Текст книги "Полярная звезда"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

На всех трех экранах Аркадий видел оранжевую линию, вздымавшуюся горбом, как волна: это придонные рыбы шли на кормежку. Никто не знал, почему рыбы предпочитали плохую погоду, даже наслаждались ею. Гесс протянул Аркадию что-то блеснувшее в полумраке, это оказалась фляжка. В ней плескался согретый теплом человеческого тела коньяк.

– Ну, а под водой мы с ними равны?

– Да, если не считать, что у них вдвое больше боеголовок. К тому же они могут держать на боевом дежурстве шестьдесят процентов своих ракетных лодок, а мы же – едва пятнадцать. И опять же, их лодки тише, быстроходнее, да и ныряют поглубже наших. И самое смешное, Ренько, я знаю, вы цените чувство юмора не меньше меня, так вот, самое смешное заключается в том, что единственное место, где наши подлодки могут чувствовать себя в безопасности, – это под ледяным щитом, а единственный путь, которым американцы могут подобраться к нам из Тихого океана – это по Берингову морю через Берингов пролив. Вот тут-то уже мы их запрем.

Хозяин и его гость по очереди выпили за географию. Когда Аркадий усаживался на койку, пружины под ним жалобно скрипнули, и он тут же на этом же одеяле увидел Зину. Уж тогда-то здесь речей не произносилось.

– Значит, у вас тоже свой план по рыбам? – сказал он.

– Я ее не ловлю, я только слушаю. Вы же знаете, что «Полярная звезда» стояла в сухом доке.

– Да, мне было интересно, что же такое с ней делали. Никто не заметил никаких новшеств ни в чем, что имело хоть какое-то отношение к ловле рыбы.

– Появились новые дополнительные уши. – Гесс кивнул в сторону белой полусферы. – Это называется буксируемый сонар со сложной антенной. Пассивная система, кабель с гидрофонами, который выпускается с помощью электрической лебедки, расположенной там, – новый кивок головой в сторону люка. – На подводных лодках эта подвеска устанавливается на корме. Здесь же мы решили установить ее на носу, чтобы кабель не запутался в американских сетях.

– Кабель втягивается, когда они подходят с сетями, – сказал Аркадий. Теперь стало ясно, откуда у Николая было время пообщаться с Зиной, – перегружали рыбу.

– В глубоководных районах это не очень эффективная система, но сейчас мы находимся в довольно мелком море. Подводные лодки, даже их подводные лодки, ненавидят мелководье. Они устремляются к проливу, и чем быстрее они идут, тем больше шума производят, тем лучше, следовательно, мы слышим их. Каждая лодка звучит по-своему. – Гесс развернулся к компьютеру с монитором, взял в руку несколько дискет. – Здесь, так сказать, записаны образцы почерка около пятисот субмарин, как их, так и наших. Путем некоторых сопоставлений мы определяем их маршруты и цели. Естественно, то же самое можно было делать и с борта наших подлодок или с наших гидрографических судов, но дело в том, что именно от них американские субмарины и прячутся. А «Полярная звезда» – всего лишь плавзавод посреди Берингова моря.

Аркадий вспомнил карту в каюте инженера-электрика флотилии.

– Одно из пятидесяти наших судов, осуществляющих лов вдоль их побережья?

– Именно так. Самое типичное судно.

– А не слишком ли это сложно?

– Нисколько, – ответил Гесс. – Я скажу вам, что значит понятие «сложно», когда речь идет об электронной разведке. Вдоль всего побережья Сибири американцы устанавливают мониторы на ядерных источниках энергии. Их контейнеры несут в себе до шести тонн разведаппаратуры каждый и запас плутония, так что информация гонится прямо мимо нашего носа. Их субмарины заходят в гавань Мурманска и устанавливают свои гидрофоны прямо на наши лодки. Они привыкли уходить с хорошей добычей. Само собой разумеется, если бы они добыли где-то наш кабель, это стало бы событием дня, его бы выставили на всеобщее обозрение в Вашингтоне, это они умеют делать. Как будто они ни разу не видели консервной банки на веревке.

– Это и есть наш кабель? Банка на веревке?

– Точнее говоря, микрофоны, укрепленные на тросе в триста метров длиной. – Гесс позволил себе улыбнуться. – Интересно программное обеспечение: оно было разработано в Калифорнии для того, чтобы изучать жизнь китов.

– Приходилось ошибаться, принимая кита за подводную лодку?

– Нет.

Гесс кончиками пальцев осторожно, как к хрустальному шару, прикоснулся к круглому экрану осциллоскопа. Аркадий увидел в этом жесте преклонение, столь часто встречающееся у людей, имеющих дело с продукцией министерства точного приборостроения.

– Киты и дельфины звучат, как радиомаяки в глубоком космосе. Некоторых китов слышно за тысячу километров: густые басовые ноты на длинных волнах низкой частоты. А потом уж голоса рыб, тюленей, преследующих добычу, моржей, копающихся своими бивнями в дне. Это здорово похоже на настраивающийся оркестр. А потом вдруг ты слышишь странное шипение которого, вроде бы, здесь быть не должно.

– Вы увлекаетесь музыкой?

– Мальчишкой я был уверен, что стану известным виолончелистом. Какая наивность!

Аркадий смотрел на экраны, где в светящемся зеленом море поднималась светящаяся оранжевая волна рыб. Белая полусфера люка имела по окружности зажимы – ее можно было снимать; если лебедку нужно было иногда обслуживать, что, интересно, делал Гесс? Отряжал на дно водолаза?

– Почему вы думаете, что это я снял вас с конвейера? До меня дошли слухи, что что-то не так: эта погибшая девушка, Зина Патиашвили, каждый раз, как подходил «Орел» с рыбой, шла на корму. Чтобы помахать рукой алеутскому пареньку? Не станем прикидываться глупцами. Единственный возможный ответ – ей нужно было подать сигнал капитану Моргану: выпустили ли мы уже кабель или нет.

– Его можно увидеть?

– В общем-то нет, наверное, она смогла его заметить, когда Морган чуть зацепил его своей сетью.

– Морган, говорят, хороший рыбак.

– Морган брал хорошие уловы у берегов Таиланда, в Гуантанамо, у Гренады. Он должен знать, как ловят рыбу. Вот почему я высказался за проведение расследования. Лучше выкопать правду, лучше выявить предателя, и чем быстрее это сделать, тем спокойнее будешь себя чувствовать. Но, Ренько, должен вам заметить: уж слишком много тел падает на землю. Девушка, потом Воловой с американцем. И в том, и в другом случае вокруг все время суетились вы.

– Насчет Зины, я думаю, мне удастся разобраться.

– А наш поджаренный первый помощник? Нет уж, оставим все до Владивостока, слишком уж много накопилось вопросов, в том числе как вы оказались вовлечены во все это?

– Кое-кто пытается убить меня.

– Это не то. Мне нужна цепочка: Зина – Сьюзен – Морган. Если вы в нее поместитесь, войдете органическим звеном, мой интерес к вам окажется оправданным. Все остальное меня не касается.

– И что случилось с Зиной, вас тоже не интересует?

– Само по себе? Естественно, нет.

– А выступить свидетелем по делу о контрабанде вам не будет интересно?

В притворном ужасе Гесс захохотал.

– О Боже, нет, конечно. Совать свой нос в дела разведки? Ренько, это попахивает гэбистскими играми. Да поднимитесь же выше вульгарного преступления, дайте мне что-нибудь реальное.

– Например?

– Сьюзен. Я наблюдал за вами в Датч-Харборе. Ренько, в некотором смысле вы должны быть чертовски привлекательны для женщин. Вы ей понравились. Сблизьтесь же с нею. Послужите интересам страны и своим собственным. Найдите что-нибудь – о ней, о Моргане, – и я вызову судно персонально за вами.

– Уличающие их записи, секретные коды?

– Мы можем переставить жучков в ее каюте, или подвесить крошечный передатчик прямо на вас.

– Можно придумать и сотню других способов.

– Любой из них, на ваше усмотрение.

– М-м, пожалуй, нет, – подумав, отказался Аркадий. – Я собственно, пришел к вам за другим.

– Слушаю вас.

Аркадий встал так, чтобы лучше видеть углы каморки.

– Я хотел посмотреть, не могло ли тело Зины лежать здесь в течение некоторого времени.

– Ну и?

В тусклом свете каморка казалась слишком тесной.

– Нет, – решил Аркадий.

Мужчины смотрели друг на друга. Во взгляде Гесса было выражение грусти, совсем как у человека, который вдруг обнаружил, что делился своими самыми сокровенными помыслами с глухим.

– Мое хобби – уголовные преступления, – извиняющимся голосом сказал Аркадий.

И открыл дверь, чтобы выйти.

– Подождите!

Гесс начал копаться в ящике стола, извлек из него какой-то блестящий предмет. Это был нож Аркадия. Гесс протянул его хозяину.

– Государственная собственность. Желаю удачи.

На выходе Аркадий обернулся. Под черно-белым экраном сидел Антон Гесс, мужчина с очень уставшим лицом. Экраны других мониторов казались неприлично веселыми, настроенными на какую-то разноцветную волну счастья. В самом углу из переборок выпирал белоснежный купол люка, подобно хрупкому яйцу, которое инженер-электрик флотилии катил через весь мир.

Глава 24

Струи дождя били по «Полярной звезде», на лету превращаясь в рыхлые льдинки. Вся команда в ярком свете прожекторов обдавала палубу кипятком из шлангов, от нее поднимался пар, казалось, что на судне пожар. Поперек палубы были натянуты веревки, и люди хватались за них, когда корабль швыряло на волнах. В касках под меховыми капюшонами рыбаки были похожи на бригаду строителей где-нибудь в Сибири. Среди них выделялась фигура Карпа в одном свитере: очевидно, непогода была ему нипочем.

– Передохни. – Карп протянул руку, чтобы поддержать проходившего мимо Аркадия. На ремне у него висел маленький приемничек. – Насладись бодрящей погодой.

– Тебя же не было рядом, откуда ты взялся? – Аркадий быстрым взглядом окинул людей на палубе. На другом ее конце из люков бункеров в сильную волну на доски вываливалась рыба, чешуя ее под дождем в тусклом пару блестела, как рыцарские доспехи.

– А больше тебе, наверное, и пойти некуда.

За свисающий кусок троса Карп потянул вниз блок, чтобы сбить наросший на его шкив лед. Он ловко орудовал рукояткой ножа. Машиниста в кабине портала не было. За бортами – сплошной лед, катеров не видно.

– Я мог бы перебросить тебя за борт хоть сейчас, и никто бы не заметил.

– А если я упаду на лед и не утону? Такие вещи нужно продумывать тщательнее. Ты слишком неуравновешен.

Карп рассмеялся.

– Да у тебя яйца из меди, потонешь!

– Что такого сказал Воловой, что ты его зарезал? Что он поклялся разнести судно на кусочки, когда вернемся во Владивосток? Но ведь смерть его ничем не поможет. По возвращении всеми нами займется КГБ.

– Ридли скажет, что я всю ночь провел с ним. – Последний осколок льда Карп выковырял лезвием. – Если ты хоть обмолвишься о Воловом, все обернется против тебя самого.

– Можешь забыть о Воловом. – Аркадий вытащил папиросу – сигарета под дождем не выдержала бы. – Меня по-прежнему интересует Зина.

По грудь в клубах пара вдоль леера приближался Павел с горячим шлангом в руках. Карп махнул ему рукой: ухода.

– И что Зина? – спросил он Аркадия.

– Чем бы она ни занималась, она не могла делать это одна. Она никогда так не поступала. Я изучил все судно и понял, что единственный, с кем она могла бы составить пару, это ты. Славе ты сказал, что едва знаешь ее.

– Как товарища по работе, и все.

– Просто рабочий, как и ты, так?

– Нет, я – образцовый рабочий. – Карп явно наслаждался. Он развел руками. – Но ты ничего не понимаешь в рабочих, ты же не один из нас, по крайней мере, в душе. Тебе кажется, что хуже конвейера на свете нет ничего? – К груди Аркадия Карп приставил кончик своего ножа. – Это хуже, чем работать на бойне?

– Да.

– На бойне, где забивают оленей?

– Да.

– Где люди ходят по колено в кишках и таскают на плечах окровавленные шкуры?

– Да.

– На Алдане?

Алданом называлась река в Восточной Сибири.

– Да.

Карп задумался.

– А директором колхоза был коряк по фамилии Синанефт, он разъезжал на пони?

– Нет, это был бурят Корин, а разъезжал он на «Москвиче» с лыжами вместо двух передних колес.

– Ты и вправду там работал, – Карп был удивлен. – У Корина было два сына.

– Две дочки.

– Да, а одна была татуирована. Странно, да? Все время, что я сидел в лагерях, шатался по Сибири, я говорил себе, что если на земле есть справедливость, то мы с тобой обязательно встретимся. И судьба оказалась на моей стороне.

У них над головами машинист крана поднимался в кабину с кружкой в руке. По направлению к корме двигался Берни, американец. Держась рукой за леер, в парке он был похож на альпиниста. Из приемничка на поясе Карпа послышался голос Торвалда, извещавший о том, что «Веселая Джейн» приближается с полной сетью. Карп вложил нож в ножны. Темп работы сразу сменился. Шланги убрали, люди засуетились у пандуса рыбозаборника.

– Ты не дурак, но ни разу ты не просчитал ситуацию дальше, чем на шаг вперед, – обратился к Карпу Аркадий. – Тебе бы лучше было оставаться в Сибири или провозить партии видеокассет или джинсов, какую-нибудь мелочь. Не стоило браться за крупные дела.

– Я тоже хочу кое-что сказать тебе о тебе самом. – Карп стряхнул лед с куртки Аркадия. – Ты как собака которую выгнали из дома. Ты подбираешь объедки в лесах и думаешь, что сможешь ужиться с волками. Но на самом-то деле в глубине души ты больше всего хочешь задушить волка и притащить его своим хозяевам, чтобы они разрешили тебе вернуться. – Он осторожно убрал довольно крупный осколок льда запутавшийся в волосах Аркадия, наклонился к его уху и прошептал: – Но во Владивосток ты никогда уже не вернешься.

От холода люди даже за столом сидели в верхней одежде, похожие на с трудом переносящих зимовку животных. Посреди стола стоял бачок со щами, пахнущими стиральным порошком. На отдельных тарелках к щам предлагался чеснок и черный хлеб, на второе гуляш, а на десерт чай, от которого шел густой пар, так что столовая больше походила на баню. На скамью рядом с Аркадием опустился Израиль Израилевич, в бороде его, как обычно, блестела чешуя, как будто и он стоял вместе со всеми у конвейера.

– Ты не имеешь права пренебрегать своим долгом, – прошептал он Аркадию. – Ты должен встать рядом со своими товарищами, иначе я напишу на тебя докладную записку.

Напротив Аркадия сидела Наташа. На ней была та же прикрывавшая волосы со всех сторон шапочка, в которой она стояла у конвейера.

– Послушайся Израиля Израилевича, – посоветовала она Аркадию. – Я подумала, что ты заболел, пошла в твою каюту, а тебя там нет.

– Олимпиада предпочитает капусту всему, – отозвался Аркадий, жестом предлагая Наташе налить щей, на что та категорически замотала головой. – Где она сама? Я давно ее не вижу.

– Я доложу о тебе капитану, – продолжал Израиль, – в профсоюз и в партийную организацию.

– Докладывать Воловому? Это интересно. Наташа, ну хоть гуляша тебе положить?

– Нет.

– Ну, хоть хлеба?

– Спасибо, мне хватит и чая. – Она налила себе.

– Я говорю серьезно, Ренько. – Израиль подлил себе щей, взял еще кусок хлеба. – Тебе никто не позволит шляться по судну с таким видом, что ты получил на это приказ из Москвы. – Он откусил кусок от горбушки. – Пока ты его не получишь на самом деле.

– Ты на диете? – спросил Аркадий Наташу.

– Воздерживаюсь от еды.

– Почему?

– Значит, есть причина.

В своей шапочке, с зачесанными назад волосами, она казалась широкоскулой, глаза стали больше и как-то помягчели.

Рядом с ней сидел Обидин, наваливший себе полную тарелку гуляша и изучавший его теперь пристальным взглядом на предмет обнаружения мяса.

– По-моему, нам больше не следует ловить рыбу там, где мы нашли Зину. Мертвых нужно уважать, – произнес он.

– Просто смех! – При упоминании Зины глаза Наташи сразу стали строже. – Мы что, религиозные фанатики? Сейчас совсем другое время! Вам приходилось когда-нибудь о таком слышать? – она повернулась к Израилю.

– А ты слышала о Курейке? – в свою очередь задал он ей вопрос. – Туда царь сослал Сталина. Потом, когда Сталин пришел к власти, он отправил в Курейку целую армию заключенных, чтобы они заново собрали избушку, в которой он жил. Он приказал построить вокруг нее павильон, набил его лампами, которые светили двадцать четыре часа в сутки, и еще установил там свою собственную статую. Гигантскую. А потом, после его смерти, статую тайком сняли и бросили в реку. Катерам и лодкам приходилось искать обходные русла, так как проплыть прямо они не могли.

– Как вы об этом узнали? – спросил Аркадий.

– А как, по-твоему, еврей становится сибиряком? – ответил ему директор вопросом на вопрос. – Мой отец участвовал в строительстве павильона. – Он опять принялся за еду. – Я не буду докладывать сразу, – сказал он Аркадию, – дам тебе день-другой.

По пути к радиорубке Аркадий услышал голос, напомнивший ему голос на Зининой пленке. Голос и гитарный перебор, приглушенный и романтический, доносились из-за двери судового лазарета. Пел, похоже, доктор Вайну.

В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса

Это была старая туристская песня, хотя туристы к этому моменту уже обычно бывали так пьяны, что вряд ли находили в себе силы по достоинству оценить эту слезливую мелодию.

Вьется по ветру «Веселый Роджер»

Люди Флинта гимн морям поют

На прощанье поднимай бокалы

Золотого терпкого вина.

Когда Аркадий раскрыл дверь и вошел, песня оборвалась.

– Черт побери, я был уверен, что здесь закрыто. – Вайну бросился выталкивать Аркадия из помещения, но он успел заметить широкую, свекольного цвета, как и борщи, которые она варила, задницу Олимпиады Бовиной, неуклюже спешившей скрыться в смотровой. На докторе была пижама и шлепанцы, он выглядел почти достойно, если бы в спешке не перепутал левый шлепанец с правым. Аркадию подумалось, что Бовина с Вайну составляли, должно быть, живописную пару: тяжеловесный каток и хрупкая белка.

– Сюда нельзя, – протестовал Вайну.

– Но я уже вошел.

В поисках певца Аркадий прошел по проходу до операционной, в центре которой стоял покрытый свежей простыней операционный стол. Аркадий заметил, что коробочка с личными вещами Зины так и стоит на столике с медицинскими инструментами.

– Это помещение лазарета – Вайну рукой проверил, застегнуты ли у него штаны.

На высокой тумбочке рядом со столом стоял поднос из нержавеющей стали с мензуркой и два стакана, судя по царившему в помещении запаху, с медицинским спиртом. Рядом лежала полусъеденная плитка шоколада с фруктовой начинкой. Аркадий положил руку на покрывавшую стол простыню: она была теплой, как капот автомобиля.

– Вы не имеете права врываться сюда, – сказал Вайну с осуждением. Он подошел к стойке с инструментами, закурил, чтобы успокоить себя. Там же рядом с инструментами стоял и новенький японский плеер со своими собственными миниколонками. Аркадий нажал на кнопку перемотки, затем на воспроизведение.

…ветру «Веселый Роджер»…

Он нажал на «стоп».

– Извините меня, – сказал он.

Да, певец был тот же самый.

Звучный голос полковника Павлова-Залыгина пробился до него по телефонным проводам и радиоволнам из далекой Одессы. Его бархатный, неторопливый баритон напомнил Аркадию, что в то самое время, как ледяное поле медленно продвигается в южные районы Берингова моря, где-нибудь в Грузии люди давят виноград, а на берегу Черного моря теплоходы развозят туда и сюда последних в этом году туристов.

Полковник был рад оказать помощь коллеге, находящемуся далеко в море, хотя для этого и потребовалось бы рыться в пыльных папках.

– Патиашвили? Я помню ее дело. Но сейчас все начальство превратилось в таких ярых защитников закона. Повсюду суют свой нос юристы, обвиняют нас в насилии, оспаривают абсолютно законные и оправданные приговоры. Поверь, в море сейчас лучше. Я просмотрю ее дело и перезвоню тебе.

Аркадий помнил о том, что если американцы их прослушивают, то они могут услышать поступающую на «Полярную звезду» информацию. Чем меньше, значит, звонков, тем лучше, даже если и допустить, что у него будет возможность связаться с Одессой еще раз. Николай следил за стрелкой на шкале рации: сигнал был не очень устойчивый.

– Погода, – шепнул он Аркадию. – Прием ухудшается.

– У нас совсем нет времени, – проговорил Аркадий в трубку.

– Преступники публикуют свои письма в газетах! – продолжал полковник. – Почитай «Литературку»!

– Она мертва, – перебил его Аркадий.

– А! Ну дай мне подумать.

Неудобства доставляла и четырехсекундная задержка каждой фразы. В отличие от микрофона, трубка телефонной связи была по-старинному украшена специальной вороночкой, в которую нужно было говорить. Аркадий лишний раз вспомнил, что вся современная аппаратура «Полярной звезды» находилась у самого днища судна, в безраздельном владении Гесса.

– Проблема в том, что у нас фактически ничего против нее не было, – с какой-то неохотой выговорил Павлов-Залыгин. – Ничего такого, с чем можно было бы идти в суд. Обыскивали ее квартиру, продержали в КПЗ, но обвинить ни в чем не смогли. А все дело закончилось громким успехом.

– Какое дело?

– Это было в газетах, даже «Правда» печатала. – В голосе полковника звучала законная гордость. – Международная операция. Пять тонн грузинского гашиша были отправлены из Одессы на нашем сухогрузе в Монреаль. В брикетах, высшего качества, внутри тюков с шерстью. Таможня обнаружила. В таких случаях мы тут же налагаем арест на груз, но тут решили скооперироваться с канадцами и проследить цепочку в оба конца.

– Так сказать, совместное предприятие.

– Вот-вот. Операция завершилась полным успехом, ты должен был… о ней…

– Да. Какую роль играла Зина Патиашвили?

– Глава нашей цепочки оказался ее дружком. Она полгода работала на камбузе сухогруза, это было единственное судно, на котором она действительно работала. Ее видели на палубе, когда началась погрузка но…

Разряды атмосферного электричества заглушали его голос.

– …к прокурору. Но мы все же выслали ее из города.

– Остальные соучастники все еще в лагере?

– Все до одного в лагерях строгого режима. Я знаю, была амнистия, но это не то, что при Хрущеве, когда выпускали всех подряд. Нет, когда…

– Мы теряем его, – обратился к Аркадию Николай.

– Она проработала на сухогрузе шесть месяцев, но из ее трудовой книжки явствует, что в общей сложности она работала на Черном море в течение трех лет, – скороговоркой произнес Аркадий.

– Но не на камбузе. Она… с… рекомендациями и обычными процедурами…

– Чем она занималась?

– Плавала. – Голос полковника опять стал отчетливо слышен. – Она выступала за сборную черноморской флотилии на различных соревнованиях. А до этого – за команду своего профессионального училища. Поговаривали, что она могла бы принять участие и в Олимпийских играх, если бы не вопрос дисциплины.

– Небольшого роста, крашеная блондинка? – Аркадий не мог поверить, что они говорят об одном и том же человеке.

– Да, но тогда ее волосы были еще темными. Довольно привлекательно выглядела в дешевом… импортном… Алло! Ре…

Голос полковника пропал, как лодочка, затерявшаяся в волнах.

– Все, потеряли, – Николай ткнул пальцем в зашкалившую стрелку.

Аркадий выдохнул и откинулся на спинку кресла; лейтенант следил за ним встревоженным взглядом. У него были основания беспокоиться. Одно дело, когда молодой мужественный радист проводит на секретную разведстанцию честную советскую девушку для того, чтобы соблазнить ее, и совсем другое – доверить военные тайны какому-то преступнику.

– Мне очень жаль. – Николай не мог более вынести напряженной атмосферы. – Я хотел позвать вас сюда пораньше, когда условия приема были лучше, но тут поднялся такой шум по поводу потерянного трала, пошли переговоры с Сиэтлом и Управлением… На «Веселой Джейн» это была последняя сеть.

– Торвальд?

– Да, норвежец. Он обвиняет нас, а мы его: он переборщил с максимальным весом. Потерял трал и все навесное оборудование. В таких льдах его не выловишь, вот ему и приходится возвращаться в Датч-Харбор.

– Значит, с нами остается только «Орел»?

– Компания уже направила к нам три рыболовецкие шхуны. Там не могут оставить такой плавзавод, как наш, с одним-единственным вспомогательным судном.

– Зина говорила тебе, что она пловчиха?

Николай закашлялся.

– Она говорила только, что умеет плавать.

– А сейчас на судне есть кто-нибудь еще, кого бы ты встречал в «Золотом Роге»?

– Нет. Послушайте, можно я задам вам вопрос? Что вы будете писать в вашем рапорте обо мне? Похоже, что вы все знаете.

– Если бы я знал все, я не стал бы задавать вопросы.

– Да-да, но все же, вы обязательно упомянете и мое имя? – Николай придвинулся поближе, Аркадию подумалось, что он из тех юношей, которые в школе пытались из-за плеча учителя подсмотреть, какую оценку он им ставит в журнал. – У меня нет никакого права вас спрашивать, но я хочу попросить вас об одном: подумайте, что со мной будет, если все это будет изложено в вашем рапорте. Это не ради меня! Моя мать работает на консервной фабрике. Я постоянно шлю ей отрезы флотского сукна, она шьет из него юбки и брюки, а потом продает друзьям – денег-то не хватает. Она живет только ради меня, и какая-нибудь дурная весть просто убьет ее.

– Не хочешь ли ты сказать, что я буду отвечать, если в результате твоего предательства твоя мать умрет от горя?

– Конечно нет, ничего подобного!

Владивосток будет прослушивать Зинины записи вне зависимости от того, что может случиться с Аркадием. При условии, что Зина сама очутилась в каморке у самого днища, лейтенанту светит, самое большое, гауптвахта.

– Прежде, чем мы сойдем на берег, советую тебе поговорить с Гессом. – Ему хотелось побыстрее уйти из радиорубки. – А там видно будет.

– Я вспомнил еще одну вещь, относительно денег. Зина никогда их не просила. Она хотела только, чтобы я принес ей игральную карту, даму червей. Не в качестве платы, а…

– Сувенира?

– Я отправился к офицеру, ответственному за культурные мероприятия, чтобы попросить колоду. Вы не поверите, но у нас здесь на всех всего одна колода карт. И по его улыбке я понял, что он знает.

– Кто же был этим офицером? – Аркадий спросил, отдавая себе отчет в том, что, поскольку должность эта была низшей во всей корабельной иерархии, из всего экипажа на нее подходил только один человек.

– Слава Буковский.

Ну кто же еще?