Текст книги "Твердая земля (ЛП)"

Автор книги: Матильде Асенси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Мы оба бросились к бригадиру и вытащили его из вонючей воды, куда он уже погрузился по самый нос и чуть не захлебнулся. Бедолага квартерон больше не ругался, а закашлялся и опустошил желудок, оказавшимся и без того пустым. Он застонал, словно под пыткой.

– В порт, Мартин. Ему нужно освежиться.

Если бы не наша помощь, бедняга квартерон к рассвету утонул бы на улицах Борбураты, так что, с какой стороны ни посмотри, у нас было право с ним прогуляться, как мы того и хотели. По пути мы стянули с него грязный коричневый плащ и черный камзол, оставив только в хубоне и плундрах, грязные чулки свалились почти до самых ступней. Море было теплым, Родриго окунул его несколько раз, пока не смылась грязь с лица и одежды. Вскоре его взгляд немного прояснился, и он начал приходить в себя.

– Что такое? – изумленно спросил он. 
Индейская кровь наградила его слегка раскосыми глазами и острым длинным носом, а испанская – белой мраморной кожей с многочисленными веснушками.

Мы усадили его на берегу, а сами сели рядом на песок, лицом к морю, так что скудные огни города падали на лицо бригадиру, а мы оставались в тени, освещенные лишь лунным светом. Тень «Чаконы» вырисовывалась в сотне шагах вглубь моря, среди прочих кораблей, стоявших там на якоре.

– А то, что нынче ночью мы спасли тебя от неминуемой смерти, – объяснила я.

– Вы что, женщина? – удивился он.

Мой голос, темнота и остатки рома приоткрыли истину.

– Следи за языком, паскуда! – поспешно взвилась я. Родриго промолчал. – Я мужчина, более того, мужчина, который может дать тебе такую оплеуху, что позабудешь собственное имя!

Он пробормотал какие-то извинения и потер глаза, словно пытаясь проснуться и увидеть реальность вместо фантазий.

– Поговорим о твоем хозяине, Мельхоре де Осуне, – сказал Родриго.

– О моем хозяине? Зачем?

– Потому что мы так хотим.

– А кто вы такие?

– Не твоего ума дело, важно лишь то, что мы говорим, – ответила я с достоинством, пытаясь восстановить свою мужскую честь бравадой и прочей чепухой.

– Ну, тогда я ухожу, – заявил он, поднимаясь на ноги.

– Куда это ты собрался? – буркнул Родриго, пнув его по коленям, так что тот споткнулся и упал.

Бригадир перепугался.

– Позвольте мне уйти, сеньоры, не задерживайте меня, Бога ради! – взмолился он. – Чего от меня хотят ваши милости?

– Мы уже сказали, придурок, – хохотнул Родриго. – Хотим поговорить о Мельхоре де Осуне. Рассказывай, что знаешь, то да сё, нам интересно всякое.

– Но, но... вы же меня убьете!

– Ну как же мы можем тебя убить, идиот ты эдакий, мы же твои добрые друзья и желаем тебе только добра! Говори, и мы не причиним тебе вреда.

– Врете! Собака свою кость не выпустит!

Мой товарищ потерял терпение, и в ту ночь я получила ценный урок: если человек не хочет говорить, приставь ему нож к горлу, и он запоет, как канарейка. Иларио Диас пел охотно и сладко. Больше его уговаривать не пришлось, и помимо всякой путанной чепухи относительно своего происхождения – оказалось, что этот карибский квартерон сам из семьи Осуны, брат Мельхора и состоит в родстве с Курво, и слезливых рассказов о несчастьях, оскорблениях и унижениях, которые причинил ему обожаемый хозяин на протяжении всей жизни, он поведал нам многочисленные сплетни и слухи о Мельхоре: что тот содержит несколько любовниц, что выбил глаз своей жене во время ссоры, что много играет в карты и однажды потерял десять миллионов мараведи разом, что у него семьдесят детей-метисов, что он хладнокровно убил двух человек...

– Расскажи о его делах, – потребовала я, устав от стольких подробностей. – Что за товары он держит на складе, который находится под твоим присмотром?

Квартерон повернулся и покрылся испариной, он явно был взволнован.

– Какие товары я храню? – возмутился он с дрожью в голосе. – Обычные, как и у всех, на любом складе или в лавке.

Родриго ткнул кинжалом, и квартерон завопил.

– Дружище Иларио, – произнес он с сарказмом, – погляди, как мне легко тебя прикончить, тем более, что, выйдя из притона, ты сам чуть не утонул в канаве. Если будешь кричать, я перережу тебе глотку.

– Нет надобности мне угрожать! – выкрикнул бригадир, откинув голову назад, подальше от острия. Ладно. Я расскажу всё, я уж понял, что вы хотите знать. Конечно, вы интересуетесь товарами, которые мой хозяин продает по хорошей цене, когда их не хватает из-за того, что флот их не привозит, так ведь?

– О чем это ты? – удивилась я.
Мой спутник пожал плечами.

– Объяснись-ка, шельмец!

– Клянусь, сеньоры, я не знаю, как так выходит, что у моего хозяина всегда в достатке товаров, но дело в том, что когда он накапливает на своих складах крупные партии плугов, к примеру, или полотна из Сеговии, или воска, или посуды... всегда выходит так, что следующий флот не привозит этих товаров. Потому он и продает их так дорого, ведь их нет и в ближайшем времени не предвидится. Вас это заботит, сеньоры?

Что пытается рассказать этот мерзавец? Что Мельхор де Осуна заранее знал, каких товаров не будет хватать на Твердой Земле? Что он заранее знал, что привезет флот? Если это правда, хотя кажется настоящим безумием, то, несомненно, речь идет о мошенничестве гигантского масштаба, потому как эти сведения Мельхор мог получить только через своих покровителей и кузенов, братьев Курво. Но как, в свою очередь, их добывали братья Курво? Более того, кто в Испании решал с целью извлечения собственной выгоды, какие товары отправить в Новый Свет, а затем каким-то образом сообщал об этом братьям Курво? У меня голова пошла кругом, как и у Родриго, который глядел блуждающим взглядом, словно вставший на дыбы конь.

– Ты уверен в том, что говоришь, мерзкий ты прохвост? – накинулась я на бригадира. – Смотри, если всё это враки, то твоя голова будет насажена на пику еще до восхода солнца!

– Я лишь говорю о том, что вижу на собственном складе, не более! Я знаю, что туда поступает, сколько времени хранится и когда продается, так что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два.

– И ты уверен, что тебе не известно, откуда твой хозяин заранее узнает, каких товаров будет не хватать? – спросил его побледневший Родриго, пытаясь выглядеть незаинтересованным.

– Да откуда ж мне знать? – возмутился бригадир, но это возмущение было явно фальшивым, он, несомненно, врал. – Думаете, я могу заставить такого знатного хозяина, как мой господин, рассказать мне столь важные вещи?

Охотники, превратившиеся в дичь – вот кем были мы с Родриго. Если бригадир начнет болтать, мы покойники. Это было не в его интересах, но если однажды по какой-то причине он всё же проболтается, Мельхор де Осуна и его влиятельные родственники отправят нас на дно морское с привязанным к ногам камнем.

– Возможно, – робко добавил квартерон, – конечно, в случае, если вы решите убрать кинжал от моей шеи, возможно, я рассказал бы вам еще кое-что, что вас заинтересует.

Мой товарищ, полумертвый от страха, кивком подал мне знак, что мы отклоняем предложение, и безжалостно нажал на кинжал, порезав шею бригадиру, так что тот застонал от ужаса.

– Хватит, братец! – воскликнула я. – Пусть говорит.

– Во имя...!

– Хватит, говорю же! Отпусти его, и пусть говорит.

Родриго опустил руку с кинжалом.

– Весьма признателен, сеньор, – промычал квартерон, погладив кадык.

– Говори! – приказала я. – Говори, а не то не выйдешь отсюда живым.

– Уверен, вы захотите узнать, – начал рассказ квартерон, – что мой хозяин, воспользовавшись своими знаниями о том, что привезет флот, годами надувал некоторых купцов Твердой Земли, подписывая с ними контракты на поставку товаров, которых как раз и не будет. И когда эти купцы не могли выполнить условия контракта, он по закону завладевал всем их имуществом, а поскольку все они уже были в годах, главную прибыль получал, заставляя их выплачивать ежегодную ренту за то, что сдавал внаем их же собственное имущество, так что эти люди всю недолгую оставшуюся им жизнь были связаны по рукам и ногам и боялись попасть на галеры. Эти деньги были значительным довеском к его прибылям. Могу указать троих из таких торговцев: Фернандо Веласко из Коче, ныне покойного, Эстебана Невареса из Санта-Марии и Фелипе Альмагро из Риоачи, также скончавшегося от старости. Знаю точно, что есть и другие, но мне неизвестны их имена.

Я не не могла поверить в то, что рассказывает этот прохиндей. Мельхор де Осуна, действуя в одиночку, чтобы не впутывать своих прославленных кузенов, был бессердечным мошенником и вероломным вором, заслуживающим повешения на главной площади Картахены. Мой отец стал не только жертвой обмана, который вынудил его сделаться вопреки своей совести контрабандистом, но и попал в ловушку могущественного семейства мерзавцев, бандитов и лжецов.

На Твердой Земле были и другие несчастные вроде него, по меньшей мере два или три торговца, из которых Осуна до самой смерти высасывал всю кровь, и, видимо, они принесли ему не меньшую прибыль. Я ощутила, как в груди вскипает ярость, хотелось закричать, наброситься на Осуну со шпагой, побежать за альгвасилами и вручить им этого подлеца Иларио Диаса, чтобы они выслушали его рассказ, как слушали мы, и чтобы Осуна, братья Курво и все прочие подобные им очутились в темнице, перед лицом закона, на эшафоте и в аду. Но мне было понятно, что только по свидетельству пьяного бригадира ни один судья не выступит против родственника братьев Курво, даже если этот пройдоха доживет до суда, что весьма маловероятно. Если Осуна и правда хладнокровно убил двух человек, то чего ему стоит убить еще одного, тем более своего служащего и квартерона?

Будучи женщиной, всю кипевшую во мне ярость я выплеснула в слезах, к счастью, сумерки их скрыли, так что ни Родриго, ни омерзительный бригадир ничего не заметили, и именно тогда я начала хладнокровно ковать план, идею необходимой, справедливой и жестокой мести.

– И что теперь будем делать? – спросил меня Родриго.

– Отпустим его.

– Благодарю вас, благодарю, сеньор!

– Что, вот так просто? Завтра же он обо всем донесет хозяину.

– Я не скажу ни слова! Что я могу сказать, сеньоры, ведь он тут же обвинит и меня!

– Он не проболтается, братец, – ответила я очень спокойно, вытерев слезы, как стирают пот. – Его жизнь зависит от этого.

– Я скорее проглочу собственный язык, чем скажу хоть слово! Клянусь, сеньоры!

– Мы полагаемся на милость этого пропойцы, братец. Подумай над этим.

– Он даже не знает наших имен, – напомнила я, в этом я была уверена, поскольку мы ни разу не назвали друг друга по имени в его присутствии. Проблема заключалась в том, помнил ли он, что играл с Родриго в карты. – Чем ты занимался нынче вечером, прежде чем оказался здесь с нами? – спросила я.

– Ну... не помню... – он задумался и, похоже, искренне. – Я поужинал дома, это я помню, и очутился в таверне, а потом пошел в игорный дом, по крайней мере, вышел из таверны с этим намерением, чтобы сыграть на полученное жалованье, а потом ничего не помню. Нужно сосчитать мараведи в карманах.

Нас он не помнил. Тем лучше для него.

– Братец, – сказала я Родриго, – надавай ему столь пинков и оплеух, сколько пожелаешь, избей до полусмерти, чтобы никогда не забыл эту ночь и наш разговор. И чтобы почувствовал из твоих рук, что если проболтается, если хоть раз что-нибудь скажет, мы его найдем – мы или наши друзья, где бы он не скрывался, вытащим из убежища и заткнем рот навечно.

– Я ничего не скажу! – заныл трус. – Что я этим получу, кроме вреда и убытков? Хозяин меня живьем на куски порвет, если узнает, что я вам понарассказывал. Он же уверен, что я просто дурачок и простофиля. Отпустите меня!

Родриго посмотрел на меня немного удивленно, то ли оттого, что я дала ему такой приказ, то ли потому что сомневался, что я и правда имею это в виду, но мое молчание его убедило. Устало махнув рукой, он поднялся, проворно отряхнул песок и задал бригадиру такую трепку, что под конец тот действительно выглядел мертвым, а одежда Родриго насквозь промокла от пота и чужой крови.

– Достаточно? – спросил меня он, облизав раны на костяшках пальцев.

– Он жив?

– Как по мне – жив, хотя уже совсем близко к воротам святого Петра.

– Ну и оставь его, пусть его найдут поутру.

– А если мы столкнемся с ним на улице, и он нас узнает?

– Мы отплывем из Барбураты, прежде чем он снова сможет ходить.

Я говорила так холодно, что Родриго посмотрел на меня с тревогой. Да я и сама была встревожена. Я не знала, что со мной происходит и сомневалась в своем рассудке, пока мы шли в сторону таверны, где остался отец и остальные. Вероятно, они уже беспокоились о нашей задержке.

– А ты подумал, Мартин, что Осуна получает сведения о флоте от своих кузенов Курво? – прошептал мне Родриго, пряча окровавленные руки за спину.

– Разумеется, – ответила я, замедлив шаг. До двери таверны оставалось меньше тридцати шагов.

– А откуда их получают Курво? Об этом ты подумал?

– Мне не пришло в голову ничего другого, кроме как что от третьего брата, того, что живет в Севилье и руководит семейным предприятием.

– Фернандо?

– Он самый, – кивнула я. – Фернандо Курво наверняка имеет связи в севильской Палате по делам колоний, а именно там, насколько я знаю, определяют, сколько кораблей войдет в состав флота и сколько и какие товары они повезут.

Родриго остановился прямо посреди улицы.

– Определяют, говоришь. Определяют в Палате по делам колоний, но кто на самом деле решает, так это Консульство в Севилье.

– Консульство? Что за консульство?

– Консульство по торговле с Индиями [36]36
  Консульство, или Университет торговцев Севильи, было основано в 1543 году как частная организация, призванная защищать интересы торговцев. Со временем оно полностью взяло под свой контроль торговлю с Вест-Индией, все юридические, финансовые и торговые вопросы.


[Закрыть]. Все торговые сделки между Севильей и Новым светом должны быть записаны в его книги. Тем самым отстраняют от таких сделок иностранцев. В последние годы его власть так возросла, что именно консульство, а не Палата по делам колоний организует флот, и тот, что отправляется из Новой Испании в Веракрус, и галеоны, прибывающие в Картахену и Портобело, и с тех пор как король начал предлагать должности в Палате по делам колоний на продажу, богатые купцы завладели всем.

– И как это король допустил, чтобы такая важная торговля ускользнула из его рук?

– Бога ради, Мартин! А сам-то как думаешь? Ради денег, разумеется, как и всегда! Консульство в Севилье делает существенные подношения королю Филиппу, чтобы заполучить его благоволение, и потому он прощает разные огрехи в торговле, в особенности мошенничество с учетом, потому как ему одалживают значительные суммы, которые его величество и не думает возвращать. Не говоря уже о тех многочисленных случаях, когда король просто отбирает товары, привезенные флотом в Севилью. В общем, ради этого король и продал права Палаты по делам колоний за многие тысячи дукатов.

– Филипп II тоже так делал?

– Филипп II, его отец Карлос I, а теперь и Филипп III. Все эти проклятые Габсбурги! Им вечно не хватает денег на войну за какие-то далекие земли! Испания в долгах, как в шелках, и всё по их вине, как и по вине основных европейских банкиров: Фуггеров, Гримальди, Грилло...

– Ладно, – сказала я, – вернемся к нашему делу. Предположим, что Фернандо Курво имеет в Севилье доступ к решениям Консульства относительно флота.

– Не сомневайся.

– Согласен. Фернандо получает эти сведения, – кивнула я. – И из Севильи отправляет братьям письма в Картахену на тех посыльных кораблях, которые снаряжает Палата по делам колоний для торговцев Твердой Земли и Новой Испании, тех самых, что мы столько раз встречали в этих водах, а в письмах сообщает, каких товаров не будет. Курво собирают эти товары на складах.

– И не забудь, что у них есть и собственные торговые суда, – добавил Родриго.

– Что ты этим хочешь сказать?

– А то, о каком серьезном мошенничестве идет речь, если выяснится, что Фернандо, принимающий решения, что отправить из Севильи с флотом, сам имеет в собственности торговые суда.

Я поразмыслила над этим несколько секунд.

– А мы можем узнать, не покупал ли он какой-нибудь груз в Палате по делам колоний или в Консульстве?

– И как мы это узнаем? – удивился Родриго. – Фернандо Курво – в Севилье, а мы – на Твердой Земле. Он – один из самых известных торговцев, а мы, если я правильно помню, бесславные контрабандисты.

– В Картахене кто-нибудь наверняка знает, – возразила я.

– Естественно. Его братья, Ариас и Диего Курво. Собираешься их спросить?

Раздраженное ворчание отца из-за двери таверны застало нас врасплох. Я увидела его, резко и рассерженно жестикулирующего и зовущего нас. Родриго тут же умолк, ожидая моего ответа с озорной ухмылкой.

– Может, и спрошу, братец, может, и спрошу, – ответила я. – И сделай милость, не рассказывай ничего моему отцу.

– Почему это? – удивился он. – Для него это важно!

– Доверься мне, Родриго. Я знаю, что делаю.

– Это же предательство!

Отец по-прежнему голосил во всю глотку, подзывая нас, несмотря на то, что мы остановились. Вскоре все жители Борбураты выбегут на улицу с оружием в руках, решив, что на город напали пираты.

– Нет, Родриго. Ты же знаешь, что отец никогда не решит проблему с Мельхором. Ты знаешь, что он вынужден будет платить ему до конца своих дней. Более того, ты наверняка знаешь, что некоторое время назад он попросил меня позаботиться о матери, о вас и девушках борделя после его смерти, потому что мы останемся без дома, лавки и корабля. 
Родриго засопел, и я поняла, что до него начинают доходить мои намерения.
– Не выдавай меня. Позволь мне подумать обо всем, что нам рассказал нынче ночью этот подлец Иларио Диас, и найти способ выбраться из этой трясины, а ты тем временем сохрани тайну.

На загорелом лице бывшего игрока, любителя трюков за карточным столом, появилась улыбка.

– Ладно, – ответил он. Но я тоже с тобой. Ты должен рассказывать мне всё.

– Клянусь честью, так и будет, – сказала я, пустившись бежать в сторону отца.

Три месяца спустя мы вернулись на Санта-Марту, с шебекой, нагруженной оружием и порохом до самых бортов. Стоял август, сезон дождей был в самом разгаре, а это означало жесточайшие шторма, тайфуны и ураганы, бушующие в Карибском море. Отец не торопился отдать груз Бенкосу. Он сказал, что устал и хочет наконец-то обедать в собственном доме и спать в своей постели. Вопреки его желаниям, в скором времени подходил срок выплаты очередной трети ежегодного платежа. До наступления тридцатого дня месяца нам следовало явиться в Картахену, чтобы посетить Мельхора и вручить ему двадцать пять дублонов.

При нашем появлении матушка просияла. Она подготовила нам королевский прием, праздник длился целых два дня кряду. Она была так рада, что даже у отца поднялось настроение и он немного позабыл о своих заботах. Музыканты нашей команды присоединились к оркестру борделя и по вечерам играли на улицах Санта-Марты импровизированные концерты перед соседями, которые болтали у дверей своих домов, гуляли по берегу или направлялись к реке Мансанарес, чтобы окунуться. Чича, ром и самогон разогрели сердца, и девушки работали без устали, пока остальные танцевали, пировали или дремали во время сиесты – в те часы, когда нещадно жгло солнце. Неделей спустя после нашего приезда из джунглей явились пьяные соседи, которым было невдомек, что праздник уже закончился.

Вскоре после окончания пирушки, во вторник утром, матушка вызвала меня к себе в кабинет. Когда я вошла, отец мирно разговаривал с ней о доходах и расходах борделя. Для моего обучения арифметике матушка использовала вместо учебника свои учетные книги, и оба знали, что я в курсе всех дел борделя.

– Проходи, Мартин, – сказала матушка, покуривая толстую сигару. – Садись, сынок.

Я подтащила кресло и села рядом с отцом.

– Ну вот, вы оба здесь, – произнесла матушка, бросив на нас довольный взгляд. – Хочу вас порадовать, ибо в последние годы, когда вы занимались контрабандой, мы собрали достаточное количество денег, чтобы вытащить наше имущество из рук Мельхора де Осуны.

Отец задумчиво склонил голову. С тех пор как меня удочерили, точнее, усыновили, матушка обращалась со мной с любовью, почти как родная мать. Но всё же между нами всегда оставалась стена, которую ни одна из нас не хотела ломать.

– Зачем ты упорствуешь, Мария? – обратился к ней отец, едва сдерживая гнев. – Ты же знаешь, что нашу собственность невозможно выкупить.

– Нет ничего невозможного, Эстебан.

– До моей смерти это невозможно, разве я когда-нибудь тебе врал? – закричал он. – Когда это случится, то Осуна всё продаст. Прибереги эти деньги, Мария. Сохрани их до той поры, а в день моей смерти отдай Мартину. Он знает, как ими воспользоваться.

– Да чтоб мне пропасть, Эстебан, если ты не потерял рассудок! Что мы потеряем, если попытаемся? Ты столько твердишь о своей смерти и не задумываешься, что, может, Осуна уже ее заждался. А ты что скажешь, Мартин? – неожиданно спросила матушка, судя по выражению ее лица, ожидая, что я ее поддержку.

С того вечера, когда мы разговаривали с Иларио Диасом в Борбурате, голова у меня шла кругом. Мы с Родриго никому ничего не сказали, но время от времени тайно встречались в отсеке для якорей и канатов, где в скудном освещении, проникающем через клюзы, терзались воспоминаниями о бесчинствах братьев Курво и Мельхора. Родриго тысячи раз повторял, что подписанный отцом контракт, позволяющий использовать дом, лавку и корабль до самой его смерти – это вещь неизменная и законная, его невозможно отменить кроме как по воле Осуны, который наверняка имеет подкупленных судей и королевских чиновников в Картахене, чтобы нотариусы официально признали эти контракты. Мы думали, что Курво наверняка кому-нибудь из них платят.

– Мне кажется, – пробормотала я, – что отец прав, матушка. Мельхор де Осуна не позволит выкупить наше имущество, потому что тогда он потеряет деньги.

– Какие деньги он потеряет? – возмутилась она, выпустив изо рта струю дыма. – Мы лишь хотим, чтобы он сам назвал сумму и сделал нам предложение!

– И сколько же дублонов мы собрали? – поинтересовался отец.

– Четыреста. Я смогла сберегать по сотне в год, помимо выплаты семидесяти пяти Мельхору.

Отец помрачнел.

– Он и слышать ни о чем не захочет за такие деньги, – сказал он.

Я вздрогнула. Я знала, что Осуна не хочет ничего продавать, но чтобы даже за четыреста дублонов? Боже ты мой! Знает ли отец, сколько это будет в мараведи?

– Он попросит по меньшей мере вдвое больше, – продолжил он.

– И что еще? – рассмеялась матушка. – Испанскую корону? Трон небесный?

– Я же сказал, что он не хочет продавать! – взорвался отец.

– Так попробуй! – в свою очередь выкрикнула матушка. – Чего тебе стоит спросить? Сделай это ради меня, Эстебаньито! Я не хочу ждать твоей смерти, чтобы получить обратно свой дом! – она помолчала несколько мгновений, а потом пылко поправила себя: – Наш дом, Эстебан. Разве ты забыл, что здесь родился наш маленький Алонсо и здесь провел свою недолгую жизнь, в этих комнатах?

Я онемела от удивления. У отца и Марии Чакон был сын, который незнамо когда умер, еще в детском возрасте. Я никогда не слышала и не знала об этом ребенке, никто не произносил о нем ни слова, словно его имя и существование были стерты из воспоминаний.

Но благодаря своей хорошей памяти я припомнила одну маленькую деталь из того дня, когда впервые вошла в этот дом и в этот кабинет. Узнав, с помощью какой хитрости мне удалось избежать брака с несчастным Доминго Родригесом, матушка тогда сказала, что как бы мне не хотелось сойти за сына Эстебана Невареса, я никогда не стану как... И тут она остановилась. Отец быстро поднялся со стула, встал перед ней на колени и погладил лицо. Без сомнений, оба думали об одном и том же, но в тот день ничего не сказали, как и потом. Теперь, однако же, сеньора Мария упомянула об этом болезненном воспоминании, чтобы отец отправился на переговоры к Мельхору де Осуне.

– Ты слышал меня, Эстебан? – настаивала матушка.

– Я слышал тебя, женщина, – грустно ответил он.

– И что ты решил?

Отец казался таким старым и усталым, как никогда, он посмотрел на нее, слегка кивнув.

– Я попробую, – наконец произнес он. – Но Осуна не уступит.

Матушка вышла из себя.

– Предложи ему четыреста дублонов! Вот увидишь, он от них не откажется. Кто бы мог отказаться от целого состояния!

Отец пожал плечами, медленно поднялся на ноги, сделав над собой усилие, и направился к двери.

– Идем, Мартин, – приказал он мне. – Нам нужно осмотреть груз на шебеке. Я не хочу, чтобы произошло несчастье, слишком много пороха на борту.

Матушка, отрешившись от своих смутных грез, тут же отреагировала.

– Ты должен был отвезти оружие Бенкосу, а не держать его столько времени в Санта-Марте!

– Так я и поступлю! – ответил он уже из большой гостиной. – Мартин, я тебя жду!

Я собиралась уже бежать, но на секунду задержалась.

– Мне жаль, что не смог вам помочь, матушка, – пробормотала я.

– Иди же. Оставь меня.

– Я с ним поговорю, – сказала я, прежде чем выбежать из кабинета. – Предоставлю ему самые веские аргументы самыми убедительными словами, и он с большей готовностью согласится переговорить с Мельхором и убедить его.

Она взглянула на меня и попыталась спрятать свою благодарность за плотным облаком дыма от сигары.

– Знаешь, что сказал бы любой другой мужчина на месте Эстебана в самом начале этого разговора? Что он будет делать то, что хочет, а обязанность женщины – склонить голову и слушаться его, не споря, повиноваться его желаниям. Ты не сможешь предоставить отцу больше аргументов, Мартин, это дело слишком его беспокоит. Он прекрасно знает, как обращаться с Осуной. Он же не просто так посещал его все эти десять лет.

– Да, матушка.

– Так что ступай на корабль и веди себя тактично, – попросила она.