Текст книги "Мокруха"

Автор книги: Марк Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

5

Боб валялся на кушетке перед телевизором в классической позе среднего американца; просторная футболка задралась, оголив полоску волос у пупка, босые ноги свисают через край, голову подпирают две скомканные подушки. Вообще-то он был недурен собой – не писаный красавец, но, по любимому определению Моры, в меру привлекательный. Правильные, симметрично расположенные глаза, ничем не выдающийся нос. Бородка скрывала сильный подбородок вместе с ямочкой, однако, как считал Боб, эта потеря компенсировалась тем, что волосяной покров подчеркивал губы. Он знал, что при его довольно заурядной внешности губы отличались необычайной чувственностью.

Боб отхлебнул пива и слегка переменил позу, устраиваясь поудобнее.

Кушетка была застелена грубым покрывалом типа марокканской дерюги, которое Боб называл «простыней из-под хиппи», поскольку очень часто разговоры на нем заходили о гашише и Амстердаме. Это покрывало и все остальное в квартире, Боб приобрел с рыночных лотков старьевщиков и в магазинах подержанных вещей. Оно пришлось ему по вкусу именно тем, что не гармонировало ни с одним предметом обстановки – ни с серебристо-розовыми виниловыми креслами из салона красоты, ни с мексиканским кофейным столиком из резного дерева с кафельной поверхностью, ни с китайскими пейзажами на черном бархате.

Боб наслаждался эклектическим духом своего жилища. Дома он ощущал себя художником.

Хотя телевизор был включен, Боб не обращал на него внимания. Он разглядывал полароидную карточку и сам не понимал, не мог с точностью определить или описать словами, что влекло его с такой неодолимой силой к изображению женщины на татуировке. Во всяком случае, не тот интерес, какой он испытывал к обычной графической порнографии, к откровенным фоткам глазастых юных красоток, готовых трахаться во все дыры. Возможно, притягивала именно простота рисунка, отсутствие глянца и цветных оттенков. Боб не знал наверняка, но только очертания женского тела по-настоящему возбуждали его своею непостижимой истинностью и даже, как ему казалось, живостью. Он просто вспыхивал, как до предела накачанная паяльная лампа!

Из состояния транса его вывел скрежет ключа в замке. Вошла Мора, бросила на стол связку ключей и сказала с порога:

– Мне необходимо позаниматься йогой.

Боб сел на кушетке.

– Может, хочешь выпить?

– Боб, я стараюсь очистить свой организм, а не отравить его еще больше.

Он опрокинул в себя остатки пива и понимающе кивнул. Антиокислители, шлаковыводители, герба-вита-оздоровители… Боб знал, чем занимается на работе Мора, и с терпимостью относился к ее бзикам. Он вообще считал себя очень покладистым человеком.

– Паршивый день выдался?

– Наверно, мне следовало стать врачом; может быть, тогда они бы слушались меня, а не ждали, чтобы я вместо них драчила им члены. Ведь ты бы не стал просить врача подрачить тебе член?

– Хм… Может, и попросил бы, если б врач был похож на тебя.

Мора угрюмо промолчала, удалилась на кухню и стала просматривать сегодняшнюю почту.

Боб встал с кушетки и пошел вслед за ней. Он обнял Мору сзади одной рукой и поцеловал ее в шею.

– Это тебе комплимент.

– Не сейчас.

– Почему?

– Потому что я ухожу на занятия йогой.

Боб разочарованно поплелся к холодильнику, достал себе новую бутылку пива, с шипением открыл и сделал большой глоток. Потом устремил взгляд на Мору – тонкая фигурка, красивое личико, уверенная осанка. Он любил ее. Или, точнее, любил отдельные части ее тела, ее личности. По его убеждению, некоторые составляющие Моры просто не имели себе равных на всем белом свете. Например, груди или обалденное чувство юмора – если, конечно, у нее хорошее настроение. Или вот еще язык. Подбородок. Ушки. Стройные ножки с маленькими ступнями. Боб мог подолгу мысленно разбирать ее на желанные и лишние кусочки, наделяя их, по мере измельчения, все более подробными спецификациями. Расчленяя Мору… Отличное название для кинофильма!

– Мора, мне, правда, очень хочется!

– А мне, правда, очень не хочется!

– Ну, пожалуйста!

– Если невтерпеж, сходи и подрачи!

Боб презрительно фыркнул. Он слышит это уже не впервые. Будто мастурбация – решение проблемы!

– К твоему сведению, есть мужики, которым нравится заниматься любовью с живым и теплым женским телом!

– Hичего не поделаешь, данное женское тело сейчас отправится на занятия йогой, а тебе, если приспичило спустить, придется сделать это самому!

– Зачем же, я могу прийти к тебе на прием!

– Не можешь, у тебя нет денег, а твоя медицинская страховка не покрывает такого рода обслуживание!

Боб удивился.

– У тебя есть клиенты по страховке?

– Конечно! Я же оказываю медицинскую помощь!

Боб ошеломленно кивнул.

– А ты думал, я содержу что-то вроде массажного салона? За тридцать долларов драчу члены всем желающим?

– Да нет, я… я просто не знал, что ты принимаешь клиентов по страховке, вот и все!

– А ты вообще обо мне ничего не знаешь! И все потому, что моя жизнь для тебя не представляет никакого интереса!

Боб перешел в оборону и громко воскликнул, срываясь на фальцет:

– Это неправда! И вообще, я только попросил тебя заняться со мной сексом!

Мора посмотрела на него, удивленно подняв брови. Боб стоял, будто в боевой готовности, переминаясь с ноги на ногу. Он ждал взрыва вулканического характера Моры. Такое происходило уже не раз – ее голос меняется, кровь приливает к лицу, дыхание учащается, и начинается крик, иногда со швырянием предметов обстановки. Боб нарочно расслабился, как пальма, податливо гнущаяся под порывами ураганного ветра. Усилием воли Мора заставила себя сдержаться.

– У меня нет времени на выяснение отношений!

С этими словами она направилась в спальню, на ходу стягивая через голову блузку. Боб неподвижно стоял с бутылкой пива в руке и наблюдал из гостиной, как Мора переодевается в костюм для занятий йогой.

Потом она прошла мимо, прижимая к себе коврик и мексиканские покрывала.

– Пока, милый!

И Боб остался один.

Норберто не стал возиться с замком задней двери. Он просто выбил ее ногой. Затем включил карманный фонарик в виде авторучки и стал водить лучиком по всему гаражу. Полицейская лента, преграждающая проход к месту преступления, трепыхалась на сквозняке, как праздничный вымпел на дне рождения ребенка. В остальном во внутренней обстановке гаража не было ничего примечательного. На полках стояли старые банки с краской. Лопата. Грабли. Пластмассовые канистры. Разное барахло. Кружок электрического света задержался на санках с выцветшими красными буквами на сиденье: «Радио Флайер». Норберто родился и вырос в Хуаресе, а потому не сразу сообразил, что это за штука. Он, конечно, знал о существовании санок, но впервые видел их воочию и с интересом разглядывал полозья, деревянные планки. Санки в Лос-Анджелесе… На кой хрен Карлосу понадобились санки? Раро, однако!

Норберто продолжал водить тоненьким лучиком вокруг себя. Вот набор гаечных ключей с трещотками, купленный в универмаге «Сиэрз». Наверняка денег стоит. Норберто хотел было прихватить его с собой, чтобы после толкнуть кому-нибудь, но, поразмыслив секунду, передумал. Луч света уткнулся в прочерченную мелом линию, обозначающую место, где, вероятно, лежало тело Карлоса. Рядом виднелось темное пятно – кровь или моторное масло, непонятно. Чуть подальше Норберто заметил другой меловой контур. Он был гораздо меньше первого. Примерно такой же формы и величины, как правая рука Амадо.

Макс Ларга стоял на своей кухне, начиненной современным, профессиональным оборудованием, и ковырял в носу. Эта процедура многократно отражалась в искаженном виде на полированных поверхностях окружающих его приборов и предметов поварской утвари. Наконец, он вынул мизинец из ноздри и полюбовался добычей. Потом бездумно сунул поблескивающий комочек липкой слизи в рот, причмокнул жирными губами, словно ему досталась крошечная свежая устрица, и принялся за готовку ужина.

Первым делом Ларга снял с крючка накрахмаленный белый фартук и повязал его поверх своей обширной талии. Затем вытянул из шкафа жарочный противень и вывалил на него тяжелую баранью ногу. Из холодильника достал свежие листочки душицы, умело порубил огромным ножом и ссыпал в глубокую миску с небольшим количеством оливкового масла – посолил, поперчил, сунул туда обе руки и размешал. Потом поставил миску рядом с бараньей ногой и начал втирать в мясо полученную кашицу. Его намасленные пальцы скользили по розовой, парной мякоти. Ларга почувствовал, как возбуждается. Он невольно стал чуточку покачиваться, слегка прижимаясь низом живота к углу разделочного стола, но тут же опомнился и густо покраснел, осознав, что применяет к бараньей ноге недавно освоенную технику мастурбации.

Ларга быстренько вымыл руки, запихнул противень с бараниной в духовку и откупорил бутылку мерло.

Эстеван кипел от злости. Скольких парней он нелегально перетащил через границу, дал им работу, предоставил возможность зажить по-настоящему! И чем же эти долбанные мариконы отвечают ему вместо благодарности? Создают трудности! Они постоянно создают ему новые, ненужные трудности! Им не дано постичь, как выгодно заниматься преступной деятельностью. Пойми, каброн, только преступив закон ты можешь взять от судьбы сразу и до хрена! Стань преступником, и твой член увеличится на несколько дюймов! Стань преступником, и для тебя начнется жизнь, о какой ты и не мечтал! Но эти очевидные истины до некоторых просто не доходят! К примеру, до Амадо, по глубокому убеждению Эстевана. Амадо не сумел оценить выпавший ему шанс. Вот у бледнолицых чувство благодарности развито гораздо лучше. А от долбанных кивальерос одни только лишние заботы. Эстеван знал, найми он прозябающих без дела подсобных рабочих из техасских автомастерских, хлопот бы у него поубавилось. Эти бессловесные белые парни, по меньшей мере, обрадовались бы нескучному занятию, небольшому количеству адреналина в крови. И при этом всю жизнь благодарили бы Эстевана. Но эль-хефе не был лишен чувства патриотизма и верности ла-расе, а потому, скрепя сердце, продолжал помогать землякам, несмотря на доставляемые ими дополнительные проблемы.

Эстеван поставил бутылку с пивом и посмотрел на Мартина. Молодой гринго затушил сигарету и, не моргая, уставился на Эстевана. Мартин не боялся говорить хозяину правду, даже если это выводило его из себя. Возможно, он чувствовал себя умнее Эстевана или просто оттого, что все время находился под кайфом. Эстеван же обладал достаточной прозорливостью, чтобы не окружать себя подлизами. Хотя, с другой стороны, в таком окружении есть и свои преимущества. Эстеван вздохнул.

– Я звоню человеку. Вызываю его к себе. И что происходит? Он исчезает! Как это называется?

– Нам всем не хватает умения общаться. Эстеван презрительно фыркнул.

– Ну, нет, тут дело в ином. Это неуважение, черт возьми! Мартин кивнул.

– Вот если бы у нас были цифровые сотовые телефоны… Эстеван оборвал его.

– Думаю, его надо наказать в назидание остальным!

– А что толку?

Эстеван закурил сигарету.

– Часть нашей работы заключается в том, чтобы держать людей в постоянном страхе.

Мартин опять кивнул.

– Политика внедрения брэнда.

Эстеван выдохнул через всю комнату облако сигаретного дыма. Бог ты мой, до чего же умен этот пацан! Даже не сообразишь сразу, о чем он толкует… С его-то мозгами… этот парень может далеко пойти! Только бы прислушивался к тому, что говорит ему Эстеван, да учился на его опыте.

Эстеван хорошо понимал разницу между двумя видами знаний – почерпнутых из учебников и приобретенных на улице. Первый принадлежал к высокотехничному, стремительному, сияющему полированным хромом и зеркальными стеклами миру брокерских фирм и поднебесных офисных зданий с молоденькими секретаршами в тугих коротких юбках; второй рождался в технически отсталом, движимом тестостероном, захудалом и грязном мире дешевых гостиниц, полицейских фургонов и правосудия, вершимого расстрельным взводом.

Мартин был выходцем из сословия белой кости. Он получил образование и навыки корпоративного юриста. Откуда ему знать важные тонкости руководства организованной преступной группой, действующей в составе Ла-Эме? Где ему понять, что звание эль-хефе на девяносто процентов означает, что у тебя между ног висят стальные уэвос! Их не заменят никакие долбанные компьютеры и сотовые телефоны! Эстеван вовсе не желал, чтобы его подчиненные попусту названивали ему. Зато они должны по первому его требованию проползти голыми через заросшее кактусами поле! Вот это будет настоящее уважение! Уважение к эль-хефе и его стальным уэвос.

Эстеван посмотрел на Мартина.

– Эксакто! Возьмем этого марикона и внедрим ему брэнд прямо в задницу.

– Сначала его надо найти.

Эстеван вскочил.

– Вот этим мы и займемся! Бамос!

6

Вернувшись домой, Норберто увидел, что дверь в квартиру распахнута настежь.

– Чувак, ядрена мать!

Он вошел, захлопнул за собой дверь и запер ее на засов. Потом обернулся и прокричал в сторону ванной комнаты:

– Чувак, я же сказал тебе, не оставляй дверь незапертой!

Из ванной комнаты не донеслось ни звука. Норберто направился к ней.

– Ты чего там, помер, что ли?

Он остановился, прислушиваясь. Ответа вновь не последовало.

– Чувак, ты, надеюсь, не всю бутылку вылакал? Мне-то оставил хоть немного?

Норберто вошел в ванную. Амадо исчез. Вместе с текилой. Осталась только затвердевающая лужа крови. Норберто скривился от отвращения, включил воду и начал отчищать со дна ванны бурое пятно. Смывать кровь дело нелегкое. Особенно, когда она присохла.

Нет, чувак, без чистящего средства здесь не обойтись. Не смывается, зараза!

Норберто пошарил рукой под раковиной, достал банку «комета», жесткую губку и стал посыпать порошком внутреннюю поверхность ванны. Чистящее средство покрыло кровавое пятно зеленым налетом. Норберто принялся яростно тереть губкой.

Увлеченный делом, он не услышал, как в ванную пошли Эстеван и Мартин.

– У тебя что, течка началась, марикон!

Норберто испуганно обернулся. При виде Эстевана у него возникло инстинктивное желание спасаться бегством. Но он тут же сообразил, что это бесполезно, тот все равно отыщет его рано или поздно, а кроме того, единственный выход из ванной был отрезан. Лихорадочно соображая, Норберто решил держаться независимо, и хотя по его трусам быстро расползалось мокрое пятно, произнес небрежным тоном:

– Привет, Эстеван! Чувак, хочешь, и тебе ванну почищу? Денег не возьму, по знакомству!

Эстеван завернул кран.

– У меня для этого есть горничная.

– Как хочешь, каброн, но если я понадоблюсь, только позови!

Норберто почувствовал, что ведет себя слишком заискивающе, но было уже поздно. Эстеван обратился к Мартину.

– Вот видишь? У этого пендехо совсем нетуэвос. Он уже готов мне жопу лизать!

– Ну, нет, чувак! Нет, мать твою! Этого я никогда не стану делать!

Эстеван продолжал, даже не взглянув на Норберто.

– Думаю, он что-то скрывает от нас.

Норберто понял, что сейчас ему сделают больно.

– О чем ты? Я от тебя ничего не скрываю, nodal.

Мартин опустил крышку унитаза, уселся на нее и не спеша достал из'кармана пиджака черный кожаный футлярчик, похожий сигарный.

– Сейчас проверим.

Он открыл футлярчик и достал из него шприц и маленькую ампулу с бесцветной жидкостью. Норберто посмотрел на Эстевана.

– Это еще что за хренотень, чувак?

Эстеван молча ухмыльнулся.

– Чувак, если у тебя есть ко мне вопросы, спрашивай! Мне скрывать нечего! Не надо этого делать, чувак!

Норберто охватил панический страх. Мартин, держа ампулу вверх донышком – в точности, как показывают по телевизору – наполнил шприц прозрачной жидкостью. Потом убрал пустую ампулу обратно в футляр и пощелкал ногтем по шприцу, выгоняя пузырек воздуха.

– Чувак, что это за дерьмо?

Эстеван посмотрел на Норберто. Он получал удовольствие от происходящего. Любопытно наблюдать, как Норберто обсирается и дрожит за свою жизнь. Вот это настоящее развлечение!

– Где Амадо? Норберто и не думал врать.

– Он был здесь, чувак! Я вышел ненадолго, а когда вернулся, Амадо куда-то слинял!

– Что с ванной?

Норберто бросил взгляд на кровавое пятно, на банку «комета», на шершавую губку, которую продолжал крепко сжимать в кулаке.

– Это кровь, чувак! Просто кровь!

– Чья это кровь?

– Его, Амадо.

– Ты убил Амадо?

– Нет, чувак, нет! Эстеван засмеялся.

– Значит, он порезался во время бритья?

Норберто посмотрел на Эстевана, потом перевел взгляд на Мартина. Тот выпустил из шприца короткую струйку. Норберто вовсе не хотел, чтобы его накачали какой-то заразой!

– Послушай, Эстеван, я здесь ни при чем, чувак!

– Диме!

– Амадо повредил себе руку. – Так он в больнице?

– Нет, чувак, все гораздо хреновее!

Эстевану не нравилось, что он терял контроль над собой. Все его любимые киноактеры в злодейских ролях – Марлон Брандо в «Крестном отце» или Кристофер Уокен во всех фильмах с его участием – сохраняли холодную невозмутимость до тех пор, пока им не начинали досаждать сверх всякой меры. Эстеван восхищался ими. Ему хотелось обладать таким же хладнокровием. Но Брандо не приходилось иметь дела с такими вот недоумками и засранцами. Эстебан ударил Норберто ладонью по лицу. Ударил так сильно, что тот повалился на пол, стукнулся головой о край ванны и глубоко рассек кожу на затылке. На зеленый «комет» брызнула свежая кровь.

– Что случилось? Что случилось с рукой Амадо? Боясь, что последует новый удар, Норберто поспешно выпалил:

– Ее оторвало, чувак!

Странное выражение мелькнуло на лице Эстевана – вперемешку веселье, гадливость и неподдельное потрясение.

– Что за чушь!

– Эс вердад!

Эстеван опять треснул его полипу.

– Амадо убил Карлоса Виду, и ему случайно оторвало руку!

Эстеван удивился.

– Амадо убил Карлоса? Пор ке?

– Чувак, мне об этом ничего не известно! Они вдвоем проворачивали какую-то сделку, и Карлос кинул Амадо. Ну, Амадо и прикончил его, ты же знаешь Амадо!

Мартин и Эстеван переглянулись. Мартин заговорил первым.

– Руку можно пришить обратно. Норберто отрицательно покачал головой.

– Нет, чувак, нельзя.

– При современных достижениях микрохирургии возможно всякое. Конечно, двигательные функции полностью не восстановятся, но…

Норберто перебил Мартина.

– Чувак, он бросил ее там! У него нет с собой руки!

Эстеван наклонился вплотную к Норберто. Тот съежился и зажмурился в ожидании боли.

– Что ты сказал?

– Чувак, он оставил свою руку в гараже Карлоса.

В глазах Эстевана мелькнуло бешенство.

– Сделай ему укол!

Амадо очнулся, чувствуя пульсирующую боль в руке, точнее, там, где она когда-то была. Перед глазами находился белый потолок с творожными разводами и золотистыми блестками. Лампа на прикроватной тумбочке рассеивала полумрак в комнате неярким желтым светом. Амадо повернул голову и увидел кабинетный шкаф с выдвижными ящиками, накрытый простыней; поверх нее лежали холодно блестящие хирургические инструменты. Рядом стояла капельница, подсоединенная к его здоровой руке. Он услышал чье-то шевеление в соседней комнате и призывно захрипел.

Дверь распахнулась и вошел незнакомый темноволосый парень.

– Проснулись? Как самочувствие?

Амадо попытался ответить, но вновь издал лишь невнятный хрип.

– Помолчите. Я знаю, чего вы хотите.

Парень принес большой пластиковый стакан с гибкой соломинкой и вставил ее в рот Амадо.

– От обезболивающего наступает настоящий сушняк.

Вот, попейте!

Амадо стал сосать через соломинку и огорчился, ощутив в пересохшем горле холодную струйку обычной воды. Парень смотрел на него с радостным ожиданием.

– Ну, как вы себя чувствуете?

Амадо кивнул и сумел произнести только:

– Мало.

Парень тоже сочувственно кивнул.

– Я дам вам болеутоляющее. Но вы обязательно должны полежать хотя бы несколько дней. От чрезмерной подвижности швы могут разойтись, а это ни к чему хорошему не приведет, поверьте мне!

Амадо опять согласно кивнул, наблюдая, как парень набрал в шприц какую-то жидкость и впрыснул в пластиковый мешочек капельницы.

– Донде?

Парень улыбнулся.

– Я слишком плохо понимаю по-испански. Очень скоро вам станет легче.

Не успев ответить, Амадо отключился.

7

Дон не любил пиво. Он любил вино. Хорошее вино. У него вызывало отвращение пойло, которое в «Насесте» выдавали за шардонне. В этом баре напарник Дона и другие детективы полицейского управления Лос-Анджелеса имели обыкновение пить пиво и смотреть спорт по телевизору. Дону хотелось уйти отсюда, хотя он всегда с удовольствием проводил время с друзьями и коллегами. Ему даже нравился этот маленький сумрачный бар с обшарпанными перегородками между столиками и слоем опилок на полу. Но дешевая моча, которую здесь называли вином, вызывала у него головную боль. После первого бокала возникала болезненная точка где-то позади левого глаза. Еще один бокал, и точка вырастала до тупой боли, его начинало подташнивать. Три бокала обеспечивали Дону такое тяжелое похмелье, что у него появлялось желание взять пистолет и выбить себе мозги. Поэтому он перебрался в дорогой винный бар, затесавшийся между небоскребами делового района в центре города.

Ему нравился здешний бармен, парнишка со свежим, как у ребенка, лицом, совсем недавно окончивший университетский колледж по специальности энолога. Свой бар он называл не иначе, как энотекой – собранием вин, по аналогии с библиотекой. Возможно, парень был о себе слишком высокого мнения или просто переучился, но в том, что касается вина, он, несомненно, чувствовал себя, как рыба в воде. Дону это тоже нравилось. Общение с образованным барменом дополняло процесс опьянения приятным интеллектуальным содержанием. Только вот клиенты бара были ему несимпатичны. После рабочего дня сюда набивалось множество молодых мужчин и женщин, юристов и бизнесменов, разодетых в костюмы от «Братьев Брукс» и «Энн Тейлор», и принимались соревноваться в глупости, хвастаясь друг перед другом своими сотовыми телефонами, автомобилями «БМВ», персональными инструкторами и ценными бумагами.

Дон не сливался с этой толпой, хотя и не слишком выделялся. У него на лице отпечатались следы подростковых потасовок, но сломанный нос в совокупности со стрижкой «фантастик Сэм» придавали его грубовато-красивым чертам особую, удальскую привлекательность. Крепкий и мускулистый, он носил костюмы коричневого цвета, купленные в магазине готовой одежды. В целом, если бы не пистолет, засунутый на пояснице под брючный ремень, Дон ничем не отличался бы от коммивояжера или преподавателя математики в муниципальном колледже.

Он сидел за барной стойкой и наблюдал, как молодые, преуспевающие бизнесмены обмениваются визитками и пытаются выгодно всучить друг другу свой товар. Потом перевел взгляд на бармена и проворчал:

– В их возрасте я думал только, как бы потрахаться. А этих кроме денег ничего не волнует!

Бармен солидарно кивнул.

– Деньги стали новым божеством. Дон поднял свой бокал.

– А я поклоняюсь старым. За Бахуса! Он выпил.

– Хотите попробовать это же вино, но другого года?

– А тот год лучше? Бармен улыбнулся.

– Вот вы мне и скажете!

Он налил в чистый бокал небольшую порцию вина на пробу. Дон со знанием дела раскачал вино по стенкам бокала, отхлебнул чуть-чуть вместе с воздухом, погонял во рту и только после этого проглотил.

– Смородина. Смородина и винная ягода. Бармен улыбнулся.

– Я знал, что вам понравится.

Он наполнил бокал и отошел к другим посетителям, а Дон остался в одиночестве созерцать свое вино. Специфика профессии поневоле приучила его наблюдать за людьми и подслушивать их разговоры. Обычно он сидел и без труда различал в общем гуле старты и финалы словесных игр по правилам «ты мне-я-тебе»; следил, как в танце между мужчиной и женщиной зарождается взаимное влечение; на его глазах поведение людей развивалось естественным путем по предсказуемым направлениям. Но сегодня Дон отключился от всего на свете. Настроение у него было неважное. День выдался непростой.

Утро началось, как обычно – Дон принял душ, побрился, сходил на толчок. Дальше завтрак в кафешке «У Бетти»: глазунья из двух яиц, гренки, кофе. Чтение спортивной страницы: «Доджерс» проводят весенние тренировки, у них по-прежнему нет сильного бэтсмена-левши. В общем, нормальная жизнь. Потом все пошло псу под хвост. Дону позвонил детектив Ли, толстый китаец из отдела по расследованию убийств, и велел срочно подваливать на место преступления.

Это было самое обычное место преступления. Сколько раз за время службы Дону попадались трупы в гаражах? Двадцать? Тридцать? Если мертвеца находили не на свалке или в лесу, то, вероятнее всего, он оказывался в чьем-то гараже. А здесь, судя по всему, произошло двойное убийство. Одно опознанное тело и одна неопознанная рука. Дон не сомневался, что сам труп рано или поздно где-нибудь обнаружится. Надо просто поискать на ближайших свалках. Именно этим он и велел заняться стоящим рядом полицейским. Ищите на свалках или в лесу.

Ничем не выдающаяся, рутинная работа. Дона заботило совсем другое. Убитого звали Карлос Вила. За два года своей службы в отделе криминальной информации полиции Лос-Анджелеса Дон угрохал кучу времени на то, чтобы сколотить уголовное дело против мексиканской мафии. Постепенно его расследование сосредоточилось на Эстева-не Соле, вожаке банды головорезов из Хуареса. Дон использовал Карлоса Вилу в качестве осведомителя. Теперь тот замолчал навеки, и Дону грозили неприятности, если он не сумеет привязать Эстевана Солу к убийству Карлоса. Ни одного обвинительного заключения за два года расследования – не слишком похвальный результат для его послужного списка. Дон сделал себе мысленную пометку убедить кого-нибудь из местных фэбээровцев завести на Солу федеральное дело.

К нему подошел бармен.

– Налить вам еще того же вина? Или попробуете «сен-эстефского»?

– Да, хочу перенестись во Францию!

Дон понимал, что вино по восемнадцать долларов за бокал выльется в счет, непосильный для его зарплаты. Ну, и черт с ним! Бармен хлопнул пробкой и налил немного на пробу. Дон покачал бокал, разглядывая, как свет мерцает сквозь густо-красную жидкость, принюхался – запах был кремнисто-земляной и дынный. Вино имело насыщенный вкус; ощутив его на языке, Дон невольно улыбнулся.

Боб лежал в постели. Мора вышла из ванной комнаты и посмотрела на него.

– Ты еще не спишь?

– Не могу уснуть.

Мора бросила на стул мокрое полотенце и встала перед ним нагишом с вызывающим видом.

– Если ты воображаешь, что я сейчас буду с тобой трахаться…

Боб попытался остановить ее, зная, к чему может привести подобный разговор.

– Постой, выслушай меня, я…

Но Мора перебила его.

– Ничего не хочу слышать!

– А я не могу спать!

– А ты постарайся!

Она легла и повернулась к нему спиной.

– Ты меня разлюбила?

Мора повернулась и посмотрела на него в упор.

– Честно?

Боб понял, что, пожалуй, не готов к такому повороту.

– Ну, да…

– Нет, не разлюбила. Я по-прежнему люблю тебя.

– Тогда в чем же дело? Мы уже целый месяц не занимались любовью!

– Ты действительно хочешь знать правду?

– Да.

У Моры слишком поздно мелькнула мысль, что не стоит этого говорить.

– Я не выношу вида твоего пениса!

– Моего пениса?

– Любого пениса!

– Почему?

– Они мне омерзительны!

Боб опустил голову на подушку и задумался над смыслом этого заявления. Мора поцеловала его в щеку.

– Возможно, тебе просто надоело смотреть на них. А что, если я…

Она не дала ему договорить.

– Послушай, я вся вымоталась на работе!

– Но…

– Разговор окончен!

Боб все еще не терял надежды.

– Тебе даже не надо смотреть на него, или трогать, и вообще ничего не делай. Просто лежи, а его туда вставлю…

Мора негодующе обернулась.

– Ты животное!

Норберто очнулся в полной темноте. Голова у него раскалывалась от боли, как после пьянки с большим количеством мескаля. Нет, будто накануне нанюхался ацетона. Рефео! Он хотел пошевелиться и понял, что прикован наручниками к какой-то железяке вроде водопроводной трубы. Норберто сильно дернул, пробуя ее на прочность. От напряжения в голове зашумело, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало прямо на грудь. После этого он снова отключился.

Иногда Мартин ненавидел свою работу. Спору нет, в ней имелись свои преимущества – не скучная и не пыльная, каждый день происходит что-то новое. Денег завались, телки не проблема, но самое главное – бесперебойное снабжение первосортной марихуаной. Вот только, черт возьми, рабочий день у него действительно ненормированный. Это, конечно, не значит, что лучше, как его университетские сокурсники, с девяти до пяти просиживать задницу за компьютером, торгуя на бирже, или перелопачивать тонны юридической литературы в душном кабинете какой-нибудь адвокатской конторы. Мартин считал такую жизнь уделом неудачников и людей, обделенных воображением. Несмотря на то, что семь дней в неделю, в любое время суток от него требовалась готовность незамедлительно явиться по первому вызову босса, Мартин всегда находил время для удовольствий, хотя бы маленьких. Например, вместе с Норберто отовариваться шмотками в модных бутиках или приводить в порядок ногти у забавных камбоджийских маникюрш. Маленькие удовольствия, превращающие жизнь в полную чашу. Маленькие удовольствия и вдоволь травки.

Родители Мартина не знали, чем в действительности он занимается, а если б знали, ни за что не смогли бы понять, почему их сына привлек именно такой образ жизни. И что бы ему не устроиться в солидную юридическую фирму или, того лучше, обломилась бы работенка на Уолл-стрит типа «не бей лежачего» – глядишь, и стал бы миллионером, о чем мечтает любой подающий надежды молодой американец! Со слов Мартина им было известно, что он «консультирует» богатого мексиканского инвестора – и это, в определенном смысле, соответствовало действительности. По рассказам сына, ему нравилось, что его работа не однообразная и связана с недвижимостью, ценными бумагами, капиталовложениями, а потому давала возможность постигать науку бизнеса и применять свои знания на практике. Мартин и вправду открывал для себя много нового, да только утаил от родителей, что учился отмывать грязные деньги, вырученные на незаконной торговле наркотиками и оружием, на проституции и ночных стрип-клубах. Он не понимал, отчего испытывает такое влечение к преступному бизнесу, да слишком и не задумывался. Просто это было круто!

Мартин мысленно отмахнулся от всего на свете и закурил большого, толстого косяка. Он глубоко затянулся, задержал в легких дым, затем выдохнул медленно и удовлетворенно. Ему почудилось, будто его мозг забрался в мягкую, теплую гидропостель и поплыл, как в невесомости. Мартин посмотрел на себя в зеркало позади барной стойки с полированной гранитной поверхностью. Почему глазам так больно от сверкающих хромированных деталей? И вообще, на кой черт делать кран и мойку такими блестящими? И чего эти долбанные денежные мешки так любят, чтобы вокруг них все блестело? В чем здесь кайф?