Текст книги "Гири"

Автор книги: Марк Олден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

А затем они сели прямо на пол перед камином и стали пить вино. Разговаривали, смеялись. А потом Ромейн включила радио. Отыскав какую-то испанскую станцию, она медленно разделась и, оставшись лишь в бледно-лиловой, тонкой ночной рубашке, начала исполнять перед ним сальсу. Делала она это так естественно и сексуально, что он просто не мог оторвать от нее глаз, позабыв обо всем другом на свете.

Ромейн была действительно одаренной танцовщицей, которая любила мир танцев, но ненавидела бизнес танцев. Ей нравилось смотреть на цыганок и бродвейских танцоров, которые устраивали представления, когда им хотелось, а в основном жили нормальной жизнью. Ромейн ненавидела дисциплину, просмотры и отказы, из которых, казалось, только и состоял шоу-бизнес. Все, что она хотела делать, – это танцевать.

За несколько недель знакомства с Деккером она узнала о нем только то, что он является инструктором по карате и занимается с учениками в доджо, которое располагалось недалеко от «Линкольн Центра», где и ее танцевальная студия.

Деккер держал от нее в секрете свою настоящую профессию. А теперь ему казалось, что уже поздно говорить Ромейн правду, даже если бы он и хотел этого. Он боялся разрыва. Мир полицейских был очень узким, корпоративным и опасным. Немногие женщины отваживались быть частью его. Марла пыталась изо всех сил, но безуспешно.

Танец Ромейн «завел» Деккера, и она отлично это знала и видела. Огонь из камина бросал на нее причудливые блики оранжевого оттенка и тени. Поворачиваясь в этих отблесках, она расстегнула бюстгальтер и открыла ему свои полные, покачивающиеся в ритм движениям тела груди. Прежде чем он успел схватить ее, она со смехом увернулась.

Деккер подался за ней, не вставая в пола. Он схватил ее за лодыжки, – чтобы не упасть, ей пришлось опуститься на пол, – и притянул к себе. Он зарыл свое лицо в ее грудях, увлажняя нежную кожу своим языком. Ромейн зажала в зубах мочку его уха, затем принялась ласкать ее быстрыми и легкими движениями. Ее язык пробуждал в нем пожар, подогревал страсть такого накала, что он даже не знал, удастся ли ему ее полностью удовлетворить?

– Дай мне, – прошептала она.

Она всегда любила сама раздевать его. Делала это медленно и терпеливо. Когда они оба были обнажены, она потянула его на себя. Балансируя на руках и коленях, он поместил свой член меж ее грудей. Она дрожала, тихонько постанывала и изо всех сил руками сжимала себе груди вокруг его разгоряченной плоти. Деккер ритмично двигался вперед-назад и каждый раз, когда его член оказывался вблизи ее лица, она жадно проводила по его головке языком.

Прикосновения ее язычка отдавались во всем его теле электрическими разрядами. Весь отдаваясь страсти, он продолжал ритмично двигаться вдоль ее грудей, пока не почувствовал, как она внезапно обхватила руками его ягодицы. Длинные ногти на ее руках впились в его тело. Ромейн притянула его к себе ближе. Пока его член не оказался возле самого ее рта. Затем они перекатились к самому камину, где она проглотила Деккера. Да с такой жадностью и так глубоко, что он почти сразу же кончил. Она держала его крепко и, когда он подался было назад, не отпустила его. Со стоном страсти приняла внутрь себя все его семя. Вибрации ее горла передавались через его член всему телу. Затем ее язык еще раз пробежался по его обмякшей, набухшей плоти, и это было самыми сладкими мгновениями в его жизни. Он вкусил самое ядро плода любви и в изнеможении закрыл глаза.

Он лег на спину, чувствуя опустошение. Дрова трещали в камине, огонь подбирался к его телу, грея все больше. Но он знал, что не сдвинется в ближайшие минуты с места, даже если его жизни будет угрожать опасность.

Но все это было только началом. Лишь через несколько часов они пошли в спальню, где Деккером вновь охватило страстное желание. Он набросился на нее с жадностью и в последующее время она испытала столько оргазмов, сколько он и не надеялся ей подарить. Впрочем, нет ничего невозможного, если ты живешь без греха и веришь в силу молитвы, постоянно напоминал он себе.

Прежде чем заснуть, она прошептала ему на ухо:

– Я люблю тебя, Манни. Ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю. У тебя все так красиво получается. Ты единственный мужчина, в обществе которого мне всегда хорошо и весело. Это говорит о том, что тебе не наплевать на меня. Когда я с тобой, то чувствую себя в безопасности. Не знаю почему... И вовсе не из-за твоего карате. Просто... Просто мне хорошо, и сейчас это очень много для меня значит.

Она коснулась кончиками пальцев его губ.

– Не бойся. Я не требую от тебя, чтобы ты меня любил. Я скажу даже, что тебе не обязательно быть добрым на самом деле. Делай вид, что ты добрый, это все, что мне надо.

Для Деккера наступили самые неловкие минуты всей ночи. Это было время, когда ему напоминали о том, что он неискренен, что он кое-что скрывает от нее, притворяется тем, кем не является в действительности. Это было тяжкое ощущение.

Внутренний голос подсказывал ему, что придет день, когда он будет разоблачен. И больше всего от этого пострадает не он сам, а красивая, доверчивая Ромейн.

Он не любил ее. Хотя притворяться добрым, пожалуй, мог.

* * *

Уже рассвело, когда он покинул парк и по западной его оконечности, пересекая пустынные улицы, побежал в свое доджо, которое находилось на Шестьдесят Второй Западной. Достав ключи, он вошел внутрь, плотно закрыл за собой дверь и включил свет.

Доджо, когда-то было крохотной шляпной фабрикой. Зал представлял собой просторную комнату с высокими потолками, лакированным деревянным полом, зеркальной стеной и окнами, которые выходили на Линкольн Центр и Бродвей.

Деккер глубоко вздохнул и понял, что теперь он наконец почувствовал себя дома.

Зайдя в раздевалку для инструкторов, он разделся, обтерся полотенцем и забинтовал эластичным бинтом поврежденное колено. Затем он облачился в один из двух хранившихся в его шкафу ги, вышел из раздевалки и остановился в центре тренировочного зала. Склонился в традиционном поклоне, перенеся всю тяжесть на здоровую ногу, а поврежденное колено повернув чуть в сторону.

Затем он прошел к большому фотографическому снимку, забранному в рамку, и низко поклонился ему. На фотографии был изображен Гичин Фуникоши, седовласый японец, взгляд которого излучал достоинство и силу. Фуникоши был основателем современного карате, человеком, который систематизировал все древние формы боевых искусств и перевел свой труд с родного окинавского наречия на японский язык.

Вернувшись в центр зала, Деккер около пяти минут неподвижно сидел на полу, закрыв глаза. Он занимался медитацией. Когда его сознание успокоилось и очистилось от всего постороннего, он открыл глаза, повернулся в сторону фотографии и еще раз поклонился старику.

Он начал с тридцати минут упражнений на растяжку мышц. Сначала совершил несколько вращении шеей, которые, словно стальные обручи, спускались все ниже, передаваясь верхней части тела, позвоночнику, рукам и ногам. Затем он стал медленно расставлять ноги и в конце концов опустился на пол в великолепном шпагате. Пружинил в этой позиции не меньше минуты, потом поднялся и стал поочередно рывками поднимать ноги перед собой, разрабатывая сухожилия и мышцы икр и ляжек. При этом нагрузка давалась и на мышцы, окружавшие позвоночный столб. После этого он несколько раз наклонился туловищем вправо, влево, затем стал совершать им медленные, широкие вращения. Встряхнув для расслабления кистями рук и ступнями ног, он стал производить быстрые и высокие удары ногами. Сначала вперед, потом вбок и, наконец, назад.

Все, согрелся.

В течение следующего получаса он работал над ката, выбрав для упражнения но ката омоте, спарринговые ката, то есть форму, применяемую индивидуально. В японском стиле эта техника была очень агрессивной и мощной. Никаких уверток, никаких окончаний. Одно движение перетекало в другое, в результате энергия бойца обрушивалась на воображаемого противника.

Бой с тенью он начал неторопливо, медленно, вначале четко представив перед собой врага, который не желал никаких компромиссов и стремился отнять у Деккера жизнь. Он занял переднюю стойку, сделал шаг вперед правой ногой и правой же рукой нанес прямой удар врагу в живот. Убрав ногу назад и вернувшись в исходное положение, он затем вынес вперед левую ногу и нанес удар левой рукой. Затем он в такой же последовательности произвел удары в грудь и лицо. Сначала правой рукой, затем левой. После этого он сделал все наоборот. Выступал вперед правой ногой, а удар наносил левой рукой, повторяя движения левой ногой и правой рукой.

Потом Деккер стал отрабатывать технику различных блоков, защищая то нижнюю часть тела, то пояс в районе талии, грудную клетку и, наконец, лицо.

Повторив всю последовательность дважды медленно, он стал делать то же самое только уже быстрее. Постепенно темп наращивался. Делая упражнения в четвертый раз, он стал каждое свое движение сопровождать кияи, боевым криком. Достигнув наивысшей скорости выполнения всего комплекса ката, он повторил его дважды, неустанно продолжая «вышибать» лишние секунды и доли секунд из своих движений. Кияи звучал все громче и громче. Деккер отдавал упражнениям все больше и больше самого себя, своего сознания и духа. Удар, блок, контрудар. Удар, блок, контрудар...

Закончив с этим, он потянулся, расслабился, а уже через полминуты начал выполнение базовых ударов ногами. Перед собой, вбок, назад, с разворота. Каждый раз он начинал медленно, но повторял удар со все возрастающей скоростью, ритмом, динамичностью.

Наконец, от напряжения на нем уже затрещал ги, и на пол закапал пот.

За окнами взошло солнце. Оно наполнило доджо длинными лучами света, отбросило по углам причудливые тени, а на пол упало золотыми, квадратными пятнами. Деккер, согретый, целеустремленный, «посвященный», почувствовал на своем разгоряченном теле ласкающие прикосновения светила, окутался этим теплым туманом и продолжал тренировку.

Он подошел к зеркальной стене, которая была справа от входа. Вместо техники ударов кулаками и ребрами ладоней, сегодня он практиковался в эмпи, локтевых ударах. Атаковал вперед, вверх, в стороны от себя, назад. Левый локоть, затем правый. Удары совершались из различных стоек и в различных вариантах.

Теперь против него боролся еще один враг, помимо «теневого». Этот второй враг был внутри него. Это была усталость, голод, желание бросить упражнения. Но он знал, что одолеет и этого врага, как одолевал его раньше.

Глянув в зеркало, он подивился красоте своих движений. Они были ритмичными, четкими, отточенными от начала до концовки. Руки его и ноги двигались словно по каким-то причудливым желобкам, находя чистый и эффективный путь в невидимом лабиринте. Он все больше и больше погружался в состояние боевого экстаза, отдавал своим ударам не только силу мышц, но и все свое сознание, весь свой дух... Пока пот не потек со лба ручьями и не ослепил его, пока руки не заныли от перенапряжения, а в поврежденном колене не появилась тревожная пульсация.

Когда особый внутренний голос, который пробуждался к жизни исключительно в доджо, сказал ему, что он уже больше не может, Деккер остановился.

В течение нескольких минут он расслабленно гулял по доджо, остывая от горячки упражнений, восстанавливая зарвавшееся дыхание, чувствуя удовлетворяющую его ломоту в натруженных мышцах и позволяя своему сознанию вернуться к ощущению реального мира.

Тут зазвонил телефон.

Деккера словно ударили молотком по затылку. Он резко остановился. Даже если бы в зале вместо звонка раздался орудийный залп, и то это не так бы встряхнуло его.

Телефон продолжал звонить, не успокаиваясь. Деккер смотрел в ту сторону, откуда раздавались эти настойчивые, раздражающие звуки, и думал. Никто и никогда не звонил ему сюда. Даже из департамента. Даже в экстренных случаях.

Разозленный Деккер решительно направился за загородку, где было два письменных стола, ящики для бумаг и папок, значки, спортивные призы, фотографии и доски объявлений.

Деккер никому не разрешал звонить ему сюда.

Звонок все не умолкал. Он резко взял трубку.

– Да?

– Надеюсь, не помешал?

Ле Клер! Мать его...

Грудь Деккера вздымалась. Он не мог сейчас положиться на свой голос. Возмущение и гнев душили его. Закрыв глаза и с трудом взяв себя в руки, он наконец ответил глухо:

– Я уже заканчивал.

– Слава богу. Значит, совесть моя чиста. Насколько я понял, ваше доджо – это святое место. Как-то неловко отрывать человека разговорами, когда он обращается к Всевышнему. Ну, ладно... У меня к вам, сержант, есть пара новостей, которые нужно обсудить. Что скажете?

– Ле Клер, сегодня утром меня ждут в суде. Мы собираемся выдвинуть новое обвинение против того сутенера, который напал на зятя Канаи. Теперь уже речь идет не о простом нападении, а об убийстве. Я обязан участвовать в предварительном судебном разбирательстве, поскольку я именно тот человек, который производил его арест.

– Да, я слышал о господине Тада. Печальный случай. Соболезную его родным. Также как и семье Алана Бакстеда. Вам говорит что-нибудь это имя?

Деккер развязал свой черный пояс и повесил его на плечо.

– Канаи говорил, что это один из совладельцев «Золотого Горизонта».

– Был. Был совладельцем, дружище. Вчера ночью он окончил с чьей-то помощью свой жизненный путь в Атлантик-Сити. Более того, убийца закидал его несколькими порванными надвое пятидесятидолларовыми бумажками.

Деккер нахмурился и пожевал нижнюю губу.

– Насколько я знаю, это может означать то, что кому-то очень не понравилась жадность бедняги. Похоже, он не с теми торговался, с кем можно.

– Да, видимо, так все и есть, господин Манфред. Вы как всегда быстро ухватили суть. Мы должны перекинуться об этом случае парой слов. Ну, во-первых, мне нужно знать, что делал прошлой ночью Дориан Реймонд и где он шатался. Убийство в Атлантик-Сити – дело рук человека, знающего свое дело. Тут работал профессионал. Господин Реймонд, если вы помните, в какой-то степени ваш подопечный. От вас просили приглядывать за ним. Когда вы будете в суде?

– В половине десятого.

– Ну, допустим, пару часов вас промурыжат там...

– Боюсь, Ле Клер, вы кое-что упускаете из виду. При всем уважении к вам я должен напомнить, что сегодня мы с вами не должны встречаться. У меня очень много дел помимо забот с господином Тада, в деле которого открылись новые обстоятельства.

Ле Клер некоторое время молчал. Деккер знал, что прокурор лихорадочно придумывает, с какой стороны надавить сейчас на детектива. Наконец, он услышал в трубке его голос:

– Ну, хорошо, господин Манфред, будь по-вашему. Но я могу получить по крайней мере ответ на такой вопрос: когда я смогу ожидать вашего доклада по поводу дражайшего нашего друга Дориана Реймонда и по поводу его алиби прошлой ночью?

Собака!

Она просила хотя бы притворяться добрым... Деккер закрыл глаз и сдержанно сказал:

– Я знаю, где Дориан Реймонд был прошлой ночью.

Ле Клер молча ждал.

– В Атлантик-Сити. Он звонил оттуда своей жене. Где-то между половиной десятого и десятью часами вечера.

– Великолепно. Ага, так, так, так!.. Мне это нравится, черт возьми! Так, теперь давайте подойдем к этому с другой стороны. Как насчет того, чтобы еще раз встретиться с нашим любимцем Канаи? Спросите тихонько, не приглашала ли его вчера или сегодня утром «Мерибел Корпорейшн» явиться с денежками и выкупить свою долю в «Золотом Горизонте»?

– Канаи хоронит зятя, так что какое-то время его лучше не трогать. Похороны требуют определенного, довольно сложного ритуала, церемоний. Для японцев смерть священна. Они не относятся к ней с такой легкостью, как мы. Если Бакстеда замочили из-за «голубиного списка»...

– А это всего вероятней.

– ...Это значит, что мы тем более не должны сейчас же набрасываться на Канаи. Нужно подождать хотя бы недельку.

– Я уже не так рад, Деккер, что поручил вам вести это дело вашими методами. Я уже не так рад, что позволил совершить ту манипуляцию с «дипломатом», в котором были документы насчет «Мураками Электроникс». Вы что-то уж очень осторожны и медлительны.

– Канаи не дурак. «Дипломат» – это еще не все. Чтобы поддерживать наши контакты на, должном уровне и в дальнейшем, нам придется время от времени «подкармливать» его чем-нибудь.

– Чем же?

Ле Клер не относился к тому типу людей, которые быстро сдавались под напором оппонента.

– Информацией, – спокойно ответил Деккер. – Он чувствует уже, что с «Мерибел Корпорейшн» что-то нечисто. Он прекрасно знает, что раз полицейский начал задавать вопросы, самое время идти пересчитывать столовое серебро. Если мы получим доказательства того, что «Мерибел» – это всего лишь прикрытие для семейки Молизов, Канаи захочет, чтобы мы поделились этими новостями с ним.

– Деккер, я вам расскажу что-то вроде притчи, которая имела место, однако, в действительности. Мой дед был чернокожим священником у южных баптистов. У него было два сына. Мой отец и его брат, мой дядя. Так вот, дядя родился горбуном. Изо дня в день он слушал моего деда, когда тот говорил, что Господь все создал в природе совершенным, что мы живем в совершенном мире, ну и прочую ерунду. Однажды мой дядя спросил его: «Если все, что ты говоришь, правда, то как же я родился горбуном?» А мой дед ответил на это: «Дурачок! Ты же родился совершенным горбуном! Самым совершенным в мире!»

– Ну и что? – сказал в трубку Деккер.

– А то, сержант, что многие люди по жизни вынуждены страдать. Не всем улыбается счастье. Те, кому не повезло, живут с этим и как-то привыкают. Такая уж у них доля. Мы тут ничего не поделаем. Канаи не повезло, что он связался с этим дерьмом. Короче, если вы вздумаете разоткровенничаться с ним, то сначала обсудите это со мной, ясно?

– Ясно.

– Не обижайтесь на мой тон, дружище, – ободряюще проговорил Ле Клер. – Выше голову. Выше голову, приятель. У нас впереди длинный путь. У вас и у меня. Если мы пойдем по нему вместе, то преодолеем его скорее в два раза, чем поодиночке. Кстати, вспомнил сейчас кое-что, что может вам показаться интересным. Насчет майора Тревора Спарроухоука. ЦРУ схватило нас за яйца из-за него. Там не хотят, чтобы мы копали то, чем он занимался в Сайгоне во время войны. Нам известно, что он был у них, так сказать, нештатным агентом, за которого не несут полной ответственности, но все равно никто не хочет вспоминать то, что он там делал. Характерное свойство цэрэушников.

– Я могу рассказать вам только о том, что слышал, – сказал Деккер. – Кажется, Спарроухоук занимался для ЦРУ убийствами. Как, впрочем, и Дориан Реймонд.

– Меня это не удивляет. Нам также известно, что в Сайгоне как Спарроухоук, так и Реймонд, контактировали с неким японцем по имени Джордж Чихара. У него была дочь, с которой вы, насколько я понял, были знакомы.

– Мичи. Мы собирались пожениться. Она погибла там.

– Очень печально. – Выдержав положенные «скорбные» секунды, Ле Клер заговорил опять: – Вьетконговская ракета ударила в ее дом. Нашли только мертвые тела. Пересчитали – все оказались на месте. Я слышал, что Спарроухоук и Реймонд были свидетелями того злодейства.

Деккер, уперев ногу в край стола, стал разматывать бинты на колене.

– С ними был еще и третий. Робби Эмброуз.

– Господин Эмброуз? Да, да, точно. Говорят, он такой же каратист, как и вы. Господи, что за времена пошли? Куда ни глянь, везде одни каратисты! Жестокий мир, жестокие нравы, не правда ли? О'кей. Теперь мы узнали еще об одном игроке во всей этой интриге. Это Поль Молиз младший. Известный мафиози, который сумел извлечь прибыль из войны и частенько показывал свою рожу в Сайгоне. Итак, у нас есть мафия, ЦРУ, американские солдаты и японец, господин Чихара. Не говоря уж об одном англичанине, майоре Спарроухоуке. И все грелись у одного костерка. Поразмыслите об этом на досуге.

– А про меня забыли? Я ведь тоже там был с ними. В одно время. И всех знал.

Ле Клер хихикнул в трубку.

– Вас-то они, небось, не очень привечали, Деккер, а? И вы знали это. В этом была ваша спасительная сила. Вы били по ту сторону баррикад, а они по эту. Вы служили в морской пехоте и, если бы не ваше знакомство с Мичи Чихара, вы бы и по сей день ничего не знали бы о всех этих ребятах. Кроме разве что Робби Эмброуза. Он ведь дважды побил вас, да?

– Да.

– Деккер, вы сказали, что обо всех проделках в Сайгоне этой банды только слышали. Как думаете, почему они все оказались в одной упряжке? Что вы об этом слышали?

– Деньги. Наркотики. Взятки по вьетнамским строительным порядкам. Контрабанда алмазов. Контрабанда золота. Незаконный ввоз оружия. Обычные дела. В Сайгоне это ни для кого не являлось тайной. Каждая собака знала о том, чем они занимаются. Особенно в те сумасшедшие дни. Особенно в таком месте, как Сайгон. Это здесь все держится в секрете, как государственная тайна. Но те, кто был там тогда, все знают.

– Ага. Предположим, я еще раз обращусь в ЦРУ. Поднажму хорошенько. Употреблю все свое влияние. Используй то, что у тебя есть, тогда получишь то, что хочешь, так, кажется, в народе говорится? Думаете, получится? Кстати, как ваше колено?

– Неважно.

– Ай-яй-яй! Беда! Ну так мы с вами, значит, договорились на завтрашнее утро, да? У меня в офисе. Строго в девять тридцать, хорошо? И не обижайте миссис Реймонд, Деккер. Будьте с ней поласковее. Женщинам это нравится. Доброта города берет!

Доброта...

Деккер повесил трубку первым.

* * *

Вечером Деккер работал со своими учениками в доджо особенно много. Он хотел забыться. Очиститься от того, что вынужден был делать в отношении Ромейн. Звонок ей Дориана был на руку прежде всего Ле Клеру, который рассматривал женщину лишь как вещь, которую необходимо эффективно использовать в деле. Деккер внутренне никогда не хотел этого, но что он мог поделать?

Он забывал об этом в доджо, оттачивая технику карате.

В доджо, – это называлось «Манхэттенским Клубом Карате», – работали пять инструкторов. Четверо американцев и один японец. Двое самых старших, – Нику и Грейс Харпер обоим было около шестидесяти, – муж и жена, являлись владельцами клуба. Оба занимались боевыми искусствами на протяжении многих лет, учили, демонстрировали, теряли последние деньги. Даже в лучшие времена им еле-еле удавалось сводить концы с концами. Однако, начиная с конца семидесятых, когда интерес к восточным единоборствам резко стал возрастать, доджо впервые стало приносить доход. Вскоре Харперам уже полностью окупились их двадцатипятилетние страдания и жертвы. Они верили в это и теперь дождались.

Другими инструкторами были Люк, тридцатилетний, чернокожий школьный учитель, и восемнадцатилетний Томми, японец, черный пояс, который занимался карате с девяти лет. Деккер был лучшим бойцом и лучшим педагогом. Он не брал денег за свою инструкторскую деятельность. Работал исключительно потому что симпатизировал Нику и Грейс, а также потому что они предоставляли ему для тренировок свое доджо. Зал, располагавшийся неподалеку от «Линкольн Центра» и всего в двух кварталах от квартиры Деккера, был на втором этаже дома, в котором до этого размещалась шляпная фабрика.

Сегодня ученики проводили тренировочные спарринги в медленном темпе, чтобы лучше усвоить технику и ощутить преимущества комбинационного ведения боя. Деккер, Люк и Томми циркулировали между своими учениками, поправляли неточности, ободряюще кивали и поддерживали над всем залом свой строжайший контроль. Это было необходимо, ибо спарринги очень легко могли превратиться в обычную драку, особенно по мере того, как накалялись страсти. Наибольшую опасность олицетворяли собой новички, которые даже не подозревали, какой вред могут принести спарринг-партнеру своими «уличными» знаниями.

Как и обычно, в зале были зрители. Кто-то собирался записаться в этот клуб со временем. Другие ждали своих жен, мужей, друзей. Гости сидели на низких лавках рядом с выходом. Тихо переговаривались между собой или вовсе молчали.

Деккер мало обращал внимания на посетителей, особенно во время тренировки. Но сегодня он увидел, что взгляды всех гостей прикованы к одной женщине, которая стояла в самых дверях. Деккер остановился ровно настолько, чтобы бросить на нее взгляд и попытаться проследить, куда она смотрит. Это была миниатюрная, элегантная и красивая японка. На ней была норковая шуба «Блэк Даймонд» и меховая шапка под стать. Сапоги на ногах... За них Деккеру пришлось бы выложить всю свою месячную зарплату.

Он неохотно оторвал от нее взгляд и вернулся вниманием к залу. Перед ним было пятьдесят учеников, которые ждали от инструктора новых объяснений, новых демонстраций. Он просто не имел права отвлекаться.

Деккер опустился на корточки перед девятилетней девочкой и показал ей, как правильно сжать кулак для работы с ним в карате. Кончики пальцев крепко упереть в их основания или возможно близко к ним. Затем согнуть большой палец и накрыть им указательный и средний пальцы. Кулак есть. Теперь надо научиться его крепко сжимать.

Не поднимаясь с пола, он еще раз оглянулся на двери зала. На какую-то секунду ему показалось, что японка смотрит прямо на него. Сказать наверняка было трудно, ибо большую часть ее лица скрывали огромные темные очки. Деккер поднялся на ноги. Девочка старательно сжимала кулак и произвела им несколько ударов в пустоту, с надеждой взглянув на учителя. Он улыбнулся, потрепал ее по голове и кивнул: правильно, молодец...

Он вновь пошел по залу, останавливаясь то и дело, чтобы показать точную траекторию удара, чтобы поправить стойку, наметить рисунок спарринга. Он гулял по залу вроде бы произвольно, но всегда оставался лицом или боком к дверям, чтобы можно было беспрепятственно следить за гостьей.

Интересно...

Японка, определенно, смотрела в его сторону!

Она на несколько секунд сняла очки, видимо, чтобы лучше его рассмотреть. Когда она собралась было уже надеть их обратно, он снова стрельнул в •ее сторону взглядом. Легкая улыбка на ее губах взволновала его. Но он приказал себе не расслабляться. Если инструктор бросает своих учеников, чтобы поглазеть на посетительницу, – неважно, насколько она красива, – это настоящий позор.

Но...

Но в ней было что-то такое, что постоянно притягивало к себе его внимание, что не отпускало от себя...

Он решил поговорить с ней.

Ее взгляд за темными очками был снова обращен на Деккера. Он был в этом уверен. В следующую секунду она чуть склонила голову налево... Он вздрогнул. Теперь он не мог от нее отвернуться, даже если бы очень захотел! Потому что это неуловимое движение, то, как она склонила набок голову, напомнило ему о...

Нет, не может быть!

Он покачал головой, словно хотел отделаться от наваждения. Нет, такого просто не может быть!..

Но чем больше он говорил себе о невозможности, немыслимости этого, тем сильнее становилось ощущение...

Не думая уже ни о чем, он хлопнул Люка по плечу и бросил:

– Подмени.

Люк с улыбкой глянул в сторону дверей. Оценивающе поджал губы, затем ответил:

– Понимаю. Губа не дура.

Деккер уже шел навстречу японке, которая теперь открыто улыбалась ему. Да, ошибки быть не могло, это она... Но если это она, что же тогда случилось с ним?!

Посетители, сидевшие на лавках, глядели на сближающуюся пару с изумлением и любопытством. Что может притягивать инструктора по карате столь неудержимо к загадочной, богатой японке?

Разум Деккера затуманился. Глаза видели то, чего не могло быть. Глаза побеждали. Разум стал сдаваться. Он понимал, что грезит, но не знал, как у него так получилось... Объемно... Живо... Как в стереозале. Тут ему помогали и глаза, которые видели призрака. И сознание, которое до сих пор любило ее.

Но как можно любить мертвую?..

Он подошел к ней и протянул руки, чтобы обнять это видение и вернуться к реальности.

– Мичи?

– Манни.

Она произнесла его имя шепотом, но оно отозвалось внутри него, словно шум урагана. Ее голос потряс его до самого основания. Он уже стал бояться за свой рассудок.

Она протянула к нему руки, но он только стоял перед ней и беззвучно рыдал.

Это была Мичи. Живая.