Текст книги "История монголов (сборник)"

Автор книги: Марко Поло

Соавторы: Никита Бичурин,Стэнли Лэн-Пуль,Гильом Рубрук де,Джиованни Карпини дель Плано
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

1232

Четвертое лето, Жинь-чень. Весной, в первый месяц, в день Сюй-цзы, хан из Бай-пхо переправился за Желтую реку. В день Гын-инь (на третий день по переправе) Тулуй, переправившись за реку Хань-цзян, прислал нарочного к хану с донесением и немедленно предписал корпусам двинуться в поход. В день Цзя-ву (в четвертый по переправе через Хань-цзян) остановились в округе Чжен-чжоу. Нючженьского города Фань-чен комендант Ма-бо-цзян покорился и оставлен при той же должности. В день Биншень (в третий после остановки) шел большой снег, в день Дин-ю также шел снег. Остановились при городе Синчжен. В этот день Тулуй вступил в сражение с Нючженьским войском в области Цзюнь-чжоу у горы Сань-фын и, совершенно разбив его, взял в плен главнокомандующего Фын-алу. В день Сюй-жун (на другой день сражения) хан приехал к горе Сань-фын. В день Жень-инь (в пятый по прибытии) осадили и взяли город Цзюнь-чжоу и полонили генерала Ха-ду; потом по порядку завоевали четырнадцать других окружных городов, как-то: Шань-чжоу, Гочжоу, Сун-чжоу, Жу-чжоу, Шань-чжоу, Ло-чжоу, Сюйчжоу, Чжень-чжоу, Чень-чжоу, Бо-чжоу, Ин-чжоу, Шеучжоу, Суй-чжоу и Юн-чжоу. В третий месяц хан предписал Субуту обложить Южную столицу. Нючженьский государь прислал младшего своего брата Эхо в заложники. Хан обратно уехал, оставив Субута для охранения страны Хэнань. Летом, в четвертый месяц, хан уехал для избежания жары в Цзюй-юн к горам Гуань-шань. Корейский король, отложившись, убил постановленных там чиновников и перенес двор на остров Цзянь-хуа-дао. Осенью, в седьмой месяц, послан Тхац-цин к нючженьскому двору с предложением, чтобы он покорился, но там убили посла. В восьмой месяц Салитай опять пошел воевать Корею и, будучи ранен стрелой, скончался. Нючженьский советник Ваньянь-силинь и князь Вушань пришли на помощь Южной столице, но были разбиты. В девятый месяц Тулуй скончался. Хан возвратился в Лун-тьхинь. Зимой, в одиннадцатый месяц, производил облаву в урочище Нариньцилагунь. В двенадцатый месяц приехал в походный дворец Чингисханов.

ИЗ ГАН-МУ

Жинь-чень, пятое лето. Царства Гинь правления Тьхянь-син первое лето. В первый месяц монгольский Угэдэй переправился через Желтую реку при Бай-пхо и расположился в Чжен-чжоу, оттуда послал Субута обложить Бянь-цзин, столицу нючженьскую.

Нючженьский государь, получив известие, что монгольские войска идут на Бянь, созвал чинов на совет. Президент сената просил, чтобы ударить на неприятеля немедленно, после его дальнего похода. Правитель Ваньяньбаксань был противного мнения и отправил Маньису, чтобы, набрав 10 тысяч дюжин крестьян, отворил малую плотину и, прорвав Желтую реку, окружил столицу водой. Государь приказал генералу Цзягусахэ с 30 тысячами пехоты и конницы обозреть переправы через Желтую реку; набрать в окрестностях столицы из военного состояния 500 тысяч человек и ввести в столицу. Монгольский государь, использовав тангута Сюй-кхэ-цзи из города Хэчжун, при Бай-пхо в уезде Хэ-цин-сань переправился через Желтую реку и поспешно уведомил Тулуя, чтоб он присоединился к нему с своими войсками. Цзягусахэ дошел до Фын-цю, пошел было в обратный путь, но монгольские войска внезапно приблизились, и Маньису погиб с прочими в сражении. Из ополченных крестьян спаслись не более трехсот человек. Монгольский государь, вступив в Чжен-чжоу, послал Субута осаждать город Бянь. Нючженьский государь собрал чины для совещания о оборонительных мерах. Некоторые представили, что построенный генералом Чжугэ-гао-ци внутренний город надобно совершенно оставить и все силы сосредоточить на защите внешнего города, посему решились защищать внешний город, и предписано изготовить отбойные орудия. В это время число войск, находившихся в столице, простиралось не выше 40 тысяч, а городская стена имела 120 ли окружности, трудно было защищать ее во всех точках, почему из уклонившихся сюда жителей составили ополчение. Пригласили прежде отличавшихся при охранении дворца генералов, излишними пополнили праздные места и сим образом при взаимном перемещении нашли для ополчения около ста офицеров. Кроме того, взяли войска, стоявшие по берегам Желтой реки на восток и на запад от столицы, и ополчение из города Вэйчжоу [111]111
  Вэй-хой-фу.


[Закрыть], всего 40 тысяч человек, к которым присоединились 30 тысяч молодых крестьян. Все сии войска расставлены были на четырех сторонах города. На каждой стороне выбрано было по тысяче человек для составления летучих отрядов, которым единственно назначено быть в готовности для подкрепления везде, где потребна будет скорая помощь. Впрочем, не могли распорядить всего по военному порядку. Нючженьский государь указал академику Чжао-вынь-бин сочинить плачевный манифест. Он, выражая раскаяние и изображая сокрушение, представляя обстоятельства и объясняя справедливость, слова употребил и мысли выразил столь совершенно, что, слушая, невозможно было не тронуться: жители города Лоян даже слезно рыдали.

Царства Гинь генералы Вяньянь-хада и Ира-буха повели армию для вспоможения столице, встретившись с монгольским Тулуем, сразились у горы Саньфын и были наголову разбиты. Генерал Ваньянь-ченхо-шан умер.

Монгольские войска после сражения при горе Юйшань распростерлись на север. Из проходимых ими областных и уездных городов не осталось ни одного, который бы не покорился или не был взят. После чего из Тханчжоу пошли на Бянь-цзин. Два нючженьских полководца шли из Дын-чжоу на помощь этой столице. Они вели 150 тысяч пехоты и конницы; монголы в 3 тысячи конницы шли по пятам их. Хада, советуясь с прочими, сказал: «Неприятельский отряд состоит только из 3 тысяч, а мы медлим сразиться. Это знак слабости». Когда нючженьская армия пришла к реке Ша-хэ в области Цзюньчжоу, монгольские войска без сражения отступили. Когда нючженьская армия начинала ставить лагерь, монгольские войска снова тревожили ее. Поэтому нючженьская армия не могла ни на отдых встать, ни подкрепиться пищей; но только шла и сражалась.

По прибытии к селению Хуан-юй-дянь, в 25 ли от Цзюнь-чжоу, не могла идти далее по причине шедшего снега; здесь неожиданно получено предписание, которым велено корпусам обоих главнокомандующих поспешать к столице. Вследствие чего Хада с прочими выступил в поход. Монгольские войска, переправившиеся с севера, уже все собрались и, как впереди, так и позади, завалили дорогу большими деревьями. Нючженьский генерал Ян-воянь очистил сию дорогу. После чего армия пошла вперед и расположилась при Сань-фын-шань. Многие солдаты уже около трех дней были без пищи. Монгольские войска, соединившись с войсками из Хэ-бэй, окружили их со всех сторон; разводили огни и пекли мясо, посменно имея роздых. Пользуясь изнурением и расслаблением войск нючженьских, монголы открыли им дорогу в Цзюнь-чжоу и допустили идти, между тем со свежими войсками ударили с двух сторон; отчего нючженьская армия пришла в смятение. Крики уподоблялись обрушившейся горе. Вушань с 30 конными скрылся в бамбуковой роще, а после уехал в Ми-сянь. Генералы Янь-во-янь, Фан-цзэ и Чжанхой, вооруженные длинными копьями, мужественно дрались и наконец убиты. Хада, видя, что главное дело уже потеряно, хотел спешившись сражаться, но Буха уже был сбит со своего места, почему Хада с генералом Чень-хошан и прочими несколькими сотнями конницы ушел в Цзюнь-чжоу. Монгольский государь в Чжен-чжоу, получив известие, что Тулуй сражается с нючженьским войском, послал к нему генералов Хонь-буху и Цилагуня, но когда они прибыли, то армия нючженьская была уже рассеяна, почему соединенными силами осадили Цзюнь-чжоу и провели ров за городом.

Хада скрылся в пустом покое, но по взятии города монгольские солдаты нашли его и убили. По этой причине монголы сказали: «Вы полагались только на Желтую реку и на генерала Ваньянь-хаду. Ныне Хада убит нами; Желтая река за нами; чего же ожидаете и не покоряетесь?» Чен-хо-шан уклонился в одно тайное место, и когда убийство и грабеж несколько утихли, он вышел и, объявляя о себе, говорил: «Я полководец царства Гинь, желаю видеться с главнокомандующим». Монгольские конные взяли его и представили Тулую, который спросил его о прозвании и имени. «Я генерал Чен-хо-шан, – отвечал он, – победы в Да-чан-юань, Вэй-чжоу [112]112
  Вэй-хой-фу.


[Закрыть]и Дао-хой-фу мною одержаны. Если бы я умер среди волнующихся войск, то иные могли бы подумать, что я изменил отечеству. Ныне, когда умру торжественным образом, без сомнения некоторые в Поднебесной будут знать меня». Монголы убеждали его покориться, но не могли преклонить к тому. И так отрубили ему ноги, разрезали рот до ушей, но он, изрыгая кровь, еще кричал: «До последнего дыхания не унижусь». Некоторые монгольские генералы, одушевляемые справедливостью, возливали кобылий кумыс и, молясь, ему говорили: «Славный воин! Если некогда ты переродишься, то удостой быть в нашей земле». Буха бежал, но гнавшиеся за ним монгольские солдаты схватили его и в колодке привезли к горе Гуань-шань, Тулуй хотел склонить его к покорности и долго убеждал к тому; но Буха ничего не слушал, а только говорил: «Я вельможа Нючженьской державы; в пределах нючженьских и умереть должен». После чего был убит. Таким образом погибли лучшие полководцы и храбрейшие воины Нючженьского царства, и впоследствии никто не мог заменить их.

Объяснение. Написав: «повели армию для вспоможения столиц», тем приписывают попечение о службе государю. Написав: «сразились у горы Саньфын и были наголову разбиты», говорят о сражении с неприятелями; и хотя разбиты, но не теряют славы. Чен-хо-шан прежде одержал победы в Да-чанюань, Дао-хой-фу; но, претерпев поражение при Сань-фын, сам явился в лагерь, изъяснялся мужественно, свободно и нимало не унизился. Чем истинно доказал свое усердие к государю. Ответ его монголам и доныне производит сильное впечатление на читателей. И мог ли бы он достигнуть всего, если бы не был воспламенен высочайшей справедливостью? Ах! При этом сражении погибли все твердые полководцы и храбрые войска царства Нючженьского, и уже невозможно стало действовать. Не есть ли это воля неба? Написано: «умерли», тем история приписала им сохранение долга.

Во втором месяце царства Гинь провинции Шэньси генералы бросили Тхун-гуань и возвратились на восток. Монголы достигли их у горы Тьхе-лин и всех предали смерти.

Нючженьский двор, получив известие, что монголы вступили в Жао-фын-гуань, послал Туктань-удына в Вынь-сян, дабы учинить распоряжение в Тхун-гуань, а генерала Туктань-богя главнокомандующим в провинции Шэньси с полномочием действовать по обстоятельствам. Богя немедленно приехал в Шань, объявил по уездам и крепостям, чтоб перевести жителей в большие города, а съестные запасы и обозы собрать в Шань-чжоу и чтоб ближайшие к горам уклонились от неприятеля в укрепленные места. В это самое время Алиха объявил Туктаньудыну повеление двора, чтобы следовать для вспоможения столице. Вследствие чего Удын с главнокомандующим в Тхун-гуань генералом Нахата-хэюй и с главнокомандующим в Цин-чжоу и Лань-чжоу генералом Ваньянь-чунси, оставив все приготовления в помянутых городах, пошли со 110 тысячами пехоты и 5 тысячами конницы в Шань. Съестные запасы городов Тхун-чжоу, Хуа-чжоу и Выньсян простирались до нескольких сот тысяч полумешков. Изготовили около двухсот судов и хотели все сплавить по реке на восток, но вдруг получили известие о приближении монгольских войск. Как хлеб еще не успели нагрузить, то суда отпустили на низ пустыми. Снова собрали народ, чтобы перевести хлеб из магазинов, находящихся в Линбао и Цзе-ши. В это самое время пришли монгольские конные отряды, ограбили и побили великое множество жителей. Нючженьский комендант Ли-пьхин покорился с крепостью Тхун-гуань монголам. После того монгольские войска беспрепятственно пришли в Шань. Удын выступил с войсками из Вынь-сян, старые и малолетние шли вслед за ними. Идучи по юго-западной дороге, вступили в большие горы, но тут посреди льдов и снегов многие офицеры отложились. Монголы услышали о том и, выйдя из Лу-ши в нескольких стах конницы, догнали их. По горным дорогам лежащие снега от дневного солнца таяли; следовавшие за войсками женщины и девицы, идучи по колена в грязи, бросали старых и малолетних. Горы наполнились плачем и воплем. Дойдя до горы Тьхе-лин, хотели сражаться, но от голода обессилели. Почему Ваньянь-чунси первый покорился, но монголы отрубили ему голову, – отчего нючженьские войска пришли в великое смятение. Удын и Хэюй с несколькими десятками конных ушли в ущелья; но, преследуемые конницею, были догнаны и все преданы смерти.

В третий месяц монголы обложили Ло-ян. Царства Гинь объездный генерал Цян-шень, упорно сражаясь, отразил их.

Когда монголы, установив баллисты, начали осаждать Ло-ян, то в городе охранных войск находилось только от трех до четырех тысяч солдат, собравшихся из армии, рассеянной при Сань-фын-шань, и около ста человек из корпуса генерала Чен-хо-шан. Генерал Сахалянь по причине открывшегося на спине чирия не мог командовать, почему бросился в водяной ров и умер. Главнокомандующий Жинь-шеу-чжен сам принял начальство, и когда он пошел для вспоможения столице, то жители страны Хэнань объявили Цян-шень начальствующим и препоручили ему 2500 человек войска. По прошествии трех дней монгольские войска обложили город с трех сторон. Цяншень сделал знамена из лоскутьев платья, поставил на стене городской и, обнажив себя, начал сражаться. Он с несколькими стами сильных солдат всюду поспешал для подкрепления, для поощрения войск производил сильный крик, как будто было их до 10 тысяч человек. Когда недостало оружия, то употребляли деньги вместо железков к стрелам; каждую монгольскую стрелу разрезывали на четверо и стреляли посредством плетей или трубок. Еще построили отбойные машины, из которых несколько человек могли метать большие каменья далее ста шагов и при каждом разе попадали в цель. Цян-шень бегал и всюду помогал и куда ни приходил, везде одерживал верх. Монголы, усиливая войско и упорно осаждая, в три месяца не могли взять города и отступили.

Двор Гинь послал царевича Ваньянь-агэ заложником к монголам и просил о мире. Летом, в четвертый месяц, монголы отступили и расположились лагерем по рекам Ло-шуй и Желтой.

Монгольский государь, намереваясь возвратиться на север, отправил посланника из Чжен-чжоу в Бянь с предложением, чтобы нючженьский государь покорился; сверх чего требовал выдать мудреца Чжао-бин-вынь, Ян-шенгун, Кхун-юань-цо и прочих, всего двадцать семь фамилий, также семейства поддавшихся монголам, жену с детьми генерала Ира-бухи, швей и птичных охотников. И так, вместо всего вышеперечисленного, нючженьский государь отправил первого министра Ли-ци представить царевича Ваньянь-шеу-шунь [113]113
  Собственное имя наследника нючженьского Шеу-шунь. Маньчжурское слово Агэ или Агу есть общее название принцев.


[Закрыть]монголам в заложники и просить о мире. Генерал-прокурор Фоймо Эгудэ (Удэ) назначен посланником для заключения мира. Они еще не отправились, как монгольский Субут, услышав об этом, сказал: «Я получил повеление осаждать город, другого ничего не знаю». И так поставил осадные машины; по берегу городского водяного рва построил палисад; согнал пленных китайцев, далее женщин, девиц, стариков и детей и заставил их носить на себе хворост и солому, чтобы завалить ров. В несколько минут заровняли около десяти шагов. Как решились договариваться о мире, то министр Ваньянь-баксань не смел сражаться с монголами. В городе обнаружилось неудовольствие и ропот. Нючженьский государь, услышав об этом, в сопровождении шести или семи конных выехал за ворота Дуань-мынь и прибыл к судовому мосту. В это время от недавнего дождя сделалось грязно. Как государь выехал неожиданно, то жители столицы в изумлении не знали, что делать; только становились на колени подле дороги. Старики и дети теснились пред ним; некоторые по ошибке касались его одеяния. В скором времени прибыли к нему министры и прочие чиновники. Подали ему параплюй, но он не принял и сказал: «В армии все под открытым небом: для чего же мне иметь параплюй?» К нему подступили около 60 солдат из юго-западного корпуса и сказали: «Северные войска уже до половины заровняли городской ров, а министр отдал приказ не пускать ни одной стрелы, опасаясь помешать переговорам о мире; что это за расчет?» Государь сказал им: «Я для спасения подданных решился именоваться вассалом, платить дань и во всем повиноваться. Имею только одного сына, который еще не пришел в возраст, теперь и его посылаю в заложники. Потерпите несколько, пока князь выедет. Если после этого татаньцы не отступят, то и тогда не поздно будет отчаянно сражаться». В этот день великий князь отправился в путь, но монголы, несмотря на то, начали осаждать соединенными силами. В столице строили баллисты во дворце. Ядра были сделаны совершенно круглые, весом около (китайского) фунта, а камни для них брали из горы Гын-ио [114]114
  Гын-ио – название искусственной мраморной горы, сделанной китайским домом Сун в городе Кхай-фын, когда этот город был Северной его столицей (Пекином); потом Кхай-фын завоеван нючженями и сделан Южной столицей (Нанкином), которую теперь осадили монголы. Впоследствии гора Гын-ио переведена в Пекин, и ныне составляет прекраснейший Мраморный остров в Западном саду.


[Закрыть]. Баллисты, употребляемые монголами, были другого вида. Они разбивали жерновые камни или каменные катки на два и на три куска, и в таком виде употребляли их. Баллисты были строены из бамбука, и на каждом углу стены городской поставлено их было до ста. Стреляли из верхних и нижних попеременно, и ни днем, ни ночью не переставали. В несколько дней груды камней сравнялись со внутренней городской стеной. Отбойные машины на стене городской построены были из огромного строевого леса, взятого из старых дворцов. Как скоро дерева разможжались от ударов, то покрывали их калом лошадиным, смешанным с пшеничной мякиной, и сверх того обвивали сетями, веревками, канатами, тюфяками, Висячие дощатые щиты снаружи обиты были воловьими кожами. Монгольские войска употребили огненные баллисты [115]115
  Пушки.


[Закрыть], и где был нанесен удар, там по горячести не можно было вдруг помогать. Старики сказывали, что династии Чжоу государь Ши-цзун, строя городскую стену, глину брал из Ху-лао. Эта глина крепка и плотна, как железо; и от ударов из баллист приметны были одни впадины. Монгольские войска сделали за городским рвом земляной вал, который в окружности содержал 150 ли. На том валу были амбразуры и башни. Ров и в глубину и в ширину имел около 10 футов. На каждом пространстве от 30 до 40 шагов был построен притин, в котором стояло около 100 человек караульных. Вначале Баксань приказал за городскими воротами построить земляные пристенки, кривые и узкие, чтобы два или три человека могли проходить и стеречь, дабы монголы не могли отбить или осадить ворот. Генералы предлагали делать по ночам вылазки; но войска не могли нечаянно выступать, а если когда и выходили, то монголами тотчас были примечаемы. После того выбрали 1000 человек отважнейших солдат, которые должны были из прокопанного под городской стеной отверстия, переплыв через ров, зажечь подставки под баллистами. На стене городской выставлены были сигнальные фонари из красной бумаги, по зажжении которых надлежало плыть через ров. Монголы и это приметили. Еще спускали бумажных гусей (змеев в виде гусей) с прикрепленными к ним объявлениями для убеждения в плен взятых китайцев. Когда эти змеи оказывались над монгольским лагерем, то нитку отрывали. Политики говорили, что министры хотят бумажными гусями и фонарями отразить неприятеля; это трудно. В это время нючженьцы имели огненные баллисты, которые поражали, подобно грому небесному. Для этого брали чугунные горшки, наполняли порохом и зажигали огнем. Сии горшки назывались чжень-тьхянь-лэй (т. е. потрясающий небо гром). Когда баллиста ударит и огонь вспыхнет, то звук уподоблялся грому и слышен был почти за 100 ли. Сии горшки сжигали на пространстве 120 футов в окружности и огненными искрами пробивали железную броню. Монголы еще делали будочки из воловьих кож и в них, подойдя к стене городской, пробивали в ней углубление, могущее вместить одного человека, которому со стены городской никак нельзя было вредить. Некоторые представили способ, чтоб спускать со стены городской на железной цепи горшки чжень-тьхянь-лэй, которые, достигши выкопанного углубления, испускали огонь, совершенно истреблявший человека и с кожею воловьей. Еще, кроме этого, употребляли летающие огненные копья, которые пускали, воспламеняя порох, сжигали за 10 от себя шагов [116]116
  Это ракеты.


[Закрыть]. Монголы только двух этих вещей боялись. Они осаждали город 16 суток, денно и нощно. Около миллиона с обеих сторон убито при этой осаде. После всего и могила матери нючженьского государя была раскопана. Субут видел, что невозможно взять город, почему, приняв ласковый тон, объявил, что открыты мирные переговоры между государствами и военные действия прекращаются. Нючженьское правительство согласилось на его предложение и отправило Ян-цзюй-жинь, советника палаты финансов, за городом угостить войска монгольские и поднести дорогие дары. После Субут дал слово отступить с войсками и расположился между реками Желтой и Ло-шуй. Вице-министр Чигя-кацик, приписывая себе славу в защите города, хотел в сопровождении всех чинов явиться во дворец с поздравлением. Но вицеминистр Нэйцзу-сэлэ сказал: «Клятва, под городскими стенами учиненная, в Чунь-цю почитается стыдом, так можно ли поздравлять с прекращением осады?» Кацик, рассердившись, сказал: «Престол спасен, государь избавлен от опасности – и вы не считаете это радостью?» Он приказал академику Чжао-вынь-бин сочинить поздравительный доклад. Чжао-вынь-бин сказал на это: «По Чунь-цю, когда новый дворец сгорел, три дня плакали. Нет, после таковой осады столицы, в сообразность обрядам, надлежит утешать, а не поздравлять». Тем дело кончилось. Нючженьский государь, вступив на ворота [117]117
  Городские и дворцовые ворота в Китае строят в виде палат с проходом внизу, почему над воротами находятся пространные залы.


[Закрыть]Дуань-мынь, объявил прощение, обнародовал награду чиновникам и разночинцам, которые могут починить или обратно взять важный какой-либо город; войскам сделал угощение и награду; уменьшил свой стол; отменил ненужных чиновников; отпустил девиц из дворца; запретил в докладах именовать себя премудрым; слова «премудрый указ» заменил словом «предписание». В столице прекращены строгие меры, и пешие солдаты начали выходить за ворота Фын-цю-мынь для сбора зелени и дров. После чего открылась в городе зараза, продолжавшаяся 50 дней. В течение этого времени около 90 тысяч гробов вынесено было из городских ворот, не считая бедных, которых не в состоянии были похоронить.

Объяснение. Положение нючженьского двора час от часу становилось хуже. Тщетно просил он мира у монголов. Олень, попавшийся в яму, может ли убежать? Твердые полководцы и храбрые войска как скоро погибли, то уже невозможно стало помышлять об обратных завоеваниях. Хотя и так, но каждый что делает, то и получает в возмездие. Таково есть взаимное соответствие небесного порядка. Нючженцы притесняли Срединное государство; хищнически овладели землями дома Сун. Точь-в-точь таким же образом и монголы поступили с ними.

Осенью, в седьмой месяц, двор Гинь убил монгольских посланников, всего около 30 человек.

Нючженьский солдат Шен-фу с товарищами убил на подворье монгольского посланника Тхац-цин с прочими, всего до тридцати человек. Нючженьский государь оставил их без суда: вследствие чего переговоры о мире прекращены.

Царства Гинь генерал Вушань, собрав войска, пошел для избавления столицы Бянь. В восьмой месяц сии войска, встретившись с монголами у Цзин-шуй, все разбежались.

После поражения, претерпенного при горе Сань-фын, Вушань ушел в Нань-ян, собрал из рассеявшихся войск 100 тысяч и расположился при Лю-шань. Когда Бяньцзин был в осаде, то нючженьский государь предписал генералу Вушань с правителем в Дын-чжоу Ваньянь-сэлэ и с комендантом в Гун-чан Ваньянь-хушаху, совокупив войска, идти на помощь. Вушань, приближаясь к восточной стороне города Ми-сянь, встретился с монголами. Поставив войска в Мэй-шань-дянь, он отправил к Ваньянь-сэлэ сказать, чтобы, расположившись лагерем в крепком месте, подождал его, дабы вместе идти. Ваньянь-сэлэ, крайне поспешая в Бянь, не послушал его. Нючженьский государь приказал Чигя-кацику идти с войсками для подкрепления генерала Вушань. Ваньянь-сэлэ, дойдя до реки Цзин-шуй, встретился с монголами, и войска его без сражения рассеялись. Войска генерала Вушань также разбежались и возвратились к Лю-шань. Чигя-кацик три дня стоял в Чжун-миао. Получив известие, что войска генерала Ваньянь-сэлэ рассеялись, в ночи бросил обоз и поспешно возвратился в столицу.

Корейцы убили всех монгольских чиновников. Монголы пошли воевать Корею.

Корейский король убил всех определенных монголами даругациев и с войском своим ушел на морской остров. Монгольский Салитай пошел войной и скончался в армии.

Зимою, в десятый месяц, монгольский Тулуй умер.

Тулуй оставил по себе шесть сыновей, из которых старший назывался Мункэ, следующий Бэньэргэ, третий Худуту, четвертый Хубилай, пятый Шилмынь, шестой Эрэбугэ.

В 12-й месяц монголы отправили в царство Сун посланника для заключения союза против царства инь. Двор Сун согласился.

Монголы два раза посылали Ван-цзе в царство Сун договариваться, чтобы с двух сторон напасть на нючженей. Ши-сун-чжи доложил о том государю. Все министерство одобрило этот поход, дабы воспользоваться случаем к отмщению. Один Чжао-фань с неудовольствием сказал: «В правление Сюань-хо союз на море вначале был очень тверд; но впоследствии сделался источником несчастий [118]118
  В 1119 г. нючжени прислали к китайскому двору посольство с дарами, и при сем просили Китай вступить с ними в военный союз против киданей. Кидани в это время царствовали под именем дома Ляо и владели в Китае одною только половиной провинции Чжи-ли. Когда же нючжени покорили киданей, то вероломно нарушили договор и завоевали Северный Китай до реки Хуай, и китайцы, кроме Чжи-ли, еще лишились пяти провинций. Как-то: Шань-дун, Шаньси, Шэньси, Гань-су и Хэ-нань.


[Закрыть]. Не должно оставлять этого урока без внимания». Император не принял совета и приказал министру Ши-сун-чжи отправить посланника с обещанием согласия. И так Цзэушен послан с ответом. Монголы по успешном окончании похода обещали возвратить дому Сун страну Хэ-нань.

Объяснение. Дом Сун был во всегдашней вражде с домом Нючженьским и по порядку должно было отмстить оружием, но для этой войны просить помощи у монголов также было невместно. Союз, заключенный на море в правление Сюань-хо, долженствовал служить уроком. Иностранцы вероломны; нельзя сближаться с ними, как же можно было заключить мир, отправить посланника и вступить в военный союз? Сверх того, монголы уже обнаружили свое бесчеловечие в царстве Сун. Ли-цзун (имя китайского государя того времени) единственно помышлял об отмщении и, напротив, верил тому, чему бы не надлежало верить. Почему, как скоро предложили о военном союзе, немедленно согласился на него. По этой причине в Ган-му выше было писано, что отправили посланника к монголам, а здесь написано: «согласился». Из чего явствует, что дом Сун сам желал того союза, а не по просьбе монголов заключил договор; и что впоследствии монголы вступили в Южный Китай с оружием, сами китайцы навлекли войну. Таков есть смысл исторического писания, предосудительного для Китая. Искони много заключали военных союзов, но еще не было, чтобы Китай предварительно искал связи с иностранцами. Если бы государь и чины дома Сун имели человеческое сердце, то устыдились бы умирать в гибельной стране. Да послужит настоящее обстоятельство зерцалом для тех, которые впоследствии пожелают легко верить иностранцам!

Царства Гинь государь Ваньянь Шеу-сюй убежал в Хэ-бэй. Монгольский Субут снова обложил Бянь.

В Бянь-цзин съестные запасы кончились, вспоможение отовсюду было пресечено. Положение этой столицы сделалось опаснее и затруднительнее. Нингясу приказал вельможам собраться на совет. Некоторые доказывали, что Гуй-дэ со всех сторон укреплен водой и представляется удобным защищаться в нем. Другие советовали пробраться подле Западных гор в Дын-чжоу. Наконец, некоторые говорили, что, предполагая идти в Дын-чжоу, не надобно забыть, что Субут стоит в Жу-чжоу. Почему советовали лучше взять дорогу через города Цай-чжоу и Чень-чжоу, а отселе поворотить в Дын-чжоу. Нючженьский государь не знал на что решиться, а спросил мнения у секретаря Бай-хуа. Тот сказал ему: «Гуй-дэ хотя и крепок, но когда издержан будет хлеб, то останется ожидать смерти. Отнюдь не следует отправляться туда. Но как Субут стоит в Жу-чжоу, то невозможно ехать в Дын-чжоу. Судя по настоящему положению дел, надлежит прямо идти в Жу-чжоу и в один раз решить все. Лучше сразиться на половине пути, нежели в Жу-чжоу, и лучше сразиться за городом, нежели на пути, ибо в нашей армии уже мало и хлеба и силы. Чем далее уклоняться от столицы, тем более будут уменьшаться съестные запасы армии; лошади будут питаться подножным кормом. Дела чем далее, тем будут затруднительнее. Если бы наши войска улучили случай сразиться, то одним сим походом решили бы судьбу государства. Сим образом можно вне ободрить дух в войсках, внутри подкрепить надежды жителей столицы. Не для чего следовать плану уклонения и переселения. Люди обыкновенно имеют привязанность к дому и едва ли охотно пожелают следовать за нами. Надлежит основательно обдумать это». Нючженьский государь не послушал его и, призвав генералов, предложил им, что по причине недостатка в съестных запасах в столице он решился выехать. Генералы доказывали, что ему не следуешь выезжать, а предписать, что делать полководцам. Нючженьский государь хотел определить Фуча-гуаньну главнокомандующим над конницею, Гао-сянь главнокомандующим над пехотою, Лю-и товарищем их. Он намерен был уполномочить этих трех человек, но вице-министр Нэйцзу Эньчу сказал им: «Вы не знаете, как высоко держать бороздник, и можете ли столь легко принимать на себя важные государственные дела?» Все собрание молчало, один только Гуаньну сказал: «Если генералы и министры хороши, то для чего использовать нас?» И это дело также оставлено. Вследствие чего первый министр Сабу, правитель Баксань, младший товарищ главнокомандующего Эньчу, старший министр Ли-си и главнокомандующий Туктань-бэгя назначены с войсками сопровождать государя. На-шень, товарищ министра, Санябу, правитель столицы, Чжу-кхай, комендант внутреннего города, главнокомандующие внешнего города, восточной стороны Босху, южной стороны Чжугя-иочжу, западной стороны Цуй-ли, северной стороны Фучжури-майну оставлены главнокомандующими в столице. После чего государь, отворив государственное казначейство, также взяв разные вещи из придворного казначейства и одеяние дворцовых женщин, сделал награду офицерам и солдатам. В народе разнеслась молва, что государь уезжает в Гуй-дэ. Семейства военнослужащих оставались в столице и, по причине оказавшегося недостатка в хлебе, должны были ожидать неминуемой смерти, а хотя бы и отправились в Гуй-дэ, но за издержками для армейских лошадей нельзя было долго поддерживать себя. Нючженьский государь приказал министру Сабу пустить слух, что вместо прежнего мнения о государевом путешествии принято предложение советника Бай-хуа, чтобы идти в Жучжоу и требовать сражения. Государь при отъезде из Бяньцзин слезно простился со вдовствующею государынею, с государынею супругою и прочими царицами. Доехав до ворот Кхай-ян-мынь, обратился к оставшимся в столице войскам и сказал: «Здесь находится алтарь духов Ше-цзи и великий храм предков моих, не думайте, чтобы ваше рвение не было принято за услуги. Ежели возможете защитить город от непредвидимых случаев, то будете награждены не менее войск, сражающихся в поле». Слышавшие это проливали слезы. В этот день пришли вспомогательные войска генерала Хушаху, начальствовавшего в городе Гун-чан. Он донес государю, что от столицы к западу на 300 ли протяжения совершенно нет жилища; невозможно ехать, лучше предпринять путешествие в Циньчжоу или Гун-чан. Вследствие чего нючженьский государь решился ехать на восток. Он остановился при местечке Ху-ан-лин-ган. Баксань ударил на монголов и взял у них два укрепления. Здесь он полонил генералов из Хэ-шо, которых нючженьский государь простил и дал им печати. Вельможи настоятельно предлагали использовать генералов проводниками, так можно торжественно вступить в Кхай-чжоу, взять Да-мин и Дун-пьхин и рыцари [119]119
  Рыцарями назывались молодые люди из сильных или богатых домов, посвятившие себя воинским упражнениям.


[Закрыть]примут нашу сторону. Оньду-часунь сказал на это: «Вдовствующая государыня и государыня супруга находятся в Южной столице. Следуя на север, если сверх чаяния встретим противное нашему предположению, то государь останется одинок, что же он предпримет тогда? Если ехать в Гуй-дэ, то и через полгода едва ли можно возвратиться в столицу. Лучше прежде взять Вэй-чжоу [120]120
  Вэй-хой-фу.


[Закрыть]; удобнее будет возвращение к столице». – «Государь! – сказал на это Баксань, – ты не привык к верховой езде [121]121
  Этот государь из-за тучности тела не мог садиться на верховую лошадь.


[Закрыть]; и сверх того нужно, чтобы монголы не знали о твоем местопребывании. Ныне можно остановиться в Гуй-дэ, а мне дозволь с покорившимися генералами идти на Дун-пьхин и ожидать прибытия войск, чтобы вдруг тронуться в поход; сим образом можно покорить Хэ-шо и отвлечь неприятельские войска из Хэ-нань». – «В Вэй-чжоу, – сказал Гуаньну, – есть хлеб, которым можно воспользоваться». – «Если не можем удержать столицы, – возразил Баксань, – то что будем делать, получив Вэй-чжоу?» Нючженьский государь обманулся здесь и устремил все мысли в Хэ-шо. Монгольский Субут, получив известие, что он оставил Бянь, снова обложил столицу войсками.