Текст книги "22 июня. Анатомия катастрофы"

Автор книги: Марк Солонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ОГОНЬ С НЕБА

Авиация. Всемогущая немецкая авиация. Это она уничтожила тысячи советских танков, она сожгла все автоцистерны, разбомбила 6700 вагонов с боеприпасами, разрушила 60 окружных складов с горючим и снарядами, «растрепала» 36-ю и разгромила 6-ю кавдивизии, да при этом еще и успевала «расстреливать буквально каждую нашу машину» (так сказал в своем последнем слове на суде командующий 4-й армией генерал Коробков), и своим «страшным гулом» мешала Болдину отдавать мудрые приказы и прочая, прочая, прочая...

Изо всех мифов о начале войны этот – одновременно и самый абсурдный, и самый укорененный. Любая «Марья Ивановна» с кафедры новейшей истории, не умеющая отличить патрон от понтона и танк от трака, рассказывает своим студентам про то, что «немецкая авиация с первых дней войны захватила господство в воздухе», с той же нерассуждающей уверенностью, с какой она объясняет своим внукам про то, что надо слушаться маму с папой.

Спорить со всеобщим заблуждением трудно, но – попробуем.

Для начала послушаем людей, знающих войну и военную авиацию не понаслышке.

«...25 июня советские войска в составе 11-го и 6-го механизированных корпусов нанесли по противнику контрудар в районе Гродно. Из Могилева позвонили, чтобы наша дивизия всем составом приняла участие в этой операции. Вечером от прибывшего к нам представителя штаба фронта узнаю: кроме нас контрудар поддерживают полки 12-й бомбардировочной и 43-й истребительной дивизий, а также 3-й корпус дальнебомбардировочной авиации, которым командовал полковник И. С. Скрипко (ныне маршал авиации). На этом участке фронта авиаторы совершили тогда 780 самолетовылетов, уничтожили около 30 танков, 16 орудий и до 60 автомашин с живой силой. Успех воодушевил нас...» [49].

Чем главным образом примечательно это свидетельство? Даже не тем, что, оказывается, не одна только немецкая авиация висела в воздухе над районом несостоявшегося контрудара КМГ Болдина, а своей последней фразой.

Уничтожение 30 танков и 60 автомашин в результате 780 самолето-вылетов оценивается автором мемуаров как крупный, воодушевляющий успех! При этом не будем забывать, что и цифры-то эти взяты «с воздуха», т.е. из отчетов самих летчиков, а вовсе не из журналов боевых потерь немецких дивизий. Степень достоверности этих отчетов хорошо известна историкам авиации. Реальные потери противника были, конечно же, во много раз меньше.

И это оценивается как большой успех? Кто же автор? Может быть, он разбирается в вопросах боевого применения авиации хуже Марьванны?

Герой Советского Союза, командир 13-й бомбардировочной авиадивизии (13-й БАД) генерал-майор Ф.П. Полынин еще до начала Второй мировой войны стал известен всему авиационному миру. Правда, в соответствии с принятыми тогда в Советском Союзе нормами сверхсекретности, Полынина знали заочно и без фамилии, просто как командира «того самого» бомбардировочного соединения, которое 23 февраля 1938 г. разбомбило японскую авиабазу на острове Тайвань.

Беспримерный рейд протяженностью в 800 км над захваченной японцами территорией Китая был организован и проведен Полыниным так, что японская ПВО не только не смогла оказать какое-то противодействие, но даже не обнаружила сам факт пролета 28 советских бомбардировщиков.

После войны в Китае, в которой Полынин с перерывами участвовал аж с 1933 г., он становится командующим ВВС 13-й армии во время финской войны. В ходе той войны советская военная авиация (численность которой на ТВД к февралю 1940 г. превысила 3880 самолетов, в том числе – 510 самолетов ВВС Балтфлота) выполнила 101 тысячу боевых вылетов. Эта цифра сопоставима с показателями применения авиации в крупнейших сражениях Великой Отечественной войны (Курская битва – 118 тысяч вылетов с 5 июля по 23 августа 1943 г. и Сталинградская битва – 114 тысяч вылетов с июля 1942 г. по февраль 1943 г.). Начавшаяся 22 июня 1941 г. война была для Польшина третьей по счету, и едва ли кто-то из командиров немецких бомбардировочных авиагрупп имел к этому дню больший, чем у него, боевой опыт.

Теперь откроем воспоминания маршала авиации (в те дни – командира вышеупомянутого 3-го дальнебомбар-дировочного авиакорпуса) Н.С. Скрипко [50]. Уже в 10 часов утра 22 июня его корпус получил приказ сосредоточить все силы для разгрома моторизованных колонн противника в районе Сувалки – Алитус. Первый бомбовый удар по частям 3-й танковой группы наши летчики нанесли 22 июня в 15 часов 40 минут в районе Меркине. Всего в тот день силами трех бомбардировочных авиаполков (96, 207 и 98-го) по танковым дивизиям Гота было выполнено полторы сотни боевых вылетов.

24 июня, как пишет в своих мемуарах Н.С. Скрипко, «боевая задача 3-го авиакорпуса оставалась прежней – уничтожать немецкие танки и моторизованные части группы Гота, наступавшей непосредственно на Минск». В тот день его летчики выполнили 170 самолето-вылетов. 26 июня, когда немецкие танки вышли уже к северным окраинам Минска, летчики 3-го авиакорпуса выполнили 254 боевых вылета, поддерживая обороняющие Минск стрелковые дивизии. Именно в этот день, 26 июня 1941 г., атакуя колонну войск 3-й танковой группы на шоссе Молодечно – Минск в районе местечка Радошковичи, совершил свой бессмертный подвиг капитан Николай Францевич Гастелло – командир 4-й эскадрильи 207-го авиаполка, ветеран боев в Финляндии и на Халхин-Голе.

Как видим, советская авиация отнюдь не бездействовала. Ежедневно по моторизованным колоннам 3-й танковой группы Г. Гота наносились удары сотнями самолето-вылетов, но она (танковая группа вермахта) никуда при этом не исчезала, а продолжала, практически безостановочно, двигаться вперед. Более того, в мемуарах Гота нет почти никаких «следов» этих бомбежек, кроме одной-единственной фразы в записи от 24 июня: «5 последующие дни действия авиации противника активизировались». Вот и все. На плохие дороги, пыль, лесные пожары, проливные июльские дожди Гот жалуется гораздо чаще и пространнее.

В последних числах июня 1941 г. критическая ситуация создалась в полосе Северо-Западного фронта. Немецкие танковые дивизии, совершив бросок на 300—350 км от границы до реки Даугава (Западная Двина), форсировали эту важнейшую водную преграду в районе Даугавпилс и Екабпилс. После этого исход оборонительной операции в Прибалтике в огромной степени зависел от того, удастся ли советской авиации в кратчайший срок разрушить мосты и понтонные переправы на Даугаве. 30 июня 1941 г. все три бомбардировочных полка ВВС Балтфлота (1-й МТАП, 57-й БАП, 73-й БАП) приняли участие в массированном авианалете. Всего в тот день было выполнено 99 вылетов. 34 бомбардировщика были сбиты немецкими истребителями, 5 совершили вынужденные посадки. 77 человек из состава летных экипажей погибли или пропали без вести. Ни один мост, ни одна переправа разрушены не были.

Надежно воспитанный советскими писателями читатель «все уже понял». Самолеты наши были «безнадежно устаревшими гробами», летчики – «с налетом шесть часов» (один только Полынин, наверное, летать умел) – вот поэтому удары советской авиации должного эффекта не произвели.

Правды ради надо отметить, что и военные люди с самыми большими званиями давали поначалу схожие оценки действиям советской авиации в первые дни войны.

Так, Ставка в Директиве № 00285 от 11 июля 1941 г. отмечала, что «наша авиация действовала главным образом по механизированным и танковым войскам немцев.

В бой с танками вступали сотни самолетов, но должного эффекта достигнуто не было, потому что борьба авиации против танков была плохо организована» [5, стр. 63]. Подписана эта Директива была начальником Генштаба Жуковым.

В данном конкретном случае генерал армии Жуков ошибся. Причиной отсутствия «должного эффекта» была не только и не столько «плохая организованность». В чем и пришлось убедиться уже через полтора месяца.

28 августа 1941 г. Верховный Главнокомандующий И. Сталин лично распорядился (приказ № 0077) «с целью срыва операции танковой группировки противника на брянском направлении провести в течение 28—31 августа операцию силами ВВС фронтов и авиации резерва ГК... Всего в операции должно участвовать 450 боевых самолетов...» [5, стр. 146]. Операция «танковой группировки противника» – это тот самый поворот 2-й танковой группы Гудериана с московского на киевское направление, о целесообразности которого спорили в своих послевоенных мемуарах все уцелевшие немецкие генералы.

Указание товарища Сталина было перевыполнено. В воздушной операции (одной из самых крупных за весь начальный период войны) приняло участие 464 самолета (230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков, 179 истребителей) [27]. За ходом операции Ставка следила с неотступным вниманием. Руководить действиями авиации было поручено заместителю командующего ВВС Красной Армии, генерал-майору И.Ф. Петрову. 4 сентября 1941 г. Сталин шлет на Брянский фронт следующую телеграмму: «Брянск. Еременко для Петрова. Авиация действует хорошо... Желаю успеха. Привет всем летчикам. И. Сталин» [27]. На следующий день, 5 сентября, сталинский привет был дополнен решением Ставки по передаче в распоряжение группы Петрова еще двух штурмовых авиаполков и двух полков истребителей. Задача – прежняя: «разгромить и изничтожить Гудериана до основания» [5, стр. 164]. Всего за 6 дней операции советская авиация выполнила тогда около 4000 самолето-вылетов [27]. Результат?

Разгромить и изничтожить до основания не удалось; 2-я танковая группа разбила войска Брянского фронта, затем – правого крыла Юго-Западного фронта, и, пройдя с боями 300 км, замкнула 15—17 сентября кольцо окружения Киевского «котла». Более того, сам Гудериан на семнадцати страницах своих мемуаров, посвященных прорыву 2-й танковой группы вермахта в тыл Юго-Западного фронта, уделил действиям нашей авиации ровно три слова:

«...29 августа крупные силы противника при поддержке авиации предприняли с юга и запада наступление против 24-го танкового корпуса. Корпус вынужден был приостановить наступление 3-й танковой и 10-й мотодивизии...» [65].

«Как же так?» – недоуменно воскликнет читатель, представляющий войну по газетным статьям «к юбилею», в которых летчики «Н-ского полка» снова и снова щелкают немецкие танки как семечки. «Четыре тысячи самолето-вылетов без заметного результата? Быть того не может!»

А все очень просто. Именно такой и была реальная эффективность авиационных вооружений той эпохи. Уже в следующем, 1942 г., по мере накопления опыта ведения боевых действий, эта самая «эффективность» была конкретизирована в цифрах.

Оперативное управление Главного штаба ВВС КА в 1942 г. установило в ориентировочных расчетах «норм боевых возможностей» штурмовика Ил-2, что для поражения одного легкого танка необходимо высылать 4—5 самолетов Ил-2, а для поражения одного среднего танка типа Pz-IV, Pz-III или StuG-III потребуется уже 12—15 самолето-вылетов! [86, 166] Другими словами, для уничтожения немецких танковых групп летом 1941 г. требовались не сотни и даже не тысячи, а десятки тысяч самолето-вылетов. Причем речь в нормативах шла о специализированном штурмовике Ил-2, а вовсе не о «горизонтальных» (как их тогда называли) бомбовозах СБ или ДБ.

Даже выпускнику кулинарного техникума должно быть понятно, что для уничтожения танка в него надо сначала попасть, а попав – пробить его броню, да так пробить, чтобы «заброневое воздействие» оказалось достаточным для поражения экипажа и механизмов. Чем и как мог это сделать боевой самолет 1941 г.?

Начнем с задачи номер один – с прицеливания.

Противотанковую пушку видел каждый. Если и не на поле боя, так хотя бы на картинке в книжке.

Длинный-предлинный ствол (это чтобы снаряд разогнался в нем до скорости в три скорости звука) опирается на массивную стальную станину. Для большей устойчивости все сооружение снабжено двумя длинными «лапами», которые перед стрельбой упирают в землю. Наводчик артиллерийского расчета ничего другого не делает, кроме как наводит ствол на цель с помощью оптического прицела и винтов, которые так и называются – микрометрические.

А вот на пьедестале у въезда в мой родной город Самару стоит штурмовик Ил-2. В пилотской кабине размещается один человек. Кроме прицеливания у него в бою много других дел: ноги на педалях разворота, правая рука на ручке управления высотой и креном, левая рука управляет двигателем, непонятно уже чем летчик выставляет нужный шаг винта, меняет режим работы нагнетателя, управляет створками радиатора, следит за обстановкой в воздухе, отдает приказы подчиненным (если он командир звена) и уворачивается от огня зениток. Две скорострельные пушки ВЯ-23 находятся не на массивной станине, а на испытывающем сложную изгибно-крутильную деформацию крыле, прицеливание производится «всем корпусом», по прицельным меткам на лобовом стекле.

Можно ли в таких условиях хоть куда-то попасть? Можно. Но только очень-очень редко. Так, при полигонных испытаниях (т.е. в отсутствие противодействия противника) в научно-исследовательском центре авиационных вооружений ВВС «три летчика 245-го шап, имевшие боевой опыт, смогли добиться всего 9 попаданий в танк при общем расходе боеприпасов в 300 снарядов к пушкам ШВАК и 1290 патронов к пулеметам ШКАС».

Но ведь попасть в танк – это еще только начало. Надо пробить его броневую защиту. С этим проблем еще больше. Экспериментально было установлено, что наилучшие условия для прицеливания создавались при пологом пикировании под углом 30 градусов к горизонту с высоты 500—700 метров. Но при таких условиях снаряды даже в случае попадания в броню танка почти всегда давали рикошет:

«...из 62 попаданий в немецкие средние танки, полученных при полигонных стрельбах с воздуха, было только одно сквозное пробитие (в броне толщиной 10 мм), одно застревание сердечника, 27 попаданий в ходовую часть, не наносящие существенных повреждений, остальные попадания снарядов дали либо вмятины, либо рикошеты...»

Самые лучшие (т.е. минимально-результативные) показатели были получены лишь при обстреле легких немецких танков:

«"...из 53 попаданий, полученных при выполнении 15 самолето-вылетов, только в 16 случаях было получено сквозное пробитие брони, в 10 случаях были получены вмятины в броне и рикошеты, остальные попадания пришлись в ходовую часть. При этом попадания 23-мм бронебойного снаряда в ходовую часть танка повреждений ему не наносили...»

Но, может быть, это только у нас были такие плохие самолеты и слабые пушки, а уж у немцев-то все было иначе? Абсолютно верное предположение. Авиационные пушки немцев обладали совсем другими параметрами. На фоне советской 23-мм пушки Волкова – Ярцева основная в июне 1941 г. немецкая авиапушка MG-FF смотрится как ржавый «Запорожец» на фоне «Мерседеса-600».

Авиационная пушка ВЯ-23 изначально разрабатывалась как средство борьбы с защищенными наземными целями. Весьма тяжелое (по авиационным меркам) 66-килограммовое орудие разгоняло снаряд весом в 200 г до скорости 900 метров в секунду. Стоявшая на вооружении немецких истребителей и штурмовиков пушка швейцарской фирмы «Эрликон» MG-FF была гораздо меньше и в три раза легче. Но за все хорошее приходится платить. Низкий вес «эрликона» был обусловлен малой дульной энергией. Бронебойный снаряд «эрликона» весил всего 115 г и имел начальную скорость всего лишь 585 метров в секунду, то есть обладал кинетической энергией (а именно за счет нее и происходит пробитие брони) в четыре раза меньшей, чем снаряд ВЯ-23. В результате пушечное вооружение немецких истребителей и штурмовиков оказалось абсолютно непригодным для борьбы против наземной бронетехники.

Самым новейшим «воздушным истребителем танков», которым располагало люфтваффе в 1941 г., был двухмоторный бронированный штурмовик «Хеншель» Нs-129. В сентябре 1941 г. шесть первых, «предсерийных» образцов этого «вундерваффе» прибыли для проведения войсковых испытаний на Восточный фронт. В ходе испытаний было установлено, что не только МG-FF, но и пришедшая ей на смену значительно более мощная 20-мм авиапушка MG-151/20 не обеспечивает пробитие брони даже самых легких советских танков (Т-60 и Т-70) при атаках с любого направления и под любым углом пикирования [166]. Честно говоря, для получения такой информации можно было даже и не затевать дорогостоящие испытания – достаточно было сравнить табличку параметров броне-пробиваемости пушки MG-151 с толщиной брони любого из многих тысяч трофейных советских танков. Значительно выходя за хронологические рамки данной книги, отметим, что не многим лучшими оказались и результаты боевого применения в 1942—1943 гг. модернизированных «Хеншелей», вооруженных 30-мм авиапушкой MK-101. Вероятность поражения среднего советского танка типа Т-34 оказалась ничтожно мала, всего 1—2%, т.е. для гарантированного выведения из строя одного Т-34 необходимо было выделять не менее 40—50 бронированных штурмовиков!

Более или менее эффективными могли быть только атаки «Хеншелей» по советским бронемашинам. Например, вероятность поражения бронемашины типа БА-10 при стрельбе бронебойными снарядами из пушек МG-151 (разумеется, при самых оптимальных условиях дальности, видимости и т.д.) доходила до 23—25%. То есть для гарантированного уничтожения на поле боя одного БА-10 необходимо было выделять не менее 8—9 бронированных штурмовиков [166]. Правда, пять тысяч бронеавтомобилей Красной Армии были к тому времени уже потеряны (брошены на обочинах дорог), так что в реальных боях «Хеншели» так и не смогли продемонстрировать свою «суперэффективность»...

Разумеется, вооружение боевых самолетов Второй мировой не ограничивалось одними только легкими малокалиберными пушками. Были еще и бомбы различных калибров (наиболее массовыми были осколочно-фугасные весом 100—250 кг). Разумеется, прямого попадания авиабомбы было достаточно для того, чтобы вывести из строя легкий или даже средний танк (тяжелый КВ, как было отмечено в донесении командира 4-й тд Потатурчева, выдерживал даже прямое попадание). Да только как, кидая неуправляемую бомбу, можно добиться этого самого «прямого попадания», если в такую точечную и подвижную мишень, которой является танк, почти невозможно попасть даже из пушки?

Точность бомбометания с обычных «горизонтальных» (как-их называли в отличие от пикирующих) бомбардировщиков очень сильно зависела от высоты полета, условий видимости, квалификации экипажа. По данным

Управления боевой подготовки ВВС Красной Армии, в период 1943—1945 г. вероятность попадания в квадрат мишени 200 х 200 метров с высоты 2 км выросла у экипажей бомбардировщиков Пе-2 в среднем с 64 до 74% [190]. И это – в спокойной обстановке учебного полигона. В бою, под огнем зениток противника, все становилось гораздо сложнее. Вероятность поражения танков с использованием бомбового вооружения «Хеншеля» (максимум шесть бомб калибра 50 кг) даже при бомбометании с пологого (под углами 25—30°) пикирования не превышала 0,4%, что делало использование этих штурмовиков для борьбы с танками практически бессмысленным [166].

Значительно более высокую точность бомбометания обеспечивали пикирующие бомбардировщики. Так, опытные экипажи Пе-2 в 1945 г. при бомбометании с пикирования (и при использовании новейшего прицела ПБП-4) добивались попадания 98% сброшенных бомб в квадрат 200 хх200 метров при среднем круговом отклонении от цели в 46 метров. Безусловно, самым удачным самолетом в классе пикировщиков был немецкий «Юнкерс» Ju-87, этот знаменитый символ блицкрига, без которого не обходится ни один кинотелесюжет о начале войны. Пилотируемый опытным и физически выносливым летчиком (перегрузка на выходе из пикирования доходила до 5—6 единиц), Ju-87 мог теоретически обеспечить точность бомбометания плюс-минус 30 метров. Это великолепный для начала 40-х годов XX века результат. Но для поражения среднего танка, а тем более тяжелого советского КВ с его 90-мм броней, недостаточно было уложить бомбу в 30 метрах от цели. Нужно именно прямое попадание, добиться которого даже пикирующий «Юнкерс» мог только по редкой случайности.

Несколько отвлекаясь от событий начала войны, отметим, что в 1943—1945 годах люфтваффе использовало (главным образом для борьбы с морскими целями) высокоточные управляемые боеприпасы: планирующую управляемую бомбу FX-1400 и крылатую ракету Hs-293. Даже эти «чудеса техники» обеспечивали лишь 11—14% попаданий в цель. Причем это крайне дорогостоящее и дефицитное вооружение использовалось, разумеется, не для борьбы с катерами и шлюпками, а для ударов по самым крупным надводным кораблям (линкорам, крейсерам, авианосцам), имеющим длину от 400 до 250 метров, что в десятки раз больше геометрических размеров самого тяжелого танка.

Не приходится удивляться тому, что в целом потери советских средних танков распределились за всю войну следующим образом: от огня артиллерии (включая танковые пушки) противника – 88%, от мин – 8% и от авиации – только 4%! [84, стр. 110] Потребовался кардинальный переворот в технике вооружений, связанный с появлением вертолета и управляемой ракеты, прежде чем авиация стала самым опасным противником танков. Но это уже совсем другая история других войн другой эпохи...

А в июне 1941 г. единственным способом повышения эффективности воздушных атак против танков могло быть только огромное массирование сил. Примером такого массирования и являются описанные Полыниным события 26 июня, когда против 3-й танковой группы вермахта было брошено сразу пять авиадивизий! И достигнутый в тот день результат – 30 уничтоженных немецких танков – по праву мог считаться крупной удачей.

Покончив с этим вынужденно-пространным техническим отступлением от основной темы перейдем к главному вопросу: какие же силы авиации мог «массированно» применить противник против советских танков из состава конно-механизированной группы Болдина?

Знаменитая немецкая пунктуальность значительно облегчила жизнь будущим историкам. Состав, дислокация, техническое состояние ВВС Германии расписаны буквально по дням [24, 37, 38].

Итак, на левом (северном) фланге Группы армий «Центр», в полосе от Вильнюса до Гродно, наступление 3-й танковой группы и 9-й армии вермахта с воздуха поддерживал 8-й авиакорпус люфтваффе под командованием генерала В. Рихтгофена. Скажем сразу – это было одно из самых лучших, самых опытных и знаменитых соединений люфтваффе. Входившие в состав 8-го корпуса авиагруппы воевали с первых часов Второй мировой войны, пройдя через Польскую и Французскую кампании, «битву за Британию» и сражение за Крит. На восточный фронт их перебросили из зоны боев над Средиземным морем буквально за считаные дни до начала вторжения.

Это – правда. Точнее говоря, одна часть правды.

Другая, о которой советские «историки» всегда забывали, заключается в том, что многомесячные непрерывные боевые действия приводили к совершенно неизбежным последствиям в количестве и техническом состоянии самолетов. В конкретных цифрах это выглядело так. Бомбардировочная авиация 8-го АК состояла из трех авиагрупп «горизонтальных» бомбардировщиков (I/ KG2, III/ KG2, III/ KG3). При штатной численности авиагруппы люфтваффе в 40 самолетов к утру 24 июня 1941 г. в этих трех группах в исправном состоянии находилось соответственно 21, 23 и 18 самолетов. С учетом четырех командирских машин всего в этот день 8-й авиакорпус мог поднять в воздух 66 бомбардировщиков. Причем это были устаревшие и уже снятые с производства самолеты «Дорнье» – Do-17Z.

Главную ударную силу 8-го авиакорпуса люфтваффе составляли четыре группы пикирующих Ju-87 (II/ StGl, III/ StGl, I/ StG2, III/ StG2). На их вооружении было 103 исправных «Юнкерса». Так много их было утром 22 июня. Затем началась война и появились первые потери. Так, 24 июня 9 «Юнкерсов» из состава StGl были сбиты истребителями дивизии Захарова (43-й И АД) над Минском и Барановичами (причем эта, удивительная для первых дней войны, цифра подтверждается немецкими журналами потерь).

В целом тихоходный и слабо бронированный «лаптежник» часто становился легкой добычей истребителей (особенно на выходе из пикирования, когда и летчик, и воздушный стрелок находились в полуобморочном состоянии). Так, командира группы III/ StGl гауптмана Г. Малке трижды сбивали за линией фронта в расположении советских войск. Дважды он сам выбирался обратно, а в третий раз, 8 июля 1941 г., его вывезла из-за линии фронта специальная поисковая группа. Уже 23 июня 1941 г. над шоссе Каунас – Вильнюс был сбит в воздушном бою командир группы I/ StG2 Хичхольм [63]. Имена десятков рядовых летчиков история просто не сохранила...

Для того чтобы читатель мог по достоинству оценить пресловутое «многократное численное превосходство немецкой авиации», отметим, что на вооружении советских бомбардировочных дивизий, принявших участие в описанной Полыниным операции, по состоянию на 1 июня 1941 г. числилось 453 исправных бомбардировщика [190]. И это – без устаревших тяжелых ТБ-3. Стоит также отметить, что максимальный вес бомбовой нагрузки немецкого Do-17Z составлял 1000 кг, нашего «устаревшего» СБ – 1600 кг, а нового ДБ-3ф – 2500 кг.

Недоверчивый читатель уже подумал, наверное, о том, что попавший в полосу действий КМГ Болдина (и, следовательно, на страницы нашего повествования) 8-й авиакорпус люфтваффе был самым малочисленным. Отнюдь. Соединение пикирующих бомбардировщиков, входивших в его состав, было самым крупным на всем советско-германском фронте. В составе 2-го авиакорпуса (южный фланг Группы армий «Центр») было только три группы пикировщиков (94 исправных «Юнкерса»). И это – все. В полосе наступления Групп армий «Север» и «Юг» (Прибалтика, Украина, Молдавия) в первые дни войны вообще не было ни одного пикирующего Ju-87.

Мало того, что силы немецкой авиации, действовавшие на стыке Западного и Северо-Западного фронтов Красной Армии, были ничтожно малы для того, чтобы перемолоть два советских мехкорпуса за три дня. Не факт, что они вообще были в крупном масштабе привлечены к борьбе с конно-механизированной группой Болдина. Перед ними стояли совсем другие задачи.

Главной задачей пикировщиков была огневая поддержка наступления танковых групп. Эта тактика показала свою высокую эффективность при вторжении во Францию, именно на этом взаимодействии и строились все оперативные планы лета 1941 г. Более того, такая тактика была единственно возможной в ситуации, когда две трети немецких танков были вооружены малокалиберными пушечками (или вовсе не имели артиллерийского вооружения). Без огневой поддержки со стороны авиации им просто нечем было пробивать оборонительные полосы противника. Именно поэтому те два авиационных корпуса (2-й и 8-й), в составе которых были пикировщики Ju-87, действовали точно в полосах наступления двух «особо сильных танковых соединений» (так они были названы в плане «Барбаросса»), т.е. танковых групп Гота и Гудериана.

Но и на решении этой, главной своей задачи командование люфтваффе не могло сконцентрироваться в полной мере, так как в первые дни войны с СССР у него была еще одна, наипервейшая и наиглавнейшая задача: подавление многократно превосходящих сил советской авиации.

22 июня 1941 г. немцы развернули против Советского Союза 22 истребительные авиагруппы (66 эскадрилий), в составе которых было всего 1036 самолетов. Им противостояли советские ВВС, которые только в составе авиации западных округов имели 64 истребительных авиаполка (320 эскадрилий), имеющих на вооружении порядка 4200 самолетов [190]. Еще 763 истребителя было в составе авиации флотов. И это еще только вершина айсберга! За спиной передовой группировки советской авиации были огромные резервы самолетов, авиачастей, летчиков. Достаточно сказать, что уже на четвертый день войны (25 июня) ВВС Западного фронта получили две авиадивизии (т.е. порядка 300—400 самолетов), переброшенные из внутренних округов. К семнадцатому дню войны (9 июля) ВВС все того же Западного фронта получили для восполнения потерь еще 452 самолета [53, стр. 18]. Удивляться таким цифрам не стоит. Общая численность одних только истребителей в ВВС Красной Армии составляла (по данным самого консервативного источника) 11 500 самолетов [35, стр. 359].

Если в подобной ситуации у немцев и был хоть какой-то шанс на завоевание превосходства в воздухе, то он заключался в том, чтобы сконцентрировать все силы авиации – в том числе и бомбардировочной, и штурмовой – на ударах по аэродромам базирования советских ВВС, отнюдь не отвлекаясь на погоню за каждой советской автомашиной....

Нет, автор вовсе не собирается обвинять в прямом обмане тех участников несостоявшегося контрудара, которые пишут о том, что немецкие самолеты «гонялись буквально за отдельными машинами». Какая-то часть самолето-вылетов, которые смогли выполнить в первые дни войны полторы сотни бомбардировщиков 8-го авиакорпуса люфтваффе, была направлена и против КМГ Болдина. Какие-то потери техники были вызваны именно этими налетами, за какими-то машинами отдельные, обнаглевшие от безнаказанности, пилоты люфтваффе действительно гонялись. И на людей, которым трескучая советская пропаганда обещала, что наша авиация будет быстрее всех, выше всех и сильнее всех, такое зрелище производило исключительно гнетущее впечатление. Ошеломляющий контраст между ожиданиями и реальностью и стал главной причиной тех исключительно резких отзывов о действиях советской авиации, который мы встречаем и в толстенных мемуарах заслуженных маршалов, и в устных рассказах рядовых солдат.

Ну а в том, что касается докладов и рассказов генералов и маршалов, есть и еще один, вполне понятный аспект. Им нужно было оправдание. Уважительная причина для объяснения молниеносного разгрома вверенных им дивизий, армий и фронтов. Лучшего, чем списать все на действия вездесущей и всесокрушающей немецкой авиации, и придумать-то нельзя. То есть раньше в ходу была еще лучшая отговорка – «десанты», но в последние годы про немецкие «воздушные десанты» пишут значительно реже. Иногда – даже со стыдливой пометкой внизу страницы: «Сведения о высадке авиационных десантов в тылу Н-ской дивизии, возможно, преувеличены». Хотелось бы дожить до тех светлых времен, когда хотя бы такими же робкими пояснениями будут сопровождаться рассказы о том, как 10 тысяч советских танков были уничтожены за неделю тремя сотнями пикирующих «Юнкерсов»...