Текст книги "Белокурые бестии"

Автор книги: Маруся Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Вам просто нужно поменьше есть. – И все, на этом консультация была закончена.

* * *

В отделе культуры под руководством Гоши, помимо Маруси, работали три человека: очкастый патлатый Саша, хрупкая темноволосая и темноглазая Тамарочка и бойкая, коротко стриженная сутулая брюнетка лет сорока пяти, Валя Гангуз.

У Гангуз были неестественно большие черные глаза, и, разговаривая с кем-нибудь, она неизменно пристально в упор глядела в глаза своему собеседнику. Раньше она работала завлитом в детском театре, но ее отношения с главным режиссером этого театра оставляли желать лучшего, она никак не могла с ним сойтись, потому что он был, по ее мнению, слишком жесток к актерам, ему не хватало гуманности, душевности и доброты, а это ее ужасно раздражало, потому что выше всего в жизни она ценила именно доброту. Потом, когда она лучше узнала Марусю, она рассказала ей о своей работе в театре более подробно, со всеми деталями. Например, о том, как она делала минет заслуженному артисту Российской Федерации Петру Кудренко и в этот момент в гримерную вошел главный режиссер театра, который имел обыкновение входить в гримерную к артистам без стука. Вот тогда Валя впервые убедилась в антигуманности и жестокосердии режиссера, который, ко всему прочему, по ее наблюдениям, вовсе не любил детей, хотя и работал в детском театре, и это была его святая обязанность.

В спектакль о Коньке-Горбунке этот режиссер ввел двусмысленную сцену о том, как главный герой Ванечка проводит ночь в конюшне с кобылицей. Необходимость этой сцены режиссер обосновывал наличием в поэме Ершова строчек:

 
Наконец она устала:
«Ну Иван, – ему сказала, —
Коль умел ты усидеть,
Так тебе мной и владеть».
 

и далее:

 
«По исходе же трех дней
Двух рожу тебе коней».
 

Сцена вызвала вполне закономерное возмущение общественности, хотя сами дети и ничего не заметили, однако присутствовавшие на премьере родители детей пожаловались в мэрию. А может быть, и вообще, никто ничего не заметил, потому что в этой сцене главный герой всего лишь уводил свою лошадь за кулисы, нежно похлопывая ее при этом по крупу, и оттуда некоторое время доносилось веселое лошадиное ржание, которое постепенно становилось все громче и громче, временами напоминая человеческие стоны, но точно с уверенностью ничего было сказать нельзя, так что вполне возможно, что на самом деле это не родители, а просто несколько артистов театра, по отношению к которым режиссер был особенно жесток и бездушен, написали на него донос, где подробно изложили концепцию спектакля, и то, как режиссер, цинично хихикая, цитировал на репетициях Ершова, и то, какой смысл он придавал словам поэмы, что, по их мнению, могло пагубно сказаться на неокрепших детских душах, на которые и без того с экранов телевизоров ежедневно выливаются потоки насилия, жестокости и порнографии.

В результате на просмотр спектакля пришла целая комиссия из комитета по культуре, а также директора четырехсот питерских школ, и спектакль запретили, и правильно сделали, жаль только, что самого режиссера не сняли, но у него были связи, и в Германии ему недавно даже дали премию, и вообще, он был известен своими смелыми экспериментами, поэтому общественное мнение в тот момент было на его стороне. В довершение всего, фамилия режиссера была Глюкман, что делало его трактовку русских народных обычаев и быта русских крестьян темой в высшей степени деликатной, углубляться в которую в мэрии никто не хотел, особенно накануне выборов нового мэра, которые тогда как раз были на носу…

Последнее обстоятельство особенно раздражало Валю, так как она хорошо знала его мать, и та, по ее словам, была толстая деревенская бабища откуда-то из Саратовской области, такая же неотесанная, как и он сам, а отца своего он вовсе не знал и в лицо не видел, так что откуда у него взялась такая фамилия, она вообще не понимала…

Тамарочка рассказывала Марусе, что Валя неоднократно предлагала и их начальнику Гоше «отсосать», заверяя, что делает это профессионально, на высочайшем уровне. Тамарочку это ужасно злило, но она была вынуждена слушать молча ее циничные предложения. У Вали в театральной среде были огромные связи, и она этим гордилась. Она часто меняла свои наряды, но в основном ходила в пиджаке и в брюках, на лацкане пиджака она носила крошечный золотой семисвечник, который ей прислал ее израильский дядя. Валя вообще любила рассказывать о своей сексуальной жизни, при этом она повторяла, что она гетеросексуальна, но в ней присутствует «легкая лесбийсковатость».

Тамарочка жила с папой и с мамой, у нее раньше был муж, художник, но она прожила с ним недолго, потому что он не зарабатывал денег, а все лежал на диване и ждал, когда к нему придет вдохновение.

– Вот так, блядь, понимаешь ли, вдохновения он ждал. А жрать нам нечего было. И кой хуй мне было ждать, пока к нему вдохновение придет? Так, знаешь ли, и с голоду умереть можно. А у меня, между прочим, мама и папа, и у них только одна пенсия, и им нужно помогать.

Сначала Тамарочка собиралась пойти в аспирантуру, и старший научный сотрудник из Консерватории, который уже давно развелся с женой и жил отдельно, как-то раз пригласил ее в гости для того, чтобы ознакомиться с ее первыми публикациями – она публиковалась тогда еще только в научных изданиях, недавно окончила Консерваторию и была начинающим музыковедом. Он предложил ей пройти прямо по узкому коридору и сказал:

– Первая дверь направо.

Она туда и повернула, а там оказалась огромная незастеленная кровать, простыни на ней были в полном беспорядке, тут Кирилл Митрофанович в ответ на ее вопросительный взгляд уточнил:

– Извините, я ошибся, следующая дверь.

В кабинете он стал читать ее текст, указывать на неточности и, по его мнению, недочеты и промахи, Тамарочка слушала, слушала, в конце концов, ей стало обидно, она встала и сказала:

– Спасибо вам за науку, очень интересно, но я, пожалуй, пойду!

Кирилл Митрофанович не стал ее удерживать, к тому же тут зазвонил телефон, выйдя за Тамарочкой в коридор, уже у дверей, он вдруг указал ей на стенку, где в беспорядке висели разные картины, которые он коллекционировал:

– Вот мое последнее приобретение, деревянная игрушка – русский медведь занимается oral love с американским орлом. Это можно даже подвигать.

Тамарочка, как всегда, была без очков, она долго напряженно вглядывалась в игрушку, но видела только красного медведя и сине-красного орла.

– Ну знаете ли, – наконец произнесла она, – тут очень трудно догадаться, чем ваш медведь с орлом занимается. Я вижу, у вас богатое воображение.

– Да нет, – внезапно смутился Кирилл Митрофанович, – у него просто писька отвалилась, у этого орла, а раньше все было в порядке.

В результате вместо аспирантуры Тамарочка пошла работать в газету.

После того случая она к нему не ходила, но он продолжал звонить ей по телефону, при этом в основном говорила Тамарочка, а он молчал и почему-то сопел…

Го д назад Тамарочка познакомилась с немцем, тоже редактором газеты, он предложил им сотрудничать, а для начала выпустить один номер вместе, за это он предложил оплатить Гоше и Тамарочке поездку в Германию. Немец сдержал обещание – Гоша и Тамарочка через несколько месяцев действительно поехали в Германию, однако там их поселили в каком-то сарае, стоящем посреди чистого поля, в этом сарае не было даже кроватей, а только куча сена на чердаке, на котором они и спали, причем по ночам там было жутко холодно, и они спали не раздеваясь. Так они провели две недели, а в конце этот немец приехал за ними на машине и отвез в аэропорт, этим и закончилось их пребывание в Германии. После этого Гоша тоже очень невзлюбил Тамарочку, во всяком случае, некоторое время после их возвращения из Германии ей было очень тяжело с ним работать.

* * *

Маруся открыла дверь, на пороге стоял Алексей Б. Он был одет в сиреневую непромокаемую куртку, на его крошечной правой ручке на среднем пальце сияло кольцо с огромным сиреневым камнем, а в левой ручке он держал засохшую веточку, усеянную мелкими сиреневыми цветочками.

Алексей одно время жил у Марфы, на Театральной площади. Но однажды Марфа позволила себе нечто неприятное, то есть она перешла за грань дозволенного, она позволила себе грубость по отношению к нему, и они с ней расстались. То есть расстались они не из-за этого, а была целая история.

Приехавшей из Москвы Катеньке негде было ночевать, и он предложил ей остаться у Марфы. То есть он, конечно, видел, что она недовольна, но ведь Катеньке было совершенно некуда идти, нельзя же было выгонять ее на улицу… А Марфа наутро потребовала у него ключи от квартиры. А он… Ну что ж он мог?… Он просто молча отдал ключи, а на следующий день он от нее переехал. Она мрачная, Марфа, она черная, он долгое время жил у нее, то есть они жили вместе, у нее была там комната в коммунальной квартире. А потом она взяла в долг денег у его подруги Эльвиры, Эля живет сейчас в Австрии, у нее были деньги, и она дала их Марфе. Марфа купила себе еще две комнаты в этой коммунальной квартире и сейчас их сдает, она стала капиталисткой, Марфа, она живет за счет сдачи этих комнат. Но они с Марфой расстались, это была целая история…

С Катенькой Алексей познакомился в Москве, она дочь богатых родителей, ее мать связалась с мормонами, а мормоны – они же очень богатые. У ее матери огромная квартира на Фурштадтской, и даже «Мерседес», но она никогда и никого не приглашает к себе в гости. У них железные двери и охрана внизу. Только один раз, когда он провожал Катеньку, она пригласила его зайти к ним, и он зашел, но ее маман была очень недовольна. О, он видел это по ее лицу! Она сказала с ним буквально два слова, и все, и он видел, что она хочет, чтобы он поскорей ушел. Мормоны живут очень замкнуто, они никого не пускают в свой клан, но это очень богатая секта. У них свой «Мерседес», так же как и у его издателя из Перми, у него тоже есть машина, и уже одно то, что он сумел заработать на машину, показывает, что он не дурак, ведь далеко не у всех в наше время есть машина.

А они с Катенькой как брат и сестра, comme frère et soeur, он любит ее братской любовью, хотя Катенька очень нервная, однажды она запустила в него тяжелой сахарницей, и он едва успел увернуться, чуть его не убила. Она у него даже однажды ночевала, она пришла к нему в его отсутствие, и его маман ее впустила, хотя его маман вообще никому не доверяла, она не любила людей, а Катенька сумела втереться к ней в доверие, и маман ее впустила. Катенька все в его комнате перерыла, она даже читала его письма, она рылась в его дневниках, и потом написала ему записку, которая начиналась словами «Мертвенькому Лешеньке».

Когда он приехал, он не поверил собственным глазам, он подумал, что это за нахальство, impertinence. А после она осталась у него ночевать, и он даже дал ей надеть свои кальсоны, у него было много кальсон, осталось еще со времен военной службы, он же служил военным переводчиком, а теперь он пенсионер. Она надела его кальсоны и легла на кресло-кровать, а он спал на диване. А ночью они увидели за окном человека, он лез куда-то наверх, и они через окно заметили его ноги, черные, ноги бандита. Это был бандит, и они с Катенькой вскочили и подбежали к окну, а потом отскочили в угол, испугались, что он их заметит и влезет к ним. А потом он заснул, и ночью ему приснилось, что к ним в комнату влезли бандиты, и он им сказал: «Там спит маленькая девочка Катенька, не трогайте ее, не трогайте!» Вот такой сон ему приснился, он потом рассказал об этом Катеньке, и они с ней очень смеялись.

Катенька все время достает свою маман, ее маман живет с новым мужем, этим мормоном, и Катенька кокетничает с ним, поэтому маман ее от себя отселила. В детстве ее маман над ней издевалась, она пряталась от нее, когда Катенька была маленькая, а Катенька плакала, потому что не могла найти маму, она думала, что мама ушла. Ей не хватало любви уже с детства, такая вот manque d’affection. И теперь ее маман не дает ей денег, даже на еду, она хочет, чтобы Катенька вышла замуж и оставила ее в покое, а Катенька не собирается замуж, она очень любит издеваться над мужчинами, она сперва кокетничает с мужчиной, влюбляет его в себя, а потом грубо бросает. Это ее стиль.

Как-то в Москве они с Катенькой зашли в кафе «Три обезьяны», и она заказала себе бутылку «Кока-Колы», она все говорила: «Хочу пить, хочу пить!» А там одна бутылка «Кока-Колы» стоит целое состояние, ему пришлось заплатить, конечно, но ему эта ее черта очень не нравилась, это, в конце концов, надоедает. Он же, в конце концов, всего лишь нищий пенсионер, да и то пенсию он получил совершенно случайно. Он же очень слабый и совсем ничего не умеет! Его любой может обидеть! Просто один его начальник, милейший человек, Пал Николаич, очень хорошо к нему относился. А его уже тогда хотели выгнать из армии, всего за год до пенсии, ему не давали даже дослужить до этой пенсии, все плели интриги, разные гнусные интриги.

В детстве он жил у Пяти углов, на Владимирском проспекте, там его родина, в большой коммунальной квартире, его соседкой была пожилая актриса, она наряжала его в женские платья, даже подкрашивала ему глаза и губы, завивала волосы, и из него получалась очень хорошенькая девочка. Потом он женился, его жена была старше его, она наряжалась в кожаное обмундирование, брала в руки хлыст, и они устраивали сеансы садомазохизма, ему это очень нравилось. Раньше, до перестройки, он очень хорошо зарабатывал, и жена была весьма довольна. Это была уже вторая его жена, на первой он женился в совсем юном возрасте, когда еще был курсантом, и жена имела вкус к таким вещам, можно сказать, aux choses plutot viles – к каким-то гадостям. А ему это не нравилось, поэтому они с ней какое-то время промучились вместе, ну как это обычно бывает, и через пару лет расстались. Потом он встретил свою вторую жену, она была старше его и работала медсестрой в детской поликлинике, ведь дети – это совершенно безобидно, les enfants c’est innocent, и она работала с детьми. И то, что они делали с ней вместе, казалось ему уже гораздо более интересным, хлыст etc, il y a trouve du gout, он находил в этом вкус. У них было два сына, и он хорошо зарабатывал, к тому же он редко бывал дома, он уезжал в командировки, где ему приходилось переводить разным высокопоставленным военным, адмиралам, генералам.

А потом они вдруг резко обнищали, и денег у них совсем не стало, он стал получать очень мало. И его жена все время ругалась, жить с ней стало невозможно, поэтому он ушел и поселился у своей маман. Его жена продолжает работать в поликлинике avec les enfants innocents, но они живут очень бедно, практически в полной нищете, у них почти ничего нет. Он иногда встречается со своими сыновьями, рассказывает им, какие вкусные вещи он ел в Швейцарии, где ему подарили зимние перчатки для его сыновей, но одну пару он все-таки оставил себе, они ему показались очень красивыми и удобными, а ручки у него были почти совсем как у ребенка.

Его жена теперь его ненавидит и настраивает детей против него, ну что же делать? Что делать? Так устроена жизнь. Он устал работать переводчиком, к тому же против него постоянно плели интриги, это стало невыносимо. А его начальник Пал Николаич, милейший человек, он очень к нему хорошо относился, предложил ему написать заявление на пенсию, и хотя ему оставалось доработать еще полгода, ему дали пенсию, но только благодаря начальнику, так что он теперь пенсионер. Его маман была очень простая женщина, иногда они с ней ходили в гости к ее подруге, sa compatriote, ее землячке, она же родом из деревни Иваново.

А его отец был швед, он был очень благородный и трудолюбивый человек, поэтому у Алексея и была такая странная фамилия – Бьорк. Отец рассказывал Алексею, что в свое время шведы работали за один доллар в день, когда в стране был кризис, и денег ни у кого не было, платили всем мало, шведы работали на корчевке леса, и им платили по доллару в день, но они работали, не то что русские, которые требуют, чтобы им платили огромные деньги, иначе они отказываются работать. Это неправильно. Это сугубо русская черта.

Одно время Алексей дружил с арабами, они очень милые. Они говорили ему, что русские женщины очень сильные. Вот только когда они ехали с этими арабами в автобусе и они все начинали курить, он просто задыхался, так как не мог переносить табачный дым. У него же была предрасположенность к туберкулезу, как раньше, до революции, в Петербурге половина жителей страдала чахоткой, вот и у него тоже был туберкулез, но он вовремя вылечился, его гранд-маман его вылечила.

Она его очень любила, его гранд-маман, его бабушка, и когда она умерла, она оставила ему много денег, эти деньги лежали в большой глиняной вазе, целые пачки, и он приходил туда, брал пачку, тогда у него было много денег, он не придавал этому никакого значения, материальный вопрос для него просто не существовал, он тогда ходил в «Букинист» на Литейном, покупал там самые дорогие книги, иногда спекулянты предлагали ему редкие книги за двойную и даже тройную цену, а он не торговался, платил, сколько они просили, деньги для него ничего не значили. Он не думал о будущем, а когда разразился кризис, все его деньги пропали. Потом он жалел, что не успел все их потратить, и на то, что осталось, он сумел себе купить только кожаное пальто на меховой подстежке, уже несколько поношенное, но очень теплое, хорошее пальто, он носил его уже лет восемь, не меньше, но его можно было носить и дальше, это вечное пальто, ему сносу не будет.

А этот перстень на среднем пальце правой руки ему подарила одна дама, спонсор, это дар спонсора, дамы-адмиральши, большой поклонницы его таланта. У него вообще много драгоценностей, он их очень любит, особенно блестящие камни, они так сверкают, блестят… У него даже были драгоценные камни, просто, без оправы, и он иногда выкладывал их на тарелочку, садился и смотрел на них, смотрел… Их блеск завораживает, зачаровывает, как взгляд змеи…

Его знакомый поэт Анатоль Конура – так и произносится, с ударением на последнем слоге – живет в Саратове, на Волге. Он познакомился с ним случайно, у него очень странная внешность, даже невозможно описать. Он совершенно лысый, все лицо изрыто оспой, небольшие черные глаза, слегка косые, он очень высокий, просто огромного роста, и очень худой. Он сейчас приехал в Петербург, его содержит одна дама, благотворительница. Когда он видел его последний раз, он был в такой красивой разноцветной жилетке, эта дама ему подарила. Он рассказывал Алексею, что живет в Саратове в небольшом покосившемся домике со своей маман. Иногда по ночам на него нападает ужасная тоска, тогда он выходит из дому на улицу и громко кричит, просто кричит, и все.

Анатоль познакомил Алексея с якутским принцем, и этот принц написал ему письмо. Он переводит стихи Верлена на якутский язык, и на русский тоже пробовал, и даже посылал ему свои переводы, чтобы он их немного подправил, чтобы помог ему советом. Потом он случайно встретил его на Невском, он как раз выходил из «Книжной лавки писателя», со спины он даже принял его за девушку, одетую в брючный костюм, он высокий, тонкий, у него длинные прямые черные волосы, сзади собранные в хвостик, на нем была черная широкополая шляпа и черный же брючный костюм… Ладно… Bien… В нем было свое очарование, некий шарм, это настоящий якутский принц.

У его подруги-художницы раньше была большая мастерская на улице Марата, там с ней жила еще одна художница, Маргарита, она такая, как бы это сказать, ну она очень маленькая, совсем небольшая, такого небольшого роста, в общем, она не совсем нормальная, но не в умственном смысле, в умственном смысле напротив, она очень тонкая, интеллигентная, а в плане физическом она слишком маленькая. Короче говоря, она карлица. И вот Маргарита написала портрет Алексея, она сказала, что изобразила на этом портрете его внутреннюю сущность, а он на нем такой злой, но, в общем, сходство есть.

Его прадед Густав Бьорк был шведским подданным, верным слугой его королевского величества Короля Густава Пятого. Сам он тоже служил в армии военным переводчиком, правда, сейчас он был уже на пенсии, причем на пенсию он вышел в звании младшего лейтенанта, этот факт один его знакомый назвал даже достойным книги рекордов Гиннесса, так как других примеров, когда в отставку после двадцати лет службы уходили в чине младшего лейтенанта, он не знал. Этой теме он посвятил одну свою небольшую повесть «Подпоручик и Ж», все смеются, но Ж – это Жестокость, Женственность, Жеманство, Жизнь, Жажда, Жажда славы, Жребий, Жестокий Жребий мой…

В юности, когда он еще был курсантом, он как-то шел по улице и громко-громко смеялся, ему почему-то было просто очень весело, к тому же в кармане у него лежал маленький томик Ронсара, который он только что приобрел в «Букинисте», и тут неожиданно перед ним, как из-под земли, возник патруль, прапорщик и два солдата срочной службы, они очень грубо и резко поймали его за руку, что, правда, им удалось с большим трудом, потому что он очень сильно в это время размахивал обеими руками, находясь как бы в полете, и отправили его на гауптвахту, так как решили, что он пьян или же обкурился, а он вообще никогда не пил, не говоря уж о наркотиках, просто ему было очень-очень весело, и он чувствовал неземную легкость во всем теле. Правда, с гауптвахты его на следующий день отпустили, потому что он был курсантом Института военных переводчиков, куда поступить было очень сложно и поэтому там учились только по блату, то есть люди с большими связями, так что на гауптвахте решили, что лучше с ним не связываться.

Недавно он закончил свой роман «у О».

О – это Образ, Обаяние, Очарование, Обладание, Обольщение, Оригинальность, Осторожность, Откровенность… Все это своего рода идеал, к которому он стремится, у которого рядом находится, но все еще пока не достиг. «у О» является продолжением «о У».

У – это Универсальность, Уникальность, Ум, Удивление, Условность, Уловки, Усмешки, наконец, Убийство и Унижение… Это вещи, о которых он знает практически все и о которых он хочет поведать своим читателям.

Всю жизнь он страдал от непонимания окружающих, служба и семья ужасно его давили, и только теперь, на пенсии, он сбросил с себя тяжесть прошлого, расслабился и раскрепостился, веселье и легкость – вот что он чувствует сейчас постоянно, и уже никто не отправит его за это на гауптвахту, даже его фамилия Бьорк кажется ему теперь слишком длинноватой и тяжелой, поэтому он предпочитает, чтобы его называли просто Алексей Б., ибо Б – это Благородство, Бескорыстие, Безгрешность, Безрассудство, Будущее, Бережливость, Бессердечность и Беспринципность, но в то же время и Безутешность…

* * *

Маруся вышла на Невский проспект. Раньше, когда она еще училась в школе, ей очень нравился Невский, потому что там было очень много народу, она чувствовала себя в этой толпе надежно спрятанной от посторонних взглядов, обычно она, когда шла по улице, ловила на себе взгляды прохожих, и это ее ужасно раздражало, возможно, все пялились на нее из-за ее огромного роста, она была как баскетболист, и мама неоднократно советовала ей заниматься спортом, и именно баскетболом: «Ты спокойно будешь просто класть мячи в корзину», – говорила она. Марусю ужасно раздражали эти люди, которые на нее пялились, поэтому она любила ходить исключительно по Невскому проспекту, там было так много народу, что можно было вообще не волноваться, как ты выглядишь, – все равно в толпе тебя не видно.

От яркого солнца и огромного количества снующих вокруг людей у Маруси пересохло во рту, она хотела купить замороженный сок, который всегда покупал себе Светик, он очень хорошо утолял жажду, но, в отличие от мороженого, от него нельзя было растолстеть, а для Светика, который всегда следил за своей фигурой, это было немаловажно. Она опустила руку в карман, но обнаружила там только семь рублей, сок стоил шесть рублей, значит, у нее не оставалось денег на обратную дорогу, настроение от этого у нее резко испортилось.

Помещение редакции находилось во дворе, недалеко от Екатерининского садика. Вадим Блумберг, главный редактор издательского дома «Блум-пресс», уже ждал ее в своем кабинете.

«Hello, my darling! Come in, please!» – поприветствовал он ее почему-то по-английски. Оказалось, что он уже давно следил за ее творчеством и с большим вниманием и интересом прочитал ее последний роман, что само по себе было ему не свойственно, так как в последнее время он редко дочитывал книги до конца. Вот в детстве он очень много читал, так как у его отца, Аркадия Моисеевича Блумберга, была замечательная по тем временам библиотека, его отец сам был замечательным детским писателем, которого очень ценил сам Маршак, но заслуженного признания он так и не получил, отчасти, конечно, из-за отчества и фамилии, но были и другие причины, одна его книга для детей дошкольного возраста оказалась настолько смелой и опережающей свое время, что он и сегодня еще не решается ее издать, а только думает и советуется.

Но теперь, чем больше он занимался книгами, тем меньше они его интересовали. Можно было даже перефразировать известное изречение: чем больше он узнавал книги, тем больше он любил людей, причем людей желательно простых, далеких от культуры, таких, как его жена, например, или две его замечательные дочурки, которые еще совсем недавно научились говорить, так что им пока тоже не до книг, или, например, фотомодели, они его тоже очень интересовали, так как женщина, по его мнению, вообще не должна быть слишком умна, потому что ум ее портит. Но Марусины книги он все равно прочитал, и если быть до конца откровенным и говорить начистоту, то он должен был ей признаться, что они ему не то чтобы совсем не понравились, но, в общем-то, и не очень понравились, вот если она знакома с творчеством Лимонова, то это совсем другое дело, Лимонов – великий писатель, и он как раз сейчас собирается издавать полное собрание его сочинений. Но, в конце концов, все это не важно, для него было бесспорно одно: словом Маруся вполне владела, но больше всего ему нравилось ее имя, и если это она сама себе такое имя выдумала, то это просто замечательно, перед этим именем он просто готов был снять шляпу, это было гениально. Собственно, из-за ее имени он и пригласил ее к себе.

Дело в том, что сейчас в обществе существует определенный спрос на женщин, пишущих детективы, и она не могла, да и просто не имела права терять времени даром, ей, владеющей словом, да еще с таким именем, по его мнению, нужно было немедленно браться за это дело, причем он ей это предлагал исключительно из личной симпатии и расположения, так как на самом деле к ним стоит целая очередь авторов, в том числе и женщин. Тем не менее Маруся тоже вполне могла бы попробовать себя в этом жанре, и тогда бы они еще раз встретились и поговорили, к тому же и платят у них неплохо, гонорар плюс процент от прибыли, если книга пойдет.

Он вообще считал, что современные писатели разучились писать связно, они не способны заинтриговать читателя, не понимают, что в романе должен быть настоящий захватывающий сюжет, хотя тот же Достоевский, например, писал, в сущности, детективы, а нынешние все порабощены серой действительностью, находятся в рабстве у бессвязных фактов собственной жизни. Все это, конечно же, не относится лично к Марусе, о творчестве которой у него еще не сложилось окончательного мнения, он собирался вернуться к ее роману где-то через годик, когда их молодое издательство окончательно встанет на ноги, однако и с ней ему, видимо, пусть через годик, но придется серьезно поработать, так как многие авторы, занимающиеся так называемой «серьезной литературой», у нас, к сожалению, очень часто забывают об элементарных вещах, например, разбить свой текст на небольшие главки, чтобы его было удобнее читать. Вот они, например, в своем издательстве за последний год выпустили и Кундеру, и Павича, и те разошлись на «ура», но он был убежден, что если наших авторов, рукописи которых сейчас лежат у него в столе, чуточку причесать, разбить их тексты вот на эти главки, да еще набрать красивым шрифтом, то они, он не сомневался, еще дадут сто очков вперед не только Кундере или там Акройду, но и самому Борхесу и Маркесу. Но для этого нужно было подождать ровно год, до того времени, когда он собирался начать наступление на рынок в этом направлении…

* * *

«Фюрер был прав», – Костя часто поднимал эту тему, а иногда неожиданно обрывал этой фразой свои длинные тирады, как бы подводя итог своим рассуждениям и обращаясь к истине в последней инстанции. Косте очень нравилось лицо Гитлера, оно притягивало его из-за какого-то запечатлевшегося в нем затаенного страдания и внутренней неуверенности в себе, так, во всяком случае, ему казалось.

Костя вообще считал, что буржуазной культуре так и не удалось что-либо реально противопоставить откровениям Ницше, который вплотную приблизился к постижению человеческой природы, но в последний момент не выдержал, впал в истерику и свихнулся. Нечто подобное произошло и с Гитлером. Поэтому вся современная культура представляла собой всего лишь вялую отмашку от всех самых важных тем и идей, так как сама эта культура была, в сущности, идеологией победителей, которым и не надо было особенно напрягаться для оправдания своего существования. Именно поэтому истину, по мнению Кости, надо искать у побежденных, так как только у них идеи по-настоящему онтологичны и бытийственны, ведь даже Христос прошел путем поражения…

Но все эти поражения – всего лишь шаги на пути к окончательной Победе, просто цель слишком велика и путь к ней огромен. Так, самый большой корабль, предназначенный для дальнего плавания, реже других заходит в уютные гавани, потому что все время стремится к достижению неведомого берега, на который еще не ступала нога человека. Это и есть путь веры, просто надо верить, что именно ты, и никто другой, предназначен для достижения этой цели и окончательной Победы. Но для этого надо учиться, и, главным образом, на ошибках прошлого…

Маруся не особенно удивилась, когда Костя сразу же с нескрываемой злобой воспринял ее рассказ о предложении Блумберга. Особенно его возмутило утверждение о том, что Достоевский писал бестселлеры, Костя был просто вне себя от ярости, тем более что отчасти это было действительно так, он был даже с этим согласен. Достоевский обтесывал характеры своих персонажей, подгоняя их под свои идиотские сюжеты, проститутка у него была влюблена в убийцу, Ганя падал в обморок, но не брал горящих денег, Грушенька отправлялась на каторгу вслед за Митей, и все вокруг были без ума от этого дурачка Мышкина… Да, Достоевский писал занимательные детективы и дамские романы, хотя, конечно, не такие слащавые, как сны Веры Павловны, но все равно, все это потом вышло боком России, потому что именно из-за Достоевского и, может быть, еще из-за того случайного снаряда, что угодил в штаб генерала Корнилова, белые проиграли гражданскую войну. Просто они были ко многому не готовы, а главное, они были слишком связаны моралью, религией и прочими предрассудками, от которых так настоятельно предлагал избавиться еще Ницше.