Текст книги "Твердая земля (ЛП)"

Автор книги: Матильде Асенси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Если понадобится от Франсиско что-то еще, то знай – он живет в моем поселке. Отец сказал, что он должен оставаться как можно дальше от Картахены. Он очень ценный раб, такие стоят в Индиях очень дорого, и Ариас Курво непременно пошлет отряд солдат на его поиски.

Сандо неторопливо встал и расправил плундры, я тоже поднялась и стряхивала грязь с одежды. Франсиско, в свою очередь, поднялся очень элегантным и утонченным образом. Мне было печально увидеть на его лице прежнее выражение страха.

– Сожалеешь о том, что сбежал, Франсиско? – спросила я.

– Нет, сеньор, – пробормотал он. – Возможно, свобода оказалась и те такой комфортной, как та жизнь, что я до сих пор вел, но никто не отхлещет меня кнутом, не оскорбит и не обольет мочой из ночного горшка просто потому, что встал не с той ноги.

– А знаешь, что самое интересное, Мартин? – добавил Сандо, пока я развязывала поводья Альфаны. – Франсиско – родной сын Ариаса.

Я резко повернулась и снова взглянула в изуродованное лицо паренька. Этот нос и тонкие губы, которые я приняла за индейские, вполне могли быть и испанского происхождения.

– Ариас Курво – твой отец? – изумленно спросила я.

– Точно, сеньор, – кивнул юный камердинер. – Вы наверняка знаете, что в обычаях у хозяев – спать со своими черными рабынями, чтобы приносили побольше детей, поскольку рабство передается по материнской линии.

– Я этого не знал. 
Да как можно такое вообразить?

– Вот так всё и происходит в Новом Свете, Мартин! – воскликнул Сандо, перед тем как потащить испуганного Франсиско обратно в джунгли. – Разве не лучше спать со своими рабынями, чем покупать негров на рынке за приличные деньжата? Будь осторожен, братец, и надеюсь, ты сможешь вытащить своего отца из той передряги, в которую он попал.

– Спасибо за всё, Сандо, – ответила я, садясь на Альфану, хотя не видела ни его, ни Франсиско.
Уже с седла я наклонилась, чтобы подобрать воткнутый в землю факел. Собаки вели себя тихо, и теперь довольные побежали перед скакуном. Этой ночью сон не шел ко мне. Мне было что обдумать, и в особенности услышанное из уст незаконнорожденного сына и раба Ариаса Курво.

Я въехала во двор, спешилась, привязала Афану к коновязи рядом с мулом и проследила, как собаки улеглись под столом в большой гостиной, где им всегда нравилось спать. Из борделя доносилась музыка, но никаких голосов, и я решила, что девушки закончили работу в своих комнатах, а матушка ушла спать. Но я ошиблась. Я направилась к себе через ее кабинет, и к моему удивлению, стоило мне открыть дверь, как глаза ослепил свет.

– Мартин? – окликнула меня матушка. 
Не произошло ли с отцом какого-нибудь несчастья?

– Да, матушка, – отозвалась я, войдя в кабинет. Бедняжка Мико дремал прямо на столе.

– Где ты был столько времени? – спросила она прямо, с тем хмурым взглядом, что пугал даже самых смелых мужчин.

Я слишком устала, чтобы изобретать отговорки. Конечно, я могла бы это сделать, но зачем? Как всегда говорил отец, матушка – человек крайне разумный и может разложить всё по полочкам, более того, у нее просто нюх на ложь. Так что я просто попробовала улизнуть от ответа.

– Я всё расскажу вам завтра, матушка. Если я начну говорить сейчас, то не закончу до рассвета.

– Значит, до рассвета. Садись.

– Клянусь бородой, которой никогда не имела! От этой женщины невозможно скрыться!

Я говорила и говорила без передышки, пока и правда не встало солнце. Под конец матушка знала всё, начиная с того, что нам поведал Иларио Диас на Барбурате, и до того, что мне разъяснил нынче ночью юный Франсиско, а также то, что мы с Родриго разузнали в Картахене. Судя по ее вопросам, матушка хотела во всем разобраться досконально.

Глава 5

В середине сентября мы вышли из Санта-Марты, чтобы забрать табак нового урожая. Но начиная с нашего первого места назначения, Кабо-де-ла-Велы, все плавание пошло не так. Мы спокойно шли курсом на север до Санто-Доминго, что на Эспаньоле, и через некоторое время по несчастной случайности пересекли курс флота из Испании под командованием генерала Хуана Гутьерреса де Гарибая, который направлялся в Картахену и заставил нас лечь в дрейф на целый день, чтобы уступить ему дорогу.

Когда мы наконец прибыли в Санто-Доминго, то обнаружили, что нашествие гусениц покончило с урожаем табака на всем острове. Лучше бы мы поплыли в Пуэрто-Рико, тогда бы этим гусеницам не хватило времени, чтобы сожрать всё, а теперь мы не могли купить нужное количество табака. После многодневного плавания на юг мы наконец-то прибыли на Маргариту, но лишь для того, чтобы нас встретило там другое кошмарное известие – что порт закрыт из-за эпидемии оспы, унесшей множество жизней. Губернатор поставил в гавани шлюпки, чтобы ни один корабль не мог зайти в порт.

С Маргариты мы двинулись к Кумане, но нас опять преследовали неудачи – когда мы приплыли, другие торговцы уже скупили весь табак, так что нам пришлось заплатить вчетверо, чтобы приобрести нужное количество. Почти уже не имело смыла идти к полуострову Арайя для сделки с Мушероном, но отец все же решил выполнить соглашение. Разумеется, тот дал нам от ворот поворот и оставил себе тот табак, что мы приобрели в Кабо-де-ла-Веле и Пуэрто-Рико, заявив, что это подарок в честь нашей дружбы и грядущих сделок. Мушерон был таким же сукиным сыном, как и Мельхор, и всегда заставлял платить вперед.

Когда в середине ноября мы вернулись в Санта-Марту, наши трюмы были пусты. Я не особо беспокоилась, потому что у нас имелось достаточно денег, чтобы дожить до следующего урожая, и не учла, какие кошмарные последствия это возымеет – ведь мы оставили Бенкоса без нужного оружия и пороха для защиты поселений. Мы должны были сообщить ему ужасные новости как можно раньше, чтобы он мог принять меры и подготовиться. Если послать ему весточку через Сандо, то она дойдет только через пять или шесть дней, ведь как бы быстро не бегали его курьеры, им приходилось преодолевать горы и болота. Для нас же, на «Чаконе», наоборот, до Картахены был всего день пути, и отец решил, что не будет дожидаться декабря, чтобы выплатить Мельхору положенное, а воспользуется этим предлогом прямо сейчас, дабы сообщить о произошедшем Бенкосу.

Я в тот вечер я сидела за своим столом-шлюпкой и писала королю беглых рабов длинное письмо, в котором объясняла всё в подробностях (король не умел читать, но в его поселке были те, кто умеет), и на заре мы отплыли в Картахену, попрощавшись с матушкой и девушками борделя, которые пришли в порт нас проводить.

Ветер был попутный, и плавание приятным. Казалось, само море нас подгоняет, благоволит нашему путешествию, так что тридцать лиг выглядели как две или три, и в тот же день около полуночи мы прошли мимо острова Каксес, приближаясь к Картахене. Мы немного поспали, слушая шум, долетающий от этого большого и оживленного города: голоса стражи, колокола и молитвы священников, вопли пьяных и даже грохот драки из портовой таверны.

На следующее утро сразу после завтрака мы отправились в шлюпке на берег и не выходя из нее вручили Хуанито письмо, написанное мной дома, чтобы он отдал его рабу из мастерской плотника, велев ему сказать, что это срочно и чтобы все курьеры постарались добраться до Бенкоса как можно скорей.

Затем, поприветствовав друзей с рынка, которые поделились с нами новостями, привезенными флотом из Испании (что наконец-то был подписан мир с Англией), Лукас, Родриго, Матео и я вместе с отцом направились к гасиенде Мельхора, а Хаюэйбо, Антон, Томе и Мигель остались охранять шлюпку. День выдался солнечным и жарким. Отец прикрыл голову черной шляпой, а я – своей красной, у остальных же имелись лишь пропитанные потом платки, и вскоре мы уже начали шутить – не украсть ли зонтик у первой же попавшейся на пути дамы.

Когда мы наконец оказались в сотне шагов от гасиенды, отец приказал нам остаться в тени высоких кокосовых пальм.

– Хватит, – заявил он. – Проводили меня до этого места, а дальше я уж как-нибудь сам.

Он решительно двинулся дальше, жестом велев нам успокоиться. Он понимал, что мы боимся, как бы он снова не потерял рассудок, что малейшая тревога может вызвать новый приступ.

Мы уселись на землю под пальмами и прождали довольно долго, громко болтали и шутили, словно находились на борту «Чаконы» и никто не мог нас услышать, через час отец еще не вернулся, и я, несмотря на его запрет, поднялась на ноги. Солнце слепило глаза, я схватила шляпу и прикрылась ей, но все равно нигде не могла разглядеть фигуру отца.

– Он уже должен был выйти, – встревоженно пробормотала я, не переставая всматриваться в дорогу к гасиенде и крыльцо дома.

– Это точно, – согласились мои товарищи, встав рядом.

– Нам нужно пойти туда и спросить, в чем дело, – сказал Родриго, прикрыв глаза от солнца.

– Ну так пошли! – воскликнул Матео, положив руку на эфес шпаги и двинувшись вперед.

Я возглавила процессию, и мы быстрым шагом пересекли земли гасиенды. Рабы – чернокожие и индейцы – были скованы вместе цепями и без устали трудились, разбивая каменные глыбы, чтобы добыть руду или драгоценные камни, или что там еще находилось, и стоял такой грохот, что, проходя мимо, мы даже не могли друг друга расслышать. К счастью, по мере приближения к большому белому дому звуки становились тише. На крыльце теплый ветер раскачивал гамак Мельхора де Осуны. Дверь была открыта. Мы находились шагах в десяти от нее, когда вышел негр с аркебузой и горящим фитилем в руках и двумя огромными прыжками оказался прямо напротив нас.

– Чего вам надо? – спросил он угрожающе.

– Это так твой хозяин принимает гостей? – отозвался Лукас, расправив плечи.

– Убирайтесь! – мрачно выкрикнул негр.

– Мы никуда не уйдем, пока не узнаем, где Эстебан Неварес.

– Не знаю, о ком вы говорите.

– Не знаешь, о ком я говорю, мерзавец? – возмутился Лукас, выставив вперед кулаки и приблизившись к рабу. – Я говорю о том торговце, что вошел в этот дом больше часа назад, чтобы выплатить твоему хозяину долг, и который с тех пор так и не вышел.

Негр несколько секунд раздумывал, а потом сказал:

– Он уже ушел.

– Врешь! – рявкнул Лукас.

– Я не вру, – нервно отозвался тот. – Торговец, о котором вы говорите, и правда появился здесь больше часа назад. Вошел, побыл недолго с хозяином в гостиной, отдал деньги и ушел.

– А мы ждали его снаружи, – сказала я, вставая рядом с Лукасом, – и не видели, как он выходил. Мы сидели под вон теми пальмами, – показала я. – Объясни-ка, как мой отец мог покинуть гасиенду, так что мы не заметили?

– А мне почем знать? – испуганно воскликнул он. – Убирайтесь немедленно, или я выстрелю, как приказал хозяин.

– До чего ж твой хозяин смел! – воскликнул фехтовальщик Матео. – Так передай ему, чтобы не прятался за спину раба, а вышел сам, как мужчина.

Атмосфера накалялась. У меня возникло чувство, что всё это плохо кончится. И тут в дверях появился сам Мельхор де Осуна. Я еще не видела его вблизи. Он был небольшого роста и плотным, обвислые щеки покрывала тощая седая борода. Как я считала, раз уж он был кузеном братьев Курво и находился под их покровительством, он должен был оказаться моложе.

– Что здесь происходит? – поинтересовался он.
На нем были черные плундры и белая сорочка с рукавами-буфами, поднятыми выше локтей.

Я вышла из-за спины Лукаса и оказалась прямо перед Осуной. Человеком, который был если не самым большим мерзавцем Твердой Земли, то одним из главных претендентов на этот титул. Но клянусь прахом моего настоящего отца, это ему дорого обойдется.

– Они говорят, что Эстебан Неварес не выходил из этого дома, – объяснил ему негр, не поворачивая головы и не сводя глаз с Лукаса.

– Как это не выходил? – хмыкнул Осуна с непроницаемым видом. – Давно уже ушел.

– Я им и сказал, что он уже ушел, но они не верят.

Я постаралась скрыть свою ярость и тревогу и вызывающе посмотрела на своего врага.

– Мой отец пришел заплатить вам, Мельхор, и я требую, чтобы вы сию же минуту сказали, что с ним сделали и где он.

– Убирайся к дьяволу, парень! – рявкнул он, повернувшись спиной. – Твоего отца здесь нет.

Я схватила его за жирную руку и изо всех сил дернула. Он не сдвинулся с места. Однако потом по собственной воле, скорее всего от удивления, повернулся в мою сторону.

– Хочешь получить затрещину? – пригрозил он.
Мои товарищи быстро шагнули вперед. Раб остановил Родриго, наставив аркебузу ему в грудь, но тот быстро пнул его в пах, и негр со стонами распластался на полу. Мельхор де Осуна презрительно посмотрел на меня.

– Последний раз, когда отец к вам приходил, – произнесла я полным ненависти голосом, – вы сказали ему, что каждый день молитесь о его смерти, что ваше ожидание затянулось, и вы не рассчитывали, что он проживет так долго, когда предлагали ему подписать контракт на аренду имущества.

Осуна побледнел. Должно быть, он никогда не думал, что я с такой точностью повторю слова, которые он произнес несколько месяцев назад, чтобы оскорбить и ранить моего отца.

– Вы устали дожидаться его смерти? – продолжала я. – Решили ее ускорить, чтобы завладеть его имуществом в Санта-Марте?

Глаза Мельхора де Осуны налились кровью, он стал пунцовым, и я подумала, что он готов совершить что-то отчаянное. Мои товарищи шагнули ближе, чтобы меня защитить.

– Вон из моего дома! – заорал он, и, словно они дожидались этого приказа, откуда ни возьмись, появилась группа из пары десятков вооруженных ломами чернокожих, окружив нас со всех сторон. – Немедленно убирайтесь! И больше не попадайтесь мне на глаза!

Матео выхватил шпагу, но с такой толпой мы вряд ли могли справиться. К сожалению, этот жест, безусловно неуместный, окончательно вывел из себя Осуну, тот махнул рукой, и его маленькое черное войско набросилось на нас. Я вытащила шпагу из ножен, а в левую руку взяла кинжал, в готовности обороняться от этих мерзавцев, так же поступили и мои товарищи. Мы дрались яростно, сопротивляясь из последних сил, но их было больше, они дрались решительно, так что многие из нас получили ранения и переломы. В какой-то момент этой неравной битвы четырех против двадцати я потеряла сознание и рухнула на землю, получив удар по голове.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания. Когда я снова открыла глаза и ощутила боль в теле, я лежала на дороге среди тростника, покрытая запекшейся грязью и кровью, в окружении своих товарищей, которые выглядели мертвыми. Голова так болела, что я едва могла двигаться, но все-таки убедилась, что Лукас, Родриго и Матео живы. Все трое дышали, несмотря на многочисленные раны и ушибы по всему телу, порванную, заляпанную кровью одежду и такие изуродованными побоями лица, что их трудно было узнать. Я тряхнула их, одного за другим, и они вскоре пришли в себя. Как и у меня, у них имелись ранения в голову, и у всех были сломаны ребра или разорваны уши. Будь проклят Мельхор де Осуна и вся его родня! Тысяча проклятий! Где мой отец? Я задавала себе этот полный тревоги вопрос, лежа на земле, ибо по-прежнему не в силах была пошевелиться.

Вскоре солнце зашло, и опустилась ночь. Мы много часов провели без сознания, приспешники Мельхора бросили нас посреди дороги, как мусор.

– И что будем делать? – с болью в голосе поинтересовался Матео.

– Вернемся на корабль, – ответила я, стараясь, чтобы боль не заставила меня заговорить слабым или женственным голосом. – Нам нужна корпия, мази, винный уксус и розмарин... Сегодня уже поздно, но завтра на рассвете мы отправимся к властям Картахены и заявим об исчезновении. Мы не можем позволить, чтобы Мельхору де Осуне это сошло с рук. Мы с вами обыщем всю Твердую Землю в поисках отца, если понадобится.

Вдруг раздался жуткий вопль, от которого мы все вздрогнули. Это был Лукас, который, никого не предупредив, решил вставить на место сломанный нос, чтобы навсегда не остаться кривым.

Когда он наконец-то замолчал, мы услышали, как кто-то зовет нас издалека.

– Хаюэйбо! – воскликнул Родриго.

– Они пришли за нами, – с облегчением прошептал Матео.

Оказывается, Хаюэйбо и остальные, увидев, что уже близится вечер, а от нас нет никаких известий, вышли из Картахены с намерением нас найти. Они были уверены, что с нами что-то стряслось, хотя и не понимали, что именно, пока не услышали наши стоны и как мы зовем друг друга по имени, и тогда бросились бежать по дороге, пока не наткнулись на нас.

С их помощью и не желая проводить ночь в таком виде посреди поля, мы с трудом поднялись на ноги и с охами, стонами и кровоточащими ранами дошли до окраин Картахены, где призвали на помощь индейцев и чернокожих Гефсиманского квартала – они взвалили нас на плечи и доставили в порт. Неподалеку от главной площади к нашей жалкой процессии приблизились альгвасилы, поинтересовавшись причиной подобного положения. Как мы и подозревали, услышав имя Мельхора де Осуны, они попытались увильнуть и даже угрожали отправить нас в тюрьму, если мы немедленно не покинем город.

В весьма печальном состоянии мы добрались до «Чаконы», где о нас позаботились Гуакоа и юнги. Тогда-то и начались настоящие мои проблемы. Как позволить Хуанито, Николасито, Антону, Томе, Мигелю, Гуакоа или Хаюэйбо снять с меня одежду, чтобы перевязать раны? Я собрала все оставшиеся силы и нетвердым шагом добралась до корпии и всего остального и направилась в отцовскую каюту, которая была побольше моей и с более удобным ложем, выслушивая по дороге протесты своих товарищей, которые не могли понять мое странное поведение. Только лежащий на палубе Родриго крикнул, чтобы меня оставили в покое, что я – испанский идальго (а так оно и было с тех пор как отец меня усыновил), а идальго никогда не позволит, чтобы какой-то простолюдин, вульгарный плебей, видел его в таком неприглядном состоянии, и что они должны восхищаться моим мужеством и смелостью и уважать волю человека благородного лечиться самостоятельно.

Это была не очень хорошая выдумка, но так или иначе она спасла меня от проблем. Я была так слаба, что даже не сообразила, что раз Родриго оказал мне такую любезность, это означает, что он в курсе моего секрета.

Я сделала всё, что было в моих слабых силах, чтобы перевязать раны, и рухнула на отцовскую постель, испытывая такую страшную боль, что, как мне рассказали на следующий день, даже не слышала громкий стук в дверь, когда Гуакоа хотел спросить, как я себя чувствую.

Когда поутру я вышла из капитанской каюты, трое других раненых спали в своих гамаках. Солнце уже несколько часов как встало, но наши товарищи, к моему неудовольствию, оставили нас отдыхать и не собирались будить, пока мы не проснемся сами. Однако я собиралась посетить городской совет Картахены. Я должна была заявить о странном и тревожном исчезновении своего отца, дабы закон сделал то, что нам не под силу: заставил Мельхора открыть правду.

На завтрак я съела немного хлеба и сыра, а вино придало мне бодрости. Передвижение в одиночку оказалось непосильной задачей, хотя, в отличие от остальных, у меня не было ни единой сломанной кости, и я попросила помощи у Хаюэйбо и Хуанито, вместе с ними, а также с Антоном и Мигелем, я сошла на берег на Морской площади Картахены.

На пристани царила суматоха, а рынок был полон народа. Некоторые знакомые торговцы, увидев, что я хромаю, подошли с расспросами. Со слезами на глазах я рассказала о том, что произошло – столько раз, сколько просили, и слухи разнеслись по всему рынку. Торговец Хуан де Куба, добрый друг моего отца, закрыл свой прилавок и вызвался меня сопровождать, а с ним и некоторые другие: Кристобаль Агилера, Франсиско Сердан, Франсиско де Овьедо. Почти все те, кого мы с Родриго расспрашивали по поводу братьев Курво. Исчезновение отца и мои жуткие раны тронули их сердца и разбудили гнев. Заботливость, с которой эти добрые люди отнеслись к отцу, принесла мне утешение.

И вот, в сопровождении этой внушительной толпы, я вышла из порта. Хуанито и мулаты остались присматривать за шлюпкой, а Хаюэйбо, обняв меня за талию и крепко схватив за руку, которую я перекинула ему через плечо, осторожно вел меня вперед, пока, вынырнув из переулка, мы не очутились на главной площади, где располагалась прекрасная резиденция губернатора, дона Херонимо де Суасо Касасолы, там же собирался и городской совет. Мы подошли к кафедральному собору и свернули к колоннаде, под которой собирались писцы, и когда я почувствовала, что больше не могу сделать ни шагу и вот-вот грохнусь в обморок, мы наконец-то подошли к дверям резиденции.

Вход охраняли два аркебузира. Увидев, что приближается столько народу, а нас было не меньше пятнадцати человек, они закрыли собой двери.

– Мне нужно повидаться с алькальдом Картахены, – сказала я со всей твердостью, которое позволяло мое состояние.

– А эти люди, вас сопровождающие? – спросил один из стражников, подняв забрало, чтобы их рассмотреть.

– Это мои друзья, – ответила я. – Я пришел, чтобы предъявить наши требования.

– Все пройти не смогут, – заявил другой стражник – крепкий юноша с длинным усами.

– Я войду один, но мне понадобится помощь, – я показала на Хаюэйбо.

– Хорошо, но только индеец. А остальные останутся здесь.

Я повернулась к торговцам и сказала:

– Подождите нас здесь, друзья. Я скоро вернусь.

Мы с Хаюэйбо двинулись внутрь, следую указаниям солдат, пересекли зал и огромную приемную и оказались в прекрасной галерее, выходящей на восток, поднялись по каменным ступеням и вышли в другую галерею, идентичную той, что и на первом этаже, и там прямо перед нами находилась дверь кабинета алькальда, дона Альфонсо де Мендосы-и-Карвахаля, ее тоже охраняли аркебузиры.

Они скривились, когда я заявила, что хочу предъявить требование, словно в их обязанности входило принимать меня и разрешать мои проблемы, но в конце концов, прождав довольно долгое время, за которое я несколько раз чуть не упала, я встретилась лицом к лицу с Альфонсо де Мендосой.

Алькальд был высоким и худощавым человеком с белой кожей, острой бородкой и напомаженными усами. Он восседал за столом в удобном кресле и оглядел меня с любопытством и нетерпением. По его бокам сидели писцы с кипой документов и принадлежностей для письма. Услышав, как мы вошли, секретарь за столом у окна повернул голову.

– Я хочу заявить требование, – произнесла я в третий или четвертый раз.

– И чего же вы хотите? – поспешно спросил секретарь.

Я отдала шляпу Хаюэйбо и левой рукой сняла с шеи футляр с документами и протянула ему. Он явно был раздражен тем, что приходится вставать, чтобы их забрать, но я была не в состоянии сделать еще шаг. Секретарь был одет во всё черное, за исключением белых чулок и пышного белого воротника, а на туфлях красовались большие черные банты. С моими бумагами он приблизился к дону Альфонсо и произнес:

– Речь идет о Мартине Неваресе, ваше превосходительство, законном сыне идальго Эстебана Невареса, торговца и жителя Санта-Марты.

– И чего вы хотите, юноша? – спросил алькальд.

– Я заявляю, что мой отец вчера вечером исчез из дома Мельхора де Осуны, жителя Картахены.

Перья писцов остановились, секретарь сглотнул, а дон Альфонсо побледнел и насупился. В кабинете воцарилась мертвая тишина.

– Мне кажется, вы немного торопитесь, юноша, – сказал наконец алькальд. – Мельхор де Осуна – почтенный торговец и имеет в этом городе хорошую репутацию, и вы не можете обвинять его без доказательств и свидетелей.

– У меня есть доказательства и свидетели, ваше превосходительство, – заявила я.

После моих слов снова на долгое время повисла тишина. Никто не пошевелился.

– Лучше присядьте, сеньор Мартин, – сказал дон Альфонсо, встревоженно почесав бороду. – Расскажите обо всем, что случилось, попонятнее, и я решу, удовлетворить ли ваше требование и принять ли ваших свидетелей и доказательства или отправить вас в тюрьму за клевету на честного человека.

Честного человека! Я испытывала искушение рассмеяться, но серьезность положения и угроза тюрьмы заставили меня сохранять спокойствие. Мельхор де Осуна – честный человек! Мог бы и не показывать свое бессилие так очевидно.

С многочисленными стонами я позволила Хаюэйбо помочь мне сесть на стул, который писец поспешно поставил для меня перед столом алькальда.

Я объяснила про долг моего отца и аренду потерянного имущества. Сказала, собрав всю боль и ярость, скопившиеся в моем сердце, что накануне вечером отец отправился на гасиенду Мельхора, чтобы выплатить последнюю треть ежегодного платежа, и больше не вышел из дома, что свидетелями тому были мои товарищи с корабля, испанцы Лукас Урбина, выходец из Мурсии, Матео Кесада из Гранады и Родриго из Сории, все христиане, уважаемые люди, чьему слову можно верить; что мы вчетвером находились перед гасиендой всё то время, пока отец отсутствовал, и он не мог бы оттуда выйти, чтобы мы этого не заметили, а мы его не видели; что когда мы приблизились к дому, чтобы расспросить о нем, нам сказали, что он ушел, и это явно было враньем, и что, когда мы не приняли эту ложь, двадцать рабов Мельхора по его приказу избили нас самым жесточайшим образом, как можно наблюдать по моему состоянию, а мои товарищи пребывают еще в худшем и даже не могли покинуть корабль; что мы очнулись, когда уже стемнело, и люди из Гефсиманского квартала помогли нам добраться до пристани, потому что идти мы не могли, и, наконец, я упомянула об унизительных словах Мельхора, которые он бросил моему отцу, когда тот платил ему в августе.

– Он сказал, что постоянно молится о его смерти, – с ненавистью выговорила я, – что ожидание слишком затянулось и что, когда он предлагал контракт на аренду имущества, он не рассчитывал, что отец проживет так долго, – прошептала я. – После событий вчерашнего дня у меня не было времени поразмыслить, да я и не хотела думать о том, что отец погиб от рук Мельхора, но, несмотря на то, что горе меня просто оглушило, я не могу не задаваться вопросом – что еще могло случиться с отцом, который вчера не вернулся на корабль, если, по словам этого пройдохи Мельхора, и правда таинственным образом ушел с гасиенды, так что мы не заметили. Если даже он потерял рассудок по причине своего преклонного возраста, ваше превосходительство, кто-нибудь наверняка вернул бы его на корабль. Но он до сих пор не вернулся. И по этой причине я уверен и повторяю вашей милости, что на гасиенде Мельхора с моим отцом стряслось что-то ужасное, и требую от вас, как от судьи Картахены, использовать все ваши возможности и власть, чтобы выяснить, где мой отец и что произошло. Сами понимаете, сколько горя и тревоги причинит эта новость Марии Чакон, его спутнице жизни, когда дойдет до Санта-Марты.

Писцы, секретарь и алькальд переглянулись, а потом опустили глаза, их лица были бледны, как у покойников, а на лбу блестели капельки пота. Через некоторое время алькальд поднял голову и обратился ко мне со всей серьезностью, в то время как я пыталась сдержать свое беспокойство, сжав кулаки.

– Никак не могу понять, любезный сеньор, – сказал дон Альфонсо несколько вызывающе, – с какой стати Мельхору де Осуне причинять вред вашему отцу. Разве он не выплачивает приличные суммы за аренду дома, лавки и корабля, по вашим же словам?

Я изо всех сил зажмурилась, чтобы сдержать слезы.

– Именно так, ваше превосходительство, – ответила я дрожащим голосом. – По словам этого негодяя, десяти лет выплаты за аренду вполне достаточно. Он хотел получить обратно имущество, поскольку, как он нагло заявил, денег он уже имеет достаточно, больше губернатора. Однако он и за миллион мараведи не хотел отказываться от права владения нашим домом в Санта-Марте, кораблем и лавкой, потому что хорошая мебель и недвижимость со временем лишь растут в цене.

Я знала, что в эти мгновения происходит у них в головах. Фамилия Курво не прозвучала, но витала в воздухе. Дон Альфонсо де Мендоса уже видел опасность для своей позиции и должности, но всё же не мог под каким-либо предлогом отвергнуть мое требование, потому что закон был на моей стороне и скандал мог разлететься очень далеко – я собиралась, если отец не объявится или будет найден мертвым, дойти с этим делом до королевской канцелярии в Санта-Фе, а это то же самое, что представить дело лично королю Филиппу.

И дон Альфонсо знал, как знала я и все остальные, какие последствия это возымеет: если он проигнорирует мое требование и не предпримет никаких мер для расследования исчезновения испанского идальго, его могут навсегда лишить права занимать какие-либо государственные должности в Индиях и даже бросить в тюрьму или изгнать из Нового Света. Как бы ему ни хотелось этого избежать, придется начать расследование и принять свидетельские показания от обеих сторон.

– Хорошо, сеньор, – ответил он, вытерев лоб изящным платком из тонкого голландского полотна. – Мои писцы запишут ваше требование, а вы тем временем подождите снаружи. Вас позовут, чтобы подписать бумагу, когда они закончат. Вы умеете писать, сеньор?

Мне пришлось сжать кулаки, чтобы подавить внутреннее негодование.

– Дон Альфонсо, случаем не решили ли вы отказаться от поисков моего отца?

На его лице отразились все противоречивые чувства, которые он ощущал. В свои двадцать два года я ни разу не видела такого трусливого поведения со стороны такого важного человека.

– Конечно же нет, сеньор Мартин Неварес, – неохотно признал он. – В ближайшие дни мы организуем отряды, чтобы поискать вашего отца в окрестностях Картахены.

– Клянусь жизнью, ваше превосходительство! – негодующе воскликнула я. – Не могу понять ваших действий! Вы что, решили не искать его в доме Мельхора де Осуны, где, скорее всего, он и находится? Соберите эти отряды, когда его не окажется на гасиенде, но сейчас, ваше превосходительство, нужно обыскать дом Мельхора.

Я была уверена, что в эту секунду алькальду хотелось меня задушить.

– Так я и сделаю, – пробормотал он. – Я немедленно прикажу отряду солдат этим заняться, а тем временем сообщу сеньору Мельхору о вашей просьбе.

В этих словах мне послышалась скрытая угроза, хотя, возможно, дело было лишь в моем боязни реакции Осуны. Без отца мы с командой «Чаконы» стали легкой добычей для мерзавца вроде Мельхора. А кроме того, половина команды ранена. Я сказала себе, что по возвращении на корабль следует установить строгое расписание вахты, чтобы предотвратить ту опасность, которой я страшилась.

Я не стала терпеливо дожидаться, пока меня вызовут подписать бумаги. С трудом передвигая ноги, при помощи Хаюэйбо я вышла на улицу, чтобы сообщить о случившемся добрым друзьям с рынка, ожидающим снаружи. Негодование поведением алькальда было беспредельным. Они тут же, испросив у меня разрешения, отправились собирать торговцев с Морской площади. Нельзя было прождать еще целый день, пока дон Альфонсо будет обыскивать окрестности, заявили они. Еще до полудня они сами вместе со всеми, кто пожелает помочь, займутся этим делом. Мой отец или его тело, с грустью добавили они, появится еще до наступления ночи, если солдаты не найдут его в доме Мельхора де Осуны. Один из торговцев, весьма возбужденный, громко объявил свое недоверие подобному обыску, но другие молчали и не стали его поддерживать.