Текст книги "Бруно, начальник полиции (ЛП)"

Автор книги: Мартин Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 9

Полицейская колонна подъехала к большому отдельностоящему дому, стоявшему на невысоком холме, возвышавшемся над Лалинде, откуда открывался потрясающий вид на реку Дордонь. Река здесь была широкой и неглубокой, когда она спускалась с высокого плато на плоские сельскохозяйственные угодья, где в течение столетия выращивали табак для производства сигарет dark Gauloises. Спроектированный в традиционном пиригорском стиле, с крутой черепичной крышей, высокими дымоходами и башенками, похожими на шляпы ведьм, дом сиял блеском камня, свидетельствовавшим о том, что он был построен недавно. Четыре машины, мотоцикл и два маленьких скутера, называемых мобилет, были неопрятно припаркованы на широкой, посыпанной гравием площадке перед домом. За домом был большой сад, а затем местность снова плавно поднималась к холму, который тянулся до самого Бержерака. Из открытых окон доносилась громкая рок-музыка, а в коридоре лежала на боку пустая бутылка из-под вина.

«Очень гостеприимно», – сказал Джей-Джей. «Широко открытая дверь и запах травы – чтобы мы могли задержать ее по обвинению в хранении, если потребуется». Он приказал второй машине детективов обойти дом сзади, тихо постучал в открытую деревянную дверь, подождал мгновение и вошел.

Несколько подростков с отсутствующим выражением лица расположились вокруг стола в большом обеденном зале, который выходил во внутренний дворик и к бассейну в задней части. Вдоль стены зала тянулся большой бар. На столе стояли банки пива и бутылки вина, а также грязные тарелки, доска для сыра и ваза с фруктами. Через окно Бруно мог видеть трех молодых людей с бритыми головами и татуировками, игравших в бассейне с двумя девушками с обнаженной грудью. Джей-Джей подошел к впечатляющему стереосистеме и нажал кнопку. Музыка взвыла и благословенно смолкла.

Бруно не заметил никаких признаков присутствия Ричарда Геллетро ни за столом, ни в бассейне.

«Мадемуазель Куртемин?» – спросил Джей-Джей. Тишина. Он повторил ее имя. Молчание затянулось. «Присутствует ли здесь мадемуазель Куртемин или владелец этой недвижимости?

Это полицейское расследование».

Одна из девушек за столом прижала руку ко рту и посмотрела на широкую лестницу. Джей-Джей махнул головой, и Изабель быстро поднялась по ступенькам.

«Захватите это», – сказал Джей-Джей другому детективу, указывая на пакет с травой и свертки бумаги на столе. «Затем запишите все их имена и удостоверения личности. Приведите этого местного полицейского от главных ворот. Он должен знать большинство из них. Напомни, как его зовут, Бруно?»

«Quatremer.»

«Хорошо, теперь мы попробуем еще раз», – сказал Джей-Джей, обращаясь к молодым людям за столом.

«Я ищу Ричарда Геллетро».

Ответа нет. Девушки в бассейне прижимали руки к груди. Парни оглядывались по сторонам, вероятно, подумывая о том, чтобы сбежать, подумал Бруно, но в этот момент со стороны дома появились еще полицейские. Бруно попытался сосредоточиться на лицах, чтобы понять, узнает ли он кого-нибудь из молодых людей. Молодые люди в бассейне выглядели смутно знакомыми, возможно, по фотографиям с камер наблюдения, которые он видел. Его взгляд постоянно возвращался к полуобнаженным девушкам. Его собственные подростковые годы никогда не были такими. Если бы они были такими, кто знает, к какой странной политической группе он, возможно, был бы готов присоединиться.

– Джей-Джей», – позвала Изабель сверху». Сюда.

Джей-Джей жестом пригласил Бруно следовать за ним. Они поднялись бок о бок по широкой и красивой лестнице. Площадка наверху была размером со среднюю гостиную.

Прямо перед ними был коридор с рядом закрытых дверей в комнаты, которые выходили окнами на город. Они пошли на звук голоса Изабель ко второму крылу, которое, должно быть, выходило в сад. Они вошли в большую комнату, которая была бы светлой и просторной, если бы шторы были раздвинуты, но сейчас была темной, если бы не приглушенное освещение и мерцание телевизора. На смятой кровати лежали двое молодых людей, вырываясь из сна. Девушка пыталась натянуть простыню, чтобы укрыть их. На ней был черный лифчик, а черная шапочка с козырьком лежала у нее на подушке. Мальчик, который был голым, не мог пошевелиться. Его запястья и лодыжки были привязаны шарфами к столбикам кровати.

Бруно перевел взгляд с пары на кровати на два плаката на стене. На одной был изображен Жан-Мари Ле Пен, лидер Национального фронта; на другой было что-то похожее на оригинальный рекламный плакат фильма «Битва за Алжир». Над кроватью на стене висели различные предметы, образуя живую картину, включавшую штыки, кинжалы и каску немецкого вермахта. Мальчик на кровати отвернул голову от внезапного света и застонал. Это был Ричард. Он огляделся, узнал Бруно и снова застонал.

«Кто ты, черт возьми, такой?» – выплюнула девушка. «Убирайся».

«Посмотри телевизор, Джей-Джей», – сказала Изабель. «Нацистское порно».

Так и было. Двух мужчин в черной форме со свастическими повязками на рукавах и нашивками СС на лацканах обслуживали две молодые женщины, одна белая и светловолосая и явно желающая этого, другая черная и в наручниках.

Джей-Джей двигался очень быстро, когда девушка отползла в сторону от кровати. Он поймал ее запястье своей сильной рукой и дернул за спину, когда она вскрикнула. Он крепко держал ее, глядя на прикроватный столик, к которому она тянулась.

Лезвие бритвы лежало рядом с маленьким зеркальцем, на котором было несколько крупинок белого порошка.

«Ты была непослушной девочкой», – сказал Джей-Джей, все еще крепко обнимая ее. «Кокаин.

Это три года, вот здесь. Он достал из кармана ручку и нажал на крышку маленькой коробочки рядом с зеркалом. Он покачал головой, глядя на груду маленьких белых таблеток внутри, а затем посмотрел на девушку, которая теперь молчала. Она перестала извиваться, и простыни упали, обнажив черные чулки, подпоясанные черным поясом для подтяжек на выбритом лобке.

«Все это, и Экстази тоже», – тихо сказал Джей-Джей. Бруно показалось, что Джей-Джей выглядел искренне потрясенным. «Я думаю, у нас здесь достаточно обвинений в торговле людьми.

Это может быть десять лет тюрьмы, мадемуазель. Надеюсь, вам понравится компания старых крепких лесбиянок. Вы собираетесь проводить с ними много времени».

Он повернулся к Изабель. «Наденьте наручники на эту молодую хозяйку дома, а затем давайте сделаем наши собственные фотографии этой сцены. Я хочу, чтобы другая команда криминалистов осмотрела эту комнату и проверила каждый нож в доме. Ребята Периге все еще в Сен-Дени, так что вам, возможно, придется вызвать еще кого-нибудь из Бержерака, и мы также привлекем ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Нам не помешали бы дополнительные люди для поисков.

Это большая собственность.»

Он посмотрел на Бруно. «Бруно, мы должны разыскать владельца дома и родителей этой девочки. Их нужно проинформировать, и тебе лучше сделать то же самое с отцом мальчика. Тогда скажи моим ребятам, чтобы организовали обыск помещения, как только они арестуют всех молодых головорезов внизу по обвинению в незаконном хранении наркотиков и поместят в полицейские камеры, где мы сможем их допросить. Я так понимаю, это действительно молодой Ричард? Бруно кивнул. «Он очень похож на свою фотографию.

Изабель, я хочу сделать побольше снимков этой пары и убедиться, что ты правильно сфокусируешься. Затем вы можете начать просматривать все остальные видеозаписи и фильмы из коллекции мадемуазель Куртемин».

«Включая ее собственную», – сухо сказала Изабель, указывая на заднюю стену. Ни Бруно, ни Джей-Джей еще не заметили маленькую видеокамеру на штативе, направленную на кровать, сбоку от которой все еще мигал красный огонек.

С наступлением вечера прибыло еще больше полицейских машин, а также два фургона, чтобы увезти в общей сложности восемь молодых людей. Жаклин ждала в наручниках;

Ричарда наконец развязали, как только полицейские фотографы закончили осмотр спальни, а команда криминалистов взяла образцы. Затем каждому из них с Жаклин выдали белые пластиковые комбинезоны, которые использовала команда криминалистов, снова надели наручники и доставили в полицейское управление в Периге. Бруно разыскал семьи. Отец Жаклин был в деловой поездке в Финляндию и должен был улететь домой на следующий день. Мать ехала из Парижа. Отец Ришара должен был встретить их в Периге. Были наняты адвокаты, но в ходе обыска в одной из пристроек уже были найдены четыре обувные коробки из-под того, что, по словам парней из отдела по борьбе с наркотиками, было таблетками экстази.

«Уличная стоимость – двадцать тысяч евро, как мне сказали», – сказал Джей-Джей, закуривая американскую сигарету. Они с Бруно стояли на широкой террасе перед домом, с которой открывался вид на маленький городок Лалинде и широкую реку Дордонь. «Они только что нашли еще одну коробку из-под обуви в ее машине, спрятанную под запасными колесами. Много отпечатков пальцев. Она не может выкрутиться. А те покрытые татуировками мужланы в бассейне оказались сотрудниками Службы Ордена Фронта, его собственной частной охраны. У них были свои фотографии с Ле Пен на каком-то партийном митинге. Наркотики в их машинах и очень большие суммы наличных в кошельках.»

«Вы уже сообщили Парижу?» – спросил Бруно. «Политикам это понравится. Типы из Национального фронта, замешанные в банде наркоторговцев, развращающей нашу французскую молодежь».

«Конечно, конечно, – сказал Джей-Джей», – но я ищу убийцу. Меня не очень волнует политика, за исключением того, что я ненавижу все эти нацистские штучки. Боже мой, после всего, через что прошла эта страна во время войны, видеть, как эти молодые люди увязают в этой грязи… это, наркотики и извращенный секс. Что случилось с этим поколением, Бруно? У вас есть дети?»

«Детей нет, Джей-Джей, и жены пока нет», – сказал Бруно, удивляясь нотке грусти, которую услышал в собственном голосе. Откуда это взялось? Он сменил тему. «А гетеросексуального секса мне всегда было достаточно. Если бы я встретил женщину, одетую в нацистском стиле и желающую связать меня, думаю, я бы слишком много смеялся, чтобы отдать ей должное».

«Ну, я, конечно, не могу сказать, что порнофильм меня возбудил, – сказал Джей-Джей. – Имейте в виду, в моем возрасте мало что разжигает мой огонь».

«И все же в старые времена не было ничего такого, что не заставляло бы тебя двигаться вперед. Твоя репутация все еще идет впереди тебя, Джей-Джей Я удивлен, что малышка Изабель не носит доспехов».

«В этих новых правилах нет необходимости, Бруно. Сексуальные домогательства, права женщин – тебе повезло, что ты не участвуешь в этом здесь, в твоей маленькой коммуне. В наши дни тебя могут уволить, если ты хотя бы взглянешь на коллегу-женщину».

«У нас это тоже есть. Это повсюду. Мы не изолированы от того, что происходит повсюду», – сказал Бруно. «Возможно, я обманывал себя, когда думал, что мы здесь другие, с нашими маленькими еженедельными ярмарками, с детьми, занимающимися спортом и избегающими неприятностей. Можно подумать, хорошее место для создания семьи, а теперь это. Знаешь, Джей-Джей, это мое первое убийство».

«Так когда же ты заведешь собственную семью, Бруно? Ты не становишься моложе. Или у тебя есть свой маленький гарем среди фермерских жен?»

Бруно ухмыльнулся. «Хотел бы я. Ты видел кулаки фермеров?»

«Нет, и жен фермеров я тоже не видел», – засмеялся Джей-Джей «Но серьезно, разве ты не планируешь остепениться? Из тебя вышел бы хороший отец».

«Я не нашел подходящую женщину», – пожал плечами Бруно и пустился в обычную полуправду, которую он использовал, чтобы сохранить свою личную жизнь и заглушить память о женщине, которую он любил и потерял, спас, а затем не смог спасти. Это никого не касалось, кроме него самого. «Полагаю, пару раз я был близок к этому, но тогда я чувствовал себя не совсем готовым, или я нервничал, или она теряла терпение и уходила».

«Я помню ту симпатичную брюнетку, которая работала на железной дороге, – Жозетт. Ты встречался с ней, когда мы работали вместе».

«Она ушла, когда они пошли на сокращение. Они перевели ее на север, в Кале, работать в службе Евротоннелей, потому что она хорошо говорила по-английски. Я скучаю по ней», – сказал Бруно. «Однажды мы собрались вместе в Париже на выходные, но почему-то это было не то же самое».

Джей-Джей хмыкнул – звук, который, казалось, свидетельствовал о многих вещах, от власти женщин до разрушительного воздействия времени и неспособности мужчин когда-либо полностью объяснить или понять их. Когда над рекой под ними сгустилась тьма, они некоторое время стояли молча.

«Наверное, мне действительно повезло, что у меня есть что-то похожее на обычную семейную жизнь, – сказал Джей-Джей. – У большинства копов браки не складываются из-за странного графика работы и того, о чем нельзя говорить, и нелегко заводить друзей вне полиции. Гражданские нервничают рядом с нами. Но ты это знаешь – или, может быть, здесь все по-другому для тебя, провинциального полицейского в маленьком городке, где все тебя знают и ты им нравишься, и ты знаешь имя каждого».

На этот раз была очередь Бруно ворчать. Он действительно думал, что в Сен-Дени все по-другому, по крайней мере для него, но он был уверен, что Джей-Джей не хотел этого слышать.

«Единственное, о чем она меня сейчас печалит, – это внуки», – продолжал Джей-Джей.

«Она все время говорит о том, почему наши дети не женаты и не размножаются». Он вздохнул.

«Полагаю, ваши родители добиваются от вас того же».

«Не совсем», – коротко ответил Бруно. Нет, он не мог оставить это так. «Я думал, вы знаете, что я сирота».

«Прости, Бруно. Я не имел в виду…» Джей-Джей отвернулся от вида, чтобы внимательно рассмотреть его. «Я помню, кто-то говорил мне это, но это вылетело у меня из головы».

«Я никогда их не знал», – спокойно сказал Бруно, не глядя на Джей-Джей. «Я ничего не знаю о своем отце, а моя мать оставила меня в церкви, когда я был ребенком. Именно священник окрестил меня Бенутом, благословенным. Вы можете понять, почему я называю себя Бруно».

«Господи, Бруно. Мне действительно жаль».

«Я был в церковном приюте до пяти лет, а потом моя мать покончила с собой в Париже. Но сначала она написала записку своей двоюродной сестре в Бержерак, назвав церковь, в которой она меня оставила. Кузены Бержерак вырастили меня, но это было нелегко, потому что у них никогда не было много денег. Вот почему я ушел в армию, как только окончил школу. Это было не очень счастливое детство, но они самые близкие мне люди из семьи, и у них самих пятеро детей, так что на меня никто не давит.»

«Ты все еще видишь их?»

В основном свадьбы и похороны. Есть парень, с которым я близок, потому что он играет в регби. Я несколько раз брал его с собой на охоту и пытался отговорить от службы в армии. Он вроде как послушался; вместо этого поступил на службу в Военно-воздушные силы.»

«Я думал, вам понравилось на службе? Я помню, как вы рассказывали какие-то истории в тот вечер, когда мы ужинали в ресторане».

«Кое-что было в порядке. На самом деле, большая часть. Но я не склонен говорить о плохих временах. Я бы предпочел забыть о них».

«Вы имеете в виду Боснию?»

Да, он имел в виду Боснию. Он был там с миротворцами ООН, но быстро обнаружил, что поддерживать мир там особо нечего. Они потеряли более сотни убитыми, тысячу ранеными, но об этом уже никто не помнил. В то время они этого почти не замечали. Их обстреливали снайперы и минометчики со всех сторон, сербы, мусульмане и хорваты. Он потерял друзей, но ООН приказала им не сопротивляться, вряд ли даже защищаться. Не самая славная глава. Отчасти поэтому он решил переехать и жить сюда, в тихое сердце сельской Франции. По крайней мере, раньше было тихо, пока они не нашли мертвого араба со свастикой, вырезанной у него на груди. Он рассказал Джей-Джей кое-что из этого, но не все.

«Что ж, ты оказался хорошим, несмотря ни на что. Сиротский приют, Босния и все такое», – наконец сказал Джей-Джей. «А я старый любопытный любитель совать нос в чужие дела. Я полагаю, это связано с работой. Тем не менее, я имел в виду свою жену, она хорошая женщина. Мне повезло.» Джей-Джей сделал паузу. «Ты знаешь, что она заставляет меня играть в гольф?»

«Она никогда этого не делала», – рассмеялся Бруно, благодарный за смену темы и настроения.

«Она начала играть с парой своих подружек, потом настояла, чтобы я взял несколько уроков, сказала, что у нас должны быть какие-то общие интересы, когда я выйду на пенсию», – сказал Джей-Джей. «Мне это очень нравится: приятная прогулка на свежем воздухе, пара бокалов после, несколько приличных парней в клубе. Этим летом мы планируем поехать в Испанию на один из этих особенных каникул по гольфу – играем каждый день, берем несколько уроков. Слушай, черт возьми, мне нужно выпить. Оставайся здесь. Я сейчас вернусь.»

Бруно обернулся и посмотрел на дом. Во всех домах горел свет, а фигуры в белых одеждах ходили взад и вперед за окнами. В последний раз он видел столько полицейских на параде раздачи во время своего учебного курса. Он думал, что знает, что Джей-Джей собирается сказать. Это будет очень запутанное дело, с политикой, СМИ и национальными интересами, и он хотел бы, чтобы Бруно не вмешивался в это. Бруно это вполне устраивало, за исключением того, что его работа заключалась в защите интересов жителей Сен-Дени, а он понятия не имел, как это делать.

«Что ж, похоже, у нас есть главный подозреваемый в отношении бедного старого араба». Силуэт Джей-Джей вырисовывался на фоне света в доме, он протягивал ему бокал. Рикар, смешанный в самый раз, без большого количества льда. Мебельный магнат вряд ли пропустил бы пару рюмок.

«Это косвенные улики, если только криминалисты не обнаружат какие-то следы или мы не найдем оружие», – сказал Бруно.

«Один из тех нацистских кинжалов на стене, если хотите знать мое мнение. Я сказал криминалистам, чтобы они были с ними особенно осторожны».

«Вы знаете, что потеряете контроль над этим делом, как только в него вмешается Пэрис.

Здесь слишком много политики.»

«Вот почему я хочу побыстрее покончить с этим», – сказал Джей-Джей «Они присылают из Парижа судебного исполнителя вместе с кем-то, кого они называют координатором СМИ, для работы с прессой. Они будут крутить все ради вечерних новостей и президентских амбиций министра. Я был бы удивлен, если бы он сам не приехал сюда, может быть, даже на похороны».

«Мэр и так достаточно обеспокоен последствиями для туризма этим летом, чтобы министры не попали в заголовки газет. Я просто вижу это сейчас». Бруно покачал головой. «Сен-Дени: маленький городок ненависти».

«На твоем месте я бы постарался не путаться под ногами. Позволь большим мальчикам делать свое дело, а потом попробуй подмести разбитую посуду, когда они уйдут. Так это работает».

«Только не с моим мэром, это не так», – сказал Бруно. «Не забывай, что он раньше был в штабе Ширака в Париже. Любой, кто работал на президента Республики, может играть в политику с лучшими из них. И он мой босс».

«Ну, они не могут тебя уволить».

«Дело не в этом», – сказал Бруно. «Он был добр ко мне – помог мне, многому научил меня.

Я не хочу его подводить.»

«Ты имеешь в виду, как отец, которого у тебя никогда не было?»

На мгновение потеряв дар речи, Бруно пристально посмотрел на Джей-Джей, затем глубоко вздохнул и приказал себе расслабиться. «Вы, должно быть, читали какую-нибудь книгу по психологии в мягкой обложке», – сказал он более резко, чем намеревался.

«Черт возьми, Бруно, я ничего такого не имел в виду». Джей-Джей наклонился вперед и легонько ударил его по руке. «Я просто разговаривал, понимаешь…?»

«Забудь об этом, может быть, ты и прав», – сказал Бруно. «Он был мне как отец.

Но дело не только в мэре. Дело в самом городе и в ущербе, который может нанести весь этот беспорядок. Это мой дом, и моя работа – защищать его».

ГЛАВА 10

Шел дождь, не сильный ливень летней грозы, а мелкая, упорная морось, которая должна была продлиться пару часов, поэтому четверо мужчин поспешили по мокрой траве к крытому двору, которым Бруно очень гордился. Это было похоже на заброшенный ангар на старом аэродроме, с гофрированной крышей из полупрозрачного пластика и брезентом вместо стен. Но внутри корт был вполне приличным и мог похвастаться судейским креслом, табло и скамейками для зрителей.

Множество небольших плакатов с рекламой местных предприятий и юго-западной газеты висели на металлическом каркасе, на котором Бруно сотрудничал с бароном, который не был настоящим бароном, но, как главный землевладелец в округе и человек порой властных замашек, был широко известен под этим прозвищем и открыто радовался ему. Ксавье и Мишель, как обычно, заняли другую сторону и начали колотить, не слишком сильно и не слишком умело, ради удовольствия от игры и еженедельного ритуала. Когда Бруно подал мяч на подачу, Барон остался рядом с ним в задней части площадки. Он предпочитал играть на задней площадке, позволяя «молодому Бруно» наносить удары по воротам. Как всегда, каждому игроку разрешалось подавать первым столько раз, сколько ему требовалось для попадания мяча. И, как обычно, жесткая первая подача Бруно прошла долго, но его вторая была пристойно подана. Ксавье отыграл ее Барону, который вернул один из своих обманных бросков. Мишель был лучшим игроком, но мужчины так часто играли вместе, что знали игру и ограничения друг друга. После двойной ошибки, пропущенного удара и одной случайно отличной подачи, которая заставила Бруно подумать, что однажды он сможет сыграть в эту игру, они поменялись концовками.

«Вы уже поймали этого ублюдка?» Спросил Мишель, когда они обогнали друг друга у сетки. Он руководил местным департаментом общественных работ. Под его началом служили шестнадцать человек, и он руководил автопарком грузовиков, канавокопателями и небольшим бульдозером. Он был физически сильным человеком, хотя и невысокого роста, плотного телосложения с небольшим, но крепким брюшком. Он играл еще более важную роль в жизни города, и его подпись требовалась на любом разрешении на застройку. Он был родом из Тулона, где двадцать лет прослужил в инженерных войсках военно-морского флота.

Бруно пожал плечами. «Это не в моей власти. Национальная полиция управляет шоу, и Париж подключился. Я знаю немногим больше тебя, а если бы и знал, ты же знаешь, что я не смог бы говорить об этом».

Он знал, что его товарищи не позволят ему уйти безнаказанным. Эти четверо были теневым правительством города. Барон владел землей и был достаточно богат, чтобы делать скромные пожертвования, которые помогали теннисным клубам и клубам регби продолжать функционировать в прежнем режиме. Мишель был человеком реального влияния, а Ксавье был помощником мэра, заместителем, который выполнял большую часть административной работы и руководил повседневными делами мэрии. Он работал в супрефектуре Сарла, пока не вернулся домой в Сен-Дени, где его отец управлял дилерским центром Renault, а тесть владел большой местной лесопилкой. Вместе с Бруно и мэром эти люди управляли делами города. Они научились быть осторожными и ожидали, что Бруно будет держать их в курсе событий, прежде всего на этих ритуальных пятничных собраниях.

Мишель провел классическую подачу, высоко подбросил мяч и хорошо выполнил передачу, и его первая подача была результативной. Бруно в ответном ударе справа попал в бортик ворот и перекатился, выиграв очко.

«Извините», – крикнул он, и Мишель помахал рукой в знак согласия, затем отбил мяч, чтобы снова подать. Когда они добрались до дьюса, который они называли egalitй, во двор вошли двое мужчин, стряхивая капли дождя с лиц. Ролло из школы всегда немного опаздывал. Он приветственно помахал рукой, и они с Дугалом, шотландцем, который был соседом барона и его закадычным другом по выпивке, сели на скамейку запасных, чтобы посмотреть окончание выступления. Вскоре Ролло и Дугал поднялись, чтобы занять свою очередь.

Это было обычное правило. Один сет, а затем дополнительные игроки разыгрывали проигравших.

Бруно и Барон сели наблюдать. Ролло играл скорее с энтузиазмом, чем с мастерством, и любил атаковать ворота, но Дугал когда-то был полезным клубным игроком, и за его ударами с низа всегда было приятно наблюдать.

«Я полагаю, вы не можете много говорить», – начал барон, как ему показалось, тихим голосом.

«Ничего», – ответил Бруно. «Вы понимаете».

«Просто я слышал, что прошлой ночью в Лалинде было произведено несколько арестов и что вы были причастны к этому. Мой приятель видел вас там. Я просто хочу знать, была ли какая-то связь с нашим арабом».

«Наш ли он сейчас араб?» Спросил Бруно. «Я полагаю, что в некотором смысле это так. Он жил здесь, умер здесь».

«Наш араб», – сказал я, и я это серьезно. Я знаю Мому и Карима так же хорошо, как и вы. Я знаю, что старик был харки, и у меня к харки особое чувство. Я командовал их взводом во время алжирской войны. Первый месяц я провел, гадая, когда же кто-нибудь из них выстрелит мне в спину, и до конца войны они регулярно спасали мою шею».

Бруно повернулся и с любопытством посмотрел на барона. В городе у него была репутация настоящего правого вингера, и поговаривали, что только его преданность памяти Шарля де Голля удержала барона от голосования за Национальный фронт.

«Я думал, вы были против всей этой иммиграции из Северной Африки», – сказал Бруно, прервавшись, чтобы поаплодировать, когда Мишель подал туза.

«Да. Сколько там сейчас, шесть-семь миллионов арабов и мусульман, наводнивших это место? Вы больше не узнаете Париж. Но харкисы другие. Они сражались за нас, и мы были у них в долгу – и мы оставили слишком многих из них позади, чтобы им перерезали глотки из-за того, что мы их не приняли. Мужчины, которые сражались за Францию».

«Да, старик был харки. Более того, он получил медаль. Он сражался за нас и во Вьетнаме, там он ее и завоевал».

«В таком случае, он не был харки. Они были нерегулярными. Похоже, он служил в регулярной армии, возможно, зуав или тиральщик. Так называлось большинство их полков. Им разрешили вернуться во Францию, когда все закончилось, но большинству харкисов было отказано во въезде, и им перерезали горло. И большинство из тех, кто добрался до Франции, были отправлены в лагеря. Это было позорное время. Некоторые из нас делали, что могли. Мне удалось вернуть нескольких моих парней на службу, но это означало оставить их семьи, поэтому большинство из них решили остаться и попытать счастья. Большинство из них поплатились за это.»

«Как вы узнали, что они были убиты?» Бруно хотел знать.

«Я поддерживал связь с парнями, которых приводил, помогал им устроиться на работу и все такое. Некоторых из них я привлек к своему бизнесу. У них были способы поддерживать связь через свои семьи. Вы знаете, я не очень люблю ходить в церковь, но каждый раз, когда я слышал, что кто-то из моих Харки был убит, я шел и зажигал свечу. Он остановился, посмотрел себе под ноги. «Это было все, что я мог сделать», – пробормотал он. Он откашлялся и сел. «Итак, расскажите мне о нашем арабе, хорошем солдате Франции. Вы знаете, кто его убил?»

«Нет. Наше расследование продолжается, как и говорят представители полиции. Мы только начинаем расследование, и я даже не участвую в нем по-настоящему. Как я уже сказал, им занимается Национальная полиция. Они оборудовали временный офис в выставочных залах.»

«А как же Лалинде?»

«Возможно, здесь даже нет связи. Похоже, это было больше похоже на задержание наркоторговцев», – сказал Бруно, стараясь не сказать своему другу откровенной лжи.

Барон кивнул, не отрывая глаз от игры. Ролло только что допустил две двойные ошибки подряд.

«Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как мы покидали Алжир?» – внезапно спросил он. Бруно покачал головой.

«Мы были в Оране, в гавани. Это был хаос. Де Голль подписал мирное соглашение в Эвиане, а затем Парас и половина армии в Алжире совершили этот безумный государственный переворот. Я был единственным офицером в своем подразделении, который отказался присоединиться, и я бы так и сделал, если бы не пошел против де Голля. В любом случае, мои ребята никогда бы не присоединились. К тому времени я командовал взводом новобранцев, молодых французов, и у всех у них были новомодные маленькие транзисторные радиоприемники из Японии, чтобы они могли слушать рок-музыку. Но в то время они также слышали по рации, как де Голль приказывал им не подчиняться любому офицеру, который хотел, чтобы они подняли оружие против Республики, против него, против Франции.

Итак, призывники остались в своих казармах и не двигались – вот что остановило переворот. Они оставались там, пока не прибыли военные корабли, чтобы забрать нас домой».

«Это было в 61-м году?» Спросил Бруно. «Генерал Салан и те люди, которые основали ОАГ, те, кто пытался убить де Голля?»

«Совершенно верно», – мрачно сказал барон. «Как бы то ни было, я отправил наше подразделение на десантный корабль, и по дороге мы подобрали тех из моих старых харки, кого смогли найти, или кто был достаточно умен, чтобы понять, что им лучше убираться побыстрее. Мой сержант был со мной всю войну, и ему понравились харки, поэтому он помог. Мы раздобыли несколько мундиров – в них недостатка не было – и просто позволили им сесть к нам на борт. Не было никаких списков, ничего организованного, потому что было так мало офицеров, поэтому я просто запугал их всех на борту».

«А когда вы добрались до Франции?» Спросил Бруно. «Как вы доставили их на берег?»

«Они не могли отправить нас всех на военно-морскую базу в Тулоне, где, по крайней мере, у них была какая-то система контроля, поэтому мы пришвартовались в Марселе, в торговом порту, и армия загрузила десятки грузовиков, чтобы отвезти нас на ближайшие базы. Но не было системы, какое подразделение отправляется на какую базу, поэтому мы с сержантом сказали моим ребятам отправиться домой на несколько дней, и если они вернутся в течение недели, я позабочусь, чтобы все было в порядке. Мы все просто сбежали с корабля, сели в любой старый грузовик, и парни, включая моего Харкиса, перепрыгивали через задний борт на каждом углу. Мы совершили набег на вещевые мешки в трюме корабля и достали им гражданскую одежду и несколько франков. Кроме этого, все, что у них было, – это мое имя и адрес».

«Это звучит безумно», – сказал Бруно. «Я знал, что война в Алжире закончилась беспорядком, но я не знал об этом». Смутно он услышал, как Дугал выкрикнул «файв-фу» со своим забавным акцентом, и четверо мужчин поменялись местами. Казалось, что сеанс почти закончился. Он едва заметил.

«Вы должны помнить, что в те дни не было компьютеров, – продолжал барон. «Были только списки на бумаге. Мы потеряли своих в суматохе, а патрульный корабль был слишком переполнен для какой-либо надлежащей переклички. То, что не было потеряно, было сожжено мной и сержантом, когда мы вернулись на полковую базу во Фрюсе.