Текст книги "Погружение во мрак"

Автор книги: Марк Олшейкер

Соавторы: Джон Дуглас
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

С моей точки зрения, профиль был вполне определенным и недвусмысленным. Опять-таки наибольшие сомнения вызывал возраст преступника, но в этом случае я был уверен в своих предположениях. Где-то поблизости, как сказали мы полиции, должен находиться подозреваемый, соответствующий этому описанию, – возможно, вы уже беседовали с ним. Руководствуясь своими исследованиями и опытом, мы считали, что это похищение стало результатом некоего провоцирующего события или другого стресс-фактора, вероятно, связанного с одной из двух наиболее распространенных причин: проблемой с работой или с личной жизнью. Любая из них подходила в нашем случае, но, поскольку преступление было совершено в праздничный уик-энд, мы отдали предпочтение проблемам с личной жизнью. Люди того типа, с которым, как нам казалось, мы имеем дело, по праздникам часто чувствуют себя одинокими, раздраженными, угнетенными, и в этом случае им необходимо выместить на ком-нибудь свои чувства. Я полагал, что человек, отвергнувший преступника, во многом напоминал похищенного мальчика. Следовательно, Шон стал зеркалом отражения, заменой для вымещения гнева и ярости против друга, которого НС считал потерянным.

С каждым днем, проходившим после исчезновения Шона, мы все более впадали в уныние, уже не надеясь на благополучный исход дела. Но полиция, опираясь на составленный профиль, сосредоточила расследование на подозреваемых описанного нами типа. Наибольшее значение было придано показаниям очевидцев о мужчине лет двадцати пяти со светлыми или светло-русыми волосами, который водил джип. Эту информацию распространили по соседним полицейским участкам и передали СМИ. Кроме того, был подготовлен плакат о розыске пропавшего ребенка с фотографией Шона, приблизительным портретом предполагаемого преступника и фотографией автомашины, которую в полиции сочли соответствующей описаниям. Этой машиной оказался закрытый «джип-ренегат» белого или светло-серебристого оттенка с надписью «ренегат» или «чероки», выполненной крупными синими буквами сбоку на капоте. На плакате указывались два телефонных номера: команды следователей и номер, по которому можно было позвонить и дать показания, не называя имени.

Мы были уверены, что преступник находится где-то поблизости и что здесь не может быть слишком много людей, соответствующих нашему описанию. Вот почему я всегда настаиваю на привлечении общественности к участию в поисках. Почти всегда находятся люди, которым что-нибудь известно и которые готовы сотрудничать с нами, как только узнают, что они располагают ценной информацией, а нам требуется их помощь.

В данном случае нашим помощником оказался представитель правоохранительных органов, который узнал предполагаемого преступника по профилю и связался с нами. Наш помощник служил в полиции Ливонии, городка, находящегося на полпути между Брайтоном и Детройтом. Он позвонил в офис следственной группы и упомянул о молодом человеке по имени Рональд Ллойд Бейли.

– Вы непременно должны взглянуть на него, – убеждал полицейский. – Он и прежде был замечен в сексуальном влечении к мальчикам, и выглядит в точности так, как вы описали.

Следственная группа проверила подозреваемого. Мы с Джимом поразились, узнав, как точно он соответствует профилю. Этот двадцатишестилетний белый мужчина, выпускник школы, жил неподалеку – в Ливонии, и действительно принадлежал к категории «голубых воротничков», занимался доставкой заказов. Он жил с родителями, отношения с которыми у него не ладились. Отец Бейли, Альфред, оказался строгим мужчиной, заботящимся прежде всего о своей карьере. Мать всегда советовала Рональду быть поосторожнее с девушками. Кстати, позднее выяснилось: когда Шон Мур исчез, Альфред Бейли забеспокоился, считая, что Рон может иметь к этому случаю какое-то отношение. Недавно Рон приобрел серебристый закрытый «джип-ренегат». У Рона, мужчины некрепкого сложения, были прямые, довольно длинные светлые волосы, как у Шона; в округе знали, что он одинок и что его тянет к мальчикам. В сущности, по трем обвинениям подобного рода его уже помещали в закрытые учреждения.

10 сентября команда следователей отправилась побеседовать с Бейли, но у него оказалось алиби. Бейли сообщил, что в день исчезновения Шона Мура он находился в Кейсвилле, к северу от города, где катался на лодке и рыбачил со знакомым юношей. Рыбалка не удалась, и потому они вернулись домой раньше, чем думали, – в понедельник, в День труда. На следующее утро Альфред Бейли рассказал сыну об исчезновении Шона Мура и добавил, что полиция ищет преступника, у которого такой же джип, как у Рона. Рон мог пользоваться охотничьим домиком близ Глэдуина, принадлежащим родителям его подруги Дебби. Вместе с братом Дебби они уговорились отправиться туда на следующей неделе, и Рон знал, что в это время домик будет пуст.

Но когда следователи обратились к юноше, с которым якобы рыбачил Бейли, тот отметил, что действительно, знаком с Бейли и на самом деле собирался отдохнуть с ним в уик-энд, но мать не отпустила его. Полицейские спросили, как Рон воспринял его отказ.

– Он был очень расстроен и разочарован, – ответил юноша.

На следующий день следователи опять явились к Бейли и уличили его во лжи. Бейли возразил, что говорит правду, и потребовал адвоката. Адвокат запретил ему отвечать на дальнейшие вопросы, во время же очной ставки никто из свидетелей не опознал Бейли, и его пришлось отпустить. Но полиция не сдалась. Бейли был главным подозреваемым, к тому же единственным соответствующим профилю. Более того, его алиби не подтвердилось, а подробности, сообщенные молодым приятелем Бейли, свидетельствовали о провоцирующем событии того типа, какой мы и предсказывали. За Бейли был установлен строгий надзор – следователи решили выяснить, как он поступит дальше. Я был убежден, что он побывает там, где спрятал труп, и, если нам повезет, приведет к этому месту полицию. Но Рон Бейли отправился в банк и снял со счета несколько сотен долларов. После чего поехал в аэропорт, купил билет на 807-й рейс компании «Дельта флайт» во Флориду и сел в самолет безо всякого багажа. Во Флориде его встретила полиция и проследила, как он направился в лес.

Тем временем 13 сентября обнаженное тело Шона Мура, прикрытое ветками и листьями, было найдено, у обочины дороги. Череп и большая часть грудной клетки обнажились. Труп успел настолько сильно пострадать от жары, животных и насекомых, что медицинская экспертиза так и не смогла определить точную причину смерти; ясно было только, что это убийство. Появились свидетели, которые видели джип, похожий на машину Бейли, возле охотничьего домика в тот уик-энд, когда исчез Шон. Следователи сочли, что ждать больше нечего, и попросили своих коллег во Флориде арестовать Рона. Были предприняты поиски, и Рона наконец нашли в каком-то сарае, где его заживо съедали клопы. Он сдался без боя.

В ходе дальнейшего расследования выяснилось немало любопытной информации о Роне Бейли. Его сексуальное влечение к ровесникам и юношам помоложе было довольно сильным. Кроме того, он дважды вступал в интимные отношения с женщинами, сначала – с сестрой в психиатрической лечебнице, куда его направили. Ей было уже за двадцать, а Рону – около пятнадцати лет.

Во время допросов Рона следователям удалось собрать воедино основные элементы преступления. Рон запланировал продолжительный, веселый уик-энд в охотничьем домике, и был раздосадован, узнав об отказе младшего приятеля от поездки. Рон в ярости швырнул трубку телефона. Затем он принялся обзванивать одного за другим всех своих знакомых и предлагать им присоединиться к нему, но по той или иной причине все отказывались. Дебби должна была остаться с ребенком. Друг неважно чувствовал себя. Одному двоюродному брату предстояла свадьба, а второй должен был возвращаться в школу. Рон принялся кружить по городу на своей новенькой машине, разыскивая попутчиков, потягивая пиво и куря марихуану.

Так он провел несколько часов, мотаясь от дома одного знакомого к другому, время от времени останавливаясь, чтобы заправиться, купить еще пива или сигарет. Он курил почти непрерывно.

Некоторое время он провел у знакомых в Брайтоне, а потом уехал. Он отметил, что миновал брайтонский пост полиции штата Мичиган. У 23-го шоссе он остановился возле универмага и купил две пачки сигарет. Подобно многим курильщикам, он считал, что если будет покупать только по паре пачек, а не по целому блоку, то станет курить меньше. Именно перед универмагом он приметил мальчика – потом выяснилось, что это был Шон Мур. Мальчик был одет в бежевую тенниску, серые шорты и голубые кроссовки, сидел на бордюре рядом с велосипедом и тянул содовую из бутылки. Стройный, белокурый и привлекательный, он показался Рону его идеализированным «я». Рон описал Шона как «славного малого, каких редко встретишь». Шон показался ему одиноким. Несколько минут Рон сидел в джипе, наблюдая за мальчиком.

Затем Рон свернул на другую дорогу, размышляя о том, не съездить ли на уик-энд в Цинциннати. Или, может быть, в Энн-Арбор… но он не знал короткой дороги туда. Он снова вернулся к Брайтону, к дороге, ведущей к 23-му шоссе, и тут заметил Шона на велосипеде и узнал в нем симпатичного мальчика, которого видел возле универмага. Рон остановил джип в тридцати футах от Шона и пошел вслед за ним.

– Эй, давай поговорим! – окликнул Рон мальчика. Шон остановился. Они беседовали не больше минуты: Рон спросил, ведет ли эта дорога к Энн-Арбор. Неожиданно он резким тоном велел Шону идти за ним и пригрозил ножом. У Рона и вправду был нож, но он остался в джипе.

Испугавшись, Шон последовал за ним, объясняя, что ему нельзя задерживаться надолго. Рон положил руку на плечо мальчика. Оставив новенький велосипед Шона на обочине, Рон завел машину. Сначала он направился на юг, затем развернулся и двинулся на север. Он пытался завести разговор, расспрашивая мальчика о школе.

Между Флинтом и Сагино он решил отправиться к охотничьему домику – ключ он попросил у хозяев заранее. Рон заявил, что считает Шона другом, и потому не беспокоился, что мальчик сбежит – даже когда они заезжали за сигаретами в еще один магазин. Рон подождал в джипе, пока Шон отлучался в туалет. Когда Рона спросили, не задумывался ли он, каково было в то время родителям Шона, он ответил: «Такая мысль мне даже в голову не приходила».

Охотничий домик был обставлен по-деревенски, в нем имелись единственная спальня и кухня на задней веранде. В домике Рон выпил еще пива, курил сигареты и марихуану и дал попробовать затянуться Шону, Он позволил Шону подержать в руках свое заряженное ружье 22-го калибра и дробовик. Затем Рон открыл консервы и разогрел их на плите. Они спали на двухъярусной койке, вдвоем устроившись внизу. На следующее утро у Рона началось зверское похмелье, усиленное мескалином и валиумом, которые он постоянно принимал. Шон спросил:

– А вы точно отвезете меня обратно и не тронете?

– Точно, – подтвердил Рон. – Если бы я хотел, я бы давно с тобой что-нибудь сделал.

Днем Рон снова напился, занимался оральным сексом и мастурбировал, пока не кончил себе на живот. Он держал Шона в состоянии ступора, вызванного мощной комбинацией алкоголя, марихуаны и страха. Постепенно Рон смелел, хотя и сказал, что ему неловко обходиться с Шоном так, как с ним самим когда-то поступил взрослый парень. Снова принуждая Шона к сексу, Рон затянул на его шее ремень со скользящей пряжкой, объяснив, что это усилит ощущения.

Именно тогда Рон, по его собственным словам, «совсем обезумел» и уже ни о чем не помнил. Он вышел из дома проветриться, а потом вернулся и оседлал Шона на постели, постепенно затягивая ремень.

Сначала Шон отбивался, и Рону пришлось его удерживать. Затем мальчик прекратил борьбу и затих. Рон довел дело до конца, вздохнул с облегчением и проспал всю ночь рядом с мальчиком.

Проснувшись утром в понедельник, он почувствовал, что Шон не дышит. Его обнаженное тело было холодным и уже закоченело. Ремень по-прежнему перехватывал ему шею. Рон рассказывал, что испугался, вскочил и ударился головой о верхнюю койку. Он выбежал из дома, и его вырвало. Он страдал от «дьявольского похмелья», рыдал и пытался понять, что произошло. Он не мог заставить себя взглянуть в лицо Шону. Чтобы успокоиться, Рон выпил несколько банок пива и выкурил сигарету с марихуаной.

Он паниковал и решил прокатиться, чтобы обдумать, как поступить дальше. Он остановился позавтракать и выпить кофе, надеясь прогнать головокружение. Затем он еще немного покатался, посидел у озера и наконец вернулся в охотничий домик. Взяв закоченевший труп за ногу и за руку, Рон уложил его в багажник джипа. Он нашел укромное место у обочины шоссе и спрятал труп, замаскировав его ветками, листьями и папоротником. Потом, проехав двадцать миль, вернулся в Сагино.

Как мы и предсказывали, это было отнюдь не первое половое преступление Бейли по отношению к мальчику. В сентябре 1973 года, когда Бейли было четырнадцать лет, он пригрозил ножом пятнадцатилетнему подростку, связал ему руки, увез на своем велосипеде, подверг сексуальному насилию, но затем отпустил. Жертва опознала его по фотографии, которые ежегодно делали в школе. В результате Бейли впервые попал в центр Хоуторна.

Его отпустили через четырнадцать недель, а уже в июле следующего года Бейли застали, когда он угрожал двенадцатилетнему мальчику ножом и ласкал его гениталии. Это привело ко второй отправке в Хоуторн. Через восемь недель его выписали как «примерного пациента на протяжении всего срока госпитализации». В мае следующего года он пристал к десятилетнему мальчику, угрожая ножом, отвез его на велосипеде в поле, где стащил с него брюки, заставил проглотить несколько таблеток и во время сношения чуть не задушил. К тому времени как мальчик очнулся, Бейли уже уехал, но мальчик запомнил его и смог опознать. Отец Рона, Альфред, просил, чтобы его сына вновь направили в Хоуторн, но вместо этого он попал в молодежный исправительный дом округа Уэйн. Сотрудники исправительного заведения решили, что Рон нуждается в длительном лечении и порекомендовали снова отправить его в Хоуторн. А пока его отпустили к родителям. По-видимому, Рон не усвоил урок: в августе Альфред позвонил в полицию, сообщая, что его сын «совсем спятил», В тот же день Рон в третий раз попал в Хоуторн.

Он пробыл там семь недель, и снова его застали ласкающим мальчика помладше. Но Рон сбежал. Его поймали и отправили в исправительный дом. Через два месяца его перевели в региональную психиатрическую больницу в Нортвилле. Он пытался сбежать и еще долго мотался между исправительным домом и больницей.

В поведении Рона прослеживалась определенная последовательность. После ареста он всячески отрицал свою причастность к случившемуся, выстроив альтернативную версию, по которой он оказывался ни в чем не виноват. После одного из своих очередных преступлений он сказал, что душил мальчика, чтобы тот не закричал и не привлек внимание находившихся поблизости строителей. Но в конце концов Рон признавал свою вину и клялся, что больше такого не повторится.

К 1977 году доктор Хосе Томбо сообщил о заметном улучшении состояния своего пациента. Когда Рона засекали на употреблении наркотиков или приставаниях к другому молодому человеку, доктор Томбо характеризовал случившееся как «признаки нормального развития», учитывая прошлую историю психосексуального заболевания своего подопечного. Бейли освободили в октябре 1977 года с окончательным диагнозом «подростковая адаптивная реакция». Над Бейли был установлен надзор на пять лет, ему было рекомендовано продолжать амбулаторное лечение у доктора Томбо.

В феврале 1980 года Бейли отправился с другом в Саммерфилд, Флорида, где пробыл до мая 1983 года, работая в компании по развозке шин. В то время, по его собственному признанию, он похитил несколько мальчиков в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Он предпочитал стройных, белокурых ребят, похожих на него самого в таком возрасте. Ему нравилось затягивать на шее партнера ремень или эластичный бинт, чтобы усилить ощущения. По словам Бейли, такое случалось три или пять раз – в основном в районах Эрнандо или Дейтона-Бич. Однажды он пристал к мальчику в кемпинге, допытываясь: «Хочешь отсосать у меня?» Родители мальчика позвонили в полицию, и Бейли предъявили обвинение в незначительном правонарушении и снова взяли его под надзор.

18 июля 1984 года, в среду, двое ребят нашли частично оголенный труп пятнадцатилетнего Кенни Майерса из Ферндейла, что неподалеку от границы округа Уэйн, севернее Детройта. Труп был обнаружен на берегу реки Миддл-Руж, в парке Эдварда Хайнса, в Уэстленде, чуть южнее города. Ребята остановили проезжающую мимо машину шерифа округа Уэйн. Двумя днями раньше мать Кении не дождалась возвращения сына к ужину и заявила об его исчезновении в полицию. Его синий десятискоростной велосипед «Колумбия» был найден в Детройте в тот же день. Синий вязаный жакет, в котором Кении был в тот день, обнаружили на следующий день возле теннисного корта у границы парка. Кении задушили ремнем, токсикологический анализ подтвердил присутствие в организме алкоголя и марихуаны.

Свидетельница из Детройта сообщила, что видела грязный и побитый бурый пикап с белым верхом, подъехавший к белому мальчику на велосипеде. Водитель вышел из машины, стащил мальчика с велосипеда, запихнул его в салон и сорвался с места. Свидетельница решила, что водитель – отец мальчика, а сам мальчик что-то натворил. Однако она попыталась запомнить номер машины, но не сумела разглядеть его.

Дело Майерса осталось нераскрытым, и прогресс в нем был почти незначителен – до тех пор, пока Рональда Бейли не арестовали за убийство Шона Мура. Сходство двух дел – похищение с велосипеда, использование машины, описание худощавого, невысокого белого мужчины, принуждение к употреблению алкоголя и наркотиков, удушение ремнем – заставило полицию прийти к мысли, что Бейли может быть причастен не только к одному, но и к другому убийству.

По имени и адресу, найденному в записной книжке Бейли, полиция штата Мичиган связалась с молодым человеком, который был знаком с Роном. Тот сообщил, что год назад у Рона был побитый коричневый пикап с белым верхом. К тому же молодой человек добавил, что Рон несколько раз давал ему пиво и марихуану. Полиция вычислила машину. Ею оказался пикап «бьюик» 1970 года выпуска, он принадлежал Бейли до 10 декабря 1984 года, пока Бейли не поменял его на пикап «тойота» 1985 года. Во время убийства Кении Майерса Рон работал на Хэнка Гринфилда, владельца службы доставки кофе АКА в Ливонии.

Бейли припарковал старый «бьюик» за зданием офиса и оставил там на месяц, пока Гринфилд, которому надоело смотреть на машину, не приказал убрать ее. Один мальчик заявил в полицию Ливонии, что его увез незнакомец на старом пикапе «бьюик». Потерпевший опознал в Бейли своего похитителя. Бейли увез его в парк Хайнса, совершил насилие, отвез подростка обратно и высадил возле дома. Подобные заявления поступали и от других подростков.

Когда был обнаружен труп Кенни Майерса, выяснилось, что с руки мальчика исчезли черные пластиковые часы, которые, по словам матери, Кенни купил на «блошином рынке» за месяц до смерти за пять долларов. Лейтенант Майк Смит из службы шерифа округа Ливингстон заметил на совещании следственной группы, что ему показалось странным – Рон Бейли, когда его везли из Флориды после предъявления обвинения в убийстве, беспокоился о дешевых черных пластиковых часах, их отобрали у него, и несколько раз спрашивал, вернут ли. Позднее Бейли признался, что убил самого красивого из всех мальчиков – того, который напомнил ему себя.

А теперь перейдем к двум самым важным моментам во всей этой истории, которые, боюсь, неоднократно упускали из виду многие профессионалы.

Перед судом Бейли обследовали психиатры и психологи – одни со стороны обвинения, другие со стороны защиты. Адвокаты считали, что налицо все признаки невменяемости. В конце концов, Бейли то и дело лечился в психиатрических больницах начиная с подросткового возраста, и в карточке было записано то же, о чем говорил Бейли: его родители соответствовали классическому сочетанию – надменный, суровый отец и властная, требующая беспрекословной дисциплины мать. Родители постоянно наказывали его, предостерегали насчет связей с женщинами, и, по признанию самого Бейли – подтвержденному жалобами других пациентов, – психиатр из Нортвилля, доктор Хосе Томбо, неоднократно занимался с ним сексом. Бейли уверял нас, что считал мальчиков, которых похищал, своими друзьями, что ненавидел самого себя, а убив Шона, поверил, что убил свое второе, более юное «я», в результате чего навлек беду на свое взрослое «я».

Все это звучало убедительно, но если на первых порах Рон заявлял (придерживаясь давнего правила не отвечать за свои действия), что смерть Шона была «случайностью», то команда психологов обвинения – Харли Сток, доктор философии, и Линн Блант, доктор медицины, – заставила его признать, что с самого начала, когда он вез мальчика к охотничьему домику в Глэдуине, Рон знал, что убьет его, не привезет обратно живым. На вопрос, почему Рон не убил Шона в первую ночь, он ответил, что «еще не занимался сексом». Позднее он признался, что одним из мотивов убийства была ревность: убив Шона, он лишал его возможности заниматься сексом с кем-нибудь другим, особенно с женщинами. Все это указывало на психическую нестабильность, но отнюдь не невменяемость. Бейли обладал способностью планировать, организовывать, предвидеть заранее. Названные им причины убийства вовсе не демонстрировали неумение различать правильные и ошибочные поступки, скорее, свидетельствовали о эгоцентризме и нарциссизме, лежащих в основе социопатии, а не психопатии. Существует путаница в различиях между психическим заболеванием и отклонениями характера. Невменяемый человек не в состоянии различить хорошее и дурное. Человек с социопатическими отклонениями знает эту разницу, но все равно предпочитает поступать так, как хочет, – либо в гневе, либо из-за ревности, или просто потому, что при этом он чувствует себя лучше. А как же быть со злоупотреблениями со стороны доктора Томбо – разве они не внесли свой вклад в «невменяемость» Бейли?

Если этика врачебной практики действительно нарушалась (доктор Томбо это отрицал), то это, разумеется, не помогло подростку, который уже имел серьезные проблемы и испытывал презрение к себе как личности. Подобные действия – вопиющее и непростительное нарушение доверия между врачом и пациентом, и они должны заслуживать самого строгого наказания. Но не следует забывать и другое, заметили психиатры со стороны обвинения. К тому времени как Бейли познакомился с Томбо, его модель сексуальной агрессии уже установилась. Мы могли бы рассчитывать на более продуктивную терапию, на иную обстановку в доме и лучшее воспитание, и, кроме того, на более эффективную систему индивидуального подхода к несовершеннолетним правонарушителям.

Но ничто из вышеперечисленного не оправдывает и не объясняет сознательное и преднамеренное убийство одним человеческим существом другого. «Во всей психиатрической истории подсудимого, – заключил психиатр со стороны обвинения, – ничто не свидетельствует о том, что его поведение можно охарактеризовать как свойственное пациенту с психическим заболеванием».

По-видимому, суд присяжных округа Ливингстон согласился с ним. Хотя Бейли вышел на свидетельскую трибуну и попытался продемонстрировать надлежащую эмоциональную реакцию, указывающую на раскаяние и угрызения совести, он потерпел фиаско. Психиатр со стороны защиты, доктор Джоэл Дрейер поставил Бейли диагноз «псевдопсихопатическая шизофрения». Доктор Сток возразил собственным диагнозом: пограничное расстройство личности, гомосексуальная педофилия и сексуальный садизм, вынуждающий подсудимого причинять боль другим, чтобы испытать сексуальное удовлетворение. Он добавил, что у Бейли наблюдается нарушение характера, но оно все-таки позволяет ему отличать хорошее от плохого, Бейли не утратил способность решить, причинит он вред другому человеку или нет. «Если жертвы оказывали сопротивление, он терзал и убивал их, – объяснил Сток. – А послушных отпускал и иногда встречался с ними вновь».

Но ко времени знакомства Бейли с Шоном Муром последнее предположение перестало быть верным. В завершающем анализе большинство присяжных заявили; использование ремня убедило их в сознательности и преднамеренности действий Бейли. Понадобилось чуть больше минуты, чтобы задушить Шона этим ремнем – все это время Рону приходилось держать сопротивляющегося мальчика за руки. Присяжные признали Бейли виновным в похищении ребенка и преднамеренном убийстве. Он начал отбывать срок в Мичигане, но, как и Стюарт Ноултон, постоянно жаловался на угрозы со стороны других заключенных. Ради его же безопасности Бейли вскоре перевели в тюрьму за пределы штата. После любого насильственного преступления, в особенности убийства, мы пытаемся – выяснить, какие уроки мы извлекли из него, главным образом в ходе расследования трагедии.

Но, в сущности, с преступлением Рональда Бейли связан целый ряд трагедий. Прежде всего власти не оценили его первые проступки как достаточно серьезные, чтобы перейти к решительным мерам. Во-вторых, о деле Кенни Майерса умалчивали, а освещение этого случая в СМИ могло способствовать получению жизненно важной информации от общественности. Если бы в газетах опубликовали описание машины предполагаемого НС, босс Бейли, Хэнк Гринфилд, узнал бы в ней автомобиль, припаркованный за зданием офиса, мозоливший ему глаза в течение месяца. А если бы это произошло, Шон Мур сейчас наверняка был бы жив.

По моему мнению, полиция действовала корректно и четко, расследуя убийство Шона, консультируясь с нами в нужное время и пользуясь нашим профилем, чтобы сосредоточить все внимание на одном из подозреваемых. И, конечно, я убежден; только благодаря серьезному отношению этой команды к своей работе многие подростки, которые могли бы стать очередными жертвами Рона Бейли, остались в живых.

Из дела Бейли я извлек еще один урок – каким бы благородным ни был труд психиатров, психологов и социальных работников, как бы упорно они ни старались помочь каждому пациенту, с которым столкнулись, благодаря своему многолетнему опыту я могу утверждать: нельзя общаться с таким пациентом, как Рон Бейли, только в изолированных условиях больницы, не складывая воедино все его поступки. Иными словами: конечно, задача сотрудников психиатрических клиник – попытаться помочь пациенту, но не менее важно думать о людях, с которыми ему придется общаться, вернувшись в «большой мир». Обычно Рона держали в психиатрической лечебнице по нескольку недель или месяцев, а затем отпускали, предоставляя возможность вне больницы заниматься тем же, что и раньше. Существует естественное желание посочувствовать подсудимому – вот почему многие психиатры отказываются читать отчеты с места преступления или побольше разузнать об обвиняемом. Они опасаются, что у них может появиться предубежденность – обилие отрицательной информации лишит их объективности. Я бы сравнил это с нежеланием искусствоведа видеть картины Пикассо якобы потому, что это зрелище помешает ему объективно оценить талант художника.

Доктор Джоэл Дрейер, который определил проблему Бейли как «посттравматический стресс в довершение к уже спутанному сознанию», зашел так далеко, что написал: «Его жизнь в психиатрической больнице Нортвилля была не менее, а может, и более ужасна, чем совершенные им преступления, – ведь его отправили в больницу, чтобы помочь, а еще в клятве Гиппократа сказано: „Не навреди“». На предыдущей странице он пишет: «В этот момент я понял, что сижу лицом к лицу не с преступником, а с жертвой». Прошу прощения, доктор, но давайте приглядимся повнимательнее. Вполне возможно, Рон Бейли во многих случаях оказывался жертвой – как и многие другие люди. Но Рон Бейли убивал. Он отнимал у других людей жизнь, которую не вернешь. С ним так не поступали. А если мы упустим из виду тот факт, что этот молодой человек и другие, подобные ему, – самые настоящие преступники, мы упустим из виду и то, что все Кении Майерсы, Шоны Муры и Кэсси Хансен мира – воистину безвинные жертвы. Проблема судебной психиатрии заключается в том, что она основана на показаниях самого подсудимого. Когда вы отправляетесь к терапевту в качестве частного пациента (вы несчастны, вас что-то тревожит), то непременно расскажете доктору всю правду, иначе он не сможет вам помочь. Но когда вы сталкиваетесь с терапевтом в роли подсудимого, ваша цель – выбраться из учреждения, где вас содержат, и вы сообщите ему лишь те сведения, которые помогут вам достигнуть этой цели. Психиатр (и как профессионал, и как человек) может надеяться, что его пациенту станет лучше, и поверит всему, что скажет ему подопечный, лишь бы позволить ему вернуться к обычной жизни. Но тем самым он, в конце концов, подвергнет риску жизни потенциальных жертв, а такую цену я первый не пожелаю платить.

В конечном итоге нам предстоит спросить себя как часть общества: осталось ли для нас хоть что-нибудь святое? И если на этот вопрос мы ответим утвердительно, я надеюсь, что жизнь невинных детей всегда будет стоять первой в списке.