Текст книги "Не подпускай меня к себе (СИ)"

Автор книги: Марсия Андес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

24

Fallulah – Give Us A Little Love

Егор.

Когда тебя со всей силы ударяют бейсбольной битой по спине – это как минимум неприятно. Я, человек, привыкший к постоянным избиениям на ринге, который всю жизнь только и делал, что получал от противников удары по лицу, рукам и корпусу, искренне негодую, как вообще можно использовать грязные приёмчики и нападать со спины. В принципе, возмущаться мне было некогда.

Всё происходило слишком быстро, чтобы соображать над своими поступками. Прежде чем боль пронзила область лопатки, я увидел Матвея, падающего на землю, и в тайне порадовался, что удар прилетел мне не в затылок. Я уже валялся на земле и не мог подняться, поэтому машинально сгруппировал тело, чтобы избежать серьёзных травм. Сквозь блок я видел друга и думал о том, что нужно помочь ему. Когда тебе прилетает удар монтировкой в голову – это гораздо хуже, чем пара пинков в лицо и сломанный нос.

Я думал лишь о том, чтобы не отключиться, потому что если я потеряю сознание, то не смогу защитить ни Соню, ни Матвея. Мне нужно было выбрать момент, перехватить биту ударить парня по ногам, но чувак с монтировкой портил мне все планы.

Да и вообще, о чём я говорю? Какие планы? Всё происходило так быстро, что я действовал на автомате. Боль разрывала меня, адреналин зашкаливал, я сомневаюсь, что вообще мог трезво оценивать ситуацию. В какой-то момент я просто открылся, получил удар в голову и потерял сознание. Очнулся через пару дней в больнице, врачи сказали, что со мной всё в порядке и что скоро я смогу отправиться домой. Матвей был всё ещё без сознания.

– Ты Соню видел? – спрашиваю я отца, когда тот в очередной раз приходит навестить меня.

– Нет, – он пожимает плечом. – После выпускного не видел.

Я поджимаю губы, листая в телефоне ленту «вконтакте» и пытаясь не думать о многочисленных сообщениях, которые прислали мне друзья, чтобы подбодрить и пожелать скорейшего выздоровления. Я ни на одно из них не ответил.

– Она трубку не берёт, – бормочу я, лениво проводя пальцем по экрану. – На сообщения не отвечает. Куркина говорит, что та уехала к бабке в деревню.

Отец не отвечает, и я поднимаю на него взгляд, чтобы убедиться, слушает ли он вообще меня.

– Ну, – он шмыгает носом. – Наверное, уехала в деревню, – безразлично бросает папа.

Я фыркаю и поправляю съехавшую повязку на руке, которая чертовски мешает. Скорее бы уже выписаться и отправиться домой: больничная еда просто ужасна.

– Она не могла уехать после того, что случилось, и даже не прийти ко мне, – недовольно бурчу я. – Это на неё не похоже.

Проходит ещё одно сообщение, телефон вибрирует, и я замираю, поспешно возвращаясь к диалогам. Нет. Это не от Розиной. Вздыхаю и ставлю сотовый на блокировку.

– Может быть, родители отправили её в деревню как раз из-за этого, – предполагает папа. – Связь там не ловит, вот она и молчит.

Я прищуриваюсь, подозрительно всматриваясь в отца, затем недовольно морщусь и вздыхаю.

– Может быть, – бурчу я. – Как там Матвей?

Отец качает головой, несколько секунд молчит.

– Ещё не очнулся, – бросает тренер.

– Неделя прошла, – говорю я, потирая лицо ладонями и шумно вздыхая. Пытаюсь избавиться от картинки, как друга ударяют монтировкой по голове. И как я не заметил, что тот урод начал доставать её? – Ко мне копы приходили вчера, – смотрю на отца. – Сдал им этих ублюдков.

Папа кивает, потирая переносицу. Выглядит он уставшим и потрёпанным. В палате тихо, пахнет какими-то лекарствами, во рту у меня привкус пресной каши, которую давали на завтрак. Хочется уже выйти на улицу и погреться в лучах солнца, а не лежать в этой постели целыми днями. У меня ведь ничего серьёзного нет, почему они меня здесь держат?

– Я знаю, – говорит он. – Их ещё не нашли.

Поджимаю губы, поправляя подушку под спиной, чтобы было удобнее сидеть.

– Сомневаюсь, что вообще ищут. Это же полиция. Они там ни черта не делают, – бурчу я.

– Вот только давай без самодеятельности, – упрекает меня отец. – Не надо искать и мстить им, пусть следователи делают свою работу.

Я отмахиваюсь, ничего не отвечая. Заняться мне больше нечем, как искать этих упырей. Я всё равно практически не помню, как они выглядели. Темно было. Если только связаться с бывшими друзьями Розиной, которые её подставили в тот раз, выпытать их, где искать Малийского, а там дальше вместе с ним найду и остальных. Они, наверное, залягут на дно, пока ажиотаж не поутихнет.

– Егор, – отец возвращает меня в реальность. – Пообещай, что не будешь искать их и нарываться на неприятности.

Где-то я уже это слышал.

– Ладно. Когда меня уже выпишут? Хочу на тренировку. У меня соревнования скоро, – недовольно бурчу я.

Папа цокает и вздыхает.

– После завтра. Врач сказал пока никаких нагрузок, так что когда полностью восстановишься, тогда и поговорим о тренировках, – он поднимается на ноги, намекая, что ему пора на работу. Или ещё куда, не знаю.

– Но, па, – ною я. – Я в порядке. Всего лишь синяки!

– Никаких «па», – он хлопает меня по плечу. – Завтра зайду, не скучай.

Я фыркаю, провожая его недовольным взглядом, а когда дверь за отцом закрывается, возвращаюсь к телефону. Куда же делать Розина? Если бы её предки силком отправили в деревню, чтобы избежать встречи с Малийским, она бы как минимум написала мне и предупредила. Или попросила бы кого-то из подруг.

Но она исчезла, словно её никогда и не существовало. Не нравится мне всё это. Жопой чую, что что-то не так.

***

Утром через день меня выписывают. Я с радостью покидаю палату, в которой провёл почти полторы недели, разбрасываюсь прощальными фразочками, адресованными пациентам или медсёстрам, и заклинаю себя, что никогда в жизни больше не вернусь в это жуткое, холодное, пропитанное болезнью, место. Хватит с меня таких приключений…

Перед уходом я заглядываю к Матвею. Он лежит без сознания, и у него изо рта торчит противная кислородная трубка. Голова перебинтована. К телу прикреплены провода от пикающих приборов. Жуткое зрелище. Я достаю телефон и делаю пару снимков, чтобы потом показать другу и поиздеваться над ним, но затем вдруг понимаю, что это глупая идея. Фото не удаляю.

Матвей не просыпается с того самого вечера, и чем дольше он валяется без сознания, тем сильнее я беспокоюсь за него.

От Сони Розиной нет никаких вестей. «Вконтакт» она не заходит, на звонки не отвечает. Я даже решаю написать её сестре, но та лишь отмахивается, что Соня в деревне. Эта тишина продолжается почти месяц, пока однажды мне не приходит неожиданное сообщение.

«Всё кончено, Егор. Мы расстаёмся. Не пиши мне больше».

Я ничего не понимаю, поэтому предупреждение Розиной меня не останавливает. Я заваливаю её сообщениями – она в ответ отправляет меня в чёрный список. Я звоню ей – она меняет симку. Спрашиваю номер у её сестры, Куркиной, Юли, но те говорят, что Розина запретила им вообще разговаривать со мной. Караулю её у подъезда чуть ли не каждый день, но выловить получается только Машу. Она говорит, что Соня пробудет в деревне до самого сентября. Причины, почему Розина внезапно решила расстаться со мной, она не знает. Хотя, скорее всего, просто не хочет сообщать мне.

Мне ничего не остаётся, как окунуться с головой в тренировки, чтобы не думать о Соне, но мысли всё равно сводят меня с ума. Я решаю пойти в десятый класс, чтобы хоть где-то пересекаться с ней и попытаться выяснить, что же произошло. Ей снова угрожал Малийский? Или её родители узнали обо мне? Может быть, я сделал что-то не так?

Спустя ещё две недели Матвей приходит в себя. Врач говорит, что его состояние стабильное, но друг всё равно жалуется на адские головные боли. В остальном с ним всё нормально, хотя доктор не спешит его выписывать. Больше месяца Матвей проводит в больнице, шутит, что в армию теперь ему дорога точно закрыта.

Александра Малийского так и не нашли.

***

Наши дни.

– Ты издеваешься? – спрашиваю я Розину, поджимая губы, когда девушка заканчивает рассказывать, почему вычеркнула меня из своей жизни.

– В смысле? – не понимает она.

– В прямом, – недовольно смотрю на неё, и Соня неловко отводит взгляд в сторону. – Я, понимаешь ли, всё лето места себе не находил, думал, где накосячил и что вообще случилось с тобой. Представлял самые ужасные картины, с ума сходил, а ты просто из ничего раздула проблему и игнорила меня почти четыре месяца. До октября отшивала, потому что, видите ли, мой отец намекнул тебе, что ты мне не пара.

Девушка фыркает и взмахивает руками.

– Это тебе не шутки, Егор! – возмущается она. – Тебя избили из-за меня. Повезло, что никаких серьёзных травм не было. Ты только посмотри на Матвея, он инвалид на всю жизнь. Ему обезболивающее ежедневно пить приходится. А если бы с тобой что-то такое случилось? Тебе бы пришлось забыть о боксе! Малийский так просто бы не отстал от тебя.

– Да насрать мне на этого урода! – почти вскрикиваю я. – Я сдал его копам, так что…

– Его всё ещё не нашли, – перебивает меня Соня, затем стихает и отворачивается, бросая взгляд на поле.

Нас накрывает молчание, и я недовольно вожусь на стуле, делая обиженный вид. Поверить не могу, что отец подтолкнул Розину к тому, чтобы она меня бросила. Я ему ещё устрою сегодня вечером, он так просто не отвертится.

– Слушай, Сонь, – вздыхаю я. – Давай вот ты не будешь ебать мне голову, да и себе тоже. Со мной ничего не случится, я в рубашке родился. Постоять за себя смогу, тем более, что от этого козла уже давно ничего слышно не было. Просто сделаем вид, что этих четырёх месяцев не было.

Я смотрю на её профиль – девушка хмурится, думая. Её пальцы постукивают по коленке, и я знаю, что она хочет достать сигарету и затянуться. До того, как мы с ней разошлись, Розина не курила.

– Уже всё кончено, Егор, – она смотрит на футболистов. – Я больше ничего не чувствую к тебе. Давай просто оставим всё, как есть.

– Ага. Ну, щас, – вырывается у меня. – Я в десятый класс пошёл только из-за тебя, ты мне должна.

Она кривится и смотрит на меня, склоняя голову к плечу. Её взгляд скользит по моим губам, затем снова впивается в глаза.

– Мечтать не вредно, Штормов, – тянет Соня, печально улыбаясь. – Всё уже в прошлом.

Я шикаю и резко подаюсь вперёд, впиваясь в её губы поцелуем. Розина от неожиданности дёргается в сторону, но я перехватываю её за шею и снова притягиваю к себе. Как же долго я представлял этот момент, когда, наконец, смогу снова прикоснуться к её коже и поцеловать губы. Теперь, когда всё встало на свои места, больше ничего не имеет значения.

– Егор, – Соня пытается отстраниться. – Егор, ну, постой же…

– Заткнись…

Я притягиваю её ближе, кладя руку на талию, и девушка размякает в моих объятиях. Мы целуемся страстно, но недолго, поэтому, когда Розина всё-таки легко отталкивает меня и вскакивает на ноги, я недовольно морщусь. Она смотрит на меня сверху вниз, тяжело дыша, хватается за спинки сидений и отступает на шаг.

– Всё слишком быстро, – жалуется Соня, вдруг перелезая на трибуну ниже, чтобы я не смог добраться до неё. – Я…

– Ну, короче, мы снова вместе и всё такое, – я поднимаюсь на ноги, но Соня быстро трясёт головой.

– Не подходи, – она тычет в меня пальцем. – Мне нужно подумать! Не смей приближаться, Штормов!

Она делает шаг в сторону, затем закрывает рот руками, зажмуривается и разворачивается. Девушка поспешно бросается в сторону выхода со стадиона, оставляя меня в одиночестве. Я уже хочу побежать следом за ней, но что-то меня останавливает, и вместо этого я кричу.

– Убери меня из ЧС!

Соня не оборачивается. Она спускается по ступеням вниз и исчезает из виду, а я, довольно улыбаясь, опускаюсь обратно на сидение. Начало положено, я узнал, что случилось и почему Розина разорвала со мной все связи.

А ещё я понял, что Соня всё ещё испытывает ко мне чувства, не смотря на то, что говорит обратное, значит, не всё потеряно. Я один раз её добился, смогу и второй. Тем более, что она сама не особо-то и против.

И меня не остановят никакие Малийские и его дружки. Если потребуется, я всех их сотру в порошок.

25

Макс Корж – Мотылёк

Соня.

Вот поэтому я и не хотела, чтобы Егор знал причину, по которой я рассталась с ним. Я избегала его, игнорировала, перестала вообще с ним общаться и запретила всем своим друзьям контактировать с ним, думала, что он побесится и успокоится. Смирится. Забудет меня.

Но скорее всего я сама пыталась таким образом перестать думать о нём, и у меня почти получилось, вот только Штормов слишком упрямый, не успокоится, пока не получит ответы. Наверное, стоило бы придумать что-то, оправдывающее меня, но тут и дурак поймёт, что я вру. Исчезнуть сразу после стычки с Малийским и потом нести чушь на тему, что чувства исчезли и прошла любовь? Шторм бы не поверил.

И теперь я не знаю, что мне делать. Я очень много раз собиралась рассказать ему правду, почти сдавалась, заходя на его страницу «вконтакте», практически поддавалась на уговоры встретиться и обсудить всё, а потом начать всё с начала. Мне было тяжело, поэтому я и сбежала к бабушке в деревню, где не было доступа в интернет и возможности сорваться и позвонить Егору. И каждый раз, когда я вспоминала стычку с Сашей после выпускного, я боялась, что это может повториться. Не хотела, чтобы из-за меня он снова пострадал, и только это придавало мне сил и уверенности в том, что я поступаю правильно.

А теперь, когда Егор знает правду, его уже ничего не остановит. И я боюсь, что не смогу ему сопротивляться, если парень начнёт преследовать меня ещё усерднее. Ведь я всё ещё люблю его…

Егор.

– Ты сказал Соне, чтобы она порвала со мной? – с ходу выпаливаю я, залетая на кухню и даже не успев стянуть кроссовки.

Отец удивлённо впивается в меня взглядом, сидя за столом и попивая чай с конфетами. Он неопределённо пожимает плечом, открывает рот, чтобы что-то сказать, а потом закрывает его. Чешет нос, делая вид, что не при чём, бросает взгляд на включённый телевизор.

– Серьёзно, да? – недовольно выдавливаю, упираясь рукой в косяк. – Я, сука, четыре месяца тебе ныл, что мне без неё херово, а ты знал и ничего не сказал мне? Ты издеваешься что ли надо мной?

– Егор, – вздыхает папа. – Так было лучше. После того, что с тобой случилось…

– Да это не твоё дело! – выпаливаю я. – Не надо лезть в мою личную жизнь, иначе я найду себе нового тренера, и в своём зале ты меня больше не увидишь.

– Ты не сделаешь этого, – предупреждает меня он, но я лишь скрещиваю руки на груди.

– Уверен?

– Что за шум? – мама выходит из комнаты с книгой в руках и непонимающе смотрит то на меня, то на отца.

Я поджимаю губы и поворачиваюсь к ней, пытаясь сдержаться, чтобы не повысить голос, но у меня это получается с трудом.

– Он приказал Соне, чтобы она бросила меня, – выпаливаю я.

– Ты что сделал?! – выдыхает мама, очевидно, бывшая не в курсе событий. Она огибает меня и заходит на кухню, скрещивая на груди руки, словно отчитывая непослушного ребёнка.

Отец виновато опускает голову и чуть отодвигается в сторону, чтобы не быть побитым.

– Я не приказывал ей, – вздыхает он. – Просто сказал, что будет лучше, если они расстанутся. Она втягивала его в неприятности, он мог пострадать ещё сильнее.

Я фыркаю, качая головой, мол, какой бред ты несёшь. Это моя жизнь, с кем хочу, с тем и буду встречаться, и мне плевать, что какие-то там отморозки пытались меня припугнуть. Да какая разница вообще, если рядом со мной будет Соня? Я смогу её защитить, просто в тот раз я не был готов, а в следующий всё уже будет по другому. Да и вряд ли этот следующий раз вообще будет, потому что Малийского ищет полиция, он просто так высовываться не будет, да и вестей от него вообще не было после выпускного.

– Дурак совсем? – недовольно тянет мать, ударяя папу книгой по голове. – Ещё хоть раз, – отец уклоняется, и удар приходится ему в спину, – сделаешь что-то подобное, – снова удар, – я тебя убью.

Я улыбаюсь, наблюдая за тем, как моя мама избивает отца книгой, а тот виновато морщится, словно собака, которая нашкодила. Вся злость тут же пропадает, и я расслабляюсь. Надо было сразу её натравить на отца, она ведь так сильно любила Розину, что чуть ли не каждый день интересовалась, не помирились мы с ней.

– Сегодня без ужина, – скалится она в сторону папы, и, надувшись, словно воздушный шар, подходит ко мне. В её голосе уже нет ни намёка на злость. – Зови Сонечку в гости, пусть приходит. Я сделаю вкусный торт и ещё что-нибудь.

– Ага, – улыбаюсь, смотря на недовольного отца, показываю ему язык и ухожу в свою комнату.

Заваливаюсь на диван и включаю телевизор. Сегодня у меня нет тренировки, лишь пробегусь перед сном и всё, а завтра в школе снова выловлю Розину и сделаю так, чтобы она пришла к нам на ужин. Теперь-то уже точно всё должно наладиться, иначе я никогда не прощу отца за его поступок.

Конечно, его тоже понять можно, но таким низким способом пытаться отвадить девушку, зная, как я к ней отношусь, – это подлость.

Немного полежав и подумав, я беру телефон и захожу в социальную сеть. Никто не пишет, совсем не вспоминают обо мне. Кажется, я теряю свою популярность…

Пишу Матвею: «Чувак, как ты? Встретимся на днях?».

Недолго листаю ленту, делаю ретвит записи с песнями из сериала «Закон каменных джунглей», лайкаю фотку Андрея Матюшина, а потом вздыхаю и открываю свой профиль. Ничего интересного. Надо аватарку обновить…

«Я как в аду, – пишет Матвей. – С этими таблетками как наркоман, а без них голова трещит. Завтра заскочу к тебе в зал, поболтаем. Океу?».

«Океу. Я с Розиной вроде как помирился».

«Да ладно?».

Я засматриваюсь на телевизор, где по ТНТ прокручивают рекламу нового сезона физрука, и широко зеваю, вспоминая, как сегодня целовался с Розиной на стадионе. Это, наверное, самое приятное событие за последние месяцы.

«Ага))). Она рассказала, типа отец мой её надоумил со мной расстаться. Типа это она виновата в том, что на нас напали тогда и что ей надо теперь держаться подальше от нас».

«Ну, по сути, так оно и есть», – присылает Матвей, и я недовольно фыркаю.

«Слышь».

«Сорри, братан, но из-за её урода бывшего я теперь на колёсах сижу. Она, конечно, не при чём, но те твари должны заплатить за то, что сделали».

Я перечитываю сообщение друга несколько раз, не зная, что ответить. Он прав. Их так и не нашли, а ему теперь страдать всю жизнь из-за травмы. Вряд ли копы вообще занимаются этим делом, ведь столько времени уже прошло. Если бы они хотели, давно бы нашли их.

Вздохнув, я блокирую экран телефона и задумчиво смотрю в телевизор, совершенно не замечая, что там показывают. Матвею сейчас несладко, все его планы пойти в армию и свалить подальше от отца с матерью провалились. Сейчас он почти из дома не выходит, потому что шум города уничтожает его. Сплошные таблетки, с ними он чувствует себя, словно под водой. И всё из-за одного сраного удара по голове. Это я должен был быть на его месте, для меня предназначалась эта монтировка.

Снова включаю телефон и пишу другу.

«Поговорим завтра. Я согласен, что их надо проучить. У меня есть план».

«Океу».

Бросаю телефон на диван и ложусь на спину, смотря в потолок. Наверное, это плоха идея влезать во всё это дерьмо. Мне лично уже плевать на них, я полностью восстановился, но то, что чувствует Матвей, я понятия не имею. В последнее время редко его вижу. В десятый класс он не пошёл, поступать куда-либо тоже отказался. Всё время дома среди своих мыслей и раскалывающейся головы. И я знаю, что если не помогу ему, то парень сам начнёт искать тех уродов, а один он не справится…

26

Рем Дигга – Кабардинка

Соня.

Всю ночь я ворочалась и никак не могла перестать думать о разговоре с Егором на стадионе, постоянно вспоминая его взгляды, голос и поцелуи. Я скучала по нему, и теперь, когда мой секрет раскрыт, тоска обрушивается на меня с новой силой. Надежда, что можно всё вернуть, перестать бегать от парня, снова начать прикасаться к нему и проводить с ним время, раздирает меня на кусочки и беспощадно уничтожает. Сомнения затуманивают разум, и я жду всего лишь одного сигнала, щелчка, команды, чтобы послать всё к чёрту и оказаться в объятиях Штормова. Я уже готова сдаться, но часть меня всё ещё помнит, как друзья Малийского избивали Егора, не забывает, что Матвей теперь с травмой и сидит на таблетках, медленно сходя с ума, и мысли об этом останавливают каждую попытку отступить. Я думаю много и беспощадно и никак не могу выбрать правильный вариант.

Позволить Егору затащить меня обратно в свою жизнь или же запретить ему подпускать меня к себе?

Спросить себя, чего же хочется мне? Конечно же первый вариант. Быть рядом с ним каждую секунду, каждое мгновение, никогда не отпускать и никогда… Но ведь какая разница, чего хочу я? Будет лучше, если Егор забудет обо мне, тогда у Малийского не будет причин преследовать Штормова. А самое адекватное решение – уехать куда подальше, оборвать все связи, чтобы Саша меня вообще никогда в жизни не нашёл. Забыть Егора и начать жить заново. Но нужна ли мне эта новая жизнь без Шторма? А если уехать с ним?

Парень не бросит бокс, не оставит своего отца-тренера. Он не откажется от своей мечты ради меня, потому что будет жалеть об этом всю свою жизнь. А я не хочу смотреть на него и чувствовать вину за то, что отобрала у него смысл жизни.

Да и куда мы поедем? Мы школьники, несовершеннолетние. Без денег и без образования. Как же всё сложно…

– Опять сегодня у своего Миши? – слышу голос матери, доносящийся из кухни, когда я выхожу в коридор из своей комнаты, чтобы одеться и пойти в школу.

– Вроде того.

– Возьми хоть что-нибудь, а то на халяву там живёшь, – мама, кажется, моет посуду.

Слышу, как мяукает кот, затем проносится по квартире и исчезает в гостиной. Топот его ножек стихает.

– Ой, мам, – отмахивается сестра.

– Вот, вы же не женаты, зачем ты там вообще остаёшься? Это некрасиво…

Я натягиваю кеды и куртку, потому что сегодня погода совсем не радует. Пасмурно и ветер холодный, пробирающий до костей. От вчерашнего тёплого солнышка не осталось и следа.

Не собираясь слушать споры родных, я тихо выхожу из квартиры и прикрываю за собой дверь. Признаться, идти на занятия у меня совершенно нет никакого желания. Не хочу встречаться с Егором, плюс всё равно буду думать о посторонних вещах, а не слушать учителя. Смысл вообще туда отправляться? Думаю, прогуляю сегодня уроки, никто и не заметит.

Вот только погода отстой. По городу особо не погуляешь, а тёплых мест я не знаю, где можно провести несколько часов. Походить по торговым центрам? Не люблю разглядывать одежду, если не собираюсь покупать, в маке или в чикене сидеть тоже смысла нет, я без денег, а вкусные запахи сведут меня с ума.

Пока я спускаюсь на первый этаж, рассматриваю своё отражение: тонкая шапочка серого цвета, зелёные глаза в коричневую крапинку, осенняя голубая куртка и серый шарф. Никакой косметики, еле заметные синяки под глазами, уставший вид только напоминает о бессонной ночи. Настроения вообще нет.

Точно надо просто проветриться. Погуляю часок, другой, вернусь домой и скажу, что уроки отменили. Мама всё равно звонить классной не будет, а отец на работе.

Кутаюсь сильнее в шарф и, когда лифт замирает на первом этаже, выхожу из кабинки. Достаю наушники из кармана и начинаю распутывать, пока медленно подхожу к дверям. Открываю первую преграду, нажимаю на кнопку и толкаю железную дверь плечом, морщась от внезапного порыва ветра. Сразу хочется вернуться обратно и запереться в комнате, чтобы закутаться в одело и посмотреть какой-нибудь фильм в тепле, но стоит мне выйти на крыльцо, я тут же замираю.

В стороне стоит Егор в накинутом на голову капюшоне и ёжится, прячась за колонной от ветра. Я не ожидаю его здесь увидеть, поэтому меня охватывает неловкость и неуверенность. Зря он пришёл сюда, я же просила его дать мне немного времени.

– Что ты здесь делаешь? – убираю наушники обратно в карман и осматриваюсь.

– Хотел узнать, почему из чс не убрала, – парень смотрит на меня, и под его пронзительным взглядом я теряюсь.

– Забыла, – пожимаю плечом. – Когда зайду «вконтакт», уберу.

– И дай мне свой новый номер, – заявляет парень, продолжая пристально смотреть на меня, словно пытаясь загипнотизировать.

Я фыркаю и прячу руки в карманах, проследив взглядом за нашим соседом, который проходит мимо по дороге, направляясь к своей машине. Штормов шмыгает носом и делает шаг ко мне – я резко смотрю на него, словно предостерегая, и он замирает.

– Я ещё не решила, хочу ли всё возвращать, – серьёзно говорю я. – Это всё сложно.

– Да ни черта не сложно! – вспыхивает Егор, снова сокращая расстояние между нами и замирая всего в паре шагов. Он нависает надо мной. – Ты придумываешь какую-то чушь. Не можем быть вместе, потому что какой-то кретин этого не хочет и может навредить нам. Тебе ли не всё равно на него? Не строй из себя альтруиста, Розина. Твои жертвы никому не нужны.

Я ничего не отвечаю, опуская голову. Егор прав, но…

– Я не хочу, чтобы ты пострадал, – встаю к нему в пол-оборота. – Будет лучше, если мы перестанем пересекаться. Зря ты пришёл.

Прикусываю губу и, не смотря на Шторма, направлюсь в сторону дороги, но парень сильно хватает меня за локоть и останавливает, притягивая к себе.

– Если ты скажешь, что больше не любишь меня, тогда я оставлю тебя в покое, – заявляет он.

Голубые глаза Егора пронзают мою душу, и я понимаю, что не могу пошевелиться и даже отвести взгляд в сторону. Они как магниты. Два чистых почти прозрачных магнита, притягивающих меня к себе и пытающихся заманить в самые глубокие дебри сознания. Я сглатываю, чувствуя крепкие пальцы на локте сквозь куртку, собираю все силы и отвожу взгляд в сторону.

– Не люблю, – собственные слова пронзают моё сердце, и я даже перестаю дышать.

Пытаюсь вырвать руку и поскорее сбежать отсюда, но Шторм встряхивает меня.

– В глаза смотри, – злится Егор, и я даже пугаюсь.

Снова смотрю в его глаза, понимая, что не смогу. У меня решимости не хватит соврать.

Я медлю, пытаясь собрать все свои силы и выпалить одну единственную фразу, которую нужно сказать в этот момент, чтобы спасти и себя и Егора. Всего одна какая-то короткая чёртова фраза. В мыслях вертится: «Скажи ему. Скажи, что не любишь его. Просто скажи это, иначе вы оба пожалеете».

Я открываю рот и почти уже решаюсь выплюнуть фразу, которая застревает у меня в горле, но Шторм, словно почуяв это, наклоняется и целует меня, и я сразу же забываю все слова в этом мире.

Парень обнимает меня, и я шумно выдыхаю сквозь поцелуй. Тело сдаётся, а следом за ним и мысли. Чувства накрывают с головой, и я тону в них, совершенно не понимая, как вообще я секунду назад пыталась сказать этому парню, что не люблю его. Люблю ведь. Безумно люблю!

Его холодные пальцы хватают меня за щёки и шею, и мурашки скользят по мне, устраивая гонки по всему телу. Реальность отступает, и мир сжимается до нас двоих.

– Любишь ведь, я знаю, – шепчет Шторм, чуть отстраняясь.

И мне хочется плакать, а потом кричать, что да, люблю! Всё это время, каждую секунду, каждое мгновение, от которых я убегала. Люблю, люблю, люблю…

– Да, – сдаюсь я, чувствуя предательские слезинки в уголках глаз. – Люблю…

– И я тебя, – он снова целует меня. – Забудем последние месяцы. И больше никакой чуши по поводу Малийского, он больше не твоя проблема.

– Что? – не понимаю я, но Егор снова целует меня, и я забываю обо всём на свете.

Мы стоим возле подъезда моего дома в наших объятиях и никак не можем оторваться друг от друга. Хочется плакать и смеяться одновременно. Хочется кричать, бегать и улыбаться, не смотря на пасмурную погоду и леденящий душу ветер. Хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался, чтобы время остановилось и больше никогда не сдвигалось с мёртвой точки. Хочется, чтобы бесконечность забрала нас к себе и заперла в своей клетке и чтобы никто не смог добраться до нас.

Никто и никогда.