Текст книги "Твердая земля (ЛП)"

Автор книги: Матильде Асенси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Семьдесят пять дублонов [21]21
  В переводе на современные деньги эта сумма примерно равна тридцати тысячам евро.


[Закрыть]! – в ужасе воскликнула я. 
Да на такую сумму можно много лет кормить целую семью. Это же целое состояние.

– Он должен платить без опозданий, иначе отправится на галеры именем короля. Поэтому твой отец продолжает трудиться, несмотря на преклонные года. Если он хочет сохранить свой дом и корабль, то должен вручать Мельхору двадцать пять дублонов каждые четыре месяца. Иногда ему это удается, а иногда нет, тогда сеньора Мария добавляет недостающее, а если и у нее нет денег, то просит взаймы у девушек из заведения, и мы, моряки, тоже добавляем до нужной суммы для этого проклятого прощелыги, чтобы его черти взяли. Если бы матушка не имела стольких девушек, – он имел в виду сеньору Марию, – то долг не удалось бы выплачивать. А хуже всего, что в тот день, когда сеньор Эстебан умрет, всё имущество перейдет в руки этого плута, поскольку в глазах закона он владелец всего состояния твоего отца.

– А разве ростовщичество не запрещено? Этот ежегодный платеж в семьдесят пять дублонов выглядит...
Ростовщичество было запрещено и преследовалось по закону. Христиане не могли им заниматься, по католическим устоям оно считалось еврейской профессией.

– Это не ростовщичество, Мартин, это называется торговлей. Ты еще слишком молод, чтобы уловить разницу.

Я всем сердцем опечалилась. Эти добрые люди приняли меня в своем доме и защитили от несчастной судьбы, не говоря уж о том, что спасли от одиночества на острове. Они давали мне хлеб, кров и постель, а тем временем едва наскребали деньги для выплаты разорительного долга, который высасывал из них все соки. Родриго понял мое горе и, вставая, утешительно хлопнул меня по спине и молча удалился, оставив меня в одиночестве среди канатов, тросов и якорей.

Нужно что-то предпринять. Наверняка есть какое-то решение. Убийство Мельхора, как объяснил Родриго, было бы неправедно, хоть и весьма заманчиво. Я мало смыслила в контрактах и законах. Королевское правосудие было неумолимым, все знали, что невозможно оспорить решение чиновников, прокуроров и судей, когда речь идет о влиятельных людях, а в случае с Мельхором де Осуной вдобавок имелись и его кузены, братья Курво, так что сеньор Эстебан попал в ловушку, как мотылек в паутину, и ни свидетели, ни доказательства ему бы не помогли.

Так я и сидела, погрузившись в раздумья, когда с палубы меня громко окликнул отец:

– Мартин! Вот несносный мальчишка! Где тебя носит? Ты что, решил отлынивать от работы? Даже и не думай, бородой клянусь! Корабль отчаливает, и нам нужны твои хилые ручонки!

– Иду! – откликнулась я, вскакивая.

Приличные люди должны платить добром на добро, и я хотела так и поступить со своим приемным отцом, пока меня не покинут последние силы, так что сейчас для меня не имели значения ни его крики, ни грубые слова. В тот миг я поклялась, что спасу сеньора Эстебана и сеньору Марию из ловушки Мельхора де Осуны, или не зваться мне Каталиной Солис... или Мартином Неваресом... В конце концов, как бы меня ни звали, в данном случае это неважно.

На закате мы отправились в обратный путь к Санта-Марте, но плыть на запад – это совсем не то же самое, теперь ветер и течение нам не благоприятствовали, так что на тридцать лиг в Картахену нам понадобилось чуть более одного дневного перехода, а на те же тридцать лиг в обратном направлении – по меньшей мере два или три дня. Гуакоа пришлось управлять кораблем, постоянно меняя галсы, чтобы поймать ветер, а остальные моряки работали не покладая рук с такелажем и парусами, чтобы не сбиться с курса и не налететь на скалы у побережья. Хорошо хоть труды на острове меня закалили, а поскольку я выглядела как паренек лет пятнадцати или шестнадцати, никто не ждал от меня многого.

Незадолго до прибытия в порт, когда уже почти опустилась ночь, юнга Николасито, несущий в котелке ужин, вдруг вскрикнул в тревоге, и все повернули головы в его направлении. У правого борта, со стороны земли, перемещались огоньки, похоже, кто-то взмахивал факелами и фонарями, чтобы привлечь наше внимание. Гуакоа бросил молчаливый взгляд на капитана, а тот с непроницаемым выражением лица приказал убрать паруса и остановиться, хотя ничего не сказал о том, чтобы бросить якорь или спустить шлюпку.

– А что, если это ловушка, Матео? – спросила я стоящего рядом моряка, не сводя глаз с загадочных огней.

– Это бухта Таганга, – ответил он, опершись руками о борт и кивнув в ту сторону, – она так близко к Санта-Марте, что группа жителей вполне могла убежать оттуда в случае нападения пиратов на город.

– Или это сами пираты, – предположил испуганный юнга Хуанито.

– Лукас, – сказал отец, – окликни-ка их по-английски, посмотрим, ответят ли.

Я удивилась, узнав о том, что мой учитель Лукас говорит на языке врагов Испании, поскольку мы находились в состоянии войны с Англией уже двенадцать лет, с тех пор как англичане разбили Непобедимую Армаду в водах Ла-Манша. Мурсиец поспешил выполнить приказ своим зычным голосом и выкрикнул несколько слов, которых я не поняла. С пляжа никто не ответил. Огни замерли на несколько мгновений, а потом снова начали свой танец.

– А теперь по-французски и по-фламандски, – велел отец.

И Лукас, хотя я не поняла ни слова, так что с тем же успехом он мог бы кричать и по-турецки, также повиновался, но снова никто не откликнулся, и, как и раньше, огни застыли, но потом снова начали двигаться из стороны в сторону. Вскоре до нас донесся голос:

– Эстебан Неварес! Это вы?

Отец не ответил.

– Сеньор Эстебан, хочу с вами поговорить!

– Осторожней, отец! – встревожилась я, вспомнив злодеев, пробирающихся по пляжу Сокодовер в Толедо. – Это может оказаться какой-нибудь пройдоха и убийца.

– А еще раб, – пробормотал отец, перегибаясь через борт, чтобы рассмотреть, кто окликнул его с берега. – Я здесь! – крикнул он. – А вы кто такой и чего вам надо?

Огни застыли.

– Я король Бенкос!

Мои товарищи изумленно открыли рты. Черный Томе, Антон Мулато, кок Мигель и юнга Хуанито сгрудились у правого борта с радостными восклицаниями. Отец, весьма раздраженный, велел им заниматься своим делом.

– А ну, прочь отсюда, придурки! – набросился он на них. – Если бы в вас выстрелили из аркебузы или мушкета, вы бы уже были мертвы!

– Так ведь темно и ни зги не видать! – возразил Хуанито.

– Эстебан Неварес! – настойчиво повторил голос с берега. – Вы еще здесь или померли с испугу?

– Да больно ты известен вместе со своими подвигами, чтобы я испугался беглого раба вроде тебя!

– Тогда высадитесь на берег, купец! У меня есть к вам дельце!

Отец погрузился в раздумья.

– И какие ты мне дашь гарантии? – спросил он наконец.

– А какие надо?

– Пошли вплавь кого-нибудь из своих людей, и моя шлюпка подберет их на полпути. Они останутся на корабле, пока мы с тобой будем разговаривать.

– Годится! – согласился некий король Бенкос. – Более того, в качестве заверений моих добрых намерений я пришлю вам в заложники одного из своих сыновей!

– Спустить шлюпку! – приказал отец.

– Но в качестве гарантий с вашей стороны, – продолжал король, – я попрошу привезти вашего сына Мартина.

– Стоять! – рявкнул сеньор Эстебан, прекратив маневр. – Откуда беглому рабу знать, что у меня есть сын? – пробормотал он.

– Так вы согласны, сеньор? – спросил король.

– На этом наши переговоры закончены! Откуда ты знаешь, что у меня есть сын и как его зовут?

– Я король Бенкос, – крикнул тот. – Все черные рабы Твердой Земли доносят до меня слухи, сеньор купец! Я знаю всё и всех, и потому здравый смысл говорит мне, что мы придем к соглашению!

Отец скривился, словно увидел привидение или призрак. Похоже, он сомневался, но в конце концов быстро махнул рукой, чтобы шлюпку все-таки спустили на воду, и приказал Хаюэйбо и Матео забрать из воды заложников, но слишком близко к берегу не приближаться. Мы бросили якорь и молча стояли, прислушиваясь к плеску весел.

Когда шлюпка вернулась, стукнувшись о корпус корабля, я поняла, что вот-вот произойдет нечто важное. Об этом говорило мне чутье и липкий пот, выступивший на теле, несмотря на свежий ночной бриз.

На палубу прыгнули четверо вымокших и босых негров в лохмотьях и с непокрытыми головами, а с их кудрявых волос стекала вода. Они недоверчиво огляделись. Оружия при них не было, но мы всё равно с ними не справились бы, поскольку они были крепкими, высокими, широкоплечими и с мускулистыми руками. Одному из четверых, видимо, сыну короля Бенкоса Бьохо, было всего четырнадцать или пятнадцать (столько же, сколько моему брату в день смерти), и он имел самую гордую осанку и смотрел уверенно. Его кожа и черные кудри блестели, словно он намазался маслом.

– Давай, Мартин, – позвал отец. – Пошли.

Некоторое время мы молча гребли к берегу вместе с Хаюэйбо и Матео, разбивая воды веслами. Когда огни на берегу стали служить не только для того, чтобы указывать путь, я смогла различить в центре пляжа человек пятнадцать-двадцать – негров с короткими пиками и шпагами за поясом, которые пристально вглядывались в нашу сторону. Единственной одеждой на них были изодранные и грязные штаны, а торсы они оставили обнаженными. Перед ними стоял старый, но крепкий мужчина, босой, как и все остальные, погрузив ноги и кончик пики в песок в ожидании. Ему было лет сорок, но казалось, что его не сокрушит и ураган, так высокомерно он держался. Без сомнений, это и был король Бенкос.

Хаюэйбо и Томе спрыгнули в воду, когда до берега оставалось десять шагов, и подтащили шлюпку к пляжу.

– Приветствую вас, сеньор Эстебан! – воскликнул Бенкос, приблизившись и склонившись перед отцом, который уже направился ему навстречу. – И тебя, – добавил король, обращаясь ко мне. – Несомненно, ты и есть Мартин Неварес, его сын, уж больно похож. Проходите же и присядьте с нами.

Кружок беглых рабов раздвинулся, чтобы дать нам пройти, и кто-то развел костер из заготовленной кучки хвороста. Рядом ожидали два пустых стула, приготовленные для беседы. Отец и король Бенкос сели. К ним подошел негр с двумя стаканами вина. Остальные уселись на песок.

– Как идет торговля, сеньор Эстебан? – с улыбкой поинтересовался король, подняв стакан с вином. – За ваше здоровье!

Отец тоже отпил и вытер губы ладонью.

– Мои дела уж точно идут лучше, чем твои, Доминго. Ты очень скоро попадешь в руки закона.

– Меня зовут Бенкос, – обиделся тот.

– А когда ты прибыл в Картахену, крестили тебя именем Доминго.

– Когда я прибыл в Картахену, я превратился в скелет под ударами хлыста, живого места на теле не осталось. Я даже не понял, что произошло, когда тот монах окунул меня с головой в воду прямо в порту. Я не понимал по-испански, сеньор, и согласия у меня не спрашивали. В Африке я был королем и никогда вновь не стану рабом, ни в какой части света. Меня зовут Бенкос Бьохо, и если хотите оставаться со мной в добрых отношениях, так меня и называйте.

– А с какой стати мне вести с тобой дела?

Меня очень удивило, что отец, противник рабства, ведет себя подобным образом. Тогда я еще не понимала, что эта ситуация для нас опасна, нас превосходят числом, и отец лишь пытается показать силу, которой не обладает.

– Мы оба в этом нуждаемся, сеньор, – заявил король с насмешливой улыбкой. – Вы должны выплачивать Мельхору де Осуне двадцать пять дублонов три раза в год, а мне необходимо оружие, чтобы защищать наши жилища. У меня есть для вас дублоны, а вы можете купить для меня аркебузы и мушкеты.

– Что еще за жилища? – шепотом спросила я Черного Томе, сидящего рядом.

– Поселения беглых рабов. Многие рабы бегут в болота и горы вслед за королем Бенкосом и основали там несколько поселений, где живут по своим африканским обычаям.

– А ты не хочешь уехать в одно и них? – с любопытством спросила я.

– Я – свободный человек, – гордо прошептал Томе. – капитан купил меня и выдал бумагу об освобождении уже много лет назад. Мне нет нужды сбегать и прятаться.

– А позволь узнать, – спросил отец, – где я раздобуду арбалеты, стрелы, аркебузы, мушкеты и порох в нужном тебе количестве, не возбуждая подозрения властей? Да и кроме того, Доминго, ты ведь знаешь, что в прошлом году галеоны не приплывали, а в нынешнем, хотя я и не хочу впадать в грех прорицательства, но боюсь, что тоже не прибудут [22]22
  В 1599 году из Севильи к Твердой Земле отплыл флот, состоящий из шести военных галеонов под предводительством адмирала Франсиско Коломы, чья миссия заключалась в том, чтобы сражаться с английскими кораблями и забрать из колоний груз жемчуга, золота и серебра. В 1600 году торговые суда тоже не направлялись в колонии Твердой Земли, только в Новую Испанию.


[Закрыть]. Откуда мне взять это оружие, если его и колонистам-то не хватает?

– Конечно же, незаконным путем, – улыбнулся король Бенкос.

– Контрабандой! – воскликнул отец, рассердившись. – Ты выжил из ума, Доминго! Ты же знаешь, какое наказание полагается за торговлю с другими странами. Могут отправить на галеры, откуда уже не вернуться, или даже на эшафот.

– Или можно заработать столько денег, чтобы выплатить долг Осуне и жить как князь до самой смерти в покое и уюте.

– Мой долг Осуне невозможно выплатить, – с достоинством возразил отец.

– Даже если и так, вы могли бы позабыть о нужде и страданиях, когда приходится собирать причитающиеся выплаты. Многие из тех, кого называют пиратами и корсарами, что нападают на это побережье, не кто иные, как обычные чужеземные торговцы, превратившиеся в контрабандистов лишь потому, что отказываются подчиняться королевскому запрету. Свяжитесь с ними и привезите мне то, что поможет защитить мой народ.

– Этим оружием вы будете убивать испанцев, – заявил отец.

– И как испанцы убивают своих рабов? Сами знаете, да это известно всем, что я уже как год с лишком сбежал из Картахены и ни разу ни на кого не нападал, только защищался. Когда сторонники предупреждают меня, что наши бывшие хозяева устроили на нас охоту, мы убегаем в болота, джунгли или горы, куда не смогут добраться лошади и собаки. Но нам надоело сбегать. Мы хотим защищаться, чтобы нас боялись и больше не беспокоили.

– А что это за сторонники такие?

– Все рабы Твердой Земли! – воскликнул король Бенкос, грубо расхохотавшись. – Все, сеньор, все рабы Твердой Земли подслушивают, а потом передают новости из уст в уста, пока через несколько часов они не достигают и самого отдаленного поселения. Нас никогда не могут поймать, потому что все негры хотят, чтобы мы оставались на свободе, живые и невредимые, в надежде когда-нибудь к нам присоединиться. Но нам нужно оружие, сеньор, – продолжал настаивать он, отхлебнув большой глоток из стакана. – Оружие и ваша помощь, чтобы его добыть. Мы хорошо заплатим. У нас есть серебро, которое перейдет в ваши руки в качестве благодарности за услуги и в уплату за ту опасность, которой вы подвергаетесь. Что скажете, сеньор?

Ответа не последовало. Тишину прерывал лишь шум прибоя. Сидящие вокруг костра двадцать человек даже не кашлянули. Через некоторое время король Бенкос потерял терпение.

– Сеньор, – напирал он, – так что вы решили?

– Я бы не согласился, если бы так не нуждался в средствах, – пробормотал отец, понурив голову. – Но будь что будет, я согласен, – он поднял глаза и твердо посмотрел на беглого раба. – Приготовь это проклятое серебро, Доминго, потому что я собираюсь рискнуть своей жизнью, жизнью сына и команды, – голос его звучал хрипло от злости на самого себя. – Я заключу сделку с чужеземными еретиками, нарушив целую кучу законов короны, займусь запрещенной контрабандой, обману королевское казначейство, в общем, совершу всё это, Бенкос, и тебе придется хорошо мне заплатить.

Тот удовлетворенно улыбнулся.

– Привезете мне оружие, а я расплачусь добрым серебром из Перу, что перешло в мои руки прямиком от черных рабов, которые переносили его на своих плечах в Картахену и Портобело, потеряв по пути множество жизней, из самого рудника Серро-Рико, что в Потоси, чтобы их хозяева, энкомендеро и испанские торговцы, могли надуть королевское казначейство, укрыв это богатство от налогов. А теперь как вы смотрите на то, чтобы скромно отпраздновать наше маленькое соглашение?

Отец, хоть и немного удрученный, приказал шлюпке вернуться на корабль, чтобы забрать заложников и моряков, ждущих там развития событий. Тем временем негры вытащили мясо, вино, сыр, хлеб и фрукты в таком количестве, что мне показалось достаточным для королевского угощения. И правда, это было угощением короля, короля Бенкоса Бьохо, который когда-то правил в Африке целым народом, а теперь по странному капризу судьбы повелевал всё возрастающим числом подданных, беглыми рабами, скрывающимися в болотах Матуна в Новом Свете.

Глава 3

Думаю, что последующие месяцы потребовали от отца всей твердости и силы, в противном случае мы бы не прошли через многочисленные трудности и опасности и не выполнили бы своих намерений.

В глазах окружающих всё шло своим чередом, будто ничего не изменилось. Каждые полтора или два месяца мы отплывали, чтобы совершить привычный маршрут из Санта-Марты на Тринидад и обратно. Когда мы возвращались домой, где проводили пару недель, отец заставлял меня заниматься, и в результате я быстро выучилась довольно бегло читать и писать, и лишь тогда он показал мне книги, которые держал в секрете – те самые, что были запрещены списком Кироги от 1584 года и будили во мне дурные воспоминания.

Он сказал, что их печатали на испанском в лютеранских странах, и привозили их чужеземные контрабандисты, заключившие контракт вроде того, на который согласился он, получая хорошую цену, потому что в Новом Свете те идеи, что находились под запретом в Испании и процветали в Европе отступников, вызывали живейший интерес, в особенности антиклерикальные, а также открытое обсуждение народной нищеты, как в книге «Ласарильо из Тормеса». Отец покупал их не таясь на маленьких рынках во время остановок, где прежние владельцы продавали прочитанные книги, боязливо стремясь от них избавиться.

По приказу отца в мои занятия с Лукасом Урбиной включили также начала латыни, поскольку все научные трактаты писались именно на ней, и если бы я ей не овладела, то упустила бы половину мировых знаний. Не знаю, чего он от меня ожидал, я ведь всего лишь обычная женщина, которую учеба заставляет понервничать, не потому что не нравится, а как раз наоборот. Когда начались затруднения с арифметикой, меня стала учить ей сеньора Мария, она сама вела все счета своего предприятия.

Вскоре я привыкла называть ее матушкой, как и все остальные девушки заведения, живущие в доме, хотя это слово для меня всегда значило не больше, чем просто обязанность, потому что в глубине души я хранила образ родной матери, о которой так грустно было вспоминать. Упражнения со шпагой и кинжалом, должно быть, являлись попыткой выработать у меня дисциплину, и я весьма ловко овладела этим искусством, как и верховой ездой и мореплаванием – отец, уж не знаю по какой причине, велел Гуакоа научить меня основным принципам навигации, и я проводила ночи напролет на пляже с молчаливым штурманом, учась управляться с астролябией, компасом, квадрантом, песочными часами и лотом.

Морских лоций у него не было, как и ни у кого другого помимо штурманов флагманских кораблей королевского флота, более того, карты считались столь ценным имуществом, что пираты во время нападений охотились за ними, как за сокровищами. Однако Гуакоа считал карты и портуланы [23]23
  Портулан (или портолан) – морская карта эпохи Возрождения, на которой в основном показана береговая линия и слабо или совсем не выписана суша.


[Закрыть] бесполезными, как, впрочем, и остальные инструменты своего ремесла, используя их не для мореплавания, а во время лекций о небесных светилах, чтобы запечатлеть в моей памяти названия и расположение всех созвездий (Скорпиона, Рака, Рыб, Лебедя, Льва, Пегаса...), как и самых ярких звезд на небосклоне (Антареса, Проциона, Плеяд, Денеба, Регула...), тех самых, что индейцы, хотя и под другими именами, используют с начала времен, чтобы пересекать воды Карибского моря. Как сказал Гуакоа, с ними я никогда не заблужусь и смогу вернуться домой, когда только пожелаю.

Только Гуакоа не знал, что у меня нет родного дома, куда я могу вернуться, здесь я лишь временно и однажды покину этот дом. Но мне очень нравилось запоминать названия звезд, нарисованных на песке во время этих прекрасных южных ночей.

Однако я так и не поняла, зачем мне столько всего учить. Я не собиралась всю жизнь оставаться Мартином Неваресом, а Каталине эти знания были бы ни к чему. Нет образа более смехотворного, говорила я себе, потирая после занятий усталые глаза, чем мой собственный в женской одежде и с секстантом или астролябией в руках. Но жаловаться отцу мне было неудобно, ему и так хватало проблем (а с тех пор как мы повстречались с королем Бенкосом в бухте Таганга, он был более энергичен, чем когда либо), так что я молча училась, считая всё это бесполезным занятием и потерянным временем.

Вот так обстояли дела, когда однажды во время сезона дождей мы вышли из Санта-Марты с полными трюмами бананов, кешью, имбиря, папайи, тростникового вина, кожи и табака, и отец собрал всех на палубе и провозгласил с кормы:

– Не пристало больше заставлять Бенкоса ждать, иначе он найдет другого купца для исполнения своего заказа. В последние месяцы я слушал и вникал, как вести незаконные дела в этих водах.

Мои товарищи по команде кивнули. И действительно, в последнее время мы зачастили в портовые таверны, где отец вел долгие беседы с владельцами, пока мы пили. Я, к счастью, научилась растягивать содержимое своего стакана, чтобы не пить много вина, рома или чичи, которых не выносил мой организм, и никогда не выпивала больше квартильо [24]24
  Квартильо – мера жидкости, примерно пол-литра.


[Закрыть], зная, когда следует остановиться, чтобы не шумело в голове и не выворачивало внутренности. Что доставило мне еще больше неприятностей и трудностей, так это курение, но я приучилась втягивать ртом дым, чтобы не огорчать товарищей, а со временем мне даже стал нравиться табак, который к тому же, как утверждали индейцы, имел целебные свойства.

– Что ж, прекрасно, – продолжал отец, – после долгих раздумий я решил, что мы найдем пиратов и корсаров, прибывших на Твердую Землю из мятежных провинций Фландрии. Как я знаю, предыдущий король, Филипп II, покарал их за неповиновение и завершил долгую войну, закрыв португальские порты, после того как овладел Португалией в 1581 году [25]25
  В 1581 году Филипп II аннексировал Португалию и ее владения по праву наследования.


[Закрыть]. Это решение серьезно сказалось на фламандцах, поскольку они добывали соль в Сетубале для засолки рыбы, а это, как вы знаете, их основное занятие и главный источник доходов, ведь они продают всем остальным народам мира селедку, колбасу, сало и сыры, коими кормятся команды кораблей. Это наказание не испугало фламандцев, они взялись за дело и вскоре нашли новые источники соли взамен Сетубалю. На кораблях под названием флейты [26]26
  Флейт – морское парусное транспортное судно Нидерландов 16-18 веков. Суда этого типа отличались хорошими мореходными качествами, высокой скоростью, большой вместимостью и использовались, главным образом, в качестве военно-транспортных. Это было первое судно со штурвалом вместо румпеля.


[Закрыть] они достигли африканских островов Кабо-Верде и стали привозить соль оттуда, пока два года назад король не наложил новый запрет, так что они обратили взоры к нашим землям. Первый соляной флот фламандцев прибыл несколько месяцев назад и нашел необходимый источник соли в том месте нашего побережья, который мы всегда игнорировали и презирали, считая бесплодным и пустынным, но им, как оказалось, он как раз пригодился. Я говорю о полуострове Арайя, всего в трех лигах к северу от Куманы.

– Арайя? – удивился Матео. – Но там же ничего нет. Это выжженная солнцем земля, на которой нет места жизни. Там нет воды, нет деревьев, растений, даже жалкой тени, чтобы укрыться, и то не найдешь.

– Но там есть соль. И много, как говорят те, кто видел фламандские гукоры [27]27
  Гукор – парусное двухмачтовое судно с широким носом и круглой кормой водоизмещением 60-200 тонн, в основном гукоры использовались как рыбацкие и транспортные суда.


[Закрыть], нагруженные солью по самые реи. Это подтверждает слухи, что соляные копи там – самые обширные в мире.

– Что за гукоры, капитан? – спросил Хаюэйбо.

– Огромные торговые суда, – объяснил отец. Они широкие и пузатые, с высокими бортами, те, кто их видел, говорят, что у них всего две мачты. Начиная с сегодняшнего дня внимательно следите, не появятся ли похожие корабли, потому что, как я сказал, мы собираемся вести дела с фламандцами, более того, не сомневаюсь, что такие вместительные корабли не могут идти из Фладрии пустыми. Наверняка они везут груз контрабанды, который продают на Маргарите, Кумане и Кубагуа. Но есть и другая важная причина, чтобы иметь дело именно с фламандцами. Что еще помимо соли они производят и продают в больших количествах?

Все молчали, потому что это был риторический вопрос.

– Оружие, – заключил отец. Фламандцы делают самое качественное оружие. Уверен, что на своих гукорах они привозят много оружия на продажу.

Мы поплыли курсом на полуостров Арайя и прибыли туда почти через две недели по вине встречных ветров и течений. Останавливались мы только чтобы запастись водой и дровами на одном пустынном пляже, и капитан велел мне постоянно оставаться в рубке с Гуакоа, если я не несла вахту или не учила, опять же по его приказу, фламандский язык, который знал Лукас Урбина, хотя и не слишком хорошо, по его же признанию:

– Достаточно, чтобы понимать врагов, когда я служил солдатом.

– Но сможем ли мы договориться с пиратами?

– Когда на кону всё имущество, Мартин, то обо всем можно договориться.

Однажды я спросила отца, какова разница между контрабандистом, пиратом и корсаром. Он улыбнулся.

– Пираты нападают и грабят, – объяснил он. Корсары тоже нападают и грабят, но говорят, что у них есть на то письменное разрешение своего сюзерена. Контрабандисты ведут незаконную торговлю, но при случае тоже грабят и тогда превращаются в пиратов или корсаров, если получают королевское позволение. Пират, прежде чем грабить, когда-то торговал. Как и корсар. А контрабандист раньше, может, и грабил, чтобы потом мог торговать. Я понятно объяснил?

– Что ж, отец... там видно будет, – пробормотала я.

– Именно, – радостно отозвался он, отвесив мне легкий подзатыльник. Похоже, он полностью позабыл о существовании Каталины Солис. – Взять фламандцев, которых мы ищем. Они прибыли сюда, чтобы забрать соль. Они крадут? Разумеется, потому что эта соль им не принадлежит, они берут ее, не имея никаких прав и не выплачивая налоги. Если они крадут ее, не имея от короля корсарского патента, а у нас с ними один король, и он запрещает трогать соль, то значит, они пираты. Если бы у них был патент, то они стали бы корсарами, а их так и называют, потому что многие их мятежные дворяне выдают такие патенты. Если они ведут незаконную торговлю, а так оно и есть, то они контрабандисты. Ну так кто же на самом деле эти фламандцы, ворующие соль с Арайи?

– Пираты? – предположила я.

– Возможно, сынок, возможно...

За время путешествия мы не заметили ни одного гукора, но как обычно встретили на пути несколько торговых судов вроде нашего в районе бухты Маракайбо и небольшой посыльный корабль, быстрый как ветер, который меньше чем за три недели пересек море, чтобы привезти из Испании королевские письма и указы из Совета по делам Индий, а также почту для губернаторов и других высокопоставленных лиц Твердой Земли, Никарагуа и Перу. С корабля нам прокричали, что за ними следует еще забра [28]28
  Забра – испанское судно 16-17 века, похожее на небольшой фрегат.


[Закрыть], посланная севильской Палатой по делам колоний, с письмами для самых крупных торговцев Твердой Земли и Новой Испании. Это были такие важные письма, что послали эти быстроходные корабли, а бумаги не только были написаны шифром, но их следовало выбросить в море, если корабли атакуют и захватят пираты или враги.

Письма же обычных граждан перевозились на кораблях ежегодного флота, так что многие колонисты ничего не знали о своих семьях в Испании (а те – о них) уже больше года. Окликнувшие нас моряки также видели корабли английских пиратов у Подветренных островов, но обладали большей скоростью и смогли без проблем улизнуть от больших и тяжелых британских кораблей.

Прежде чем они скрылись вдали, отец спросил, не привезли ли они известия о выходе галеонов, но те ответили, что ничего об этом не знают, они не слышали об отправке флота к Твердой Земле и не видели кораблей в севильском порту.

– Очень скоро, – с грустью сказал отец, – начнет ощущаться недостаток необходимых товаров. Положение усложнится.

– Да, я уже видел, – произнес фехтовальщик Матео, – как народ носит одежду из одеял и штор.

– Точно, и я тоже, – подтвердил Хаюэйбо.

– Так значит, скоро снова увидишь, – откликнулся отец, направившись на корму, в свою каюту.

На всем изнурительном пути к Арайе нас сопровождал дождь, заставив откачивать воду не только по утрам, но и весь день кряду, больше того, у Борбураты нас настиг страшный шторм, так что пришлось крепко-накрепко привязать груз к бортам и позволить кораблю плыть навстречу волнам с убранными парусами, доверившись верной руке Гуакоа у румпеля, противостоящего воле волн. Хуанито и Николасито страшно страдали от морской болезни, и отец отправил их в трюм, присмотреть за товаром, поскольку, по его словам, такое постоянно происходит то с одним, то с другим, и в конечном счете мы все почувствуем себя плохо.

Мы вышли из шторма неподалеку от Арайи и, устранив повреждения корабля, сразу же поставили паруса и направились в сторону соляных копей в надежде натолкнуться на фламандский гукор и по-быстрому решить нашу проблему. Но, как мы позже выяснили, гукоры пересекали моря в составе флотилий из шести или восьми кораблей, держась вместе весь путь туда и обратно, и потому невозможно было наткнуться лишь на один из них. Напротив, стоило нам вскоре после полудня приблизиться к порту Арайя, мы увидели полную флотилию пузатых судов, выстроившихся в оборонительную позицию, с выкаченными и готовыми к выстрелу пушками.

Громовой раскат пушечного выстрела предупредил, чтобы мы не двигались дальше. Это был предупредительный выстрел, каменное ядро погрузилось в море, подняв гигантский столб воды, примерно в шестидесяти варах от нашего носа, со стороны правого борта.

– Останемся здесь, – сказал отец, оглядывая фламандский флот, – а не то потопят.

– Возможно, стоит с ними поговорить, капитан, – предложил Лукас.

– Вот и займись этим. Сообщи, что мы хотим торговать.

Лукас залез на бушприт, что располагается на носу, и, обхватив его ногами, словно мартышка, приставил ладони ко рту и прокричал свою галиматью. Фламандцы что-то крикнули в ответ. Потом Лукас спустился с бушприта и вернулся к отцу.

– Сеньор Эстебан, они просят прислать парламентера.

– Так и сделаем, – ответил отец с серьезным выражением лица.

Всё это ему не нравилось, и лишь грядущее разорение заставило его прибегнуть к подобным сделкам, а хуже всего, что с того мгновения, как он заключал договор с фламандцами, сам он становился в глазах закона контрабандистом, что для такого гордого и благородного идальго было тяжким грузом, не говоря уже о том, что отцу пришлось заключить соглашение с беглецами, разыскиваемыми законом. Столько неприятностей, да еще в таком преклонном возрасте, я даже начала опасаться за его жизнь и здоровье, потому что видела, как день ото дня он ослабевает и иссыхает.

Мы спустили на воду шлюпку, и отец, Лукас, Хаюэйбо и Антон отправились к главному судну флотилии. Они довольно долго не возвращались. Дождь усилился, и все оставшиеся на «Чаконе» играли в карты, хотя в тот вечер даже Родриго казался «невинной овечкой» – так, по его словам, называли в картежных притонах новеньких и наивных игроков. Когда Николасито, следивший за фламандцами, прокричал, что шлюпка возвращается, все побросали карты, тут же вскочили и выглянули за борт, не успели еще карты упасть на палубу, до того всех снедало беспокойство.