Текст книги "Охотники за умами. ФБР против серийных убийц."

Автор книги: Марк Олшейкер

Соавторы: Джон Дуглас
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Для осуществления ареста преступника Мардигьян предложил предпринять превентивные меры – использовать в качестве наживки женщину-офицера полиции в роли проститутки. Два месяца Рени С. Лано бродила по дорогам, присматриваясь к совпадающим с психологическим портретом водителям фургонов. Особое внимание она обращала на обивку машины, поскольку на одной из жертв были найдены голубые ковровые волокна. Лано имела строгие указания ни под каким видом не садиться в машину: даже при том, что на ней имелся микрофон, это было смертельно опасным. Следовало только попытаться выяснить как можно больше деталей. Когда наконец остановился похожий на описание водитель, Лано завела с ним разговор и через открытое окно долго торговалась о цене. А заметив голубую обивку, внутренне пришла в восторг и, будто машинально, принялась царапать ногтем спинку сиденья. Лаборатория ФБР подтвердила идентичность волокон с теми, что были найдены на трупе. Меня пригласили на суд свидетельствовать о роли автографа в деле Пеннела. Защита пыталась доказать малую вероятность того, что все убийства совершил один человек, поскольку различались многие детали «modus operandi». Я же старался разъяснить, что МО не имел существенного значения, поскольку во всех убийствах общей чертой выступала тяга доставить жертве физические, сексуальные и моральные мучения. Иногда преступник использовал клещи, чтобы стискивать груди и отрывать соски. Другим связывал запястья и щиколотки, резал ноги ножом, хлестал по ягодицам кнутом и бил молотком. И хотя методы пыток – если угодно, МО – были различными, общим оставался автограф: стремление извлечь наслаждение, причиняя мучения жертве и слушая её испуганные крики. Убийство само по себе не играло роли. Преступник извлекал из него то, что доставляло ему удовольствие. Если бы даже Стивен Пеннел был жив и читал эти строки, он не сумел бы изменить своего поведения. Может быть, придумал бы новый, более изощренный способ пыток, но вовсе отказаться от них не смог бы.

К счастью для всех, в штате Делавэр хорошо поставлено судопроизводство и существует пристойный способ приведения в исполнение смертного приговора. 14 марта 1992 года Стивен Пеннел умер после введения летальной дозы яда. Одним из ключевых моментов использования принципа автографа в анализе дела стало состоявшееся в 1991 году судебное разбирательство над Джорджем Расселом, которого обвиняли в том, что годом раньше он в Сиэтле искалечил, а потом задушил трех белых женщин – Мэри Энн Полрейх, Андреа Левин и Карол Мари Бит. Стив Эттер из моего подразделения готовил психологический портрет, а я приехал выступить в суде. Обвинение понимало, что по одному случаю признания виновности добиться не удасться. У полиции имелись веские доказательства по делу об убийстве Полрейх. Задача состояла в том, чтобы связать все три случая воедино. Рассел был не из тех, на кого бы сразу подумали, что он способен на такие гнусные преступления. Хотя за ним тянулся хвост мелких краж, сам он был симпатичным чернокожим за тридцать, с приятными манерами и речью и широким кругом друзей и знакомых. Даже полицейские из Мерсер-Айленд, которым приходилось часто заниматься Расселом в прошлом, не могли поверить, что он в состоянии убить. В 1990 году убийства на сексуальной почве людей другой расы еще не были так широко распространены, но по мере того как общество становилось терпимее и безнравственнее, цвет кожи переставал играть решающую роль. Особенно это касалось более хладнокровных и искушенных типов вроде Рассела. Он регулярно назначал свидания то черным, то белым женщинам и имел друзей среди представителей той и другой расы.

Стратегически важный момент в процессе наступил тогда, когда общественный защитник Мириам Шварц ходатайствовала перед верховным судьей округа Кинг о разделении дел и рассмотрении их на отдельных судебных процессах, исходя из того, что все убийства не могли быть совершены одним и тем же лицом. Обвинители Ребекка Ро и Джеф Бэрд попросили меня показать, каким образом связаны все три преступления.

Я упомянул молниеносную манеру нападения. Поскольку три убийства разделяло не более семи недель, вряд ли стоило предполагать изменение modus operandi, если только преступник не столкнулся с непредвиденными трудностями, которые ему предстояло преодолевать. Но гораздо существеннее оказался его автограф. Все три женщины были найдены раздетыми в вызывающих, унизительных позах, причем сексуальный оттенок усиливался от случая к случаю. Первую обнаружили со сцепленными пальцами и скрещенными в лодыжках ногами у сточного коллектора канализации. Вторая лежала на кровати с подушкой на голове, раскинув в стороны ноги в красных туфлях на высоких каблуках. Во влагалище торчало ружье. Последняя оказалась распятой на собственной кровати. В рот был запихнут искусственный мужской член, под мышку левой руки – вторая книга «Сексуальных утех».

Молниеносное нападение требовалось для того, чтобы убить всех трех женщин. Приведение их в непристойные позы вовсе не было обязательным. Я объяснил разницу между приведением трупа в определенную позу и инсценировкой. Об инсценировке можно говорить, когда преступник пытается сбить с толку расследование, заставив полицию поверить в то, чего не происходило на самом деле, например, замаскировать изнасилование под банальную кражу. В этом проявляется аспект его modus operandi. С другой стороны, придание телу определенной позы является автографом.

– Мы не часто сталкиваемся с приданием трупу определенной позы, – свидетельствовал я на слушании, – когда жертва выступает в роли реквизита для передачи определенного сообщения… Это преступления ярости, преступления превосходства. Возбуждение вызывает сама охота, убийство и придание трупу позы, которая символизирует воплощение навязчивой идеи.

Я был абсолютно уверен, когда говорил о высокой вероятности того, что все убийства совершил один и тот же человек. Со мной согласился Боб Кеппел, старший следователь прокуратуры по криминальным делам и ветеран оперативных сил района Грин-Ривер. Он подчеркнул, что из более тысячи дел об убийствах, над которыми ему приходилось работать, лишь примерно в десяти случаях наблюдалось придание трупам определенных поз, да и то без таких элементов, как в деле Джорджа Рассела. На этом этапе мы не утверждали, что преступником был именно Рассел. Мы лишь констатировали: кто бы это ни сделал, все три убийства совершил один человек. Зашита решила привлечь эксперта и ждала, что он разобьет мои суждения об автографе, доказав, таким образом, что преступники – разные лица. По иронии судьбы им оказался Боб Ресслер, мой давнишний коллега по ФБР и по разработке концепции психологического портрета серийного убийцы. Боб вышел в отставку, но продолжал давать консультации.

Мне казалось, что для людей с опытом, как у Боба и у меня, случай Рассела был и трудным и интересным, и я очень удивился, когда узнал, что он собирается выступить на стороне защиты и поддержать разделение дела. Проще говоря, я считал, что он абсолютно не прав. Но поскольку, как уже неоднократно подчеркивал, наша наука далека от точной, уважал его право на собственное мнение. Нам нередко приходилось выступать за разные стороны и, пожалуй, драматичнее всего – по вопросу, был ли невменяем Джеффри Дахмер. Боб представлял защиту, а я отстаивал точку зрения обвинителя Парка Дица, который считал, что преступник здоров.

Но еще больше я удивился тогда, когда Боб, сославшись на другие обязательства, вообще не появился на процессе, а вместо себя прислал другого отставника – бывшего агента Русса Ворпагеля. Русс был человеком смышленым, прекрасньм шахматистом, умеющим сражаться сразу на десяти досках, но психологический портрет не являлся его основной специальностью. И факты были против него. Отвечая на вопросы Ребекки Ро, ему пришлось попотеть. А в конце слушания судья Аткен объявил, что, основываясь на моей теории автографа, можно считать доказанной вероятность участия одного лица во всех трех преступлениях и поэтому нет оснований для разделения дела.

На самом процессе, доказывая несостоятельность выдвинутой защитой теории нескольких убийц, я снова свидетельствовал об автографе. Мириам Шварц предположила, что Карол Бит убил её приятель, у которого для этого было больше поводов и возможностей. Еще раньше мы много изучали роль супругов и любовников в убийствах на сексуальной почве, и я был глубоко убежден, что в данном случае мы имеем дело с «чужаком».

В конце концов, просовещавшись четыре дня, присяжные в составе шести женщин и шести мужчин признали Джорджа Уотерфилда Рассела виновным в одном убийстве первой степени и двух усугубленных убийствах первой степени. Его приговорили к пожизненному заключению без права условного освобождения и поместили в тюрьму строгого режима в Уолла-Уолла.

Это оказался мой первый приезд в Сиэтл со времени болезни и комы. Я был рад снова оказаться в этом городе и помочь успешно решить дело, особенно после сильного разочарования, постигшего меня на Грин-Ривер. Я зашел в Шведский госпиталь и с удовольствием обнаружил, что там сохранили табличку, которую я, выписываясь, подарил в знак благодарности. Потом заехал в отель «Хилтон»: мне хотелось проверить, вспомню ли я ту комнату. Но я ничего не вспомнил. Видимо, в тот раз мозг был настолько потрясен, что оказался неспособен к рациональному мышлению. К тому же в прошедшие годы я так много ездил, что все гостиничные номера стали казаться на одно лицо. С тех пор мы настолько развили концепцию автографа, что постоянно свидетельствуем на судах по делам серийных убийц – и не только я, но поддерживающие меня коллеги, главным образом Ларри Анкром и Грег Купер.

В 1993 году Грег Купер сыграл решающую роль в признании виновным в двойном убийстве Грегори Мосли, который на территории двух округов с разной юрисдикцией в Северной Каролине изнасиловал, избил и заколол двух женщин. Как и в деле Рассела, каждому округу в отдельности было трудно добиться вынесения обвинительного вердикта. Следовало связать преступления воедино, и, изучив фотографии с мест преступлений, Грег решил, что это ему удастся.

Ключевым аспектом в анализе автографа он счел способность к многократному убийству. Обе жертвы были одинокими, слегка ущербными женщинами двадцати с небольшим лет. Обе посещали ночной клуб кантри-вестерн, откуда в двухмесячный период их похитили одну за другой. Обеих жестоко избили. Можно было бы сказать, забили до смерти, если бы не следы удушения руками и шпагатом. Кроме того, одна из жертв получила двенадцать ножевых ран, и экспертиза обнаружила следы проникновения во влагалище и анус. В одном из случаев анализ ДНК в сперме указал на Мосли. Изнасилования и пытки совершались в уединенных районах, а тела прятались в удаленных, безлюдных местах.

На первом слушании Грег отмечал, что поведенческие улики свидетельствуют, что в преступлении замешана личность с комплексом неполноценности и сексуально-садистским синдромом. На комплекс неполноценности указывал выбор жертв. А принадлежность убийцы к садистам явствовала из того, что он делал с жертвами. В отличие от страдающих комплексом неполноценности неорганизованных типов в рассматриваемом случае преступник уродовал тела не после, а до смерти женщин. Он в полной мере желал насладиться властью над ними. Быть творцом их боли. И, причинив страдание, получать удовольствие, наблюдая, какую оно вызывает реакцию. Свидетельство Грега помогло обвинению привлечь материалы по второму убийству и добиться для Мосли смертного приговора. Через восемь месяцев, – на втором слушании, он проделал то же самое и опять содействовал вынесению обвинительного вердикта и смертного приговора.

Когда впервые в битком набитом зале заседаний Грег описывал характер подсудимого, Мосли не сводил с него взгляда. И в глазах билась недоуменная мысль: «Откуда ты все это знаешь?»

Напряжение росло. Допусти Грег ошибку, и второго бы процесса не состоялось, а первый неизвестно бы чем кончился. Когда на втором слушании Мосли увидел Грега, он повернулся к конвою:

– Этот сукин сын снова хочет меня прищучить!

Обычно для обвинения по делу об убийстве требуются серьезные судебные улики, показания свидетелей, признание подсудимого или убедительные косвенные доказательства. Наша работа – психологическое прогнозирование на основе анализа места преступления и изучение автографа – предоставила полиции и обвинению новое оружие. Само по себе оно недостаточно для вынесения обвинительного вердикта. Но, наряду с другими элементами, способно увязать вместе несколько, казалось бы, разрозненных случаев и решить дело.

Серийные убийцы забавляются самой опасной игрой. И чем лучше мы поймем ее правила, тем вернее возьмем над ними верх.

14. Кто убил символ американки?

Этот вопрос четыре года не давал покоя жителям маленького городка Вуд-Ривер в штате Иллинойс. И вместе с ними – инспектору Альва Бушу из полиции штата и Дону Веберу, государственному прокурору округа Мэдисон.

20 июня 1978 года, во вторник, Карла Браун и её жених Марк Фэр устроили для друзей, которые помогли им перебраться в новый дом – № 979 по Эктон-авеню в Вуд-Ривере, – вечеринку с изрядным количеством пива и музыки. Дом стоял на улице с трехрядным движением и представлял собой одноэтажное белое, обшитое деревом здание с тонкими круглыми колоннами у парадного входа – типичное первое жилище молодой семьи. Чтобы переехать, его две недели пришлось приводить в божеский вид. Дом давал восхитительную возможность начать семейную жизнь. Двадцатитрехлетняя Карла и двадцатисемилетний Марк были знакомы пять лет, но только теперь Марк отбросил колебания и сделал предложение. Карла получила диплом в местном колледже, Марк работал учеником электрика, и их будущее представлялось блестящим.

Несмотря на то что Марк Фэр год за годом откладывал решение главного вопроса, он понимал, насколько ему повезло с невестой. Карла Лу Браун представляла собой воплощение американского идеала женской красоты: ростом меньше пяти футов, с потрясающей фигурой, светлыми вьющимися волосами и улыбкой королевы красоты. В старших классах Роксанской школы, где ее помнили живой, энергичной заводилой. Карла была кумиром всех мальчиков и вызывала зависть у девчонок. Но близкие друзья знали, что, несмотря на внешнюю общительность и кажущуюся легкомысленность, она была самоуглубленной, отзывчивой натурой. Они знали, как она была предана Марку – юноше спортивного типа, ростом более чем на фут выше ее. Вместе они представляли собой прекрасную пару.

Вечером после вечеринки молодые вернулись в квартиру на Ист-Элтон, чтобы упаковать последние вещи. Они рассчитывали переехать на следующий день и предвкушали, как проведут ночь в новом доме. В среду Марк ушел на работу, а Карла отправилась на Эктон-авеню завершить последние приготовления. Примерно в шестнадцать тридцать Марк кончил службу и забежал к приятелю. Тому Фигенбауму, который жил в том же квартале, что и его родители. Марк попросил помочь перевезти с их двора необыкновенно большую с двойным скатом собачью будку. На Эктон-авеню они приехали примерно в половине шестого. Том подавал грузовик задом во двор, а Марк побежал искать Карлу. Но девушки нигде не было. Марк решил, что она пошла за покупками, но тут заметил, что задняя дверь не заперта. Это его раздосадовало: впредь Карле придется быть повнимательнее.

Он показал приятелю дом: жилые комнаты, кухню, потом решил спуститься в подвал. Внизу творилось нечто странное – несколько маленьких столиков валялись опрокинутыми, кругом царил беспорядок, хотя накануне они с Карлой здесь убирались. На диване и на полу было что-то разлито.

– Что тут творится? – недоумённо воскликнул Марк и повернулся к лестнице, намереваясь разыскать Карлу, но тут увидел ее сквозь открытую дверь комнаты для стирки.

Она стояла на коленях в одном свитере, ниже пояса голая, погрузив голову в наполненную водой десятигаллонную бочку. Руки за спиной были стянуты электрическим проводом. Бочка оказалась одной из тех, в которых они перевозили одежду, а этот свитер Карла носила только зимой.

– Боже, Карла! – закричал Марк и кинулся к ней. Вдвоём с Томом они вынули ее голову из бочки. Лицо девушки распухло и посинело. На лбу виднелся порез, другой пробегал по скуле. Ее глаза смотрели вперед, но не вызывало сомнений, что Карла умерла.

Подавленный горем Марк попросил Тома что-нибудь найти, чтобы прикрыть тело. И когда тот вернулся с красным одеялом, они позвонили в полицию.

Прибывшего через несколько минут офицера управления полиции Вуд-Ривера Дэвида Джорджа приятели встретили у входа и провели в подвал. Пока полицейский осматривал место преступления, Марк едва себя сдерживал и беспрестанно повторял:

– О, Боже мой, Карла!

Подобный ужас не мог случиться в Вуд-Ривере – тихом городке в пятнадцати минутах езды от Сент-Луиса. Вскоре на месте преступления перебывали все высшие полицейские чины, включая тридцатидевятилетнего начальника полиции Ральфа Скиннера. На голове Карлы виднелись следы сильного удара тупым предметом, предположительно, обнаруженной в комнате подставкой под телевизор. Шея была обмотана чулками, и вскрытие показало, что девушка умерла еще до того, как ее голову погрузили в бочку с водой. Проблемы у следователей начались уже с осмотра места преступления. Опытный инспектор полиции штата Иллинойс Альва Буш никак не мог соединить фотоаппарат со вспышкой. На счастье, принявший в полицейском участке вызов Тома Фигенбаума Билл Редферн захватил камеру и сделал снимки, но в его аппарате оказалась черно-белая пленка. Другой проблемой оказалось большое число друзей, которые помогали молодым переезжать. В результате на месте преступления нашли множество свежих отпечатков пальцев, часть которых, вероятно, принадлежала преступнику, но выделить среди других нужные было крайне трудно, если возможно вообще.

Некоторые детали, видимо, являлись для следствия ключевыми, хотя на первый взгляд не имели никакого смысла. И наиболее яркая – прикрепленный к балке подвала стеклянный контейнер от кофеварки. Как раз перед тем, как обнаружить его там, полицейский обратил внимание на его отсутствие в кофеварке. Никто, включая самого Марка, не мог объяснить, как он там оказался не имел ли какое-то отношение к убийству. Альва Буш сумел обнаружить на стекле несколько скрытых отпечатков пальцев, но все они были смазанными или неполными и не годились для идентификации. В последующие дни полиция буквально прочесала округу и говорила с каждым, кто мог хоть что-нибудь видеть. Живший по соседству Пол Мэйн показал, что в день убийства большую часть времени после обеда провел с приятелем Джоном Прэнтом на открытой передней веранде. Однако Прэнт вспомнил, что забегал к Мэйну ненадолго – после поисков работы на расположенном поблизости нефтеперегонном заводе и спешил по делам в другие места. Накануне вечером Мэйн, Прэнт и третий знакомый видели, как Карла и Марк с друзьями переезжали в дом, и все трое признались, что рассчитывали на приглашение на вечеринку, поскольку Мэйн был ближайшим соседом, а один из троицы когда-то знал Карлу по школе. Но их так и не позвали. Знакомый Карлы только окликнул ее через подъездную дорожку.

Жившая напротив пожилая женщина Энда Вэнсил припомнила, что в день убийства видела у дома № 979 красную машину с белой крышей. Один из участников вечеринки Боб Льюис рассказал, что заметил, как Карла разговаривала на подъездной дорожке с грубоватым на вид длинноволосым парнем, который от соседнего дома помахал ей рукой и окликнул по имени. Судя по всему, он и был приятелем Пола Мэйна.

– У тебя хорошая память. С тех пор прошла тысяча лет, – отвечала Карла.

Льюис предостерег Марка Фэра, чтобы они поаккуратнее вели себя с соседями, пока не познакомятся поближе, но тот не обратил на этот эпизод особого внимания, только заметил, что длинноволосый вообще не местный – просто пришел к Полу Мэйну, а Карла его знает со школы. Еще одна женщина везла внука к зубному врачу и проезжала по улице. И она и ребенок заметили, что на подъездной дорожке разговаривали юноша и девушка, но даже под гипнозом женщина не смогла описать его внешность.

Полицейские разговаривали со многими подругами Карлы, стараясь выяснить, не затаил ли кто-нибудь на девушку зуб и не пренебрегла ли она каким-нибудь парнем, но все в один голос отвечали, что Карла слыла всеобщей любимицей и, насколько им было известно, врагов не имела. Все же одна девушка, бывшая соседка Карлы по комнате, кое-что сообщила. Отец Карлы умер, когда та была еще ребенком. И мать, Джо Эллен, вышла замуж за Джо Шеппарда, с которым позднее развелась. По словам подруги. Карла не ладила с отчимом. Случалось, что Шеппард даже ее бил и бранился с ее друзьями. Естественно, он сразу попал в число подозреваемых. Но на следующий вечер после убийства Шеппард сам явился в полицию и забросал следователей вопросами. Мне уже приходилось упоминать, что преступники нередко стремятся внедриться в расследование, но не существовало прямых улик, которые бы связывали бывшего отчима Карлы с убийством.

Другим человеком, который попал под пристальное внимание полиции, был сам Марк Фэр. Он вместе с Томом Фигенбаумом нашел в подвале убитую, мог в любое время попасть в дом и был к жертве ближе всех. В связи с делом Джорджа Рассела я говорил, что, расследуя убийство, нельзя сбрасывать со счета ни супругов, ни любовников. Но в предполагаемое время преступления Марк выполнял электромонтажные работы по указанию компании-подрядчика; многие его видели и с ним разговаривали. К тому же никому не пришло в голову усомниться в глубине его горя – ни полиции, ни друзьям Карлы, ни ее родным.

В ходе расследования полиция проверила на детекторе лжи многих, кто незадолго до убийства имел возможность общаться с Карлой. Марк, Том и Джо Шеппард безусловно выдержали тест. В действительности ни один из испытуемых не провалился хотя наихудшие результаты продемонстрировал Пол Мэйн – человек невысокого интеллекта, который всю вторую половину дня, то есть в момент убийства, находился по соседству. Хотя он утверждал, что все это время на веранде с ним сидел Джон Прэнт, который, по его словам, мог поручиться, что хозяин дома никуда не отлучался, сам Прэнт – также прошедший тест на полиграфе – заявил, что спешил на поиски работы и поэтому не знал, где оставался Мэйн. Но хотя результаты испытания Мэйна на детекторе лжи оказались не совсем удовлетворительными и он оставался в числе подозреваемых, напрямую, как и других, его с преступлением ничего не связывало.

Убийство Карлы Браун глубоко потрясло Вуд-Ривер и долгое время оставалось незаживающей раной. И местная полиция, и полиция штата опросила, кого могла, использовала каждую зацепку, но, ко всеобщему разочарованию, к разгадке так и не приблизилась. Проходили месяцы. Минул год. Потом два. Особенно болезненно потерю воспринимала сестра Карлы Донна Джадсон, которая с мужем Терри чуть ли не ежедневно участвовала во всех мероприятиях. В отличие от нее мать Карлы и другая сестра, Конни Дикстра, не выдерживали постоянного общения с властями.

Нелегко далось это время и Дону Веберу – главному прокурору штата, отвечавшему за округ Мэдисон, в который входил городок Вуд-Ривер. Во время убийства он занимал должность помощника прокурора. Жесткий обвинитель и отзывчивый человек, Дон Вебер всеми силами хотел показать общественности, что такое ужасное насилие, какое было совершено над Карлой, в его районе не потерпят. Мысль о наказании убийцы не давала ему покоя. Баллотируясь на выборах 1980 года на пост прокурора штата, он фактически возродил дело. Другим таким человеком был следователь Альва Буш, который, хоть дело и тянулось без всякого продвижения, не давал ему вовсе, угаснуть. В карьере каждого копа есть пара таких случаев, и именно Буш дал расследованию решительный толчок.

В июне 1980-го, через целых два года после смерти Карлы, Буш давал свидетельские показания в Албукерке, штат Нью-Мексико. Речь шла об убийстве, и он докладывал результаты осмотра украденной в Иллинойсе машины. Пока шли приготовления к процессу, Буш заглянул в управление шерифа, где выступал эксперт по компьютерному анализу фотографий доктор Гомер Кемпбелл из Университета Аризоны.

– Знаете, док, – подошёл к нему Буш, – у меня есть для вас дело. Кемпбелл согласился изучить фотографии с места преступления и те, что были сделаны во время вскрытия. Он намеревался попытаться выяснить, каким предметом совершено убийство. Буш выслал ему копии отпечатков.

То, что фотографии оказались черно-белыми, усложняло работу, но современное оборудование позволяло проводить сложнейший анализ. Компьютер буквально выворачивал отпечаток наизнанку, благодаря чему удалось сделать определенные выводы. Глубокие раны были нанесены молотком с гвоздодёром, а порезы на лбу и скуле оставили колесики телевизионной подставки. Но следующие слова эксперта буквально ошеломили Буша и придали расследованию абсолютно новое направление.

– А как обстоят дела с укусами на шее? – спросил Кемпбелл. – Подозреваемый есть?

– С какими укусами? – только и выдавил в телефон полицейский.

Эксперт сообщил, что, хотя посланные ему отпечатки оказались не высшего качества, на шее жертвы ясно видны следы укусов. Так что, если имеется подозреваемый, можно провести достаточно квалифицированное сравнение – тем более что один из укусов не перекрывают ни раны, ни ссадины. В отличие от всего, чем следствие располагало раньше, укусы были надежной уликой, практически такой же, как отпечатки пальцев. Сравнение прикуса Тэда Банди с отметинами на ягодицах трупа в женском общежитии Университета штата Флорида помогло добиться обвинительного вердикта печально известному серийному убийце. Кемпбелл выступал на процессе свидетелем обвинения. (24 января 1989 года после продолжительных бесед с Биллом Хэгмейером из нашего подразделения, Банди был казнен на электрическом стуле. Никто так и не узнал, сколько девичьих жизней ему удалось отнять.) Получив сведения об укусах на шее жертвы, полиция Иллинойса предприняла в расследовании новые шаги. Удалось добыть образец прикуса жившего по соседству Пола Мэйна. Но сравнив его со сделанными на месте преступления и во время вскрытия фотографиями, Кемпбелл не подтвердил его идентичности с отметинами на шее Карлы. Попытались связаться с приятелем Мэйна Джоном Прэнтом, но выяснилось, что он исчез из города.

Для решения задачи использовались и другие пути, вплоть до приглашения знаменитого иллинойского медиума, который, не потрудившись разобраться в деталях дела, сразу заявил:

– Я слышу, как капает вода.

Полиция связала его слова с бочкой, в которую преступник погрузил голову убитой Карлы. Кроме этого медиум сказал, что убийца проживает у железной дороги (как и большинство населения в штате Иллинойс). И больше толку от него не оказалось. Даже имея сведения об укусах, следствие продвинуть далеко не удалось. В июле 1981 года Дон Вебер с четырьмя коллегами, составлявшими его новый штат, приехали на семинар в Нью-Йорк, где обсуждались вопросы научного подхода к обследованию места преступления. Кемпбелл посоветовал показать фотографии по делу Браун выступавшему на семинаре судебному стоматологу доктору Лоуэллу Левину из Нью-Йоркского университета. Изучив отпечатки, он согласился, что некоторые из повреждений, безусловно, нанесены зубами, но затруднился с их помощью провести какую-либо идентификацию. Эксперт предложил эксгумировать тело, заметив, что «гроб – своеобразный холодильник для сохранения улик». Я лично Левина не знал, но его репутация говорила сама за себя. Он, например, проводил анализ в известном деле Франсин Элвесон в Нью-Йорке. (И проделал чертовски полезную работу после того, как Билл Хэгмейер и Розанна Руссо беседовали с Кармином Калабро и тот, чтобы избежать новых обвинений, вырвал себе все зубы. Доктор Левин был назначен руководителем подразделения судебной медицины штата Нью-Йорк.)

В марте 1982 года Вебер и двое других следователей штата присутствовали на семинаре для сотрудников Отдела по расследованию убийств Сент-Луиса. Я тоже выступал перед многочисленными собравшимися и говорил о психологическом прогнозировании и особенностях осмотра места преступления. Сам я нашей встречи не помню, но в захватывающем разборе дела под названием «Молчаливый свидетель» Вебер описал, как после лекции подошел ко мне и спросил, не может ли все, о чем я говорил, оказаться полезным в расследовании. Я, видимо, ответил, чтобы мне позвонили в Квонтико, и заверил, что окажу всемерное содействие.

По возвращении Вебер выяснил, что Рик Уайт из полиции Вуд-Ривера тоже присутствовал на семинаре и решил, что сотрудничество с нашим подразделением может оказаться полезным. Уайт связался со мной, и мы организовали ему поездку в Квонтико, чтобы у себя проанализировать фотографии с места преступления и дать заключение. Вебер был слишком занят подготовкой к очередному процессу, но вместо себя направил помощника главного прокурора штата Кейта Дженсона, а также Альва Буша и одного из полицейских чинов Сент-Луиса. Они вчетвером преодолели более восьмисот миль на полицейской патрульной машине. И хотя тогдашний начальник полиции Вуд-Ривера отдыхал во Флориде, он тоже присоединился к нам в Вашингтоне. Мы встретились в комнате для заседаний. Четверо следователей не знали, что я предпочитаю самостоятельно делать выводы, прежде чем на них повлияют чьи-то соображения, и большую часть дорог?! провели, формулируя мысли по поводу убийства. Но мы преодолели и это. В отличие от многих ситуаций, когда нас привлекали по политическим соображениям или требовалось прикрыть чьи-то задницы, на этот раз люди оказались в Квонтико просто потому, что не хотели сдаваться. Они надеялись, что я смогу помочь и направлю их усилия в нужную сторону. Особенно мне понравился Альва Буш, у которого были те же проблемы с начальством, что и у меня.

Как и я, своими откровенными высказываниями он настроил против себя массу людей. И чтобы ему разрешили ехать, Веберу пришлось нажать на все рычаги.

Я попросил фотографии с места убийства, какое-то время в них вглядывался, чтобы сориентироваться, задал несколько наводящих вопросов и начал:

– Вы готовы? Тогда включайте магнитофон. Прежде всего я сказал, что, исходя из опыта, если тело оставлено в воде внутри дома – в ванне, в душевом поддоне или ином контейнере – то не потому, что преступник старался смыть улики, как в деле в Атланте. В данном случае речь шла об «инсценировке»: убийца стремился выдать одно за другое. Я настаивал, что следователи уже успели поговорить с преступником, который жил рядом или в пределах непосредственной досягаемости. Подобные убийства совершают соседи или домашние – для такого дела никто издалека не поедет. На преступнике наверняка остается кровь, и ему надо поскорее отмыться и избавиться от испачканной одежды. Наш тип чувствовал себя в безопасности – понимал, что ему никто не помешает: то ли потому, что хорошо знал Карлу, то ли долго за ней наблюдал и выучил привычки молодых. Когда с ним говорили, он охотно шел навстречу, потому что считал, что таким образом легче контролировать ситуацию.