Текст книги "Лейтенант с острова Инишмор"

Автор книги: Мартин Макдонах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мартин Макдонах
Лейтенант с острова Инишмор

Посвящается Кошечке

(1981–1995)

Действующие лица:

Донни, сорок пять лет. Отец Падрайка. С острова Инишмор[1]1
  Пьеса «Лейтенант с острова Инишмор» является частью трилогии Макдонаха об Аранских островах, в которую также включены пьесы «Калека с острова Инишмаан» и «Призраки с острова Инишер» (последняя пьеса до сих Макдонахом не обнародована, так как автор считает ее дурно написанной). Аранские острова (Инишмор – самый крупный из них) находятся в составе графства Гэлуэй у западного побережья Ирландии. Некогда острова были прибежищем первых христиан Ирландии, а сегодня это редкое место республики, где остались жители, которые говорят только на гельском (ирландском) языке. На «материковой» части графства Гэлуэй (имеется в виду остров Ирландия) проходят события первой трилогии Макдонаха – «Красавица из Линена», «Череп из Коннемары», «Сиротливый Запад».


[Закрыть]

Дейви, семнадцать лет. Слегка полноват, носит длинные волосы. С острова Инишмор

Падрайк, двадцать один год. Красив. С острова Инишмор

Мейрид, шестнадцать лет. Очень коротко пострижена, довольно мила. Сестра Дейви. С острова Инишмор

Джеймс, между двадцатью и тридцатью годами. Из Северной Ирландии[2]2
  Северная Ирландия или Ольстер – часть Ирландии (шесть графств со столицей в Белфасте), оставшихся в ведении Великобритании после того, как остров в 1949 году получил независимость от Объединенного Королевства.


[Закрыть]

Кристи, между тридцатью и сорока годами. Из Северной Ирландии

Брендан, двадцать лет. Из Северной Ирландии

Джоуи, двадцать лет. Из Северной Ирландии

Действие происходит на острове Инишмор, графство Гэлуэй, в 1993 году.

Сцена первая

Сельский дом на острове Инишмор, 1993 год. На авансцене – задняя стена дома и внутренний двор перед ней. В центре стены дверь, ведущая со двора в дом, слева и справа от нее окна. Слева, внутри дома, дверь в ванную, интерьер которой зрителю не виден, а немного правее, внутри дома, пустое пространство, обозначающее жилую комнату. На задней стене дома висят часы, обрамленные сентиментальной ручной вышивкой, на которой можно прочесть: «Home Sweet Home»[3]3
  Home Sweet Home – «Дом милый дом», в англоязычном мире устоявшаяся словесная конструкция, обозначающая домашний семейный уют.


[Закрыть]. Во дворе шкафчики справа и слева, на одном из них стоит телефон. Пара кресел у стены, между ними стол, на котором с самого начала представления лежит труп черного кота с основательно разбитой мордой – проще сказать, снесена половина черепа. Донни, хозяин дома, человек средних лет, и Дейви, его сосед семнадцати лет, немного полноватый, с длинными волосами, стоят и смотрят на труп животного.

Дейви. Как ты думаешь, Донни, он еще жив?

Пауза. Донни подымает за хвост бездыханный кошачий труп. Из головы кота вытекают и шлепаются о стол последние мозги бедняги. Донни внимательно смотрит на Дейви и кладет труп обратно.

Донни. Хм…

Дейви. Может, он в коме? Давай вызовем ветеринаров.

Донни. Этому ветеринары как мертвому припарки.

Дейви. Впарят ему какой-нибудь укол.

Донни. (пауза) Это тебе укол в жопу нужен, придурок!

Донни отступает назад и дает Дейви пенделя.

Дейви. (чуть не плача) Чего тебе надо?!

Донни. Сколько раз тебе говорили, не гонять на своем сраном велике с этой сраной горы!

Дейви. Я не трогал эту тварь, клянусь тебе! Он валялся на дороге, я его издалека увидел…

Донни. На дороге, блин, кривожопый ты урод…

Дейви. И на велике я не гонял, а ехал медленно! Смотрю, черная куча впереди, еще подумал, что за черт там…

Донни. Ага, а теперь послушай, как это было на самом деле. Только после того, как ты переехал эту кошатину, ты, наконец, тормознул педали, и чисто из любопытства вернулся посмотреть, кого же ты все-таки задавил.

Дейви. Нет, я его впереди себя увидел, и мне не нужно было возвращаться. Он валялся впереди!

Донни. Мчу куда хочу!

Дейви. Я вообще в тот момент уже слез с велика и катил его рядом. Потом я увидел Малыша Томаса. Разве я не должен был в этой ситуации сгрести в охапку эту кучу дерьма и тащить тебе показывать?

Донни. Во всех инструкциях черным по белому написано: нельзя дотрагиваться до жертвы преступления, пока к ней не подоспела профессиональная помощь. Любой дурак это знает.

Дейви. Прости, я не читал инструкций о том, как надо себя вести, когда видишь раздавленную кошку, Донни!

Донни. А надо было бы прочесть…

Дейви. Таких инструкций нет!

Донни…может быть, теперь Малыш Томас был бы с нами…

Дейви. Его могла раздавить машина, кстати.

Донни. Сегодня по этой дороге не ездили машины! Да и когда вообще это ты видел там хотя бы одну машину? Ты вообще единственный, кто ездит этой заброшенной дорогой! И почему? Потому что ты тупой ирландский придурок, у которого есть в жизни только одна забава – гонять с горы на мамкином велике и орать благим матом, потому что тебя дико возбуждает, когда ветер шевелит твою засаленную бабью гриву!

Дейви. Еще раз тронешь мои волосы, Донни Осборн, и я тут же уйду отсюда. А если я уйду, то отвечать за своего кота будешь ты. Один-одинешенек…

Донни. Это ты убил моего кота… Но это еще полбеды. Вся беда в том, что это не мой кот.

Дейви. Могу оказать тебе любезность. Буду отгонять назойливых мух от трупа.

Донни. Ах, ты мне будешь оказывать любезность, щенок! Мой кот попал между спиц твоего велика, и ему оторвало полбашки, и он еще мне будет оказывать любезность!

Дейви внимательно смотрит на Донни, затем резко открывает дверь в дом и исчезает за ней. Донни склоняется над трупом и печально поглаживает шерстку, затем садится в левое кресло, рассматривает кошачью кровь у себя на руке. Возвращается Дейви, тащит через порог велосипед своей матушки. Он розового цвета, с маленькими колесами и корзиной для поклажи на переднем колесе. Дейви подвозит велосипед к Донни и дает ему возможность его рассмотреть, подымает переднее колесо почти на уровень глаз Донни, медленно его прокручивает.

Дейви. Ну и где здесь кошачья бошка? А? Где его бошка?

Донни. (подавлен) Счистить кошачьи мозги с колеса – с этим даже такой урод, как ты, справится.

Дейви. На этом колесе нет даже намека. Ни пятнышка, ни царапинки. А, тем не менее, из бедного Малыша Томаса мозги по каплям сочатся.

Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, Дейви. Сейчас же.

Дейви. Бедный Малыш Томас, этот велик, даже если бы хотел, не мог раздавить твою глупую бошку. Чтобы раздавить эту прелесть, нужно совсем съехать с катушек.

Донни. Убери свой сраный велик от моего лица, придурок, или я раздавлю твою прелестную бошку.

Дейви отвозит велосипед к входной двери.

Дейви. Тут могло быть все что угодно: большой камень, машина, собака. Ты же слышал, как выла собака.

Донни. Ага. А ты слышал рев машины.

Дейви. (пауза) А, может, ты слышал, как бросались камнями? Все зависит от того, насколько велик камень и с какого расстояния брошен. Бедный Малыш Томас! Я так любил его, так любил. Чего не могу сказать ни об одной кошке на острове. Для большинства наших котов я пожалею крошечной рыбешки. Они такие наглые. Особенно кот Мейрид. Дашь ему пинка, а он ухмыляется. А вот Малыш Томас был отзывчивым малым. Идешь мимо забора, там сидит Малыш Томас и тебе кланяется. (Пауза.) Больше нам кляняться некому. Упокой его душу, господи. Ушел от нас, только кучу мозгов на земле нам оставил. (Пауза.) Слушай, Донни, а он же у тебя недолго пожил? Ты, кажется, его совсем недавно взял.

Донни. Да не мой это кот, пойми, и в этом вся беда, как ты не можешь, придурок, понять! И ты ведь сам все прекрасно знаешь.

Дейви. Ничего я не знаю. А что такое?

Донни. Мне только на один год доверили этого засранца.

Дейви. Чей он, Донни?

Донни. А ты как думаешь?

Дейви. (пауза) Нет… Нет…

Донни. Что нет?

Дейви. (с ужасом в глазах) Только не он… только не твой…

Донни. Угу.

Дейви. Нет!

Донни. А чего бы я так расстраивался? Из-за этого засранца, что ли?

Дейви. Только не твой Падрайк.

Донни. Да нет, именно мой Падрайк.

Дейви. О, господи Иисусе, Донни! Только не Падрайк из ИНЛА?[4]4
  INLA – Ирландская независимая освободительная армия. Террористическая организация, действующая с 1974 года. Подвержена католическим и социалистическим влияниям.


[Закрыть]

Донни. Думаешь, у меня есть какой-то другой Падрайк?

Дейви. И что, Малыш Томас – его?

Донни. С пяти лет у него жил. Пятнадцать лет был его единственным другом. Он оставил его мне, когда начал колесить по стране и все подряд взрывать. Он уже не мог ухаживать за ним так, как хотел бы. Я думаю, Малыш Томас был вообще единственным существом на белом свете, которое Падрайк обожал.

Дейви. Он любил его?

Донни. Конечно, любил.

Дейви. Да он же бешеный!

Донни. Э, нет… Когда он узнает об этом, вот тут он по-настоящему станет бешеным…

Дейви. А он уже и так сумасшедший. Долбанутый, торкнутый. Его так и зовут все: «Бешеный Падрайк».

Донни. Да, зовут.

Дейви. Это же его выгнали из ИРА,[5]5
  IRA – Ирландская республиканская армия. Старейшая, самая агрессивная и самая влиятельная террористическая организация Ирландии. Считает себя Армией законного права Единой Ирландской республики, самопровозглашенной в 1918 году.


[Закрыть] потому что для них он был слишком кровожаден.

Донни. Да, было такое. И он никогда не простит им этого.

Дейви. Ну, может быть, он все-таки сейчас, после такого славного рейда по Ирландии, хоть немного остыл?

Донни. Мне рассказывают, что, наоборот, стал еще более кровожадным. Я уже вижу его лицо в тот момент, когда до него дойдет новость. Но я вижу и твое лицо, когда Падрайк узнает, что виновен ты. Будь готов к тому, что он законопатит на тебе все дырки.

Дейви. (падает на колени) Пожалуйста, Донни, клянусь тебе, это был не я. Не говори ему обо мне, пожалуйста. Конечно, Падрайк убьет кого хочет, хотя бы за то, что тот рядом с ним… потеет. Даже повода не надо! Помнишь, он сделал калекой парня, который смеялся над его шарфом, который действительно был девчачьим. А этому парню, между прочим, было только двенадцать лет!

Донни. А его кузен, славный парень… Ему еще и двенадцати не было, когда Падрайк приковал его к инвалидной коляске!

Дейви. Умоляю, Донни, не говори ему про меня!

Донни встает с кресла и начинает ходить взад-вперед. Дейви встает с колен.

Донни. Если ты, Дейви, признбешься мне в том, что раздавил Малыша Томаса, то я не стану говорить. Но если ты будешь настаивать на своей невинности, мне придется сознаться Падрайку. У тебя есть два пути.

Дейви. Но это, блин, не честно, Донни!

Донни. А мне все равно, честно это или нечестно.

Дейви. Теперь мне понятно, что честнее было бы просто оставить Томаса валяться в грязи. Если черный кот пересек тебе дорогу – это, люди говорят, к беде. Но этот кот просто валялся на дороге, что он мог мне сделать? А, оказалось, мертвый, он еще больше мне горя принес. Ну, хорошо, я убил Малыша Томаса, если тебе угодно это знать.

Донни. Как ты его убил?

Дейви. Как? Тебе еще и это надо знать, старый хрен? Я врезался в него на велике, потом ударил его мотыгой по голове, а потом еще попрыгал на его трупе!

Донни. Ну все-таки я думаю, ты просто сбил его на велике. Для кота этого достаточно. Это хоть случайно произошло?

Дейви. Конечно, случайно. Совершенно случайно.

Донни. Ну… вот так честнее, если, конечно, это и в правду не специально.

Дейви. (пауза) Так ты не скажешь ему про меня?

Донни. Не скажу.

Дейви. Слава богу. (Пауза.) А когда ты ему расскажешь обо всем?

Донни. Сейчас буду звонить. На мобильный.

Дейви. Он будет в ярости.

Донни. Я скажу ему… Я скажу ему, что Малышу Томасу… нездоровится. Вот, что я скажу ему, пожалуй.

Дейви. Я думаю, что, когда он увидит, Донни, вытекшие мозги Томаса, он догадается, что коту несколько хуже, чем «нездоровится».

Донни. Я скажу ему так. «Ему нездоровится, но сейчас, сынок, нет никакого смысла стремглав нестись домой».

Дейви. Я с тобой, Донни…

Донни. Понимаешь? Я скажу ему, что сегодня он ни с того, ни с сего отказался от еды. А через неделю я скажу ему, что коту стало немного хуже. А еще через неделю я скажу ему, что он отошел в мир иной тихо, во сне.

Дейви. Мне кажется, это он легко воспримет.

Донни. Да, я постараюсь, чтобы он легко это перенес.

Дейви. Не надо выкладывать ему всю новость сразу. Надо по частям.

Донни. Потому что худшее, что можно сейчас себе представить, это Падрайк, который несется домой на всех парах к своей околевшей кошке!

Дейви. Донни, хуже этого нет ничего на этом свете.

Донни. Нет ничего хуже для тебя, придурок! Потому что это именно ты размозжил ему голову, и сам признался в этом!

Дейви пытается что-то сказать, но не может, давиться словами.

Донни. Чего?

Дейви. Ну да, да, это я, ублюдок… (бормочет) из-за этого говна…

Донни. Все, я звоню.

Дейви. (бормочет) Ну позвони, позвони, вот ведь сука, блин, нам же спокойнее…

Донни медлит, кусает нижнюю губу. Дейви подходит к двери и собирается вывезти велосипед из дома.

Дейви. Почему я такой терпимый, ума не приложу! Чтобы вот я так расстраивался по пустякам…

Донни снимает трубку и смотрит на кота.

Донни. Малыш Томас, бедняга… Если наш дружочек к нам заявится, мы совсем скоро точно так же, как и ты, лежать здесь будем. Знаешь, как он нас вздрючит? Нам будет вдвое хуже, чем тебе, Томас.

Дейви. Думаю, даже втрое. Или вчетверо.

Донни. Пиздуй уже домой, чертов кошкодер.

Дейви. Иду. Пожалуй, передавлю еще несколько кошек по дороге, потому что с сегодняшнего дня это мое хобби, мать вашу.

Донни. (рассеянно) Больше не надо никого давить, хватит.

Дейви вздыхает, подымает глаза к небу и вывозит велосипед. Донни медленно, печально набирает номер.

Затемнение.

Сцена вторая

Заброшенный склад где-то в Северной Ирландии. Джеймс, обнаженный по пояс, весь в крови и избитый, висит вниз головой, подвешенный к потолку за голые, окровавленные ноги. Падрайк куражится подле него, умело управляясь с опасной бритвой. Его руки в крови. На груди Падрайка болтаются две пустые кобуры, два пистолета лежат рядом, на столе слева. Джеймс рыдает.

Падрайк. Джеймс? (Пауза.) Джеймс?

Джеймс. (всхлипывая) А?

Падрайк. Знаешь, что у нас дальше по расписанию?

Джеймс. Не знаю. Не хочу знать.

Падрайк. Понимаю, почему ты не хочешь знать, засранец. Бодрее, приятель, ты же слезы льешь как маленькая глупая девочка.

Джеймс. А что ты думаешь, еб твою мать, должен делать человек, у которого только что вырвали ногти?

Падрайк. (пауза) Не надо мне говорить «еб твою мать», Джеймс…

Джеймс. Прости, Падрайк…

Падрайк. А то иначе я посильнее тебя побеспокою. Пора уже перестать играть с тобой в бирюльки.

Джеймс. Вырывать ногти у людей – это ты называешь «играть в бирюльки»?

Падрайк. Да.

Джеймс. Буду знать. Оказывается, это называется «играть в бирюльки» – когда тянут ногти из живых людей.

Падрайк. Джеймс Хенли, прекрати ныть про свои вонючие ногти! Ты так вопишь, как будто я снял сейчас их все, а на самом деле я лишил тебя всего лишь двух ноготочков, самых-самых маленьких, крохотулечек… Если бы я еще большие ногти срезал, то я бы понял, но здесь… Ну что ты! Они же крошечные. Ты едва ли заметишь их отсутствие. И раз уж ты так беспокоишься о здоровье, то порадуйся за свои ноготки – в кои веки под ними нет вечного траура!

Джеймс. Ну хорошо, спасибо хоть за это. Ты просто спас меня.

Падрайк. Потом смотри дальше. Если бы я был настоящий злодей, я был снял по ногтю с каждой твоей ноги, но я сегодня добрый и вырвал два ногтя с одной лапки, чтобы ты, когда будешь убегать отсюда, хромал не на обе, а только на одну ногу. Если бы я поранил тебе две ножки, это было бы уже свинство. Ну а поскольку теперь вся боль у тебя сосредоточилась в одной ноге, то ты можешь легко взять в руки костыль или какую другую палочку и ковылять себе восвояси. Не уверен, что центральный госпиталь вот так просто раздает всех желающим костыли, но мне кажется, имеет смысл это проверить. Можешь позвонить им и спросить, а еще лучше сразу загляни туда, пусть они перевяжут рану и обезопасят ее от заражения. Я ведь сегодня с утра не дезинфицировал свою бритву. Извини, я как-то не привык. Да и нйзачем, на мой взгляд. Но я думаю, что они тебе помогут, они же суперпрофессионалы. Вколотят тебе укол от столбняка, тут уж извини, это надо для твоего же здоровья. Я вообще терпеть не могу уколы, ненавижу просто. Мне кажется, что в сто раз лучше порезаться бритвой, чем дать себя уколоть. Не знаю даже почему мне так кажется. Нет, ну конечно, лучше бы ни того, ни другого. Но тебе сегодня придется испытать на своей шкуре две неприятности разом. Правда, у тебя сегодня не самый удачный день? (Пауза.) Хотя… Я чего-то потерял нить рассуждений.

Джеймс. Ах боже мой, ты потерял нить. Эх! Болтал всякую фигню и сам запутался.

Падрайк. (пауза) Следующий пункт нашей программы. С каким соском ты бы сейчас охотнее расстался – правым или левым?

Джеймс. Нет, пожалуйста. Не надо!

Падрайк. Выбирай давай! Твой любимый сосок я не трону, будь спокоен, поработаю с другим. Срежу его тоненьким ножичком и, может статься, тебя же им покормлю. Но если ты не сможешь выбрать или будешь медлить, то тогда тебе придется распрощаться с двумя малышками сразу. Хотя прощаться с двумя сосками – это еще большая бессмыслица, чем прощаться с одним из них. По крайней мере, мне так кажется. На мой взгляд, это будет выглядеть как чистой воды безумие, и по твоей же глупости. Так что, знаешь, давай выбирай и поехали! Потому что, на самом деле, мало приятного в этом занятии – торчать тут с тобой на грязном складе и отрезать твои соски, дорогой Джеймс Хенли.

Джеймс. (плачет) Но я ничего не сделал, Падрайк, не надо мне соски отрезать…

Падрайк. О! Только вот не надо этих распросов «почему» да «как», Джеймс. Ты занимался грязным делом – продавал ирландским школьникам наркоту. Если бы ты продавал их только протестантам, я бы не сказал ни слова, а только похвалил бы тебя за это, но ты не разделял людей по вере, а всучал эту дрянь всем без разбора.

Джеймс. Я всего лишь продавал марихуану студентам технического колледжа, и то по оптовым расценкам…

Падрайк. Ага, и вся наша доблестная молодежь по твоей милости превращается в обкуренных праздношатающихся отморозков, которые только и умеют, что швыряться бутылками в полицейских!

Джеймс. Да сейчас вообще все траву курят!

Падрайк. Я не курю!

Джеймс. А надо бы! Тебе бы очень помогло!

Падрайк. Так, сколько можно повторять: ты выбрал?

Джеймс. Даже Пол Макартни считает, что продажу марихуаны надо легализовать. От нее вреда меньше, чем от алкоголя, и, по мнению Макартни, она лечит эпилепсию.

Падрайк. Тогда прощайся с обоими.

Джеймс. У него есть цифры, Падрайк!

Падрайк подскакивает к нему с бритвой.

Джеймс. Правый! Правый!

Падрайк оттягивает правый сосок Джеймса и заносит над ним бритву.

Падрайк. Сожми зубы, Джеймс. Сейчас будет больно.

Джеймс. (орет) Нет…

В этот самый момент мобильный телефон Падрайка начинает громко трезвонить в заднем кармане брюк.

Падрайк. Повеси тут пока, Джеймс.

Падрайк отвечает на звонок, отходит от Джеймса, которого трясет от страха. Он рыдает.

(говорит в трубку)

Алло. Привет, ну как ты там, засранец? (Джеймсу.) Это мой папа звонит. (Пауза.) Все отлично, пап, отлично. Как там на Инишморе? Здорово. Здорово. Слушай, пап, я сейчас тут работаю, ты чего-то сказать хотел или так, поболтать? Я тут одного ублюдка пытаю, он наркоту детям продает. Ну я не буду по телефону все рассказывать…

Джеймс. (плача) Марихуану, Падрайк… Не наркоту!

Падрайк. Онивсе просто подонки, и главное, держатся так, словно бы они так не считают, а на самом-то деле знают всё про себя, что подлецы. Они думают, что нам благодетельствуют, представляешь? (Пауза.) Да нет, это я так, играюсь. Вот заложил бомбу в парочку фаст-фудов, а они, собаки, не сработали. (Пауза.) Ну слушай, фаст-фуды же не охраняют, как английские казармы! Ты думаешь, мне нужны твои советы – я сам прекрасно знаю, как расставлять бомбы! (Пауза.) Они довели меня просто. Этому кретину, которые делает нам бомбы, ему надо просто руки оторвать. Он алкоголик! Либо они взрываются до того, как ты их установишь, либо они не взрываются вовсе. Я ненавижу этих свиней из ИРА, но тут надо отдать им должное: они умеют делать отменную взрывчатку. (Пауза.) С чего это ИРА будет нам бомбы поставлять? Они им самим пригодятся. Парни когда-нибудь взорвут всю вселенную. Я устал от этого всего. Мечтаю отделиться и создать свою собственную террористическую группу. (Пауза.) Я знаю, что ИНЛА и так всегда была отделившейся, но никто не запрещал мне создавать отколовшуюся группировку от уже ранее отколовшейся. Отколовшаяся группировка – это лучший способ в мире отделиться от всех! Это значит, что ты наконец-то начинаешь думать своими мозгами. (шепчет) Я тут не один. Папа, я не могу болтать с тобой долго об отколовшихся группировках. (Джеймсу, крайне вежливо.) Я буду через минуту, Джеймс.

Джеймс вздрагивает.

Падрайк. Ты что звонишь мне просто так, пап?

Пауза. Лицо Падрайка внезапно мрачнеет, глаза наполняются слезами.

Ох. Что с Малышом Томасом? (Пауза.) Плохо? Насколько плохо? Ты носил его к врачу? (Пауза.) Как давно он отказывается от пищи, и почему ты мне не сообщил об этом раньше? (Пауза.) Ему все-таки не совсем плохо? Так ему все-таки плохо или ему не совсем плохо? Так все-таки как – так или сяк? Папа, все-таки есть большая разница между просто плохо и не совсем плохо. Ему не может быть одновременно и плохо, и не совсем плохо, черт тебя подери. (Рыдает.) И ты бы мне не звонил, если бы ему было не совсем плохо, вот что. Что вы натворили с моим Малышом Томасом, сраное вы мудачье? Ну-ка, дай ему трубку. Он спит? Накройте его одеяльцем и гладьте, гладьте нежнее. Позовите другого доктора и громко не разговаривайте возле него. Завтра утром я приплыву к вам на первом же катере, сукины вы дети. Чтоб вас там всех разорвало!

Падрайк бросает телефон на стол с такой силой, что он разламывается на куски, несколько раз стреляет по обломкам, затем садится и тихо плачет. Пауза.

Джеймс. Что-то случилось, Падрайк?

Падрайк. Моему коту плохо, Джеймс. Для меня это самое дорогое существо во всей вселенной.

Джеймс. А что с ним?

Падрайк. Не знаю еще. Он отказывается от пищи.

Джеймс. По-моему, нет смысла убиваться. Он всего лишь отказывается от еды. У него, вероятно, стригущий лишай.

Падрайк. Стригущий лишай? А это серьезно?

Джеймс. Да нет, ерунда. Надо купить в аптеке пилюли от лишая, вдавить их в кусочек сыра и дать коту. Запаха пилюль коты не любят, но если замаскировать их в сыре, то он скушает их, даже не заметив подмены. Он будет здоров как бык через день или два, максимум три. Главное, не переборщить с дозой. Надо внимательно прочесть инструкцию.

Падрайк. Откуда ты всё это знаешь? Про лишай.

Джеймс. У меня дома живет мой любимый котик, которого я люблю больше всех на свете. У него такое же было месяц назад.

Падрайк. Да? Невозможно себе представить, что у наркодилеров есть коты.

Джеймс. Наркодилеры – такие же люди, как и все остальные, Падрайк.

Падрайк. И как его зовут?

Джеймс. А?

Падрайк. Как его зовут?

Джеймс. А, Доминик. (Пауза.) Я клянусь тебе, Падрайк, что больше не буду продавать наркотики детям. Клянусь сердцем Доминика. Это святая клятва, Падрайк, для меня нет ничего более святого, чем Доминик.

Падрайк. (пауза) Ты что же, шутишь со мной, Джеймс?

Джеймс. Нет, я не шучу. Это слишком серьезные вещи.

Падрайк подходит к Джеймсу с бритвой и срезает веревку, на которой тот висит. Джеймс сокрушительно, как груда камней, сваливается на пол, затем пытается встать, еле-еле удерживаясь на своих окровавленных ногах. Падрайк прячет пистолеты в кобуру.

Падрайк. Как твои пальчики?

Джеймс. Превосходно, Падрайк.

Падрайк. Правда, теперь ты чувствуешь себя иначе? Ты как будто бы заслужил теперь право носить свои ноги.

Джеймс. О, да. И ноги, и руки тоже.

Падрайк. Есть деньги доехать до больницы? Тут автобус ходит.

Джеймс. Нету.

Падрайк дает сконфуженному Джеймсу мелочь.

Падрайк. Надо, чтобы они осмотрели твои раны. Не дай-то бог, заражение крови!

Джеймс. Как приятно, что ты обо мне заботишься.

Падрайк. Ну ладно, я полетел в графство Гэлуэй к моему котику.

Падрайк уходит.

Джеймс. (кричит) Я тебе желаю, чтобы твой кот встретил тебя веселым, здоровым и с улыбкой на лице, Падрайк!

Пауза. Где-то далеко громко хлопает дверь.

(плача)

А еще лучше, чтобы он к тому времени сдох и его зарыли глубоко в землю, как последнюю собаку!

Затемнение.