Текст книги "Братство дороги (ЛП)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Познай себя

− Почитай отца твоего, − эхом разнеслось от престола, пока Гомст торопливо приближался по длинному черному ковру, простиравшемуся от дверей до помоста.

Гомст прошел последнюю пару придворных рыцарей и встал перед королем Анкрата. Духовенство, независимо от сана, не склоняло головы перед коронованной особой, но Гомст все равно чувствовал непреодолимое желание поклониться. Он вперился взглядом в нижнюю ступеньку, ожидая пока к нему обратятся.

− Почитай отца твоего. Это же одна из десяти заповедей, которые Бог счел необходимым высечь на каменных скрижалях, не так ли?

Лишь теперь Гомст поднял глаза на короля:

− Так, ваше величество, − он решил не добавлять «и матерь твою». Король Олидан выглядел человеком, который не слишком-то любит делить с кем-то почтение.

− У меня два сына, которым не мешало бы глубже изучить эту заповедь. − Олидан откинулся на спинку высокого трона, не развалившись, но вполне непринужденно. Железный обруч, удерживающий черную массу его волос, был инкрустирован рубинами, которые блестели в свете факелов капельками крови. Холодно-синие глаза смотрели на Гомста сверху.

− Это никому бы не помешало, ваше величество, − подавил Гомст непреходящее желание поклониться. Епископ назвал это назначение наградой за верную службу, но под тяжестью взгляда Олидана Гомсту подумалось, что это скорее наказание.

− Мой старший сын поклялся убить меня, священник. Что ты об этом думаешь, а? Какое наказание предписывает церковь за такую измену? − Не вставая с трона, король подался вперед, словно их было только двое, как в тиши исповедальни.

Гомст открыл рот в надежде, что ответ сыщется сам по себе, но этого не случилось:

− Я ... я думал, что ваши сыновья еще слишком малы, ваше величество?

− Старшему шесть. Младшему четыре.

− Послание к Коринфянам 13:11. Когда я был младенцем, то говорил, как младенец, − воздел Гомст руки. − Даже у Господа нашего было время, когда он говорил и мыслил как младенец. − Гомст чувствовал себя бредущим по лабиринту из острых лезвий. Ему не хотелось ни провалить испытание, которому его подвергали, ни нанести обиду. Олидан Анкрат не тот человек, которого можно обидеть без последствий. − Я могу ошибаться, ваше величество. Но разве может мальчик шести лет представлять реальную угрозу?

− Этот шестилетний ребенок совершил кражу из королевской сокровищницы, − поднялся с трона король. − И он не просто забрел туда через оставленную открытой по недосмотру дверь. Он спустился по стенам Высокого Замка и пролез сквозь оконную решетку, слишком узкую для взрослого человека. − Король повернулся, шаря глазами по стене сбоку от трона, затем провел пальцами вдоль выбоины в кладке. − Мой сын бросил в меня молот, который лишь на пару дюймов разминулся с моей головой... − Он остановился, словно пытаясь воссоздать в памяти этот момент. − Не укради, не убий, чти отца своего.

− Мой мальчик, Йорг, за один только день нарушил или попытался нарушить три заповеди из десяти. − Король вернулся взглядом к Гомсту. − Да, священник, я признаю, что не слишком-то представляю, что значит хороший отец. Мой собственный мало чему научил меня в этом отношении. После кражи я преподал сыну урок. Суровый урок, но необходимый. Теперь ребенок объявил мне войну. Я мог бы вышибить из него эти мысли, но ради его матери решил прибегнуть к услугам эксперта, который бы вразумил его более деликатно. Но я вас предупреждаю, отец Гомст, если к следующей встрече со мной Йорг не образумится, я буду недоволен.

Гомст сглотнул:

− Могу ли я узнать, какого рода урок вы преподали своему сыну, ваше величество?

− Око за око, как учит ваша Библия. Мальчик отнял у меня. Я отнял у него, − нахмурился король Олидан.

− Не...

− Нет, не глаз. Я убил его собаку.

* * *

В этот же вечер отец Гомст разместился в своем жилище − небольшой комнатке рядом с королевской часовней. Он также будет наставлять верующих и в церкви замка, но эта часовня предназначалась только для королевской семьи. Часовня, как и комната Гомста, была невелика, и, хотя алтарь изобиловал золотой инкрустацией, на всем лежала печать неухоженности, а скамьи покрывал толстый слой пыли.

Прежний священник, отец Хермест, двумя годами ранее пал жертвой простуды, и складывалось такое впечатление, будто посчитали, что для нравственного наставления Анкратов будет вполне достаточно одного его призрака, вплоть до недавнего прозрения короля касательно того, что религия может оказаться действительно полезной в вопросах контроля его оказавшегося таким кровожадным потомства.

После отца Херместа не осталось ничего, что свидетельствовало бы о его десятилетней службе, кроме сваленной в большом шкафу в комнате Гомста груды ладана, Библии и висевшего на стене наставления «Познай себя».

Наставление привлекло внимание Гомста, когда он, прежде чем лечь в свою узенькую кровать, направился запереть на засов дверь. Два слова. «Теmеt Nosce». Говорят, что первым их произнес Сократ, хотя после стольких лет, кто может утверждать наверняка. Сократ умер с честью, он испил свою чашу цикуты и отправился к берегам Стикса задолго до того, как девой был рожден Иисус. Познай себя. Может, это наставление и разумно для людей чести, но оно – яд для ушей простолюдина. Гомст считал, что знает себя слишком хорошо.

* * *

Утро застало Гомста дрожащим под тоненьким одеяльцем. Облачившись в рясу священника, он превратился в очередного самозванца, претендующего на божественную власть, между тем каждую минуту сознавая себя слабым, нечестивым и недостойным обманщиком.

Его утренняя трапеза прошла в большом зале в компании брата Глена, монаха из монастыря во Вью, которого пригласили после смерти отца Херместа поддерживать порядок в церкви замка, пока не прибудет замена.

− Я прислан наставлять принцев в вопросах религии. − Стряхнув с бороды крошки, Гомст потянулся за следующей булочкой. − Где я могу найти их в этот час?

− Этих двух чертенят? Вам понадобится терпение ангела, отец. И толстая розга. − Монах неприятно улыбнулся, словно представив, как бы он использовал эту розгу. − Они должны быть со своими няньками наверху, в покоях королевы, но, скорее всего, вам придется присоединиться к их поискам. Возможно, подземелья могли бы их удержать, но и в этом я не уверен.

* * *

А он оказался неплохим предсказателем, этот брат Глен. Принцев не было с их няньками, и половина стражников замка участвовала в беспорядочных поисках. Отец Гомст был вовлечен в общий процесс и бесцельно бродил по верхним этажам с гвардейцем по имени Геффен, который предположил, что мальчики позволят себя обнаружить, только когда сами того пожелают, и никак не раньше.

− Возможно, к обеду. − Геффен перевернул подушку на стуле в гостиной королевы, будто под ней мог скрываться принц Йорг. − И то, если только им не удалось стащить еды.

Спустя какое-то время Гомст улизнул от гвардейца и вернулся к лестнице, которая, как сказал Геффен, вела на крышу. С башен Высокого Замка должна была открываться неповторимая панорама Анкрата, которая бы позволила Гомсту лучше сориентироваться в расположении остальной части цитадели.

Пока все шатались по крепости в поисках сбежавших детей, никто и не помышлял мешать новому священнику исследовать замок, и Гомст отправился вверх по винтовой лестнице, которая должна была вывести его на зубчатую стену. Поднявшись всего на пару витков, он оказался перед тяжелыми железными воротами с внушительным замком. Разочарованно вздохнув, Гомст уже собрался спускаться, когда на ступеньке за воротами заметил оброненный кусочек булки. Одной ступенькой выше, и его бы уже не было видно за поворотом лестницы.

Гомст схватился за ворота. Независимо от того, насколько хорошо кошки справляются с истреблением крыс в замке, упавшая еда вряд ли будет лежать нетронутой бесконечно долго. Он потянул, ворота приоткрылись на смазанных петлях, и Гомст поднялся по лестнице.

В верхней части Высокого Замка размещались колокольня, резервуар для воды, обсерватория и три трухлявые осадные машины, названия которых отец Гомст не знал. Никаких признаков пропавших мальчиков. Сама крепость была возведена Зодчими. С тех пор как постигшая Зодчих Божья кара смела с лица земли все их великолепие вместе с цивилизацией, более поздние династии добавляли к цитадели пристройки по своему усмотрению. Именно Анкраты построили на ровной крыше зубчатые стены, которые слабо защищали от бушующего на такой высоте ветра. Прижавшись к каменной кладке, Гомст окинул взглядом весь город Крат. К югу змеилась река Сейна, серебряной нитью протянувшаяся через жилые районы. У воды возвышался Собор Богоматери, на холме − Собор Святого Сердца. На западе город окружали соляные болота и бурые просторы Топей Кена, завязнув в которых, поднимающееся море наконец останавливало свое вторжение вглубь суши.

Спустя полчаса Гомст оторвался от созерцания окрестностей, глаза слезились от ветра. Он побрел к колокольне, которая была старше стены и, вклинившись в нее, опасно нависала над фасадом главной башни. На колокольне на высоте сорока футов висел большой железный колокол. Гомст подошел к двери, вытягивая шею, чтобы осмотреть башню, упирающуюся в серое, заполненное плывущими облаками небо. Дверь − прогнивший дощатый щит − распахнулась от одного толчка. Пожав плечами, священник поднялся по расположенной за нею скрипучей деревянной лестнице.

Достигнув последней ступени, Гомст сразу увидел привязанную к лестничному столбу и переброшенную через низкий парапет веревку. Он протиснулся в открытую всем ветрам звонницу, почти все пространство которой занимал колокол. Если он качнется, то может перекинуть человека через парапет и отправить кувырком лететь на крышу крепости. Гомст осторожно добрался до места, где веревка свешивалась с парапета на фасад башни.

Ярдом ниже, обвязанный этой веревкой вокруг груди, горизонтально висел, упершись ногами о внешнюю стену, невысокий темноволосый мальчик. Он висел лицом вниз на высоте двухсот или более футов над землей перед главным входом в крепость. Голова ребенка была приподнята, как если бы он смотрел не прямо под собой, а в сторону конюшен напротив.

Гомст раздумывал, сомневаясь, стоит ли ему заговорить. Если он испугает мальчика, тот может дернуться и выскользнуть из веревочной петли.

− Я услышал тебя на лестнице, − принял за него решение мальчик.

− Что, во имя Господа, вы там делаете, принц Йорг?

− Пытаюсь убить своего отца. От своего имени, а не во имя Господа. Уильям даст сигнал, когда увидит, что он идет. Он махнет флагом, когда отец поравняется с доспехами рыцаря из Белпана, которые стоят в зале. Если в этот момент я отпущу булыжник, он должен стукнуть отца как раз, когда тот выйдет. Если ждать, пока отец появится из двери, будет слишком поздно.

Гомсту не был виден булыжник, закрытый от него телом Йорга, но он мог видеть в каком напряжении были руки мальчика, которые тот держал под собой.

− А что, вы думаете, случится, если у вас получится? Вы станете убийцей! Вы знаете, что бывает с убийцами? Вы знаете, что с ними происходит в аду?

− Я стану королем, − сохраняя спокойствие ответил Йорг, продолжая сосредоточенно глядеть на окнах конюшен в дальнем конце двора. − И сам себя помилую.

– Господь вас не помилует, Йорг!

– Короли правят божьей милостью. Я об этом читал. Если я имею право на этот трон, то Бог должен одобрить способ, каким я туда попал.

Гомст осмотрел веревку. Хватит ли у него сил вытащить мальчика наверх? Кажется, ему шесть. Но рассуждал он не как шестилетний. И выглядел намного крупнее. А что, если он начнет брыкаться, выронит камень и убьет кого-то или, еще хуже, − выскользнет и оставит Гомста, держащего в руках веревку, на которой король потом его и повесит? Он обеими руками схватился за канат.

В окне конюшен затрепетала красная тряпка, и тут Гомст изо всех сил потянул веревку. Со сдавленным криком Йорг стал подниматься, продолжая держать камень, который собирался бросить на отца. Сжимая веревку одной рукой, другой Гомст подхватил мальчика и втащил его в колокольню. Оба упали − Гомст задыхаясь, Йорг в ярости. Вскочив на ноги, мальчик поднял над головой булыжник. Гомст, который было расслабился, решив, что ребенок сохранил здравый смысл и не уронил свой снаряд, пока его тащили наверх, теперь резко сменил свое мнение.

− Кто ты? − Гнев на лице мальчика подкрепленный размерами камня в его руках лишили Гомста присутствия духа.

− Гомст! О-отец Гомст!

− Почему ты одет как священник? − нахмурился мальчик и опустил свое оружие.

− Я священник. − Голосу Гомста не доставало уверенности. Он сел и отряхнул свое одеяние. − Меня призвали наставлять вас и вашего брата.

− Чтобы спасти наши души? − Йорг, казалось, был не в восторге. Он опустил камень и сел на стену, спиной к зияющей внизу пустоте.

− Я только что спас вас от убийства вашего отца. Если бы вы бросили этот камень и промахнулись, то в лучшем случае вас бы отослали в монастырь. Возможно, на какой-нибудь пустынной скале. Вы этого хотите?

− Я бы не промахнулся, − нахмурился Йорг. − Но жить в захолустье, в окружении монахов, не слишком весело. Уильям и без того невыносим. − Йорг пронзил Гомста сердитым взглядом. − Он не обрадуется, что вы меня остановили.

− Ему четыре! Завтра он все забудет.

Гомст поднялся на ноги и, возвысившись над ребенком, почувствовал себя увереннее.

− Только не Уильям, − покачал головой Йорг. − Он не отступит. Отец убил нашу собаку. Теперь мы должны убить его.

− И как это поможет? Вернет собаку? − Гомст направился к лестнице, надеясь вывести Йорга из башни или по крайней мере увести его от стены. От одного вида балансирующего на ветру принца Гомсту сделалось дурно. − Лучше от этого вам не станет. Вам может показаться, что станет, но это не так. Мне отмщение, говорит Господь. Месть − это промысел Божий, Йорг. Не потому, что он ее алчет, а потому, что избавляет нас от нее. Приняв на себя зло, которое снедает тех, кто пытается ему следовать. − Гомст покачал головой. − Убийство собственного отца. Я снова спрашиваю: чем бы это помогло?

Йорг спрыгнул на пол колокольни:

− Он бы перестал убивать собак.

− А вы бы могли перестать воровать, − попытался сменить тактику Гомст. Вина была излюбленным оружием епископа, и хотя Гомст признавал ее действенность, используя ее, он всегда чувствовал себя лицемерным. − Разве не этот грех побудил вашего отца к ответным действиям?

Нахмурившись, мальчик опустил глаза. В руке он держал извлеченный из кармана пучок коричневатого меха, перевязанный золотой проволокой.

− Я не без греха. Но не я первый бросил этот камень…

− Ваш отец преподал вам урок о том, что является правильным, а что нет, принц. Жестокий урок, но уроки королей нередко бывают жестоки. Король понимает, что придет день, когда его трон достанется вам, и, если вы будете недостаточно сильны, чтобы его удержать, его могут у вас отнять... − Гомст вложил в эти слова убежденность, которой на самом деле давно не испытывал, так он произносил проповеди, давно переставшие нести для него какой-либо смысл. Чтобы уберечь ребенка от беды, он должен был придать действиям монстра какой-то разумный смысл. Мысленно он пожал плечами. Гомсту доводилось произносить и большую ложь по более ничтожным поводам. Едва ли в Римской церкви в эти дни можно возвыситься, не имея гибкого языка.

− Если вы убьете своего отца, это ляжет пятном на вашу душу на всю жизнь, Йорг. А ваша мать? Сделает ли это ее счастливой? Как она будет смотреть на вас после этого?

Гомст не был посвящен в детали брака королевы Роуэн, но подозревал, что ее отношения с королем Олиданом были такой же загадкой и для молодого Йорга. Взаимоотношения между родителями тяжелы для понимания любого ребенка.

− Тогда Уильям сам это сделает, − нахмурился Йорг.

− Ему четыре! − всплеснул руками Гомст. − Придворные рыцари Олидана просто отмахнутся от четырехлетнего ребенка!

− Ему не всегда будет четыре, − ответил Йорг.

Гомст уставился на стоявшего перед ним мальчика, который прожил в этом мире всего шесть лет, выглядел ближе к девяти, а говорил, будто ему двенадцать.

− Он такой же, как вы? Этот ваш брат?

− Хуже.

И Йорг двинулся вниз по ступенькам.

* * *

В тот же вечер Гомст познакомился с Уильямом. Он вернул Йорга охранникам замка, а через час и сбежавший младший принц был обнаружен и возвращен на попечение нянек − четырех сурового вида женщин со строгими лицами. Та, которая открыла дверь на стук Гомста, казалось, была вся измотана от того, что ей приходилось следить, чтобы два маленьких мальчика находились там, где им положено быть.

− Принц Йорг! Принц Уильям! Это ваш новый священник. Он хочет вас видеть.

Златокудрый, похожий на ангелочка Уильям плелся за темноволосым братом, вышедшим представиться. Гомст опустился на колени, чтобы быть на одном уровне с мальчиком. Увидев этого ребенка собственными глазами, он не мог поверить в то, что говорил о нем Йорг.

− Отец Гомст, − кивнул Йорг и отошел в сторону, открывая Уильяма, который стоял, сжимая тряпичную куклу, хотя тряпки были из атласа и бархата.

− Принц Йорг, рад вас видеть. Принц Уильям, приятно с вами познакомиться. − Гомст бросил в сторону Йорга быстрый недоверчивый взгляд.

В ответ Йорг выхватил из рук Уильяма тряпичную куклу и оторвал ей голову, обнажив содержимое − блеснувшее среди атласа лезвие штыка.

− О нет, принц Уильям! − Нянька быстро выхватила у Йорга куклу. − Только не снова! − Вынув из игрушки шестидюймовый штык, она положила его в карман фартука. Раздавшееся оттуда звяканье металла о металл давало основания предполагать, что там уже скопилась внушительная коллекция похожего инвентаря.

Гомст вновь повернулся к Уильяму и нахмурился:

− Разве Йорг не объяснил вам, как нехорошо причинять вред собственному отцу? Он не рассказывал вам об уроке, который получил?

− Отец убил мою собаку, − сердито нахмурил брови мальчик.

− Я рассказывал ему, − произнес Йорг. − Он не послушает. Он сказал, что урок нужен был мне, а собаку потерял он.

− Понимаю... − потер подбородок Гомст, обнаружив, что не имеет желания оставлять мальчика вне поля своего зрения. Не следовало подставлять другую щеку свирепому младенцу с талантом прятать на себе острые предметы.

− Я сказал, что он не станет королем, даже если убьет отца, − сообщил Йорг. − Думаю, от этого он еще больше разозлился.

− Я стану королем! − метнул на Йорга взгляд Уильям.

− Это я стану королем, и не только этого замка! − встретил его взгляд готовый к бою Йорг. − Королем всего мира!

Гомст поднялся на ноги:

− М-да, не сработало. Пойдемте со мной, оба.

Отодвинув нянек с дороги, Гомст повел принцев из их покоев вниз по лестнице, через следующий этаж, на другую ведущую вниз лестницу, потом еще ниже.

− Куда мы идем? − дернул Гомста за рясу Йорг.

− В подземелья.

− Не хочу подземелья, хочу Джастиса[5]5
  Justice − в переводе с англ. справедливость, правосудие.


[Закрыть]! − остановился Уильям как вкопанный.

− Джастис? Я не... − нахмурился Гомст.

− Наша собака, Джастис, − сказал Йорг.

− Ну-у, – Гомст подумывал было соврать, но решил ограничиться уверткой. − Ну, мы собираемся туда, где покоятся мертвые.

Оба мальчика последовали за ним без дальнейших вопросов. Гомст обнаружил схему катакомб на карте, засунутой в Библию его предшественника. Отец Хермест обозначил на ней имена тех, кто покоится в уже занятых склепах, а также камеры, предназначенные для ныне живущих членов семьи.

В подвалах они миновали кухни, где толстый повар в запорошенном мукой фартуке помахал принцам, не оказывая им ни доли надлежащего почтения.

− Это Дрейн, − сказал Йорг. − Он дает нам печенье.

− Ну, он не имеет права этого делать.

Гомст отыскал путь вниз, в винные погреба, куда открыл дверь ключом, полученным от брата Гленна вместе с советом, что щедрые запасы анкратского красного помогут справиться со стрессом, вызванным заботами о душах принцев. Гомст взял с собой фонарь и теперь поднял фитиль, усилив пламя, чтобы осветить путь.

Их путь пролегал по заставленным бочками проходам и в конечном итоге привел к еще одной лестнице вниз. В подземелье они вошли через дверной проем, облицованный досками красного дерева. Судя по железной раме, здесь когда-то была установлена весьма внушительная дверь, но от нее не осталось никаких следов.

− Вы чувствуете их запах? − принюхался Йорг.

− Чей? − спросил Уильям.

− Мертвецов! − произнес принц дрожащим голосом, как делают, рассказывая истории о призраках и упырях.

Поразительно длинный коридор и несколько поворотов наконец привели их к склепам, в которых Анкраты пережидали вечность. Ни один из них еще не прождал особенно долго. Гомст провел детей мимо полудюжины камер в конец длинного склепа, где на черном мраморном саркофаге было с пугающей четкостью вырезано подобие закованного в латы скелета человека, который покоился внутри.

− А это, мои принцы, место последнего упокоения вашего прапрадеда Кейна Анкрата, отобравшего эти земли и этот замок у Дома Ор. Он умер в возрасте сорока девяти лет.

Принцы подошли ближе. Прежде чем Гомст смог возразить, Йорг уже забрался на крышку и встал на каменный барельеф скелета.

− Принц Йорг! Вряд ли это прилично!

Проигнорировав Гомста, Йорг опустил руку и, схватив протянутую ладошку Уильяма, с криком «Малыш!» поднял его к себе.

Гомст поправил свое облачение и поднял фонарь, чтобы мальчикам было лучше видно.

− Итак, вы знаете, где эти последние сто четырнадцать лет покоились кости Кейна Анкрата... но где была его душа?

Уильям пожал плечами.

− Вон там? − указал Йорг на соседний гроб, крышка которого изображала стройную королеву.

− В раю! − поднял было Гомст руку для подзатыльника, но, вовремя вспомнив, что затылок принадлежит принцу, опустил. − В раю веселится с ангелами и вкушает амброзию.

− А где бы он был, если бы убил своего отца − неважно по какой причине?

Мальчики молча поглядели на него прищурившись.

− Он бы провел эти годы в муках, в адском пламени! − Гомст подсветил лицо снизу, придавая ему демонический образ. Он отвадит Уильяма Анкрата от греха, прежде чем ребенок слишком повзрослеет, чтобы его можно было спасти. − Горел бы в Геенне огненной, не имея и надежды на избавление. Вот, мальчики, почему необходимо повиноваться Господу во всем и отвергнуть грех. − Он пристально посмотрел на Йорга, надеясь обрести союзника. − А что есть самый большой грех?

− Блудить с верблюдами? − нахмурился Йорг.

− Нет! А где это вы такое слышали? − Опять Гомсту пришлось на полпути опустить занесенную для затрещины руку.

− Это было в Библии, − плотно сжал челюсти Йорг. С вызовом.

Гомст метнул на Уильяма свирепый взгляд:

− Величайшим грехом является убийство своего отца.

− А верблюды? − не унимался Уильям.

Рука Гомста приняла решение за него. Он шлепнул младшего принца по затылку, достаточно крепко, чтобы свалить его с гроба. Мгновение спустя, стащив Йорга с его прапрадеда, он зашагал прочь, потянув мальчика за собой.

− Это для его же блага! Нужно вселить в него хоть немного страха. Даже не знаю, что король Олидан сделает с ребенком, если увидит, что тот пришел к нему со штыком. Но сделает он намного хуже, чем это! Ваш отец не настолько великодушен!

Йорг семенил следом, даже не пытаясь высвободить руку.

Гомст оглянулся. Он увидел, что принц Уильям сидит в сгущающихся тенях у основания гроба и потирает затылок.

− Ваш брат очень скоро последует за нами, − сказал Гомст. − Он не останется в темноте.

Но его уверенность поколебалась, когда, достигнув дальнего конца склепа, они так и не услышали звуков отчаяния или преследования. Гомст повернулся, но не увидел ничего, кроме темноты.

− Он видит наш свет, − сказал Йорг.

Гомст колебался, его охватило беспокойство, пальцы, которыми он ударил мальчика, до сих пор саднило. Оставшись один в темноте, любой нормальный ребенок уже рыдая бежал бы за ними, напуганный. Он стиснул зубы и, зайдя за угол, направился дальше по длинному коридору. Пройдя пятьдесят ярдов, Гомст остановился.

− Подождем здесь.

− Не нужно было его бить, − сказал Йорг. − Теперь вы стали его врагом.

− Это для его же блага, − огрызнулся Гомст, раздраженный тем, что вынужден объяснять свои действия ребенку.

− Но не для вашего. − Свет фонаря придал лицу Йорга зловещий оттенок. Гомст не ожидал увидеть подобное выражение на лице шестилетнего ребенка. − Теперь вы и мой враг тоже.

− Я? − вскинулся Гомст. − Почему, во имя Господа?

− Вы ударили моего брата, − с этими словами Йорг сел, прислонившись спиной к стене, и больше ничего не сказал.

* * *

Тянувшиеся секунды складывались в минуты, а определить количество прошедших минут отец Гомст затруднялся. Пожалев ноги, он присел рядом с Йоргом. Его мысли носились по кругу − объяснение, которое он предложит королю, если что-то пойдет не так, дорога, которой он сбежит из Анкрата, собор, в котором будет искать убежище... А в центре этого круга находился образ маленького белокурого ребенка, одиноко лежащего в темноте в расплывающейся луже крови.

− Он, должно быть, ушибся!

− Нет, − отозвался Йорг. − Я видел, как он встал.

Гомст снова открыл рот, но ничего не сказал. Стены, казалось, давили со всех сторон. Сырой воздух недостаточно насыщал легкие. Их обступала темнота, полная призраков − не Анкратов, безмолвных в своих могилах, но тех неугомонных орд, которые пали под их мечами.

Наконец, когда пламя фонаря начало мерцать, Гомст встал:

− Мы должны вернуться.

− Он победил, − сказал Йорг.

Гомст склонил голову. Это была правда:

− Я священник, − сказал он, − результаты наших усилий проявляются через годы.

Они вернулись той же дорогой, свернули за угол, прошли вдоль склепа, мимо пустых арочных входов в камеры, где покоились остальные Анкраты, мимо камер, где однажды обретут свой вечный покой король Олидан и королева Роуэн.

Мерцающий свет фонаря выхватил из темноты ребенка, сидящего на четвереньках в позе упыря на черных костях скелета Кейна Анкрата. Уильям медленно, словно собираясь явить лицо ночного монстра, а не херувима, поднял к ним голову.

− Мне здесь нравится, − сказал он.

− Время возвращаться, принц Уильям, − протянул руку отец Гомст.

− Если Йорг будет королем всех людей наверху... я мог бы быть королем всех мертвых, − сказал Уильям. − Тогда бы мне не пришлось его убивать, чтобы стать королем. И мы оба могли бы быть королями.

Гомст понял, что его протянутая рука дрожит. В мальчике была такая уверенность, словно его глазами смотрел какой-то очень древний дух.

− У мертвых нет короля, Уильям. Пойдем с нами.

− Так вот почему отец убил Джастиса? − спросил Уильям. − Он послал его вперед, чтобы он ждал меня там? Ждал, чтобы помогать мне?

Гомст почувствовал на своих плечах груз тяжелее, чем взгляд Олидана, тяжелее, чем Высокий Замок, возвышающийся над ним на сотню футов. Простая ложь. Простая ложь, чтобы спасти мальчика от гнева отца.

− Верно? − спросил Уильям.

− Да.

И Гомст увел мальчиков из темноты.

− Вы солгали, − прошептал Йорг на лестнице, когда Уильям отстал.

Гомст ничего не ответил. Ложь нежна и услужлива. Правда сурова и полна острых углов. Она редко кому помогает. Иисус сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Но в Высоком Замке имел значение только один отец, и это был не Гомст и не Господь.

Гомст знал себя достаточно хорошо. И истина была в том, что ложь − это единственное, что могло его спасти.

Примечание. Я показал вам отца Гомста глазами Йорга, и хотя, повзрослев, Йорг научился видеть глубже, мы никогда по-настоящему не исследовали этого человека. Я никогда не думал о Гомсте как о герое или злодее, хотя, конечно, юный Йорг видел его в нелестном свете. Меня заинтересовала идея слабовольного человека, наделенного неограниченной властью, и Гомст является таким примером. Человек со множеством недостатков, обычный человек с довольно добрым сердцем и должностью, представляющей абсолютную власть... Люди часто спрашивают меня, вижу ли я себя скорее Йоргом или Джаланом (из моей трилогии «Война Красной Королевы»). Иногда мне кажется, что как автор, обладающий в своих выдуманных мирах абсолютной властью... я больше всего похож на Гомста!