Текст книги "Блистательные дикари"

Автор книги: Марк Бернелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Ричард Элмор жил в квартирке в небольшом двухэтажном домике, где по второму этажу шла крытая терраса, опоясывавшая постройку. Дом находился на улице, начинавшейся сразу за Каледониан-роуд. Крис позвонил и через некоторое время услышал, как звякнул шпингалет поднимавшейся вверх рамы.

– Ричард Элмор?

– Может статься.

– Меня зовут Крис Лэнг. Мистер Джозеф Коптет должен был сообщить вам о моем прибытии…

Голова, появившаяся было в оконном проеме, исчезла, и минутой позже входная дверь в домике распахнулась. Судя по всему, в дни молодости рост Ричарда Элмора был не меньше полных шести футов, но годы согнули его, и с возрастом он начал сильно горбиться. Тем не менее его рукопожатие было решительным и крепким. Большой нос значительно выступал вперед, из-под нависшего лба внимательно смотрели маленькие, глубоко посаженные свиные глазки. Его обвисшие красные щеки, казалось, оттягивали вниз остальную часть его физиономии. Опущенные уголки рта придавали лицу мрачный вид, а толстые, серебряные от седины и похожие на проволоку волосы торчали во все стороны. Он был одет в старую рубашку с закатанными по локоть рукавами, а старые фланелевые брюки лишь подчеркивали его изрядное брюшко.

Он оглядел Криса с ног до головы и пробормотал:

– Да, вы именно такой, каким вас описал Коптет. Что ж, заходите, мистер Лэнг.

Элмор повернулся и побрел вверх по лестнице. В прихожей было довольно темно, и нигде не было видно ни единой электрической лампочки. Из двери, находившейся слева по коридору, одуряюще пахло специями. Элмор закрыл за Крисом дверь своей квартиры и провел его в гостиную – небольшую квадратную комнату, из которой через арку в стене можно было попасть в кухню.

– Может быть, вы выпьете чаю? – спросил хозяин.

– Спасибо, с удовольствием.

Крис с любопытством осмотрелся. В гостиной Элмора ощущалось какое-то незнакомое ему до сих пор постоянство. Крис не удивился бы, если бы узнал, что и тридцать лет назад гостиная выглядела точно так же. Парочка современных бытовых приборов указывала, разумеется, на эпоху, но их присутствие не бросалось в глаза и не нарушало общей гармонии. По сторонам маленького, забранного решеткой камина стояло по креслу. Они были удобными и глубокими, хотя и казались на первый взгляд давно вышедшими из моды.

– Как поживает Джозеф?

Элмор колдовал на своей кухоньке, которая по размерам походила скорее на большой шкаф, – он наполнял водой чайник со свистком.

– У него все в порядке. Пожалуй, несколько утомлен, но это затрагивает лишь физическую сторону его существования. Душой же он, как всегда, молод.

Элмор хохотнул.

– Когда он мне позвонил, его голос звучал звонко, как в былые годы, а ведь я не разговаривал с ним по меньшей мере год, а то и полтора.

Крис попытался было представить Коптета бок о бок с Элмором, и это показалось ему забавным. Судя по всему, Элмору туго пришлось в жизни – квартирка жалкая, денег у него нет, это ясно, а между тем Коптет буквально купался в роскоши, и единственной его заботой было выбрать резиденцию пошикарнее.

Элмор тем временем зажег газовую конфорку, и перед его глазами заплясали голубые язычки пламени. Пока он устанавливал чайник на огонь, Крис изучал коллекцию фотографий в деревянных рамках, стоявших на маленьком столике рядом с загаженным окном. Он обратил внимание на фотокарточки двух привлекательных женщин с суровыми взорами, сделанные как минимум лет пятнадцать назад. На другом портрете рядом с женщинами был изображен Элмор. Прочие снимки запечатлели Элмора за границей – на каждом из них он был одет по погоде. Один снимок особенно привлек внимание Криса. Он даже подошел к окну, чтобы получше разглядеть изображение в лучах заходящего солнца.

На фотографии можно было увидеть молодого Ричарда Элмора, стоящего рядом с Джозефом Коптетом. Со всех сторон их окружали вооруженные люди. На некоторых красовалась военная форма, другие были облачены в штатское. Судя по всему, решил Крис, эти люди натянули на себя все самое лучшее. Все они стояли в снегу чуть ли не по колено. Лица, смотревшие в объектив, выглядели утомленными и исхудавшими, но люди на фотографии улыбались.

– Это один из самых волнующих моментов моей жизни, – заметил Элмор, который незаметно вернулся в гостиную. – Был до смерти напуган, но счастлив, как никогда.

– Вторая мировая война? – осведомился Крис.

Элмор утвердительно кивнул.

– Югославия. Мы сражались с хорватами и нацистами. Там-то мы с Джозефом и познакомились.

Крис поставил фотографию на место. За окном вечернее небо стало наливаться оранжевым цветом, а по краям приобрело алый оттенок.

Элмор продолжал разглядывать заветное фото с изображением Коптета.

– Именно там, в Югославии, все и началось. В свободное от боев время мы воровали медицинские препараты и прочее – бинты, транквилизаторы – все, что под руку попадалось. Черный рынок просто невозможно было насытить. Лекарства и бинты тогда стоили дорого. Они и сейчас дают неплохую прибыль, если ими торговать.

Крис не мог себе представить, что Джозеф Коптет, которого он знал, когда-то занимался воровством. Нынешний Джозеф Коптет был пожилым мультимиллионером, испытывал неудержимую тягу к «шабли» и картинам импрессионистов. И уж конечно, он никак не походил на мелкого воришку и борца с нацизмом.

В кухне засвистел чайник. Элмор поспешил туда с широкой улыбкой на увядшем лице. Крис закурил и оперся о дверной косяк.

– Вы что, работали с ним после войны?

Элмор с большим вниманием выбирал фарфоровый чайник для предстоящей церемонии чаепития. Тем не менее он с готовностью ответил на вопрос:

– К 1945 году у Джозефа была уже вполне работоспособная сеть сотрудников и деловые партнеры по всей Европе. Все последующие годы он без зазрения совести их доил и обманывал и таким образом сколотил первоначальный капитал, который лег в основу его будущего благосостояния. Со временем он занялся экспортом западных лекарств и медицинского оборудования в Восточную Европу. На этом можно было заработать кучу денег, только это не каждому оказалось под силу. В этом деле приходилось раскидывать мозгами, а у Джозефа мозги имелись – уж будьте покойны. Мозги и связи.

– Вы хотите сказать, что он продавал им препараты, которые им больше негде было взять?

– Равно как и препараты, которых везде имелось в достатке. Просто он скидывал цену. Хотя его сеть отлично работала и его деятельность не требовала от него личного участия в операциях по транспортировке, он временами изъявлял желание прогуляться за «железный занавес», чтобы пощекотать себе нервы и не потерять форму. Партнеры чрезвычайно уважали его за рисковый характер, хотя и знали, что каждая такая ходка обогащала его все больше и больше. Вот как он вел дела – не придерешься.

С тех пор, подумал Крис, Коптет избавился от своего сомнительного прошлого, словно змея от старой шкурки. Он прочно обосновался на новой родине и стал отцом-основателем фирмы «Фармацевтические товары Коптета», а также единственным спонсором Института Коптета, который был создан исключительно на его средства.

Элмор разлил по чашкам чай и вернулся в гостиную. Там он поставил свою чашку на стол и потянулся к большому, переплетенному в кожу альбому для фотографий, стоявшему на книжной полке. Потом он протянул его Крису, который быстро пролистал несколько страниц, пока не наткнулся на черно-белую фотографию мальчика. Тот лежал на застывшей от мороза земле, выставив обнаженное плечо из широкой горловины ветхого, не по размеру, свитера. Крис взглянул на фото повнимательнее. В точке, где шея соединялась с плечом, отчетливо просматривалась глубокая рана. На следующем снимке была изображена группа людей с лицами белее, чем снег вокруг них. Из этих лиц, казалось, ушла сама жизнь, и они смотрели в объектив пустыми, мертвыми глазами акул. Крису еще не приходилось видеть живых людей, столь похожих на трупы.

– Так когда же все это началось? – спросил Крис.

– В конце сороковых – начале пятидесятых. В сущности, самое начало можно отнести к тому периоду, когда мы вместе с ним оказались в Югославии и сражались против нацистов. Мы жили в горах и постоянно передвигались от селения к селению. Время от времени мы забирались в деревеньку где сталкивались с людьми, подобными тем, что на снимке. – сообщил Элмор, склоняясь над фотографиями. – Вот эти два, к примеру, мы сделали в Румынии. Но это было уже в 1951-м или 1952 году.

Люди на фотоснимке, выглядели ужасно. Тощие, как скелеты, родители прижимали к себе прозрачных детей худыми, похожими на ветки руками. Все взрослые стояли на снегу босиком.

– Мне кажется, мы столкнулись с этим только в двух или трех селениях, а ведь мы побывали в сотнях. Но там, где это существовало, население начинало на глазах редеть. Полагаю, дело заключалось не только в физической немощи. Просто они отказывались что-либо делать и хоть как-то себе помогать. Они даже не могли самостоятельно принимать пищу, и, как следствие этого, выздоровление становилось для них невозможным.

Элмор достал жестянку с табаком и несколько кусочков аккуратно нарезанной папиросной бумаги. Крис предложил ему сигарету; но тот отказался.

– Все это напоминает печальные последствия вырождения от недоедания на протяжении существования нескольких поколений. Это были самые нежизнеспособные люди, каких мне только доводилось видеть. Они просто гнили заживо. Даже те, которые на первый взгляд выглядели вполне здоровыми и довольно упитанными, тоже страдали до крайности. Временами они были столь слабыми, что и говорить-то нормально не могли. Они бесцельно блуждали и, судя по всему, не понимали, что делают. Они не подозревали также о нашем присутствии – да и вообще не осознавали, что творится вокруг.

В жизни не видел людей более опустошенных, а принимая во внимание, что я прошел войну и навидался всякого, это кое-что значит. Они нас до смерти напугали. Нам казалось, что мы очутились в стране призраков. Но потом мы отправлялись в следующую деревню, которая обычно находилась неподалеку, и обнаруживали, что мир существует, солнце светит, да и вообще жить неплохо. Но местные жители отлично понимали, с чем мы столкнулись, и ни один из них – даже под угрозой смертной казни – не отважился бы повторить наше путешествие в деревню, населенную зомби. Они скорее убили бы одного из тех несчастных, нежели заговорили бы с ним. Настолько они были напуганы. Но, как я уже говорил, в подобной ситуации мы оказывались только два или три раза.

Под конец мы пришли к кое-каким выводам. Мы решили, что несчастные заражены неизвестным вирусом, который развился во время войны в связи с недостатком лекарств, отсутствием нормального питания и медицинской помощи. По большому счету, мы догадывались, что не все так просто, но нас ждали дела, поэтому мы торопились поскорее оттуда убраться и забыть все как дурной сон.

Крис отлично его понимал.

– После войны Джозеф начал контрабандой переправлять лекарства и медицинское оборудование в страны Восточной Европы и заработал на этом кучу денег. Порой он снова сталкивался с крохотными общинами, где люди страдали от той же болезни, что и жители деревень, встреченных нами в Югославии. Мы не понимали двух вещей. Первое: ни один препарат, которыми торговал Джозеф, не приносил больным ни малейшего облегчения. И второе: всем на них было наплевать. От обитателей окрестных деревень до правительственных чиновников в столичных городах. Там, в огромных мегаполисах, это объяснялось обыкновенным равнодушием по отношению к наименее удачливым членам общества. Но на местном уровне это выглядело как самый обыкновенный страх заразиться, замешенный на истерии. Своего рода устойчивый психоз.

Джозеф обнаружил некоторые единые черты всех общин, пораженных вирусом, – вне зависимости от страны, где проживали эти несчастные. Все подобные поселения были невелики, располагались в сельской местности и были изолированы от цивилизации. Жители прозябали в бедности и невежестве. Но они необязательно страдали от истощения или каких-либо заболеваний.

Крису уже приходилось читать описания подобных случаев, но он еще ни разу не сталкивался с очевидцем, и эта встреча, а также рассказ Элмора вызвали у Криса неприятный озноб.

Элмор вздохнул и наконец закурил самокрутку, которую только что скатал у себя на колене.

– Джозеф, надо сказать, хотя и любил деньги и те блага, которые они приносили, был не чужд сострадания. Я вовсе не пытаюсь ему льстить, а лишь констатирую факт. Но причиной расследования, которым он решил заняться, было не одно только сочувствие. Он сразу связался со мной, поскольку я вместе с ним посещал югославские деревни. Он мгновенно вспомнил, насколько я был опечален всем увиденным. Я ухватился за возможность поработать вместе с Джозефом и снова его увидеть просто потому, что мне до чертиков надоело в Лондоне и я только искал повода уехать отсюда.

На этот раз товар у нас был опасный – мы везли морфин и поэтому старались держаться самых отдаленных и забытых Богом областей Венгрии. Что касается меня, этот край мне чрезвычайно напомнил Югославию. Почти такие же люди и почти в таком же состоянии. Они были заражены и напуганы, презираемы окружающими точно так же, как если бы страдали от проказы. Они передвигались, по крайней мере некоторые из них, но были все равно что мертвые.

Признаться, Крис с удовольствием выпил бы сейчас виски вместо чая. По мере того как Ричард Элмор воскрешал в памяти прошлое, он все чаще замолкал и уходил в себя, словно ожившие призраки былого тревожили его с новой силой.

– В любом случае, – продолжил он уже без прежнего оживления, – в венгерских поселках мы обнаружили кое-что новенькое: сильнейшее влияние суеверий. Это было повсеместно. В течение почти двух лет мы бродили с нашим опасным товаром, перебираясь из Венгрии в Польшу, из Польши в Чехословакию, Болгарию или Румынию. И везде, где мы только не натыкались на проклятые поселки, нас встречало одно и то же: немощь и дикий ужас. Суеверия и страшные сказки превращали этих людей в самых настоящих психов. Конечно же, винить их не приходится. Все они в известном смысле одиноки и в силу необразованности лишены нормального взгляда на мир. Тем не менее множество неприятностей они доставляли себе сами. Вот мы, нормальные люди, сидим здесь у камина, и нам трудно поверить, насколько разрушительно действует на человеческую психику иной миф или легенда. Но мне неоднократно приходилось быть тому свидетелем. В некоторых семьях, живших на отшибе, люди вдруг без видимой причины принимались убивать друг друга. Такого рода маленькие деревенские общины находятся под своеобразным гипнозом, составными частями которого являются ужас и невежество. Повторяю, в это трудно поверить, но подобное происходит каждый день, и плевать, что двадцатый век близится к концу.

Все эти сказки, эти страхи сходились в одном, и это их объединяло. От Польши до Югославии и Греции в легендах встречался один постоянный персонаж…

– …вампир, – закончил за него Крис.

– Совершенно верно.

– И вы, должно быть, насмехались над этими страхами? Да и кто бы в подобной ситуации удержался от насмешек?

Элмор хохотнул.

– Точно так. Уж кто-кто, а мы относились к этим страхам скептически. С другой стороны, нам не хотелось также с порога все отметать. Скептикам редко открывается что-нибудь стоящее. Мы даже были готовы к насмешкам со стороны наших друзей. Лишь бы не пропустить ничего интересного, что могло привести нас к истине. Кроме того, ни я, ни Джозеф не ожидали встретиться с Бэла Лугоши* (Лугоши Бэла Ференц Бласко (1882—1956) – американский киноактер венгерского происхождения. Прославился как исполнитель роли Дракулы. – Примеч. ред.), одетым в черный плащ с капюшоном и изысканный костюм. Тем не менее, когда очередная страшная сказка оказывалась сказкой и ничем иным, что-то подозрительное в этом все-таки оставалось. Что-то вполне реальное. Какой-то факт который мы не смогли объяснить или понять. Вот как все начиналось. Что же касается дальнейших событий, я полагаю, в этом вы осведомлены куда лучше, чем я.

Крис покачал головой:

– Сомневаюсь. Но скажите, отчего вы расстались? Джозеф мне ни словом об этом не обмолвился.

Элмор слабо улыбнулся и прижал руку к груди.

– Я влюбился, – сказал он. – В Марину. Мы поженились здесь, в Лондоне, в 1957-м. Ей хотелось спокойной жизни, и мне пришлось подчиниться. Джозеф, разумеется, во мне разочаровался. Уж я-то знаю.

Крис кивнул:

– Он не раз говорил об этом.

Элмор был доволен, что о нем не забыли.

– Я работал учителем в школе неподалеку.

– И всегда жили здесь?

– С тех пор как мы поженились, да. Увы, это единственный дом, какой у нас был с Мариной. Вот почему я никуда не собираюсь отсюда уезжать – не говоря уже о том, что я слишком стар для каких бы то ни было перемен. – Он грустно улыбнулся и добавил: – Что же касается Марины, она отошла в лучший мир в 1977 году и с тех пор…

Он оглядел комнату со множеством старых вещей.

– Она все еще здесь?

– Вы правы, – сказал Элмор, подтвердив свои слова утвердительным кивком.

Он снова задумался, и его ничего не выражающий взгляд устремился к окну, за которым догорал день. Но потом он снова приободрился и спросил:

– У вас хорошее оборудование?

Крис кивнул:

– Отличное. Особенно в лаборатории по изучению возбудителей лейкемии. Многие полагают, что наш институт в этом вопросе продвинулся дальше, чем кто-либо в мире.

– А ваша лаборатория? В ней есть все необходимое?

– У нас не хватает материала дли изучения. Пока мы получили одно или два тела, но их плоть не содержит того, что мы ищем.

– Скажите, мой рассказ вам помог хоть немного?

– Еще как. Ведь нам необходимо сопоставить множество фактов. Я. кстати сказать, изучал материалы по данному вопросу, прежде чем сюда приехать. – Крис откашлялся. – Интересно, что вы думаете по поводу двойного убийства Колсен – Перлмана?

Элмор ухватил кончиками пальцев жалкие остатки своей самодельной сигареты и глубоко затянулся, после чего выбросил крошечный окурок в пепельницу. Затем он откинулся на подушки кресла и вытянул ноги.

– Если вы желаете узнать мое мнение, то скажу: я не верю, что оно имеет отношение к делу.

– Но вы же знаете, что нам удалось обнаружить еще несколько схожих случаев, которые имеют непосредственное отношение к нашим исследованиям?

– Знаю.

– И вы полагаете, что дело Колсен – Перлмана всего лишь совпадение?

– Я слишком много повидал в этой жизни, чтобы торопиться с выводами.

Глава 5

– Где? – спросил Хэролд Дейли.

– На четвертом этаже, – ответил Дэвид Смит, – но предупреждаю вас, лифт не работает.

– Чудненько! – с раздражением произнес Дейли, бросив окурок на тротуар и раздавив его каблуком. – Кто она?

– Ее зовут Сара Рейнолдс. Ей двадцать шесть лет, не замужем.

– Она живет одна?

– Нет, с подругой. Мэри Бич. Сейчас ее нет. Она уехала в Грецию, чтобы провести там отпуск.

– И с чего это ей пришло в голову ехать в Грецию? Она с равным успехом могла бы есть водоросли и пить какую-нибудь липкую дрянь здесь. Вы когда-нибудь были в Афинах?

– Никогда, моя жена плохо переносит самолет.

– И хорошо. Там ужасная тоска. Если вам хочется полюбоваться на ветхие здания и небритых греков, отправляйтесь в Тоттенхэм.

Когда они добрались до четвертого этажа, Дейли задыхался и весь покрылся испариной. Над городом нависли тяжелые тучи, обещавшие в скором времени проливной дождь, который, впрочем, так и не пролился. Влажность почти достигла ста процентов, воздух был насыщен электричеством, и временами над Лондоном рокотал гром, но ни единой капли так и не упало на его пыльные мостовые.

Детектив-констебль Маллой покуривал сигарету, стоя в дверном проеме и наблюдая за тем, как к нему приближается начальство.

– Ну-ка выбрось эту гадость, – посоветовал ему Дейли, – и отвечай по форме – что там?

– Картина довольно пестрая, сэр, – хладнокровно отрапортовал констебль. – Некоторые из наших ребят того… Ну, вы понимаете…

Дейли повернулся к Смиту.

– Кто ее обнаружил?

– Уборщица. Она родом из Португалии. Приходит сюда раз в неделю. У нее свой ключ. Обычно она приходит, когда девушки находятся на работе.

– Она здесь?

– На кухне, – подтвердил Маллой. – Марш поит ее чаем.

Дейли и Смит вошли в битком набитую сотрудниками полиции квартиру. Почти сразу же они заметили Рози Марш, которая на кухне утешала уборщицу. В раковине были составлены грязные тарелки, а на колченогом столике виднелись две пустые винные бутылки.

Целая армия экспертов уже трудилась на месте происшествия. Дейли принялся перебирать корреспонденцию, наваленную грудой на журнальном столике, стоявшем в центре гостиной. Рейнолдс явно не отличалась аккуратностью и платила по счетам только в самом крайнем случае. Рядом с фотопортретом Робера Дюнуа сидел молоденький офицер полиции в новенькой форме. Он тупо смотрел прямо перед собой и лишь чуточку кривился от нестерпимого запаха.

– Ты в порядке, сынок? – осведомился Дейли, положив руку ему на плечо.

Бедняга кивнул. Он был бледен, как смерть, или, вернее, как Смит, который был знаменит нездоровым цветом лица.

– Где она?

– В своей комнате, сэр.

– Вот что я тебе скажу, парень. Отправляйся-ка ты лучше вниз и помоги ребятам, которые трудятся около дома.

В этот момент ноздри Дейли наконец уловили запах. Впрочем, «запах» – слабо сказано. Это была ужасная, одуряющая вонь.

Смит тоже ее почувствовал.

– Бог мой, – только и мог он вымолвить.

Дейли попытался дышать ртом, но от запаха не было никакого спасения. Он по опыту знал, что даже к самым страшным убийствам можно привыкнуть, но к запаху тления приучить себя невозможно. Этот запах обладал характерными признаками, и стоило вдохнуть хоть раз отравленный его миазмами воздух, как он мгновенно поражал все органы обоняния и уже не забывался никогда. В воздухе слышалось назойливое гудение мух – еще одно напоминание об обстоятельствах, при которых уборщица наткнулась на тело. Вероятно, прежде чем обнаружить труп, женщина услышала жужжание сотен насекомых. Левая нога Сары Рейнолдс была неестественно подогнута под тело. Она лежала в странной позе, как будто убийца мгновенно заморозил ее тело в последний момент, запечатлев предсмертные конвульсии. Дейли огляделся. Брайан О'Салливан стоял на коленях около трупа, продолжая его тщательнейшим образом изучать. Свет, лившийся с потолка, позволял рассмотреть его лысеющую макушку. Висячие усы Салливана едва не касались потемневших пятен крови на разорванной одежде женщины. Одновременно он отмахивался от мух, когда те подлетали слишком близко к огромной разверстой ране.

– Гарри, – сказал он, ощутив присутствие Дейли даже не поднимая головы, – здесь совершенно особый случай.

– И запах тоже особый.

О'Салливан всматривался в огромную зиявшую дыру в грудной клетке убитой. Некоторые кости были не просто раздроблены на кусочки, а буквально размолоты в пыль. Дейли даже показалось, что причиной столь чудовищных повреждений стал взрыв, разорвавший тело изнутри. При первой возможности он сообщил о своей гипотезе 0'Салливану, который сразу же ему возразил:

– Ничего похожего, Гарри. Если бы у нее в груди и в самом деле что-то взорвалось, то пострадал бы прежде всего позвоночник.

Полость в груди женщины казалась неизмеримо большей по размерам, чем раны, обнаруженные у других, убитых аналогичным образом. Дейли приходилось видеть жертвы, изувеченные до неузнаваемости, но в этом случае сам по себе характер ранения заставлял волосы шевелиться от ужаса. За исключением убитых в отеле «Кэдогэн», Дейли никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Хотя в комнате было полно полицейских и экспертов, обследовавших каждую щель, чтобы обнаружить хоть какие-нибудь улики. Дейли стал ощущать легкое чувство беспокойства и сомнения. В комнате номер 114 отеля «Кэдогэн», несмотря на все усилия, не удалось обнаружить ничего стоящего.

– Есть соображения по поводу оружия, которым было нанесено ранение? – спросил он Салливана.

– Пока нет, но, как вы видите, повреждения, нанесенные девице, напоминают раны на теле тех двоих. Возможно, в данном случае повреждения значительнее, но почерк один и тот же. Эти гигантские раны имеют форму распустившегося цветка. Как вам известно, других деталей в гостиничном номере нам установить не удалось.

– Скажите, а сердце? Что с сердцем?

– Его нашел Уолтерс.

– Кто из вас, парни, Уолтерс? – спросил Дейли у рыскавших по комнате полицейских.

Смит похлопал Дейли по плечу.

– Это тот самый юнец с бледным лицом, которого вы отослали на воздух.

– Он чуть не наступил на сердце! – воскликнул 0'Салливан. – Нашел его у дивана. Мне показалось, что парень вот-вот вырубится, – ну я и отослал его из комнаты.

– Какое у вас доброе сердце, – пробормотал Дейли.

– Вот уж чего нельзя сказать о мисс Рейнолдс.

– Не унывайте. Брайан. Скажите, укусы на теле обнаружены?

На горле Дженнифер Колсен и на шее Андрэ Перлмана были обнаружены следы зубов, но они имели слишком неопределенный характер, чтобы из этого можно было извлечь практическую пользу. Они даже не смогли получить необходимую для анализа слюну.

– Да, по меньшей мере один. – Он продемонстрировал Дейли левую руку убитой. На запястье можно было заметить глубокие рваные раны, заляпанные подсохшей кровью. – Судя по всему, у нее под ногтями ничего особенного нет, поэтому можно сделать вывод, что все попытки к сопротивлению оказались неудачными – ей даже не удалось поцарапать убийцу.

– Возможно, ей не дали такой возможности. Давно она тут лежит?

0'Салливан пожал плечами:

– Точное время я сообщу вам позже, но уже сейчас можно утверждать, что с момента убийства прошло пять или шесть дней.

– Пахнет так, что кажется, будто прошло две недели.

– Ничего подобного, – разуверил его 0'Салливан и поднял на Дейли усталые глаза, какие обычно бывают только у медицинских экспертов.

Смит в течение десяти минут беседовал с уборщицей по фамилии Оливейра. Было заметно, что она не вполне владеет английским языком, а сейчас, находясь в состоянии шока, вообще не может связать двух слов. Закончив импровизированный допрос, Смит пришел в комнату, где находился Дейли, чтобы подвести некоторые итоги.

– Ее зовут Мария Оливейра, и родом она из Эсторила. Она работает уборщицей вот уже два года и заходит сюда раз в неделю на три часа. Когда сегодня утром она вошла в квартиру и обнаружила труп, то сразу же сообщила в полицию. Вот и все, что удалось узнать. Сейчас она в прострации.

– Ничего удивительного, – сказал Дейли. – Одно дело – убирать грязь в ванной комнате, и совсем другое – натыкаться на вырванное из грудной клетки сердце, валяющееся на ковре.

Смит тем временем продолжал:

– Она дала понять Розе, что сегодня дверь, как обычно, была заперта. Я тоже осмотрел замок и должен сказать, что на нем нет видимых повреждений. По-моему, говорить о взломе не приходится.

– Тогда, возможно, жертва знала убийцу. Кстати, – сказал Дейли, – коль скоро мы заговорили о взломе, есть ли на теле жертвы признаки, свидетельствующие о том, что преступник проник в квартиру помимо ее воли?

– Лично я ничего такого не заметил, – ответил 0'Салливан. – Разумеется, после экспертизы можно будет сказать определеннее, но явных следов нет.

Дейли прокрутил пленку автоответчика. На кассете было оставлено пять сообщений. Рядом с аппаратом находилась телефонная книга в кожаном переплете. Он перелистал несколько-страниц, а потом поднял глаза. Неожиданно его внимание привлекли следы крови на внутренней поверхности двери – расположение кровавых полос напомнило ему орнамент китайского веера: они словно расходились лучами от одной общей точки в центре. Дейли вдруг почувствовал, что влажный воротничок рубашки натирает ему шею, заворчал и потянулся за сигаретой. Он ощутил некое возбуждение, сродни радости охотника, завидевшего дичь. Итак, теперь у них уже три трупа, но что же они знают об убийце? Прежде всего было ясно, что это чрезвычайно сильный физически человек, и второе – он пользуется оружием, которое до сих пор не удалось идентифицировать. Кроме того, Дейли про себя определил убийцу как любителя кусаться, но вот назвать его любителем пускать слюни было нельзя. Вот, собственно, и все – довольно скромные результаты, учитывая затраченные усилия.

В ванной комнате царил настоящий хаос. Полки были заставлены пустыми бутылочками из-под шампуня, различными лосьонами и полупустыми тюбиками зубной пасты. На полу валялись гигиенические тампоны, хотя рядом стояла коробка, где они, по идее, должны были лежать. Сара Рейнолдс не относилась к разряду аккуратных людей. Ее тряпки точно в таком же беспорядке были разбросаны на полу в спальне. На прикроватном столике красовалась фотография молодого человека, скорее всего бойфренда, оправленная в латунную рамку. Рядом стояли стакан с водой, электронные часы с зелеными цифрами и коробочка противозачаточных таблеток. Дейли исследовал «опасные дни» мисс Рейнолдс, которые она отмечала карандашом на упаковке. Если предположить, что она приняла таблетку в день убийства, то дата смерти совпадает со сроками, о которых упомянул 0'Салливан!

Дейли принялся исследовать содержимое гардероба и ящиков комода. Когда он распахнул створки шкафа, на него обрушилась гора сваленных как попало платьев. В ящике, где девушка хранила белье, он в самом низу наткнулся на конверт с фотографиями и стал рассматривать их одну за другой. На некоторых была запечатлена сама хозяйка квартиры. Настоящая красотка, подумал Дейли. Об этом трудно было судить, глядя на изуродованные останки девушки, вернее, на ту кучу костей и мяса, в которую ее превратил убийца.

Он вернулся в спальню и громко спросил, ни к кому персонально не обращаясь:

– Кто-нибудь в курсе, чем она зарабатывала на жизнь?

– Она работала секретаршей, – мигом откликнулся Маллой. – Служила в фирме в Сент-Джеймсе. Фостер уже там шурует.

Дейли встал в дверном проеме и обратился к 0'Салливану, склонившемуся над телом убитой:

– С этой минуты мисс Рейнолдс поступает в ваше полное распоряжение, Брайан. Нет смысла изучать ее здесь. В анатомичке вы сможете делать все, что вам заблагорассудится, с гораздо большим комфортом. И ради Бога, приведите тело в порядок. Кому-то придется его опознавать. Возможно, это будут ее родители, если нам удастся связаться с ними.

– Вот бедняги, – произнес Салливан.

– Да уж, их ждет мало приятного. Сейчас она напоминает жертву инопланетян из фильма «Чужой», так что найдите человека, который мог бы основательно заняться трупом, ладно? Им и так придется несладко, поэтому не стоит превращать опознание в пытку.

Роберт Старк закрепил пожарный шланг в двери таким образом, чтобы она не закрывалась. Эта операция отнюдь не помогла ему устроить сквозняк, как он рассчитывал. Щеткой от пылесоса он прошелся раз-другой по ковру, совершая привычный ритуал, который выполнял три раза в неделю. В большом зеркале он увидел собственное отражение – его футболка промокла от пота. Поскольку в холле было мало света, его отражение в зеркале казалось темным, хотя белки глаз, наоборот, ярко сверкали, скулы заострились, а густая тень скрыла нижнюю часть лица.