Текст книги "Погружение во мрак"

Автор книги: Марк Олшейкер

Соавторы: Джон Дуглас
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Дороти потрясло известие о гибели девочки, но она не связывала с ней просьбу Ноултона. И тут она принялась вспоминать о других своих клиентах, которые признавались ей, что часто мечтали о сексе с детьми. В интимной обстановке комнаты для массажа у многих мужчин возникало желание исповедаться перед Дороти. И она позвонила в полицию, не называя своего имени.

Спустя несколько дней Дороти Ноуга, которая так и не смогла избавиться от мыслей об этом преступлении, решила, что должна принять в расследовании личное участие, поскольку владеет полезной информацией. На этот раз, позвонив в полицию, она назвала свое имя и согласилась ответить на вопросы следователей. Во время беседы фотография Ноултона случайно выскользнула из папки на пол. Ноуга узнала в изображенном на фотографии человеке клиента, приходившего к ней на массаж на следующий день после убийства. Она спросила, включен ли он в число подозреваемых. Следователи ответили утвердительно и добавили, что Ноултон отказался разговаривать с ними.

Возможно, он согласится поговорить с ней, заметила Дороти Ноуга, и предложила позвонить Ноултону. Полицейские отказались от этого предложения, дабы не выслушивать обвинения в применении незаконных способов получения информации в случае, если Ноултон связался с адвокатом и тот запретил ему отвечать на любые вопросы.

Но как только полицейские ушли, Дороти Ноуга решила: она лучше знает, что надо делать, и набрала номер, указанный на визитной карточке Ноултона, Дороти Ноуга была уверена, что сумеет заставить этого человека разговориться. Тридцатидвухлетняя массажистка была хорошей слушательницей, ей почти всегда удавалось вызвать мужчин на откровенность. Так она и сделала. Вскоре она начала почти ежедневно беседовать с Ноултоном по телефону, некоторые из этих разговоров продолжались по нескольку часов. Он казался ей одиноким и отчаявшимся человеком, необычно встревоженным убийством маленькой Кэсси Хансен. Дороти Ноуга считала, что она на верном пути.

Но в то же время избранный ею способ оказался изматывающим и в чем-то неприятным. Ноултон часто говорил так, словно они были влюблены друг в друга, и Дороти Ноуга было неловко направлять его по этому пути. «Эти беседы настолько угнетали меня, что мне хотелось бросить трубку, сесть и заплакать», – говорила она позднее репортеру «Сент-Пол Диспетч». Но у самой Дороти было четверо детей, и ее искренне тронула история Кэсси и ее скорбящих родных. Ей хотелось уберечь других людей от подобного ужаса. В одной из бесед Ноултон признался в том, что убил Кэсси. Это вдохновило Дороти, она решила продолжать разговоры и записывать их на магнитофон. Узнав об этом, полиция одобрила ее действия. Но с тех пор как Дороти стала записывать разговоры, Ноултон ни разу не упомянул о своей роли в смерти Кэсси, хотя и продолжал заговаривать об этом убийстве.

13 декабря, спустя немногим больше месяца после убийства, разговоры надолго прекратились. Дороти перешла работать в сауну при центре «Комфорт». И тут на нее было произведено нападение. Дороти очнулась уже в палате больницы в Сент-Поле, в медицинском центре Рэмси (туда же в свое время привезли Стюарта Ноултона), и увидела у постели свою рыдающую мать. Дороти несколько раз ударили ножом, у нее было рассечено горло. Нападающий оставил ее, истекающую кровью, на полу. Врачи говорили, что она выжила чудом. Возле палаты установили круглосуточную охрану. Дороти приблизительно описала человека, напавшего на нее. Ей показали фотографии возможных подозреваемых. Выбран был один из мужчин, но вскоре отпущен на свободу за недостаточностью улик.

Полиция немедленно заподозрила Ноултона, и, когда мне сообщили о случившемся, я сказал, что это правильно. Ноултон исповедался перед Дороти, чтобы облегчить собственный стресс, но, по мере того как этот стресс нарастал, он понял, в каком уязвимом положении оказался. Единственным выходом было устранить Дороти. Свидетелей преступления не нашлось, улик тоже, а Дороти Ноуга ничего не могла более припомнить. Выписавшись из больницы, она вместе с семьей переехала во Флориду, чтобы продолжать лечение и оказаться вне досягаемости для преступника, который наверняка пожалел о том, что не сумел довести дело до конца.

Но не менее важное значение имели беседы между Стюартом Ноултоном и женщиной, с которой он недавно познакомился. Дженис Реттман, ровесница Дороти Ноуга, была директором жилищного информационного офиса Сент-Пола. Эта должность сопряжена с огромной ответственностью, и Дженис Реттман, миниатюрную энергичную блондинку, знали в правительственных кругах города как умелого и опытного администратора.

Реттман познакомилась с Ноултоном 16 марта 1981 года, за восемь месяцев до похищения и убийства Кэсси Хансен. Он пришел к ней и заявил, что его хотят выселить из квартиры в муниципальном доме, одном из тех, что были построены по жилищному проекту Рузвельта. Жена бросила его, забрав с собой двоих детей, и выплату пособий и выдачу продуктов, с помощью которых они сводили концы с концами, им прекратили. Сам Ноултон только недавно начал работать таксистом, он побывал в нескольких церквах и агентствах социальной службы, но нигде ему не смогли помочь. Причиной предстоящего выселения, как выяснила Реттман, были две жалобы на Ноултона. Первая была подана прошлой осенью. Ноултон пригласил тогда к себе в квартиру двух четырнадцатилетних девочек – поиграть в карты. И начал рассказывать им, откуда берутся дети, заговорил о сексе, контроле над рождаемостью и менструации. Он пообещал показать свой половой орган. Когда родители девочек сообщили об этом инциденте в полицию, та в свою очередь проинформировала муниципальную жилищную службу, и Ноултона предупредили, что-в случае повторения подобной жалобы его выселят. Позднее, в феврале, Ноултон попросил девятилетнюю девочку снять трусики. Девочка перепугалась, и в результате серьезной психической травмы у нее появились возобновляющиеся ночные кошмары. В то время Ноултон снимал квартиру в двух кварталах от женского приюта, где находились его жена и дети.

В разговорах с Реттман Ноултон без стеснения упоминал о своем сексуальном влечении к детям. Хотя прежде Реттман не попадала в подобные ситуации, она инстинктивно решила не называть ему своего настоящего имени и представилась как Дженис Ривер. Она подчеркнула, что ее долг – сообщать обо всех подозрительных случаях противоправного обращения с детьми властям и сказала: «По-моему, вам нужна помощь».

В органах защиты детей ее известили, что на Ноултона поступали и другие жалобы, но что им ни разу не удавалось найти весомые улики, чтобы предъявить ему обвинения. Когда Реттман услышала в программе новостей о том, что нашли труп Кассандры Хансен, она сразу же вспомнила того мужчину, который приходил к ней в марте. Он тогда упомянул, что побывал в разных церквах и что квартира, которую он снимает, находится всего в десяти кварталах от евангельской лютеранской церкви Иеговы. Спустя несколько дней Реттман зашла к Стюарту Ноултону, чтобы выяснить, как у него дела с жильем. Он показался ей растерянным и разговаривал нехотя. Однако через два дня он сам побывал у нее. С тем же пылом, который он продемонстрировал во время первой встречи, Ноултон сообщил, что незадолго до визита Реттман его квартиру обыскивала полиция и что он от возмущения был не в состоянии говорить с ней. Он сказал, что пережил адские муки, что ему страшно одиноко и нужен собеседник, с которым он бы мог выговориться.

Зная, что полиция пыталась собрать информацию о Ноултоне, но столкнулась с затруднениями, Реттман, как Ноуга, решила принять участие в этом деле. «Нельзя допустить, чтобы дети страдали, – позднее говорила она Линде Коль из „Сент-Пол Диспетч“. – Каждый взрослый несет ответственность за благополучие детей. Если я могла помочь полиции предать этого человека правосудию или сделать так, чтобы больше он никогда не приближался к детям, – значит, я поступила правильно, и только это имело значение. Все мы отвечаем за наших детей, родных и чужих». Я твердо верю: если бы большинство граждан разделяло бы убеждения Дженис Реттман, мы бы уже давно жили в гуманном обществе.

Будучи сотрудником муниципальной службы, Реттман явилась к начальнику полицейского управления Уильяму Маккатчену и предложила помощь. Как и в случае с Дороти Ноуга, Ноултон принялся изливать душу в беседах с Дженис Реттман по телефону. Он рассказывал о приставаниях к детям, обвинениях, в результате которых его выселили, о проблемах с женой и невозможности найти постоянную работу, о том, как год назад он сделался верующим, выслушав проповеди Джонни Кэша. Реттман записывала беседы, затем перепечатывала и относила в полицию. Чем больше информации полиция получала о Ноултоне, тем яснее становилось: «досье», собранное Реттман, в точности соответствует составленному мной профилю.

Почти убийственное нападение на Дороти Ноуга значительно повысило ставки. Несмотря на страх, Реттман помнила о том, что случилось с Дороти, делала копии своих записей и отдавала их на хранение – на случай, если с ней произойдет нечто подобное. Что заставило Реттман пойти на такое напряжение психики и такой риск? Что отличало ее, скажем, от тридцати восьми соседей, которые пальцем не пошевелили, слыша, как Уинстон Мосли убивает Китти Дженовес у ее квартиры в фешенебельном Кью-гарденс, в Куинсе, утром 13 марта 1964 года? На поверхности лежат благовидные ответы: Реттман имела диплом социального работника. Шесть с половиной лет она проработала добровольцем в организации VISTA. По натуре она склонна к приключениям и в восемнадцать лет покинула свой дом в Техасе, чтобы получить образование. Но ни в одном из них и словом не упоминается о внутренней системе ценностей, которая и привела женщину к принятию такого мужественного решения. Реттман участвовала в деле потому, что считала такой поступок правильным, как и Дороти Ноуга.

Много лет я изучал сложную мотивацию преступников и пришел к выводу: в большинстве случаев все предшествующее воздействие разных факторов на человека выливается в один ключевой элемент: способность совершить преступление. Подобно этому, высоконравственные убеждения человека приводят его к простому решению: принять участие в деле. Все мы отвечаем за свои поступки.

Ноултон так и не признался Реттман в том, что он убил Кэсси, но он казался одержимым этой трагедией, и упоминания о ней в беседах повергали Дженис Реттман в дрожь. Ноултон говорил, что ему было «видение» об этом случае, что он каким-то «шестым чувством» понимает, что убийство Кэсси Хансен и нападение на Дороти Ноуга взаимосвязаны. Он обсуждал с Реттман всевозможные подробности, в том числе способ избавиться от трупа.

В одном из этих разговоров он допустил роковой промах.

Он упомянул, что Кэсси Хансен перед смертью избили – этот факт полиция держала в тайне, как контрольный. Вскоре после этого откровения Ноултон был сбит машиной и лишился нижней части ноги. Реттман навещала его в больнице, а позднее – в окружном санатории Рэмси. Иногда она прихватывала с собой диктофон, спрятанный в сумочке, позднее ее снабдили потайным микрофоном. Реттман пошла даже на то, что несколько раз надевала черные туфли из искусственной кожи, напоминающие туфельки, в которых была похищена Кесси. Эта идея всецело принадлежала Реттман.

Когда v. полиции мне рассказали о ее действиях, я ответил, что это абсолютно верный способ воздействия на «несговорчивого» подозреваемого, и предложил несколько других приемов, которые могли оказаться плодотворными. К примеру, Реттман могла подарить Ноултону красивый дневник, куда бы он записывал свои мысли.

Ноултон заявлял о своей непричастности к убийству и покушению, но в то же время говорил Реттман, что не прочь «пропустить двойную порцию» где-нибудь в городе. Это была ключевая информация, означающая еще одну попытку преступника справиться со стрессом. Я вспомнил о ней три года спустя, когда в кабинете шерифа Джима Меттса в округе Лексингтон, Южная Каролина, допрашивал темноволосого, грузного и бородатого помощника электрика по имени Ларри Джин Белл. Надежное сочетание хорошего профиля, активных следственных действий, первоклассной работы полиции и анализа улик, а также редкая смелость родственников жертв помогли арестовать Белла за вопиющее злодеяние – убийство семнадцатилетней Шари Фей Смит и девятилетней Дебры Хелмик. Я знал, что шансы на признание близки к нулю. В Южной Каролине не отменена смертная казнь, а в распоряжении следователей не так-то много рекламных трюков, убеждающих обвиняемого приобрести билет в один конец на электрический стул. У нас оставалась единственная реальная возможность – предложить ему благоприятное оправдание или объяснение причин преступления.

И потому я заговорил о том, что в натуре каждого человека есть хорошая и дурная стороны. Судьям и присяжным в суде предстояло узнать его только как хладнокровного убийцу. Я давал ему возможность рассказать о своей второй стороне.

– Ларри, признайся как на духу, – попросил я, – ты сделал это?

Со слезами на глазах он ответил:

– Все, что мне известно – сидящий здесь Ларри Джин Белл не мог этого сделать, но плохой Ларри Джин Белл мог.

Я понял, что мы подошли почти вплотную к признанию. Но версия государственных обвинителей, возглавляемых прокурором округа Доном Мейерсом, оказалась убедительной. После почти месячного процесса присяжным понадобилось меньше часа, чтобы признать Белла виновным в похищении ребенка и убийстве первой степени. Его приговорили к смертной казни на электрическом стуле. Через одиннадцать лет после убийства рано утром, 4 октября 1996 года, Белла наконец казнили.

В мае 1982 года, после того как полиция сосредоточилась на Стюарте Ноултоне как главном подозреваемом и применила продуманную активную технику ведения дела, в полицию Сент-Пола пришла Дороти Ноуга и сообщила следователям, что она вспомнила подробности того дня, когда на нее было совершено нападение. Она сказала, что Ноултон появился в сауне, где она работала, и гневно обвинил ее в предательстве. Он поведал, что остановился у евангельской лютеранской церкви Иеговы, чтобы зайти в туалет, и видел маленькую девочку, которая в полном одиночестве шла к женскому туалету.

Он дождался, когда она выйдет, рассказывала дальше Ноуга, и предложил поиграть с ним в коридоре, а затем вытащил Кэсси из церкви туда, где была припаркована его машина. Он заигрывал с девочкой, заставил потрогать свой половой орган, а затем принялся тереть им между ее бедер. Это вызвало у Ноултона ощущение эйфории. Но девочка продолжала плакать, и потому он зажал ей ладонью рот, а когда опомнился, она уже не дышала. По крайней мере, так сам Ноултон объяснял случившееся.

По словам Дороти, после этого признания он выхватил нож, погнался за ней по комнате и ударил в шею. Тут Дороти и потеряла сознание. 26 мая полиция Сент-Пола сочла, что имеет достаточно веские причины просить разрешение на обыск, и вскоре получила его. (До сих пор подробности следствия держались в тайне от журналистов, которые широко освещали трагедию.)

Признание Ноултона объясняло причину появления спермы на колготках Кэсси, а Ол Робийяр из лаборатории ФБР подтвердил, что лобковые волосы, обнаруженные на ее трупе, и волосы с головы, приставшие к ее свитеру, принадлежат Ноултону. При микроскопическом исследовании на волосах были замечены проявления редкой болезни, известной под названием «окольцованных», или «перевязанных», волос, при которой различные части волоса выглядят более светлыми или темными. Тип крови Ноултона также соответствовал типу, к которому принадлежали пятна спермы на одежде Кэсси.

Стюарт Ноултон был обвинен в похищении и убийстве Кассандры Хансен. Его поместили в психиатрическую больницу штата, обследовали и сочли, что он в состоянии предстать перед судом. По его собственному требованию, его дело слушал судья, а не присяжные. Судья округа Рэмси Джеймс М. Линч вел заседание. Томас Пош возглавлял команду обвинителей. Филипп Вилом и Джек Нордби защищали Ноултона и вели переговоры о том, чтобы убийство было отнесено к категории второй степени тяжести, но без признания вины.

Пош наотрез отказался согласиться на предложение адвокатов. Дана Маккарти, присутствовавшая с сыном на той же семейной вечерней службе, во время которой пропала Кэсси, подтвердила, что видела, как какой-то мужчина поднимался по лестнице сразу после того, как по ней прошла девочка. На суде она узнала в Стюарте Ноултоне неизвестного, которого видела в тот вечер. Когда пришла очередь Дженис Реттман давать показания и ее спросили: «Клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего кроме правды?», она показала судье большой палец и ответила: «Само собой». Ее выступление и то, как она держалась и действовала, произвели внушительное впечатление. А слова Ноултона работали против него. Он заявил, что вел такси в то время, когда была похищена Кэсси. Как водитель он был обязан делать записи о маршруте, которые по крайней мере сделали бы более убедительным его мнимое алиби. Но Ноултон утверждал, что записи находились в дипломате, похищенном одним из пассажиров, и что он не может вспомнить, где побывал той ночью.

Дональд Уэлен-младший, диспетчер таксопарка, сообщил суду, что в тот вечер он несколько раз пытался связаться с водителем, но так и не сумел. Патриция Джонс, менеджер конкурирующей таксомоторной компании, заявила, что Ноултон пытался купить у нее чистые путевые листы в тот день, когда было найдено тело Кэсси, хотя Уэлен заверил суд, что в его компании можно было без труда взять такие листы. На суде также всплыл тот факт, что Ноултон провел некоторое время в психиатрической лечебнице в Траверс-Сити, Мичиган, после покушения на растление семилетней девочки.

Процесс продолжался тринадцать дней, включал выступления сорока восьми свидетелей и представление более сотни вещественных доказательств. Ноултон предпочел не давать показания. В завершение процесса судья Линч признал Ноултона виновным в убийстве первой степени и половом преступлении второй степени и приговорил его к пожизненному заключению. По законам Миннесоты на условно-досрочное освобождение он мог надеяться не раньше 2001 года. Ноултон слушал решение суда нетерпеливо, а затем в десятиминутном невнятном заявлении вновь принялся утверждать, что невиновен. «Бог свидетель, в тот день я не похищал Кассандру Линн Хансен из церкви!» – уверял он судью. Любопытно отметить: он не отрицал убийство, что могло быть сложным механизмом психологической защиты.

Не признаваясь ни в чем, он также подчеркивал свою набожность, которую я считал свойственной ему с самого начала. Он заявлял: «У меня нет причин отнимать чью-либо жизнь, ибо Бог не дал мне такого права. У меня не было причин мстить Кассандре Линн Хансен или Дороти Ноуга».

Адвокат Вилом, которого, казалось, вердикт расстроил больше, чем его клиента, сделал публичное заявление, выразив твердую уверенность в невиновности Ноултона, однако не преминул заметить, что судья Линч – справедливый человек, который умело и беспристрастно провел процесс.

Мать Кэсси, Эллин, тоже выступала на суде, она хотела после выпавшего ей испытания поведать другим людям об опасностях, подстерегающих детей, и побудить общество к более неукоснительному соблюдению законов, направленных на их защиту. Отмечая, что Ноултона избивал его отец, она предложила отправлять таких родителей в тюрьмы, чтобы их жертвы – дети – в будущем сами не стали преступниками. Только когда порочный круг инцеста будет разорван, сказала она, дети перестанут страдать, и самое важное – чтобы дети, с которыми дурно обращались, смогли свободно чувствовать себя, общаясь с другими родственниками, учителями или друзьями семьи. Интересно, что Эллин Хансен и ее муж, Уильям, приложили немало усилий, чтобы научить своих дочерей, Кэсси и Ванессу, справляться с угрозами их безопасности. Девочек научили не вступать в разговоры и никуда не ходить с незнакомыми людьми, а если им сделается страшно убегать с громким криком. Супруги Хансен не представляли, как мог преступник выманить или силой вывести их дочь из церкви. Сначала Ноултон отбывал заключение в корпусе для душевнобольных заключенных государственной тюрьмы Оук-Парк-Хейтс, а потом его перевели в реформаторий Сент-Клауд, поскольку служащие исправительного учреждения опасались за его жизнь. Даже преступники не выносят соседства с убийцами детей. Мне бы не хотелось, чтобы у читателей создалось впечатление, что только девочки становятся жертвами растлителей или что преступления против мальчиков ограничены малышами. Несмотря на то что опасность для них не столь велика, ровесники Элисон Пэрротт и Кристен Френч тоже могут стать мишенями преступников.

Так случилось с тринадцатилетним Шоном Муром. Этот случай – еще один удачный пример того, как анализ профиля личности может помочь следователям сосредоточить свои усилия на подозреваемых определенного типа.

Шон был довольно невысок для своих лет – его рост достигал всего четырех футов десяти дюймов, а вес – восьмидесяти пяти фунтов, но этот симпатичный мальчуган с прямыми, длинными белокурыми волосами, блестящими карими глазами и заразительной улыбкой невольно привлекал внимание окружающих. Он был, по словам моего коллеги, особого агента Джима Хэррингтона, «ребенком, которого невозможно не баловать». Днем в субботу 31 августа 1985 года, в ту же неделю, на которую выпадал День труда, Шон помогал отцу косить лужайку перед домом в Грин-Оук-Тауншип, близ Брайтона, штат Мичиган, в тридцати милях к северо-западу от Детройта. Конец лета тогда выдался жарким, температура держалась около девяноста градусов по Фаренгейту. Шон спросил отца, можно ли ему съездить на велосипеде в универмаг. От дома до универмага «Памп энд Пантри» было меньше двух миль, но он находился близ старого 23-го шоссе, всегда запруженного транспортом, в особенности в праздничный уик-энд. Однако Шону так хотелось шипучки, что после непременного напоминания об осторожности Брюс Мур, директор по рекламе «Энн-Арбор Ньюс», нехотя согласился отпустить сына. Шон так и не вернулся домой. Его малиново-серебристый десятискоростной гоночный велосипед «Хаффи» нашли позднее в тот же день неподалеку от универмага, у шоссе, где гравийная обочина переходила в заросший травой откос, примерно в миле от полицейского поста. Двадцатишестидюймовый велосипед был велик для него, но Шон надеялся подрасти и упорно работал, чтобы выплатить половину стоимости велосипеда. По словам отца, он страшно гордился своим велосипедом и никогда не бросил бы его без присмотра по своей воле. Кроме того, Шон не стал бы так долго отсутствовать, поскольку вечером семья собиралась в кино. Восстанавливая время его исчезновения, мы отметили, что машина шерифа округа Ливингстон тогда находилась в квартале от универмага.

Как обычно, показания свидетелей были противоречивые. Одна женщина якобы видела блондина лет двадцати в джипе с синей надписью «ренегат» сбоку на капоте. Другой свидетель сообщил о тридцатилетнем мужчине на пикапе. Третий заметил «коренастого, грузного» мужчину лет сорока, бегущего за мальчиком. Противоречивы были и показания о том, как вел себя мальчик, преследовал ли его мужчина или просто разговаривал с ним – например, спрашивал, как проехать туда-то. Каждый из потенциальных подозреваемых мог увести следствие по ложному направлению. Во вторник после Дня труда за помощью в расследовании похищения ребенка обратились в ФБР. К тому времени уже была сформирована объединенная команда, которая включала представителей штата Мичиган, полиции Брайтона и помощника шерифа. Ведущую роль играла полиция штата. Когда ее сотрудники спросили совета у Кена Уолтона, особого агента Детройтского отделения ФБР, он передал дело Джиму Хэррингтону, координатору команды аналитиков профиля этого филиала. Ряд сотрудников, которые работали со мной во вспомогательном следственном отделе, прежде были координаторами в филиалах. Детройтское отделение было моим первым местом работы в Бюро сразу после прохождения начального курса подготовки. В Детройте всегда бывало много дел, и сотрудники детройтской полиции стали моими лучшими учителями. Во многом мой опыт аналитика профиля личности определили неофициальные беседы с грабителями банков, которых мы арестовывали, пока я работал в отделе ограблений банков. Джим Хэррингтон позвонил мне, как только собрал основные факты об исчезновении Шона Мура.

Он изложил мне подробности по телефону, и вместе мы составили профиль, который затем передали следственной группе. В этом деле мы разработали две совершенно самостоятельные теории. Согласно одной, Шон стал жертвой преступника-охотника, который выслеживал мальчика несколько дней или недель, прежде чем наконец нанес удар. По другой теории, в похищении участвовал кто-то из близких родственников. Каким бы ужасающим и противоестественным это ни казалось, иногда родители по различным причинам убивают детей. И даже заявляют о пропаже или похищении детей, инсценируя его. Как беспристрастные следователи мы всегда должны принимать в расчет тех, кто находился рядом с жертвой. Некоторым сотрудникам полиции показалось, что Брюс и Шерон Мур, учительница начальных классов, неадекватно реагируют на случившееся: они не производили впечатления убитых горем родителей и были настроены вполне оптимистично, надеясь на благополучное и быстрое возвращение сына. Это настораживало. Но когда Джим отправился к Мурам, он увидел любящую, заботливую супружескую пару с твердой, устоявшейся системой нравственных ценностей. Джим понял, что они сдерживают горе, стараясь оставаться немигающими маяками надежды для всех, кому выпало на долю это испытание. Джим ушел, растроганный стойкостью родителей пропавшего мальчика. Изучая виктимологию, Джим понял, что Шон должен быть отражением своих заботливых родителей.

Версия с охотником тоже мало что дала. Стащить тринадцатилетнего мальчика с велосипеда в разгар дня рядом с оживленным шоссе – слишком дерзкий и рискованный поступок. Человек, который следил за Шоном, намереваясь в конце концов похитить его, наверняка избрал бы более безопасную возможность. Мы были убеждены, что имеем дело со случайным преступлением, совершенным незнакомцем. Что же говорил нам сценарий похищения о НС? Прежде всего, он знал здешние места. Он не просто проезжал мимо. Во-вторых, преступник, вероятно, находился под воздействием алкоголя или наркотиков. Ему было не обойтись без подобных средств, чтобы отбросить запреты и предпринять хотя бы попытку такого отчаянного и безрассудного похищения. Исходя из такого типа преступлений и жертв, мы описали похитителя как белого мужчину лет двадцати пяти. Он наверняка был неудовлетворен собственной жизнью, принадлежал к неадекватному типу личности с заниженной самооценкой, которую он постоянно пытался компенсировать. Этой компенсацией могло быть приобретение «крутых», «как у настоящих мужчин», автомобилей и оружия, увлечение охотой или рыбалкой. Но все это были только прикрытия его истинного увлечения мальчиками. Таким же прикрытием становилась и подруга, если он ее заводил. Между ними наверняка существовали чисто платонические отношения, благодаря которым преступник ощущал себя более «нормальным» в собственных глазах и перед остальным миром. Я сомневался, чтобы он находился с кем-либо в гетеросексуальных отношениях, а если такое и было, то преступник нашел их неприятными, неполными и неудовлетворительными. Истинные отношения он поддерживал с юношами, с которыми чувствовал себя свободнее, чем с ровесниками. При этом он прибегал к помощи денег или подарков, чтобы поддерживать интерес этих юношей к себе. Этот преступник должен быть слабым и безвольным человеком. Даже при выборе жертвы он остановился на худеньком и невысоком тринадцатилетнем пареньке, которого мог с легкостью запугать и таким образом справиться с ним.

Очевидно, преступник был не из тех, кто имеет высшее образование и работу, требующую высокой квалификации; но работа у него наверняка была, поскольку имелись средства на покупку и содержание автомобиля. Скорее всего, он из так называемых «голубых воротничков» без особых способностей; он сумел закончить школу, но в колледж поступать не стал. Наряду с пристрастиями «крутого парня», он не раз подумывал о воинской службе, но понимал, что не выдержит ее. А если он и служил в армии, то, скорее всего, его постигло позорное увольнение. Еще одно обстоятельство, которое привело нас к заключению о работе преступника, заключалось в следующем: поскольку мы были убеждены, что это дневное похищение произошло под воздействием наркотиков или алкоголя, преступник наверняка привык пить днем. Это также указывало на то, что подозреваемый имеет работу, связанную с невысокой ответственностью и небольшими возможностями.

Но даже расхрабрившись под воздействием искусственных возбуждающих средств, НС должен был иметь опыт, чтобы успешно совершить преступление. Мы сообщили в полицию, что искать следует человека, ранее обвинявшегося в сексуальных преступлениях или, по крайней мере, имеющего опыт в подобных похищениях. Обвинения против НС могли привести его в свое время либо к заключению, либо к госпитализации в психиатрической клинике, или к тому и другому. Во всяком случае, они были зафиксированы. Если преступник похитил Шона, он, вероятно, хорошо знал здешние места и помнил о каком-то конкретном уголке, обеспечивающем уединение, куда он мог привезти жертву. Люди такого типа часто оказываются в зависимости от окружающих: несмотря на то что его отношения с родителями не складывались, мы считали, что преступник живет с ними или с кем-нибудь из родственников, возможно, со старшей сестрой или тетей. Следовательно, он не мог привезти Шона к себе домой. Может быть, преступник повез его в лес, туда, где ему никто не помешает, или, поскольку он мог увлекаться охотой или рыбалкой, таким укромным местом стал для него охотничий домик с подъездной дорогой – принадлежащий кому-либо из друзей, родственников или просто брошенный. Несмотря на оптимизм родителей Шона и их надежду на благополучное и быстрое возвращение сына, мы с Джимом приготовились к самому худшему. Поскольку мальчика не отпустили ни в первый день, ни даже во второй, мы опасались, что похититель вообще не собирается отпускать его. Если в конце концов удастся обнаружить труп, то, скорее всего, его найдут у обочины дороги или в лесу неподалеку от нее – там, куда привез мальчика НС.