Текст книги "Степень отчаяния (СИ)"

Автор книги: Маша Сундеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== 1.Авария ==========

POV Полина

– Полиин, – бархатным голосом протягивает Андрей, оказываясь за моей спиной. Я выгибаюсь ему навстречу и чувствую вкус его губ. Честное слово, этот парень восхитительно целуется! – Ну, пообещай, что подумаешь над этим? – его взгляд умоляет.

Андрей уже битый час убеждает меня переехать к нему с Андрюшкой. А как я могу оставить маму? Да и жить за чужой счет не хочется…

– Ну, Андрей, – я уже собираюсь в сотый раз повторить все эти аргументы, но заглядываю в нежные глаза парня и со смехом сдаюсь: – Ну хорошо!

– Ура! – выдыхает тот, подхватывает меня на руки и крутит в воздухе. – Поля, как же я тебя люблю!

Я звонко смеюсь, просто наслаждаясь его безумно ликующим видом.

– И я тебя очень люблю!

Не помню, когда я в последний раз говорила эти слова.

Стас откровенно ненавидел подобные моменты слабости и всегда презрительно кривился, когда я лезла к нему с поцелуями.

Я никогда, никогда не забуду его выражение лица, когда я сообщила ему о беременности.

Спустя столько времени я до сих пор, как наяву, вижу перед глазами эту картину.

– Стас! Стас, я беременна! – выпаливаю я, едва переступив порог ресторана.

Зуев испуганно оглядывается по сторонам, вскакивает и сильно дергает меня за руку. Я невольно вскрикиваю, а он безжалостно шипит: – Тише, дура! Ты совсем ненормальная? Какой ребенок?

Я теряюсь и отступаю на шаг назад. Стас просто в бешенстве, на скулах ходят желваки.

– Ре…ребенок, – потерянно повторяю я.

Зрачки Зуева превращаются в щелки, он всовывает мне в руки пачку купюр и резко выпаливает: – На аборт. И не вздумай меня обмануть!

Страшное слово “аборт” словно бьет меня под дых. Ни за что на свете! Я никогда не избавлюсь от моего ребенка!

– Да пошел ты! – банкноты летят на пол, а я порывисто разворачиваюсь.

Наверное, это было лучшее предложение, когда-либо вылетавшее из моего рта, в моей жизни!

Этим вечером я стою на вокзале с билетом в руках и сбивчиво тараторю в трубку:

– Ну, мам, ну прости, ты точно не обижаешься?

– Полин, не выдумывай. Почему я должна обижаться? Вы же любите друг друга? – она коварно замолкает.

– Да, – мои щеки вспыхивают.

– Ты будешь разрешать мне видеться с внуком?

– Мам! – я смеюсь. – Вот о чем разговор? Конечно! – пылко обещаю я.

– Ну, тогда я тебя жду. Уже пеку твою любимую шарлотку с яблоками.

Я кладу трубку и невольно улыбаюсь своим мыслям. Вот по маминым вкусностям и нашим задушевным разговорам я точно буду скучать!

Может, все-таки не стоит переезжать?

Словно подслушав мои мысли, трубка взрывается очередным звонком. На дисплее – моя любимая фотография: мой парень подбрасывает в воздух моего сына. Как сейчас помню, сколько я пыталась поймать классный кадр!

Спохватившись, быстро касаюсь дисплея:

– Да, Андрюш?

– Поль, красное вино или шампанское? – сразу же “берет быка за рога” тот.

– Андрей! – я не могу сдержать улыбки. – Ну, зачем?

– Так, отставить возражения! Это для меня самое знаменательное событие! Я же столько этого ждал! Вино или шампанское?

– Шампанское, – сдаюсь я.

– Отлично! Я еще возьму твоих любимых конфет!

Я не успеваю возразить, как в трубке идут гудки.

Вот же ж коварный!

Теперь я точно не могу отказаться. Как можно разбить парню сердце?

– Девушка? – раздается прямо у меня над ухом.

Я вздрагиваю и поворачиваю голову. Женщина в форме проводника совсем невежливо смотрит на меня: – Вас ждать? Вы людей задерживаете! – недобро произносит она.

Я замечаю за своей спиной хвост из 7 человек и, сконфуженно бормоча извинения, поспешно достаю паспорт.

Вагон у меня козырный: с кондиционером, мягкими полками. В принципе, чего я могла ожидать, учитывая, что билет мне покупал Андрей Кисляк?

Честно, я собиралась поехать на электричке, но когда парень настаивает, это правда невозможно!

Я кидаю рюкзак рядом с собой, вставляю в телефон наушники и включаю любимый трек.

– Ваше белье! – та самая, уже знакомая мне проводница протягивает мне упаковку с постельными принадлежностями и улыбается. – Отправление через 1,5 минуты.

– Спасибо, – я улыбаюсь, прижимаюсь к стенке и закрываю глаза.

Поезд мягко трогается с места, монотонно стучат колеса.

Какое-то непонятное предчувствие разливается в воздухе, я чувствую его кожей и открываю глаза.

Как раз-таки вовремя, чтобы увидеть громаду, вырастающую передо мной, а потом ощутить глухой удар.

В голове вспыхивает боль, в уши врезается пронзительная какофония звуков.

Последнее, что я успеваю себе представить – смеющиеся лица моих любимых Андрюшек.

А потом – темнота…

========== 2. “Выживших не обнаружено” ==========

POV Андрей

Я довольно улыбаюсь, проводя рукой по этикеткам бутылок. Однозначно, этот магазин стоил того, чтобы ехать на другой конец города!

Маленький алкомаркет совершенно не выдавал свой престиж, притворяясь скромным магазинчиком с крохотной вывеской. Однако именно в этом заведении можно было найти все виды вина. Когда-то этот магазин мне показала Вика, частая посетительница подобных мест.

Я присматриваюсь, выбирая между двумя видами обалденного шампанского! Какое из них понравится Поле?

Розовое. Лёгкое и безумно вкусное.

Я складываю три бутылки в корзину, потом внезапно задумываюсь.

Такое событие – и только шампанское?

Нахожу среди стеллажей сладкое вино “Пьяная ежевика” – вообще не вино, а Полине нравится!, – довольно улыбаюсь. Так…

Продавщица внезапно нажимает на кнопку увеличения громкости, и на весь магазин громогласно гремит: – Поезд Москва – Тула№589 сошел с рельс сегодня в 19.02. Выживших пока не обнаружено.

НЕТ!

Бутылка выскальзывает из моих пальцев, и на полу тут же образуется красная лужа с осколками.

Этого не может быть! Это не может происходить со мной!

– Молодой человек, извините, ничего, что я звук погромче сделала? Вам не мешает? – продавщица выныривает из-за прилавка и тут же меняется в лице. – Что с вами? Вам плохо?

Я закрываю глаза, чувствуя, как в затылке больно вспыхивают искры.

Плохо – это не то слово.

– Я заплачу за вино, – кое-как выдавливаю я, и неконтролируемые слезы льются потоком.

– Может, “скорую” вызвать? Все в порядке? – женщина участливо смотрит на меня.

Ничего больше не будет в порядке.

Я мотаю головой и выуживаю из кармана мобильный.

Господи, пожалуйста, хоть бы с Полей было все в порядке!

На том конце долго не отвечают, а потом я слышу ровный голос:

– Алло.

– Любовь Григорьевна, это Андрей Кисляк, – начинаю я, до боли скрестив пальцы за спиной.

– Извините, Любовь Григорьевна сейчас не может подойти. У нас большое горе случилось.

Сердце замедляет ход:

– А…что случилось?

– У нее дочь в автокатастрофе погибла.

Я издаю глухой стон и с силой бью кулаком по стене здания. В костяшках вспыхивает боль.

Нет! Только не Полина! Кто угодно, только не моя Поля!

Боль и отчаяние затопляют меня с головой.

Когда-то я думал, что хуже быть уже не может. Оказалось – может. И еще как хуже!

Не знаю, как я добрался домой. На каждом светофоре в спину сигналили соседние машины, и только тогда я трогал с места.

Квартира встречает меня звенящей тишиной. Еще сегодня утром моя любимая девушка встречала меня завтраком, и все помещение наполнял запах аппетитных блинов.

Еще три дня назад здесь раздавался звонкий смех.

Из горла рвется громкий всхлип, и я с силой закусываю кулак.

Я прохожу по квартире и с особенным мазохизмом подмечаю каждую деталь.

Любимая кружка Полины.

Коляска Андрюшки – я купил ее специально, чтобы Поля не возила с собой еще и коляску.

Несколько игрушек.

Пустая бутылочка.

Кровать, которая еще хранит тепло ее тела.

Ее любимый белый банный халат, который она всегда надевала после душа.

Мой взгляд падает на фотографию в нейтральной черно-белой рамке – Полина сама выбирала и подходящий снимок, и саму рамку в магазине. Я все время хотел заменить ее на какую-нибудь с сердечками, да вот как-то руки не дошли.

Не успел.

– Поль? – я мягко вырастаю за ее спиной. Девушка вздрагивает и оборачивается, в ее огромных глазах танцует испуг, но, увидев меня, та облегченно выдыхает: – Андрей! Прости, я не услышала, увлеклась! Я тебя сейчас накормлю. Ты борщ будешь или просто картошку пожарить?

Я улыбаюсь и удерживаю ее за плечи.

– Поль, подожди. Что это ты тут смотришь?

Моя девушка теряется, а я смотрю на экран. На мониторе я целую Полину, а маленький Андрюшка из коляски тянет руки нам навстречу.

– Ого! – одобрительно произношу я.

– Тебе нравится? Я хочу распечатать и на стол поставить. – Поля смотрит заискивающе и немного виновато.

Я без слов понимаю, почему она себя так ведет. Эта дурочка считает, что в моей квартире она не может ничего менять без моего разрешения.

Я уже сто раз ей говорил! Полина внесла в мою квартиру настоящий уют одним своим присутствием!

– Очень нравится! Это моя любимая фотография! – заверяю я.

Сейчас эта самая фотография смотрит на меня со стола, и я не выдерживаю.

Полины здесь больше нет. Ее вообще больше нет.

Захожу на кухню и прислоняюсь пылающим лбом к стеклу.

Зачем,ну зачем я купил ей билет на этот треклятый поезд?

– Андрюш, ну я не знаю, стоит ли! – девушка все еще сопротивляется. Я целую ее и подмигиваю: – Это тебе. Ты же сегодня домой собиралась, я правильно помню? – знаю, что правильно.

Вопрос чисто риторический.

Щеки девушки вспыхивают, она благодарно кивает и берет в руки билет:

– Поезд? Андрюш, это же очень дорого! Я хотела на электричку.

– Так, Полин! На электричке ты не поедешь! – решительно отрезаю я. – Там ни поспишь нормально, ничего! Давай, бери!

– Спасибо! – та сияет и обнимает меня.

Если бы не я, Полька сейчас была бы жива и невредима!

Телефон в кармане взрывается, я медленно вытягиваю его. “Папа”.

Не хочу с ним говорить.Я вообще ни с кем не хочу говорить.

Вот только если не ответить папе, через час сюда приедет ОМОН.

Пару раз промазываю мимо экрана, зло отшвыриваю его, а потом все-таки беру трубку:

– Да, пап? – выдыхаю я.

– Андрей, ты в порядке? Я уже еду! он знает.

Возразить я не успеваю, отец уже бросил трубку.

Поворачиваю голову и замираю. Кухонный фартук Полины, набор лопаточек, приправы, о существовании которых я раньше даже не знал. В ящике стола – и зачем только я его открыл?! – толстая тетрадка с рецептами, собственноручно собранными Полей.

Одним рывком задвигаю ящик. Глаза уже щиплет от слез.

В ванной плещу холодной водой на разгоряченное лицо – и безрезультатно.

Ее полотенце все еще хранит запах ее духов. Шампунь. Зубная щетка голубого цвета. Кажется, в этом зеркале до сих пор отражаются наши донельзя счастливые лица.

– Полин, а чем это у нас так вкусно пахнет?

– Блинами

– Ничего себе. Так, давай их сюда.

– Так…Приятного аппетита. Держи.

– А ты правда сына Андреем назвала?

– Правда. Сначала думала Кириллом, а потом передумала.

– Ты говорил,что соскучился, или мне показалось?

– Нет, не показалось.

– Ясно…А я вот тоже соскучилась.

– Поль, какая же ты молодец,что приехала!

Несколько минут я бездумно слоняюсь по квартире, и все это время в ушах настойчиво рефреном бьется: “Выживших не обнаружено.”

В дверь стучат, и я плетусь встречать папу. Распахиваю дверь – и не веря своим глазам, смотрю на своего гостя.

Это вовсе не мой отец. На пороге стоит Яна.

– Ты что здесь делаешь? – тихо произношу я.

Не слушая меня и не отвечая ровным счетом ничего, Самойлова шагает вперед и обнимает меня: – Андрюш, я все знаю. Я не знаю, что тебе сказать.

Это служит настоящим прорывом плотины, и слезы сами льются из слез, когда я неуклюже обнимаю свою бывшую жену.

========== 3. Кто я? ==========

POV Полина

В мое сознание упорно вторгается неприятный въедливый писк. Я чуть открываю глаза – и тут же сощуриваюсь. Меня окружает ослепительный белый свет. Белые стены, белая мебель, белая холодная простыня, на которой я сейчас лежу.

– Очнулась? – молоденькая девушка в белом халатике и белой косынке на голове.

Я хочу что-то сказать, но во рту болезненно дерет, и сухие губы никак не желают озвучивать хоть слово.

Девушка понимающе кивает, наполняет водой из графина стаканчик и подносит его к моим губам. Я протягиваю руки ей навстречу, тут же чужие ладони одергивают меня: – Лежи, лежи!

Я с болезненным недоумением понимаю, что из моей руки торчит иголка капельницы, по трубкам которой течет какая-то жидкость.

Вода оказывается как раз кстати, смачивая пересохшее горло. Я глотаю ее с жадностью, а потом емкость поспешно убирают: – Больше тебе пока нельзя, извини, – виновато говорит медсестра.

– Где я? – я произношу, наверное, самую банальную в мире фразу. – Что произошло? – голова неприятно гудит, словно кто-то методично вонзает в нее штырь.

Девушка смотрит на меня с жалостью, а потом быстро касается моей руки:

– Пожалуйста, не двигайся и не переживай, я сейчас позову главврача, – с этими словами она уносится, а я еще несколько минут смотрю на захлопнувшуюся дверь, стремясь связать все ниточки в моей голове.

А почему надо звать главврача?

Ждать долго мне не приходится. В помещение стремительно врывается немолодой лысеющий мужчина и сразу падает на стул рядом с моей койкой.

Не нравится мне, как он на меня смотрит.

– Как вы себя чувствуете? – деликатно осведомляется он.

– Голова очень болит, – признаюсь я.

Во взгляде мужчины отражается что-то странное, и он протягивает руку, описывая круг вокруг головы: – Где болит и как?

Я сосредотачиваюсь, пытаясь поточнее описать:

– В правом виске начинается и насквозь проходит, а на фоне шум, – медленно, взвешивая каждое слово, произношу я.

Доктор кивает, а потом вскидывает вверх ладонь:

– Сколько пальцев я показываю?

– Два, – изумленно отвечаю я. – Да что случилось-то?

Врач задумчиво смотрит на меня:

– Извините, как вас зовут?

Я открываю рот и не могу произнести ни слова.

Как меня зовут? Почему я не могу вспомнить?

Паника захлестывает с головой, датчик в изголовье жалобно пищит, и доктор тут же реагирует: – Успокойтесь, пожалуйста, я сейчас все объясню. Пассажирский поезд сошел с рельс, мы нашли вас на обочине, всю в крови, и весь персонал боролся за вашу жизнь. А потом вы несколько дней не могли прийти в себя. Но есть одно “но” – при вас не было никаких документов, и мы не смогли связаться с близкими. Так что наша последняя надежда была на то, что вы расскажете нам все, когда очнетесь.

Медсестра украдкой шепчет что-на ухо мужчине, и тот тут же произносит:

– А, извините, я забыл. К счастью, плод не пострадал.

– Плод? – в ужасе переспрашиваю я.

Оба с жалостью смотрят на меня, во взгляде медсестры читается боль.

Я беременна, и этого не помню. Я не помню ни своего будущего ребенка, ни его отца.

Как такое возможно?

Я ощущаю приступ головокружения, к глазам подступают слезы. Датчики разрываются, что еще больше добавляет головной боли. Главврач мягко сжимает мое запястье: – Не переживай так, – он резко переходит на “ты”. – Попьешь лекарства, все вспомнишь, вот увидишь!

– Кто-нибудь еще выжил? – я сглатываю ком.

Медсестра отрицательно качает головой, и я хмурюсь:

– Поэтому вы не сообщаете о том, что я жива? Чтобы не давать людям лишних надежд? – слова вылетают изо рта с трудом. Столько жертв…

– Сначала мы пытались спасти тебе жизнь, – укоряет доктор. – А потом да, из-за этого. Диана, потом будешь давать ей три таблетки в день, – он быстро черкает что-то на листке и протягивает девушке. Медсестра с готовностью кивает, изучив написанное, и с улыбкой смотрит на меня: – Все будет хорошо.

Дверь хлопает, и оба исчезают.

А я с силой сжимаю зубы. У меня наверняка есть близкие люди. Мама? Папа? Может,

братишка или сестренка? А еще у меня точно есть парень. Наверное, они наверняка сходят с ума. А может, уже меня похоронили…

А если я никогда их не вспомню?

От отчаяния и жалости к себе к глазам опять подкатывают слезы, и я опускаю взгляд на свое тело. Грудь и живот перебинтованы, и я с тоской думаю о том, что могла потерять своего малыша. Странно, но перебинтованы еще и обе руки и колени.

Интересно, что под бинтами?

Как только я думаю об этом, в мозгу тут же вспыхивает боль.

– Дыши! Давай, ты сможешь!

Я пронзительно вскрикиваю. Невысокая женщина гордо улыбается:

– Мальчик.

А потом в моих руках оказывается маленький невесомый комочек.

От этого воспоминания я невольно дергаюсь, угрожая капельнице.

У меня уже есть один ребенок! И теперь я точно знаю, что смогу его вспомнить.

Не переживай, сыночек, я обязательно вернусь домой! И я непременно вспомню, куда именно мне надо вернуться!

========== 4. Может ли это считаться предательством? ==========

POV Андрей

– Я дома! – громко объявляю я, распахивая дверь и опуская сумку на пол.

– Привет! – Яна с улыбкой выглядывает в коридор и целует меня, обнимая за шею. – Есть будешь? – она отстраняется и заглядывает мне в глаза.

– Есть будешь? – этот звонкий голосок наполняет пространство и до боли отдается в ушах.

Я так скучаю по ней…

– Да, – я киваю.

– Я суп сейчас налью, – Яна уносится, а я вешаю куртку на крючок и замираю.

Обстановка изменилась. Я сначала не сразу соображаю, что происходит, а потом выхожу из себя: – Ян!

– Да, Андрюш? – она выглядывает из кухни с половником в руках, и на долю секунды я ощущаю болезненный укол совести.

– Тут лежали игрушки, – каждое слово дается мне с трудом.

Она опускает голову, на некоторое время смущаясь, а затем поднимает взгляд, и я узнаю знакомое упрямое выражение лица: – Андрей, они валялись под ногами, и негде было ходить! – сердито заявляет девушка, убирая с лица прядь волос.

Это тебя не касается.

Это вещи Андрюшки.

Ты не смеешь уничтожать всю память о Полине!

Я едва успеваю прикусить язык, изо всех сил сдерживая свою ярость и этот ураган злых слов, который уже готов вылиться на мою жену.

– Где они?! – прилагаю все усилия, чтобы не повысить голос. Если она их выкинула, я за себя не отвечаю!

– Я в пакет сложила и на балкон отнесла, – в тоне Яны читается вызов. – Андрей! – раздраженно произносит девушка, когда я стрелой несусь в вышеупомянутую комнату.

Падаю на колени на пол лоджии, придвигаю к себе большой пакет в углу и жадно заглядываю внутрь.

Несколько машинок. Кораблик для купания. Детская паста. Две зубные щетки. Халат. Полотенце. Косметичка. И маленькая деревянная шкатулка, которая раньше стояла на ее тумбочке. Я знаю, что Полина хранит там самые памятные для нее вещи. Но я никогда не заглядывал в нее – ценил ее личное пространство.

Хранила. Пора привыкать говорить “хранила”.

Пальцы действуют сами собой, поднимая заветную крышку,и я чуть не задыхаюсь от нахлынувших воспоминаний.

Тест на беременность с двумя полосками. Кожаная бирочка из роддома “Андрей Григорьев”. Маленькие пинеточки. Билеты в кино, на которые мы ходили вместе. И билет на хоккейный матч.

Я аккуратно беру в руки этот прямоугольник, и Полина тут же вырастает перед моими глазами.

– Я в хоккей вернулся!

– Правда? Я очень рада! Я знала, что так будет! – ее глаза по-настоящему искрятся.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что верила в меня.

– Это тебе спасибо.

– Мне-то за что? – удивляюсь я.

– За то, что ты у меня есть.

За то, что ты у меня есть…, – эхо все еще звенит в воздухе.

Я изо всех сил сжимаю ручку пакета, сминая ее в кулаке.

– Андрей? – голос Яны прорезает пустоту. Она с тревогой смотрит на меня.

Ну, что я могу ей сказать?

Оглядываюсь через плечо на девушку и тихо роняю:

– У тебя там суп выкипит.

Она страдальчески морщится и уходит. А я закрываю глаза, ловя выскользающие слёзы.

Поль, я бы многое отдал, чтобы ты была сейчас рядом со мной!

Я работаю челюстями, а Яна пристроилась рядом на стуле, пристально изучая мое лицо. Отвожу взгляд, потому что бывшая Самойлова всегда читает меня, как открытую книгу.

– Очень вкусно, Ян, – откладывая ложку, произношу я.

Это не совсем правда. Сейчас я совсем не чувствую вкуса.

– Правда? Приятно, – она расплывается в улыбке, а потом поддается вперед, ее руки аккуратно скользят по моим коленям, и наши губы соединяются.

Короткие пряди волос Полины щекочут мой подбородок. Руки нежно касаются моей спины. Я дышу запахом ее духов, ощущаю вкус ее губ.

Голос девушки заполняет все пространство кухни, перекрывая даже аппетитный аромат ее кулинарных шедевров.

– Я очень по тебе скучал…

– И я.

*****

– Я в душ! – с этими словами Яна вскакивает с дивана и легко направляется в сторону ванной. А я перевожу взгляд в сторону журнального столика и подпрыгиваю, будто подброшенный пружиной.

– Яна! – все, курок взведен, я определенно сейчас взорвусь.

Она вопросительно смотрит на меня, а я протягиваю руку и беру со столика фотографию.

Раньше на этом самом месте стояла фотография меня, Полины и Андрюшки. Теперь же – фото с нашей свадьбы.

– Зачем ты это сделала? – тихо спрашиваю я, беря в руку рамку с сердечком.

Объяснять, что именно сделала, не требуется. Яна осторожно забирает у меня из пальцев фоторамку и тихо шепчет: – Андрей, я не хочу, чтобы ты травил себе душу. А она бы каждый раз… – она осекается и коротко утыкается мне в грудь. Я сжимаю и разжимаю кулаки: – Никогда больше так не делай! – отрезаю я, и для пущей убедительности прибавляю: – Не трогай, пожалуйста, чужие вещи, – вовремя я это сказал, правда?

Она открывает рот, чтобы возразить, а потом кладет голову мне на плечо:

– Я тоже не смогла выкинуть этот пакет. – признается Яна.

Я зарываюсь носом в ее волосы, а девушка тихо шепчет:

– Наверное, ему все равно здесь не место. У нее же есть родственники?

Не думаю, что маме Полины будет приятно видеть эти вещи. Слишком много боли.

– Я отвезу, – киваю я.

Яна с жалостью смотрит на меня, а потом тянется навстречу моим губам.

Может ли это считаться предательством?

– Ян, – я чуть отстраняюсь. Но эта девушка не из тех, кто так легко отступает.

– Андрей, – выдыхает она, и шаловливые пальчики Яны скользят под уже расстегнутый воротник моей рубашки.

И я просто сдаюсь, позволив себе утонуть в пучине моей боли.

Ее уже не вернуть.

========== 5. Визит ==========

POV Полина.

– Как сегодня настроение? – дружелюбно спрашивает медсестра, вталкивая в комнату штатив с капельницей. – Ничего нового не вспомнила?

Все эти дни – на самом деле, я понятия не имею, сколько прошло времени, пока я лежу в больнице. Все дни для меня слились в бесконечные капельницы – к лекарству для меня добавляется еще и витаминный комплекс для ребенка, – таблетки, разговоры с врачами, острый запах спирта и, главное, участливые вопросы: “Ты так ничего и не вспомнила?”

Не вспомнила. И это невыносимо.

Единственное, что удалось выудить из моего мозга – это короткое воспоминание.

– Ты правда сына Андреем назвала?

– Ага. Сначала хотела Кириллом, а потом вот…

Того человека, с которым я веду разговор, я не вижу, но мне безумно нравится его голос!

Наверное, не очень хорошо, таять от голоса другого человека, если у меня совершенно точно есть парень?

Вот и объясните это моему наглому телу!

– Моего сына зовут Андрей, – роняю я во время одного из визитов врача, и слезы упрямо струятся по подбородку.

У меня есть сын, а я понятия не имею, как он выглядит. Не помню его голоса. Смеха.

Глаз.

Какая же я мать, если смогла забыть собственного ребенка?

Доктор участливо переглядывается с присматривающей за мной медсестрой и мягко касается моего запястья: – Не переживай, память обязательно вернется. У твоего организма после всего произошедшего небольшой стресс, но, к счастью, как мы можем наблюдать, он уже восстанавливается.

Это немного обнадеживает. Если это, конечно, не стандартные слова утешения.

Моих вещей так и не нашли. Вы ожидали другого? Я, конечно, нет, но в сердце все равно жил крохотный осколок надежды.

А когда я узнала, что все это – зря, находясь в больнице, как бы это глупо не звучало, невольно думаю только об одном: Что бы нашли в моей сумке, если бы она все-таки обнаружилась на месте аварии?

Как минимум, документы. Телефон, где я могла бы найти номер любимого человека, членов семьи и фотографию собственного ребенка.

Я могла бы утешить своих родителей. Они уже столько слез выплакали зря…

А еще каждую ночь все повторяется. Боль, огонь, паника и ужас. Состояние безумия захлестывает меня крушащей с ног волной, а потом я просыпаюсь в слезах.

А вот это я бы хотела забыть. И почему это происходит так несправедливо?

– А какой срок? – в один из посещений медсестры спрашиваю я.

Та ослепительно улыбается:

– Недель 5 -6. Достаточно ранний срок.

Интересно, я уже успела обрадовать своего парня? Или он еще об этом не знает?

А мальчик или девочка? Хотя, наверное, на таком сроке неизвестно…

– Плечо давай, – вздыхает медсестра, с хрустом разламывая ампулу. Я вздыхаю и делаю ежедневную процедуру: поднимаю рукав больничной пижамы, подставляю руку медсестре и закрываю глаза, стараясь не морщиться, когда игла пронзает кожу.

Это поможет. Непременно поможет.

Болючее лекарство разносится по венам, ранку от укола тут же начинает саднить. Отработанным движением прижимаю заспиртованную ватку и тут же поворачиваю голову к окну – больше после последствий черепно-мозговой травмы мне ничего и не остается.

Конец POV Полина

POV Андрей

– Любовь Григорьевна! Любовь Григорьевна, подождите! – я срываюсь на бег, увидев маму Полины.

Женщина разворачивается, и мое сердце падает. Ее глаза опухли, лицо прорезали морщины – кажется, за последнее время она постарела лет на 10. Волосы той стягивает черная косынка. На ее губах играет улыбка, но когда женщина видит меня, тут же облегченно выдыхает.

Бедная женщина – она так устала скрывать свои эмоции на людях.

– Андрей! – ее губы опасно подрагивают, и я, понимая, что за этим последует, притягиваю женщину к себе, давая ей выплакаться.

– Я… Прости, пожалуйста! – она всхлипывает и с опаской косится на внука. К счастью, тот не видел этого срыва и спокойно посапывает в коляске.

– Прекратите! – вежливо произношу я, опасаясь, что буквально через секунду последую ее примеру.

Я тоже по ней очень скучаю.

– Пойдем в дом, Андрей, я тебя чаем напою! – спохватывается женщина.

Отказаться я не имею права.

Коляску в подъезд заталкиваю я, позволяя той занести в квартиру Андрюшку.

Эта квартира пропитана запахом Полины. Ее куртку я узнаю сразу.

Ее обувь. Ее фотография с черной ленточкой, – сердце сразу же заходится в отчаянном стоне.

– Я это…хотел вам отдать, – смущенно произношу я, приземляя на тумбочку пухлый пакет.

Она сводит брови к переносице, заглядывает внутрь и с болью во взгляде смотрит на меня: – Спасибо. Пошли чай пить?

Она сейчас расплачется. Я совершенно отчетливо это вижу по ее подрагивающим ресницам.

С каждым мгновением мне становится все неуютнее. Но я просто не мог не прийти.

Чайник закипает, в две белые кружки приземляется ложка травяного напитка, я вдыхаю пряный запах и закусываю губу от накативших воспоминаний.

Именно такой чай всегда заваривала Поля. Ставила его передо мной и неизменно гордо заявляла: – Это мой фирменный. Мама научила, попробуй.

Возражать этой улыбке я никогда не могу. В такие моменты Полина словно светится. Ее глаза наполняются искрами.

– Очень вкусно, – признаюсь я, делая глоток действительно совершенно изумительного чая. Поля коротко смеется и обнимает меня.

– Спасибо, – коротко выдыхаю я и утыкаюсь носом в кружку. Говорить много я сейчас боюсь, иначе голос бессовестным образом подведёт.

Чай вкусный, но Полина заваривала гораздо лучше.

Я, наверное, никогда не перестану думать о ней.

– Я еще Андрейке купил, вот, – и я, спохватившись, протягиваю яркую коробку.

Не умею покупать подарки детям, но Андрюшка – это особенный случай. Я настолько часто пропадал с Полиной в магазине, то теперь прекрасно знаю его интересы.

– Ой, спасибо, Андрей. Но не стоило…

Определенно стоило.

– Любовь Григорьевна, я еще хотел попросить, – я словно бросаюсь с головой в холодную воду. – Можно я буду заходить, Андрейку проведывать?

– Андрей, не говори ерунды! Конечно же, можно! – всплескивает руками та, ставя передо мной вазочку с печеньем.

А я не могу сдержать облегченного выдоха. Надо же, я действительно не дышал, ожидая судьбоносного ответа. Даже не могу представить, что было бы, если бы она запретила мне это.

Спросите, почему для меня это так важно?

Потому что я скучаю без этого ребенка, оживлявшего мою квартиру одним своим присутствием. Потому что я не смогу не принимать никакого участия в его судьбе.

Потому что он совершенно точно стал моим сыном.

И я не собираюсь этого менять.

========== 6. Вспомнить всё. ==========

несколько месяцев спустя…

POV Полина.

– Стас, я беременна!

Ногти парня с силой врезаются в мою руку, и я непроизвольно вскрикиваю.

– Не кричите на девушку, пожалуйста!

– Пойдем выйдем?

– Она не вернется. Помнишь, ты мне блинчики готовила?

– Да, конечно.

– Продублировать можешь?

– Виктор Анатольевич! Они нашли меня!

– Скоро мы с Полиной женимся, и я усыновляю ребенка!

– Ты говорил,что соскучился, или мне показалось?

– Нет, не показалось.

– Ясно…А я вот тоже соскучилась.

– Поль, какая же ты молодец,что приехала!

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что верила в меня.

– Это тебе спасибо.

– Мне-то за что?

– За то, что ты у меня есть.

От накативших воспоминаний я вскрикиваю и одним рывком сажусь на кровати. Простыня липнет к разгоряченному телу.

Кажется, я помню! Я все помню!

Бедная мамочка, она же извелась вся! А Андрей?

Не размышляя, я резко вдавливаю до упора кнопку вызова персонала.

Прохладные пальцы доктора быстро касаются моих висков. Я чуть ли не подпрыгиваю на кровати, не понимая, как можно сохранять такое спокойствие.

– Меня скоро выпишут? – кажется, ответа “нет” я не переживу.

– Номер мамы ты помнишь?

Я не могу скрыть улыбки, когда осознаю, что действительно помню.

– Да, можно мне телефон, я хочу позвонить, – говорю торопливо, захлебываясь в собственных словах и не находя себе места.

– Так, стоп, – врач одним движением усаживает меня на слегка промнувшуюся под моим весом кровать. – Давай ты продиктуешь, сначала я поговорю – не стоит ее сразу шокировать.

Шокировать. Бедная, бедная моя мамочка!

Я поспешно произношу вслед цифры, которые сами наперегонки друг с другом срываются с моего языка. Честное слово, это такое счастье – помнить!

Клавиши пищат под пальцами врача, а потом тот произносит:

– Алло. Здравствуйте, это Любовь Григорьевна?

И самый большой соблазн для меня – не выхватить трубку у него из рук.

*********************

Мама суетится вокруг меня, то и дело обнимая, привлекая к себе, целуя в макушку и все время не позволяя мне вставать. А я не могу не чувствовать, как бешено колотится сердце, когда беру на руки своего маленького сына.

Как же я об этом мечтала!

– Я же могу ее забрать, да? – глаза мамы наполняются слезами.

Я крепко обнимаю ее и с надеждой смотрю на доктора.

Тот задумчиво шевелит губами, а потом решительно кивает:

– Думаю, да. Реабилитационный цикл давно уже пройден, мы ждали, пока она вспомнит. Но если возникнут проблемы – звоните.