Текст книги "Под алыми небесами"
Автор книги: Марк Салливан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Он вдруг почувствовал сильную, пронзительную боль в правой руке. И только в этот момент понял, что его указательный и средний пальцы правой руки почти оторваны. Они висели только на лоскутках кожи. Он видел кость указательного пальца. Из раны хлестала кровь.
Он во второй раз потерял сознание.
2
Пино увезли в полевой госпиталь, где немецкие хирурги пришили ему пальцы и провели курс лечения, необходимый при сотрясении мозга. Он оставался в госпитале девять дней.
Выписали его 6 августа, и Пино был признан временно негодным к военной службе и на десять дней отправлен домой для восстановления. Он возвращался в Милан в кузове попутного грузовика, развозящего газеты. День стоял дождливый, и настроение Пино ничуть не напоминало то, в котором он пребывал, покидая Альпы: счастливый, целеустремленный ребенок-мужчина. Слабость и разочарование овладели им.
Однако форма «Организации Тодта» имела свои преимущества. Она позволила ему без проблем преодолеть несколько пропускных пунктов, а вскоре он уже шел по улице своей любимой Сан-Бабилы. Он повстречал нескольких старых друзей своих родителей, которых не видел несколько лет, здоровался с ними. Они смотрели на его форму со свастикой на нарукавной повязке и вели себя так, словно не знали его или не хотели знать.
Пино находился ближе к «Продаже чемоданов Альбанезе», чем к дому, а потому сначала направился туда. Он прошел по тротуару Виа Монтенаполеоне, увидел немецкий штабной автомобиль – шестиприводный внедорожник «Даймлер-бенц Г4» – прямо перед дверью магазина. Капот машины был поднят. Водитель копался в моторе, шел дождь.
Немецкий офицер в шинели, наброшенной на плечи, вышел из магазина и что-то резко сказал по-немецки. Водитель вытянулся и кивнул. Офицер с отвращением посмотрел на водителя и вернулся в магазин.
Пино, которого всегда интересовали машины, подошел и спросил:
– Что случилось?
– Твое-то какое дело? – сказал водитель.
– Никакого, – ответил Пино. – Просто я немного разбираюсь в двигателях.
– А я вообще не разбираюсь, – признался водитель. – Не заводится он сегодня, а если заводится, то выхлоп идет в карбюратор. Холостой ход просто ужас, и передачи толком не включаются.
Пино задумался и, забыв о своей поврежденной руке, заглянул под капот. У машины был восьмицилиндровый двигатель. Он проверил свечи, провода высокого напряжения – они были подсоединены правильно. Проверил воздушный фильтр. Тот оказался грязным, и Пино прочистил его. Топливный фильтр также был загрязнен. Потом он осмотрел карбюратор и увидел, что головки винтов сверкают. Кто-то недавно делал регулировку.
Он взял отвертку у водителя, здоровой рукой довернул несколько винтов.
– Попробуй теперь.
Водитель сел в машину, включил стартер. Двигатель схватился, дал обратную вспышку с выбросом топлива в карбюраторе, из выхлопной трубы вылетело облачко черного дыма.
– Ну, видишь?
Пино кивнул, подумал, что бы сделал Альберто Аскари, и настроил карбюратор еще раз. Услышав, что дверь магазина его дяди снова открылась, сказал:
– Попробуй еще раз.
На сей раз двигатель заработал. Пино усмехнулся, положил инструмент и закрыл капот. Он выпрямился и увидел, что немецкий офицер стоит на тротуаре рядом с его дядей Альбертом и тетей Гретой. Шинель с плеч он скинул. По знакам различия Пино понял, что он в звании генерал-майора.
Тетушка Грета сказала что-то генералу по-немецки. Тот ответил.
– Пино, – сказала его тетушка, – генерал Лейерс хочет поговорить с тобой.
3
Пино проглотил комок в горле, обошел капот машины, поприветствовал генерала вялым «хайль Гитлер» и тут понял, что у него и генерала форма одного цвета и такие же повязки на рукаве.
– Он хочет увидеть твои документы, Пино, – сказала тетушка Грета. – И хочет знать твои функции в «Организации Тодта».
– Модена, – сказал Пино и, вытащив из кармана бумаги, предъявил их генералу.
Лейерс прочел их, потом что-то сказал по-немецки.
– Он хочет знать, можешь ли ты водить машину в твоем нынешнем состоянии, – сказала тетя Грета.
Пино поднял голову, пошевелил пальцами и сказал:
– Прекрасно могу, синьор.
Тетушка перевела. Генерал снова что-то сказал. Тетя Грета ответила.
Лейерс посмотрел на Пино и спросил:
– Вы говорите по-немецки?
– Немного, – ответил Пино. – Понимаю больше, чем могу сказать.
– Vous parlez français, Vorarbeiter?
– Oui, mon général. Très bien. Да, мой генерал, хорошо говорю по-французски.
– Тогда теперь вы мой водитель, – сказал генерал. – А этот парень идиот, который ничего не понимает в машинах. Вы уверены, что можете вести машину с такой рукой?
– Уверен, – ответил Пино.
– Тогда явитесь в «германский дом» – штаб вермахта – завтра в шесть сорок утра. Вы найдете там эту машину в гараже. Адрес я оставлю в бардачке. Приедете по этому адресу и заберете меня. Вам понятно?
Пино кивнул:
– Oui, mon général.
Генерал Лейерс холодно кивнул и, сев на заднее сиденье штабной машины, сказал что-то резкое. Водитель неприязненно посмотрел на Пино, и машина отъехала от тротуара.
– Пино, заходи! – воскликнул дядя Альберт. – Боже мой! Заходи внутрь!
– Что он сказал водителю? – спросил Пино у тетушки, заходя за ней в магазин.
– Он назвал его ослом, пригодным только для того, чтобы убирать сортиры.
Дядюшка запер дверь магазина, повесил табличку «Закрыто» и радостно потряс кулаком:
– Пино, ты понимаешь, что сделал?
– Нет, – ответил Пино. – Не очень.
– Это генерал-майор Ганс Лейерс! – сказал дядя Альберт восторженным голосом.
– Его официальная должность Generalbevollmächtigter für Reichsminister für Rüstung und Kriegsproduktion für Italien. Что в переводе означает «полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства в Италии», – сказала тетушка Грета.
Видя непонимание на лице Пино, она добавила:
– «Полномочный» означает «наделенный всей полнотой власти». Чиновники такого рода очень высокопоставленные, они обладают всей полнотой власти, которой наделены министры рейха, они уполномочены делать все необходимое в интересах германской военной машины.
– После фельдмаршала Кессельринга генерал Лейерс – самый влиятельный германский чин в Италии. Альберт Шпеер, гитлеровский министр вооружений и военного производства, назначил Лейерса своим полномочным представителем, таким образом, генерал всего в одном шаге от Гитлера! Все приказы Лейерса исполняются беспрекословно. Все, что нужно вермахту в Италии, немецкая армия получает трудами Лейерса: он заставляет нашу промышленность работать на Германию или просто берет то, что ему нужно. Здесь изготовляется стрелковое оружие, пушки, боеприпасы и бомбы. Все танки. И грузовики, – сказал дядя Альберт.
Он помолчал, обдумывая какую-то зародившуюся у него идею, а потом сказал:
– Бог ты мой, Пино, ведь Лейерс должен знать местонахождение всех противотанковых укреплений, дотов, минных полей и всех оборонительных сооружений между Миланом и Римом. Ведь он сам их построил! Конечно же. Ты не понимаешь, Пино? Теперь ты личный водитель влиятельного генерала. Ты будешь бывать всюду, где бывает Лейерс. Видеть то, что видит он. Слышать то, что слышит он. Ты будешь нашими ушами в верховном командовании вермахта!
Глава пятнадцатая
1
У Пино все еще голова кружилась от такого неожиданного и драматичного поворота судьбы, когда он поднялся ранним утром 8 августа 1944 года. Он погладил форму и позавтракал, пока его отец еще спал. Прихлебывая кофе и поедая тост, он вспомнил решение дяди Альберта: никто не должен знать о тайной роли, которую будет исполнять Пино при генерал-майоре Гансе Лейерсе.
– Не говори никому, – сказал дядя Альберт. – Ни отцу, ни матери, ни Миммо, ни Карлетто. Никому. Скажешь одному, тот скажет еще кому-нибудь, тот третьему, третий четвертому, и вскоре к тебе в дом ворвется гестапо и потащит в свои подвалы. Ты меня понял?
– Ты должен быть очень осторожным, – сказала тетя Грета. – Тайный агент – профессия опасная.
– Туллио тебе об этом может рассказать, – добавил дядя Альберт.
– Что с ним? – спросил Пино, стараясь не думать о том, что его могут поймать, о том, что происходит в застенках гестапо.
– Немцы на прошлой неделе позволили его сестре посетить его, – ответила тетушка Грета. – Она говорит, что его били, но он ничего не сказал. Он исхудал, страдает от какой-то желудочной болезни, но, по словам его сестры, держится хорошо, говорил ей, что планирует побег, хочет присоединиться к партизанам.
«Туллио убежит и будет сражаться, – думал Пино, торопливо идя по просыпающимся улицам Сан-Бабилы. – А я – тайный агент. Значит, я тоже часть Сопротивления».
Пино был в «германском доме» в шесть двадцать пять утра. Его направили в гараж, где он увидел механика, который, открыв капот машины Лейерса, что-то делал с двигателем.
– Что ты там делаешь? – спросил Пино.
Механик, итальянец лет сорока, мрачно посмотрел на него:
– Мою работу.
– Я новый водитель генерала Лейерса, – сказал Пино, глядя на установки карбюратора. Положение двух винтов оказалось измененным. – Прекрати сбивать регулировки карбюратора.
Механик, застигнутый врасплох, быстро проговорил:
– Ничего такого я не делал.
– Делал, – ответил Пино; он взял отвертку из инструментального ящика механика и перенастроил карбюратор. – Ну вот, теперь он будет урчать, как львица.
Механик внимательно смотрел на Пино, который открыл водительскую дверь, встал на подножку, сел и огляделся. Съемная крыша. Кожаные сиденья. Спереди кресла. Сзади диван. В таких больших машинах Пино еще не ездил. Шесть колес, высокий клиренс – такая машина где угодно пройдет, и в этом-то и состояло ее назначение, догадался Пино.
Куда ездит полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства? Имея такую машину и такую власть, он может ездить куда угодно.
Вспомнив приказ, Пино извлек из бардачка записку с адресом на Виа Данте. Искать не придется. Он не хотел тревожить раны на руке, а потому подергал туда-сюда рычаг переключения передач, чтобы найти наиболее удобное положение руки. Потом проверил сцепление, определил все передачи. Безымянным и большим пальцами правой руки повернул ключ зажигания. Мощь двигателя вибрацией отдалась в рулевом колесе.
Пино отпустил сцепление. Пружина педали резко вернула ее в исходное положение. Ладонь Пино соскользнула с рычага переключения передач. Машина дернулась и заглохла. Он посмотрел на механика – тот издевательски ухмылялся.
Не обращая на него внимания, Пино еще раз завел двигатель и на сей раз осторожно отпустил сцепление. Он прокатился по двору гаража на первой и второй передаче. Улицы в центре Милана строились в те времена, когда другого транспорта, кроме гужевого, не существовало, а потому, мягко говоря, были узкими. За рулем мощной машины Пино чувствовал себя словно в небольшом танке, маневрирующем по петляющим проулкам.
Водители двух встречных машин, завидев генеральский флажок на капоте, тут же уступили ему дорогу. Пино поставил машину на тротуар чуть дальше того дома на Виа Данте, который был в записке.
Несколько прохожих недовольно посмотрели на Пино, но протестовать никто из них не осмелился – видели генеральский флажок. Пино вытащил ключи зажигания из замка, вылез из машины и вошел в холл небольшого многоквартирного дома. На табуретке у закрытой двери близ лестницы сидела старуха в очках с толстыми стеклами, она прищурилась, словно тщетно пытаясь разглядеть Пино.
– Мне в три-бэ, – сказал он.
Старуха ничего не сказала, только кивнула и подмигнула ему за линзами очков. Он решил, что она чокнутая, и пошел по лестнице на третий этаж. Проверил часы. Ровно в шесть сорок он резко постучал в дверь.
Послышались шаги. Дверь открылась внутрь, и вся жизнь Пино изменилась.
Горничная, сверкнув на него голубыми глазами и улыбнувшись, сказала:
– Вы – новый водитель генерала.
Пино хотел ответить, но вид девушки так ошеломил его, что он потерял дар речи. Сердце колотилось в его груди. Он попытался что-то сказать, но у него не получилось. Лицо горело. Он подсунул палец под воротничок и в конечном счете просто кивнул.
– Надеюсь, машину вы водите не так, как говорите, – сказала она, рассмеявшись, играя косой светло-рыжих волос одной рукой, а другой приглашая его в квартиру.
Пино прошел мимо нее, ощутил ее запах, и голова у него закружилась так, что ноги подкосились.
– Я горничная Долли, – сказала она у него за спиной. – Можете называть меня…
– Анна, – сказал Пино.
2
Когда он повернулся и взглянул на нее, дверь уже была закрыта, улыбка исчезла с ее лица, и она смотрела на него так, будто он представлял собой угрозу.
– Откуда вы знаете мое имя? – спросила она. – Кто вы?
– Меня зовут Пино, – неуверенно сказал он. – Пино Лелла. Моим родителям принадлежит магазин сумок в Сан-Бабиле. В прошлом году я пригласил вас в кино, это было у пекарни близ Ла Скала, а вы спросили, сколько мне лет.
Глаза Анны распахнулись, словно к ней возвращалось какое-то туманное, забытое воспоминание. Потом она рассмеялась, прикрыв рот рукой, и по-новому взглянула на него.
– Вы не похожи на того сумасшедшего паренька.
– За четырнадцать месяцев много чего произошло.
– Понятно, – сказала она. – Неужели это было так давно?
– В другой жизни, – сказал Пино. – «Ты никогда не была восхитительнее».
Брови Анны раздраженно взлетели.
– Я вас не понимаю.
– Кинофильм такой, – сказал он. – Фред Астер. Рита Хейворт. Вы тогда не пришли в кинотеатр.
Голова у нее опустилась. Плечи тоже.
– Не пришла? Да?
Наступило неловкое молчание потом Пино сказал:
– Хорошо, что вы не пришли. Кинотеатр тем вечером разбомбили. Мы с братом сидели в зале. Нам удалось выбраться.
Анна посмотрела на него:
– Правда?
– Абсолютная.
– Что у вас с рукой? – спросила она.
Он посмотрел на свою забинтованную руку и сказал:
– Да так, несколько швов.
Невидимая женщина с сильным акцентом позвала:
– Анна! Анна! Вы мне нужны!
– Иду, Долли, – откликнулась Анна. Она показала на стул в коридоре. – Можете посидеть здесь, пока генерал Лейерс не будет готов.
Он отошел в сторону, и она прошла совсем рядом мимо него, по узкому коридору. У Пино дыхание перехватило, он проводил взглядом ее покачивающиеся бедра, а через секунду она исчезла в глубине квартиры. Сев, он понял, что уже некоторое время не дышит. Женский жасминовый запах Анны все еще висел в воздухе. Он подумал, что может встать и пройти по квартире в надежде снова ощутить ее аромат. Решил, что должен рискнуть, и сердце его бешено забилось.
Но тут раздались приближающиеся голоса – мужчина и женщина смеялись и разговаривали по-немецки. Пино вытянулся по стойке смирно. В другом конце короткого коридора появилась женщина лет сорока с небольшим. Она подошла к нему, он увидел белое атласное платье с кружевами и золотистые туфли с бусинками. Она была длинноногая и хорошенькая, будто модель, с большими грудями, зеленоглазая, с гривой золотисто-каштановых волос, падавших на ее лицо и плечи. Даже в такой ранний час на ней была косметика. Она курила сигарету, разглядывая Пино.
– Вы слишком высокий для водителя, и к тому же слишком красивый, – сказала она по-итальянски с сильным немецким акцентом. – Плохо. Высокие мужчины чаще других погибают на войне. Легкая цель.
– Значит, мне нужно убирать голову в плечи.
– Ммм, – промычала она, затянувшись сигаретой. – Меня зовут Долли, Долли Штоттлемейер.
– Форарбайтер Лелла, Пино Лелла, – сказал он без всякой запинки, в отличие от разговора с Анной.
На Долли это, казалось, не произвело впечатления.
– Анна, у вас готов кофе для генерала?
– Иду, Долли, – откликнулась Анна.
Горничная и генерал Лейерс одновременно появились в коротком коридоре. Пино вытянулся по стойке смирно, выкинул руку в приветствии, взгляд его метнулся в сторону Анны, когда она подошла к нему, ее запах снова обволок его, когда она протянула ему термос. Он посмотрел на ее руки, ее пальцы – какими идеальными они были, какими…
– Возьмите термос, – прошептала Анна.
Пино вздрогнул и взял его.
– И саквояж генерала, – пробормотала она.
Пино покраснел и неловко поклонился Лейерсу, потом поднял большой кожаный саквояж, судя по весу, набитый до отказа.
– Где машина? – спросил генерал по-французски.
– Перед домом, mon général, – ответил Пино.
Долли сказала что-то генералу по-немецки, он кивнул и ответил.
Потом Лейерс перевел взгляд на Пино и прорычал:
– Что вы здесь стоите и смотрите на меня, как dummkopf?[15] Отнесите мою сумку в машину. На заднее сиденье. По центру. Я скоро спущусь.
– Oui, mon général. Заднее сиденье по центру.
Прежде чем выйти, он в последний раз стрельнул взглядом в Анну и с разочарованием увидел, что она смотрит на него как на душевнобольного. Он вышел из квартиры с саквояжем генерала; спускаясь по лестнице, пытался вспомнить, когда в последний раз думал об Анне. Пять, шесть месяцев назад? На самом деле он уверовал, что никогда больше не увидит ее, и вот, оказывается, обманулся.
Проходя мимо подмигивающей старухи в холле, он думал об одном – об Анне. О ее запахе. Ее улыбке. Ее смехе.
«Анна, – думал он. – Какое прекрасное имя. Так и просится на язык». Интересно, а генерал Лейерс – он все ночи проводит с Долли? – Пино отчаянно надеялся, что так оно и есть. – Или это редкий случай? Раз в неделю или как-то так? – Он так же отчаянно надеялся, что это не так.
Тут Пино понял, что если он хочет снова видеть Анну, то должен сосредоточиться. Он должен проявить себя идеальным водителем, таким, от которого Лейерс никогда не захочет избавиться.
Он подошел к машине. И только тут, поставив саквояж на заднее сиденье, он подумал о том, чтó может находиться внутри. Он чуть не открыл саквояж тут же, но понял, что прохожих на улице прибавилось и среди них немало немецких солдат.
Пино поставил саквояж, закрыл дверь, подошел к машине с левой стороны, чтобы видеть дверь дома. Затем открыл заднюю дверь машины и пододвинул саквояж поближе к себе. Взглянул на замочек с отверстием для ключа, посмотрел на четвертый этаж, спрашивая себя, сколько генералу нужно времени, чтобы поесть.
С каждой секундой все меньше и меньше, подумал Пино и попытался открыть саквояж. Он был заперт. Пино посмотрел на окно четвертого этажа, ему показалось, что шторы шевельнулись, будто кто-то отпустил их. Пино захлопнул заднюю дверь. Еще через несколько секунд дверь дома открылась, и появился генерал. Пино обежал машину и открыл заднюю дверь с другой стороны.
Нацистский полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства и не посмотрел на него – забрался в машину и, сев рядом с саквояжем, немедленно проверил замочек.
3
Пино закрыл дверь машины за генералом. Сердце его колотилось. Что, если бы он копался в саквояже, когда подошел генерал? При этой мысли сердце его забилось еще сильнее; он сел за руль и посмотрел в зеркало заднего вида. Лейерс снял свою фуражку с высокой тульей. И теперь вытаскивал тонкую серебряную цепочку из-под воротника. На цепочке был ключ.
– Куда мы едем, mon général? – спросил Пино.
– Не разговаривать, пока я к вам не обращаюсь! – резко сказал Лейерс, открывая ключом саквояж. – Ясно, форарбайтер?
– Oui, mon général, – ответил Пино. – Абсолютно ясно.
– Вы умете читать карту?
– Да.
– Хорошо. Тогда езжайте в Комо. Когда выедем за пределы Милана, остановитесь и снимите мои флажки. Положите их в бардачок. А теперь молчите – мне нужно сосредоточиться.
Генерал Лейерс надел очки и начал работать с толстой кипой бумаг у себя на коленях. Вчера у магазина дядюшки и сегодня утром у Долли Штоттлемейер Пино был слишком взволнован и не смог внимательно разглядеть Лейерса. Теперь, в дороге, он поглядывал на него в зеркало заднего вида, изучая генерала.
На взгляд Пино, Лейерсу было лет пятьдесят пять. Мощного – особенно в плечах – телосложения, генерал имел бычью шею, которой было тесно в хрустящем белом воротничке и мундире. Линию его лба, более широкого, чем у большинства людей, очерчивали редеющие, гладко зачесанные назад и отливающие бриолином волосы с проседью. Его густые темные брови, казалось, затеняли глаза, просматривающие доклады; он делал пометки в тексте, а потом откладывал лист в отдельную пачку на заднем сиденье.
Лейерс, казалось, был полностью погружен в работу. За то время, что они ехали по городу, Пино ни разу не видел, чтобы генерал оторвал взгляд от бумаг. Даже когда Пино остановился, чтобы снять генеральские флажки, Лейерс не прекратил своего занятия. У него на коленях лежала синька, которую он изучал, когда Пино сказал:
– Комо, mon général.
Лейерс поправил очки:
– Стадион. Подъехать сзади.
4
Несколько минут спустя Пино уже ехал вдоль длинной западной стороны футбольного стадиона на Виале Джузеппе Синигалья. Увидев штабную машину, четверка вооруженных часовых у въезда вытянулась по струнке.
– Поставьте ее в тени, – сказал генерал Лейерс. – Ждите в машине.
– Oui, mon général.
Пино остановился, стремглав выскочил из машины и в мгновение ока распахнул перед генералом заднюю дверь. Лейерс, казалось, и не заметил его, вылез со своим саквояжем и прошел мимо Пино, как если бы его не существовало. Пройдя мимо часовых вглубь стадиона, генерал обратил на них не больше внимания, чем на Пино.
День только начинался, и августовская жара нарастала. Пино чувствовал запах воды, доносящийся с озера Комо по другую сторону стадиона. Как ему хотелось спуститься и осмотреть западный рукав, уходящий в сторону Альп и «Каса Альпина»! Как там отец Ре и Миммо, спрашивал он себя.
Он подумал о матери, о ее новых дизайнерских идеях и о том, знает ли она, что случилось с ним. Он погрустнел – Порции ему не хватало, в особенности ее неуемного энтузиазма. Насколько он знал, ничто не могло испугать ее, пока не начались бомбежки. С тех пор она и Сиччи жили в Рапалло, слушали войну по радио и молились, чтобы она поскорее закончилась.
Прятаться от войны означало оставаться сторонним наблюдателем, а потому Пино благодарил судьбу, что он не с матерью в Рапалло. Он не прятался. Он был тайным агентом в самом сердце нацистской власти в Италии. Дрожь пробрала его, и он впервые по-настоящему задумался о своем участии в шпионаже, не в детской игре, а на настоящей войне.
Что он пытался найти? И где он пытался найти то, что ищет? Да, был саквояж и его содержимое. И генерал Лейерс, думал Пино, имеет резиденцию и здесь, в Комо, и в Милане. Но позволят ли ему проникнуть туда?
Он не мог себе такого представить и, понимая, что сейчас ему остается только одно – дожидаться генерала, погрузился в мысли об Анне. Ведь еще вчера он не сомневался, что потерял Анну навсегда, но вдруг увидел ее – горничную генеральской любовницы! Каковы были шансы на такую встречу? Не было ли все случившееся похоже на… сон?
Немецкие грузовики в количестве не менее десяти прогрохотали мимо него, оставляя за собой дымный шлейф дизельного выхлопа, и остановились в северном конце улицы. Вооруженные солдаты «Организации Тодта» повыскакивали из одной машины и рассеялись, заняли позицию полукругом, навели стволы на задние части кузовов других машин.
– Raus![16] – раздался крик; они открыли заднюю стенку кузова одного из грузовиков, отбросили брезентовый полог. В кузове находилось около сорока человек, которые недоуменно осматривались. – Raus!
Все они были истощенные, грязные, с клочковатыми бородами и длинными спутанными волосами. Многие из них, облаченные в серые брюки и куртки, смотрели пустыми, неживыми глазами. На груди у них были буквы, но Пино не мог их разглядеть. Скованные кандалами, они еле шли, но тут охранники принялись колотить их прикладами, что немного ускорило движение. Люди выходили из одного грузовика, затем из другого, и вскоре все они – человек триста или больше – направились к стадиону.
Пино вспомнил похожих людей в депо вокзала, расчищающих улицы Милана после бомбежки. Кто они – евреи? Откуда они здесь?
5
Серые люди, как он называл их, обогнули северо-западную оконечность стадиона, направились на восток к озеру и вскоре исчезли из виду. Он вспомнил приказ генерала Лейерса ждать у машины, потом желание дяди Альберта – сделать из Пино тайного агента. Он быстрым шагом направился мимо четырех охранников к ближайшему входу. Один из них сказал что-то по-немецки, но Пино не понял. Он только кивнул, рассмеялся и пошел дальше, решив, что изображать уверенность – все равно что быть уверенным.
Он завернул за угол. Серые люди исчезли. Как это было возможно?
Потом Пино увидел, что подъемная дверь на северной стороне стадиона открыта. Увидел двух вышедших наружу охранников. Пино вспомнил о Туллио Галимберти, который говорил, что, если хочешь сделать что-то, почти что угодно, нужно действовать так, будто ты – не ты, а кто-то другой и имеешь право это сделать.
Пино вскинул руку, минуя охранников, и свернул направо в туннель, который вел к полю. Он полагал, что если его остановят, то сейчас, но его игра удалась, никто не сказал ему ни слова. И он быстро понял почему. Туннель имел примыкающие к нему боковые коридоры, в которых люди, облаченные в такую же форму «ОТ», как у него, складывали коробки и ящики. Охранники, видимо, решили, что Пино – один из этих грузчиков.
Он дошел почти до выхода из туннеля, притаился в тени, глядя на людей в сером, которые выстраивались в ряды на ближней к нему части стадиона. За ними, на южной оконечности поля, была натянута камуфляжная сетка. Под сеткой стояли гаубицы на трейлерах. Пино насчитал их шесть штук, с десяток тяжелых пулеметов и увидел такое огромное количество деревянных ящиков, что это не могло не вызвать недоумения. Здесь явно находился склад. Может быть, склад боеприпасов.
Пино переключил внимание на солдат «ОТ», загонявших оставшихся серых людей в строй. В этот момент из другого туннеля – метрах в пятидесяти от него – появился генерал Лейерс. Следом за ним шли капитан и сержант «ОТ».
Пино вжался в стену туннеля, только теперь осознав, что может случиться, если его заметят. Его наверняка станут допрашивать. Может быть, бить. Может быть, будут делать что и похуже. Он уже решил выйти из туннеля с той же уверенностью, с какой вошел, и ждать возвращения Лейерса, сколько бы это ни заняло времени.
Но тут прямой как жердь генерал Лейерс, наделенный полномочиями от рейхсминистра, остановился перед серыми людьми, которые стояли в тридцать рядов, по десять в каждом, приблизительно в метре друг от друга, расстояние между рядами составляло три метра. Лейерс несколько секунд разглядывал первого человека, потом изрек что-то – слов Пино не разобрал.
Капитан сделал запись в блокноте. Сержант повел стволом своей винтовки, и первый серый человек вышел из строя. Он поплелся через поле, развернулся и встал, глядя на Лейерса, который перешел к следующему человеку. Каждый раз Лейерс разглядывал человека, прежде чем произнести свой приговор. Капитан все записывал что-то в своем блокноте, а сержант делал движение винтовкой. Некоторые присоединялись к первому человеку, другие – к одной-двум образовавшимся группам.
«Он отбирает их. Сортирует», – подумал Пино.
И в самом деле, самые рослые и сильные заключенные стояли небольшой группкой, в отличие от двух других. Люди во второй группе, покрупнее, были более истощенные, но все еще сохраняли достоинство. В третью – самую большую – группу входили люди, дошедшие до грани, живые скелеты, готовые свалиться с ног на жаре.
Лейерс демонстрировал образец немецкой эффективности в процессе сортировки. На оценку одного человека у него уходило не более пяти секунд, затем он выносил вердикт и двигался дальше. Все триста человек он обошел менее чем за пятнадцать минут, потом сказал что-то капитану и сержанту, которые выкинули руку в приветствии – «зиг хайль». Генерал Лейерс энергично отсалютовал в ответ, после чего направился к выходу.
6
«Он идет к машине!»
Пино развернулся, чувствуя металлический привкус на языке, ему хотелось броситься бегом, но он заставил себя идти, подражая генералу, уверенным, целеустремленным шагом. Когда он выходил из северных ворот, один из охранников спросил у него что-то по-немецки. Но прежде чем Пино как-то прореагировал, их внимание переключилось на звук шаркающих ног – по туннелю следом за Пино двигались серые люди, а он словно возглавлял парад.
Он свернул за угол. Из средних ворот стадиона вышел Лейерс и направился к машине. Пино бросился бежать.
Их разделяли семьдесят пять метров, когда Лейерс вышел из двери, но в двенадцати шагах от машины Пино резко остановился перед генералом и выкинул руку в нацистском приветствии. Пытаясь смирить дыхание, он открыл дверь, ручеек пота катился по его по лбу, на переносицу.
Генерал Лейерс, вероятно, увидел это, потому что он остановился, перед тем как сесть, и внимательно оглядел Пино, на лбу которого появились новые ручейки пота.
– Я вам сказал ждать у машины, – сказал Лейерс.
– Oui, mon général, – выдохнул Пино. – Но мне потребовалось помочиться.
На лице генерала появилось брезгливое выражение. Он сел в машину. Пино закрыл за ним дверь, чувствуя себя так, будто принял паровую ванну. Он рукавами отер лицо и сел на водительское сиденье.
– Варенна, – сказал генерал Лейерс. – Знаете?
– Восточный берег восточного рукава озера, mon général, – сказал Пино и включил передачу.
На пути в Варенну их останавливали на четырех пропускных пунктах, но каждый раз, увидев Лейерса на заднем сиденье, часовой немедленно пропускал машину. Генерал приказал Пино остановиться у небольшого кафе в Лекко, купить эспрессо и печенье – генерал пил кофе и ел на ходу.
Близ Варенны генерал Лейерс дал указание ехать по дороге из города в предгорья Южных Альп. Дорога быстро перешла в двухполосную, ведущую на огороженное пастбище. Лейерс приказал Пино въехать в ворота и дальше – по полю.
– Вы уверены, что машина не застрянет? – спросил Пино.
Генерал посмотрел на него как на идиота:
– Это трехосная полноприводная машина. Она проедет там, где я прикажу.
Пино включил пониженную передачу, они проехали в ворота и с удивительной легкостью двинулись, как небольшой танк, по неровному полю. Генерал Лейерс приказал ему остановиться в дальнем конце поля у шести пустых грузовиков и двух охраняющих их солдат «ОТ».
Пино остановился и заглушил двигатель.
Прежде чем он вышел, генерал спросил:
– Вы можете делать записи?
– Oui, mon général.
Лейерс порылся в саквояже, вытащил блокнот и ручку, потом извлек цепочку с ключом из-под мундира и закрыл саквояж.
– За мной, – сказал он. – Будете записывать то, что я говорю.
Пино взял блокнот и ручку, вышел из машины, открыл заднюю дверь, и Лейерс, выйдя, резвым шагом направился мимо грузовиков к тропинке, которая вела в лес.
Время близилось к одиннадцати часам. На жаре трещали кузнечики. Воздух в лесу, напоенный запахом трав, напомнил Пино о травянистом холме, где они с Карлетто спали во время бомбардировок Милана. Тропинка круто пошла вниз, вся в кочках, изборожденная выступающими из земли корнями деревьев.

