Текст книги "Кодекс страсти"
Автор книги: Марта Шредер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Глава 6
– Почему вы не хотели, чтобы я отвез вас домой? – спросил Дэниел, не глядя на Кэролайн. Его глаза были прикованы к дороге, но голос звучал тихо и доверительно. – Вы живете с бандой террористов и не хотите, чтобы это открылось, или причина во мне?
– Причина в вас, – ответила Кэролайн, отвернувшись к окну.
Дэниел помолчал, задетый таким прямым ответом. Потом он увидел, что она улыбается. Кэролайн Фолкнер поймала его на удочку. Тем не менее, когда он снова заговорил, за его шутливым тоном скрывался серьезный смысл:
– Почему? Обычно меня все считают чертовски славным парнем.
– Кто так считает? Ваши студенты? – недоверчиво спросила Кэролайн.
Может быть, дело было в выпитом вине, но сейчас она развлекалась, поддразнивая Дэниела Фрателли.
– Студенты – вряд ли. – Профиль Дэниела освещался вспышками света от дорожных знаков по бокам скоростной магистрали. Краем глаза Кэролайн видела, что его рот растянут в улыбке. – Но мои сестры дадут мне письменное свидетельство. А мои племянницы и племянники думают, будто я – один из старых веселых эльфов Санта-Клауса.
Кэролайн расхохоталась, представив шестифутового язвительного Дэниела Фрателли в роли веселого эльфа. Она заметила, что он не упомянул свою дочку среди тех, кто считает его Котом в сапогах.
– Вы мне не верите. Как же вы циничны, мисс Фолкнер.
– Это юридическая школа со мной такое сделала. До того как я начала учиться, меня называли Маленькой Ухти-Тухти, я разливала солнечный свет и излучала оптимизм везде, где бы ни находилась. Видите, профессор, что со мной сделали два месяца слушания лекций Фрателли?
Возникла пауза, затем Дэниел произнес более серьезным тоном:
– Давайте не будем говорить о юридической школе, и, пожалуйста, не называйте меня профессором.
– Почему же нет? Если бы я была профессором, то изменила бы свое имя на «Профессор», чтобы все меня так звали. Это очень впечатляющее звание.
– Да, заметно, как я вас впечатляю, Кэролайн.
Не успела она выразить протест по поводу того, что он назвал ее по имени, как они подъехали к городу и ей пришлось давать инструкции, куда ехать.
Больше они не разговаривали, пока не подъехали к большому каменному дому. В темноте Дэниел увидел железные ворота с каменными колоннами перед длинной подъездной дорожкой, которая вела к колоннам дома, казавшегося огромным в бледном свете луны.
– Не пытайтесь въехать внутрь, там сплошные рытвины. Остановитесь здесь, у обочины. – Кэролайн повернулась к Дэниелу и взяла его за руку. – Спасибо.
– Славный дом, Кэролайн. Вы здесь одна живете?
– В основном да.
Кэролайн не собиралась объяснять финансовые проблемы, которые заставили ее жить в этом огромном старом доме, который съедал безумные деньги на обогрев и ремонт.
– В основном? Очень двусмысленное высказывание, достойное адвоката. – Дэниел повернулся к Кэролайн и положил руку на спинку сиденья. – Я не буду допытываться.
– Это хорошо, профес…
– Мне казалось, вы согласились не звать меня профессором вне школы.
– И как же вы предлагаете мне обращаться к вам? «Эй, вы»? – улыбнулась Кэролайн.
Это не было возражением; это было просто словесным пинг-понгом, и она развлекалась.
– Вы, очевидно, заметили, что последние полчаса я называю вас Кэролайн. Попробуйте называть меня Дэниелом.
Кэролайн молчала. Она была готова прыснуть со смеху, но внутри у нее все дрожало от возбуждения. Куда она впутывается? У нее нет ни времени, ни желания заводить роман, особенно с Дэниелом Фрателли.
– Давайте же, Кэролайн. Очень простое имя. Напоминает логово льва или… – больше он ничего не смог придумать.
– Дэниел.
Кэролайн полагала, что назвать его по имени будет легко, но это оказалось вовсе не так. Она понимала, что переходит невидимый барьер и что теперь уже не важно, какие события произойдут в классе: вне школы они будут общаться по-другому. Теперь они были равны. Может быть, даже друзья? Кэролайн сопротивлялась этой мысли, как лошадь, отказывающаяся видеть забор.
Рука Дэниела легла ей на плечо, и Кэролайн напряглась.
– Почему вы так подозрительно ко мне относитесь? – прямо спросил он.
– Потому что я никогда не знаю, в какой момент вы меня одурачите. Внезапно что-то во мне выводит вас из себя, и я хочу успеть спрятаться в кусты. Причем мне заранее неизвестно, когда это случится. Из-за этого находиться рядом с вами очень непросто.
Дэниел смотрел на руль, его лоб был нахмурен, как будто он пытался собраться с мыслями.
– Вероятно, это происходит, когда я вижу выражение надменного превосходства на вашем лице, как будто вы думаете: «Что это я, патрицианская голубая кровь, делаю здесь с этим невежей?»
– Невежей? Мне приятно это слышать. Но у вас действительно иногда бывает ужасно долготерпеливое, благородное выражение лица. Как будто вы с трудом выносите мое общество. – Взгляд Дэниела устремился на Кэролайн. – Это меня злит, и я не знаю, почему. А от этого злюсь еще больше.
Его голос был теперь похож на шорох гравия и гипнотически действовал на Кэролайн. Она по-прежнему смотрела ему в глаза. В полутьме трудно было понять их выражение, но она не могла отвести взгляд.
– Я не хотела вас сердить, – мягко сказала Кэролайн.
– Может быть, не сейчас, но иногда…
– Да, я признаю, что иногда это бывает. Однако вы делаете то же самое. «О, вы еще ждете, мисс Фолкнер? Ваша работа сдана с опозданием, мисс Фолкнер».
Кэролайн не удалось сымитировать его голос так же хорошо, как Сьюзен Элдер, но Дэниел улыбнулся.
– Я тоже это признаю. Мне нравится, когда вы сердитесь. – Рука Дэниела все еще была у нее на плече, и теперь он придвинул ее немножко ближе к себе. – Хотите узнать, почему?
– Да, – сказала Кэролайн, зная, что должна сказать нет.
– Потому что вы тогда выглядите очень живой. Мне нравится, когда у вас глаза сверкают, а щеки розовеют. Больше всего я люблю, когда исчезает ваша маска и на минуту показывается настоящая женщина.
– Проф… мист… Дэниел.
Кэролайн с трудом удалось найти подходящее слово. С тех пор как она закончила школу танца, она не чувствовала себя такой смущенной.
– Что, Кэролайн?
Дэниел сидел, улыбаясь, как кот, съевший сметану.
– Я не знаю. Мне кажется, вы опять меня дурачите. Только на этот раз с другой стороны.
«Дура, дура, ты говоришь так, будто последние мозги растеряла!»
– Что вы хотите этим сказать – «с другой стороны»?
– Раньше вы начинали злиться без предупреждения, а теперь вы мне льстите без предупреждения, и…
Дэниел нетерпеливо замахал рукой:
– Льщу? Я никогда не льщу, Кэролайн. Вам пора бы это понять. Я просто говорю правду. Вы очень красивая и вряд ли нуждаетесь в том, чтобы я вам это объяснял.
Кэролайн почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она поняла, что покраснела, и была благодарна полутьме, которая все скрывала.
– Это просто смешно. Зачем вы это говорите? Как я могу с вами разговаривать, если вы говорите подобные вещи? – В ее голосе послышались недовольные нотки. Как он может не понимать, с каким трепетом она воспринимает его одобрение, даже если речь идет о таком незначительном предмете, как ее внешность? – Ну что я могу на это ответить?
Дэниел сделал вид, что серьезно обдумывает ее вопрос.
– Сейчас, например, вы могли бы сказать, как вы рады, что я считаю вас красивой, а затем вы могли бы объяснить, почему вам нравится сводить с ума меня. Тогда мы будем в расчете.
Кэролайн восприняла только последнюю часть его предложения. Сначала она колебалась. Почему-то в обществе Дэниела Фрателли она чувствовала себя обязанной быть честной:
– Я думаю, это потому, что я не привыкла сердиться, а с вами можно в этом попрактиковаться, раз уж вы не возражаете. Вам ведь даже нравится, правда?
– Да, даже несмотря на то, что иногда вы чувствуете себя виноватой. – Дэниел улыбнулся и нежно погладил ее руку. Кэролайн почувствовала тепло его прикосновения сквозь парку и свитер. – Почему вы должны чувствовать себя виноватой? – продолжал он своим низким тихим голосом. – Вы никогда ничего не разрушали, не говорили ничего такого, что нельзя простить. Тот, кто учил вас, что нельзя сердиться, был не прав. Похоронить гнев – все равно что разбередить кровоточащую рану. Пожалуйста, сердитесь на меня, если вам это нужно, только не застывайте и не избегайте меня, Кэролайн.
Зачем он все это говорит? Он, наверное, спятил. Эта женщина – его студентка. Кроме того, она, скорее всего, холодная и недоверчивая и к тому же – он глянул в окно на каменный особняк в конце заросшего проезда – очень богата. Ему нужно убираться отсюда, пока он еще чего-нибудь не наговорил.
Однако он не пошевелился.
Кэролайн посмотрела на него.
– Я думаю, что юридическая школа – это хорошая тренировка для гнева. Она предоставляет место для этого занятия. В этом мире несправедливостей, в которых могла бы помочь хорошая доза гнева. Вы это понимаете.
Повинуясь внезапному импульсу, она дотронулась до руки Дэниела, такой теплой и живой. Потом убрала свою руку и улыбнулась:
– И я признаю: мне нравится с вами спорить. Когда я занимаюсь, то всегда думаю, что бы вы сказали об этом деле. Потом я начинаю защищать другую точку зрения, просто для практики.
Что она делает, разговаривая подобным образом с Дэниелом Фрателли, вспыхивая, когда он говорит, что она красива, признаваясь, что она думает о нем вне школы? Кэролайн инстинктивно отодвинулась.
Дэниел посмотрел на нее. Вот опять то же самое: холодная, пустая мисс Фолкнер берет верх. Почему Кэролайн прячется в укрытие каждый раз, когда искреннее чувство готово пробиться в их отношениях?
Страх. Этот ответ внезапно родился в его мозгу. Она боится его. Почему?
Он спросил ее:
– Рано или поздно, когда я рядом, вы замыкаетесь в себе и отодвигаетесь. Чего вы боитесь, Кэролайн?
И опять она почувствовала, что обязана отвечать абсолютно честно:
– Вас. Я никогда не знала никого, похожего на вас.
Дэниел откинулся назад, будто ее слова обожгли его.
– Это звучит как социальный приговор, Кэролайн. Неужели ваш круг не включал никого из Южной Филадельфии или он вообще был ограничен только теми, кто посещал Йель?
Кэролайн уставилась на него:
– Ну вот, вы опять. Что с вами? Вы – единственный, для кого не все равно, откуда человек приехал или где он ходил в колледж. Всем остальным на это наплевать. Мне-то уж точно.
– Готов поклясться. – Его неверие было очевидным. – Пойдемте, я пройду с вами полмили до вашей совершенно исключительной двери.
Кэролайн не хотела поддаваться его иронии:
– Вы ведь ничего не знаете обо мне, чтобы так снобистски рассуждать, профессор.
– Я знаю, где вы живете, как одеваетесь, как себя ведете. – «И почему это меня волнует? – спросил себя Дэниел. – Потому что это показывает мне, как ты далека от моей орбиты». – Что еще нужно знать?
– Почему я живу там, где живу, одеваюсь так, как одеваюсь, веду себя так, как веду.
На мгновение Кэролайн разочарованно поникла. Затем она подняла голову, распрямила плечи и открыла дверь машины. Почему для нее так важно, что именно в тот момент, когда она думает, будто может расслабиться в его присутствии, Дэниел обрушивает на нее какую-нибудь ерунду насчет денег или Мейн-Лайн? Если бы он только знал ненадежное состояние ее финансов, ее прошлое и настоящее, то понял бы, что его слова звучат как издевательство.
– Но вас не волнует, почему. Вы довольны тем, что можете судить обо мне по самым поверхностным меркам, какие только можете найти. И именно эти мерки злят вас, когда вы думаете, что я им соответствую. Если бы кто-нибудь попробовал так рассуждать на ваших уроках, вы превратили бы его в порошок. В подливку для гуся, профессор.
Она была права. Такова эта проклятая штучка Кэролайн Фолкнер. Время от времени она произносила что-то чертовски правильное.
– Дэниел. Мне кажется, вы согласились называть меня Дэниелом, Кэролайн.
Он вышел и обошел вокруг машины, чтобы подойти к ней.
Стройная и высокая, она стояла, наблюдая за ним.
– Не нужно провожать меня до двери. Дорожка к центральной двери такая же ненадежная, как и проезд. Я всегда боюсь, что кто-нибудь упадет и подаст на меня иск. Спокойной ночи.
Кэролайн широко улыбнулась, отпуская его. Но Дэниел не собирался позволить прогнать себя. Он взял ее за руку:
– Пойдемте, Кэролайн. И ступайте осторожно. Если вы упадете, я тоже упаду.
Его рука, державшая руку Кэролайн, была большой, и теплой. Кэролайн оставила руку в его руке, хотя и чувствовала, как от прикосновения Дэниела по ее телу пробегает электрический ток. Она знала, что лучше убрать руку, но ей не хотелось этого делать. Ей нравилось то, как он ее держит. Его рука внушала тепло и жизненную силу. Это не может повредить – или может? – прямо сейчас, когда они идут к дому.
Когда они подошли к крыльцу, Дэниел подождал, пока Кэролайн нашла ключ и вставила его в замок.
– Спасибо, профессор… то есть Дэниел.
Она смущенно улыбнулась. Собирается ли он поцеловать ее? Хочет ли она, чтобы он это сделал? Нет. Никаких увлечений, пока она не закончила юридическую школу. До тех пор она должна только заниматься и постараться не утонуть в своих денежных неприятностях. У нее нет времени для поцелуев. Особенно Дэниела Энтони Фрателли.
Очевидно, Дэниел всего этого не понимал. Он положил руки ей на плечи. Медленно притянул ее к себе.
Какой-то уголок мозга Кэролайн напоминал ей, что целоваться с Дэниелом Фрателли глупо. Хуже, чем глупо, полный идиотизм. Но она не слушала. Она потянулась к Дэниелу, навстречу его поцелую. Поцелуй был мягкий и нежный. Именно такой, каким должен быть первый поцелуй. Ее губы слегка раздвинулись под его губами, и дыхание двух людей смешалось в холодном, пропитанном лунным светом воздухе.
– Мне кажется, я рухнул. Но не на дорожке к вашему дому. – Голос Дэниела был спокоен. Он снял руки с ее плеч, чтобы взять ее холодные маленькие ручки в свои. – Как вы думаете?
Кэролайн не отвечала. Она знала одно: вся ее жизнь завертелась в безумии, готовая опрокинуться. Ее способность сопротивляться Дэниелу ускользала от нее, и Кэролайн была напугана.
Она попыталась что-то сказать, но ничего не получилось. Ей отчаянно хотелось – было необходимо – оказаться дома, в своем коконе.
– Спасибо, что подвезли меня, профессор. Я сэкономила уйму времени. Мне еще очень многое надо сделать. Завтра у меня встречается наша группа.
Кэролайн слушала свою болтовню, как будто она исходила от какой-то другой глупой женщины. Она сделала глубокий успокаивающий вздох. Если Дэниел Фрателли сейчас же не уедет, это может кончиться настоящими неприятностями. Стоя рядом с ним, глядя в его карие глаза, которые, казалось, видят насквозь ее душу, Кэролайн чувствовала, что ее очень сильно тянет к этому человеку, и это пугало ее. Она не хотела таких чувств. Это слишком опасно. Он может забрать ее в эту незнакомую страну, в которую она холодно и рационально решила не входить.
Социальная маска Кэролайн снова встала на место, и она отодвинулась от Дэниела, надеясь выйти из-под влияния его силового поля, чтобы снова почувствовать ясность ума.
– Еще раз спасибо. Спокойной ночи, профессор. – Она взяла его за руку и, крепко ее пожав, отпустила.
Дэниел понял, что пора уходить. Еще минуту постоять рядом с ней, глядя как, лунный свет золотит ее волосы, а глаза мерцают темно и таинственно, и он сможет…
– Спокойной ночи, мисс Фолкнер.
Он ответил недостаточно быстро. Кэролайн тенью скользнула в дом, оставив Дэниела «прощаться» с закрытой дверью.
Глава 7
Кэролайн прислонилась к входной двери, тяжело дыша, как будто после бега. Постепенно ее сердцебиение приходило в норму. Она слышала, как машина Дэниела тронулась с места и уехала. После этого все вокруг поглотила ночная тишина.
Что же с ней происходит? Это был поцелуй. Всего лишь поцелуй. Очень легкий, короткий, ничего не требующий поцелуй. Почему после него у нее слабость в коленях и бешеный пульс? Нелепое поведение для сорокачетырехлетней матери двоих детей.
«Ты просто переутомилась, – сказала она себе. – У тебя не было времени принимать ухаживания из-за учебы в школе. В этом все дело. Иначе ты не вела бы себя, как пятнадцатилетняя девочка, встретившая Тома Круза». Это объяснение было разумно, но оно не было правдой. Вряд ли имело значение, сколько мужчин назначали ей свидание. Это Дэниел, а не какой-то неизвестный мужчина с биркой «первый ухажер» заставил ее почувствовать себя девочкой-подростком.
С тех пор как ушел Гарри, кое-кто пытался приударить за Кэролайн, но ей не составляло труда уклоняться от их ухаживаний. Борден Ченнинг был не первым женатым мужчиной, который намекал, что именно он является решением всех проблем Кэролайн. Однако Дэниел не был женат и он ни на что не намекал, кроме того, что находит ее возбуждающей и привлекательной женщиной. Все остальное было лишь продуктом ее воспаленного воображения.
Чего она так боится? Если быть честной, она знала ответ на этот вопрос: Дэниела Фрателли. Он пробудил в ней желание, в то время как другие оставляли ее холодной и незаинтересованной. И все же он был последним человеком в мире, с которым она должна связываться. Когда он находился рядом, в ее голове бил тревожный набат. И для этого было полно серьезных причин.
Прежде всего, он был ее учителем, а в «Урбане», как и в большинстве других школ, существовали очень строгие правила относительно взаимоотношений студентов и преподавателей. Кэролайн читала эти правила, когда получила их в одном пакете с регистрационными бланками. Она припомнила, что между студентом и любым профессором, который читает курс у этого студента, полностью запрещены ухаживания.
И потом, что ни говори, Дэниел на семь лет моложе ее. Допустим, это не такая уж большая разница, но в совокупности с тем фактом, что она студентка, а он учитель, это действовало на Кэролайн угнетающе. Он знал, сколько ей лет, – она сама сказала ему, когда просила продлить срок сдачи работы. За прошедший год она стала хуже выглядеть, похудела, и на лице добавилось морщин. Когда-то люди говорили, что она выглядит моложе своих лет, но это было до ухода Гарри.
Кэролайн прошла на кухню и налила себе стакан молока. На часах было десять минут десятого, а она еще не ужинала. Неважно, что проблемы кажутся серьезными; она должна поесть. Тогда ей сразу станет ясно, что она раздула из мухи слона. Иначе говоря, сложные отношения из простого поцелуя.
Омлет сделать легко, и она сразу почувствует себя гораздо лучше. Однако вынуть сковородку и разбить яйца почему-то оказалось сложным делом. Кэролайн взяла свой стакан молока и села за кухонный стол, глядя в окно на залитый луной двор. Все было черно-серебряным, как на гравюре, и казалось таинственным и потусторонним.
«Признай это, Кэролайн, – сказала она себе. – Его возраст не имеет значения. Ты боишься его, потому что он заставляет тебя честно показывать ему свои чувства, и это пугает тебя до смерти. Ты не хочешь быть уязвимой, открытой. Но больше всего ты боишься, связавшись с Дэниелом Фрателли, потерять свою независимость.
Нет. Слишком долго она боролась за то, чтобы достичь своего нынешнего состояния, сделаться новой Кэролайн. Она построила жизнь, более подходящую для нее, чем та, которая была разбита с уходом Гарри. Нельзя позволить чему бы то ни было нарушить эту жизнь. Секс, любовь, роман – как ни назови – слишком опасны и поглощают чересчур много времени, чтобы занять место в ее жизни.
Строго приказав себе не думать о Дэниеле Фрателли, Кэролайн пошла наверх и свернулась калачиком на своей огромной королевской постели. Она читала про односторонние договоры, что обычно действовало лучше всякого снотворного, пока наконец не заснула.
По субботам Кэролайн всегда была очень занята. Это был единственный день, когда она имела возможность сделать какие-то дела и покупки. Их список был обычно с милю длиной и смертельно скучный. Если Гарри не звонил и не вгонял ее в безумие мытья полов, Кэролайн оставляла основную уборку на воскресенье.
В ту субботу, накануне которой Дэниел отвез ее домой, Кэролайн вся была полна беспокойной энергии, которую она пыталась употребить с пользой на работу над своими конспектами, готовясь к предстоящей вечером встрече группы. Она как раз приступала к борьбе с гражданской процедурой, когда зазвонил звонок. Издав раздраженное восклицание, Кэролайн пригладила рукой волосы и пошла открывать дверь. Было необычное время для герл-скаутов, продающих печенье, и слишком рано для группы. Слегка обеспокоенная, Кэролайн распахнула дверь.
– Мама Фолкнер! – воскликнула она, увидев в дверях худощавую, тщательно ухоженную женщину, мать Гарри.
Это был последний человек, которого Кэролайн ожидала увидеть, и один из первых в списке людей, которых она не хотела бы видеть до второго пришествия, а то и дольше.
– Ну, – бодро сказала Мейда Фолкнер, – ты не собираешься пригласить меня войти, Кэролайн?
– Конечно, простите меня. Входите, пожалуйста.
В присутствии матери Гарри Кэролайн всегда ощущала беспокойство, непонятный страх сделать что-то не так, сказать какую-нибудь глупость. И вовсе не потому, что свекровь проявляла по отношению к Кэролайн что-нибудь, кроме доброты и великодушия, хотя Кэролайн абсолютно точно знала, что Мейда не хотела брака ее сына с Кэролайн Вильямс.
– Вы не присядете? – Глядя на безупречный, в пастельных тонах, твидовый костюм Мейды Фолкнер, Кэролайн слишком сознавала, что сама она одета в голубые джинсы и спортивный свитер из Урбаны. – Я как раз собиралась сделать небольшой перерыв в занятиях и выпить чаю. Хотите чаю?
– Спасибо, Кэролайн, это было бы очень мило.
К удивлению Кэролайн, Мейда проследовала за ней на кухню. По счастливой случайности Кэролайн утром сделала там легкую уборку. Она поставила чайник на огонь и достала керамический заварной чайник и кружки. Не особенно шикарные, но у Кэролайн не было времени чистить серебряные чайные сервизы. Ее сервиз был тщательно завернут в ткань и хранился на чердаке.
– Вы, кажется, пьете без сахара и без сливок, правда? – спросила Кэролайн, чтобы хоть что-то сказать.
Одной из причин ее смущения было то, что она не очень понимала, как называть бывшую свекровь. Конечно, «мама Фолкнер» больше не годится. Миссис Фолкнер? Это звучит так, будто они только что познакомились. Мейда? Кэролайн посмотрела на безупречно ухоженную, неуязвимую женщину, которая когда-то так усложняла ей жизнь. Зовет ли ее хоть кто-нибудь Мейдой? Кэролайн печально подумала о настойчивых просьбах Дэниела Фрателли не называть его «профессор». Ее жизнь так запуталась, что она, похоже, уже не знает, кого как называть.
– Нет, дорогая моя, и не беспокойся насчет нарезания лимонов, – оживленно сказала Мейда Фолкнер. – Чашка хорошего, горячего чая – это все, что нужно.
К счастью, Кэролайн стояла спиной к своей гостье, так что ей удалось скрыть свое удивление. Та самая Мейда Фолкнер без возражений пьет чай из простой кружки? И не требует «споуд» или «веджвуд»? Ну и дела. Кэролайн приготовила чай и села к кухонному столу.
– Тесса говорит, что вы пишете ей в школу.
Чтобы избежать затруднений, как называть свою гостью, Кэролайн решила просто опускать имя.
– Да, я посылаю ей время от времени короткие записки.
Короткие записки с приложением одного или двух чеков на пятьдесят долларов. Кэролайн когда-то хотела попросить свою бывшую свекровь перестать портить внучку тем же способом, каким она испортила своего сына, то есть давать Тессе деньги с непредсказуемыми промежутками. Регулярная поддержка, возможно, не была бы так плоха, но эти внезапные подарки, безрассудно посылаемые тогда, когда этого хотелось Мейде, всю жизнь только злили Гарри и делали его зависимым. И теперь Кэролайн видела, что то же самое происходит с Тессой.
– Я уверена, что она это ценит, – сказала Кэролайн, – но Тесса должна привыкать работать, чтобы иметь то, что она хочет, или обходиться без этого. Я знаю, вы хотите только хорошего, но…
Мейда Фолкнер подняла руку:
– Не суетись, Кэролайн. Пусть средний класс беспокоится о том, откуда берутся деньги. Я не посылаю Тессе много. Мне ведь еще приходится обеспечивать Гарри.
«Неужели, – подумала Кэролайн, – Мейда не понимает, что здоровый пятидесятилетний мужчина с высшим образованием должен заботиться о себе сам, а не полагаться целиком на мать? Нет, она не позволит Тессе или Бену зависеть от их бабушки».
– Может быть, вам стоило бы разрешить Гарри самому себя обеспечивать? – спокойно сказала Кэролайн, приготовившись выслушать в ответ пространные рассуждения Мейды о том, какое у Кэролайн ужасное провинциальное отношение к деньгам.
К ее удивлению, Мейда сказала доверительно:
– Я бы и рада. Но эта Торкельсон пускает деньги на ветер, поэтому мне приходится поддерживать Гарри. Я не могу допустить, чтобы он голодал. – Она внимательно посмотрела в кружку, как будто надеясь прочесть там какую-то тайну. – Поэтому, Кэролайн, я к тебе и пришла.
Кэролайн показалось, что она неправильно поняла. Какое она имеет отношение к привычкам Гарри тратить деньги? Ей не удалось изменить Гарри, когда они были женаты; почему же его мать считает, что теперь Кэролайн может повлиять на бывшего мужа?
– Не смотри на меня с таким изумлением, Кэролайн. Я хочу очень простой вещи. Я приехала, чтобы попросить тебя сделать небольшое дополнение в ваше финансовое соглашение с Гарри. Он уверяет меня, что если бы ты… – Она поискала слово: – умерила свои требования, он мог бы на эти деньги успешно начать новый бизнес.
– Что конкретно Гарри сказал вам о нашем финансовом соглашении, Мейда?
Голос Кэролайн был спокоен, но она нервно сжала пальцы.
– Только то, что поскольку ты именно сейчас настаиваешь на посещении юридической школы, – губы Мейды Фолкнер искривились, произнося эти слова, – он, по-видимому, не может одновременно платить алименты и еще платить за учебу детей. Если бы ты сейчас работала полный день и отложила на некоторое время свое образование, Гарри, как он уверяет меня, был бы просто счастлив это образование финансировать. Ты даже могла бы перевестись в Университет и. тебе не пришлось бы учиться в этой грязной школе – «Уранус», «Ураниум»…
– «Урбана», Мейда. Школа называется «Урбана». – Кэролайн указала на свой свитер с надписью «Юридическая школа «Урбана»» и со школьным гербом.
– Ну, не важно. Во всяком случае, если бы ты сейчас дала Гарри свободно вздохнуть, он впоследствии оплатил бы твое юридическое образование.
В голосе Мейды снова прозвучали недоуменные нотки. «Юридическая школа! – как будто говорила Мейда Фалкнер. – Как эта Кэролайн Вильямс взбрело в голову учиться в юридической школе!»
В первую минуту Кэролайн от гнева не могла выговорить ни слова. Ей предлагалась поверить слову Гарри, которое не значило ровно ничего, особенно когда дело касалось денег. Его мать приходит, чтобы сообщить Кэролайн, что Гарри не может сам себя обеспечить, и после этого Кэролайн должна поверить, что когда-то в будущем он оплатит ее обучение в Пенсильванском университете.
– Я прошу прощения, но, по-моему, Гарри вас неправильно информировал, – сказала Кэролайн, когда ей удалась подавить в себе желание истерически расхохотаться или завопить от ярости. – Он не оплачивает мое юридическое обучение: я сама эта делаю. Он не платит за обучение детей в колледже. Вклад, который вы сделали для них, покрывает эти расходы. Гарри не платит мне даже те небольшие алименты, которые ему присудил суд. Я бы подала на него в суд, но в Калифорнии так дороги судебные издержки, что это просто невозможно сделать.
Мать Гарри нахмурилась:
– Я уверена, что Гарри делает все, что может, Кэролайн. Не нужно объяснять мне ваши финансовые соглашения. Я совершенно не хочу их знать.
«Не сомневаюсь», – подумала Кэролайн. Мейда Фолкнер никогда не хотела знать ничего, что могло бросить тень на ее мнение о собственном сыне. Именно поэтому Кэролайн пришлась самой оплачивать долги Гарри. Мейда отказывалась верить, что Гарри сбежал и позволил кредиторам требовать денег у собственной жены. А если Мейда не хотела во что-то верить, этого не существовало. На протяжении своего замужества Кэролайн молча смирялась с манерой Мейды изображать страуса, когда Гарри терял работу или занимал деньги и не возвращал их. Теперь Кэролайн внезапно обнаружила, что она больше не хочет принимать у себя эту пожилую даму.
– Раз вы пришли ко мне защищать Гарри, та я думаю, что вам лучше знать правду, Мейда. А правда состоит в том, что когда Гарри с Роксаной уехали в Калифорнию, после него осталось больше чем на пятьдесят тысяч долларов долгов. Поскольку я подписывала все бумаги, регистрирующие агентство Гарри, все кредиторы требовали от меня уплаты.
– Я на самом деле не понимаю, какое все это имеет отношение к делу, Кэролайн. Я только пришла просить тебя дать Гарри немножко… пространства для маневров, скажем так, не требуя, чтобы он оплачивал каждый пустяковый счет, который…
– Гарри не заплатил ни цента ни одному кредитору, ни деловому, ни личному. Ни одного цента. Из тех денег, которые вы ему даете, Гарри выслал мне «огромную» сумму в тысячу долларов за все те двадцать месяцев, которые прошли после окончательного развода. – Кэролайн говорила спокойно и искренне. – Бизнес был объединенный, так что юридически я не должна была платить долги.
– Неужели из-за этого ты затеяла эту ерунду с судом? – спросила Мейда усталым голосом.
С начала их разговора она не смотрела на Кэролайн и бессмысленно водила кружкой по столу.
– Да. Кампания была ликвидирована, и все деньги перешли кредиторам, но остались еще неоплаченные счета, которые в сумме составляют больше пяти тысяч долларов.
– Дорогая моя, я надеюсь, что ты не собираешься вызвать у меня сочувствие и выманить небольшую ссуду. Я не собираюсь сплачивать твои долги.
– Вы не слушаете меня, Мейда. – Кэролайн положила руку на чайник. Он уже остыл. – Я сказала вам, что эта были долги Гарри. Я не делала их, но собираюсь проследить, чтобы они все были оплачены.
– Послушай, Кэролайн, не стоит продолжать обсуждение долгов Гарри. Если люди потеряли деньги из-за того, что Гарри не повезло с бизнесом, это их забота. Именно для этого существуют страховка, или фонды на непредвиденный случай, или что-то еще. Если ты платишь им, это очень глупо с твоей стороны. – Мейда посмотрела на свою бывшую невестку с плохо скрываемым презрением. – Лучше бы ты потратила эти деньги на ремонт своего дома. Он скоро развалится. Ворота еле держатся на петлях, газон – сплошная грязь и сорняки. А проезд! – Впервые Мейда немного оживилась. – Хуан еле подъехал к центральной двери. Ты должна что-то сделать с этим домом, пока он окончательно не обесценился. Я бы не хотела, чтобы Гарри потерял свое последнее вложение.
– Я позабочусь о доме, когда у меня будут на это деньги. – Кэролайн поднялась из-за стола и пошла к раковине. Ей нужно было занять чем-нибудь руки, чтобы не придушить Мейду. Она машинально наполнила чайник и поставила его на плиту. – Сначала я должна заплатить долги компании. Все эти деньги были вложены мелкими предприятиями, и они не могут нести убытки из-за нас.
