Текст книги "Вперед, мушкетеры!(сборник)"
Автор книги: Марк Тарловский
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Кабала
Сначала я проиграл копейку, потом еще четыре… Проиграв, я решил отыграться. Это обошлось мне еще в пять копеек. Игра продолжалась в долг.
Доведя его до тридцати копеек, Петька Черенков отказался продолжать игру – как раз в тот самый момент, когда я особенно остро почувствовал близость победы.
– Отдам! – кричал я.
Но сумма была так велика, что дальнейшее увеличение делало ее призрачной. Кроме того, Петька боялся своей совести.
Домой я возвращался невеселый. Как хорошо было утром, когда я шел в школу! У порога в класс ноги вытирал, а дежурный Витька Яблочкин кричал: «Сильней три, не пущу!» Какой он все-таки хороший, этот Яблочкин. И даже после двойки за диктант все было хорошо… А теперь?.. Что же делать теперь?! Оставалось одно – ждать воскресенья, когда мне давали деньги на кино.
Придя домой, я уселся за письменный стол, достал диктант и с грустью занялся работой над ошибками. Вооружившись бритвой, я соскабливал красные пометки учителя, после чего подписывал те же исправления своей рукой. Остались какие-то три-четыре ошибки, когда позади вырос отец. Некоторое время он с интересом рассматривал мои труды, а потом спросил:
– В кинотеатрах уже идет «Броненосец Потемкин»?
– Да! – ответил я.
– Это замечательный фильм, – продолжал отец.
– Да…
Отец кивнул:
– Ты его не увидишь.
«Броненосец Потемкин»… Все завертелось перед моими глазами… «Броненосец Потемкин»… Неужели я никогда не увижу этой картины?
И только потом до меня дошло самое ужасное: я потерял единственную возможность расплатиться с Черенковым.
– Принес? – спросил он меня на следующий день.
– Забыл! – соврал я. – В понедельник обязательно принесу.
Черенков нахмурился.
– У меня тут булка, – сказал я, открывая портфель. – Хочешь?..
– Давай! Но смотри: в понедельник чтоб принес!
Теперь я все свои надежды возлагал на следующее воскресенье.
– Принес? – спросил Черенков в понедельник.
– Нет, – промямлил я. – Да ты не беспокойся… Просто я еще двум должен: одному двадцать копеек, другому пятнадцать… Но и мне должны пятьдесят копеек…
– Ну, смотри, – прошипел Черенков, – последний срок – завтра! Давай булку.
– Сейчас, сейчас…
И я поспешно протянул ему белую сдобную булку. Петька жадно вонзил в нее зубы и поморщился:
– Черствая.
На большой перемене все высыпали во двор:
– Чур, не я! Чур, не я!
– Чур, не я! – крикнул я.
– Я тебе покажу «чур, не я»! – заорал Петька. – Пошел отсюда!..
– Катись! – поддержали его дружки, Палкин и Комков.
– Да я только немножко…
– Тридцать копеек отдай сначала!
Лицо у меня запылало. Но еще унизительней было повернуться и уйти. И я стоял неподвижно и смотрел на игру. Вот Димка догнал Витьку Кошкина, а Витька догнал Саньку Сергеева, а Санька… «Ты получишь, Петька, свои тридцать копеек, – думал я. – И я снова буду свободным».
Наступил вторник, и я снова почувствовал себя уже бодрее: скоро воскресенье… Потом я вспомнил злые Петькины глаза, булку, которую он назвал черствой, и мне опять стало тоскливо. Когда перед уходом мама хотела сунуть в портфель булку, я попросил положить в нее колбасы.
На этот раз Петька не стал спрашивать про деньги. Он сразу все понял и сначала протянул руку:
– Булку!
Торопливо я открыл портфель. Скорее, скорее!.. Бери, Черенков, ешь… Десять, двадцать булок!.. Только не проси, только подожди…
Булки в портфеле не было. Я пошарил в соседнем отделении – пусто… Петька между тем переминался с ноги на ногу. Я лихорадочно рылся в книгах, перебирал тетради; я высыпал содержимое портфеля на пол и долго тряс его, похлопывая по дну. Я проверил карманы, я залез в парту…
– Где булка?! – закричал Петька.
– Тут была, – растерянно шептал я, – она с колбасой была…
Сообщение о колбасе привело Черенкова в бешенство. Он процедил:
– Теперь не обижайся.
После уроков я собрал учебники, вышел на улицу и медленно огляделся. Я давно приготовился, но все-таки вздрогнул, увидев их. Они стояли в углу, под деревом: Черенков и еще кто-то. Издали не было видно.
Я повернулся и пошел к ним в угол; я не хотел, чтобы за мной гнались.
Теперь я разглядел второго. Это был Молотков из пятого «Г», известный на всю школу своими кулачными боями.
– Вот он, – сказал Черенков, – проиграл тридцать копеек и не отдает.
– Избить надо! – устало вздохнул Молотков.
– Я тебя предупреждал, – злорадствовал Петька.
– Он тебя предупреждал? – спросил Молотков.
Я кивнул.
– Избить! – словно разрешив последние сомнения, сказал Молотков. На длинных, худых его руках свисали угловатые чернильные кулаки. Он медленно поднял один из них, с профессиональной заботливостью сжал и разжал его, что походило на смазку оружия перед боем, и сказал: – Сейчас я тебе ка-а-ак…
– Не нужно, – прошептал я, – завтра я принесу.
– Врешь! – крикнул Петька. – Ты уже сто раз обещал!..
– Быстрее! – поморщился Молотков. – Мне к двум часам у моста надо быть. Я должен там драться с Плиткиным из шестого «А».
В Петьке что-то шевельнулось.
– А если не принесешь?
– Конечно, не принесет! – воскликнул Молотков.
Я молчал.
– Он еще думает! – закричал Молотков. – Нет, ему обязательно нужно дать!
И все-таки я получил отсрочку – до завтра. Но где же взять деньги? Как быть?
После долгих мучительных раздумий я решил продать чернильницу. Буду макать на задней парте. Я долго мыл свою старую, облупленную чернильницу. Я тер ее щеткой, скоблил, обтирал; я налил в нее свежих чернил и заткнул пробкой.
Вскоре я был уже у Мишки Карпухина. Два дня назад он потерял чернильницу.
– У тебя нет чернильницы, – сказал я, – вот, бери…
– Ну что ты! – замахал руками Мишка. – Я и так обойдусь… Не нужно…
– Нужно, – сказал я, – еще как нужно! Бери! За тридцать копеек бери.
У Мишки выкатились глаза.
– Да ты что! В магазине новая девять стоит.
– Девять? – вздохнул я. – Слушай, Мишка… Купи… Она без волосков… и с пробкой… Купи за двадцать…
Мишка решительно закрутил головой.
– Стой, Мишка, – сказал я, – стой… Это очень хорошая чернильница. Со второго класса я пишу из нее. Слышишь? И никогда не отдал бы! А тебе отдам, за пятнадцать копеек.
– Нет!
Домой я пришел вечером. Теперь я знал, что мне делать. Оставалось только одно.
На кухне было тихо. С минуту я прислушивался, потом, осторожно ступая, подошел к вешалке, где висел пиджак отца и засунул руку в карман.
«Вот получу на кино и назад положу, – успокаивал я себя. – Мне много не надо… мне тридцать копеек надо…»
Я принялся лихорадочно отсчитывать: пять да пять, да еще десять…
В комнате что-то изменилось. Я дернулся, как подстреленный, – в дверях стоял отец. Монеты со звоном запрыгали по гладкому полу.
– Покатились, – прошептал я, – покатились…
Отец шагнул ко мне.
– Нет… нет… ты не думай… Я одолжить хотел…
– Так ты еще и лгун?!
– Я не лгун! – закричал я. – Я проиграл Петьке тридцать копеек! Играть нельзя! А я проиграл!.. Последний срок – завтра!.. И меня ни во что не принимают играть… И я не знаю, что мне делать!.. А в воскресенье тридцать копеек на кино… возьми себе… И я… нет, не я… я…
Отец молча смотрел на меня.
Потом он тяжело шевельнулся, вытащил руку из кармана и протянул мне тридцать копеек.
Я заплакал.
Кричите громче!
– А-лик!..
Теплое сентябрьское солнце заливает комнату. Алик стоит у стены, за высокой спинкой кровати. А со двора – дружный ребячий крик:
– А-лик!..
Алик опускает голову и понуро бредет к дверям. На крыльце толпа ребятишек. Лицо Алика бледно и серьезно.
– Я не выйду, – говорит он, – я наказан.
«Ваш сын улыбается на уроках арифметики. Примите меры!» Вот и вся история. С такой запиской далеко не уедешь.
– И надолго тебя? – сочувственно спрашивает Костя, худенький мальчик с веснушчатым лицом.
– Не знаю, – вздыхает Алик.
– Мне всегда говорят, на сколько наказывают, – продолжает Костя.
– А мы вот тут в казаки-разбойники хотели играть…
– В казаки-разбойники? – Лицо Алика вытягивается еще больше. – Это как тогда?..
– Как тогда…
Алик долго молчит, потом поднимает голову и говорит:
– Кричите… кричите громче!
Дома все по-старому. Папа в кресле, читает газету. Сгорбленный, стараясь не смотреть по сторонам, Алик пробирается за спинку кровати.
Здесь все так знакомо. И выцветшие обои с причудливым рисунком, в котором, приглядевшись, можно увидеть смешные рожицы, и сломанная плитка желтого паркета… А впереди, прямо со стены, смотрит из рамы Аленушка. Она сидит у воды, среди притихшего леса, и, когда глядишь из угла, у нее всегда особенное выражение. Очень грустное и доброе…
А-лик!..
Молодцы! Здорово кричат. Особенно Костя. Это настоящий друг. Кричат, зовут его… Они все с одного двора, и все хотят, чтобы он вышел. А он – Алик искоса смотрит на папу, – он не хочет… Ему главное – что в газетах пишут. Ладно, пускай… Он, Алик, не будет просить…
– А-лик!..
Кричите! Кричите громче!.. Пускай все слышат… Все!.. Только папа не слышит…
– Вот видишь, – говорит папа, не поднимая глаз от газеты, – все гуляют, а ты должен дома сидеть.
«Дома должен сидеть!.. – думает Алик. – Сам засадил, а теперь… Ну ладно. Я не прошу. Читай, читай свою газету».
– А кто виноват? – добавляет папа, складывая газету пополам. – Ты же сам и виноват.
«Конечно, я виноват. Кто же еще может быть виноват?.. Я всегда виноват…»
– А-лик! А-лик! А-ли-иик!.. – Кто-то захлебнулся. Последние отчаянные усилия.
– Скажи им, что не выйдешь, – строго говорит папа. – Целый час уже кричат!
Алик медленно идет к окну. Он знает, что надежды на прощение нет, и все же ему очень тяжело и горько сейчас.
Вот и окно открыто. А за окном ребята. Здесь и Костя, и Нюрка, и Петька… Эх! Если бы его выпустили!.. Он бы тоже играл в разбойников. И Нюрка бы кричала: «На помощь!..» А они похитили бы ее и мчались бы, мчались… Вот уже и ноги устали, и трудно дышать, но они все равно бы мчались. Такой это был риск!.. И, может быть, даже связали Нюрку…
Алик чуть не заплакал.
– Ребята… ребята, я не выйду, ребята…
За окном молчание. Ребята не уходят; тесно столпившись у клумбы, они словно ждут чего-то. Алик тоже не уходит. Его лицо в лучах заходящего солнца – лицо узника, заглянувшего за решетку.
– Не выйдешь? – спрашивает Костя. – Почему?
– Меня наказали!
– А ты попроси.
– Нет, – вздыхает Алик, – гуляйте без меня…
И снова продолжительная пауза. Тогда папа откладывает газету и тоже подходит к окну:
– Алик наказан и не выйдет сегодня.
– Дядя Коля, пустите его! – просит Костя.
– Дядя Коля! – подхватывает хор голосов.
– Простите! – тянет Костя. – Он больше не будет…
– Не будет! – дружно вторит хор.
– Нет, – говорит папа, – никуда он не пойдет.
Костя жалобно смотрит на него и снова вытягивает шею:
– Дядя Коля, а дядя Коля!..
– Ну, дядя Коля! – настойчиво взывает хор.
Только Юрка, босой и лохматый Юрка, молчит. Он живет где-то на другой улице и пришел издалека, чтобы поиграть в разбойников. Юрка не знает папы Алика и стесняется просить. Он, может, больше всех хочет поскорее начать игру, но молчит и лишь изредка нетерпеливо почесывает одной босой ногой другую…
– Лучше и не просите, – говорит папа решительно. – Вот когда будет вести себя хорошо, тогда другое дело…
Ребята растерянны. Над широким подоконником одиноко виднеется печальное лицо Алика.
– Дядя Коля-а-а!!
Все вздрагивают – так неожиданно врезается в тишину этот протяжный крик.
– Дядя Коля! – широко раскрыв рот, Юрка кричит хриплым, простуженным басом. Не в силах больше переносить томительного ожидания, он все-таки решился на этот отчаянный поступок. Почувствовав всеобщее внимание, Юрка морщится и ожесточенно чешет ногу.
Папа с трудом прячет улыбку. Но ребята сразу замечают ее и тоже улыбаются…
– Ха-ха-ха! – смеется Костя. – Вот это Юрка!.. Как паровоз!..
Ребята улыбаются, то и дело поглядывая на дядю Колю, подмигивают, толкают друг друга. Алик смотрит то на ребят, то на папу и тоже начинает робко улыбаться; правда, очень осторожно, чтобы папа не подумал, что и он тоже радуется.
Но лицо папы уже бесстрастно, глаза серьезны, губы поджаты.
Костя с беспокойством вертит головой.
– Дядя Коля, – повторяет он, – вот это Юрка! Да?..
Но дядя Коля неумолим: он больше не отвечает и уже протягивает руку, чтобы закрыть окно.
– Мы в разбойников будем играть! – взвизгивает Нюрка. Маленькая, растрепанная, она смотрит с изумлением и укором, словно говоря: «Теперь ты понял наконец, что Алика надо выпустить?»
– Меня дома всегда жалеют, – говорит она, – всегда!
Папа молча хмурится.
– Дядя Коля, – спрашивает Костя, – разве вам не жалко?..
У Алика, который до сих пор стойко держался, начинает дергаться подбородок. Он отворачивается и медленно, не оглядываясь, отходит от окна.
Петька, Нюра, Костя, растерянные и притихшие, смотрят на папу Алика. Никто уже не просит. Потом все поворачиваются и гуськом, неторопливо и с достоинством удаляются.
– В последний раз, – говорит папа, покашливая. – В последний… Иди!.. Но смотри, если еще раз…
Алик быстро вытирает глаза, кивает головой («Да, конечно… если еще раз…») и пулей вылетает во двор.
Папа облегченно вздыхает.
Содержание
Золотая лодка. Повесть… 5
Рассказы
Причина поражения… 47
Письмо… 53
Двойка… 59
Вперед, мушкетеры!.. 65
Гипноз… 71
Дул муссон… 74
На последнем уроке… 79
Кабала… 85
Кричите громче!.. 91
