжают упрекать в безоглядной вере в отца, в его святость. Да, я верю в него и верю ему. Кто способен различать смыслы, тот поймет. Он стремился к святости и иногда бывал близок к ней (например, когда исцелял и предсказывал). Но путь его был прерван. На той же части пути, которую ему дали пройти, он подвергался испытаниям. И преодолевал их всякий раз. Не его вина, что недоброжелатели громоздили перед ним все новые и новые препоны.

Среди недоброжелателей отца особенно Труфанов усердствовал в описании «прелюбодеяний». Но он же передает и такое: «Распутин рассказал мне следующее. «Я бесстрастен. Бог мне за подвиги дал такой дар. Мне прикоснуться к женщине али к чурбану, все равно. Хочешь знать, как я этого достиг? Вот как! Я хотение направляю отсюда, из чрева, в голову, в мозги; и тогда я неуязвим. И баба, прикоснувшись меня, освобождается от блудных страстей. Поэтому-то бабы и лезут ко мне: им хочется с мужиком побаловаться, но нельзя; оне боятся лишиться девства или вообще греха, вот и обращаются ко мне с просьбой снять с них страсти, чтобы они были такие же бесстрастные, как и я».

Кто из ругателей отца сможет повторить это о себе?

В хлыстовском корабле

Теперь легко перейти к рассказу о том, как отец в странствиях попал к хлыстам.

История этой секты необычна. Пожалуй, ни одна другая духовная организация не окружена таким количеством легенд и прямой лжи, как эта. Ее основал в семнадцатом веке Данила Филиппов, человек, безусловно, выдающийся. Куда бы он ни шел, к нему льнули новые ученики и последователи, еще более рьяные, чем он сам. Фанатизм часто оборачивался приступами истерии.

Хлысты соблюдали жесткую дисциплину. Их обряды отличались от канонических церковных, поэтому они подвергались гонениям со стороны правительства. Спасал секту обет молчания. Никто не мог ничего рассказывать посторонним о том, что делается в корабле (так называли хлысты свою общину). Но как бы они ни таились, тайное становилось явным.

Надо заметить, что хлысты не сумели сохранить чистоту веры. После смерти Филиппова кормщиком (главой общины) стал некий Радаев, который, будучи по натуре развратником, изменил все направление развития секты. Он заявил, что им правит Божья воля, что через него говорит Святой Дух и что поэтому его учение истинно и безусловно. Он ввел новые обряды, не многим отличающиеся от оргий, и сам был непременным их участником.

Собрания обычно проходили в особом молельном доме, в большой комнате. Это – непременное условие. Потому что главный обряд хлыстов – радения – напоминает общий танец вокруг главного лица. Считается, что во время этого танца на таким образом молящихся снисходит благодать и они прозревают. Радеющие, и даже мужчины, доходят до исступления. Многие полагают, что заканчивается эта своеобразная служба свальным грехом. Подстрекаемые кормщиком, хлысты совершенно не помнят себя и не пытаются справиться с чувственным напором.

Новые бдения, к разочарованию слишком хорошо думающих о роде человеческом, стали приманкой для многих нетвердых в канонической вере. Царящая в секте хлыстов распущенность оказалась приманкой.

Многие из последователей хлыстовства в изображении Радаева обосновались в Сибири. Некоторые из них были высланы туда правительством, с усердием преследовавшим секту, другие добровольно перебрались в эти места, чтобы избежать гонений.

Отец и раньше слышал о хлыстах. Сначала в Покровском, недалеко от которого в глубине леса скрывались приверженцы этой секты, попавшие в Сибирь откуда-то из Центральной России.

В Верхотурском монастыре он имел возможность наблюдать за причудливым соединением православных обрядов и хлыстовских радений, практиковавшимся монахами, изнемогавшими от тяжести воздержания.

Теперь ему предстояло столкнуться с ними близко.

Однажды отец после дня, проведенного в дороге, попросил в одной избе ночлега и хлеба. Хозяйка, чем-то удрученная, впустила его. Тут же стала понятна причина озабоченности женщины. На лавке под кучей одеял лежала девочка. Похоже было, что она умирает.

Отец подошел к ней. Ребенок был без сознания, единственным признаком жизни оставалось еле слышное дыхание и иногда – стон.

Отец попросил оставить его наедине с больной.

Родители девочки вышли.

Отец упал на колени возле лавки, положил ладонь на пышущий жаром лоб ребенка, закрыл глаза и начал молиться.

Он рассказывал, что совершенно не ощущал течения времени.

Обеспокоенные родители то и дело приоткрывали дверь и с изумлением смотрели на застывшего в молитве человека.

Наконец девочка шевельнулась, открыла глаза и спросила:

– Я жива?

Через минуту она ничем не напоминала умирающую.

В мыслях простившиеся со своим ребенком родители, обезумевшие от неожиданного счастья, без конца благодарили отца и усадили ужинать.

Мать девочки, которую еще не вполне покинуло беспокойство, извиняясь, спрашивала отца, что он такое сделал.

Отец отвечал:

– Молился. Господь помог.

Выпили, как полагается, за здоровье. Разговор пошел живее.

Хозяйка раскраснелась. Ее очень интересовал вопрос, какую жизнь ведет отец – за что ему дан такой дар:

– Ты, должно быть, ведешь очень чистую, целомудренную жизнь?

Отец ответил, что не верит в необходимость целомудрия.

Женщина оживилась. Спросила, не из хлыстов ли он.

Отец сказал, что он не из хлыстов, что слышал о них и что они ему не интересны. Без всякого перехода добавил:

– А вот вы-то – из хлыстов.

Хозяйка ойкнула, зажала ладонью рот, осознав, что чем-то выдала тайну.

Так отец познакомился с хлыстами.

Весть об исцелении девочки быстро облетела хутор. Кормщик упросил отца познакомиться.

Рассуждения кормщика сводились к тому, что без радений по хлыстовскому обряду нет никакой возможности приблизиться к истине. И что поэтому члены секты удовлетворены и счастливы, и, безусловно, ближе к Богу, чем православные.

Был ли Распутин хлыстом

Отец никогда не скрывал, что бывал на радениях хлыстов, но точно так же он никогда не говорил, что разделяет их взгляды.

Английский посланник Бьюкенен утверждал, что отец «большую часть времени вел двойную жизнь. Он руководствовался правилом, что только раскаяние приносит спасение, и всем его проповедовал, причем добавлял, что без греха нет спасения. Поэтому первый шаг по пути спасения – это поддаться искушению. Секта, которую он основал, была сколком с секты хлыстов, или бичевальщиков. Члены ее стремились к непосредственному сношению с Богом, хотя несколько странным образом. Их служба, которую они совершали ночью, была более похожа на вакханалии древнего Рима, чем на обряд христианской церкви. С пением и криками они вели хоровод, ускоряя шаг при каждом круге, до тех пор, пока, завертевшись в безумной пляске, не падали обессиленные на землю. Далее следовала сцена, которую мы из скромности не будем описывать. Распутин был вполне подходящим первосвященником для такой секты, потому что он пользовался необыкновенным вниманием женщин. Несмотря на его ужасное обращение с ними, они готовы были терпеть от него всякие унижения, лишь бы не покидать его».

Правда здесь в том, что отец, как и любой другой христианин, полагал раскаяние и искупление грехов важной частью духовной жизни, что он действительно особенно сильно воздействовал на женщин, благодаря чему и исцелял их успешнее мужчин. Но причина кроется не в особенностях хлыстовства, а в особенностях энергии отца. Что же до того, что он организовал секту, то по этому вопросу даже была учреждена целая комиссия.

У Гурко находим: «По вопросу о принадлежности Распутина к какой-либо определенной секте можно прийти к определенному выводу. Дело в том, что вопрос этот весьма интересовал группу членов Государственной Думы еще в 1912 году в связи с распространившимися тогда сведениями о возраставшем влиянии Распутина при дворе, а в особенности об его систематическом вмешательстве в дела православной церкви. А. И. Гучков решил этот вопрос вынести на трибуну Государственной Думы. Надо было, однако, найти для этого какой-нибудь законный повод. Таким поводом явилась наложенная администрацией кара на газету «Голос Москвы» за напечатание ею открытого письма некоего Новоселова, образовавшего в Москве особый духовно-религиозный кружок. В письме этом говорилось о той опасности, которой подвергается православная церковь от вмешательства в ее действия и распоряжения отдельных лиц, с православием имеющих мало общего. Таким образом, дабы связать запрос по поводу административной кары, наложенной на «Голос Москвы», с Распутиным, надо было выяснить, поскольку он в православном смысле является еретиком, принадлежит ли он к недозволенной законом религиозной секте. Подозревался же Распутин в принадлежности к хлыстовству.

Обратились с этой целью к известному знатоку русского сектантства Бонч-Бруевичу, тому самому, который впоследствии объявился убежденным большевиком и стал управляющим делами Совета народных комиссаров.

Бонч-Бруевич, через посредство баронессы В. И. Икскуль, охотно познакомился с Распутиным, вел с ним продолжительные беседы на различные темы, причем выказал к нему некоторую симпатию. Результат своего знакомства с Распутиным и его религиозными воззрениями Бонч-Бруевич доложил в собрании членов октябристской партии.

Пришел он к тому выводу, что ни к какой секте Распутин не принадлежит и в состав ее не входит.

Доклад Бонч-Бруевича был в общем для Распутина благоприятным.

К такому же выводу пришла в 1917 году и Чрезвычайная следственная комиссия».

Некоторые же в ненависти к отцу заходили так далеко, что причисляли его к хлыстам на том основании, что отец часто называл себя «Божьим человеком». Ряд выстраивали при этом такой – хлысты не называют себя хлыстами, считая это обидным прозвищем, а обозначают себя как «Божьи люди». Так, стало быть и отец – хлыст.

Но только ли отец называл себя Божьим человеком, и только ли его так называли? И можно ли про них даже подумать, что они хлысты?

Другие уличали отца в хлыстовстве, видя сходное с хлыстовством в том, какие коленца он выделывал во время плясок. При этом они ссылались на описание хлыстовских радений: «В 1812 году был в этой секте… мещанин Евграфов. Этот Евграфов впоследствии попался в руки правительства и сообщил на формальных допросах о секте «московской хлыстовщины» весьма любопытные подробности. По его словам, по окончании пения хлыстовских песен… пророчествующий становился среди моленной и начинал радеть, то есть кружиться, приседая, сильно ударял в пол ногами и т. п.».

Но посмотрите, как пляшут вошедшие в раж мужики на праздниках, разве не так? Что ж, и они все хлысты?

Вот именно – сходное выдается за сущее.

Они говорят: «По учению хлыстов, тому, в ком живет «дух Божий», как праведнику, закон не лежит; он может творить чудеса и предсказывать будущее».

И на этом не успокаиваются, идут все дальше и говорят все больше.

Лишенные благодати рады корить тех, на ком она есть, чем угодно.

Только ведь «правда поругаема не бывает».

Отец не отказался присутствовать на радениях хлыстов. Интерес всегда брал в нем верх. Он смотрел, запоминал, говоря его словами, «вешал».

И это поставят потом ему в вину ревнители благочестия.

Он хотел всего лишь понять, какие есть пути к Богу, убедиться, что то знание, которое находилось у него внутри, – правильное. Начетничеством этого не достигнешь.

Прочтите «Житие опытного странника»: «Посмотрю по поводу примеров на священников – нет, все что-то не то; поет и читает резко, громко, как мужик дрова рубит топором. Вот мне и пришлось подумать много: хоть худой да батюшка. Вот я и пошел паломничать, а так был быстрый вглядываться в жизнь; все меня интересовало, хорошее и худое, я и вешал, а спросить не у кого было что значит? Много путешествовал и вешал, то есть проверял все в жизни. Ходил берегами, в природе находил утешение и нередко помышлял о Самом Спасителе, как Он ходил берегами. Природа научила меня любить Бога и беседовать с Ним. Я воображал в очах своих картину Самого Спасителя, ходившего с учениками своими».

Там же отец написал: «Нужно всегда себя проверять, только в середину точки зрения, а не до крайностей».

Он прекрасно понимал, что истина находится между двух крайних точек, о чем бы речь ни шла. И в вопросах следования духовному уставу.

Не доводите сами до полного конца того, кто не может и не собирался до него доходить…

Лестно додумать за другого, полагая, что «проник вглубь». Но, поступая так, вы неизбежно ставите себя на его место. И он уже – не он, а – вы. Что ж, вам и отвечать.