Текст книги "Как рассказывают историю детям в разных странах мира"
Автор книги: Марк Ферро
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
«Восстановить величие, существовавшее до арабов»
(…) «Государство Саманидов, сосредоточенное вокруг Бухары, в X в. переживало исключительный расцвет». Как и Саффариды, Саманиды сочинили себе генеалогию, восходящую к Сасанидам. При дворе Саманидов родилась персидская литература, прославленная «Шах-намэ» Фирдоуси и музыкальной поэзией Рудаки.
«Рассказывают, что Махмуд, основатель династии Газневидов, пришедший на смену Саманидам, захотел расплатиться с Фирдоуси и приказал выдать ему столько монет, сколько предполагал его предшественник, однако монеты были серебряные, тогда как он должен был платить золотом… Фирдоуси увидел в этом дурное предзнаменование и бежал. Государь, должно быть, раскаялся, так как приказал догнать Фирдоуси и заплатить ему разницу; но поэт к этому моменту уже умер.
(…) Тем временем доблестные герои Мазендарана подстерегали арабов с высот Эльбурса (горы на западе страны). Больше всего персы хотели возвратить былое величие, существовавшее до арабов; они мечтали прогнать Аббасидов, ставших жестокими и злыми (…). Наконец, в 334 г. хиджры (945) армия под предводительством Ахмеда вошла в Багдад. Халиф был свергнут, и Багдадский халифат в течение ста лет после этого находился в руках Бундов, выходцев из прикаспийской области Гилян…
Именно в эту эпоху жил Авиценна, великий врач персидского происхождения, сначала при дворе Саманидов в Бухаре, а затем в Исфахане. В его книгах (например, в «Книге исцеления») черпала знания европейская наука того времени».
Газневиды были «могущественными и доблестными» государями. Они завоевали Хорасан, Систан и восточную часть Индии. Махмуд совершил несколько походов в Индию, борясь там с идолопоклонниками и уничтожая идолы. Газневиды покровительствовали художникам и ученым, например великому астроному Бируни, который написал книгу о культуре, религии и нравах Индии.
Затем «Газневиды были побеждены Тогрул-беком Великим, героем из династии Сельджукидов. В 1055 г. он управлял государством, простиравшимся от Туркестана до Средиземного моря. Он был турецкого происхождения, но воспринял иранскую культуру. Он первый стал носить титул султана». Его преемник, Алп Арслан, в 1071 г. разгромил византийскую армию при Манцикерте; император Роман Диоген был взят персидскими войсками в плен. Но султан решил его освободить»…
Именно в эту эпоху жил «великий поэт Омар Хайям, астроном и математик, создатель универсального календаря; его литературное произведение «Рубайят» было в 1859 г. переведено на английский Эдвардом Фитцджеральдом» (V. 29).
Ассасины (курильщики гашиша)
В это же время секта исмаилитов создала под предводительством Хасана ибн Саббаха тайную организацию ассасинов, которая подготавливала убийства правителей.
Это была «строго централизованная организация; ее члены – борцы, или фидаи, – убили множество знатных людей, правителей. Они жили в неприступном замке и являлись последователями Хасана ибн Саббаха, который посылал их убивать своих врагов. Имя ассасинов происходит от арабского слова хашишийун – курильщик гашиша. Этим наркотиком злоупотребляли члены секты, чтбы пережить в воображении блаженства рая и чтобы опьянить себя перед совершением своих дерзких деяний. Больше ста лет они сеяли ужас вокруг себя, однако монгольским завоеванием их могуществу был положен конец, а их логово было разрушено» (V. 29).
Сефевидская реставрация
Официально Иран стал шиитским лишь с приходом к власти Сефевидов в 1502 г. Симпатия к потомкам Али проявляется в учебнике постоянно, но в нем нет выраженной враждебности по отношению к государям-суннитам, тем более что те (например, Саманиды) стремились, насколько возможно, обеспечить утверждение и расцвет персидской культуры.
Национальное чувство сильнее привязанности к шиизму. Ярчайшим свидетельством этого служит тот факт, что если часто произносят проклятия в адрес арабов и монголов, «которые все разорили», то турок щадят. В противоположность тому, что вытекает из соответствующим образом скомпонованных текстов, не Газневиды (ирано-афганцы), а как раз турки-Сельджукиды, разбив в 1040 г. Газневидов под Данданаканом, прогнали Бундов из Багдада и пришли, таким образом, на смену подлинно иранским государям. Чисто иранский период халифата закончился с падением Бундов. Но в отличие от арабов турки приняли и распространяли персидскую культуру. Отождествляя себя с персидской державой, величие которой они стремились возродить, турки как бы обеспечивали этой культуре наднациональный престиж (V. 17). Кроме того, турки назвали государя султаном в отличие от прежнего халифа, законность которого таким образом сохранялась. И эта султанская власть впервые появилась в Персии.
Монгольское владычество продолжалось в Иране более полутора веков. И если для большинства исламских стран это владычество связывалось с упадком Багдада и с первым периодом преобладания Египта, то разоренному монголами Ирану удалось (как в свое время Греции) покорить свирепого завоевателя своей культурой, хотя статус великой державы был утрачен.
И еще раз освобождение должно было явиться из северных провинций, на этот раз – от курдского рода, языком которого был азербайджанский и который «называл себя сейидами – потомками Пророка по линии седьмого имама. С помощью кызылбашей[47]47
Кызылбаши (азерб. – красноголовые) – тюркские кочевые племена, говорившие на азербайджанском языке и кочевавшие на территории Азербайджана и Ирана. Название происходит от обычая их воинов носить чалму с двенадцатью пурпуровыми полосами в честь двенадцати шиитских имамов. Племена кызылбашей находились в политической и религиозной зависимости от семьи шейхов Сефевидов, которые, опираясь на них и создав своего рода духовно-рыцарский орден, вели завоевания, насаждая шиизм. В 1501 г. Сефивиды захватили шахскую власть в Иране. Руководящая роль в Иране Сефевидов вначале полностью принадлежала кызылбашской знати, хотя ей постоянно приходилось вести борьбу со знатью другого этнического происхождения. Из кызылбашей назначались главные советники, наместники, военачальники. Войско Сефевидов в значительной степени состояло из ополченцев-кызылбашей. Лишь впоследствии, особенно при шахе Аббасе, влияние кызылбашей несколько ослабло, центральной областью государства стал не Азербайджан, а внутренний Иран.
[Закрыть], носивших чалму с двенадцатью пурпуровыми полосами, курды постепенно распространили свою власть на Иран и основали династию Сефевидов, придерживающуюся шиизма». На самом деле у Сефевидов был своего рода религиозный орден суфитского толка, который сначала провозгласил шиизм в Азербайджане. Из Азербайджана господство Сефевидов распространилось на всю Персию, и в 1501 г. Исмаил провозглашает себя шахом Ирана.
«Сражаясь с суннитами-османами на Чалдыранской равнине, он бился с такой силой, что разрубил своим мечом одну из вражеских пушек» (V. 29).
На самом деле Исмаил воевал с саблей против артиллерии, находя пушки недостаточно рыцарственными, и был разбит. Но это славное поражение создало ему репутацию героя.
Величие страны укреплялось в долгое царствование Тахмаспа, которое, «к несчастью, явилось чредой войн, разорявших страну, так как шах в борьбе против османов на Востоке и узбеков на Западе использовал тактику «выжженной земли». Власть контролировалась тогда кызылбашами, воинами-тюрками, что вызывало сильное недовольство персов. Исмаил II попытался положить этому конец, заменив кызылбашей гвардией из пленников-грузин, обращенных в ислам. Из пленниц-грузинок он сформировал новый гарем; дети грузинских и тюркских пленниц оспаривали друг у друга власть. Но замена кызылбашей не обошлась без неприятностей.
«На шатер шаха не натягивают старые шкуры», – сказал Исмаил. Вскоре он был отравлен (V. 29).
Величие и упадок
В царствование Аббаса, прозванного Великим, держава вновь обрела могущество и славу.
«Прославленный царь, утонченный, ценивший искусства, он сделал Иран великим государством, а Исфахан – одной из мировых столиц. Он построил сотни километров дорог, мосты, караван-сараи; в одном только Исфахане были построены 162 мечети, 1802 караван-сарая и 273 общественные бани. Он позвал к себе на службу иностранных советников и с их помощью создал мощную армию. В 1031 г. хиджры (1623) он с помощью английских советников завладел портом Ормуз, принадлежавшим тогда португальцам. Он прогнал также русских из Мазендарана. Но впоследствии Хусейн причинил стране много зла: слабый и изнеженный, он был побежден афганцами. Хусейн отдал им Исфахан и своими собственными руками возложил шахскую корону на голову победителя Махмуда» (V. 29).
В этом тексте представлена лишь часть действительности, подходящая для детей. Ну можно ли им сказать, что начиная с Исмаила II борьба за власть отражала гаремные соперничества, сталкивавшие друг с другом кызылбашей, персов, грузин. В этой тлетворной атмосфере сестра Хусейна подсыпала своему брату яд в гашиш и индийскую коноплю; Аббас ослепил своего отца и двух братьев. Нравственное разложение породило эротическую литературу и искусство, прославленное знаменитой персидской миниатюрой школы Бехзада.
Правление династии закончилось апокалипсисом: во время осады Исфахана афганцами 8000 человек умерли от голода и болезней (т. е. умерло в четыре раза больше, чем погибло в бою). Махмуд казнил 3000 кызылбашей, затем приказал убить всех членов семьи Сефевидов, кроме троих, т. е. семнадцать человек. Вскоре он сошел с ума и был свергнут своим двоюродным братом Ашрафом, который ценой двух или трех провинций заключил мир с Османами.
Афганский период закончился несколько лет спустя, когда один из военных вождей, выступив под знаменем Сефевидов и победив узурпатора Ашрафа, захватил трон и провозгласил себя Надир-шахом (1736). Он прогнал из Ирана как русских, уже утвердившихся на Каспии, так и турок, всегда готовых на захват иранских земель и действовавших заодно с афганцами, тоже суннитами. Надир-шах совершил поход в Индию, захватил Дели и забрал в виде трофеев совершенно сказочные сокровища. Это было самое крупное грабительское предприятие в истории.
Симптомы упадка становились все более заметны. Роскошь двора, необходимость обуздания кызылбашей требовали денег. Государственные земли превращались в коронные, налоги становились все более тяжелыми, все сильнее давили на население. И все средства казны служили в первую очередь визирям или шаху, и лишь в малой мере – интересам государства. Династия Каджаров пыталась внести какой-то порядок в управление, провести централизацию по образцу западных монархий. Но это повлекло за собой новую волну сопротивления местных племен. Кроме того, в XVIII в. кончилось процветание «персидского пути», а эпизод афганского завоевания вообще положил конец крупной торговле.
Появление русских и англичан
Ослабленная страна сделалась легкой добычей новых завоевателей: русских и англичан. Мотивы их действий, конечно, различались, но результаты были одни и те же. В борьбе против новой опасности Персия не могла опереться ни на суннитскую Турцию, ни на Афганистан, который она надеялась вновь завоевать.
В 1724 г. Петр Великий, предвосхищая будущее, подписал с Турцией договор о разделе Персии. Это был предвестник договора 1907 г., когда на смену Османам пришли англичане.
Персия не боялась России вплоть до начала XIX в. Например, еще в 1795 г., когда Ираклий, царь Грузии, обратился к России за защитой от Персии, шах незамедлительно провел в Тифлисе репрессивную акцию, разграбил его. В 1813 г. шах потерпел поражение в большой войне с Россией, и это стоило ему Дербента, Баку и права держать флот на Каспийском море. Он хотел взять реванш в 1826 г., но персидская армия опять потерпела поражение; по Туркманчайскому мирному договору 1828 г. пришлось отдать Ереван. Соотношение сил изменилось.
Россия все больше и больше вмешивалась во внутренние дела Персии, то подготавливая отделение Азербайджана, остававшегося иранским, то вмешиваясь в вопросы наследования, особенно в пользу Аббаса Мирзы во время заключения Гулистанского мирного договора в 1813 г. Турки и персы не могли объединиться перед лицом общего врага, так как Османы были суннитами, а Каджары – шиитами. Тогда «Тень Бога на Земле» (таков был официальный титул шаха, который в отличие от Сефевидов не был потомком Али) обратился к Англии, заинтересованной в том, чтобы не допустить Россию к южным морям и к пути в Индию. Но в Афганистане интересы англичан, «защищавших Индию» от происков русских, столкнулись непосредственно с амбициями персов: англичане даже объявляли Персии войну в 1856 г.
В то время как английский «союзник» оборачивался врагом, устремление России в Центральную Азию угрожало самому существованию Персии. И кроме того, сторонники России противодействовали проникновению в Персию английского капитала.
Неспособность шаха проводить адекватную политику перед лицом этих двух опасностей, вызывала сомнения иранцев в политическом режиме и требование реформ. В городах зарождалось движение против унизительного иностранного вмешательства. В 1890 г., когда шах предоставил английской компании монополию на торговлю табаком, произошел взрыв. Оказалось, что против коррупции и проникновения иностранного капитала единым фронтом выступают торговцы, лишаемые смысла своего существования, и шиитское духовенство, не приемлющее разрушения целостности и всеохватности ислама, чем грозила экономическая модернизация страны. Точно такой же союз сложился спустя 90 лет, и это привело к падению монархии Пехлеви.
Поэзия поддерживает патриотическую историю
Одной из ставок в противостоянии с арабами в национально-религиозном движении шу-убийя издавна была защита персидского языка как языка национального. Уже в IX в. Саманиды, происходившие из семьи зороастрийских священников, поощряли возрождение культуры персидского языка, свидетельством которого было творчество Рудаки и Дакики. Они писали, конечно, пользуясь арабским алфавитом – это было необходимо для поддержания внутриисламских связей, – но на персидском языке. В X в. роль катализатора сыграла эпопея «Шах-намэ» Фирдоуси. Она придала персидскому языку его классическую форму и в эпическом повествовании воспела извечный бой Ирана с Тураном, миф о царях доисламских времен.
В эпоху Фирдоуси Персия была очень велика, и ее территориальное величие и могущество Махмуда воспринимались как персидское возрождение. Но вскоре страну опять одолели завоеватели, прежде всего турки. И вот Амир Муидзи адресует им патетические воззвания, а Закани перед развалинами Ктесифона вспоминает прежнее величие Сасанидов и былую славу Ирана.
Отныне эта тема становится главной, а патриотическая поэзия служит опорой истории, поддерживает ее в памяти людей. Долгое время патриотизм этот выражается лишь в том, что о любви поется на персидском языке. Такова поэзия Саади или Хафиза. Традиции воинствующей патриотической поэзии возродились в XIX в. после унижений «позорных договоров» в Гулистане в 1813 г. и Туркманчае в 1828 г. Ка-Эммакам писал о «несчастной судьбе этой страны, храбрые солдаты которой еще вчера были в Тифлисе, а сегодня она терпит, как орды русских завоевывают Тебриз. Наши краснорожие солдаты не способны показать русским – этим трусам, этим бабам – ничего, кроме своих задниц».
На смену озлобленности против арабов пришла ненависть к русскому и англичанину. Зародившаяся в эпоху Французской революции, патриотическая поэзия смыкается с либеральным движением и составляет один из ферментов патриотизма, тогда как другим является проповедь шиитского духовенства. Бывает и так, что они смешиваются. Поэзия выковывает революционный дух 1905 и 1920-х годов.
С. Р. Шафак писал в 1952 г.: «Я еще помню, как учениками мы слушали стихи Адиба уль-Мамалека, известного тогда под псевдонимом Амири. Мы имели обыкновение читать наизусть пылкие стихи, напоминавшие о былой славе Ирана, и сетовали на современный упадок; ораторы революции тоже читали наизусть эти стихи, и совершенно ясно, какой отклик они встречали у народа».
То же самое происходило с поэмами Мирзы Агахана: «Не правда ли, наша страна перевернута вверх дном и превратилась в логово демонов? Не правда ли, тирания нарастает и народ в нищете? Не правда ли, наш шах нищий, страна в опустошении, а народ – отчаявшаяся толпа?» (V. 23).
Главные темы поэзии отразились в оперетте «Воскресение», очень популярной в 20-е годы. Древние традиции и зороастризм были в ней представлены как самая суть иранской нации. Великий царь и Зороастр, возвратившись на землю, пришли в ужас, увидев, в каком состоянии пребывает основанная ими страна. Оперетта заканчивалась длинным монологом Зороастра, молящегося о возрождении Ирана.
В отсутствие истории как таковой исторический процесс долгое время осознавался и осмысливался в Иране через поэзию.
Общее недовольство иранцев господствующим режимом в последние два века усугублялось тем, что их культура, когда-то столь блистательная и влиятельная, все больше и больше сдавала свои позиции. Лишь таджики в Средней Азии продолжают после исламизации говорить на языке, родственном персидскому. В других местах постепенно побеждает турецкий, и даже на иранской территории. «Если, например, турки и персы живут в одной деревне, – отмечает В. Бартольд, – то постепенно общим языком всего населения становится турецкий» (V. 25). Персидский язык, персидская культура – это последний бастион.
Турция: прославление гуннов и кочевых цивилизаций
Было время, когда турки господствовали над арабами, угрожали христианскому миру. В течение пяти веков Османская империя обладала самой обширной территорией. Вот почему гордыня турок беспредельна: крах империи в 1918 г. вряд ли ее пошатнул. Об этом свидетельствует изложение истории в книжках для детей.
Преподаваемая туркам история еще больше, чем преподаваемая иранцам, отличается от общей модели исламских стран. Это следствие реформ Ататюрка[48]48
Ататюрк (турецк. – отец турок) Мустафа Кемаль (1881–1938) – турецкий политический, военный и государственный деятель, основатель и первый президент Турецкой республики. Участвовал в младотурецкой революции 1908 г. В 1919 г. возглавил националистическое кемалистское (по его имени) движение в Анатолии, фактически управляя во главе Представительного комитета не оккупированной державами Антанты территорией. После провозглашения в 1923 г. республики проводил реформы буржуазно-националистического характера. Государству был придан светский характер, столица перенесена из Стамбула в Анкару, упразднено министерство по делам религии, имущество духовенства секуляризировано, закрыты мусульманские школы, образование и юстиция переданы из ведения церкви в ведение государства. В последующие годы были приняты уголовный и гражданский кодексы европейского образца, было запрещено многоженство, введен латинский алфавит, из конституции изъято указание о том, что ислам является государственной религией. Вместе с тем турецкая конституция 1924 г. объявляла всех жителей Турции турками, т. е. в законодательном порядке отрицала существование в ней национальных меньшинств, узаконивая их ассимиляцию.
[Закрыть] и презрения к арабам, которые обрели независимость не без помощи иностранцев. Секуляризация истории носит во многом лишь поверхностный характер; причем «туркинизация» истории Османской державы произошла совсем недавно, в конце XIX в., а до того империя выступала как воплощение незыблемости ислама.
В самом деле, происхождение нации перестают связывать с исламом начиная со времени Ататюрка. Появляются два новых очага:
– Прежде всего, Анатолия: воссоздаются цивилизации, предшествовавшие приходу турок, вплоть до самых древних.
– Затем Центральная Азия: прославляются кочевые цивилизации народов-кочевников, главным образом гуннов, хлынувших на Запад.
И вот полностью перевернутым оказывается представление, которое имели о гуннах – этом первом тюркском народе – европейцы, персы, китайцы.
Но ведь все наши сведения о гуннах почерпнуты из свидетельств побежденных ими народов – китайцев или армян, византийцев или арабов. Что представляла бы собой история Франции, изложенная исключительно ее врагами?
Итак, единственная история, симпатизирующая гуннам, – это история, которую рассказывают турецким школьникам. Здесь прославляют кочевые цивилизации под властью Аттилы или Тамерлана. «Аттила оставил о себе память как об очень добром, приветливом государе; это была яркая индивидуальность из тех, чей след сохраняет история» (V. 30). Империя гуннов V в., «когда она поочередно покорила Византию и Западную Римскую империю», представлена как территориальное образование с двойной границей: собственно империи и народов, платящих дань. Рассказывая о договоре 434 г. гуннов с Византией, подчеркивают равенство двух государств во всем, их одинаково высокую организацию, равноценность их установлений.
Экспансия гуннов предстает отнюдь не опустошительным ураганом. Это был один из формирующих элементов евроазиатского общества. Именно она лежит в основе первых опытов европейского рыцарства, как о том свидетельствует эпос о Нибелунгах, а также в основе многочисленных обычаев и организационных структур, которые после раскола империи породили государства с многовековой историей – мадьяр, грузин и т. д.
Вторая важнейшая веха истории Турции – это их самое обширное и, разумеется, самое терпимое из когда-либо существовавших многонациональных государств – Османская империя. Память о ней и после ее распада озаряет будущее тюркских народов.
Конечно, после тщетных попыток Энвер-паши восстановить единство турецкого мира от Анатолии до Казани и высокогорных районов русской и китайской Центральной Азии, пантуранизм несколько сбился с пути.
Тем не менее в учебнике, изданном в 1976 г. в Стамбуле, обнаруживается пережиток мифа: там помещена карта расселения турок в 1963 г. Серым цветом отмечена граница воображаемого огромного государства, где турки составляют «большинство населения». Оно простирается от Анатолии до советской Средней Азии и Синьцзяна, а в середине его, как в плену, расположено крошечное белое пятнышко: современная территория Армении.
7. От священной истории к истории отечества и государства: взгляд из Европы
Мы уже неоднократно встречались с европейским взглядом на историю и встретимся еще. Но это был взгляд на историю остального мира. Что же касается содержания и хода собственно европейской истории, то в рамках этой книги мы сможем коснуться лишь тех или иных ее аспектов.
Скажем прежде всего об очагах ее возникновения, потому что история, написанная историками, – это не единственная история. Бернар Гене в «Истории и исторической культуре средневекового Запада» (I.6) отмечает, что наряду с общепризнанным историческим фондом, идущим от Кассиодора, Иосифа Флавия, Евсевия Кесарийского и т. д., на тысячу лет вперед определивших историческую культуру Запада, существует другая история, история, восходящая к другим источникам. Она написана не на латыни, а на народных языках, в прозе или в стихах, как, например, начинающаяся с Брута история Англии, которую в 1338 г. переложил стихами на английский Роберт Маннинг «не для ученых, а для простых людей».
Связь с Римом длилась по меньшей мере до XV в., до тех пор история означала – древность, или только прошлое церкви, Священную историю. Даже у королевских чиновников не было никаких книг по истории, кроме трактатов на эти темы, во всяком случае во Франции. Лишь с XV в. «общей страстью всех просвещенных французов становится история собственной страны» (1.6). И тут она начинает, как и везде, выполнять функции, свойственные ей часто и сегодня: она прославляет отечество и объясняет, что существующее государство носит законный характер.
Однако написанный текст – не единственный очаг воссоздания прошлого, очаг воплощения истории. В Испании, например, главенствующая роль в сохранении коллективной памяти общества принадлежит празднику. В Англии, прежде всего благодаря Шекспиру, эту роль играет театральный спектакль. Сегодня, как и вчера, в формировании исторического сознания активно участвуют разного рода зрелища, представления, кино, причем именно того исторического сознания, которое режим хочет внедрить в головы детей. Это особенно четко прослеживается в нацистской Германии. Во Франции много очагов зарождения истории, но главная проблема тут в другом: выяснить побеждает ли тяга к истории или страх перед ней.