Текст книги "Счастливая семья (сборник)"

Автор книги: Маша Трауб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Маша Трауб
Счастливая семья (сборник)

© Трауб М., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Счастливая семья
Повесть

Посвящается Джеральду Дарреллу

Конечно, это была идея мамы. Она решила, что в квартире нужно срочно делать ремонт. Просто необходимо. И если не сделать, то всё. Она так и говорила – «всё», а что «всё» – не объясняла, только глаза закатывала. Ее «всё» могло означать землетрясение, конец света, наводнение и прочие бедствия.

– Может, в следующем году сделаем? – тихо спросил папа.

– А Сима? Где будет жить Сима? – ахнула мама.

Серафима, Сима – моя сестра. Ей пять лет. И до своих пяти лет она жила везде, оккупировав всю квартиру, включая мою комнату, папин кабинет и спальню родителей. Ей совершенно была не нужна своя комната – ее игрушки были разбросаны даже в коридоре. Собственно, Сима считала, что вся квартира – ее, и она просто разрешила остальным членам семьи поставить свои диваны, кровати и столы на ее территории.

– А мы куда денемся? – еще тише спросил папа.

– Не знаю, – отмахнулась мама, – что-нибудь придумаю.

Вот это мама умеет – придумывать так, что мало никому не покажется. Иногда я даже побаиваюсь ее фантазий. Впрочем, как и папа. И моя сестра. И бабушка. И дедушка. Никто не может предсказать, до чего она додумается в следующий раз.

Я хочу представиться. Меня зовут Василий, и не спрашивайте, почему меня так назвали. Ни в чью честь. Маме нравилось, что я один Вася на детской площадке, да и во всей округе. Мне двенадцать лет. Я люблю физику, алгебру, химию, биологию. Наверное, поэтому меня еще держат в семье за человека – ни папа, ни мама в этих дисциплинах ничего не понимают. Мама даже не может отличить по картинке членистоногих от многоножек. Папа ничего не понимает в графиках и функциях. Про дроби я уже даже не говорю. Мне кажется, что Сима больше понимает в точных науках, чем мои родители. Хотя иногда это раздражает: папа смотрит на меня с телячьим восторгом – все-таки я первый математик в семье гуманитариев, а мама лезет целоваться.

Это я к тому рассказываю, чтобы вы лучше представляли себе моих родителей. Они никогда не поступают так, как подсказывает логика. Им неведома теория относительности. Мама просто верит в прекрасное, а папа – пессимист. Он вообще ни во что не верит. Я верю в природу, числа и разум. Хоть какой-то. Но разум передается через поколение, так что природа отдохнула на моих родителях. Зато сполна одарила их чувствами и эмоциями. Если мама не размахивает руками, значит, у нее болят руки или спина. В принципе она может вообще не говорить, только махать. Папа же обычно тихо бурчит. Так тихо, что приходится прислушиваться.

– У меня для вас прекрасная новость, – сообщила мама за ужином, и мы тут же перестали есть. Ее радостный вид не предвещал ничего хорошего. – На время ремонта мы переезжаем! Догадайтесь, куда? Ни за что не догадаетесь!

– Это точно, ни за что не догадаемся, – согласился папа.

– Мы переезжаем на Корфу! – объявила мама, как будто речь шла о том, что мы летим на Марс в составе первой экспедиции.

– А поближе нельзя? – уточнил папа.

– Нельзя! Я уже все решила, это во-первых. А во-вторых, забронировала чудесный дом. И в-третьих, это будет интересно Васе. И Симе тоже полезно провести лето на море. Вася, ты обязательно должен прочесть Даррелла! Тебе очень понравится!

Про Даррелла у меня потом спросили раз двести, нет, триста. Каждый мамин или папин знакомый или знакомая, которые узнавали, что мы переезжаем на Корфу, считали своим долгом рассказать мне про Даррелла. Я говорил, что читал, что понравилось, но в конце концов мне это надоело, и я просто молчал и кивал. Почему-то от меня все ждали, что раз я мальчик и мне двенадцать лет, то я должен изучать лягушачьи икринки и интересоваться размножением богомолов. Объяснять взрослым, что в моем возрасте в XXI веке уже даже размножением людей не очень прилично интересоваться, я не решался.

Мама наотрез отказалась говорить папе, в какое именно место мы едем. Это был сюрприз.

– Я нашла чудесный дом! – повторяла она, убеждая то ли папу, то ли себя.

– Хоть на севере или на юге? – Папа не рассчитывал на ответ.

– Не знаю. А какая разница? – удивлялась мама, как будто теперь речь шла о переезде в соседний подъезд.

– А где нашла? – не отставал папа.

– У чудесной женщины! – восклицала мама, как будто эта характеристика давала хоть какую-то гарантию, что дом в принципе будет.

Конечно, для мамы север или юг острова – совсем не принципиально. Вот уже несколько дней она упаковывала вещи, из-за чего одна комната стала нежилой – в ней громоздились чемоданы, картонные коробки, сумки, скотч и еще много всего нужного. Например, пупырчатая пленка для тарелок и других ценных предметов. Сначала я, потом и папа с Симой подолгу застывали над куском пленки и щелкали пупырышками. Папа рассказывал, что раньше он все упаковки шоколадных коробок общелкивал. Маму же эти звуки раздражали, и она боялась, что мы отщелкаем весь рулон пленки.

Ее метод сборов не отличался логикой – она подходила к шкафу, сдергивала блузку или юбку и, проходя мимо «упаковочной» комнаты, забрасывала вещь туда. Точно так же она бросалась лекарствами, Симиными игрушками, полотенцами и один раз собиралась зашвырнуть в комнату утюг и гладильную доску. Когда из вещей собралась внушительная куча, мама села их разбирать – часть она собиралась взять с собой, часть упаковать в коробки и отправить на время ремонта на склад.

Можно сказать, что матери у нас больше не было – мы питались в кафе, перезнакомились со всеми курьерами по доставке пиццы, поскольку мама сидела на полу в комнате и перекладывала вещи из коробок в чемоданы и обратно. Отдельно у нее стоял пакет для мусора, в который она складывала сломанные игрушки, разбитые чашки и прочий хлам – с ее точки зрения, естественно.

– Почему мне никто не помогает? – восклицала она и съедала целую большую пиццу, которую мы с папой собирались разделить на двоих. Папа брался за столовый сервиз, но отвлекался на пленку, предаваясь воспоминаниям о том, как посуду упаковывали в газетную бумагу, газету же засовывали в обувь, чтобы не деформировалась, а бабушкин чемодан был обклеен картинками из журналов с внутренней стороны.

– А бабушкин торшер мы перевозили в ковре, – рассказывал папа. – Бабушка очень переживала, что его повредят при переезде, и согласилась только на ковер, который был снят со стены. Ковра ей было не жалко.

Моя сестра Сима таскала вещи, которые собирала мама, назад, в спальню родителей или в другие укромные уголки. Дожидалась, когда мама задумается, пережевывая пиццу, тихонько забирала свою юбку или плюшевого зайца и прятала за спину. В спальне тоже сложилась внушительная кучка из очень ценных вещей, которые сестра не могла доверить никому. В принципе понять ее было можно – я тоже переживал за свою коллекцию монет, которую мама уже дважды переложила из одной коробки в другую.

– Андрюш! – иногда вскрикивала мама, и папа покорно шел в комнату. Этот крик означал, что очередная коробка заполнена и ее нужно подписать.

– А ты сама не можешь? – неосторожно спросил папа.

– У тебя почерк лучше. Пиши! – рявкала мама и диктовала перечень упакованных предметов.

Когда мама продиктовала: «Васина коллекция монет, мои драгоценности, духи, документы», – я не сдержался.

– Мам, может, не стоит так уж прямо писать, что лежит в коробке?

– Почему? – удивилась мама.

– Потому что сразу понятно, что брать.

– Да, ты прав. Нужно придумать что-нибудь обтекаемое. – Мама потянулась за очередным куском пиццы. – Давай напишем: «Очень нужные и важные вещи». Папа в это время зачеркнул первую надпись и принялся каллиграфическим почерком выводить новую.

– Пап! Пап!!!

– Что? – Папа вздрогнул. Он настолько привык слушаться маму, что иногда я начинаю за него беспокоиться.

– Посмотри, что ты написал!

– Что? Запятую не поставил? – разволновался он.

– При чем тут запятая? Мама хочет облегчить жизнь ворам!

– Да, действительно. Нужно написать что-то общее, – согласился папа и с тоской посмотрел на пиццу, которую доедала мама. – Давай просто напишем: «вещи, разные».

– И как я пойму, какие именно? – воскликнула мама.

– Тогда не знаю, – сказал папа. – Придумай сама.

– Вот все на мне! Абсолютно! Почему мне никто не помогает?

– Потому что лучше тебя никто не сделает, – сказал папа почти честно. Но маме этого хватило. Она забрала у папы маркер, и вскоре в комнате появились коробки, на которых вообще нельзя было разобрать буквы – мама писала так, как пишут врачи в справках и рецептах. Еще она очень любит сокращения и аббревиатуры.

– Мам, что это значит? – спросил я.

На коробке было написано «С-да и пр».

Мама долго вглядывалась в надпись и наконец догадалась:

– Сковорода и прочее! Значит, там еще чайник, блендер, ну и что-то еще.

– А это что значит? – Я указал на коробку, на которой было написано «НБЖМД».

– Разве не понятно? – удивилась мама. – Нижнее белье, женское, мужское, детское. Ну, пижамы всякие, халаты… Не мешай мне! И попроси папу – пусть достанет еще один чемодан.

Поскольку мы уезжали надолго и в известном только маме направлении, чемоданов не хватало. Я хотел спросить, зачем мама положила в сумку, которая была предназначена для перевозки ручной клади в самолете, выходное платье Симы, мой пиджак, который я надевал один раз, когда мне вручали грамоту, и папин официальный костюм, но папа меня опередил.

– Зонты. Обязательно надо взять зонты, – сказал он, – обещают дожди.

– Хорошо, – согласилась мама.

– Трех хватит? – обеспокоенно спросил папа.

В результате в чемодане оказалось четыре зонта – Сима, которая увидела, как папа складывает свой, мамин и запасной зонт, на тот случай, если один сломается, притащила свой личный зонтик. Зато удалось убедить маму, что в аэропорту и на острове нам не понадобятся вечерние наряды. Мама переложила все это в коробку и подписала: «Красота разная!»

Чемоданов получилось пять, один из них занимали мамины припасы – гречка, овсянка, кофе… Это мамин НЗ – неприкосновенный запас. Куда бы наше семейство ни отправлялось, пусть даже на несколько дней, мама считала, что мы ни дня не сможем прожить без утренней каши, а она уж точно не проживет без кофе.

– Я очень устала, – сообщила мама за ужином, когда коробки были собраны и заклеены и только чемоданы стояли, раззявив внутренности.

Когда она говорит таким голосом, это означает, нужно ждать продолжения. Странно, что папа этого так и не понял. Поэтому продолжал есть, глядя в компьютер. Его больше занимал процент влажности в разных регионах острова, особенности ландшафта и среднесуточная температура по месяцам.

– Так вот… – продолжала мама, – поскольку я очень устала и у меня не осталось никаких сил, было бы неплохо, чтобы с нами на остров поехала еще какая-нибудь женщина. Чтобы помогать мне с домом и Симой. Да?

Папа, погруженный в графики и сводки погоды, машинально кивнул.

– Какая женщина? – спросил я.

– Я сразу подумала о Наталье Ивановне.

Мама взяла многозначительную паузу.

– Тетя Наташа с нами поедет? – уточнил я.

– Да, – подтвердила мама.

– Кто с нами поедет? – спросил папа.

– Наталья Ивановна. У нее сейчас сложный период в жизни, и ей нужно развеяться. Я не могла ей отказать.

Наталья Ивановна считалась нашей двоюродной бабушкой или троюродной тетей, ведь никто, даже мама, точно не мог сказать, кем именно она нам приходится. Дальней родственницей. Седьмой водой на киселе. Наталья Ивановна настолько любила маму, что ни в чем не могла ей отказать. Хотя она вообще никому не могла отказать, поэтому кочевала от родственников к родственникам, помогая с детьми, по хозяйству и все время переживая сложные периоды и необходимость развеяться, чтобы «забыть» предыдущий сложный период. Двоюродные и троюродные племянницы, внучатые племянники, четвероюродные внучки Натальи Ивановны, которая для всех была тетей Наташей, были разбросаны по всему свету. Она кочевала из города в город, была легка на подъем и последние лет двадцать мечтала осесть на одном месте. Прирасти корнями. Но, выбрав почву, быстро начинала скучать и тайком звонить родственникам, выясняя, у кого кто родился, кому нужна помощь по хозяйству.

– Значит, дядя Боря тоже едет с нами? – спросил я.

– Естественно, – ответила мама.

Дядя Боря был мужем Натальи Ивановны. И куда бы она ни отправлялась, он покорно следовал за ней. И если Наталья Ивановна считалась неприхотливой, то дядя Боря был еще более неприхотлив. Для жизни ему хватало закутка с телевизором, крошечного столика и отдельной раскладушки, поскольку Наталья Ивановна давно не спала в одной кровати с собственным мужем. Помимо телевизора, который мог показывать всего одну программу – на любом языке, фонить, идти рябью и даже быть черно-белым, дяде Боре требовался запас журналов с судоку, желательно значительный. Дядя Боря – физик по профессии – щелкал судоку как семечки, «приканчивая» журнал за вечер. Высшим наслаждением для него были задачки по бриджу, которые достать было сложно. И тете Наташе приходилось выставлять родственникам райдер с обязательными требованиями – раскладушка, телевизор, судоку, бридж. Не все родственники были к этому готовы, поэтому тетя Наташа страдала, но от райдера не отступала.

– Я ж не для себя! – говорила она, что было чистой правдой.

Несколько лет назад тетя Наташа завела себе брехливую болонку Жулю, у которой был свой собственный райдер – она ела особенные консервы, сухой корм, терпеть не могла стричь ногти и отличалась вздорным характером. На фоне Жули дядя Боря выглядел сущим ангелом. Когда тетя Наташа приехала к очередной пятиюродной племяннице, которая смогла выполнить все требования – сухой корм, судоку, телевизор, стрижка, – Наталья Ивановна решила, что есть в жизни счастье. Но в первый же день пребывания – а тетя Наташа была вызвана к трехлетней дочке племянницы в качестве няни – у малышки случилась истерика. Девочка, как оказалось, панически боится мужчин и собак. Причем собак больше. Но если они идут в наборе с мужчинами, то для малышки это сочетание непереносимо. Девчушка, только начавшая говорить, «регресснула» и замолчала. Она забивалась в угол и начинала плакать, едва завидев Жулю, которая шла к миске с дефицитным особенным кормом, и заходилась в истерическом плаче, стоило дяде Боре посадить ее на коленки и поиграть в «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам». Эту игру любил не только дядя Боря, но и Жуля – на каждое «по кочкам» она разражалась суетливым лаем, а на «в ямку бух» начинала выть, доводя девочку до заикания, захлебывания слезами и икоты. Тете Наташе пришлось отказать от дома. Тетка, надо признать, не обиделась, а рассудила здраво – Жуля одна, а родственников много. Значит, проще избавиться от Жули, чем от работы. И в тот же день отдала болонку в добрые руки. Тетю Наташу эти добрые руки не особенно беспокоили – отдала и отдала. Даже не потрепала по загривку на прощание. И в мокрый нос не чмокнула. Зато дядя Боря потерял сон – он боялся, что его постигнет та же участь, что и Жулю. Отдадут в добрые руки, если вдруг у кого-то из родственников начнется на него аллергия. Тетя Наташа и не скрывала своих планов. Правда, оказалось, что собаку пристроить легче, чем мужа.

Примерно раз в полгода дядя Боря «писал письма» – после потери Жули он нашел себе новую отдушину. Адресатами были российские газеты и журналы, у которых дядя Боря интересовался – почему они не печатают на последней странице комбинации по бриджу по примеру западных изданий. Ответа дядя Боря ни разу не получил. Но ждал и надеялся. И отсылал новые адреса, по которым его можно найти. То, что ответное письмо не доходило, дядю Борю совершенно не смущало. Он считал, что оно просто заблудилось в дороге – ведь им опять пришлось переехать. И продолжал ждать. При этом в настоящий, «живой» бридж дядя Боря не играл, хотя однажды очередные родственники тети Наташи организовали для него такой вечер.

Был запланирован сюрприз. Лучших бриджистов собрали со всего города и окрестностей. Одного даже пришлось выписывать из соседнего городка за отдельный гонорар. И что же? Дядя Боря просто отказался играть вживую. Сказал, что проиграет, поскольку у него нет опыта. И расстроится. Даже обидится. И больше не сможет играть в бридж. Поэтому он не станет играть, не будет обижаться и расстраиваться и продолжит ковыряние в напечатанных в газетах комбинациях. Никакого разочарования. Чистый мыслительный процесс.

– Неужели даже не попробуете? – воскликнули обиженные и расстроенные родственники, которым сюрприз стоил не только организаторских, но и материальных усилий, поскольку профессиональный бриджист требовал компенсацию за ложный вызов.

– Нет-нет, что вы, – отмахивался и отбрыкивался дядя Боря.

– Боря, это неприлично, люди для тебя старались! – прикрикнула на мужа тетя Наташа, но даже это не помогло.

И если дяде Боре не давал покоя бридж, то Наталья Ивановна мечтала о новой жизни с новым мужем. Многочисленные родственники, выписывавшие к себе тетю Наташу, должны были не только обеспечить дядю Борю журналами с судоку и задачками по бриджу, но и предложить «дорогой нашей любимой тете Наташе, спасибо вам огромное, что согласились помочь с Петечкой (Настенькой, Лизонькой), что бы мы без вас делали», «новые знакомства». Наталья Ивановна была убеждена, что мужа нужно искать в кругу знакомых, желательно за обедом или ужином. При этом дядя Боря никак не исключался из матримониальных планов тети Наташи. Она была убеждена, что обязательно найдется мужчина, который полюбит ее и ее мужа, с которым она готова была развестись, но не могла бросить. Ну куда ж он без нее? Пропадет. Ведь женятся же на женщинах с детьми, почему бы будущему избраннику не жениться на женщине с мужем? Дядя Боря сидел за тем же столом, за которым Наталья Ивановна флиртовала с потенциальным счастьем ее жизни. Надо признать, что дядя Боря был замечательным собеседником, отличавшимся и чувством юмора, и достоинством, и манерами, чем окончательно сражал претендента на руку своей жены. Надо ли удивляться, что претендент, которому сразу рассказывали о том, что его ждет, то есть не только Наталья Ивановна, но и дядя Боря с судоку и бриджем, а также телевизором и отдельной раскладушкой, выходил из-за стола немножко сумасшедшим. С одной стороны, ему очень нравился дядя Боря, который умел нравиться абсолютно всем, включая маленьких детей и домашних животных. И претендент был даже готов жениться на тете Наташе, чтобы продлить счастье общения с дядей Борей. Но с другой – ему хотелось немедленно сбежать от Натальи Ивановны и ее знаменитых во всех городах ватрушек, которыми она пичкала и детей, и гостей, и домашних животных.

– Ты меня слышишь? Завтра нужно купить журналы с судоку, – сказала мама папе.

Надо сказать, что папа видел Наталью Ивановну с дядей Борей недолго – маме удалось выписать тетю Наташу, когда родился я. Но она быстро съехала, поскольку мама не смогла обеспечить ее новыми знакомствами и наш дом совсем не был «открытым», как надеялась Наталья Ивановна. Как назло, журналы для дяди Бори мама тоже регулярно забывала поставлять. Да и я был таким крикливым, что заглушал звук телевизора, который работал на одном канале. Таковой была одна из причуд дяди Бори – он выбирал себе один канал и смотрел исключительно его, пока не выучивал всю линейку передач наизусть. В тот год дядя Боря смотрел бесконечные детективы и сводки о преступлениях, что очень плохо отражалось на качестве маминого грудного молока. Так или иначе, мама с тетей Наташей «не ужились» и расстались, к взаимному облегчению.

Мама еще долго вспоминала тети-Наташины ватрушки, которые та пекла промышленными партиями, отказываясь сварить обычную кашу. Говоря откровенно, мама тетю Наташу не любила, не могла простить ей своего лишнего веса, набранного по причине вкуснейших ватрушек, и даже не призвала ее на помощь, когда родилась Сима, что тетя Наташа, естественно, восприняла как личное оскорбление.

– Ты же с ней в плохих отношениях! – сказал папа, который не очень вникал в эту историю и смутно помнил тетю Наташу, зато дядю Борю – прекрасно: они провели несколько приятных вечеров за стаканами виски, обсуждая политику и экономику. И ни разу не разошлись во мнениях.

– А что мне оставалось? – спросила мама. – Тете Наташе нужно попасть к Спиридону, а мне нужна помощь. Я не собираюсь тащить на себе весь дом.

– К какому Спиридону? – уточнил я.

– Святому! – рявкнула мама. – Возьми Даррелла и почитай, наконец!

– Понимаешь, ей нужна нитка от ботинок Спиридона, – объясняла мама папе. – Я не очень в этом разбираюсь, но вроде есть такие иконы, которые продаются только на Корфу в церкви Святого Спиридона. И тетя Наташа считает, что Спиридон поможет ей обрести личное счастье. Я не могла ей отказать. Она чуть не плакала, когда я с ней разговаривала.

– А еще он ходит по ночам, – сказал я.

– Кто ходит? – не поняла мама.

– Спиридон. Поэтому у него и башмаки стоптаны. Их снимают, нарезают на крошечные лоскутки и приклеивают к иконам.

– И откуда ты это знаешь?

– Спросил у Гугла, как ты мне всегда советуешь.

– А Спиридон специализируется на женском счастье? – спросил папа.

– Не только. Еще на недвижимости, сектантах, здоровье… можно сказать, у него нет специализации. Вот, еще он оберегает от иностранных захватчиков, – ответил я.

– Он мне уже нравится, – засмеялся папа.

– Тогда мне тоже нужно к Спиридону, – заявила мама, – у меня есть вопросы по недвижимости. Симе нужна своя комната. Заодно попрошу, чтобы Вася не связался с сектантами, а ты был бы здоров.

– Лучше попроси, чтобы папа не связывался с сектантами, а я был здоров, – сказал я.

– Да, ты прав, это разумнее, – согласилась мама.

– Мы едем не пойми куда в компании твоей сумасшедшей тетки и ее замечательного мужа, а тебя заботит Спиридон и сектанты, кто бы говорил про разум… – сказал папа, но мама его уже не слушала.

Чтобы вместить весь наш багаж, пришлось заказывать автобус. Наверное, мама опять что-то перепутала. Удивительно, что мы не ехали на «Газели» или на тракторе. Мама без конца пересчитывала чемоданы и по второму разу впихивала в меня и в Симу таблетки от укачивания, как будто нам предстояло пересечь Атлантический океан в шлюпке в разгар шторма. С тетей Наташей (мама разрешила мне так ее называть) и дядей Борей мы должны были встретиться в аэропорту. Это тоже представляло проблему, поскольку ни тетя Наташа, ни дядя Боря не пользовались мобильными телефонами. Тетя Наташа боялась техники, которая у нее в руках «горела» в прямом смысле слова. Родственники, которые вызывали к себе тетушку, должны были быть готовыми к смене стиральной машинки, микроволновки или в лучшем случае миксера и утюга, которые при приближении тети Наташи искрили, дымили и не реагировали на кнопки.

– У меня такая сильная женская энергетика! – говорила в таких случаях Наталья Ивановна. – С этим остается только смириться!

У мамы в свой первый визит тетя Наташа сломала блендер, любимый, верный, пусть и старый, который не выдержал испытания ватрушками. А дяде Боре телефон и вовсе не был нужен. Все контакты взяла на себя супруга, да и он предпочитал эпистолярный жанр.

– Найдемся. Это же аэропорт, – отмахнулась мама, будто речь шла о сельпо в деревне.

Я хотел ей сказать, что аэропорт – очень большое здание, многоэтажное и многолюдное, но промолчал.

Тем более что в этот момент раздался крик папы:

– Где наши паспорта? Куда я их положил?

Мама, с точки зрения папы, должна знать не только где хранятся все вещи в доме, но и догадываться о том, куда папа положил свои собственные документы, ключи, очки, часы и тапочки. Да, к тапочкам у папы особенные претензии – мама выставляет их в коридоре, ставит их рядом с кроватью, но папа все равно кричит: «Где мои тапочки?»

Однажды на прогулке в парке папа потерял Симу.

– Где Сима? Маша, куда убежала Сима? – переживал папа.

Сима в это время сидела на плечах у папы и разглядывала веточки. Мама даже не засмеялась: все-таки ребенок на плечах – это не тапочки под носом.

Впрочем, паспорта были куда более серьезной потерей, чем тапочки и даже Сима. Особенно накануне отъезда.

– Посмотри в ящиках стола! – крикнула мама, не отрываясь от коробок.

– Уже смотрел! – Папа впал в панику. – Наверное, ты их упаковала!

Тут заволновалась мама. В принципе она могла упаковать паспорта в одну из многочисленных коробок, но ни за что бы не вспомнила, в какую именно. Тем более что почти все они были только что замотаны скотчем.

Папа метался по квартире, а мама с недоумением разглядывала собственные надписи, пытаясь разгадать зашифрованные аббревиатуры.

– Вот здесь что написано? – спросил папа, разглядывая одну из коробок. – «Зайдомнекант» – это на каком языке?

– Заячий домик, не кантовать! – ответила мама.

Домик – это любимая Симина игрушка, где живет заячье семейство со своим многочисленным скарбом – кроватями, столами, шкафами и даже чашками. У зайцев добра скопилось не меньше, чем у нас.

– Паспортов здесь точно нет, – сказала мама.

– А где они? – воскликнул папа.

– Давай сядем и вспомним, что мы делали, – предложила мама.

– Что мы делали? Упаковали весь дом в коробки! По твоей инициативе. И едем не пойми куда. Только у нас паспортов нет! А если у нас нет паспортов, то мы никуда не едем!

Весь вечер мы ходили по дому, как грибники по лесу – смотрели под ноги, заглядывали в незапакованные коробки, открывали шкафы и ящики. Нашли Симины детские игрушки – для младенцев, которые мама решила «отдать в добрые руки», а Сима спрятала от добрых рук подальше. Нашли мамин детский фотоальбом, который она немедленно принялась разглядывать. Я нашел телескоп и микроскоп, а Сима нашла мамины платки и палантины, считавшиеся уже упакованными. Папа уже просто нарезал круги по квартире и нервничал. Мне кажется, он прошел километров десять, кружа по комнатам.

– Так, надо подумать. – Маме надоели бессмысленные поиски. – Ты мог положить паспорта только в книжный шкаф или в стол. Потому что все остальное я уже выгрузила и проверила. И ты должен вспомнить, в чем были паспорта – в конверте, в пакете или просто так.

– В конверте, сереньком таком, – понуро ответил папа, подходя к книжному шкафу.

– Вот они! Нашел! – вдруг закричал он.

Паспорта папа спрятал в самое надежное, как ему казалось, место в доме. Туда, где он непременно бы их нашел. Серый конверт лежал в книге Набокова, которая лежала поверх всех остальных книг.

– Почему именно в Набокове? – удивилась мама.

Она представила себе, как перетряхивает все книги из шкафа, и ей стало нехорошо.

– Не знаю, – признался папа, – про Набокова я не мог забыть. Это же очевидно.

– Что очевидно? Паспорта должны храниться в книге Набокова? Почему не Хемингуэя или Драйзера? Или не в детской энциклопедии? Пушкин? Лермонтов? Толстой?

– Нет, Набоков больше подходит… – настаивал папа.

Зачем-то мама организовала погрузку так: одна машина должна была отправляться на склад, другая – с нами – в аэропорт. Мама металась между грузчиками, папа таскал вниз чемоданы, а мы с Симой мешались под ногами.

– Все! Сели! – вдруг закричала мама.

Сели все – и мы, и даже грузчики.

Минуту мы сидели в полной тишине, ожидая очередной маминой команды.

– Все, первой встает Сима, потом Вася, потом все остальные! – распорядилась мама.

– Почему? – Я не мог понять логику такой очередности.

– Примета такая, – ответила мама.

Мне кажется, мы уехали чудом. И не без помощи святого Спиридона, который благополучно доставил нас в аэропорт на микроавтобусе.

– Дашуля! Даша! Девочка моя любимая! Стасик! Лидочка! Даша! Даша!!!

Этот крик мы услышали почти сразу, как только вошли в здание аэропорта.

– Зачем так кричать? Есть же телефоны! – поморщилась мама, которая всегда отличалась чувствительностью к громким звукам. – Люди совсем стали странные. Орут, все орут…

Но женщина продолжала кричать.

– По-моему, она бежит к нам, – сказал я.

– Не говори глупости, – отрезала мама.

Но женщина продолжала кричать и замолкла только после того, как стиснула маму в объятиях.

– Дашуля! Ты меня не слышишь, что ли? Кричу, кричу! Лидочка! Стасик! Золотые мои! Родные! – Тетка в огромной пляжной шляпе накинулась на мою сестру, а потом на меня. Папа спрятался за спиной у мамы и отгородился чемоданами.

– Вы кто? – уточнила мама, пытаясь разглядеть лицо женщины под шляпой.

– Как кто? – опешила женщина.

– Я не Даша. А они – не Стасик и Лидочка, – строго сказала мама.

– Как это? – удивилась женщина.

– Вот так, – ответила мама.

– И что же мне делать? – Женщина отшатнулась, как будто мама сообщила ей, что она может подхватить от нас свиной грипп или лихорадку Эбола.

– Не знаю, – ответила мама, – обратитесь в отдел информации.

– Вы куда летите? – строго спросила женщина.

– Простите, а вам какое дело? – Мама начала нервничать.

– Куда? – Женщина пробуравила маму взглядом.

– В Керкиру, – сказал я.

– Нет, – женщина охнула, – ошиблась. А нам надо на Корфу. Что же делать? Но ведь так похожи… Не понимаю. И родинка у мальчика. Я же помню, что у мальчика была родинка! И девочка… Все сходится. – Женщина сняла шляпу и начала обмахиваться ею, как веером.

– Керкира – это тоже Корфу. Просто другое название. Остров – Корфу, город – Керкира, – объяснила мама.

– Как это? – удивилась женщина. – А вы откуда знаете? Тоже туда летите?

– Да, – вынужденно призналась мама.

– Дашуля! – снова кинулась ей на грудь женщина. – Я ведь сразу поняла, что это ты. Узнала же! Растолстела ты немного. И вон – морщины появились. Но я же узнала! Сердцем почувствовала! Кровинушка ты моя родная!

– Тетя Наташа? – вздрогнула мама.

– Ну конечно, я! А кто же еще?

– Я – Маша, а это – Вася, Сима и Андрей. А где дядя Боря?

– Боря! Где Боря? – немедленно переключилась женщина. – Я его на улице оставила. Надо забрать. Ну, конечно, Маша и Васечка, и Симочка. Я же так и сказала! А это Андрюша? Поседел совсем. Вот его бы я не узнала. Чего седой-то такой? И худой! Васюша! Зайчик! Это ж сколько тебе лет уже? Прямо жаних! Симочка! Кашу кушаешь? Вот баба Наташа тебе такую кашу сварит! Будешь у меня за обе щеки лопать! А ватрушки! Я вам таких ватрушек напеку! Вы уж простите меня – замоталась совсем. Все имена перепутала. Кстати, Даша тебе привет передавала. Кто она тебе? Вроде как сестра троюродная получается. Ну да ладно, потом разберемся. Пошли. А то опоздаем.

– Теть Наташ, давайте дядю Борю заберем, – сказала мама.

Дядя Боря нашелся в вестибюле под информационным табло. Он спокойно прогуливался туда-сюда, засунув журнал с судоку под мышку. К нему то и дело подходили люди, принимая за сотрудника аэропорта или за представителя турфирмы, или просто за милого доброжелательного человека, который никуда не спешит, улыбается и готов помочь, чем может. Дядя Боря, видимо, от скуки успел выучить все табло практически наизусть – с его фотографической памятью это было несложно – и с радостью консультировал заплутавших туристов. Собственно, дядю Борю нашел наш папа, который положил очки в один из чемоданов и, щурясь, пытался понять, к какой стойке регистрации нам нужно двигаться. Дядя Боря его с энтузиазмом консультировал.